Электронная библиотека

Повсеместно в музеях России, особенно провинциальных, сведения об основателях, как правило, ограничивались именами местных краеведов и некоторыми меценатами.

Между тем, заслуживают исследования материалы, письменные источники, свидетельствующие о сотрудничестве членов комитета музеев, в данном случае Ростовского музея церковных древностей, с руководством МАО, в частности с П.С. Уваровой. Было бы справедливо с должным вниманием изучить их совместную работу как в деле организации музея, так и его развития.

Всплеск интереса Российской общественности к своей истории в XIX в. было явлением не случайным. Этот период характерен поворотом внимания верхних слоев общества к истории своего Отечества – после трагедии Крымской войны. Империи потребовалось самоутверждение. Воспитанники этих времен, служившие на ниве науки и просвещения в различных областях и уровнях, смогли возбудить интерес к изучению русских древностей, донести его до всех провинциальных уголков Российской империи.

Московское Археологическое общество, основанное в 1864 г. Алексеем Сергеевичем Уваровым, его научная и колоссальная просветительская деятельность по изучению русских древностей, охране и реставрации памятников, до настоящего времени не оценены по заслугам.

Для организаторов музеев МАО было обществом ученых, где всегда можно было получить квалифицированный совет, практическую помощь. На первом заседании общества 17 февраля 1864 г. А.С. Уваров провозгласил тезис о принципиально новом качестве созданного научного общества – открытости, благодаря которому, на заседаниях общества мог присутствовать каждый желающий.

Как отмечают исследователи, высокое общественное положение А.С. и П.С. Уваровых, блестящее образование, близость к членам императорской семьи, давало им возможность апеллировать по тем или иным нуждам МАО к чиновникам самого высокого ранга и решать сложнейшие организационные вопросы.

Не следует забывать, что П.С. Уварова являлась с 1895 г. почетным членом Императорской Академии наук, профессором Дерптского (1888), Харьковского (1906), Казанского (1910), Московского (1910) университетов, Петербургского археологического института (1891), Лазаревского института восточных языков (1902). В круг ее общения входили В.И. Вернадский, В.В. Докучаев, Н.К. Рерих, члены императорской фамилии. Тем не менее, организаторы музеев всегда могли напрямую обратиться к высокопоставленной графине, в полной уверенности, что найдут понимание в вопросах дела, которое было для них общим. К ней обращались и с профессиональными вопросами, и с проблемой, если это касалось непростых взаимоотношений между людьми, причастными к общему делу, но стоящими на разных философских позициях.

Что было общим, что объединяло этих людей, так это – преданность делу охраны исторических памятников, признание ценности своего исторического прошлого, традиций, отличавшее подвижников развивающегося музейного дела.

Один из наиболее деятельных сотрудников музея церковных древностей И.Н. Богословский¹ буквально с первых шагов своей деятельности обращается к П.С. Уваровой. Составитель Путеводителя Ростовского музея церковных древностей, преподаватель духовного училища в Ростове, активный подвижник Ростовского музея, Богословский приступил к описанию икон, хранящихся в музее. Эта работа требовала специальных знаний и И.Н. Богословский обращался за помощью, естественно, в МАО, к П.С. Уваровой: «Ваше сиятельство! Зная Ваше постоянное расположение Ростовскому музею церковных древностей и живое участие в его интересах, осмеливаюсь предполагать, что для Вас небезинтересно будет иметь описание некоторых из образов этого музея. Это предположение дало мне возможность решиться послать Вам такое описание, составленное мною, просить Вас снисходительно принять его, как первый еще опыт вступающего в область археологии»². (Из письма И. Богословского от 14 декабря 1887 г.). И, несмотря на безусловную занятость, графиня ответила молодому сотруднику провинциального музея в достаточно краткий срок, рассмотрев первый опыт начинающего исследователя и определив дальнейшее направление его деятельности, о чем свидетельствует выдержка из следующего письма И.Н. Богословского от 23 января 1888 года: «Ваше Сиятельство, милостивая графиня! Позвольте принести Вам глубочайшую благодарность за Ваше внимание, которое Вы благоволили оказать к моему слабому труду и за Вашу готовность помочь мне отчасти в начатом мною деле. Действительно, я давным-давно желал поближе познакомиться с иконографией, чтобы приступить к более подробному и точному описанию икон, находящихся в Ростовском музее, но отсутствие пособий мешало возможности заняться тем и другим. <…> Их отсутствие повлекло между прочим и те недостатки в моей статье, на которые Вы благоволили указать мне. Хотелось бы прежде всего познакомиться с терминами, касающимися собственно иконографии и с практическим описанием икон; тут, как кажется, могло бы доставить мне услугу нечто вроде археологического словаря и затем описание отдельных или целых коллекций икон какого-нибудь музея. Это желание не исключает впрочем необходимости иметь и другие труды по иконографии: чем больше будет пособий под руками, тем надежнее будет представляться возможность на всестороннее ознакомление с предметом. Во всяком случае для Вас, Ваше Сиятельство, лучше известно, что именно может служить более верным руководством в иконографической области для начинающего только что заниматься ею, и потому покорнейше прошу Вас соблаговолить мне все необходимое по Вашему усмотрению. Хотя не важно, но владею немецким языком»³.

П.С. Уварова высылает Богословскому необходимые пособия для работы, о чем свидетельствует пространное, большей частью благодарственное письмо: «…Позвольте принести Вам глубочайшую искреннюю благодарность за высланные Вами сочинения покойного графа А.С. Уварова и профессора Н.В. Покровского⁴…»⁵. Другое письмо, свидетельствующее уже о профессиональной связи начинающего провинциального исследователя с ученым Н.В. Покровским, которая возникла именно благодаря П.С. Уваровой, – Богословский обстоятельно сообщает в своих действиях П.С. Уваровой: «Позвольте принести Вам глубочайшую благодарность за присланные Вами сочинения по иконографии и высказать те мотивы, которые побудили меня снять образы. Мотивы эти – желание Николая Васильевича Покровского иметь у себя снимок хоть одного из описанных мною образов. Вот что он однажды писал мне: «Хорошо было бы присоединить к статье снимок по крайней мере с одной из описываемых Вами икон. Переговорите-ка об этом с кем следует…»⁶ (письмо И. Богословского от 5 апреля 1888 г).

Дальнейшая работа по составлению описания икон, хранящихся в Ростовском музее, также проводилась при непосредственной помощи председателя МАО: «Прошу Вас покорнейше, Ваше сиятельство, выслать что-нибудь мне по этому предмету и тем облегчить мне предпринимаемый труд. Ростовский музей всего больше изобилует иконами. Хотелось бы описание начать именно с них, чтобы покончить прежде всего с большим, а затем приняться за меньшее. В настоящее время у меня под руками имеются: описание Тверского музея и Новгородского музея древностей. Но они для описания икон представляют очень скудное пособие. Если у Вашего Сиятельства не имеется других каких-либо пособий для того, то прошу Вас не отказать мне в присылке книжки описание икон музея Киевской Духовной Академии…» ( 1896 г.).

Как уже отмечалось, Богословский – прежде всего исследователь, для которого научная работа в музее стала смыслом жизни. Можно предполагать разные причины, побудившие его в 1911 г. обратиться к П.С. Уваровой: «С Ростовским Музеем я теперь дело покончил, особенно в связи с составленным мною же описанием икон этого музея. Между тем с музейской работой так свыкся, что без нее пожалуй и делать нечего будет в Ростове. Не найдется ли в каком-либо музее какого-либо местечка, где нужно поразобраться и поописать. Я бы с любовью принял на себя этот труд.»⁷ (11 сентября 1911 г.).

Письма членов комитета Ростовского музея к председателю МАО разноплановы: это и поздравления, и благодарственные, и по-житейски бытовые – все это доказательства уже указанной демократичности в отношениях между людьми, занятыми общим делом.

Письма И.А. Шлякова к П.С. Уваровой затрагивают широкий спектр вопросов. Вот, например, о коллекции в музее: «…имею честь ответить. В Ростовском музее сохраняется небольшая коллекция рукомойников медных, железных и глиняных, хотя и не особенно глубокой старины, но все-таки по деталям их и по рельефным на них украшениям представляющим некоторый интерес в археологическом отношении, а потому я распорядился с этой коллекции рукомойников снять фотографии, которые по изготовлении – дня через 4 сочту своим приятным долгом представить Вашему Сиятельству»⁸ (Из письма И.А. Шлякова от 12 февраля 1889 г.). С председателем МАО И.А. Шляков обсуждает вопрос о ценном экспонате: «…Упоминаемый в Вашем письме крест, на котором помещена надпись о Ростовском Авраамиевском монастыре не есть ли копия с креста Авраамия Ростовского, так как мне хорошо известно, что копий с креста Авраамиевского, как памятника старины было выпущено в обращение не малое количество. Этого однородного типа, как копию с Авраамиевского креста я лично видел в собрании древних икон князя В.А. Шаховского; такая же точно копия с креста имеется и в нашем музее»⁹ (Из письма И.А. Шлякова от 9 июля 1907 г.). В том же письме И.А. Шляков сообщает о «симпатичном отношении к древностям нового Ярославского Преосвященного Тихона» и отчитывается, что митрополитом музею пожертвована коллекция старинных картин библейского содержания и собрание портретов иерархов.

В письме от 14 января 1901 г. И.А. Шляков сообщает о передаче ходатайства членов комитета об избрании одного из главных благотворителей музея Всеволода Ивановича Королева в члены-корреспонденты МАО через секретаря общества В.К. Трутовского; получив положительный ответ, благодарит П.С. Уварову: «считаю своим прямым долгом почтительнейше принесть Вашему Сиятельству глубокую благодарность за Вашу попечительную отзывчивость и милостивое внимание нуждам и интересам комитета Ростовского музея»¹⁰ (из письма И.А. Шлякова от 14 декабря 1901 г.)

Провинциальный деятель И.А. Шляков, достаточно немногословный (по воспоминаниям современников), пишет графине П.С. Уваровой пространные письма на 6-ти страницах, как пишут человеку, которому доверяют, в твердой уверенности, что обсуждаемая тема близка, понятна и разделяема. О таком же доверительном отношении П.С. Уваровой к И.А. Шлякову можно судить по ее домашнему поручению подобрать из здешних крестьян лиц, надежных, отличающихся «хорошим, трезвым поведением» для разведения огурцов и других овощей, о чем свидетельствует ответное письмо И.А. Шлякова от 9 марта 1897 г.: «…Изложив все собранные мною сведения по этому предмету, я буду иметь честь ожидать от Вашего сиятельства распоряжений. Из 3-х вышесказанных людей я мог бы в особенности рекомендовать крестьянина Сулимова, как лично мне известного. Кроме этого, я хорошо был знаком с его отцом и его старшими родственниками: Сулимовы были в Петербурге одними из первых огородников»¹¹.

Архиерей Амфилохий (знакомый с А.С. Уваровым с 1851 г.)¹², которого отличает особо внимательное отношение и забота П.С. Уваровой, пишет: «Прощайте, добрая графиня, подвизайтесь на поприще нашей археологии, достойно дорогого Вашего супруга и для меня приснопамятного графа Алексея Сергеевича. Я немного перед Вами виноват, не подарил Вам всего фотографического снимка с Нового Завета, писаного рукою св. Алексия Митрополита, ангела покойного Графа. Было 10 экз. все раздари Л. Негативы у меня все целы. Сделать по ним еще 10 или 20 экз. <для> подарков, в нынешнем году не ...[не разборчиво]...а в 1893 году одолею и непременно 1 Вам, а 2 в библиотеку Московского Императорского Археологического общества»¹³.

Письма И.А. Шлякова, И.Н. Богословского, архиерея Амфилохия к П.С. Уваровой, содержащие благодарность о получении изданных обществом трудов, также свидетельствуют о важной просветительской деятельности МАО.

Судя по источникам, заботливые, доверительные отношения с членами комитета и меценатами Ростова Великого были не исключением, а отличительной чертой работы МАО. В одном из писем из тверской Архивной комиссии приводится объяснение мотивов избрания П.С. Уваровой в почетные члены этой комиссии. «Этим избранием комиссия желала выразить Вам чувства как глубокого уважения к Вашей плодотворной деятельности на поприще отечественной истории и археологии, так и благодарности за Ваше внимание к деятельности комиссии <…> Вы всегда принимали самое живое участие в устройстве Тверского музея подобно тому, как, при возникновении его, покойный учредитель Музея и первый председатель Архивной комиссии, А.К. Жизневский руководствовался советами и указаниями Вашего супруга графа Алекс. Серг. Уварова. Председатель комиссии Ив. Иванов»¹⁴.

Авторитет МАО среди других обществ, высокий его статус и возможности, а также открытость, подтверждает письмо вице-президента Одесского императорского общества истории и древностей В. Юргевича от 26 февраля 1888 г., обратившегося к П.С. Уваровой в связи с намерением Императорской Археологической комиссии подчинить себе, среди других, Одесское общество истории и древностей: «Притязания и планы Имп. Археологической Комиссии, как их передают слухи, до такой степени лишены всякого законного основания и к тому столь непрактичны, что едва ли Министр согласится представить их на Высочайшее утверждение. <…> и мы весьма охотно, согласно мысли Вашего сиятельства, будем ходатайствовать о перенесении поднятого комиссиею вопроса на решение будущего Археологического съезда <…> имею честь почтительнейше препроводить Вашему сиятельству экземпляр отчета за прошлый 1887-1888 год»¹⁵. Здесь и указание на значение Археологических съездов, организуемых и проводимых МАО

Хочется подчеркнуть важнейшее обстоятельство: отсутствие субординации в отношениях между учеными, музейными деятелями и председателем МАО, что свидетельствует о демократичном стиле работы П.С. Уваровой, позволяющем обращаться к ней с неординарными вопросами.

Профессор Московской духовной Академии Александр Дмитриевич Беляев, не являвшийся членом МАО, обращается к П.С. Уваровой: «Милостивая Государыня Прасковья Сергеевна! Недавно я случайно узнал, что Труды Ярославского съезда еще не изданы. Не соблаговолите ли известить меня, могу ли я рассчитывать на помещение моего доклада VII- му съезду в «Трудах» последнего. Если да, то своевременно доставлю его. <…> оба приготовленных мною к Съезду¹⁶ доклада не были прочитаны не столько по недостатку времени, сколько в силу неблагоговения к ним, или ко мне комитета по отделу Первобытных Древностей, произвол которого достоин порицания. Иным дозволяли читать 2,3 даже 4 доклада: мне не дали прочитать ни одного. Быть может, не ожидали от меня как новичка в археологии, ничего путного? Не мало было рефератов прекрасных, но были также случаи бездарного, бесполезного и снотворного разглагольствия таких ученых, которые не написали ни одного ученого сочинения ни по какой науке. Справедливость и благоразумие требовали оказать предпочтение профессору перед дилетантами. <…> Нелегко самого себя угощать любезностями, но на это вызывает меня оказанная мне несправедливость. Конечно, дело не настолько важно, чтобы стоило о нем распространяться, но неприятно видеть произвол одних, бесправие других. Не зная настоящей причины, почему я был отстранен, я не могу не напомнить себе слов известного Вам г. Спицына, сказанных им мне в Ярославле на другой день по прочтении моего доклада:¹⁷ «Нужно иметь мужество, чтобы явно высказаться за веру. На Вас написаны были стихи (конечно юмористические), и стихоплет бесцеремонно передавал их на заседании из рук в руки своим знакомым». Во время прений я и сам заметил, что некоторые отнеслись к моему докладу враждебно и это только за то, что сказал несколько слов в пользу Моисея. Дарвинизм проповедуют с университетских кафедр и даже в публичных лекциях и популярных статьях, а в пользу религии в известной, именно светско-интеллигентной среде нельзя сказать слова. Ядринцев в заключение своей лекции в Политехническом музее приглашал нас нести в Азию гуманность, просвещение, цивилизацию, но забыв, или побоялся упомянуть христианство, как будто оно не заслуживает быть причисленным к другим просветительным факторам. Вас быть может удивляет, что я говорю не по адресу. Но что же делать? <…> Затем прошу принять заверение в моем всегдашнем почтении и уважении к Вам»¹⁸.

Наступил исторический период кризисных условий, когда в обществе обозначилось резкое противостояние по философской и политической направленности, в обстановке зреющего в обществе перехода на другие философские позиции.

Председатель Московского Археологического общества графиня Прасковья Сергеевна Уварова, автор почти двухсот работ, после революции навсегда покинула Россию. Последние годы прожила в Югославии, умерла 30 июня 1924 г. В некрологе академик А.И. Соболевский писал: «Едва ли скоро мы увидим опять такого деятеля – бескорыстного, энергичного, преданного науке до самопожертвования, талантливого, широко образованного, как П.С. Уварова»¹⁹.

Председатель Московского Археологического общества граф А.С. Уваров и продолжившая его дело П.С. Уварова, преданные отечественным древностям и занимающие высокое положение, своей эрудицией и талантом сумели практически на государственном уровне обратить общественное мнение на идею сохранения памятников старины.

Московское Археологическое общество благодаря его открытости, демократичности, сумело консолидировать для выполнения этих задач – именно на основе признания ценности русских древностей самые широкие слои общества: деятелей науки, иерархов и служителей церкви, губернское руководство, активную часть дворянства, купечества, мещан, крестьян.

Научная работа на музееведческую тему, охватывающая период втор. пол. XIX – нач. XX в. в России, рассматривающая причины возникновения музеев и развитие музейного дела, связи организаторов и претендующая на объективность, невозможна без ссылки на труды МАО, лично А.С. и П.С. Уваровых, материалы съездов Археологического общества.

Именно это обстоятельство является самым убедительным доказательством значительной роли МАО, Алексея Сергеевича и Прасковьи Сергеевны Уваровых в организации музеев России и, в частности, сохранении исторического памятника древности – Ростовского Кремля и организации в нем музея.

1. Мельник А.Г. Иван Николаевич Богословский // СРМ. Ростов, 1991. В. 2. С. 78-81.
2. ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Д.543. Л. 418.
3. ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Л. 419.
4. Николай Васильевич Покровский, профессор СПб. Духовной Академии и директор Археологического института. Труды по церковной археологии; искусствоведческие очерки, в том числе по христианской иконографии.
5. ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Л. 421.
6. ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Л. 425.
7. ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Л. 444.
8. ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Л. 158.
9. ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Л. 165.
10. ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1 Л. 159.
11. ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Л. 156.
12. ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Л. 243.
13. Там же.
14. ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Л. 506.
15. ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Л. 430-431.
16. VIII Археологический съезд в Москве 1890 г.
17. VII Археологический съезд в Ярославле в 1887 г.
18. ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1.Д.543. Л. 950-952.
19. Фролов А. Не княжеское дело // Памятники Отечества. 1992. № 28.