Электронная библиотека

В 1993–1995 гг. у автора этого сообщения находились в работе царские врата XVI в. (с переделками XVII в.)¹, поступившие из АОМИИ в связи с подготовкой выставки «Резные иконостасы и деревянная скульптура Русского Севера». Врата, вывезенные в 1982 г. из с. Яренск Ленского р-на Архангельской обл., относятся к достаточно распространенному в XVI в. типу²: навершие-коруна подковообразной формы; плоскости филенок покрыты сквозной резьбой на тонких пластинках, закрепленных на цветном фоне, для создания которого под резьбой проложен тонкий слой слюды и листы крашеной бумаги; филенки отделяются друг от друга полуваликами, также покрытыми резьбой; стык створок прикрыт резным валом-нащельником. Живописные композиции четырех евангелистов и Благовещения заключены в выступающие киотцы, увенчанные выгнутой кровлей с пятью луковичными главками. На валиках ромбовидные перехваты, в данном случае – с живописными поясными изображениями праотцев и пророков (Илии, Софонии, Захарии, Моисея, Давида, Даниила, Соломона, Ионы, Исайи, Иакова и др. – часть изображений плохо сохранилась и не атрибутирована)³.

В ходе реставрации врата были размонтированы и из них было извлечено 18 листочков бумаги разной длины, но примерно одинаковой ширины (7,5–8,5 см), и несколько мелких обрывков. Только у одного из листов на незакрашенной обратной стороне не оказалось текста.

Бульшая часть найденных текстов представляет собой фрагменты деловых документов, составленных в Сольвычегодском уезде в местных земских органах власти⁴. Среди них – платежная отпись в приеме четвертных и иных сборов, поручная запись 1619 г. (оба документа – с упоминанием Соли Вычегодской, т.е. самого города); выписка из приходной книги, сохранившая название села Вондокурского; сильно пострадавший текст 1620 г., возможно, являющийся записью выбора к какой-то земской должности. Еще несколько документов имеют единое происхождение: это составленные в Алексинском стане отписи (расписки) и список с одной из них в том, что некая Марина Ларионова жена полностью рассчиталась с миром по долгам прежних лет и впредь алексинским крестьянам до нее «дела нет никак никоторыми делы». Одна из отписей этого комплекса датирована 1638 г. Особняком среди перечисленных бумаг по своему содержанию стоит разорванный по вертикали столбец – отписка о «расследовании», проведенном в августе 1642 г. старцами и вкладчиками после того, как в монастырском «чюлане» был обнаружен некто Федька Зыков (вероятно, родственник кого-то из насельников монастыря), лежащий там с ножевой раной «ниже пупа». Название монастыря полностью не сохранилось, но, учитывая его возможное местоположение (исходя из сопутствующего комплекса текстов), достаточно легко восстанавливается по первым слогам: это Николо-Прилуцкий монастырь, находившийся на берегу Северной Двины в Ярокурском стане Устюжского уезда⁵.

Однако наибольший интерес среди бумаг, находившихся в царских вратах, представляют пять листочков, которые сложились в грамотку – письмо резчика Федора родителям, относящееся, судя по дате в тексте, к 181 (1673/74) г.⁶ (рис. 1). Написанное ровным, легким почерком грамотного человека, для которого написание письма – не в труд (хотя и с некоторыми помарками, выдающими спешку автора), оно сравнительно несильно пострадало: утрачены несколько строк в середине письма и его конец, на л. 3 и 5 – небольшие подпалины справа. Вот эта грамотка:

/л.1/ Государыне моей матушке родителницы | предобрыя голубицы пустынныя вдовства | смиренного заклепалныя голубицы пита | телницы моея возлюбленныя ластовицы | благообразныя молитвою сво[ею] яко | древо посреди винограда Богом насажде[нна]го | прозябшия честными своими дланми мене воздоившия | и всякую тяготу мене ради претерпевшия /л.2/ чая покоя животу своему. Государыне моей ма | тушке, Феодосие Ильишне, сынишко твой Федка | благословения прошу и много челомъ бью. | Умилостивися, государы* моя матушка, Феодосия | Ильишна, сошлите мои переводы для ради | Христа Бога. А буди не захочет жена моя | отдати переводов, и вы не учините ж** так, | что не взять да не отослать. А яз ведаю ея, | что она не захочет отдать, и об том тебе государю | своему батюшку Георгию Лазаревичу /л.3/ да и государыне моей матушке Феодосие | Ильишне пишу, что милостивы будите, не от | рините своея сироты от своего*** бла | гословения, подержите ея у себе | а ко мне лише бы переводы дошли. И так | азъ на ч[т]о ся у Господ[а] милости прошати [ско] | ро и домой буду. А писал яз к вам б[у] | ду на весну нынешняго рпа [...]**** | /л.4/ …ском монастыре делал киот, и они велми гораздно по | дивилися тому*****. А переводъ сам вымышлял, | мне кажется и некорысно, а они велми дивятся, | да велят мне достигать своих переводов оть | твоего благословения: попекися де ты тем, | чтобы де тебе отслал отець твой переводы, | а то де ты о том не пекися, како места дости | гать, то де не твоя печаль – наша, лише де дошли бы пе | реводы, а место де готово. А так де нам выгово /л.5/ рить слово за тя, спрошают де переводов, а у тя де н[ет] | чем похвалиться. А того не помысли, что манять де | у него переводов даром, они не мастеровые лю | ди, духовные. А станешь отъсылать, и ты вели от | дать митрополичю мастеру певчему Луке | Амбросимовичю или в Ростове въ Богоя[вленском] | монастыре архимариту Герасиму. Милости[вый] | мой батюшко Георгий Лазаревичь, буди…⁷

*так в тексте
** ж смазано
*** с написано поверх ошибочного в
**** далее часть текста утрачена
***** зачеркнуто 2 или 3 буквы

Это короткое письмецо донесло до нас не только живую речь современника митрополита Ионы Сысоевича, но и яркие детали семейных отношений и профессиональной деятельности мастера.

Что касается стиля, то в тексте отчетливо выделяются два пласта. Сначала это вычурное «плетение словес» в обращении автора к матери, выдающем его знакомство с книжной культурой, но в то же время преисполненном искреннего чувства любви, благодарности и почтения к матушке. За торжественным зачином следует вполне обычное этикетное приветствие⁸ (опять обращенное только к матери) и основная часть письма, написанная простым, повседневным языком. Высокопарное обращение-зачин письма, возможно, является прямым заимствованием из какого-то литературного произведения. В этом случае становится объяснимым несоответствие между именованием Феодосии Ильинишны (Ильишны) вдовой («голубицы пустынныя вдовства смиренного») и пребыванием в добром здравии отца автора – Георгия Лазаревича (чуть ниже автор обращается с просьбой к обоим родителям).

Что же послужило поводом для этого письма? Его автор, Федор Георгиевич находится в отъезде, в надежде получить некое место работы. Он – опытный мастер, у которого уже есть запас образцов-эскизов резных работ – «переводов»⁹. Возможно, что эти эскизы и работы по ним создавались под руководством отца мастера («от твоего благословения»), а это означает, что и Георгий Лазаревич мог быть резчиком, обучившим своему мастерству сына: потомственность занятий была типична для средневекового ремесла. Теперь же заказчики требуют предъявления образцов – это главное условие получения работы. Почему-то Федор оставил свои эскизы дома, у жены, и опасается, что та, по строптивости характера или какой-то другой причине, не захочет их отдать. Он умоляет родителей забрать «переводы» во что бы то ни стало, даже если им придется содержать его жену, пока он не вернется домой. Федор уже хорошо зарекомендовал себя там, где он сейчас находится: он сделал для «…ского» монастыря киот, создав эскиз на месте («перевод сам вымышлял»). Мастер требователен к себе, он не считает эту свою работу безукоризненной («мне кажется, и не корысно¹⁰»), но не может простодушно не похвастаться восхищением заказчиков – «они велми гораздно подивилися тому». Возможно, что они высоко оценили не только достоинства выполненной работы, но и творческую самостоятельность мастера. Известно, что резчики, как и иконописцы, использовали в работе лицевые подлинники: так, в 1667 г. резчики, переведенные из Воскресенского монастыря в Коломенское, взяли с собой «две книги мастерские к резному делу в лицах»¹¹. Вероятно, оригинальные эскизы резьбы могли стать объектом посягательств недобросовестных конкурентов, и Федор успокаивает отца: «Того не помысли, что манят… переводов даром: они не мастеровые люди – духовные».

Кто же эти «духовные», готовые ходатайствовать за мастера-резчика? Скорее всего, это их имена и названы в письме: «митрополичий мастер» певчий Лука Амбросимович и архимандрит Ростовского Богоявленского монастыря Герасим¹². Посыльный должен передать им эскизы, чтобы они могли «выговорить слово» за Федора, но перед кем? Кто является главным заказчиком и «спрошает… переводов»? Дата в письме и упоминание Ростова дают возможность предположить, что речь идет либо о самом митрополите Ионе Сысоевиче, либо о ком-то из его непосредственных помощников в организации созидательной деятельности в Ростове и Ростовской епархии. Скорее всего, что именно в Ростов прибыл в поисках работы Федор, и здесь он и выполнил упоминаемый киот – может быть, для Богоявленского монастыря. Однако, искомое место находилось, кажется, не в самом Ростове. Об этом говорит как то, что из двух возможных ходатаев, по-видимому, только архимандрит Герасим пребывал в тот момент в Ростове (его местонахождение уточнено в письме), так и то, что после присылки образцов и получения места Федор Георгиевич собирается скоро быть домой. Не там ли, в родном городе резчика, находился и митрополичий мастер Лука, который, вероятно, мог переслать образцы в Ростов по своим каналам? Если эти предположения верны, то речь идет о каком-то из городов обширной Ростовской епархии, откуда родом Федор Георгиевич и где в 70-е годы XVII в. работают мастера митрополита Ионы. Однако определить, что это за город, пока не представляется возможным.

Находка письма позволяет предполагать причастность одного из мастеров этой семьи к реставрации царских врат: либо Георгий Лазаревич, получив письмо от сына, использовал его при поновлении, либо это сделал сам Федор, почему-то не сумев отправить письмо родителям, но сохранив дорогую бумагу.

Фрагменты документов, найденные под резьбой вместе с письмом, отчасти проливают свет на историю этих царских врат, но не на биографию автора письма. Столбцы, утратившие за десятилетия свою ценность, были позаимствованы мастером (или мастерами) из волостного архива в Сольвычегодском уезде, там, где царские врата поновлялись после присылки из какого-то другого места. Напомним, что они были обнаружены в селе Яренск Ленского р-на, а сень от них – в с. Юрьев Наволок Красноборского р-на. Эти врата, созданные во второй трети XVI в.¹³, попали на Север из центральных районов России. Трудно сказать, когда были разделены части памятника; возможно, что высокая, массивная сень сразу не вписалась в иконостас той церкви, в которую она была прислана вместе с вратами. Что же касается самих врат, то, исходя из географической привязки обнаруженных при их реставрации документов, очевидно, что первоначально они предназначались не для той церкви, в которой были найдены. Можно попытаться примерно определить один из первых пунктов в их путешествии по северным храмам.

Необходимость поновления после того, как врата попали на Север, вероятно, была вызвана тем, что они пострадали во время перевозки, хотя возможно, что они достаточно обветшали уже на старом месте, и поэтому пришлось менять истлевшую бумагу, утратившую блеск слюду, поломанные резные пластины и т.д. Мастер, который, может быть, сопровождал ценную посылку, а, может быть, был вызван для работы из ближайшей округи, приводит их в порядок на месте, непосредственно в помещении церкви, где врата должны быть установлены, или, что скорее, в трапезной этой церкви. Трапезные северных церквей обычно были местом мирских сходов и хранения земских архивов. Попавшиеся под руку старые бумаги мастер разрывает на полоски, прокрашивает синей и красной краской и закладывает внутрь врат, под слюду. На лоскутках бумаги сохранились названия Алексинского стана Сольвычегодского уезда и Николо-Прилуцкого монастыря, расположенного в пограничном с Алексинским станом и чересполосном с ним Ярокурском стане Устюжского уезда. Сколь велика была эта чересполосица, видно по существованию в Алексинском стане погоста Ярокурье, в котором из двух церквей одна стояла на устюжской земле, а другая – на усольской¹⁴. Не могли ли наши врата оказаться в одной из церквей этого «приграничного» района по реке Удиме, где в земском архиве как раз и упоминались бы местности обоих станов? Вполне мог бы претендовать на помощь из митрополии в виде царских врат и соседствующий с Ярокурьем небольшой Николо-Прилуцкий монастырь, полностью разоренный литовцами в Смутное время и восстанавливавшийся на протяжении XVII в.¹⁵

Итак, обнаруженное при реставрации письмо донесло до нас доселе неизвестные имена мастеров, участвовавших в осуществлении замыслов митрополита Ионы Сысоевича по украшению храмов Ростовской митрополии. Это митрополичий мастер Лука Амбросимович, автор письма, провинциальный резчик Федор Георгиевич, и, возможно, его отец Георгий Лазаревич. Обнаружились любопытные подробности их профессиональной деятельности, касающиеся роли образцов-«переводов», порядка получения работы у ростовского митрополита и т.п. Автор этого доклада был бы рад, если бы его материал оказался полезен для дальнейшего исследования незаурядного произведения русского искусства и, если ставить проблему шире, истории русского художественного ремесла XVI–XVII вв.

Автор признателен Ирине Павловне Кулаковой, Татьяне Михайловне Кольцовой, Наталье Георгиевне Самойлович, словом и делом помогавшим при подготовке доклада.

1. Архангельский областной музей изобразительных искусств, 122-ДРС. Створки: 168х47,8х7; 167,5х43,5х7,5. Дерево, слюда, левкас, темпера. Резьба по дереву, темперная живопись, золочение. Сень от этих царских врат была вывезена в 1981 г. из с. Юрьев-Наволок Красноборского р-на Архангельской обл. (АОМИИ, 123-ДРС, 125-ДРС).
2. См.: Соболев Н.Н. Русская народная резьба по дереву. М.–Л., 1934. С. 192–200; Левина Т.В. К вопросу о методике определения времени создания резных царских врат иконостаса первой половины – середины XVI в. // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1990. М., 1992. С. 371–388; Сизоненко Т.Д. О ветхозаветной символике царских врат // Иконостас. Происхождение – Развитие – Символика. М., 2000. С. 503.
3. Резные иконостасы и деревянная скульптура Русского Севера: Каталог выставки. М.–Архангельск, 1995. Каталог. № 43. С. 142.
4. В каталоге выставки ошибочно указано, что это документы XVII-XVIII вв. из Сольвычегодской приказной избы, т.е. относящиеся к воеводскому управлению.
5. См. Богословский М.М. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII в. Т. 1. М., 1909. С. 72. Заметим кстати, что фамилия «Зыков» неоднократно встречается в писцовых и переписных книгах Великого Устюга второй половины XVII в. (См.: Устюг Великий. Материалы для истории города XVII и XVIII столетий. М., 1883).
6. Дополнением к датировке является водяной знак на листках 4 и 2 – «голова шута». Аналогичные филиграни датируются 70-80-ми гг. XVII в. (Водяные знаки рукописей России XVII в. / Сост. Т.В. Дианова, Л.М. Костюхина. М., 1980. №№ 454, 455, 455-а, 457, 458, 459 и др.).
7. При публикации выносные буквы вводятся в строку, надстрочные знаки не воспроизводятся. Сокращенное написание слов (гсдрь, мнстрь и т.п.) раскрывается. Чтение утраченных букв по смыслу воспроизводится курсивом в квадратных скобках. Конец строки отмечается знаком |. Подлинник письма в настоящее время хранится в АОМИИ, врем. хран. № 07105.
8. Подобные этикетные приветствия см., напр.: Памятники деловой письменности XVII века. Владимирский край, М., 1984. С. 287 и др., а также: Московская деловая и бытовая письменность XVII в. М., 1968; Грамотки XVII – начала XVIII в. М., 1969. На фоне общей традиции еще более очевидно, насколько необычно вступление к публикуемому письму.
9. Этот термин менее привычен, чем практически равнозначный ему «подлинник» («лицевой подлинник»), однако и он был в свое время достаточно широко распространен (см., напр., Ровинский Д. Русские народные картинки. СПб., 1881. Кн. V. С. 14; Переводы с древних икон, собранные иконописцем В.П. Гурьяновым. М., 1902 и др.).
10. В данном случае речь идет не о выгоде, а о качестве выполненной работы. В.И. Даль приводит следующие значения слова «корыстный» (по отношению к вещи): хороший, лучший, годный, красивый (Толковый словарь живого великорусского языка. Т. II. И–О. М., 1955. С. 171).
11. Мнева Н.Е., Померанцев Н.Н., Постникова-Лосева М.М. Резьба и скульптура XVII в. // История русского искусства. Т. IV. М., 1959. С. 310; см. также Мальцев Н.В. Искусство декоративной резьбы и деревянной скульптуры Русского Севера // Резные иконостасы и деревянная скульптура Русского Севера: Каталог выставки. С. 17.
12. Найденное письмо позволяет дополнить данные П. Строева, у которого Герасим указан как архимандрит Богоявленского монастыря в 1680–1688 гг. На 1673 г. в списке архимандритов монастыря приходится пробел: упоминание Антония в ноябре 1688 г., Нифонта – в июле, ноябре 1677 г., далее – Герасим (см. [Строев П.] Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской Церкви. СПб., 1877. Стб. 340). В литературе имя архимандрита Герасима постоянно связывается с постройкой церкви Иоанна Богослова на реке Ишне (1687). См., напр. Крылов А.П. Историко-статистический обзор Ростовско-Ярославской епархии. Ярославль, 1861. С. 202; Титов А.А. Ростовский уезд Ярославской губернии. Историко-археологическое и статистическое описание. М., 1885. С. 461-462; Федотова Т.П. Вокруг Ростова Великого. М., 1987. С. 27; и др.
13. Т.В. Левина относит этот памятник к той же типологической группе царских врат, которая рассмотрена ею в указанной выше статье. Следует отметить, что она не включает в эту группу царские врата 1562 г. из церкви Иоанна Богослова на Ишне, имеющие, по мнению исследователя, иное художественное решение (см. Левина Т.В. Указ. соч. С. 388).
14. «Погост в Ярокурье, церковь Рождества Христова…, а стоит тот храм на устюжской земле. Строенье, образы и ризы, и книги, и все церковное строенье писано в устюжских писцовых книгах. Да на том же погосте под колоколницею церковь Илья Пророк стоит на усольской земле» (Богословский М.М. Указ. соч. Т. 1. С. 23).
15. См. Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. II. СПб., изд. П. Сойкина, б.г. Стб. 1652.