М.М. Фёдорова (Ростов). Архив Ивана Алексеевича Фуртова. с.320.

Иван Алексеевич Фуртов – второй сын Алексея Семеновича и Дарьи Ивановны Фуртовых. Алексей Семенович в истории промысла известен по книге своего третьего сына Константина «Финифтяное производство. Пособие для мастеров»1 и «Подробному отчету о ростовской выставке 1880 года»2 А.А. Титова.

В документах на равных встречаются обе фамилии и Яйцов и Фуртов, в брачном обыске 1887 года про невесту сказано, что она дочь ростовского купца Алексея Семеновича Яйцова, а в скобках добавлено: «…а ныне и Фуртова». Но сын Ивана Алексеевича – Николай Иванович (о котором еще пойдет речь), подавая прошение об отказе от двойной фамилии, ссылался на метрическую роспись церкви Преображения за 1850 год о рождении отца, где, видимо, стояла одна фамилия – Фуртов. Кроме того, в записи брачного обыска за 1846 год3 и Алексей Семенович и его отец Семен Яковлевич названы только Фуртовыми, а не Яйцовыми. Значит, приставка Яйцовы появилась позже, во второй половине XIX века.

Как пишет Константин Фуртов, Алексей Семенович в молодости был очень беден, но «…много трудился, ходил пешком к Троице Сергию и в Москву, а затем купил лошадь и стал уже на лошади с товаром ездить в Воронеж и Задонск; а потом в Киев»4. Алексей Семенович происходил из семьи ростовских посадских Семена Яковлевича Фуртова и Хионии Яковлевны Филатовой5. Проживали Фуртовы в Ямской слободе в приходе церкви Преображения Господня6. Алексей Семенович женился в 1846 году на Дарье Ивановне – дочери унтер-офицерской вдовы Арины Никифоровны Родионовой7 и проживал у нее на квартире, уже занимаясь финифтью и имея малого брата Николая в учениках8. Кроме Алексея Семеновича, в 1849 году в числе финифтянщиков назван другой его брат Иван. В тридцать лет Алексей Семенович уже торговал в своей лавке у собора разнообразным товаром – детскими игрушками, старыми книгами, финифтяными штуками и образками, зеркальцами, счетами и т.д.9 У Алексея Семеновича было 6 сыновей и три дочери10. Из них – Николай, Иван, Константин и Василий были связаны с промыслом. Николай с 1867 года торговал в одной из лавок11. Их было две. Одна – у собора с галантерейным и церковным товаром12, в другой продавали чай, сахар и разую бакалею13. В 1883 году Николай Алексеевич заведовал мастерской серебряных и аплековых изделий и финифтяных образов14. Финифтяное дело, видимо, он продолжил в Ярославле, куда первоначально было адресовано одно из писем к нему, на которое пришлось отвечать Ивану Алексеевичу. После Николая Алексеевича лавку, а затем и мастерскую принимал третий брат – Константин – автор «Пособия для мастеров»15. В конце XIX века заведовать мастерской стал младший брат Василий16.

Иван Алексеевич Фуртов
Рис. 1.

Имя второго сына Алексея Семеновича – Ивана (Рис. 1.) в ростовских архивных документах встречается редко. Братья, судя по всему, долгое время имели общий с отцом капитал. И обязанности в семье были распределены таким образом, что Ивану Алексеевичу была отведена одна из важнейших обязанностей в деле – сбыт изделий за пределами Ростова. Именно эта торговля, а не ростовская лавка, судя по объемам продаж, приносила основной доход семье. Напомним, что писал о Фуртове А.А. Титов: «Товар сбывает почти по всем монастырям России и имеет летом свои лавки в Киеве, Воронеже и Задонске и во все время Нижегородской ярмарки. Кроме того, передает товар в Санкт-Петербург и Москву. Большой сбыт товара… зависит преимущественно оттого, что, имея хорошие средства, всегда может купить, даже без требования товар дешевле и отпускает в монастыри и другим торговцам в кредит от 12 до 18 месяцев, получая с них деньги по мере выручки»17. Именно такими операциями и занимался, судя по его переписке с клиентами, Иван Алексеевич, который принял это дело от отца еще до того как о нем написал Титов в 1880 году. Известно, что в торговых операциях Ивану Алексеевичу помогал его сын – Константин.

Иван Алексеевич Фуртов родился в 1850 году, был дважды женат, от первого брака остались сын Константин и дочь Александра, от второго – было десять детей18, но не все жили долго. Пока известно о судьбе четверых – Николая, Владимира, Марии и Ольги. Как долго прожил сам Иван Алексеевич, выяснить, пока не удалось. На фотографии, где он изображен со своей женой Марфой Артемьевной, рукой Николая Ивановича сделана надпись: «…1915-16 гг.» (Рис. 1). Похоронен Иван Алексеевич в Москве на Ваганьковском кладбище, его жена Марфа Артемьевна – в Ростове, в районе Спасского бульвара19.

Долгие годы архив Ивана Алексеевича находился у его сына – Николая Ивановича Фуртова, который умер в 1988 году на 97 году жизни. Николай Иванович сам человек сложной и интересной судьбы. Он родился в 1891 году. По окончании в 1907 году Ростовского четырехклассного приходского училища, где, кстати, среди преподавателей был Александр Иванович Звонилкин, учился при Нижегородском Костантиновском межевом институте. Затем служил помощником землемера землеустроительной комиссии Нижегородской губернии. За свою работу неоднократно поощрялся – в 1911 году получил премию в 50 рублей, на которую купил фотоаппарат. До сих пор сохранились стеклянные негативы, изготовленные в те годы. В 1913 году Николай Иванович был награжден памятной медалью в честь 300-летия Дома Романовых. В первую мировую войну он находился в действующей армии в составе 12-ой роты 11-го Финагорейского Гренадерского полка. В августе 1914 года в Австро-Венгрии был взят в плен. Сохранились полученные им в плену письма из родного дома. В Великой Отечественной войне участия не принимал, так как имел врожденный порок сердца, но взял в семью двухлетнюю девочку, вывезенную в Борисоглебский детский дом из блокадного Ленинграда. У нее, приемной дочери Николая Ивановича Фуртова, Ольги Николаевны Разумовской, до сих пор хранится часть архива Ивана Алексеевича, который мы и используем в данной работе. Переписка Ивана Алексеевича со своими клиентами поступила в музей от Натальи Валерьевны Потаниной – дочери Ольги Николаевны20.

Судя по рассказам Ольги Николаевны Разумовской, Николай Иванович Фуртов бережно хранил память о своей семье. Он сам начертил план отцовского дома, адрес которого известен нам по письмам клиентов Ивана Алексеевича. Но изобразил он только помещения второго этажа – жилые.

Ивану Алексеевичу принадлежал дом № 18 на ул. Покровской, что подтверждает и хранящаяся в музейной библиотеке карта21. Дом хорошо сохранился до наших дней, нет только деревянного флигеля (как его называет Ольга Николаевна). Это каменное двухэтажное здание, стоящее торцом к улице. Деревянная только выходящая на улицу часть второго этажа.

Сегодня к архиву Ивана Алексеевича Фуртова можно отнести не только письма его клиентов, но и фотографии, графические материалы, бумажные иконы и различные образцы иконографий, судя по всему, используемые им при заказах финифти мастерам. Переписка включает 120 единиц писем, отдельных конвертов, почтовых карточек, визиток. Состояние архива нельзя назвать идеальным – разрывы бумаги, почти везде вырезаны марки. Письма охватывают период в сорок лет с 1876 по 1916 годы. Основная масса корреспонденции была получена в 1890-е годы.

По содержанию архив можно разделить на два основных комплекса писем – к непосредственным заказчикам в монастырях или крупных храмах и к посредникам, поставлявшим финифтяные миниатюры к ювелирам для последующего их использования в окладах икон, складней, подризных икон. Ювелирные фирмы, с которыми работал Иван Алексеевич Фуртов, находились в Киеве и в Москве. В Киеве Фуртов работал через М. Саврасова, фирму К.П. Ярославского, О. Аниканкину, Фомина(?), в Москве через В.Д. Дьячкову и В.К. Збука.

Кроме писем к Ивану Алексеевичу Фуртову по вопросам торговли, представлены так же: письмо Дарьи Ивановны (его матери) к настоятелю Бахчисарайского скита, по поводу долгов умершему мужу22, извещение Податного инспектора по квартирному налогу23 и черновик ответа ему И.А. Фуртова24, визитка околоточного надзирателя г. Екатеринослава25. Одно из писем26 – о закупке меди у Марии Григорьевны Бозловой подтверждает архивные сведения о том, что Фуртовы занимались изготовлением белых пластин под роспись.

Среди адресатов монастырской группы представлены в большинстве случаев заведующие иконными лавками и казначеи. Из настоятелей монастырей письма подписывали архимандриты: Николо-Угрешского монастыря – Валентин27, Иверского монастыря (г. Валдай) – Амвросий28, Кирилло-Белозерского монастыря – Иаков29, Крестовоздвиженского монастыря (г. Полтава) – Виталий30, Киево-Синайского Греко-Екатерининского монастыря – Мелентий31, Никандровой пустыни Псковской губернии – Никодим32, игумены: Троицко-Зеленецкого монастыря Санкт-Петербурга – Порфирий33, Курского Знаменского монастыря – Маврикий34, зав. подворьем Николо-Угрешского монастыря в Москве – Феогност35; игуменьи: Успенского Княгинина монастыря (г. Владимир) – Маргарита36 и ее преемница Августа37, Козельщанского монастыря, (г. Кременчуг) – Агния38 и ее преемница Олимпиада39. Из архиереев – епископ Макарий40 (г. Свияжск Казанской губ.)

Среди регионов, куда посылал эмалевые иконки Иван Алексеевич, можно выделить юг России (Украину), где самым крупным заказчиком была Киево-Печерская Лавра, и Центральный район.

Переписка с монастырями была освещена в прошлогоднем докладе Л.Л. Полушкиной (яиахмз). Мы остановимся на переписке с посредниками.

Это были люди светские, обеспеченные. Письма они писали на именных бланках и отправляли в именных конвертах, в крайнем случае, с собственными штампами. Яков Кириллович Трофименко из Харькова в 1892 году даже сообщил номер личного телефона. Переписка с посредниками представляет наибольший интерес, так как в ней указаны требования к товару.

Самое раннее, из представленных писем, было получено в 1876 году от киевского посредника Михаила Саврасова (последнее от него – в 1896 году). В 1893 году Саврасов служил в киевской Ремесленной управе товарищем старшины41. Он представлял интересы одной из киевских ювелирных мастерских. В Киеве он имел связь с другим крупным посредником, из работавших с Иваном Алексеевичем, – К.П. Ярославским42. В письме 1893 года он упоминает еще об одном общем знакомым с Фуртовым – Николаем Ивановичем Соколовым43, который уже прекратил торговлю. Саврасов покупал финифть крупными партиями для ювелиров, которые либо просто оправляли ее, либо вставляли в складни и иконы. Судя по тому, что Саврасов мог отдать сразу 10 тысяч пластин в оправу44, на него работало много мастеров. Законченные иконы сбывались в Киево-Печерской Лавре. Самое раннее из дошедших до нас писем от Саврасова 1876 года не начало переписки, где корреспонденты только знакомятся друг с другом и договариваются о высылке образцов или прейскуранта на изделия. В 1876 году Саврасов уже заказывал пластинки для подризных икон Спасителя и свт. Николая размером в 1 и 2 вершка. Риза должна была быть изготовлена в Киеве по получении пластин. Позже Саврасов уже сам высылал ризочки45, под которые Фуртов заказывал финифть. Подризные пластинки, должны быть не очень выпуклые, как можно более плоские. В собрании музея есть такие пластинки, поступившие как раз от Фуртова Н.К. – сына Константина Алексеевича – брата нашего адресата. Это изображение лика Богоматери и ее рук46.

В 1892 году Саврасов заказывает 2000 пластин для медных бирюзовых иконок47. К качеству пластин для этих иконок, видимо, предъявлялись более высокие требования, так как ценились они несколько выше – уже не 5, а 10 рублей за тысячу.

В одном случае Саврасов оговаривал цвет пластин, возможно без росписи, в другом цвет фона – темно-серый48. Он заказывал самые почитаемые в Киеве иконы: Успение Богоматери Печерскую, Варвару Великомученницу, Андрея Первозванного, Афанасия Сидящего, Николая Угодника, архангела Михаила, Феодосия Черниговского, целителя Пантелеймона, а также особо почитаемые в то время иконы Богоматери Почаевской и Козельщанской. Последняя была явлена в 1881 году.

Другим крупным посредником в Киеве был магазин Ярославского. Среди известных украинских ювелиров второй половины XIX в. встречается имя И. Ярославского49, возможно, фирма К. Ярославской принадлежала одной из его наследниц. Таким образом, в Киеве Иван Алексеевич сотрудничал с известной ювелирной мастерской. Причем, с кем именно в этой мастерской, имел дело Фуртов уяснить сложно. На большинстве писем стоит штамп – Мастерская золотых и серебряных изделий К.П. Ярославской, г. Киев, Андреевский спуск, 2150, в другом случае, указан адрес Кирилла Ивановича Ярославского – владельца лавки, в конце писем – штамп «Ксений Ребенков»51 и подпись Иосиф Ребенков. Письма охватывают период с 1890 по 1893 годы. Магазин или мастерская имели антикварно-реставрационную направленность, так как рекламировали «Прием разнообразных церковных работ как новых, так и для исправления». Известно, что И. Ярославский в творчестве использовал античные мотивы, т.е. придерживался исторического направления в искусстве, основного в те годы. Отношения Фуртова с этой организацией были не столь дружественными, как с Саврасовым. В одном из писем Иосиф Ребенков предлагал «разделаться» и выслать товар обратно с вычетом почтовых52. Несмотря на это, он заказывал крупные партии финифти даже по 20 рублей тысяча, т.е. не самых дешевых. Финифть он называл черепками, тематика была той же, что и у Саврасова.

Среди посредников на юге России можно также выделить Якова Кирилловича Трофименко. Представлены его письма за 1888-1893 годы. Судя по штампам, в круг внимания Трофименко входили чулочные и кушачьи товары, иглы, вино и спирт, шерстомотальное производство. Яков Кириллович, видимо имел дело с двумя братьями Фуртовыми: Николаю Алексеевичу он писал в Ярославль53, Ивану Алексеевичу – в Ростов. Трофименко заказывал уже оформленные пластинки – фольговые или «чтобы оборотная сторона была металлическая, с аплековой оправой, луженой, двуличные». Заказывал Яков Кириллович в основном иконы Богоматери Владимирской, Богоматери Ахтырской, Афонасия Сидящего.

Видимо, через Трофименко, завязалась переписка с другим харьковским адресатом – Павлом Даниловичем Дудником – старостой Воскресенской церкви в селе Ольшаны, имевшем лавку в Харькове. Дудник не только выслал Фуртову пять серебряных вызолоченных обручков с напрестольного Евангелия, но и прислал образ Воскресения Христова «… чтобы копия в копию была и ваша работа, а если можно, то и лучше…», в случае хорошего исполнения сулит другие заказы, так как «… в наших Ольшанских церквах много финифтовой утвари и многие спрашивали за Вас»54.

Из московских адресатов можно назвать предприятие Варвары Дадовны Дьячковой, письма от ее имени подписывались другим человеком. Переписка с 1892 по 1899 годы. В данном случае, в письмах отражено начало деловых связей. Первое письмо от 1892 года адресовано Торговому Дому Титова и Малоземова с заказом на изготовление образков Смоленской Божьей Матери по предложенному образцу и целителя Пантелеймона55. В следующем по времени письме содержится просьба к Фуртову забрать заказ у Титова и Малоземова, которые его не выполнили. Образки впоследствии должны были монтироваться в оклады56. Таким образом, предприятие Дьячковой либо само являлось ювелирной мастерской, либо было посредником.

Возможно, на такое же предприятие работал в Москве и Василий Ксенофонтович Збук. Переписка за 1891-1892 годы. Збук, в одном из писем, напоминает Ивану Алексеевичу, что если его не устроит цена, то он обратится к другим продавцам57. Он напоминает, что есть «…Ваш брат и Рыбаков»58. Следовательно, в 1892 году, по крайней мере, два брата вели самостоятельную торговлю, скорее всего вторым братом был старший Николай, к которому в Ярославль и писал Трофименко. В заказах Збука указаны только форма пластинок (круглые и овальные) и цвет (белые и желтые), причем в больших количествах59, что дает возможность предположить, что речь шла об одноцветных эмалевых пластинках, игравших роль просто цветного пятна в окладе. В музейном собрании есть икона в окладе, украшенном одноцветными эмалевыми дробницами, речь идет об иконе «Воскресение Христово с двунадесятыми праздниками» из коллекции Волнухина.

Таким образом, переписка Ивана Алексеевича Фуртова позволяет сделать вывод о том, что в конце XIX века, уже на другом уровне, наряду с производством большого количества самостоятельных икон, вновь возрастает прикладное значение ростовской финифти. Ростовская финифть не оказывается на задворках общего художественного процесса, в котором получили высочайшее развитие другие виды художественного эмальирования, применявшимися ведущими ювелирными фирмами, а принимает в нем активное участие.

Сегодня мы могли бы разнообразно проиллюстрировать письма клиентов Фуртова. С одной стороны, это позволяет сделать наше собрание, в котором мы во множестве находим произведения, из числа упомянутых в письмах к Фуртову. Среди них: Собор Киево-Печерских святых, Великомученица Варвара, Мученица Иулиания, Преподобный Митрофаний Воронежский и святитель Тихон Задонский, Святитель Герман Свияжский, Святитель Николай Чудотворец, Великомученица Варвара, Святитель Феодосий Черниговский, Собор Киево-Печерских святых, Равноапостольная Нина, просветительница Грузии, Мученик Авраамий, Св. Герман епископ Казанский и Свияжский, Прп. Кассиан, Свт. Иннокентий, Прп. Евфимий, Архангел Михаил и вмц. Варвара, Свт. Феодосий Черниговский, Богородичные иконы: Знамение, Успение, Ахтырская, Владимирская, Иверская, Боголюбская, Печерская.

Но не только ассортимент икон позволяет нам соотнести переписку Фуртова с музейной коллекцией. Ростовские перекупщики, на которых лежала роль реальных организаторов промысла, в начале XX века пополняли фонды нашего музея. Среди них – Николай Константинович Фуртов, сын автора «Пособия для мастеров». От него поступили отдельные пластинки около 22 штук. Из них несколько работ первой половины XIX века, но в основном, миниатюры втор. пол. XIX в. Отметим, что большинство из пластинок тяготеют к руке одного мастера, которого прежде определяли как круг Завъялова.

Наконец, говоря сегодня об архиве Ивана Алексеевича Фуртова, мы имеем в виду не только письма клиентов к нему. В семье Ольги Николаевны Разумовской хранятся образцы иконографий конца XIX века, которые использовались при росписи пластин. Это отдельные иконки, выполненные в технике хромолитографии, репродукции гравюр, несколько рисунков, прорисей, отдельные листы разных типов богородичных икон, последних более ста. Они существенно дополняют переписку, позволяя нам получить представление о процессе создания икон. Большинство хромолитографий выполнено на Украине в конце XIX века, что так же относит нас к адресатам Фуртова. Из бумажных икон мы покажем только некоторые из тех, что нашли воплощение в материале и хранятся в нашем собрании.

Рис. 2.
Рис. 3.
Рис. 4.

В конце XIX – начале XX веков, по журналам проверки торговли и промыслов, производство икон на финифти концентрировалось вокруг ювелирных мастерских Фуртовых и Завьяловых. Других мастерских зарегистрировано не было. Единственное, что вызывает сомнение – это Торговый дом Титова и Малоземова. Среди других торговых заведений Ростова этого времени он выделяется большим числом приказчиков, до 24 человек60. Из них некоторые прежде были зарегистрированы как финифтянщики.

Т.о. производство финифти в конце XIX века сосредотачивалось вокруг этих имен. И если, например, в фондах нашего музея мы встречаем финифтяную пластинку с образом прп. Тихона Калужского чудотворца в дубе61, иконографии аналогичной, бумажной иконе из архива Фуртова, то предполагаем, что выполнена она все по тому же заказу 1892 года из Калужской Тихоновой пустыни, о котором идет речь в письме Фуртову. Хотя в музей эта миниатюра поступила не от Фуртовых, а от оправляльщика Лаврентьева, речь идет об одном процессе, в центре которого стояла семья Фуртовых. Оправляльщик Лаврентьев также мог работать на Фуртова. Поэтому, думается, будет правомерным сравнение образцов иконографий из архива И.А. Фуртова с миниатюрами ростовского собрания, поступившими от других мастеров.

Иван Алексеевич, завязав в 1901 году деловые связи с Владимирским Успенским Княгининым монастырем62, в следующем году принимает заказ на иконы священномученика Аврамия и получает в качестве образца репродукцию с гравюры (Рис. 2). Она переводится в рисунок. И уже, видимо, в таком качестве, поступает к непосредственному исполнителю заказа. Иначе вряд ли бы в архиве Фуртова хранился и образец, и рисунок с него (Рис. 3). Рисунок еще более обобщенный, чем гравюра. Его автор знал, что мелкие детали не нужны в миниатюре, убрал лишний объем и его рисунок стал даже более цельным, чем гравюра. В нашем собрании есть иконка свщм. Авраамия63 (Рис. 4), поступившая от Лаврентьева в 1927 году. Икона не поясная, как на рисунке, а полнофигурная. В ней нарушены пропорции фигуры, она напоминает детский рисунок, в фоне справа от фигуры мазки ложатся горизонтально, слева – вертикально, раскраска одежд формальная, преобладающая роль контура, штриховка одежд по крупному цветовому пятну – все говорит о том, что перед нами не слабая копия, а живой, полноценный примитив.

На другом рисунке – изображении юродивого Иакова Боровичского, новгородского святого, мы видим, практически один только контур, но с пометкой о цвете, т.е. рисунок уже не должен был дорабатываться, а предназначался для мастера.

Рисунки к миниатюрам позволяют почувствовать непосредственно художественный процесс, но, к сожалению, их сохранилось очень мало. Последний из них – сцена поклонения явленной иконе святителя Николая. Среди поклоняющихся мы видим детей – один снял шапку и, задрав голову, почти вплотную рассматривает икону, другой, наоборот, испугался и уткнулся лицом в одежды матери. Трудно сказать о каком чуде здесь идет речь. Возможно, это фантазия на тему явленной на сосне иконы Свт. Николая по заказу Николо-Угрешского монастыря в 1894 году64. Как выяснилось, речь идет о явлении иконы свт. Николая Димитрию Донскому перед битвой на Куликовом поле, но первоначально, у Фуртова могло не быть необходимой иконы. Так как в монастыре, в случае отсутствия подобной иконографии, советовали обратиться к Кузнецову, который прежде уже выполнял подобные заказы.

В архиве Фуртова сохранилась и репродукция гравюры с изображением явления иконы свт. Николая. Где, на фоне пейзажа и палаточного лагеря у реки изображена группа мужчин в военных и богатых светских одеждах, обращающихся к блистающей в ветвях дерева иконе. А в музейном собрании есть соответствующая икона65, атрибуцию которой мы теперь можем уточнить, как явление иконы свт. Николая Димитрию Донскому перед битвой на поле Куликовом. Икона поступила в 1921 году, источник поступления неизвестен. Как и в предыдущем случае, образец претерпел значительные изменения. Композиция стала более компактной, лаконичной, более значительным и декоративно выразительным стал первый план. Если на гравюре мужчины в светских одеждах напоминают торговых людей, то в эмалевой иконе это явно войны. Она менее повествовательна, в ней появляется мотив предстояния.

Появление в архиве И.А. Фуртова иконы с изображением святителя Феодосия Углицкого Черниговского чудотворца может быть связано с заказом 1891 года из Черниговского кафедрального собора на изготовление 9000 мелких и 20 штук во весь рост, икон этого святого66. На музейной миниатюре67, она поступила в 1929 году, источник неизвестен, святитель изображен в рост, но она более крупная – около 2-х вершков. Та же композиция в интерьере, на плиточном полу, в полном облачении, с жезлом и крестом, но разница в цвете, вплоть до того, что святитель изображен темноволосым. В миниатюре исчез пространственный фон, блики на одежде, жестче и условнее стали светотеневые моделировки лика. Она стала ближе к иконе, чем графический образец.

Архив И.А. Фуртова помог прояснить некоторые детали. Так, было известно, что финифть посылалась на Афон, но какие то были иконы, мы не знали. Сопоставив же бумажную икону с изображением ап. Андрея и прп. Антония с аналогичной финифтяной иконой музейного собрания68, мы можем сделать вывод, что и в нашем случае святые изображены на фоне Андреевского скита на Афоне. Более того, среди бумажных икон мы встречаем даже вид святой горы Синай с монастырем. О посылках на Синай нам пока еще не было известно, но синайские святыни могли писать для Киево-Синайского Греко-Екатерининского монастыря. Не было верного представления об иконографии Афонасия Сидящего, иконы которого писали в Киев.

Таким образом, сравнение бумажных икон с иконами на финифти позволяет ощутить разницу между двумя культурами, официальной и народной церковными, которые соотносятся как вера детская и вера рассудочная. Ростовская финифть здесь близка к народной иконе, лубку. Не только в содержании образа, но и по технике исполнения. В этом, по нашему мнению, а не в умелом копировании, что так же присутвовало в то время, ее ценность.

С другой стороны, архив Фуртова позволяет нам получить конкретное представление о спросе на ростовскую финифть, требований к ней, круге потребителей, о работе ростовских мастеров на столичные ювелирные фирмы. Что значительно расширяет наше представление о бытовании ростовской финифти конца XIX начала XX. Делает картину более живой и полнокровной.

  1. Фуртов К.А. Финифтяное производство. Пособие для мастеров. М. 1911
  2. Титов А.А. Подробный отчет о Ростовской выставке 1880 года. Очерк живописи по финифти в Ростове. Ярославль. 1880, С. 60
  3. РФ ГАЯО Ф.371, О.1, Д.1255, Л.36 (об.)
  4. Фуртов, ук. соч. С. 17
  5. РФ ГАЯО ф.371, О.1, Д.1284, Л.8
  6. там же
  7. РФ ГАЯО Ф.371, О.1, Д.1255, Л.36(об.)
  8. РФ ГАЯО Ф.4, О.1, Д.298, Л.2(об.)
  9. РФ ГАЯО Ф. 1, О.1, Д.3057, Л.
  10. РФ ГАЯО Ф.2, О.1, Д.125, Л.7(об.)
  11. РФ ГАЯО Ф.1, О.1, Д.3695, Л.86(об.)
  12. РФ ГАЯО Ф.2, О.1, Д.266, Л.38 (об.)
  13. там же, Л.39(об.)
  14. там же
  15. РФ ГАЯО Ф.2,О.1, Д.486, Л.90(об.)
  16. РФ ГАЯО Ф.2, О.1, Д.545, Л.44(об.)
  17. Титов, ук. соч., С. 60
  18. РФ ГАЯО Ф.2, О.1, Д.126, Л.33(об.)
  19. Сведения об И.А. Фуртове и его сыне Фуртове Н.И. сообщены приемной дочерью Фуртова Н.И. Разумовской О.Н. По письмам В.И. Фуртова Марфа Артемьевна была похоронена на кладбище Ростовского Петровского монастыря.
  20. Потаниной Н.В. и Разумовской О.Н. автор приносит благодарность за предоставленную возможность работать с архивом Фуртова А.И.
  21. Архив ГМЗРК-А-54
  22. письмо от 29.03.1902
  23. письмо от 7.04.1898
  24. письмо написано в марте 1911 г.
  25. письмо от 29.12.1900
  26. письмо от 14.06.1889
  27. письмо от 18.06.1894
  28. письмо от 23.03.1897
  29. письмо от 24.12.1891
  30. письмо от 20.19.1889
  31. письмо от 17.08.1890
  32. письмо от 17.08.1890
  33. письмо от 12.06.1901
  34. письмо от 31.07.1982
  35. письмо от 5.03.1896
  36. письмо от 23.09.1901
  37. письмо от 08.09.1916
  38. письмо от 08.07.1894
  39. письмо от 21.09.1898
  40. письмо от 6.07.1916
  41. письмо от 17.09.1893
  42. письмо от 30.09.1892
  43. письмо от 17.09.1893
  44. письмо от 01.11.1888
  45. письмо от 25.11.1890
  46. ГМЗРК Ф-1064
  47. письмо от 30.09.1892
  48. письмо от 17.09.1893
  49. Золотая сокровищница Украины. Киев. «Акцент». 1999, С. 94
  50. письмо от 04.12.1890
  51. письмо от 15.12.1893
  52. письмо от 15.12.1893
  53. письмо от 29.06.1892
  54. письмо от 13.08.1896
  55. письмо от 25.05.1892 и 25.06.1892
  56. письмо от 15.03.1899
  57. письмо от 15.12.1892
  58. письмо от 15.12.1892
  59. письмо от 18.02.1892
  60. РФ ГАЯО Ф.2, О.1, Д.947, Л.10(об.)
  61. ГМЗРК Ф-1031
  62. письмо от 23.09.1901
  63. ГМЗРК Ф-855
  64. письмо от 07.06.1894
  65. ГМЗРК Ф-991
  66. письмо от 11.10.1891
  67. ГМЗРК Ф-1439
  68. ГМЗРК Ф-884




Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!