Электронная библиотека

Одним из важнейших источников по истории социально-экономического развития ростовского посада XVII в. являются переписные книги. Они содержат богатый статистический материал по количеству посадского населения, его ремесленной, промысловой и торговой деятельности. Не смотря на то, что большинство сохранившихся переписных книг было издано в конце XIX в. А.А. Титовым и Н.А. Найденовым¹, приведенный в них значительный фактический материал почти не подвергался специальному изучению. Краткий анализ ростовского посада XVII в. имеется у А.А. Титова в его предисловиях к публикациям переписных книг Ростова XVII в. Публикатор большое внимание уделяет топографии города, социальному составу посадского населения, пытается разрешить вопрос о "белых местах". А.А. Титов замечает, что переписные книги "дают возможность составить себе более или менее ясное понятие о тогдашнем экономическом положении жителей города"². Говоря о занятиях городского населения, он ограничился лишь перечислением промыслов и ремесленных специальностей, подчеркнул, что "торговля и промыслы в это время были довольно развиты, но, конечно, в меньших размерах, сравнительно со временем, предшествовавшим Литовскому разорению"³. Факты, на которых он основывал это суждение, А.А. Титов не указал. Следующим автором, который касался вопроса экономического развития Ростова XVII в., можно назвать В.А. Собянина. В своей небольшой работе "Ростов в прошлом и настоящем" он охарактеризовал Ростов XVII в. как крупный торговый центр, где возникает ярмарка, отметил ростовцев как "производителей старинных огородных культур", которые они сбывали на базаре⁴. При характеристике ростовского посада В.А. Собянин использовал Переписную книгу 1624 г. Федора Дурова, но, к сожалению, без точных ссылок. Несколько слов о ремесле и торговле ростовского посада XVII в. находим у М. Тюниной в ее путеводителе "Ростов Ярославский" и у В. Иванова в книге "Ростов. Углич"⁵. Ростовскому посаду начала XVII в. уделил внимание М.Н. Тихомиров в своей монографии "Россия в XVI столетии"⁶. Он дает анализ Дозорной книги 1619 г., пишет об усилении ростовского посада которое началось в конце XVI - начале XVII вв. в результате активной борьбы посадского населения с беломестным землевладением. Специально этому вопросу посвящена статья Б. Булгакова "Борьба ростовской посадской общины с беломестцами в первой половине XVII в."⁷ В ней автор подробно излагает ход борьбы, анализирует состав населения Ростова первой половины XVII в.

Основными источниками данной работы послужили переписные книги Ростова 1646 и 1678 гг., окладные книги 1651 - 1652 и 1691 - 1692 гг., выпись с писцовой книги дьяка Павла Симанова, ограничивающие хронологические рамки исследования второй половиной XVII века, временем, когда многие процессы, характерные для экономической жизни Ростова XVIII в., только зарождались. Это было время становления Ростова как крупного торгового центра, время появления ростовского купечества.

Наибольшей полнотой и детальностью сведений о населении Ростова отличаются общерусские переписи 1646 и 1678 гг. 1 Переписная книга 1646 г. дает самый богатый материал по ремеслу и промыслам. В книге определены занятия почти всех жителей города. Перепись 1678 г. тщательно фиксирует дворы, избы, кельи и другие постройки (в связи с переходом к подворному обложению), но, к сожалению, о промысловой и торговой деятельности писцы сообщают со значительными пробелами. Название специальностей не входило в задачи писцов. Переписную книгу 1678 г. дополняет выпись с писцовой книги 1624 г. с указанием новых дворовладельцев, сделанная для Земской избы дьяком Павлом Симановым. А.А. Титов датирует эту выпись второй половиной XVII в.⁸ Эту датировку можно уточнить более конкретно. По сообщению С.Б. Веселовского, Павел Прокофьев Симанов служил дьяком в Галицкой чети (к которой относился Ростов) около 3-4 лет с 18 октября 1677 г. (с 1 августа 1681 г. он уже дьяк в Киеве)⁹. Выпись, очевидно, делалась для каких-то целей в период общерусской переписи 1678 г. Может быть использовалась как приправочный документ для новых писцов. Поэтому, скорее всего, выпись была выполнена в 1677 - 1678 гг. В дальнейшем в тексте будет ее называть "Выпись 1677 - 1678 гг.". В данном источнике сообщаются размеры дворовых и огородных владений посадских людей на 1624 г. Эти дворовые места во второй половине XVII в. числятся за новыми дворовладельцами. Размеры их не изменились. Поэтому "Выпись 1677 - 1678 гг" представляет немалый интерес для истории вопроса торгового огородничества в Ростове во второй половине XVII в. Важные дополнительные сведения сообщает Книга ростовская окладная новоприписным тяглецам 1651 - 1652 гг. В ней содержатся данные о количестве тяглецов, приписанных к посаду после городской реформы 1649 г., и о их занятиях. Источником по торговому состоянию города служит Окладная опись торговых мест Ростова 1691 - 1692 гг.¹⁰ В ней указано не только количество торговых лавок на данный отрезок времени (1691 - 1692 гг.), но и даются ретроспективные сведения о торговых местах Ростова на более раннее время, вплоть до 1620-х гг., так как в наказе писцам сказано "по каким крепостям, или по чьим делам, и с какого году" посадские люди владеют данным торговым местом¹¹. По данной описи можно судить об имущем положении того или иного владельца, так как оброк взимался прямо пропорционально площади, занимаемой лавками и прочими заведениями.

Из всего сказанного выше видно, что перечисленные источники по своему содержанию неоднородны, статистическая обработка их затруднена. Они в значительной мере дополняют друг друга, дают возможность рассмотреть процесс экономического развития ростовского посада во второй половине XVII в. в целом, но не в динамике.

К работе над данной темой привлекались и некоторые актовые материалы, опубликованные ростовскими и Ярославскими краеведами на страницах Ярославских губернских ведомостей, и другие источники, например, приложение "Мастера-строители ростовской митрополии и города Ростова, известные по документам 1691 - 1704 гг.", выполненные Э.Д. Добровольской к статье "Новые материалы по истории ростовского кремля"¹².

По образному выражению Е. Заозерской, посад феодального города являлся нервом его торгово-промышленной жизни¹³, показателем его экономического развития. Посадское население состояло из ремесленников и торговцев, а также людей, которые служили светским или духовным феодалам или подчинялись каким-либо казенным ведомствам. Жили на посаде и так называемые "работные люди", которые получали средства к существованию продажей своей рабочей силы. Н.В. Устюгов отмечает, что таких людей (а ими в основном остановились бобыли и захребетники) было уже немало в первой половине XVII в.¹⁴ Посадское население XVII в. иногда бывает очень трудно разделить на чисто торговцев и чисто ремесленников, так как в XVII в. городской ремесленник часто соединяет работу на заказчика с работой на рынок. В русском государстве XVII в. торговлей занимались почти все слои посадского населения¹⁵. Однако, в массе торговых людей постепенно начинается выделение особого "купецкого чина", для представителей которого торговля становится главным профессиональным занятием¹⁶. В XVII в. различают четыре основных категории ремесленников: тягловые ремесленники (сосредоточены в городских центрах, на посадах; работали и на заказ и на рынок); дворцовые и казенные ремесленники (обслуживали нужды царского двора и получали постоянную плату за свои изделия); записные ремесленники (строительные рабочие - каменщики, кирпичники, подвязчики); вотчинные ремесленники (находились в феодальной зависимости у владельцев, работали не только на своих хозяев, но и на рынок, составляя конкуренцию тягловому ремеслу). Рассмотрим, какие категории ремесла имели место в Ростове во второй половине XVII в.

В начале XVII в. Ростове существовало две дворцовые слободки: Сокольничья и Рыболовская, а также, упоминаемые в переписной книге 1646 г. 4 двора утячьих помытчиков¹⁷. В 1600 г. обе слободки были приписаны к посаду в тягло¹⁸. По Дозорной книге 1619 г. оброк с этих слободок стали выплачивать все посадские люди¹⁹. Если Рыболовская слободка так и осталась в посадском тягле (ее жители были приписаны к Рыболовской десятне)²⁰, то Сокольничья слободка, как это видно из записи в переписной книге 1646 г., вновь вошла в Дворцовое ведомство: "Да в Ростове-жь на посаде государева дворцовая Сокольничья слободка, а та слободка писана в дворцовых книгах"²¹. Но затем, после постановления Соборного Уложения 1649 г. о ликвидации беломестных слобод на посадах²², вновь была возвращена в посад. В переписной книге 1678 г. читаем такую запись: "В Ростове-жь на посаде бывала Соколья слободка, а ныне на тех землях живут посадские люди тягловые, и с той Сокольи слободки по указу великого государя они в Приказ Большого дворца платят оброчные соколы и денежные доходы всем Ростовским посадом"²³. Таким образом, в последней четверти XVII в. в Ростове дворцовых слобод не было²⁴.

К записным ремесленникам принадлежали ростовские каменщики и кирпичники. Они не несли посадского тягла, зимой могли заниматься и ремеслом, и торговлей, но летом были обязаны являться в Приказ каменных дел, который рассылал их на различные стройки. Например, ростовские каменщики значились на строительстве гостиного двора в Архангельске²⁵. Часть каменщиков и кирпичников привлекалась на строительство ростовского архиерейского дома. Как отмечает Н.В. Устюгова, эта была по существу феодальная повинность²⁶. Во время летней работы им выдавался поденный корм по 8 денег в день²⁷. Переписная книга 1646 г. отмечает в Ростове 18 дворов каменщиков и кирпичников (21 человек). Один из них, Ивашко Родионов, записан шапочником, другой, Орефка Олексеев, - соловолоном²⁸. В "Выписи 1677 - 1678 гг." отмечено 14 дворов каменщиков и кирпичников, по переписи 1678 г. - 20 дворов. Какие-либо дополнительные ремесленные специальности в последних двух книгах не указаны. По описи торговых мест 1691 - 1692 гг. указано 5 каменщиков, которые вели торговлю в сапожном (2) и мясном (1) рядах, "да против торговых рядов лавка каменщиков Ивана Цыбакина да Петра Борисова"²⁹. Некоторые фамилии каменщиков и кирпичников в течение нескольких десятков лет проживали на ростовском посаде. Например, кирпичники Кречковы проходят по переписям и 1646 и 1678 гг. А в 1702 г. у кирпичника Григория Кречкова было куплено на строительство митрополичьего дома 600 штук сырого кирпича³⁰.

Наибольшую конкуренцию тягловому посадскому ремеслу и промыслам, используя льготы феодального иммунитета своих господ, составляли ремесленники, находившиеся в зависимости у светских или духовных феодалов. В исторической литературе Ростов не раз отмечали как город с сильным беломестным землевладением, и, в основном, "белые места" принадлежали ростовскому архиерейскому дому³¹. По данным 1646 г. у светских и духовных феодалов было 157 дворов (112 - "за митрополитом Варлаамом"), в которых проживало 62 ремесленника, а по переписи 1678 г. - 99 дворов (55 - "за митрополитом") - 17 ремесленников. Такое значительное уменьшение вотчинных или "домовых" ремесленников на посаде, по-видимому, явилось следствием резкого сокращения беломестных дворов в результате реформы 1649 -1652 гг. Здесь нужно отметить, что многие "домовые" ремесленники ростовского митрополита располагались не на посаде, а в различных селах и деревнях, принадлежавших архиерейскому дому³².

Всего на ростовском посаде по переписным книгам второй половины XVII в. числится около 120 ремесленников и промысловиков при населении около 4 тыс. человек. Как уже отмечалось выше, статистическая обработка переписных книг чрезвычайно затруднена: в книгах указаны лишь только дворовладельцы, в результате чего выпадает значительное число людей - чернорабочие и др., а также и члены семей, среди которых могли быть люди, занятые в различных промыслах. Поэтому на основании данных переписных книг невозможно точно установить ни общего количества населения Ростова за различные годы, ни количества ремесленников вообще и по отдельным специальностям в частности. Н.В. Довнар-Запольский за весь XVII в. дает среднюю цифру количества ремесленников по Ростову - 170³³. По-видимому, он включил в эту цифру и специальности, которые явно относятся к чисто торговой деятельности: харчевники, скупщики кожи, торговцы рыбой и т.п. Чтобы представить, какое место занимал Ростов среди прочих торгово-промышленных городов России того времени, приведем данные о количестве ремесленников, собранные М.В. Довнар-Запольским. В Москве - 2367 ремесленников, в Туле - 140, в Суздале - 65, в Устюге Великом - 457, в Симбирске - 137, в Вятке - 90, в Нижнем Новгороде - 885³⁴, в Ярославле - 1175³⁵, в Тихвинском посаде - 178³⁶. Данные цифры позволяют сделать заключение, что Ростов являлся небольшим торгово-ремесленным городом.

Рассмотрим, какие виды ремесла и промыслов были характерны для Ростова во второй половине XVII в. По переписным книгам упоминается более 40 видов различных ремесленных и промысловых специальностей:

Специальности	Количество ремесленников
	1646	1651-52	1678	"Выпись 1677-78 гг."
Обработка металла
Кузнецы	9	5	11	5
Гвоздари	-	-	1	-
Замочники	1	-	-	1
Медники	-	-	6	1
Котельники	1	-	-	-
Серебряники	3	1	6	1
Деревообработка
Плотники	11	3	2	3
Гребенщики	-	-	-	1
Щепетинники	2	1	-	-
Бочарники	1	-	-	-
Лапотники	1	-	-	-
Дегтяри	1	-	-	-
Токари	-	1	-	-
Переработка растительного и животного сырья
Холщевики	2	-	-	-
Красильники	4	6	3	2
Крашенники	1	-	-	-
Кожевники	1	-	-	-
Портные мастера	10	8	10	2
Сарафанники	1	-	-	1
Пуговичники	3	-	1	1
Шапочники	2	-	3	3
Рукавичники	1	-	2	-
Сапожники	22	3	4	2
Овчинники	4	3	1	-
Сыромятники	2	-	-	1
Скорняки	1	-	1	1
Седельники	2	-	-	-
Хомутники	1	1	-	-
Свечники	5	2	-	1
Соловолоны	1	-	-	-
Калачники	12	11	9	7
Хлебники	1	-	4	-
Мясники	6	1	3	-
Овсянники	2	-	-	1
Толоконники	-	1	-	-
Солодовники	2	-	-	2
Сусленники	1	-	-	-
Винокуры	1	-	-	1
Квасники	-	-	1	2
Пивовары	-	-	1	-
Рыболовы	3	-	-	-
Соленники	8	1	-	-
Масленники	-	1	-	-
Прочие
Иконники	1	1	-	-
Извозчики	6	2	-	17
Рудометы	1	-	1	1
Пастухи	2	-	2	-

Из приведенных цифр видно, что во второй половине XVII в. в Ростове распространены были следующие ремесла и промыслы: кузнечное, плотничное, красильное, сапожное, портное, калачное. Но даже в этих видах ремесленного производства количество ремесленников было невелико (от 20 до 4 человек). Это говорит о том, что Ростов XVII в. не являлся городом с ярко выраженной ремесленной специализацией, как, например, Тихвинский посад. Великий Устюг, Ярославль и др. города.

Рассмотрим подробнее некоторые вида ремесла и промыслов.

Обработка металла. Как видно из приведенных выше цифр, количество кузнецов в Ростове в течение второй половины XVII в. практически не изменялось. В начале XVII в. часть ростовских кузнецов принадлежало казенному ведомству. По писцовой книге 1624 г. имелась Кузнецкая слободка, в которой было 5 дворов³⁷. 14 ростовских кузнецов в 1629 г. были записаны в "Гарнизонных росписях о казенных ремесленниках"³⁸. Но в "Выписи 1677 - 1678 гг."об этих кузнецах имеется лишь только упоминание: "На посаде-жь дворы кузнецкие..., а служили те кузнецы государевы службы по городам и делали кузнечное дело"³⁹. Ростовские кузнецы работали как на местной сырьевой базе, так и на привозном железе и меди, например, из Тихвина. Из Тихвина вывозили в Ростов также "железо прутовое" - необходимый полуфабрикат для производства ножей⁴⁰. Кузнецы изготовляли довольно широкий ассортимент изделий: скобы, крючки, петли, цепи, заступы, лемехи, косари, шила, иглы, ножи, ножницы, сковороды и т.п. Но в это время появляется и узкая специализация кузнечного ремесла: гвоздари, замочники, котельники. В Ростове таких узких специалистов числилось 1-2 человека. Были среди кузнецов и искусные мастера, которые делали более сложные работы, например, ростовские кузнецы Гордеевы (впервые упоминаются в переписной книге 1678 г.). Иван Гордеев в 1697 г. делал решетки для южных дверей Успенского собора, а Максим Гордеев "делал к западным дверям соборной церкви затворы"⁴¹. Интересен факт, что в переписной книге 1646 г. упоминается ученик кузнеца - "Ивашко Иванов сын Усов, Троицкого монсатыря крестьянин"⁴². Обучение ремеслу производилось обычно в семье, сын наследовал профессию отца. Специальное ремесленное ученичество, как отмечает Е. Заозерская, было редким явлением даже в начале XVIII в.⁴³ Например, упоминание о наличии учеников у ярославских кузнецов имеются лишь в переписях Ярославля 1710 г.⁴⁴

К обработке металла относится и серебряное дело. По всем переписным книгам второй половины XVII в. проходят серебряники (от 1 до 6 человек). Серебряники, как правило, изготовляли изделия на заказ, но иногда продавали на рынке более мелкие предметы: крестики, кольца, серьги и т.п. Интересное упоминание об одном тихвинском серебрянике находим в работе К.Н. Сербиной, в источнике о нем сказано, что он может "финифтами наводить"⁴⁵. В Ростове появление финифтяного промысла принято считать со второй половины XVIII в. Но может быть, и среди ростовских серебряников XVII в. уже были специалисты по финифти, которые в источниках XVII - начало XVIII вв. записаны как серебряники или даже медники, так как изготовляемая домашняя утварь, предметы церковного обихода, украшения делались из меди и серебра.

Деревообработка. Во второй половине XVII в. наблюдается большое количество профессий по обработке дерева. В Ростове проживали гребенщики, токари, щепетинники (изготовители деревянной посуды), бочарники, лапотники, дегтяги. Но особенно было распространено плотничье ремесло, которое было связано с работой на заказ. Ростовские посадские плотники привлекались на строительные работы в архиерейский дом, где были и свои "домовые" плотники. Например, по переписной книге 1646 г. у ростовского митрополита было 6 плотников и 1 пазовник. А в конце XVII в. у ростовского митрополита работало 39 плотников, среди них и "ростовские посадские" - Богомолов Андрей и Калинин Иван, который "с товарыщи" в 1692 г. собрал в домовом саду келью и "наряд" к ней сделал⁴⁶.

Переработка растительного и животного сырья. В Ростове, как и во многих городах России, распространены различные ремесла, связанные с переработкой кожи: скорняки, сыромятники, овчинники, красильники и с переработкой льна: холщевники, крашенинники. Но особенно было развито шитье одежды и изготовление обуви. Количество портных мастеров в разное время колебалось от 8 до 10 человек. Нужно отметить, что в этом виде ремесла имелась своя специализация: сарафанники, пуговичники (пуговицы "хамьяные", т.е. сделанные из ткани). К изготовлению одежды относятся и рукавичники с шапочниками. К сожалению, данные источники не указывают какого вида изготовлялись шапки. Эта могли быть и валеные колпаки, и меховые шапки, или же шапки, сшитые из атласа и кумача. Портные мастера работали не только на заказ, но и на рынок. Еще по писцовой книге 1624 г. известны торговцы сарафанами и пуговицами. В "Записной книге мелочных товаров Московской большой таможни" отмечается, что скупщики привозили из Ростовского уезда холст и одежды⁴⁷. Количество сапожников колебалось от 15 до 20 человек. В это число входят и те мастера, которые занимались и просто починкой обуви ("подшивает сапоженка"). О том, что многие сапожники работали на рынок говорит тот факт, что в Ростове существовал торговый сапожный ряд.

В XVII в. в Ростове изготовляли восковые и сальные свечи. Этот промысел получит свое дальнейшее развитие в ХVIII - ХIХ вв. Например, ростовские купцы Мальгины в конце XVIII в. имели 4 свечных завода⁴⁸. Источники отмечают, что Мальгины стали заниматься свечным делом еще в 40-е годы XVII в. По переписной книге 1646 г. в "свешниках" значатся Смирка Григорьев и Васка Богданов Мальгины. Продажа свечей производилась среди "мелочных товаров" со "свечных полок и лотков". Постоянный спрос на свечи предъявляли Ростовский архиерейский дом, ростовские монастыри и церкви, а также близлежащие монастыри, пустыни и церкви.

Более 10 специальностей насчитывается среди посадских людей, занятых обработкой и продажей продуктов питания. В основном эта группа людей работала на городской торг, но наличие таких торговых рядов, как калачный, мясной, солодовенный, рыбный, говорит, что эти продукты заготовляли и на более широкий рынок. Ростовские рыбинки продавали рыбу не только свежей, но и в соленом и сушеном виде ("хохольки").

Особо нужно сказать о винокуренном производстве. Развитие винокурения в России в XVII - начале XVIII вв. определялось во многом тем, что право производства хмельных напитков и продажи их населению принадлежало до 1652 г. казне и небольшому числу феодалов, а с 1652 г. - только казне. Тяглые люди (включая посадских) получали право производить вино в тех случаях, когда обязывались поставлять его казне. По подсчетам М.Я. Белкова, в середине XVII в. в стране насчитывалось не менее 20-25 купеческих винокуренных предприятий (не считая заведений, арендованных у светских феодалов)⁴⁹. По переписной книге 1646г. винокурением в Ростове занимался посадский человек Степка Федоров. А до "Выписи 1677-1678 гг.", винокурня принадлежала ростовскому митрополиту. По-видимому, это было немалое заведение, так как под него было сломано два посадских двора. Работало на митрополичьей винокурни несколько человек, как видно из записи: "огород пашут митрополичьи всякие люди от винокурни"⁵⁰. Кроме вина в городе изготовляли квас, пиво и сусло. Продажа этих напитков была отдана на откуп посадским людям, которые "откупу с того сусла и квасу платят на Москве в большом приходе"⁵¹.

Прочие ремесла и промыслы. В начале XVII в., до литовского разорения, в Ростове, по-видимому, существовала иконописная мастерская. Об этом говорит, например, запись о Григории Ростовце, который за один только август 1611 г. "закончил письмом 60 икон, а в декабре того же года сделал еще 10 икон". По справедливому замечанию М.Н. Тихомирова, такое количество икон не мог сделать один человек⁵². Что касается середины XVII в., то по данным переписным книгам упоминается всего лишь один иконописец. - Федька Васильев, который в 1651 г. был приписан "из-за митрополита" к ростовскому посаду. К этому имени можно добавить имя живописца попа Тимофея. В Ростовском музее находится его подписная икона "Богоматерь Казанская" 1649 г. В конце XVII в. в связи с общим подъемом экономики страны и огромными строительными работами, проводившимися ростовскими митрополитами Ионой Сысоевичем и Иосафом Лазоревичем, количество иконописцев резко увеличилось. В. Г. Брюсова отмечает, что Иона Сысоевич для росписи церквей привлекал лучших мастеров подведомственной ему митрополии, а свои "домовые" иконописцы появляются у него в конце 90-х годов⁵³. Э.Д. Добровольская за 1697 - 1704 гг. выявила 14 имен ростовских иконописцев, среди которых 7 человек с ростовского посада⁵⁴.

Особо нужно сказать о развитии огородного промысла в Ростове. В ХVII - ХVIII вв. во многих русских городах ремесло сочеталось и дополнялось земледелием, садоводством и огородничеством. По определению С.Б. Веселовского, "посады были сосредоточением торговли и промыслов, а пашни и угодья были второстепенными, в виде общего правила, источником благосостояния посадских людей"⁵⁵. В Ростове же в XVII в. огородный промысел являлся чуть ли не основным занятием населения и большинство посадских людей "жило с огорода". Размеры огородной земли колебались от 85Х40 саж. - наибольший до 10х12 саж. - наименьший. В огородах сажали чеснок, лук, капусту, хмель, огурцы. По "Выписи 1678 - 1677 гг.", практически каждый житель Ростова обладал огородным участком, к тому же 101 человек обрабатывали дополнительные пустующие земли, а некоторые из них (Мальгины, Зверинцевы, Милютины, Шалковы, Щаповы и др.) имели по 2-3 огородных участка. 50 человек, как сказано в источнике, "пашут лук и чеснок". Из этих данных видно, что значительная часть населения выращивала огородные культуры не только для собственного употребления, но и на продажу. На этот факт обратил внимание В. А. Собянин, анализируя писцовую книгу 1624 г., он указал 68 торговцев-огородников⁵⁶. 0 том, что торговое огородничестве получило во второй половине XVII в. широкое развитие, свидетельствуют следующие данные. Во-первых, прямо названы имена посадских людей, которые торгуют луком и чесноком (20 человек), хмелем (4 человека). Во-вторых, значатся 24 человека, которые "копают огород, тем кормятся", 10 человек "землю пашут из оброку". Оброк платило тягловое население за дополнительные источники дохода. В некоторых случаях указано конкретно на выращивание овощей. Например, "пашет из оброку Павлин Зернов, садит лук" или "пашет из оброку лук и чеснок Булат Романов сын Убейсов". В пользу развитого торгового огородничества свидетельствуют и сведения из челобитной ростовских посадских людей 1687 г., в которой речь идет о строительстве мельниц по р. Которосли и о том, что они мешают "свободному судоходству". В челобитной читаем: "А у которых государь, у нас... излучится от огородной пашни чеснок и лук, и нам в Ярославль и иные городы с теми товаришком своим съехать в лодках невозможно"⁵⁷. Л.В. Милов объясняет возникновение торгового огородничества в некоторых городах как следствие особенностей развития феодальной экономики России, ее неравномерностью, что привело к ускоренному развитию одних городов и упадком других. Не последнюю роль здесь сыграло и городское законодательство, начиная с Соборного Уложения 1649 г. "Неразрывно связанное с общей крепостнической политикой Московского государства, это законодательство тормозило прилив в город рабочей силы, освобожденной земледелием. В условиях крепостного права промышленное развитие центра России, с одной стороны, привело к созданию контингента неземледельческого сельского населения в виде отходников и "промышленников", а с другой - поставило многие так называемые малые города либо вне этого развития, либо отодвинуло их далеко в сторону от ключевых позиций развития промышленности"⁵⁸. В итоге население малых городов приспособилось к специфике создавшейся обстановки. "Издавна существовавшее в любом крупном средневековом городе России подсобное огородничество превратилось в торговое. Причем развитие торгового огородничества оказалось здесь в более выгодных условиях, чем на селе. Этому способствовал сам статус городского населения, объективно представлявший горожанам большую свободу хозяйственной деятельности, и близость рынка сбыта"⁵⁹.

Ростовские посадские люди вывозили огородные культуры на близлежащие торжки, а также в Москву, Тотьму, Ярославль. В самом же Ростове торг вели на площади "с возов".

Теперь рассмотрим чисто торговую деятельность населения ростовского посада. Под терминами "торговый человек" и "торговые люди" в XVII в. являлся член любого тяглового чина. Торговыми людьми были не только представители высших торговых корпораций, но и посадские люди. По мнению С.В. Бахрушина, термин скорее определял занятие, чем звание, и не имел для XVII в. сословного содержания⁶⁰. В XVII в. существовали следующие виды торговли: 1) оптовая: транзитная и скупочная; 2) розничная: распродажа в своем городе привезенных из других городов товаров; распродажа товаров, скупленных в сельской округе. По переписным книгам, как уже отмечалось выше, трудно различить производителей и торговцев. Но тем не менее, некоторые вопросы, касающиеся деятельности торговцев-профессионалов, они освещают. Во-первых, под терминами "торговые" или "промышленные люди" в переписных книгах второй половины XVII в. названы 16 человек. Во-вторых, можно выделить ряд специальностей, явно указывающих на скупку товаров: сырейщики (скупка и продажа сырых кож), щепетильники (продажа женских мелочей с лотков), скотинные барышники (торговцы скотом), рыбинки (торговцы рыбой); прямо названы торговцы луком, чесноком, хмелем, крупою, железом. "Выпись 1677-1678 гг." дает богатый материал по торговле первой половины XVII в. Этот материал вполне можно отнести и на вторую половину XVII в., так как фамилии торговцев по писцовой книге 1624 г. и по окладной книге торговых мест 1691 - 1692 гг. в большинстве случаев совпадают. В писцовой книге даны прямые указания на торговлю сарафанами, пуговицами, свечами, щепетиньем, дегтем, калачами, мясом, солодом, москательем, опойками, солью, медом, мылом, орехами, пряниками, яблоками, соленой и сушеной рыбой. Источники указывают, что в Ростове было от 4 до 6 красильников. Под этим названием можно подразумевать как и ремесленников, так и торговцев краскою, тем более москательный и красильные ряды в Ростове существовали издавна, а конце XVII в. москательный ряд был самым большим. Перечисленные выше товары позволяют предположить, что ростовский посад второй половины XVII в. состоял в основном из мелких торговцев, занимавшихся продажей "мелочных товаров" (предметов широкого потребления) в своем городе и уезде. На откуп посадским людям была отдана продажа хмельных напитков. Таможенный сбор с вина, пива, меду в 1668 г. составил 380 руб. 11 ал.⁶¹ Торговлю вели не только посадские люди, но и крестьяне, каменщики и кирпичники, служители церкви и другие слои городского населения. По окладной книге 1691 - 1692 гг. в Ростове числится 159 торговцев (из них 75 человек владели лавками по наследству) и 295 торговых мест. В это число входят не только лавки и полулавки в рядах, но и лавки и полки, и шалаши в разных местах. Наиболее крупный оброк (более 1 руб.) платили Голицыны, Ксеневы, Малютины, Угримовы, Щапавы. Самый крупный оброк - 18 рублей - платили Алексей Ширяев (Красильников) и Григорий Канонов.

Ростовские торговые люди вели и "отъезжие торги". Явки ростовцев отмечены в таможенных книгах Новгорода, Астрахани, Москвы, Тотьмы, Ярославля, Тихвинского посада. Это были торговцы-оптовики: Мальгины, Яковлевы, Мамзеревы, Корякины, Ильины, Гогины, Абрамовы, Владимировы, Ломтевы, Ксеневы⁶². Из Ростова вывозили, в основном, лен, сухую и соленую рыбу. Например, в Новгороде торговали сухой рыбой Иван Киприянов и Григорий Матвеев. Последний закупил там партию пеньки на сумму 220 рублей⁶³. Наиболее крупную оптовую торговлю вели Мальгины, Гогины, Ильины. Например, Гурий и Гаврила Мальгины привозили на новгородский торг сталь, проволочное железо, писчую бумагу, кумачи, ладан, церковное вино. Всего ими было продано товару в 1693 г., по данным новгородской таможни, на сумму 505 руб. 32 ал. 4 ден.⁶⁴ В Ростове же Мальгины вели Розничную торговлю в москательном, мясном, сапожном и красильном рядах. На астраханский торг привозил товары Макар Ильин. В его явке 1694 г. указаны следующие товары: "160 фат бумажных, пуд 10 ф. нитей бумажных красных, 15 тюков сафьянов, 900 пьялок малых (глинянная посуда - Е.С.), пищаль, 5 килимов (ковров - Е.С.)"⁶⁵. "Купцы" ж. Гогины в конце XVII в. налаживали и заграничную торговлю. Например, Козьма Яковлев Гогин привозил "из-за Свейского рубежа" сталь, олово английское прутовое, железо⁶⁶. А ростовец Алексей Базаров привозил английские сукна⁶⁷.

Накопление капитала в XVII в. шло не только в результате торговых операций, но и вкладыванием части капитал, в производство. В это время наибо

Библиотека Ярославского архиерейского дома (далее - ЯАД) стала в конце XVIII столетия крупнейшей книгохранительницей в крае: к тому времени она объединила в себе рукописные фонды таких древних местных культурных центров, как Спасский монастырь и Ростовский архиерейский дом (далее - РАД). По указу Екатерины II от 3 июля 1787 г. следовало, "упраздняя Спаса-Ярославский монастырь обратить его для пребывания архиепископа Ростовского и Ярославского"¹. Таким образом, архиерейская кафедра была перемещена в Ярославль, а вместе с ней была перевезена и библиотека. Однако переезд книжницы РАД был осуществлен много позже издания указа. Первые документальные свидетельства об объявлении ростовских книг в Ярославле относятся лишь к 1790 г.², причем в это время была перевезена только основная часть владычной библиотеки, тогда как книги, собранные "из домовых церквей" (541 издание и 3 рукописи) продолжали храниться в Ростовt, "в кладовых палатках под Воскресенской церковью", вплоть до 1811 г., когда по распоряжению архиепископа Антония Знаменского они были препровождены в ЯАД³.

Что касается определения времени переезда основного книжного собрания РАД, то этот вопрос до сих пор оставался нерешенным. Поскольку выделенные на перевоз архиерейского имущества три тысячи "казенных" рублей⁴ оказались растраченными⁵, лица, ответственные за обустройство ЯАД, постарались не фиксировать, когда и какие вещи привозились из Ростова. Это обстоятельство ввело в заблуждение некоторых современных исследователей, которые ошибочно посчитали, что в 1786 г. в Ярославль была перевезена владычная библиотека⁶. Это мнение основано на неверном прочтении записей дневника Арсения Верещагина. Так, архиепископ 6 июня 1786 г. отметил: "Морошкин отправился в Ростов для перевезения библиотеки", а уже 9 июня по данным "Тетради расходов" РАД были "провезены все собственные его преосвященства книги"; следующие два дня, как eказал в дневнике Арсений, "разбираема была библиотека"⁷. Как видим, речь в этих записях идет о "собственных" личных книгах архиепископа, тем более, что, если бы перевозилась "домовая" библиотека, в этом мероприятии были доны принимать участие эконом и ризничий РАД, а не доверенное лицо Арсения Верещагина. Добавим, что по заведенному порядку архиерейское имущество по прибытии в Ярославль надлежало освидетельствовать тем же эконому и ризничьему "по описным книгам", и, следовательно, вряд ли Арсений мог на следующий день по прибытии библиотеки РАД заняться ее личным рассмотрением и разбором. Таким образом, в июне 1786 г. в ЯАД были доставлены собственные книги архиепископа Арсения, а библиотека ростовских митрополитов поступила в Ярославль только в 1790 г. вместе с большой архиерейской ризницей.

22 января 1790 г. из духовной консистории смотрителю ЯАД игумену Порфирию последовал указ "о перевезении немедленно из Ростова в Ярославль всей архиерейской ризницы... дабы не упустить нынешнего зимняго удобного времени"⁸. Указ предписывал имущество РАД, "переосвидетельствовав по описям, укласть в сундуки и футляры порядочно, дабы ни малейшаго в дороге повреждения, а особливо дорогим вещам, не последовало". В пути ризницу должен был охранять "канвой надежных и верных людей на лехких подводах". По приезде в Ярославль имущество РАД было помещено в кладовую палату и запечатано. 18 февраля 1790 г. "вещи, принятые из большой архиерейской ризницы" и "книги, перевезенные в ЯАД", были приняты по описи "новоопределенным" ярославским экономом иеромонахом Антонием⁹. Таким образом, ростовская библиотека, состоящая из более чем 300 рукописей и печатных книг, поступила в ЯАД в начале 1790 г.

В дореволюционной литературе было высказано мнение, которое затем неоднократно повторялось современными исследователями о том, что перенос архиерейской кафедры из Ростова в Ярославль сопровождался "беспримерным расхищением митрополичьей ризницы"¹⁰. Приводились рассказы ростовчанина А.И. Щепикова, опубликованные А.А. Титовым, о том, что "вскоре после перевода митрополии из Ростова в Ярославль свитков и рукописей валялось на башнях и переходах архиерейского дома целые вороха"¹¹. Причины отсутствия древних рукописей в тех хранилищах, куда ростовская библиотека поступила, специалисты находили в рассказах о губительном невнимании ярославских церковных властей к книжному собранию РАД, или, наоборот, в губительном внимании к древностям ростовской кафедры архиепископа Арсения Верещагина, знатока и ценителя "старинной письменности"¹². Приведем здесь некоторые наблюдения, касающиеся этого вопроса.

В результате сопоставления данных трех групп описей - РАД, Спасского монастыря и ЯАД - удалось установить, что до настоящего времени в фондах Ярославского музея-заповедника сохранилось только 53 рукописи из бывшей владычной библиотеки. Материалы описей XVII и XVIII вв. позволяют утверждать, что в Ростове имелось 183 рукописные книги. Из них 110 экземпляров, которые хранились в Успенском соборе и представляли древнейшую часть библиотеки РАД, погибли во время пожара 1730 г.¹³, уцелели только те рукописи, которые находились в верхних кладовых палатах и поступили в РАД при митрополите Димитрии Туптало (1701 - 109 гг.). Таким образом, в Ростове после 1730 г. ядро рукописного собрания архиерейского дома составляли книги, написанные в начале XVIII в., тогда как древнейшая часть коллекции РАД к этому времени прекратила свое существование. Данные следующих по времени описей, XVIII и XIX вв., не подтверждают рассказы о каких-либо массовых утратах или потерях ростовских книг при переезде архиерейской кафедры в Ярославль.

Остановимся подробнее на этом вопросе.

Вновь составленное в начале XVIII в. рукописное собрание РАД ко второй половине этого столетия потеряло уже 16 книг¹⁴. Последующие описи, 1765 и 1790 гг., указывают на пропажу между этими годами еще двух кодексов. Это - "Поучения Димитрия митрополита", которыми интересовался, судя по припискам библиотекаря в описи 1765 г., эконом РАД иеромонах Вениамин¹⁵. Другая книга - "Диология, сиречь разглаголство"¹⁶ - также предмет внимания эконома, в описи 1790 г. обозначена как "значащаяся в убылей книге"¹⁷. Еще две рукописи, "Апокалипсис в лицах" и "Утешение духовное о следовании Исусу Христу", были утеряны уже после 1790 г.¹⁸ Таким образом, на конец XVIII в., по данным описей, было утеряно всего 20 рукописей.

Следующие описи, 1811 и 1819 гг., связанные с пребыванием ростовских книг уже в собрании ЯАД, указывают на исчезновение только двух рукописей - "Летописца о Троицком монастыре осадного" и "Истории о Флоренском сообщении"¹⁹. Еще два кодекса, записанные в описи 1819 г.²⁰, не объявились в описи ЯАД, составленной в 1912 г. После этой последней дореволюционной описи до настоящего времени не сохранились только две ростовские рукописи - это "Учение благочестия с вопросами и ответами" и "Номоканон". Таким образом, со второй половины XVIII в. до начала XX в. было утрачено 26 рукописей из библиотеки РАД²¹, причем только две из них исчезли в период, с переездом ростовской книжницы.

Итак, сопоставительный анализ описей библиотек РАД и ЯАД не указывает на какую-то массовую пропажу ростовских рукописей именно в момент переноса архиерейской кафедры в Ярославль.

1. Полное собрание законов Российской империи, 1784 - 1788 гг. Спб., 1830. Т. 22. С. 1073-1074. ЯМЗ-15259, л. 42. Указ Ростовской духовной консистории (далее - РДК) № 28 об упразднении Спасо-Ярославского монастыря, описи его имущества и обращении обители в архиерейский дом, 1788 г.
2. РФ ГАЯО, ф. 197, оп. 2, № 1338. Опись "вещам, принятым из большой архиерейской ризницы" и "книгам, перевезенным в ЯАД". Документ составлен на основе материалов описи РАД 1777 г. и подписан 18 февраля 1790 г. протоиереем Успенского собора Артемоном, экономом РАД игуменом Порфирием и "новоопределенным" экономом ЯАД иеромонахом Антонием. См. также: ГАЯО, д. 232, он. 1, № 557. Донесения эконома РАД игумена Порфирия архиепископу Арсению Верещагину о составлении новых описей архиерейского имущества, 1790 г. Окончательно "большая ростовская ризница" была "освидетельствована" и принята на хранение казначеем ЯАД лишь в мае следующего 1791 г. См.: ЯМЗ-15259, лл. 113-113 об. Указ духовной консистории № 95 о принятии ризницы бывшего РАД на хранение в ЯАД 1791 г.; ГАЯО, ф. 232. оп. 1, № 562. Дело о передаче протоиереем Иоанном ризницы РАД в ведение казначея ЯАД Серафима 1791 г.
3. ГАЯО, ф. 232, оп. 1, № 1425. Опись книг, хранящихся в кладовых палатках Ростовской Воскресенской церкви, 1810 г.; ГАЯО, ф. 232, оп. 1, № 2786, лл. 1-8. Опись книг, присланных в ЯАД из Ростовской Воскресенской церкви, 1811 г.
4. РФ ГАЯО, ф. 197, оп. 2, № 5, л. 199. Журналы заседаний РДК, 1786 г. Протокол заседания от 19 мая 1786 г. о принятии от ярославского губернатора 3 тыс. рублей на переезд РАД.
5. ГАЯО, ф. 232, оп. 1, № 1131. Дело о учении справки о расходе денежной суммы, определенной на переезд архиерейской кафедры из Ростова в Ярославль. 27 мая 1803 г.
6. Филилповский Г. Ю. Дневник Арсения Верещагина // Вестник МГУ. Серия филологии. 1973. № 1. С. 64-70; Вздорнов Г. И. Искусство книги в Древней Руси XIII - начала XV вв. М., 1980. С. 22.
7. ГАЯО, коллекция рукописных книг, № 298 (171), л. 24. Дневник Арсения Верещагина. Копия. Т. 1: январь 1786-1790 гг. Сведения об отправке "на четырех повозках" книг архиепископа из Ростова 8 июня 1786 г. помещены в "Тетради, учиненной для записки расходов денег во время отправления его высокопреосвященства в Ярославль" (РФ ГАЯО, ф. 197, оп. 1, № 523, л. 3 об.).
8. ЯМЗ-15259, лл. 77-77 об. Сборник указов Ростовской, а затем Ярославской духовно) консистории 1787 - 1796 гг. Указ о перевозе в Ярославль из РАД архиерейской ризницы, 22 января 1790 г.
9. См. сноску 2 настоящей статьи.
10. Эдинг Б. Н. Ростов Великий, Углич; Памятники художественной старины. М., 1914. С. 42; Тихомиров И. А. "Слово о полку Игореве" в новом освещении // Голос. 1911. 21 декабря (3 января). С. 2; Филипповский Г. 10. Дневник Арсения Верещагина. С. 64; Вздорнов Г. И. Искусство книги в Древней Руси XIII - начала XV вв. С. 22; Козлов В. Л. Кружок А. И. Мусина-Пушкина и "Слово о полку Игореве": Новые страницы истории древнерусской поэмы в XVIII в. М., 1988. С. 76-77.
11. Воспоминания крестьян с. Угодичи Ярославской губ. Ростовского уезда Александра Артынова /Предисловие А. А. Титова. М., 1882. С. 63. Прим.2.
12. Так, Г. И. Вздорнов считает, что "Арсений вывез из Ростова библиотеку из нескольких тысяч томов". См. сноску 5 настоящей статьи.
13. ЦГИАЛ, ф. 796, оп. 11, № 282. Доношение в Синод архиепископа Ростовского и Ярославского Георгия о случившемся в РАД пожаре, 14 июля 1730 г. Этот документ был опубликован в сокращенном виде: Описание документов и дел, хранящихся в архиве святейшего правительствующею Синода. Спб., 1901. Т. 10. С. 481-483. 1171-1174; и переиздан в Ярославле с комментариями А. А. Титова. См.: Титов А. А. Великий ростовский пожар 1730 г.: По рапорту ростовского архиепископа Георгия Дашкова, - Ярославль, 1903.
14. Среди утерянных книг богослужебных только 6, остальные - литературные памятники, полемика и исторические сочинения ХVI-XVII вв. Среди этих книг - "Летописец русский", "Книга о новогородском белом клобуке", Стоглав, литература, связанная со спорами конца XVII в. об униатской церкви, "Изъяснение о начале и причине раскола двух церквей - Восточной и Западной", "Предложение вопросов и ответов" Иоанна Кариофила, русский перевод которого был сделан Н. С. Головиным, а также "Щит православия", сборник, составленный в 1690 г. Афанасием Любимовым в связи со спорами о пресуществлении евхаристии. Из богословской литературы исчезли Поучения Димитрия Ростовского и рукописи, содержащие сочинения Григория Богослова.
15. РФ ГАЯО, ф. 341, оп. 1, № 5, л. 65 об.
16. Там же, л. 66.
17. РФ ГАЯО, ф. 197, оп. 2, № 1338, л. 26.
18. Там же, лл. 26, 25 об.
19. Первая рукопись. Сказание Авраамия Палицына об осаде Троице-Сергиева монастыря была подменена печатным экземпляром этого произведения, изданным в 1784 г. "История о Флоренском сообщении", по описи "в полдесть". была заменена списком в 2° с печатного издания 1805 г. "История Флорентийского собора".
20. В описи 1912 г. не объявились следующие рукописи: "Чин, бываемый на посвящение священному" и Ирмологий на крюковых нотах.
21. В настоящие подсчеты не включены четыре рукописи исторического содержания, официально переданные в 1792 г. графу А. И. Мусину-Пушкину из книгохранилища бывшего РАД.

Русская православная обитель - это своеобразная целостная и, одновременно, сложносоставная структура. Ее смысловым центром является система монастырских храмов, так как основная функция монастыря - богослужение - церковное действо, включающее в себя соборные молитвы и песнопения, храмовые обряды и таинства. В свою очередь, сущность храма олицетворяет храмовый престол - священнейшее место, которое служит зримым воплощением присутствия Божества¹. Освящение престола превращает церковное строение в "дом Господень" (Иоанн. 2, 16 - 17). Посвящение престола дает храму имя².

Изучение посвящений храмовых престолов Ростовского Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря является целью данной работы³. В эту задачу входит выяснение обстоятельств появления монастырских престолов и причин их посвящения памяти определенных святых или определенным праздникам, а также описание наборов храмовых престолов обители, относящихся к различным историческим периодам.

Несмотря на то, что историография Спасо-Яковлевского монастыря достаточно обширна, вопрос о посвящениях его храмов остался неисследованным. История основания, сооружения, наименования и освящения отдельных монастырских церквей нашла отражение в многочисленных изданиях⁴, по ни в одном из них монастырские храмы не рассматривались в совокупности. Настоящая работа является первым опытом комплексного изучения посвящений храмовых престолов Спасо-Яковлевской обители.

Основой для исследования послужили описи монастыря вт. пол. XVIII - нач. XX вв., монастырские делопроизводственные документы и переписка ХIХ - нач. XX вв., а также натурные наблюдения.

Совокупность храмовых престолов Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря складывалась постепенно, на протяжении всей истории его существования. В процессе ее формирования мы выделяем три этапа: 1. Конец XIV в. - середина XVIII в. 2. Вторая половина XVIII в. - конец XIX в. 3. Конец XIX в. - начало XX в. Эту периодизацию можно обосновать следующим образом.

Со времени основания Зачатьевского-Яковлевского монастыря до обретения в нем мощей св. Димитрия и канонизации святителя, в этой обители, которая ни древностью, ни богатством, ни славой не выделялась среди многочисленных монастырей города, существовал единственный храм с единственным, устроенным позднее, приделом.

Канонизация и прославление св. Димитрия Ростовского в середине XVIII в. открыли новый период в истории монастыря и обусловили расцвет обители, превратившейся в пантеон нового российского чудотворца. Во второй половине XVIII в., за счет присоединения Спасского монастыря, число престолов Яковлевской обители удваивается. В короткий срок Яковлевский монастырь полностью изменяет свой облик. Создание нового каменного ансамбля завершилось сооружением двух храмов, посвященных Ростовским чудотворцам, чьи мощи хранились в монастыре - святителям Иакову и Димитрию. В обители существовало шесть престолов, что вполне соответствовало новому положению монастыря - с 1765 г. он становится ставропигиальным. В З0-е годы XIX в. монастырь возводится в число первоклассных и синодальным указом переименовывается в Спасо-Яковлевский Димитриев⁵.

Конец XIX в. также отмечен значительным изменением статуса монастыря - обитель из ведения Синода переводится в епархиальное ведомство и становится резиденцией викариев епархиальных архиереев⁶. В этот период в монастыре появляется пять новых престолов. Большая часть из них была устроена последним настоятелем Спасо-Яковлевского монастыря - епископом Иосифом. Три престола, из числа основанных им, посвящались Богоматери, а Воскресенская церковь являла собой "точное подобие" Воскресенского Иерусалимского храма. В 1917 г. в обители насчитывалось десять освященных престолов. К этому времени, среди монастырей Ростова по числу храмов Спасо-Яковлевскому не было равных.

Уяснив зависимость устроения монастырских храмовых престолов от условий существования монастыря и выявив основные этапы процесса формирования совокупности престолов монастырских храмов, попытаемся определить составы наборов освященных престолов, соответствующих каждому из указанных периодов.

Церковное предание относит основание Яковлевского монастыря к концу XIV в. и связывает с именем Ростовского епископа Иакова. Престол первой деревянной церкви, воздвигнутой в обители святителем, посвящался празднику Зачатия св. Анны⁷. Наименование храма стало официальным именем обители - на раннем этапе ее истории, по свидетельству источников XVII в., монастырь назывался Зачатьевским, или, в память основателя - Зачатьевским-Яковлевским⁸.

Во второй половине XVII в., после приписки монастыря к Ростовскому Архиерейскому дому, митрополитом Ионой Сысоевичем на месте деревянной церкви Зачатия св. Анны сооружается новая, каменная. 22 августа 1686 г. "каменый о пяти главах" храм был освящен в честь св. Троицы⁹. Причины перепосвящения церкви остались неизвестными, однако, замечено, что переименование единственного монастырского храма не изменило названия монастыря. Еще в прошлом веке А.А. Титов писал, что "этот монастырь назывался Зачатьевским и как видно из писцовых книг, даже тогда, когда в нем не было Зачатьевского храма"¹⁰. Нам также не известны источники, подтверждающие, что монастырь когда-либо назывался Троицким. Следовательно, можно утверждать, что имя первооснованного храма данной обители прочно закрепилось в названии монастыря и, таким образом, сохранилось.

Итак, на протяжении более, чем двух столетий, со времени основания до начала XVIII в., местом богослужения в монастыре являлся единственный храм, престол которого первоначально был освящен в честь Зачатия св. Анны, а со второй половины XVII в. перепосвящен св. Троице. Во всяком случае, о других храмовых престолах, существовавших в монастыре в этот период, источники не сообщают.

В этом храме, согласно монастырскому преданию, под спудом находились мощи основателя монастыря. Ростовского епископа Иакова. Этот же храм в качестве места своего погребения избрал Ростовский митрополит Димитрий, впоследствии один из прославленнейших русских святых. Скончавшийся в 1709 г., владыка, в соответствии с завещанием, был похоронен в юго-восточном углу Троицкой церкви. Через 43 года его мощи были обретены, а в 1757 г. последовала канонизация митрополита Димитрия к общерусскому почитанию¹¹.

Имеются свидетельства, подтверждающие, что богослужение в Зачатьевском (Троицком) храме осуществлялось постоянно, в течение всего года. Например, в донесении архимандрита Иллариона в Синод от 1878 г. сказано: "По заведенному с давнего времени порядку и особенно оказываемому усердию к Святителям Иакову и Димитрию Чудотворцам, каждодневно совершаемую литургию, кроме дней великого поста, в которые не полагается совершение оной, отменить не представляется возможности без ущерба благочестиваго чувства почитателей сего св. храма"¹².

Итак, для осознания значимости Зачатьевского храма важны два фактора, а именно: данный храм - первое по времени основания культовое сооружение монастыря, кроме того, он является местом хранения мощей двух почитаемых ростовских святых. Благодаря этому, на протяжении всей истории существования монастыря Зачатьевский храм сохранил за собой значение монастырского собора.

Его храмовый престол оставался единственным вплоть до 1725 г., когда в монастыре устраивается новый придельный храм¹³. За два года до основания придельной церкви, в 1723 г., к Яковлевской обители были приписаны два упраздненных монастыря - Андреевский на Ростовском посаде и Никольский в Ростовском уезде¹⁴. За счет насельников приписных монастырей увеличилась численность братии Яковлевского монастыря, за счет вотчин упраздненных обителей укрепилось его хозяйство. Так, например, число крестьян, находящихся во владении монастыря, увеличилось более, чем в 11 раз и составило 440 человек. Как видим, связь между упрочением материальной базы монастыря и появлением в обители нового престола несомненна.

Выбор места для придельного храма оказался весьма знаменательным. По преданию, бытовавшему в Яковлевском монастыре и зафиксированному в Житии св. Иакова, датированном концом XVII в., и в кратком перечне исторических событий, происшедших в обители (ХIХ в.)¹⁵, св. Иаков был похоронен у северной стены Зачатьевского храма: "... погребен в Ростове в сем монастыре Зачатия Пресвятыя Богородицы, в церкви сей за левым крылосом, яже бе тогда деревяная"¹⁶.

Таким образом, придельный храм был устроен над предполагаемым местом захоронения основателя монастыря.

Итак, в 1725 г. на месте левой паперти Троицкого (бывшего Зачатьевского) храма устраивается теплый каменный придел, освященный в честь Зачатия св. Анны, названный именем первого храма, воздвигнутого в обители св. Иаковом. Практическая необходимость постройки теплой придельной Церкви заключалась в существенном облегчении проведения церковных служб в зимнее время, т. к. до сих пор в монастыре отапливаемого храма не было.

В 1754 г., через два года после обретения в Яковлевском монастыре мощей Ростовского митрополита Димитрия, в ожидании его канонизации, указом епархиального архиерея Арсения Мациевича престолы храмов обители перепосвящаются: Троицкий собор становится Зачатьевским. Зачатьевский придел - Иаковлевским¹⁷. Так, соборному храму возвращается его исторически-первоначальное наименование, а придельный храм, основанный над местом погребения основателя монастыря, освящается в честь местночтимого чудотворца. Очевидно, что переименование храмовых престолов было направлено на упрочение культа св. Иакова. Вероятно, в то время, кода шла подготовка канонизации митрополита Димитрия, глава Ростовской епархии посчитал необходимым утвердить значение основателя обители и, тем самым, повысить статус Яковлевского монастыря. Следует отметить, что до конца XIX в., когда при Архангельской церкви, расположенной около монастыря, появился придел, освященный в честь Ростовских святителей Леонтия, Иакова и Димитрия¹⁸, монастырский храмовый престол св. Иакова оставался единственным, посвященным этому святому.

Однако, самый яркий след в истории Яковлевского монастыря было суждено оставить не его основателю, а последнему из ростовских святых - митрополиту Димитрию. Его захоронение в Яковлевском монастыре, обретение мощей и последовавшая за этим канонизация явились главными; вехами в судьбе обители. Тот факт, что св. Димитрий - один из самых почитаемых русских святых и один из наиболее чтимых в ряду Ростовских чудотворцев, стал духовным покровителем, небесным патроном Яковлевского монастыря, определил всю последующую историю этой обители. Со второй половины XVIII в. монастырь, хранящий мощи св. Димитрия, превращается в его мемориал. С этого времени смысл существования монастыря посвящается идее прославления нового российского чудотворца.

Для судьбы Яковлевского монастыря весьма важным оказалось, что прославление св. Димитрия и последовавшее за этим возвышение обители предшествовали монастырской реформе 1764 г. Ко времени секуляризации церковных и монастырских земельных владений, по словам одного из описаний Яковлевского монастыря, "обитель имела уже неоскудный источник к своему существованию - чудотворные мощи св. Димитрия митрополита и особенное народное усердие к сему Святителю"¹⁹. Так, в 1763 г., т.е. буквально за год до проведения преобразований по духовному ведомству, Императрица Екатерина и представители высшей церковной иерархии участвовали в торжествах, происходивших в Яковлевском монастыре по случаю переложения мощей св. Димитрия в новую серебряную раку²⁰. В свете этих событий уже не кажется удивительным, что в ходе монастырской реформы 1764 г., Яковлевский монастырь не только сохранил свое существование, но и упрочил его. 9 марта 1765 г. императорским указом он, кстати, одновременно с Соловецким, учреждается ставропигиальным, а через две недели возводится во второй класс, с ежегодной выплатой от казны 1311 р. 90 к. Настоятелем в обитель назначается архимандрит Новгородского Свято-Духова монастыря Павел. С этого времени, вплоть до конца XIX в., все последующие настоятели также имели сан архимандрита²¹.

В марте 1765г. к Яковлевскому монастырю был приписан, располагавшийся по соседству Спасский монастырь²², в результате чего в систему храмовых престолов Яковлевской обители вошли престолы двух храмов - Спасо-Преображенского собора и церкви Великомученика Георгия. Относительно церквей приписного монастыря известно, что до конца XVII в. они обе были деревянными²³. На рубеже 80 - 90-х годов Спасо-Преображенский собор отстраивается в камне, в 90-е годы перестраивается церковь св. Георгия²⁴. Величественное здание Спасского храма сохранилось до сих пор. Одноглавая Георгиевская церковь "за ненадобностью" была разобрана вскоре, после присоединения Спасского монастыря к Яковлевскому²⁵. Оставшийся после разрушения храма в 1776 г. кирпич, использовался при строительстве южной стены Яковлевского монастыря²⁶. Итак, на протяжении 1765 - 1776 годов, со времени присоединения Спасского монастыря к Яковлевскому до разборки Георгиевского храма в Яковлевской обители насчитывалось четыре освященных престола. После ликвидации церкви св. Георгия систему храмовых престолов Яковлевского монастыря составляли престолы двух соборных церквей, объединенных монастырей и одного придельного храма, посвященные двум евангельским праздникам - Зачатию св. Анны и Преображению Христа, а также - памяти основателя обители.

Как уже упоминалось, канонизация св. Димитрия не только принесла Яковлевскому монастырю огромную славу, но явилась для него источником материального благосостояния. Благодаря щедрым вкладам почитателей чудотворца монастырь во второй половине ХVIII - нач. XIX вв. развернул широкое строительство. В короткий срок весь ансамбль, за исключением храмов, перестраивается - сооружаются новые жилые и хозяйственные постройки, возводится ограда с башнями²⁷.

Естественно, что сразу после канонизации св. Димитрия встает вопрос об основании в монастыре посвященного ему храма. Еще в конце 70-х годов, когда только начиналось строительство нового монастырского ансамбля, при возведении южной стены ограды, настоятель Амфилохий направил в Синод просьбу о разрешении сооружения храма в честь св. Димитрия Ростовского над южными, обращенными к озеру, вратами. Однако, Синод, указом от 1777 г. строительство надвратного Димитриевского храма запретил. Синодальное дозволение устроения в Яковлевском монастыре каменной церкви св. Димитрия Ростовского последовало лишь в 1794 г.²⁸

Строительство этого храма начинается уже в следующем, 1795 г. Он сооружался на средства графа Николая Петровича Шереметева, пожертвовавшего обители 90 тысяч рублей, из которых 55 тысяч были затрачены на возведение храма и 10 тысяч на его украшение. Память жертвователя чтили в обители. Ежедневно в Димитриевском храме для поминовения рода Шереметевых совершалась ранняя литургия²⁹. Явившийся одним из лучших образцов русского провинциального классицизма, храм св. Димитрия Ростовского в Яковлевском монастыре был создан как памятник новому российскому чудотворцу. Программа его декорации соответствует идее прославления Ростовского святителя³⁰.

28 октября 1801 г. новый монастырский храм был освящен³¹. Знаменательно, что торжество освящения храма было приурочено к дню памяти св. Димитрия - 28 октября церковь отмечает преставление святителя.

В 1803 г. число престолов в Димитриевском храме утроилось - были основаны две придельные церкви, устроенные в трапезной³².

Правый придел посвящался св. Николаю - небесному патрону Николая Петровича Шереметева. Таким образом, выбор имени святого для одного из приделов определялся в соответствии с именем человека, финансировавшею строительство Димитриевского храма. Помимо этого следует учесть, что существует определенная связь между св. Николаем и св. Димитрием - они оба являются святителями, т.е. канонизированными представителями церковной иерархии. Известны их парные изображения, например, на одной из финифтяных миниатюр XIX в. собрания Ростовского музея.

Левый придел был освящен в честь св. Димитрия Солунского - христианского великомученика, тезоименитого Ростовскому святителю. Таким образом, освящение обоих приделов Димитриевского храма можно рассматривать, как своеобразную "детализацию" культа св. Димитрия Ростовского.

В 1824 г. при архиепископе Иннокентии, придел св. Иакова у Зачатьевского храма был разобран; в том же году на том же месте начинается сооружение теплого Иаковлевского храма. Самая щедрая благотворительница Яковлевского монастыря, графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская пожертвовала на его строительство 7500 руб. Для поминовения рода Орловых-Чесменских ежедневно в Иаковлевском храме служилась ранняя литургия. Храм св. Иакова создавался попечением настоятеля монастыря архимандрита Иннокентия и наместника Флавиана. В память об этих устроителях в трапезе церкви были установлены их келейные иконы: слева - образ Тихвинской Богоматери - келейная родовая икона архимандрита Иннокентия; справа - изображение Спасителя, молящегося в Гефсиманском саду - келейный образ иеромонаха Флавиана. 14 июня 1836 г. церковь св. Иакова освятил Филарет, митрополит Московский и Коломенский³³.

Будучи расположенной между Зачатиевской и Димитриевской церквями, Иаковлевская церковь завершила собой стройную и величественную композицию трех, стоящих в один ряд монастырских храмов. Южной стеной церковь св. Иакова вплотную примыкала к Зачатьевской, а ее северный фасад был обращен к Димитриевскому храму. В литературе уже отмечалось, что "в архитектуре Иаковлевского храма выражено стремление зодчего к подражанию рядом стоящей Димитриевской церкви"³⁴. Уподобление Иаковлевского храма Димитриевскому не случайно и, вероятно, продиктовано желанием заказчика - архимандрита Иннокентия. Нам кажется, что в "одинаковости" двух этих церквей следует видеть нечто большее, чем следование одному архитектурному стилю - в уподоблении двух храмов, освященных в честь двух Ростовских святых прослеживается идея тождественности святителей-сопрестольников - св. Иакова и св. Димитрия. Самим же фактом устроения в монастыре посвященных им престолов утверждалась значимость этих двух канонизированных представителей ростовской иерархии - епископа XIV в. и митрополита XVIII в. в системе ценностей данного монастыря. В создании двух новых храмов - св. Иакова и св. Димитрия, нашла отражение программа монастыря, заключающаяся в прославлении двух небесных патронов обители.

В 1834 г. указом Синода Яковлевский монастырь из второго класса возводится в первый, а 11 сентября 1836 г. ему присваивается наименование Спасо-Яковлевский Димитриев³⁵. Таким образом, имена святых Иакова и Димитрия были не только освящены устроением в монастыре престолов в их честь, но и увековечены в названии самой обители.

На этом этапе система освященных престолов монастыря была сгармонизирована и получила вид ясной и стройной структуры - в ее состав входили престолы соборов двух объединенных монастырей и два престола, посвященные святым данной обители. Такой вид система храмовых престолов монастыря сохранила до конца XIX в.

На исходе XIX столетия в положении Спасо-Яковлевского монастыря произошли существенные изменения. Возвращенный в 1888 г. в ведение Ярославо-Ростовской епархии, он становится местом пребывания епархиальных викариев; поначалу - вторых, с 1910 г. - первых³⁶.

С этого времени наступает третий период в развитии системы храмовых престолов монастыря. Характерным отличием этого этапа от предыдущих является то, что на его протяжении все новооснованные храмы не строятся, а устраиваются, для них не сооружаются специальные здания, а приспосабливаются уже готовые постройки. Вероятно, это объясняется тем, что к этому периоду архитектурный ансамбль монастыря уже окончательно сложился.

В конце 70 - 80-х годов в Спасо-Яковлевском монастыре появляется престол, посвященный памяти прел. Сергия Радонежского³⁷. Основание Сергиевской церкви связано с именем настоятеля обители, архимандрита Иллариона. 28 апреля 1879 г. он направил в Московскую Контору Синода ходатайство о разрешении на свои собственные сбережения устроить в нижнем этаже Спасо-Преображенской церкви храм во имя преп. Сергия Радонежского. По свидетельству самого настоятеля, "мысль устроить эту церковь явилась потому, что в Ростове, на родине преп. Сергия, нет не только во имя его отдельного храма, но даже и придельного"³⁸. Дозволение на основание храма было получено в июле того же года³⁹. Однако, устроение церкви затянулось на несколько лет; из донесения архимандрита Иллариона известно, что она была подготовлена к освящению лишь в 1887 г.⁴⁰ Вероятно, к этому году относится освящение Сергиевской церкви.

Финансировал устроение храма архимандрит Илларион, как это следует из его собственного донесения, но в описании Спасо-Яковлевского монастыря, составленном А.А. Титовым, утверждается, что Сергиевская церковь устроена на средства крестьянина Рулева (Ивана Алексеевича Рулева, крестьянина д. Кустеры Ростовского уезда). Там же сообщается об освящении храма преосвященным Ионафаном, архиепископом Ярославским и Ростовским⁴¹.

В 1893 г. в Сергиевской церкви был похоронен настоятель монастыря архимандрит Амфилохий, известный археограф и палеограф⁴².

Храм св. Сергия был задуман трехпридельным⁴³, но наименования придельных престолов в известных нам источниках не зафиксированы. По всей видимости, они остались неосвященными, во всяком случае, известно, что в 1909 г. из подклета Спасо-Преображенского храма, где находилась Сергиевская церковь, были вынесены два малых неосвященных иконостаса⁴⁴.

Церковь преп. Сергия Радонежского просуществовала недолго - подклет Спасского храма оказался не лучшим местом для ее устройства - из-за сильной сырости богослужение там было затруднено. По данным монастырской описи 1919 г., к концу 10-х годов нашего столетия, Сергиевский храм числился "совершенно упраздненным"⁴⁵.

Освящение престола в честь преп. Сергия Радонежского следует рассматривать, как дань уважения угоднику и, одновременно, как своеобразное напоминание о том, что именно Ростовская земля является родиной преп. Сергия - одного из самых почитаемых святых в ряду русских заступников и чудотворцев⁴⁶. Важно подчеркнуть, что Сергиевский храм появился в Спасо-Яковлевском монастыре в преддверии празднования 500-летня преставления преп. Сергия Радонежского.

В 1909 г., в год празднования 200-летия преставления св. Димитрия Ростовского, настоятелем Спасо-Яковлевского монастыря назначается епископ Иосиф, утвержденый в должности второго викария Ярославо-Ростовской епархии, а через год ставший первым викарием⁴⁷. Этот архиерей явился последним настоятелем монастыря, перед его упразднением. Епископом Иосифом в обители основываются четыре престола - устраиваются три самостоятельных храма и один придельный.

Едва став настоятелем монастыря, ей. Иосиф в 1909 г. освящает храм в честь Толгской иконы Богоматери, задуманный как домовая церковь при настоятельских покоях. Церковь была расположена в юго-восточной башне монастырской ограды. Для устроения этой церкви из Сергиевского храма были перенесены два малых иконостаса. Во время богослужения в Толгскую церковь допускались богомольцы, для этого в башню снизу был устроен отдельный вход; с настоятельскими покоями церковь соединялась небольшим переходом по западной монастырской ограде⁴⁸.

С устроением Толгской церкви в монастыре появился первый престол, посвященный Богоматери; (впоследствии, благодаря деятельности еп. Иосифа, в обители будут устроены еще два престола в ее честь). Выбор имени храма не случаен - Толгская Богоматерь является покровительницей Ростово-Ярославской епархии, поскольку эта чудотворная икона, согласно преданию, в 1314 г. была обретена Ростовским епископом Трифоном близ Ярославля. В память этого события был основан Толгский монастырь⁴⁹.

Через три года, после основания Толгской церкви, в апреле 1912 г., в Спасо-Яковлевском монастыре освящается новый храм - Воскресенский⁵⁰. Расположенный в подвальном этаже Яковлевской церкви, он был устроен очень быстро. В декабре 1911 г. еп. Иосиф в письме к И.А. Шлякову делился своими планами, относительно основания нового храма для ранних литургий⁵¹, а 1 апреля 1912 г., на Пасху, эта церковь уже была освящена. Храм устраивался на средства Веры Семеновны Волчковой (монахини Вероники), которая за это удостоилась быть погребенной в нем⁵², но сама идея основания этой церкви, несомненно, принадлежит еп. Иосифу⁵³.

Реконструкции интерьера Воскресенского храма посвящена специальная работа⁵⁴. Здесь же уместно обратить внимание на главную особенность этого храма, определяющую его место в системе освященных престолов монастыря.

Воскресенская церковь Спасо-Яковлевского монастыря, соименная Воскресенскому Иерусалимскому храму, устраивалась как его подобие. Она содержала копии христианских святынь, связанных с рождением, страданием, смертью и воскресением Господа, - подобия Вифлеемской пещеры, Темницы Спасителя, Голгофы и Гроба Господня⁵⁵. Отечественные аналоги Воскресенского храма Спасо-Яковлевского монастыря можно перечесть по пальцам при этом, данный храм завершает российскую традицию устроения подобий Гроба Господня - величайшей святыни христианского мира.

Следует отметить еще один аспект. По традиции, в Воскресенском храме Иерусалима престолом для совершения литургии служит Гроб Господень⁵⁶. В связи с этим можно предположить, что подобие Гроба Господня, устроенное в Спасо-Яковлевском монастыре, также использовалось в качестве престола для богослужения. Известно, что каждую субботу, после ранней литургии, в Воскресенском храме акафист Воскресению Христа и Гробу Господню совершался архиерейским служением по особо установленному чину⁵⁷.

Итак, основание Воскресенского храма означало не просто появление в обители очередного престола, но устроение особой церкви - реликвория, являющейся своеобразным аналогом наиважнейшего из христианских храмов.

В 1916 г. в трапезной Яковлевского храма основывается придельная церковь Ватопедской иконы Богоматери. 22 января 1916 г. еп. Иосиф направил епархиальному владыке, преосвященному Агафангелу прошение, в котором изложил причины устроения в монастыре нового престола и обосновал его наименование: "... В левой части Яковлевского храма имеется пустое пространство в углу между стеной и северным столбом, которое, не будучи ничем занято оставляет впечатление пустоты... Это гнетущее впечатление может быть исправлено устройством в той части небольшого придела... Придел этот не будет лишним в нашей Обители, предполагается посвятить его Богоматери. ... При том местной иконою нового придела должна быть сделана величайшая святыня - чудотворная Ватопедская икона Божией Матери - келейная икона Св. Димитрия его родительское благословение, весьма почитаемая богомольцами"⁵⁹. Ватопедской иконой Богоматери св. Димитрия благословили родители, на протяжении всей жизни она являлась его келейным образом. В Яковлевский монастырь эта икона была принесена при погребении митрополита Димитрия и оставлена при его гробе⁶⁰. На многих изображениях св. Димитрия присутствует образ Ватопедской Богоматери⁶¹.

Средства на устроение придела (900 руб.) пожертвовал С.П. Колодкин в вечный помин убиенного воина Федора⁶².

Итак, придельный храм Ватопедской Богоматери освящался в честь Божией Матери, и, одновременно, посвящался памяти св. Димитрия Ростовского.

Последний престол, освященный в монастыре, также посвящался Богоматери, ее иконе Всех Скорбящих Радости. Эта церковь была расположена в монастырской Странноприимной, которая с 1914 г. была пожертвована монастырем под военный госпиталь⁶³. 30 тысяч руб. на устроение храма собрали благотворители. Его освящение произошло 25 ноября 1917 г.⁶⁴ К этому времени в обители существовало девять храмовых престолов.

Подведем некоторые итоги. За всю историю Спасо-Яковлевского монастыря в нем, в общей сложности, существовало тринадцать храмовых престолов. Естественно, что они никогда не находились в обители одновременно, полным набором, каждому из них был отмерен свой срок. Порядок появления освященных престолов и время их существования отражены в следующей таблице.

Наименование престола	Время существования	Примечания
1. Престол Зачатия св. Анны - в соборном храме Конец ХIV в. - начало 80-х годов XVII в. - в придельном, к собору, храме 1725 г. - 1754 г. - в соборном храме С 1754 г.
2. Престол св. Троицы	Освящен 22 августа 1686 г., упразднен в 1754 г
3. Престол св. Иакова Ростовского - в придельном, к собору, храме 1754-1824 гг. - в храме Освящен 14 июня 1836 г.
4. Престол Преображения Господня (Спасский)	В составе престолов Яковлевского монастыря с марта 1765 г.	По преданию, основан в XIII в.
5. Престол св. Великомученика Георгия	В составе престолов Яковлевского монастыря с марта 1765 г.; упразднен в 1776г.	Время основания неизвестно
6. Престол св. Димитрия Ростовского	Освещен 28 октября 1801 г.
7. Престол св. Николая	Освещен в 1803 г.	В приделе храма св. Димитрия
8. Престол св. Великомученика Димитрия Солунского	Освящен в 1803 г.	В приделе храма св. Димитрия
9. Престол св. Сергия Радонежского	Освящен не ранее 1879 г. упразднен не позднее 1893 г.
10. Престол Толгской иконы Богоматери	Освящен в 1909 г.
11. Престол Воскресения Христа	Освящен апреля 1912 г.
12. Престол Ватопедской иконы Богоматери	Освящен в 1916 г.
13. Престол иконы Богоматери Всех Скорбящих Радости	Освящен 25 ноября 1917 г.	В приделе храма св. Иакова

Большинство храмовых посвящений Спасо-Яковлевского монастыря являлись целенаправленными. Исключение составляли престолы Спасского монастыря, оказавшиеся в составе престолов Яковлевской обители под влиянием внешних причин. Георгиевский - на время, Спасский - навсегда. Таким образом, элемент случайности играет определенную роль в процессе формирования совокупности монастырских храмовых престолов.

Важно уяснить, насколько значимыми являлись посвящения храмовых престолов монастыря для насельников обители и осознавалась ли ими совокупность монастырских престолов как целостная структура. Определенные факты свидетельствуют, что современники видели связь между освященными престолами обители и находили возможность для ее выражения. Приведем некоторые примеры иконописных и финифтянных изображений из собрания Ростовского музея, на которых прослеживаются связи и параллели между посвящениями отдельных храмовых престолов. Финифтяное изображение св. Николая и св. Димитрия Ростовского, датированное XIX в. и происходящее из Яковлевского монастыря⁶⁵, - оба святителя имели в монастыре посвященные им престолы. Также относящиеся к XIX в. финифтяные образок и пластина с изображением св. Иакова и св. Димитрия⁶⁶, - престолы двух монастырских храмов были освящены в их честь. Кроме того, известно, что в XIX в. по специальному заказу Спасо-Яковлевского монастыря изготавливались иконы, изображающие святителей Иакова и Димитрия⁶⁷. Выполненная в XIX в. для монастыря, фелонь, украшенная шитыми изображениями св. Иоакима и св. Анны, св. Димитрия Солунского, св. Димитрия Ростовского, св. Иакова Ростовского и св. пророка Даниила⁶⁸ - святых, которым в монастыре были посвящены четыре престола: Зачатиевский, Иаковлевский и два Димитриевских.

Наконец, посвящения всех престолов, существовавших в обители в конце XIX в., нашли свое отражение в росписи створ святых врат. Восточные ворота, расположенные под колокольней, являлись главным входом в монастырь. Святым вратам придавалось особое значение, соответственно, особый смысл вкладывался в роспись их створ. В настоящее время из-за плохой сохранности красочного слоя изображение едва различимо. На створах врат фронтально изображены семь фигур, расположенные в два ряда, в которых мы предполагаем изображения (в нижнем ряду); св. Иакова Ростовского, св. Николая, св. Димитрия Ростовского, св. Димитрия Солунского; (в верхнем ряду): преп. Сергия Радонежского, св. Анны, св. Иоакима. Наши выводы основываются на том, что данные изображения в целом соответствуют традиционной иконографии этих святых. Композиция, расположенная над створами врат, по нашему мнению, изображает два евангельских праздника - Преображение Господне и Зачатие св. Анны. Таким образом, сюжеты росписи на створах врат укладываются в уже знакомую схему, соответствующую посвящениям храмовых престолов монастыря, в том виде, в каком она существовала с 80-х годов XIX г., до конца 10-х годов XX в.

Итак, роспись створ святых врат, при условии, что ее смысл понят нами правильно, может являться свидетельством того, что все храмовые престолы монастыря в представлении насельников обители XIX в. составляли целостный комплекс. Само же наличие этих изображений на святых вратах служит доказательством того, что значимость посвящений храмовых престолов оценивалась современниками весьма высоко.

Совокупность посвящений храмовых престолов Ростовского Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря в целом является единым культурно-историческим комплексом. В процессе ее развития выделяются три этапа, каждый из которых связан с изменением статуса обители. Непосредственное влияние на совокупность посвящений монастырских престолов оказывала программная направленность монастыря, вследствие переориентации которой набор храмовых посвящений перестраивался и переосмыслялся. Эта зависимость свидетельствует о том, что посвящения монастырских престолов являются одной из форм проявления общей программы монастыря. Возможно, что в представлении современников совокупность посвящений храмовых престолов осознавалась, как имеющая высокую степень значимости, структура, отдельные элементы которой взаимосвязаны.

1. Венеамин, арх. Новая Скрижаль. С-Пб., 1870. С. 9.
2. См.: Никольский К., прот. Пособие к изучению Устава Богослужения православной церкви. С-Пб., 1888.
3. Спасо-Яковлевский Димитриев монастырь стал первой возобновленной обителью Ростова, в 1991 г. его архитектурный ансамбль был возвращен русской православной церкви.
4. Описание Ростовского ставропигиального Спасо-Яковлевског

История возникновения и деятельности музея в поселке Борисоглебском Ярославской области (бывшие Борисоглебские слободы Ростовского уезда Ярославской губернии) практически не изучалась. Отсутствуют какие-либо сведения об этом и в популярной литературе¹.

В настоящей работе анализируются сведения из архивных источников. С их помощью удалось составить представление о Борисоглебском музее первого периода его существования - до закрытия в 1954 г.

Этот период отчетливо делится на три этапа. Первый этап - освоение Ростовским музеем древностей памятников Борисоглебского мужского монастыря и возникновение в бывшем монастыре Борисоглебского отделения Ростовского Госмузея (1923 - 1924 гг.).

Второй этап - начало работ по формированию музея, сбору материалов, созданию выставок (1925 - 1928 гг.).

Третий этап, самый длительный - это существование учреждения в качестве Борисоглебского районного краеведческого музея (1929 - 1954 гг.).

Возможность музейного использования Борисоглебского монастыря - его зданий, хранившихся в нем предметов - после революции осознавалась. Например, Ростовский музей еще в 1923 г., то есть до возникновения Борисоглебского отделения музея, брал из монастыря некоторые вещи для выставки древнерусского шитья².

Возникновение Борисоглебского музея как отделения Ростовского музея следует относить к 1924 г. 6 августа 1924 г. состоялось постановление Борисоглебского волостного исполкома Советов, которым решено было передать здания Борисоглебского монастыря Ростовскому Госмузею³. Передача эта осуществилась 5 сентября 1924 г.⁴

Первоначально штат Борисоглебского музея не был укомплектован. Для работы там командировали служащих Ростовского музея. Доходность музея тогда не поднималась выше 50 рублей в месяц⁵. Доход, видимо, складывался от платы местными жителями денег за аренду зданий и покосов.

Борисоглебский музей составляли тогда здания - памятники ХVI-ХVIII вв., собрания древних живописных памятников ХV - ХVIII вв. и предметов прикладного искусства ХVII -ХIII вв.⁶

В 1928 г. в Борисоглебском отделении Ростовского Госмузея уже имелся постоянный заведующий⁷.

Несмотря на формирование Борисоглебского музея в тол же 1928 г. происходило изъятие из бывшего монастыря художественных и письменных памятников. Так, 15 февраля 1928 г. заведующему Борисоглебским отделением руководство музея предложило подготовить для отправки в Ростов пять икон - иконы Богоматери, Леонтия, Архангела из иконостаса Предтечевской церкви, икону Сергия с житием из Сергиевской церкви, икону Сошествия Святого Духа из Сретенской церкви. Остальные иконы из монастырских церквей предписывалось подготовить для осмотра приезжающей из Москвы комиссией⁸. Весь архивный материал по монастырю несколько позднее - в июле 1928 г. - было приказано сдать заведующему Ростовским уездным архивом⁹, а затем архив был вывезен (видимо, частично) в Москву¹⁰.

Одновременно в 1928 г. происходило изъятие из ведения общины верующих действующих храмов - Борисоглебского собора, Благовещенской, Сретенской и Сергиевской церквей, звонницы с Предтечевской церковью. Так, 29 мая 1928 г. на заседании представителей общественных организаций Борисоглебской волости при Борисоглебском отделении принято было постановление, в котором записали: "Принимая во внимание, что использованием религиозной общины памятников находящихся в ведении музея, наносится ущерб культурной работе, музейный совет должен поставить себе в задачу добиваться изъятия из пользования общины памятников музея и использования их в культурных и антирелигиозных целях". Одной из задач называлось расширение музейных площадей "за счет выселения из занимаемого помещения архимандрита"¹¹.

7 июля 1928 г. заведующий Борисоглебским отделением отправил совету общины верующих предложение сдать Благовещенскую и Сретенскую церкви "как необходимые для расширения музея"¹².

2 октября 1928 г. решение о расторжении договора с общиной верующих и о закрытии храмов было принято на заседании президиума Ярославского губисполкома¹³. Не помогло верующим и обращение во ВНИК¹⁴.

Таким образом, к концу 1928 г. действующих храмов на территории бывшего Борисоглебского монастыря уже не было.

Музейные работники, вытесняя верующих, имели, как было сказано выше, цель использовать памятники "в культурных и антирелигиозных целях". Возможно, и в самом деле планировалось максимально полное заполнение экспозициями зданий монастыря.

Экспозиции музея были открыты 8 ноября 1928 г.¹⁵

Готовясь к открытию выставок, ростовские музейные работники занимались сбором материалов в Борисоглебской волости. Например, летом 1928 г. в волости работала экспедиция музея, подробная хроника занятий которой содержится в "Дневнике обследовательско-музейных работ по Борисоглебскому волисполкому", хранящемуся в Ростовском музее¹⁶.

В составе экспедиции находился житель Борисоглебских слобод Г.В. Путанкин, который принимал участие в организации в музее естественно-исторического отдела¹⁷.

Первоначально в музее было создано несколько отделов: естественно-исторический, промышленно-экономический, культурно-исторический. Подготовлены были выставки по этим отделам, а также выставка "Монастырь". В экспозиции естественно-исторического отдела были выставленные 93 экспоната по зоологии, собранные во время летней экспедиции в волости, а, частично - и временно выданные из фондов Ростовского музея. Эту выставку готовил работник Ростовского музея Н.Н. Ржевский.

Заведующий экономическим отделом Ростовского музея И.О. Рыньков готовил выставку, отражавшую состояние сельского хозяйства и кустарных промыслов региона. Тут было выставлено до 200 экспонатов, в частности, характеризующих такие промыслы, как изразцовое, кирпичное, колесное производства.

Д.С. Ушаков работал над экспозицией "Монастырь". В протоколе заседания ученого совета Ростовского Госмузея, на котором подводились итоги работ по созданию выставок в Борисоглебском отделении, отмечалось: эта выставка не полна - не удалось (из-за переправки архива в Москву) собрать материалы о местном святом Иринархе.

Неполнотой, видимо, отличалась и экспозиция культурно-исторического отдела - в протоколе упомянуто, что для этой выставки необходим местный этнографический материал. Например, по материалам Вощажниковского район предлагалось отобразить быт крепостных крестьян; как тем было предложено изучение быта крестьянина-"питерца"¹⁸.

В середине 1929 г. отмечается существование в Борисоглебском музее что-то вроде специализированного антирелигиозного отдела (в помещении Борисоглебского собора), также проведение "эпизодических выставок", которые названы как "вытекающие из потребности местных организаций"¹⁹.

Что это за эпизодические выставки, ясно из протокола; заседаний совета Борисоглебского музея. Видимо, чаще всего, это сельскохозяйственные выставки ("ко дню Урожая")²⁰. В связи с этими потребностями "местных организаций" поднимался даже вопрос об организации в экспозиции сельскохозяйственного отдела²¹.

В декабре 1929 г. на заседании совета Борисоглебского музея слушается вопрос "О реорганизации отделов музея"²². А уже из документов, датированных мартом 1930 г., ясно что представляла из себя эта реорганизация.

К этому времени расширили отдел истории монастыря его разместили в Благовещенской церкви. От прошлой экспозиции остались отделы естественно-исторический и промышленно-экономический. Появился новый отдел - древнерусского искусства, в котором экспонировались образцы "художественной работы по металлу, шитью и т. д."²³

К 1 января 1931 г. в музее были промышленно-экономический, естественно-исторический, сельскохозяйственный отделы и уголок колхозного строительства²⁴; к 1 января 1933 г- отдел монастыря (350 инвентарных номеров), естественно-исторический (200 номеров) и промышленно-экономический (100 номеров)²⁵; к 1 января 1934 г. - естественно-исторический (693 инвентарных номера), сектор развития общественно-экономических формаций - бывший отдел монастыря и промышленно-экономический (856), историко-революционный (300), библиотека музея (около 1000 томов)²⁶.

Очевидно, что в начале 1931 г. все отделы были "настроены на коллективизацию, без всякой системы и носили кунст - камерный характер, не дающий представления о районе", как отмечалось в одном из документов. А в 1934 г., "на основе решений первого Всесоюзного музейного съезда" музей уже делился на секторы, построенные по "ландшафтно-комплексному методу" "на основе диалектического изучения района". Первый сектор, как сообщалось в документе, давал представление о природе и производительных силах района. Второй - антирелигиозный отдел. Третий - историко-революционный, начинающийся с выставки о событиях 1905 г. в Ивановской промышленной области - формировался. Четвертый сектор - "Социалистическое строительство района" - проходил реорганизацию. Велась подготовка к организации сектора "История развития общественно-экономических формаций )"²⁷.

В период 1935 - 1939 гг. в музее были историко-революционный отдел, отдел конституции и отдел природы. Создание отделов антирелигиозного, социалистического строительства и исторического планировали²⁸.

Соответственно экспозиционной строилась и научно-исследовательская работа борисоглебских музейщиков. Велась она как силами штатных сотрудников музея, так и членами Борисоглебской ячейки Ростовского научного общества изучения местного края (РНОИМК), которых насчитывалось десять человек²⁹. Вот, например, какие экспедиции провели к началу 1934 г.: изыскание месторождений валунов и булыжного камня, пригодного для дорожного строительства; обследование места залегания торфа в разных участках района; обследование поемных и суходольных лугов по некоторым рекам с определением качества и укоса с гектара; выявление количества и пунктов нахождения экспортного сырья - пушного зверя, раков, лекарственого и технического сырья; обследование пунктов, зараженных головней; определение урожайности и изучение потерь при уборке ржи и овса по колхозу "Вперед" Титовского сельсовета, культурно-просветительская работа заключалась в организации в музее стационарных сельскохозяйственных выставок.

По разряду антирелигиозной работы проходили участие в антирелигиозных кампаниях с чтением докладов, консультации по "антирелигиозным вопросам в области материалистического объяснения явлений природы и появления жизни на земле"³⁰.

Как очевидно, Борисоглебский музей, начинавшийся как культурно-исторический, очень быстро стал естественно-историческим (это явилось отражением происходивших в краеведческой науке изменений). О том, что уже в 1929г. происходила такая переориентация, говорит хотя бы история поиска кандидатуры на пост заведующего музеем. Когда в 1929 г. в Главнауку был направлен запрос на такую кандидатуру, известный этнограф Д.Зеленин рекомендовал выпускника географического факультета Ленинградского университета, своего ученика, автора нескольких этнографических исследований - то есть профессионального ученого. Н.Н. Бубнова. Однако он заведующим музеем не стал. Нужен был на эту должность "член ВКПб" и "с практикой музейной работы с краеведческим уклоном или профессии, близкой к характеру музейной краеведной работы"³¹.

Один из основных видов деятельности любого музея - хранение памятников истории и культуры. На протяжении всего рассматриваемого периода существования Борисоглебского музея эта работа протекала с немалыми сложностями. Причины этих сложностей были и внешними, и внутренними. Среди внешних - частые столкновения по поводу использования архитектурных памятников монастыря с местными властям и.

После выделения из Ростовского уезда Борисоглебского района (в 1929 г.) и возникновения самостоятельного Борисоглебского районного краеведческого музея местные власти почувствовали себя хозяевами в музее, в бывшем монастыре. И стали соответственным образом там распоряжаться. Если в 1928 г. руководители волости соглашались с музейщиками насчет необходимости охранять памятники старины, то в начале 1930 г. в ответ на заявление заведующего музеем о требующемся ремонте стен ограды монастыря был получен ответ: "Пусть разваливаются, нам кирпич нужен"³².

В начале 1931 г. на заседании президиума райисполкома решено было разобрать звонницу, что стало невозможным лишь благодаря вмешательству сектора науки Наркомпроса (колокола со звонницы были уничтожены без сопротивления музея еще в 1929 г.).

Тогда, в январе 1931 же года райисполком решил так использовать монастырские здания: в соборе разместить антирелигиозный отдел музея, в одной из надвратных церквей - отдел сельского хозяйства и "краеведчества", в настоятельских покоях - Госбанк, райфо, сберкассу и отделы райисполкома. Два помещения выделялись под общежития милиции, одно - под пионерский клуб. Кроме того, на территории бывшего монастыря находились парники коопсоюза³³.

Как видим, те планы, которыми подкреплялись намерения выселить из монастырских храмов верующих в 1928 г., не осуществились - музей так и не освоил значительною часть зданий.

Те площади, которые музей не мог освоить, он сдавал в аренду - конечно, шел он на это, как видно из приведенного выше списка, не без давления райисполкома. Арендаторы же чувствовали себя в арендованных зданиях очень свободно. Музей жаловался в 1936 г. в Комитет по охране памятников: "Сейчас многие местные организации сами решают вопрос, что в этих памятниках важно и что не важно". Арендаторы, таким образом, в настоятельских покоях уничтожили изразцовую печь, забелили живопись на потолке, приспосабливая паперть Борисоглебского собора под электростанцию, сломали потолок и пол, оголили фундамент, в стене самого собора выбили гнезда³⁴.

В 1938 г. монастырь был заселен еще плотнее: настоятельские покои занимали Госбанк и архив, братский корпус общежитие милиции, рассольный корпус - кондитерское производство, подклет Благовещенской церкви - колбасное производство, Сергиевскую церковь - склад зерна, ворота под церковью - автогаражи райпотребсоюза. Для музея осталась лишь Благовещенская церковь с трапезной³⁵.

К 1940 г. к тому, что было прибавился склад льносемени в рассольном корпусе, склад зерна в соборе, склад льноволокна в Сретенской церкви, ледник под алтарем этого же храма³⁶.

Сама же территория монастыря отличалась "неудовлетворительным видом": "развалены могильные памятники, у складочных помещений грязь и мусор. Западная и в особенности южная стороны крепостной стены угрожают обвалом... Имеющиеся в ведении музея фруктовые сады... не имеют культурного ухода..."³⁷.

Документы рисуют и остроту борьбы музейных работников против арендаторов, разрушавших памятники монастыря, и беспомощность музейщиков в этой борьбе. Например, акты осмотра зданий монастыря, составлявшиеся в 1938, 1940, 1941 гг., свидетельствуют о нарастании разрушительных явлений³⁸.

Не лучшим было и положение с хранением фондов музея. В отчете музея за 1933 г. сообщается, что среди незаинвентаризированного имущества находятся около 150 предметов "церковного имущества (иконы и т. д.)", не прошла инвентаризацию и имевшаяся при музее библиотека монастыря. Из музейной библиотеки в 1933 г. выделили "для областной научной библиотеки около 250 томов"³⁹.

Достаточно полно характеризует отношение к памятникам в музее акт о передаче дел от директора А.М. Золотова Листвину. В нем под одним номером значится "икон XVI-XVII вв. 19 штук". Опять же одним номером отмечены три деревянные формы для выделки изразцов. Под одним номером проходит вся "церковная библиотека - 1402 штуки"⁴⁰.

Вообще, надо отметить, музейная библиотека постоянно нищала. Уже в 1943 г. директор Карасева М.Н. в отчете показывала: "Книжный фонд... всего 400 книг. Несколько томов В.И. Ленина, И.В. Сталина, Грабарь - История русского искусства, свод законов за 1838 г., книги и брошюры по сельскому хозяйству. Старинных и рукописных книг нет"⁴¹.

Документы 1938-1939 гг. свидетельствуют: "хранение экспонатов в фондах неудовлетворительно, свалено все в одну кучу, сохранных описей нет", "учет и хранение экспонатов в музее поставлено абсолютно неудовлетворительно... Книга поступлений утеряна", "были выброшены в коридор негативы видов старого Борисоглеба..."⁴²

Продолжалось перемещение наиболее ценных памятников искусства в центральные музеи: в архиве имеется письмо от 1933 г., в котором содержится просьба передать Третьяковской галерее "хотя бы во временное пользование" иконы XVI в. "Никола в житии", "Снятие со креста" и "Положение во гроб"⁴³, телеграмма (1937-1938 гг.), предписывающая директору музея Золотову немедленно упаковать иконы, отобранные Третьяковской галереей, и выслать их в Ярославский краеведческий музей"⁴⁴.

Видимо, таким образом были вывезены в Ростовский, Ярославский и московские музеи наиболее значительные иконы монастыря. Это спасло от гибели хоть часть памятников древнерусского искусства. Остальные же иконы, как и великолепные иконостасы монастырских храмов были уничтожены.

Положение в музее, работа по охране памятников стала улучшаться, когда во главе музея оказалась М.П. Карасева, руководившая им с лета 1941 г. до весны 1954 г.

Заведывание музеем М.Н. Карасева приняла 23 июня 1941 г. - в связи с уходом на фронт директора В.Г. Листвина⁴⁵.

Основная заслуга М.Н. Карасевой - сохранение памятников монастыря от значительной порчи и гибели, обеспечение косметических ремонтов и реставраций⁴⁶.

Заслуживает уважения и попытка М.Н. Карасевой создавать краеведческий актив, сотрудничая со школьниками, с интеллигенцией райцентра - поселка Борисоглебского. Для школьников, например, организовывались слеты юных краеведов. М.Н. Карасева вела также переписку со школьниками⁴⁷. Взрослые краеведы были (в 1949 г., например) объединены в музейно-краеведческий совет⁴⁸. Для сбора материалов по истории установления Советской власти в Борисоглебском районе директор музея провела встречу с местными старожилами⁴⁹.

Содержащиеся в архивных документах сведения об экспозиционной работе в музее во второй половине 40-х гг. позволяют сделать вывод о скудной материальной базе музея, не позволяющей создать полноценную музейную экспозицию. Например, тематико-экспозиционный план отдела истории строился, в основном, на стендовом материале: стенд с планами монастыря, списком зданий перед ликвидацией монастыря; списком офицеров и рядовых, находившихся на иждивении монастыря. Для характеристики монастыря как места для ссылки дан муляж - "уголок монастырской подземной тюрьмы с содержащимся в нем крепостным крестьянином, закованным в железо..." История края и монастыря характеризуется множеством списков, карт, диаграмм при минимуме подлинных экспонатов.

Выставка, посвященная пятилетнему плану восстановления и развития народного хозяйства после войны, содержит карту района, почвенную карт, лесную, карту распространения промысловых диких животных. В качестве вещевых экспонатов - образцы полезных ископаемых района, изделий из глины. Отдел природы был построен из витрин с ядовитыми, дикорастущими техническими, лекарственными, кормовыми травами. В том же отделе - витрины о лесе, водоемах, пернатом мире района.

Отдел Великой Отечественной войны начинается с "показа наступления наших войск в 1942-1943 гг.⁵⁰

Борисоглебский музей был закрыт приказом по Ярославскому управлению культуры от 8 февраля 1954 г., вместе с еще одним (Тутаевским), "как несоответствующие своему назначению и не имеющие условий для развития". Фонды из Борисоглебского музея предписывалось передать в Ростовский музей⁵¹.

Передача фондов из-за болезни М.Н. Карасевой задержалась и происходила, видимо, уже в мае 1954 г. Распоряжением исполкома Борисоглебского Совета от 29 апреля 1954 г. передачу должна была производить заведующая отделом культуры райисполкома К.В. Фростова⁵².

Хозяйственный инвентарь музея следовало по распоряжению отдела культуры передать районному Дому культуры, районной взрослой и детской библиотекам. Архитектурные памятники монастыря и спецсредства по ним - "на ответственную охрану" районному коммунальному отделу, ему же - фруктово-ягодный ботанический сад и парк, садовый инвентарь.

Видимо, М.Н. Карасева сопротивлялась закрытию музея. Это видно, например, из того факта, что решение областного управления культуры о ликвидации музея датировано 8 февраля 1954 г., а 25 февраля 1954 г. работники музея М.Н. Карасева, Ф.А. Емельянова и Л.И. Теплова должны были быть уже уволены⁵³, но еще и 24 апреля 1954 г. М.Н. Карасева отправляет в областное управление культуры свои расчеты на расходы по спецсредствам на 1954 г., и подписывается: "директор музея Карасева"⁵⁴.

После закрытия музея краеведческий актив под руководством М.И. Карасевой продолжал работать, объединившись в кружок при взрослой библиотеке⁵⁵.

Направленность работы кружка была культурно-исторической. А.С. Корнилова собирала материал о происхождении улиц поселка Борисоглебского, Т.А. Иванова - о заселении Акуловского городища, И.С. Тяпин - о развитии промышленности района. Сама М.Н. Карасева - об установлении Советской власти в районе и о жизни поселка "в годы иностранной интервенции"⁵⁶. Помогали краеведам и школьники. М.Н. Карасева, кроме того, по-прежнему занималась вопросами охраны памятников⁵⁷.

29 сентября 1961 г. исполком Борисоглебского Совета принял решение об организации народного музея в Борисоглебском - "исходя из указаний Министерства культуры СССР и поддерживая проявленную инициативу дирекции Государственного Ярославо-Ростовского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника". На том же заседании исполкома был утвержден состав совета народного музея. Председателем совета стала М.Н. Карасева, заместителем председателя - В.А. Щербакова, секретарем - Т.А. Иванова. В совет вошли также учителя, представители различных районных служб. Музей предполагалось разместить в Сретенской церкви. От дирекции Ярославо-Ростовского музея требовалось "выделить необходимое количество экспонатов для оформления отделов музея", а также оказать практическую помощь Совету народного музея в создании тематико-экспозиционных планов и самой экспозиции⁵⁸.

Члены совета музея занимались собирательской работой. Как писала М.Н. Карасева в районной газете "Путь к коммунизму" 13 августа 1963 г., "Анне Сергеевне Корниловой удалось раздобыть интересные деревянные весы, напоминающие безмен, жернова и прялку. Печь из расписного изразца нам подарила Анна Дмитриевна Птицына из Селища"⁵⁹.

Открыта была экспозиция народного музея осенью 1963г., хотя экскурсии по монастырю проводились и раньше⁶⁰.

Впоследствии Борисоглебский музей утратил титул народного и стал филиалом Ростовского архитектурно-художественного музея-заповедника⁶¹, то есть вернулся в ту же структуру, в которой он возник в 1924 г.

1. Карсева М.Н. Борисоглеб //Тюнина М.Н. Ростов Великий. Ярославль, 1969. С. 171 - 202.
2. Ростово-Ярославский архитектурно-художественный музей-заповедник (РЯ АХМЗ), А-91, л. 141, 143.
3. РЯ АХМЗ, А-129, л. 91.
4. РЯ АХМЗ. А-129, л. 7 об.
5. Ростовский филиал Государственного архива Ярославской области (РФ ГАЯО). ф. Р-74, оп. 1, ед. хр. 17, л. 1; РФ ГАЯО , ф. Р-74, оп. 1, ед. хр. 17, л. 93.
6. РФ ГАЯО, ф, Р-74, оп. 1, ед. хр. 21, л. 93.
7. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 1, л. 1, 3 об.
8. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 5.
9. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 23, л. 7.
10. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 1, л. 2.
11. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 1; л. 1.
12. РФ ГАЯО, ф. Р-166, оп. 1, ед. хр. 492, л. 4.
13. РФ ГАЯО, ф. Р-166, оп. 1, ед. хр. 492, л. 7-7 об.
14. РФ ГАЯО, ф. Р-140, оп. 1, ед. хр. 293, д. 7.
15. РФ ГАЯО, ф. Р-74, оп. 1, ед. хр. 76, л. 20.
16. РЯ АХМЗ, А-157, л. 5 - 33.
17. РФ ГАЯО, ф. Р-74, оп. 1, ед. хр. 76, л. 29.
18. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 1, л. 2-3.
19. РФ ГАЯО, ф. Р-74, оп. 1, ед. хр. 76. л. 68.
20. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 1, л. 7.
21. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 1, л. 4.
22. РФ ГАЯО, ф. Р-881. оп. 1, ед. хр. 1, л. 8.
23. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 5, л. 2.
24. РФ ГАЯО ф. Р-512, оп. 1, ед. хр. 460, л. 137.
25. РФ ГАЯО, ф. Р-512, оп. 1, ед. хр. 460, л. 136.
26. Там же.
27. РФ ГАЯО, ф. Р-512. оп. 1, ед. хр. 460, л. 137.
28. РФ ГАЯО, ф. Р-512. оп. 1, ед. хр. 573, л. 52.
29. РЯ АХМЗ, А199. л. 3 - 4
30. РФ ГАЯО, ф. Р-512, оп. 1, ед. хр. 460, .7. 138 - 139.
31. РФ ГАЯО, ф. Р-74, оп. 1, ед. хр. 76, л. 64, 68. 73, 74.
32. РФГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 5, л. 7.
33. РФ ГАЯО, ф. Р-512, оп. 1, ед. хр. 170, л. 6 - 7; 154 об-155; РФ ГАЯО, ф. Р-882. оп. 1, ед. хр. 7, л. 49.
34. РФ ГАЯО, ф. Р-882. оп. 1, ед. хр. 23. л. 1.
35. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 26, л. 5 - 6.
36. Там же, л. 11.
37. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 38, л. 7 - 8.
38. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ел. хр. 26, л. 1 - 3, 5 - 6, 8, 11-12.
39. РФ ГАЯО, ф. Р-882. оп. 1. ед. хр. 9, л. 3 - 4.
40. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 38 л. 19 - 24.
41. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 46, л. 5.
42. РФ ГАЯО, ф. Р-512, оп. 1, ед. хр. 567, д. 35 - 38.
43. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 7, л. 32 - 32 об.
44. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 23, д. 4.
45. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 38, л. 71; РФ ГАЯО. ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 127, л. 2, 12.
46. РФ ГАЯО. ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 72.
47. РФ ГАЯО. ф. Р-782, он. 1, ед. хр. 67, л. 1, 3, 8 - 10, 15 -10.
48. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 81, л. 1.
49. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 81, л. 10, 12, 17, 23 - 25.
50. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 40, л. ?-12 об.
51. РФ ГАЯО, ф. Р-882, оп. 1, ед. хр. 127, л. 10.
52. Там же, л. 12.
53. Там же, л. 9.
54. Там же, л. 2, 6.
55. Карасева М. "Народный музей открыт" //"Путь к коммунизму", орган Ростовского РК КПСС и Ростовского районного Совета депутатов трудящихся, 13 октября 1963 г.
56. Карасева М. "Народный музей" //"Путь к коммунизму", 13 августа 1963 г.
57. РФ ГАЯО, ф. Р-512, оп. 3 ед. хр. 151, л. 43 об. - 47 об.
58. РФ ГАЯО, ф. Р-512. оп. 3, ед. хр. 151, л. 30.
59. Карасева М. "Народный музей"...
60. РФ ГАЯО, ф. Р-512, оп. 3, ед. хр. 151, л. 40.
61. Кривоносов В.Т., Макаров Б.А. Архитектурный ансамбль Борисоглебского монастыря. М., 1987. С. 2.

Ансамбль Ростовского митрополичьего двора, именуемый ныне Ростовским кремлем, создан в XVII в. Уже давно, в конце XVIII в. он утратил свою первоначальную функцию. И теперь нелегко представить, какая жизнь протекала в его стенах в XVII столетии.>p

Но без такого представления невозможно правильно понять архитектуру ансамбля. Ведь, как справедливо писал В.Р. Виппер, "Чтобы оценить органический характер здания, недостаточно видеть его пустым, покинутым людьми... Более чем какое-либо другое искусство, архитектура требует, чтобы ее переживали в непосредственном соприкосновении, в реальных условиях ее жизненного назначения"¹.

Разумеется, применительно к Ростовскому митрополичьему двору XVII в., или митрополичьему дому, как он чаще тогда назывался, упомянутые "реальные условия" можно реконструировать, лишь уяснив, какие учреждения составляли митрополичий двор, а также характер деятельности этих учреждений.

В настоящее время мы располагаем достаточно представительным комплексом как архивных, так и опубликованных источников, позволяющих довольно полно, хотя и не всесторонне, раскрыть данную тему. Назовем лишь основные группы документов, использованных в работе: переписные книги Ростова, приходо-расходные книги митрополичьего двора, писцовая книга митрополичьих вотчин, опись митрополичьего дома, многочисленные и разнообразные актовые материалы. Необходимо добавить, что львиная доля перечисленных источников приходится лишь на вторую половину XVII в. Поэтому выводы предлагаемой работы в большей мере соответствуют именно этому периоду истории Ростовской архиерейской кафедры.

Как и все архиерейские дворы XVII в., Ростовский митрополичий дом был не только резиденцией церковного иерарха, но и средоточием управления всей митрополией и митрополичьими вотчинами².

На самых высших ступенях "домовой" иерархии стояли казначей, приказной и дворецкий, подчинявшиеся непосредственно митрополиту.

Казначей назначался из черного духовенства³. Он ведал, во-первых, митрополичьей казной, которая, как учреждение, была центром всей хозяйственной жизни митрополичьего дома. Кроме денег, в казне содержался архив ценных бумаг, книгохранилище, немалые запасы тканей, посуды, мебели, икон, одежды, оружия, железа, слюды и т. п., словом, всего того, без чего не могло обойтись большое феодальное хозяйство⁴.

Функции казначея были весьма разнообразны. Он участвовал в размежевании земельных владений митрополита и других феодалов⁵, в снабжении митрополичьего двора съестными припасами⁶, выдавал грамоты на построение новых церквей⁷, наконец, ведал приходом и расходом основных денежных средств митрополичьего дома⁸.

Казначею был подконтролен казенный приказ - главное финансовое учреждение митрополии. Делопроизводство в нем исполняли светские чиновники: дьяк и двое подъячих⁹. Через их руки проходили все казенные суммы, они вели финансовую документацию, и, в частности, приходо-расходные книги, ежемесячно заверявшиеся дьяком казенного приказа¹⁰.

В казенный приказ через посольских старцев поступал оброк с митрополичих вотчин, а также деньги от продажи продуктов и вещей из "домовых" припасов¹¹. Сюда же стекались "дани" и всевозможные пошлины, взимавшиеся с духовенства епархиальных церквей¹². Через то же духовенство в казенный приказ шли и налоги с мирского населения, в частности, - за обряд венчания¹³.

Приказной - светский чиновник¹⁴, являлся высшим должностным лицом "домовой" администрации. Именно его подпись стоит на официальных документах митрополичьего дома¹⁵. В той или иной мере он контролировал деятельность всех домовых учреждений.

В ведении приказного состояло одно из важнейших учреждений митрополии - судный приказ¹⁶, в котором служило довольно большое число светских чиновников: дьяк и до одиннадцати подьячих¹⁷, а также немало недельщиков¹⁸ и несколько сторожей¹⁹.

Митрополичий судный приказ имел право судить все духовенство Ростово-Ярославской епархии и мирских людей по делам, которые были вверены церковному суду²⁰.

Немногочисленные сохранившиеся документы в общих чертах раскрывают механику судебной деятельности судного приказа. Обычно истец, требовавший судебного разбирательства, писал челобитную на имя митрополита²¹. После предварительного рассмотрения дела за обвиняемым отправляли недельщика, доставлявшего его на суд. После судебного заседания осужденного со специальной "памятью", подписанной приказным, под конвоем недельщика препровождали "под начал", то есть для отбывания срока заключения, в один из епархиальных монастырей²².

Судный приказ помимо исполнения судебных функций являлся в значительной степени и центром общего управления митрополией. В нем писались основные указы и распоряжения митрополита, рассылавшиеся затем наместникам, десятским и поповским старостам, которые осуществляли управление обширными округами епархии²³. Причем, если в середине века среди наместников еще встречаются светские чиновники²⁴, то в последней трети XVII в. управление на местах исполняли только духовные лица²⁵. В 90-е гг. ХVII в. в Ярославле на митрополичьем подворье стал действовать даже свой судный приказ под управлением ярославского наместника иеромонаха Филарета²⁶.

Важно подчеркнуть следующее. Митрополит не был полным хозяином в своих приказах, так как чиновники, работавшие в них, назначались не им, а государством. Это порождало у некоторых чиновников даже чувство полной независимости от власти митрополита, что бывало чревато конфликтами. Вот отрывок из жалобы ростовского митрополита Ионы на домового дьяка Митрофана Микифорова, красноречиво характеризующий такое положение вещей: "По указу великого го/су/д/а/ря прислан в Ростов в дом пр/е/ч/и/стые б/о- г/ороди/цы и ко мне б/о/г/о/мол/ь/цу Митрофан Микифоров в дьяки на Путилово мести Терпигорева и он Митрофан возгордяс и не хотя быть дьяком и захотел жить самовластно и владеть домом один учал домовым детям боярским и крестьянам и всяких чинов домовым людем налоги чинить болшие и домовые и д/у/ховные всякие дела учал делать у себя на дому мимо домовой приказ и не спрашиваяс со мною б/о/г/о/молцом г/о/с/у/д/а/р/е/вым..."²⁷.

Дворецкий, называвшийся также вторым приказным, был всегда светским лицом²⁸. Он, по всей видимости, осуществлял надзор над всей хозяйственной жизнью митрополичьей резиденции. К 1696 г. относится первое упоминание об особом дворцовом приказе²⁹. Но каков был его штат - не известно.

Наиболее важными отраслями домового хозяйства управляли особые старцы. Конюшенный старец руководил конюшенным двором, в котором служило 8-11 конюхов³⁰. В ведении житенного старца находились житницы - большие деревянные амбары, где хранилось митрополичье зерно³¹. Сушильный старец заведовал сушилами - многочисленными кладовыми, в которых скапливались огромные запасы продовольствия "про домовый столовый обиход" и другие необходимые в хозяйстве вещи³². Чашник-старец распоряжался домовыми погребами - хранилищами различных напитков, и, по-видимому, пивоварней³³. Келейный старец с несколькими келейниками обслуживал самого митрополита³⁴. Ризничий дьякон с двумя подьяками были хранителями богатейших церковных облачений в митрополичьей ризнице³⁵.

Кроме того, на домовой поварне трудилось 6-7 поваров; в приспешне (пирожне) - 5-7 пирожников; в хлебне - 3-5 хлебников; в кузнице - 6-9 кузнецов. Митрополичью столовую обслуживало до 4-х стольников и скатертник. Имелись свои плотники, столяры, истопники, сторожа, портной, садовник и т. п.³⁶

Значительную часть домового штата составлял клир церквей митрополичьего двора³⁷. Особенно большую роль в жизни двора и всей митрополии играло духовенство кафедрального Успенского собора. Так, вплоть до 1676 г. через соборного протопопа священникам выдавались грамоты на построение новых церквей³⁸.

Митрополит имел и своих дворян - "детей боярских" (18-25 человек)³⁹. Многие из них принадлежали к родам, представители которых из поколения в поколение на протяжении всего XVII в. служили ростовским митрополитам, наделявшим их поместьями в своих вотчинах⁴⁰.

Дети боярские не только охраняли митрополита, но и исполняли всевозможные поручения по управлению епархией, митрополичьими вотчинами, по делам, касающимся митрополичьей резиденции⁴¹. Именно из среды детей-боярских выдвигались высшие должностные лица митрополичьего дома, например, приказные⁴².

Теперь, когда мы в общих чертах выяснили организационно-управленческую структуру Ростовского митрополичьего двора XVII в., а также основные функции его учреждений, попытаемся определить, как данные структура и функции повлияли на формирование архитектурного ансамбля митрополичьей резиденции.

Что сразу бросается в глаза - организационно-управленческая структура митрополичьего двора во многом определила характер планировки его ансамбля (рис. 1).

Разумеется, не случайно именно на главном центральном дворе ансамбля, кроме храмов, выражающих собой прежде всего культовую сущность митрополичьей резиденции, расположились здания, в основном предназначавшиеся для наиболее значительных домовых учреждений. Это, в частности, митрополичьи хоромы - самое большое и представительное гражданское сооружение ансамбля. Оно с предельной наглядностью выражает главенствующую роль митрополита в домовой иерархии. Не случайно митрополичьи хоромы расположены напротив святых ворот - главного входа на центральный двор.

Характерно, что в том же здании находились не только митрополичьи покои, но также и два важнейших учреждении митрополии - казна и казенный приказ⁴³.

На противоположной стороне центрального двора было построено здание, предназначавшееся для другого важнейшего учреждения епархии - судного приказа⁴⁴.

Только одно сооружение центрального двора имело сугубо хозяйственное назначение - корпус сушил на ледниках и погребах⁴⁵. Причем оно примыкало к хозяйственным "водяным" воротам, тяготея к хозяйственному двору (см. ниже).

Все остальные хозяйственные службы, как менее значительные в сравнении с приказными учреждениями, получили периферийное местоположение по отношению к центральному двору, образуя свои функционально достаточно обособленные дворы.

Так, большая часть домовых служб разместилась в зданиях, стоящих по периметру Г-образного в плане хозяйственного двора. Здесь имелись комплексы сушил на ледниках и кладовых палатах, пивоварни, "житий" на кладовых палатах⁴⁶, приспешни (пирожни), поварни и хлебни⁴⁷.

Этот двор через хозяйственные "дровяные" ворота сообщался с другим хозяйственным, так называемым "дровяным двором", занимавшим в XVII в. и на протяжении большей части XVIII в. всю восточную часть территории, называемой ныне митрополичьим садом (в западной его части находился в XVII в. домовый, то есть полностью зависимый от митрополита Григорьевский монастырь). На "дровяном дворе", видимо хранили дрова для многочисленных домовых печей, а также зерно⁴⁸.

Но большая часть зерна содержалась в житницах, составлявших, очевидно, житенный двор к югу от конюшенного двора⁴⁹.

Последний, в свою очередь, представлял собой обширный своеобразный архитектурный комплекс к западу от центрального двора⁵⁰.

Специфические функции некоторых домовых служб повлияли на конструктивное решение предназначавшихся для них зданий.

Так, нижний этаж корпуса сушил на ледниках и погребах имеет полуподвальный характер, потому что для ледников и погребов необходимо было помещение, наполовину заглубленное в землю.

Видимо, технология производства пива в XVII в. требовала более высокого помещения, чем у обычных складских и жилых помещений, поэтому высота одноэтажной пивоварни оказалась равной высоте двухэтажных корпусов, примыкающих к ней с двух сторон.

Конструктивные особенности конюшенного двора, включавшего в себя, кроме конюшей, жилые и складские помещения, продиктованы своеобразием функции данного учреждения.

Особенностью ансамбля митрополичьего двора XVII в. по сравнению, например, с монастырскими ансамблями той поры, является то, что в нем количественно несколько преобладали административные и складские здания, а не жилые, как в последних. Собственно жилыми в митрополичьем дворе были следующие помещения: -часть митрополичьих хором, второй этаж судного приказа, надо полагать - "житья" над кладовыми палатами и, видимо, второй этаж над приспешней и поварней. Возможно, частично жилым был и небольшой, ныне почти полностью утраченный корпус при церкви Иоанна Богослова. В указанных помещениях постоянно проживала лишь очень небольшая часть домового штата - в основном, черное духовенство⁵¹. Подавляющая же часть "митрополичьих домовых людей" жила в окружавших ансамбль городских слободах, принадлежавших митрополиту⁵².

Положение отдельных учреждений в иерархии митрополичьего двора до известной степени повлияло и на характер. художественного оформления специально для них построенных зданий.

Митрополичьи хоромы и корпус судного приказа обрели максимально индивидуализированный внешний облик со своеобразным и довольно богатым наружным декором (у митрополичьих хором ныне декор частично утрачен). Особое значение государских хором как путевого дворца русских царей подчеркивалось не менее выразительной внешней отделкой.

И напротив - предельно скупое для того времени и унифицированное внешнее убранство, ограничивавшееся, в основном, скромными междуэтажными поясами, карнизами и простейшей формы наличниками с треугольным завершением получили здания, в которых располагались хозяйственные службы, обладавшие более низким рангом, чем жилье митрополита и приказные учреждения.

Из всего вышесказанного явствует, что организационно- управленческая структура ростовского митрополичьего двора существенно повлияла на формирование замысла ансамбля митрополичьей резиденции. До известной степени ансамбль являет собой зримое выражение иерархической структуры домового штата.

1. Виппер Б.Р. Введение в историческое изучение искусства. М., 1985. С. 224.
2. См.: Каптеров Н. Светские архиерейские чиновники в Древней Руси. М., 1874; Покровский И.М. Средства и штаты великорусских архиерейских домов со времени Петра I-го до учреждения духовных штатов в 1764 г. Казань, 1907.
3. Серебренников С. Два письма Преосвященного Ионы митрополита Ростовского и Ярославского, и казначея его иеромонаха Вассиана, писаные в 1673 г. //Ярославские губернские ведомости (ЯГВ), 1850, № 4. С. 35; ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 10 (1697 г.), л. 48.
4. Опись Ростовского архиерейского дома 1691 г. /Ростово-Ярославский архитектурно-художественный музей-заповедник. Р-1083, (В дальнейшем - Опись 1691 г.) л. 84-132.
5. ЦГАДА, ф. 281, № 10681 (1677 г.), л. 1.
6. Серебренников Два письма... С. 35; Древние документы Ярославской Димитрия-Селунской церкви //ЯГВ. 1894. С. 300.
7. Древние документы Ярославской... С. 555 - 557; Лествицын В. Благословенная грамота ростовского митрополита 1683 года на устройство каменной церкви в селе Богородском - Карабихе Ярославского уезда //Ярославские епархиальные ведомости (ЯЕВ). 1886. Стб. 345 - 346; Благословенная грамота Преосвященного Ионы Митрополита Ростовского и Ярославского, на обновление церкви обнорского Воскресенского монастыря, где ныне существует приходская Воскресенская церковь, в которой почивают мощи Преподобного Сильвестра //ЯЕВ. 1860. С. 309 - 310; Благословенная грамота Ростовского митрополита Ионы Сысоевича 1688 г. на постройку теперешней каменной церкви Сошествия Св. Духа //ЯЕВ. 1873. 0.388 - 389.
8. ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 1.
9. Ростов. Материалы для истории города XVII и XVIII столетий М., 1884. С. 31-32.
10. См.: ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 1 - 67; ЦГАДА, ф. 235 оп. 2, кн. 162, л. 1 - 70; ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ел. хр. 10, л. 1 - 61 об.
11. ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 1 об - З об.; Опись 1691 г., л. 143.
12. Там же, л. 1-1 об.; Древние документы Ярославской... С. 361 -363.
13. ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 1 об.; Древние документы Ярославской... С. 365 - 367, 395 - 400.
14. Древние документы Ярославской... С. 361; Грамотки XVII - начала XVIII века. М., 1969. С. 282; Ростов. Материалы... С. 31.
15. 1683 г. Память игумену Алексеевского монастыря Лаврентию //ЯГВ, 1889, № 49. С. 5; Благословенная грамота Ростовского митрополита Ионы Сысоевича 1688 г. на постройку теперешней... С. 382 - 389.
16. Лествицып В. Памяти и указы //ЯГВ, 1855. № 14. С. 101; Челобитная Ростовскому митрополиту Ионе Сысоевичу от священников Ростовской Никольской Церкви Григория и Максима о запрещении диакону их Фоме пользоваться третью пустоши и Сухих Ястребов //ЯГВ. 1894. С. 462 - 463.
17. Ростов. Материалы... С. 31 - 32.
18. Титов А.А. Переписные книги Ростова Великого второй половины XVII века. СПб. 1887. С. 12; Ростов. Материалы... С. 32 -33
19. ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 64 об.; ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 10, л. 57 об.
20. Каптеров Н. Указ. соч. С. 201 - 205.
21. Ярославский край. Сборник документов по истории края (ХI век- 1917 год). Ярославль. 1972. С. 51; Серебрянников В. Жалоба властей Алексеевского монастыря на служек Тархановых, 1697 года //ЯГВ. 1855. № 46. С. 412 - 413.
22. Акты, относящиеся... С. 5.
23. Лествицын В. Памяти и указы. С. 101 - 103; Древние документы Ярославской... С. 299.
24. Древние документы Ярославской... С. 397.
25. Там же. С. 361; Лествицын В. Памяти и указы. С. 101 - 103.
26. Древние документы Ярославской... С. 416.
27. Грамотки XVII - начала XVIII века. С. 282 - 283.
28. ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 29 об.; Ростов. Материалы.. С. 31.
29. ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 20, л. 16.
30. ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 64 об.; ЦГАДА, ф. 235, оп. 2, кн. 162, л. 65 об.
31. Опись 1691 г., л. 132 об.
32. ЦГАДА. ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 24 об., 31, 54.
33. Опись 1691 г., л. 136 об.; ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1. ед. хр. 6. л. 25, 37 об.
34. ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 61 об.; ЦГАДА, ф. 235, оп. 2, кн. 162, л. 58, 63.
35. Опись 1691 г., л. 50; ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 61 об.
36. Ростов. Материалы... С. 32 - 33; ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 61 об., 63 об. - 65; ЦГАДА, ф. 235, оп. 2, кн. 162, л 64 - 66 об.; ЦГАДА. ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 10, л. 55 - 57 об.
37. ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, д. 61 - 63.
38. Храмозданные грамоты //ЯЕВ. 1857. С. 301; Успенский Ф. Предтеченская церковь в Ярославле. Ярославль, 1906. С. 47 - 49; Древние документы Ярославской... С. 553.
39. Ростов. Материалы... С. 32; ЦГАДА, ф. 235, оп. 2, кн. 162, л. 61 - 62.
40. Вотчина Ростовского митрополита Варлаама (2-го) по книгам письма и меры князя Андрея Никитича Звенигородского да подьячего Михаила Бухарова 137-го (1629) и 138-го (1630) гг. и 139-го (1631) гг. //ЯЕВ. 1897. С. 80, 141, 143, 156 - 157 174 - 176, 215, 217, 228. 231, 270 - 272, 284 - 285, 428 - 429, 573 - 574.
41. Сборник документов по истории... С. 51; ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1 ед. хр. 6, л. 32, 32 об, 34 об, 37 - 37 об, 43 об, 44 об, 53 об; ЦГАДА. ф. 235, оп. 2, кн. 162, л. 8 - 9; ЦГАДА, ф. 281, № 10688, л.
42. Вотчины Ростовского митрополита... С. 374; Грамотки XVII - начала XVIII веков. С. 282; Ростов. Материалы... С. 16, 31.
43. Титов А.А. Кремль Ростова Великого. М., 1905. С. 32; Богословский И. Филарет Никитич Романов и город Ростов Ярославский. Ярославль. 1913. С. 13 - 14; Опись 1691 г., л. 140 об-142.
44. Титов А.А. Кремль Ростова Великого. С. 32; Богословский И. Указ. соч. С. 14; Опись 1691 г., л. 142 - 142 об.
45. Титов А.А. Указ. соч. С. 32; Богословский И. Указ. соч. С. 14; Опись 1691 г., л. 142 об.
46. Титов А.А. Указ. соч. С. 32; Богословский И. Указ. соч. С. 16 - 20; Опись 1691 г., л. 142 об.
47. Титов А. А. Указ. соч. С. 32; Опись 1691 г., л. 142 - 142 об.
48. Опись 1691 г., л. 45 об, 49 об, 132 об, 142 об; ЦГИА, ф. 769. оп. 39, ед. хр. 344, л. 34 - 35 об; ЦГАДА, ф. 280, оп. 3, ед. хр. 506; ч. 1, л. 24.
49. Опись 1691 г., л. 132 об.
50. См.: "Памятники Отечества". М., 1980. № 1. С. 172; Опись 1691 г., л. 136 - 140 об.
51. ЦГАДА, ф. 235, оп. 2, кн. 162, л. 46 об, 50 об. 55. 55 об.
52. Ростов. Материалы... С. 31 - 34.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Высшие должностные лица Ростовского митрополичьего двора XVII в.

Александр - конюший старец. Упомянут в 1698 г. (ЦГАДА, ф. 237, он. 1, ч. 1, ед. хр. 10, л. 5, 8).
Андронов Иван - дьяк. Первый раз упомянут в 1696 г. (ЦГАДА, ф. 235, оп. 2, кн. 162, л. 57). Последний раз упомянут в 1697 г. (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 10, л. 48).
Афанасий - конюший старец. Упомянут в 1698 г. (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 10, л. 8).
Васьян - казначей, священномонах. Первый раз упомянут в 1666 г. (Ярославская иерархия в описании прет. Иоанна Троицкого. Ярославль, 1901, вып. 1, с. 54). Отставлен от должности в 1691 г. (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 61 об.). В 1702 г. "бывший казначей" Васьян продолжал жить при Ростовском архиерейском дворе (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 19, л. 64).
Герасим - сушиленный старец. Упоминается в синодиках XVII в. Ростовского Успенского собора (Титов А.А. Синодики XVII и XVIII веков Ростовского Успенского собора. Ростов. 1903. С.22, 41).
Горяинов Василий Васильев сын - приказной, возможно, Ярославского двора ростовского митрополита. Упомянут в 1622 г. (ЯГВ, 1894, С. 361).
Горяинов Максим Васильев сын - приказной, видимо, сын приказного В.В. Горяинова. Впервые упомянут в 1656 г. (Акты Археографической экспедиции. СПб., 1836. Т. 4. С.495). Последний раз упомянут в 1663 г. (Грамотки XVII - начала XVIII века. М., 1969. С. 282).
Ефрем - конюший старец. Упомянут в синодиках XVII в. ростовского Успенского собора (Титов А.А. Синодики... С. 15, 21, 35).
Иев - конюший старец. Упомянут в 1663 г. (РФ ГАЯО, ф.197, оп. 1, ед. хр. 3734, л. 23).
Илия - конюший старец. Упомянут в синодике XVII в. ростовского Успенского собора (Титов А.А. Синодики... С. 25, 44).
Иоанн - казначей, монах. Первый раз упомянут в апреле 1692 г. (ЯГВ, 1894. С. 300). Последний раз упомянут в 1698 г. (ЦГАДА, ф. 237, он. 1, ч. 1, ед. хр. 10, л. 12).
Иоанн - чашник старец. Первый раз упомянут в 1696 г. (ЦГАДА, ф. 235, оп. 2, кн. 162, л. 58). Последний раз упомянут в 1697 г. (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 10, л. 49).
Иона - сушиленный старец. Первый раз упомянут в августе 1692 г. (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 58 об). Последний раз упомянут в 1697 г. (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 10, л. 49).
Исаия - конюший старец. Упомянут в синодиках XVII в. ростовского Успенского собора (Титов А.П. Синодики... С. 17, 36).
Карякин Василии - дьяк. Упомянут в 1692 г. (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 34 об).
Ключарев Яков - приказной. Впервые упомянут в качестве дьяка в 1652 г. (Русская историческая библиотека. СПб., 1890, С. 271). В 1654 г. он упомянут уже как приказной (ЯГВ, 1894.Ст. 365, 366).
Ларионов Иосиф - дьяк. Упомянут в 1678 г. (ЦГАДА, ф. 281, № 10681, л. 1).
Леванид - сушиленный старец. Упомянут в "Синодике Богоявленского Авраамиева монастыря" (РЯАХМЗ.Р-760, л. 107).
Логин - житенный старец, позже чашник старец. В начале 1691 г. Логин упоминается как житенный старец (Опись 1691 г., л. 132 об). В сентябре того же года он уже состоял в должности чашника (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 61 об.).
Микифоров Митрофан - дьяк. Заступил в должность дьяка в 1660/1 г. Последний раз упомянут в 1663 г. (Грамотки XVII - начала XVIII вв. М., 1969. С. 282).
Москвитинов Феофан - конюший старец. Упомянут в сентябре 1691 г. (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 64 об.).
Наум - казначей, старец. Упомянут в синодике XVII в. ростовского Успенского собора (Титов А.А. Синодики... С. 15).
Неклюдов Андрей Львов сын - дворецкий, приказной. Первый раз упомянут в 1678 г. (Ростов. Материалы... С. 31). Последний раз упомянут в 1696 г. (ЦГАДА, ф. 235, оп. 2, кн. 162, л. 57).
Никон - сушиленный старец. Упомянут в сентябре 1691 г. (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 61 об.).
Окунев Иван - приказной. Упомянут в ноябре 1691 г. (Титов А.А. Дозорные и переписные книги древнего города Ростова. М., 1880. С. 60).
Палицын Ярофей Алексеев сын - приказной. Первый раз упомянут в 1678 г. (ЦГАДА, ф. 281, № 10681. л. 1). Последний раз упомянут в сентябре 1691 г. (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 61).
Савин Иван - дьяк. Первый раз упомянут в 1691 г. (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 8). Последний раз упомянут в 1698 г. (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 10, л . 8).
Савин Иосиф Иларионов сын - "казенный" дьяк. Упоминается в синодике XVII в. ростовского Успенского собора (Титов А.А. Синодики... С. 33).
Терпигорев Путило - дьяк. Был дьяком около 1660/1 г. (Грамотки XVII - начала XVIII веков... С. 282).
Устинов Алексей - дьяк судного приказа. Упомянут в 1678 г. (Ростов. Материалы... С. 31).
Феодор - казначей. Упомянут в синодике XVII в. Богоявленского собора Авраамиева монастыря (РЯАХМЗ, Р-221, л. 73 об.).
Чюрин Мурат - дьяк. Первый раз упомянут как дьяк судного приказа в 1671 г. (Забелин И.Е. Материалы для истории русской иконописи. //Временник ИМОИДР. М., 1850, кн. 7, С. 127). Последний раз упомянут уже как дьяк казенного приказа в 1678 г. (Ростов. Материалы... С. 31).
Яковлев Иван - приказной. Упомянут в феврале 1692 г. (ЦГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 6, л. 30 об, 32).

В своей недавней работе, специально посвященной символике русской архитектуры ХI -ХVII вв., И.Л. Бусева-Давыдова особое внимание уделила проблеме символики наружных форм храма. Проанализировав значительную часть канонических текстов по данному вопросу, бытовавших в Древней Руси, а также некоторые нецерковные тексты того времени, исследовательница пришла к следующим выводам. "Наружные формы храма не получили никаких символических толкований ни в канонической литературе, ни (скажем об этом, забегая вперед) в неофициальной. Однако в литературе XIX в. и в расхожих представлениях нашего времени утвердилось представление о символическом значении количества глав храма... следует подчеркнуть, что в источниках не только древнерусских, но даже XVIII и первой половины XIX вв. нет упоминаний о символике числа глав храма. Патриарх Никон, упорно насаждавший "освященное пятиглавие", не преминул бы сослаться на его символическое значение, если бы таковое существовало, но ни в его сочинениях, ни в вопросах к партиарху константинопольскому эта тема не фигурирует. Остается предположить, что предпочтение пятиглавия объяснялось не символикой, а традицией, имевшей в средние века авторитет священного предания... Таким образом, - заключает автор, - нет никаких оснований объяснять те или иные особенности внешнего облика русских церквей их символическим значением"¹. Однако в той же самой работе И.Л. Бусева-Давыдова в одном случае прибегает как раз именно к такому объяснению. Она пишет: "Не исключено, что "узорочье" русских храмов XVII в. связывалось у современников с образом "невесты Христовой", с подвесками у ланит и ожерельем на шее (Песн. 1, 10, 11)"².

Как видим, по данному вопросу цитировавшаяся работа оказалась несвободной от противоречия между выводами общего и частного характера.

Теперь проверим, действительно ли, как утверждает автор, в источниках до середины XIX в. отсутствует упоминание о символике числа глав храма.

Сомневаться в этом заставляет общеизвестный текст храмозданной грамоты времени патриарха Никона, в котором говорится о разрешении строить храмы "по числу правильного и уставного законоположения, как о сем правило устав церковный повелевает, строить [храмы] о единой, о трех, о пяти главах, а шатровые церкви отнюдь не строить"³. Ведь такой "устав церковный", в котором бы регламентировалось и, возможно, обосновывалось количество глав храма, науке пока не известен. Значит, приходится предполагать, что не все церковные тексты по рассматриваемому вопросу дошли до нас.

И все-таки имеется источник, проливающий достаточно яркий свет на предмет нашего исследования.

В.Н. Татищев в своей "Истории Российской" в примечании к тексту о первоначальном тринадцатиглавом новгородском Софийском соборе писал: "О верхах, или главах, на церкви благоразсудному говорить бы не о чем, но нашлись безумцы, которые в сем таинство заключают. Первенствующая церковь по Христе до IV ста нигде храмов особных не имела, на токмо со знаками; по получении же Константином свободы, кумирни с бывшими на них знаки в христианские церкви обратили, и, строя новые, в различие от прочих домов главы и кресты стали ставить и всюду имели долгую единую главу, а по великости храма делали по нескольку для украшения и никоего знаменования в том не разумели, как в Москве древния церкви все были единоглавны, разумея, что глава едина церкви Христос, Ефесянам, гл. 5, ст. 23, Колосянам, гл. 1, ст. 18, и все христиане тако имеют. Патриарх же Никон велел главы, где было одна, сломать и зделать по пяти, толкуя: средняя знаменует Христа, а прочие 4 евангелистов, но суще среднюю и вышшею себя, а оными четырьмя четырех греческих патриархов изобразовал. Противно тому безумные раскольники как Никона, так и церкви со многими главами поносят и за противобожное почитают, но какие знаменования сии безумцы изобретают, что Андрей Боголюбский построил 7 глав, а во Иерусалиме сказуют 23 верьха"⁴.

Приведенный текст позволяет сделать сразу несколько выводов. Во-первых, во времена В.Н. Татищева (1686 - 1750 гг.), то есть в конце XVII - первой половине XVIII вв., были актуальны представления о символике не только пятиглавых, но и многоглавых храмов. Вряд ли случайно, что именно в эту эпоху возникли такие многоглавые церкви, как одиннадцатиглавая церковь Спаса "на Сенях" (1681 - 1682 гг.) Московского Кремля, пятнадцатиглавая церковь Иоанна Предтечи (1671 - 1687 гг.) в Ярославле и двадцатидвуглавая Преображенская церковь (1714 г.) в Кижах.

Во-вторых, толкование пятиглавия как символа Иисуса Христа и четырех евангелистов В.Н. Татищевым, и, видимо, его современниками приписывалось патриарху Никону.

В-третьих, отношение к подобным толкованиям тогда было весьма неоднозначным. Сам В.Н. Татищев, мысливший "рационалистически"⁵, в духе Нового времени, называл тех, кто приписывал символическое значение многоглавию храма, "безумцами ".

Встает вопрос - в какой мере был прав Татищев относительно вышеупомянутого авторства патриарха Никона?

Здесь важно учесть свидетельство В.Н. Татищева о том, что раскольники "церкви со многими главами поносят и за противобожие почитают" (см. выше). Если это так, то, значит, до времени патриарха Никона и начала раскола символические толкования глав храма в России даже если и бытовали, но не имели широкого распространения.

Маловероятно, чтобы распространение таких толкований началось значительно позже середины XVII в. Тогда бы В.Н. Татищев, начинавший служить в Москве при царском дворе еще на рубеже XVII и XVIII вв., должен был бы указать на другой источник их происхождения.

Видимо, все-таки именно патриарх Никон ввел в широкий оборот толкования символики пятиглавия.

Но как быть тогда с тем, что во всех известных канонических текстах, имеющих отношение к данному вопросу, как показала И.Л. Бусева-Давыдова, отсутствует толкование символики внешних форм храма? К счастью, имеющиеся источники помогают понять, каково же было отношение Никона к такого рода текстам. Речь идет о составленных Никоном надписях, помещенных на колоколах Ново-Иерусалимского монастыря, которые были отлиты в 1658 г. Надписи эти посвящены толкованию символики колокола и колокольного звона⁶.

Сравним тексты указанных надписей с каноническим текстом о символике клепала, которое отождествлялось с колоколом. Последний текст имеется в "Скрижали", составленной по заказу самого патриарха Никона и опубликованной в Москве в 1656 г.⁷

Из сравнения явствует, что часть канонического текста, в котором говорится о клепале как символе "гвоздей ими же пригвоздиша руце и нозе Господа на кресте"⁸, Никон вообще не включил в свое толкование символики колокола. Другие моменты канонической символики он необычайно развил и обогатил, найдя прообразы колокола и колокольного звона в Ветхом и Новом заветах. Но самое замечательное то, что он привел и такие толкования, которых вообще нет в каноническом тексте. Так, "коло" (круг), образуемый основанием колокола, уподоблен Никоном Богу-Отцу, круг в венчающей части колокола - "собезначальное рождение Сына от Отца", то есть - Иисусу Христу, "а звукогласное исхождение от кола венца - исхождение Святого Духа от Отца". Колокол же в целом по Никону символизирует Троицу⁹.

Обладая таким уровнем "самомышления", патриарх Никон вполне мог развить и обогатить существовавшую, возможно, ранее в устной традиции духовной элиты символику некоторых внешних форм храма.

Здесь необходимо подчеркнуть, что подобные толкования хотя и отсутствуют в известных канонических текстах, но сами по себе в принципе не противоречат каноническому пониманию христианского храма. Согласно преподобному Максиму Исповеднику, церковь "есть образ и подобие мира в целом его составе, состоящего из существ видимых и невидимых; так как в ней примечается подобное же и единство и разделение, как и в мире... Таким-то образом и весь существующий мир, получивший начало от Бога, разделяющийся на мир духовный, который составляют умные и бесплотные существа, и этот мир чувственный и вещественный, который величественно сложен из многих видов существ, будучи как бы другою некоею нерукотворенною церковию, мудро изображается сею рукотворенною... Ибо созерцание мысленного в символах при помощи видимого есть вместе духовное сознание и уразумение видимого посредством невидимого: потому что вещи, которые взаимно объясняют одна другую, необходимо должны иметь на себе совершенно точные и явственные отражения одна другой, и связь между ними должна быть неразрывная"¹⁰.

Там же св. Максим Исповедник поясняет, что "весь мысленный мир таинственно в символических образах представляется изображенным в мире чувственном для тех, кои имеют очи видеть, и весь мир чувственный, если любознательно умом разбирать его в самых началах, заключается в мире мысленном"¹¹.

Думается, именно эти слова св. Максима Исповедника обрели для некоторых русских людей XVII в. предельно актуальный и конкретный смысл. Ведь, по новейшим наблюдениям, в XVII в. не ослабевал, а даже усиливался интерес (по существу, книжный), к средневековой символике и образности (которая стала сближаться с барочной эмблематикой)¹². Очевидно, патриарх Никон, а также некоторые его современники, например, такие, как Симеон Полоцкий или ростовский митрополит Иона Сысоевич, осознавали себя, по терминологии Максима Исповедника, "имеющими очи видеть" и носителями "любознательного ума", а значит - имеющими право развивать и обогащать традиционную символику. В силу чего варианты символических толкований стали носить все более индивидуальный характер.

В связи с данной темой весьма важно наблюдение И.А. Бондаренко, что "в XVII веке стали раскрываться во внешний мир сакральные "истины", которые в "классическом" средневековье могли воплощаться как правило, лишь в пределах внутреннего "священного" храмового пространства, противопоставлявшегося внешнему земному "греховному" пространству"¹³.

Надо полагать, наполнение конкретным символическим содержанием внешних форм храма происходило путем переноса на эти формы некоторых символических значений его внутренних форм. Подобный процесс имел место в Италии в период Раннего Возрождения¹⁴. При этом уместно напомнить слова Д.С. Лихачева о том, что "ХVII в. в России принял на себя функцию эпохи Возрождения"¹⁵.

В самое последнее время А.М. Лидов предложил гипотезу о том, что луковичная форма глав русских храмов конца ХVI - ХVII вв. появилась в результате сознательного уподобления этих глав луковичной главе кувуклия над Гробом Господним¹⁶. Кувуклий же, как известно, располагается внутри Воскресенского храма в Иерусалиме. Если данная гипотеза верна, то она подтверждает идею о переносе символики внутренних форм храма на его внешние формы.

Вполне вероятно, что на толкование пятиглавия как символа Иисуса Христа и четырех евангелистов кроме общепризнанной символики числа 5 могло натолкнуть следующее символическое значение "трапезы" или престола: "Высока есть трапеза яко небесная, ибо таинство есть высокое возвышаемое и пренебесное и отнюд высочайшее вея земли сего ради держится от четырех столпов, иже знаменуют евангелисты, многожды же един токмо столп держит ю, ибо образуют единого столпа, иже есть верх всех Иисус Христос"¹⁷. Возможно, также на четыре боковые главы пятиглавия было перенесено символическое значение четырех подкупольных столпов, знаменующих, как известно, четырех евангелистов.

На наш взгляд, достаточно красноречивым примером влияния символики внутренних форм храма на его внешнее оформление могут служить храмы, строившиеся по заказу ростовского митрополита Ионы Сысоевича (1652 - 1690 гг.).

И пожалуй, наиболее характерным из них является церковь Воскресения (около 1670 г.), располагающаяся над святыми воротами Ростовского кремля (архиерейского двора). В наружном облике этого храма сразу бросается в глаза контрастное сочетание сурового, почти лишенного украшений, верха основного объема с предельно богато декорированными галереями, обступившими с трех сторон его нижнюю часть. То есть, подчеркнем, в зрительном образе церкви четко и явно намеренно разграничены при помощи декора собственно храм и его галереи-притворы. Но ведь именно такое разграничение имеется в каноническом толковании храма Симеоном Солунским.

Как установлено, это толкование почти буквально воспроизводится в Скрижали (1656 г.)¹⁸, в которой сказано, что "горняя храма, сиречь верх знаменует небо, помост же сиречь дольняя, знаменует землю и рай... Внешняя церкве знаменует токмо долние части земли, иже знаменуют оных человеков иже живут живот свой весь яко безсловесная животна, и ни едину вещ высокую и небесную во им приемлют"¹⁹.

По Симеону Солунскому, "внешняя" - это притворы, предназначенные для оглашенных. Притворы "изображают только землю", на которой некрещеные живут "как бы неверными и изгнанными из рая"²⁰. Напомним, что галереи церкви Воскресения исполняли роль упомянутых притворов.

Таким образом, наружное декоративное оформление Воскресенской церкви получило символическое истолкование. Очевидно, в сознании митрополита Ионы аскетичная простота убранства верха храма соответствовала образу небесного, а богатейшее кирпичное узорочье и изразцовый декор соответствовали образу дольнего, земного.

Итак, вопреки мнению И.Л. Бусевой-Давыдовой, именно в эпоху XVII - первой половины XVIII вв. в России более или менее широко распространились и развились символические толкования наружных форм храма.

1. Бусева-Давыдова И.Л. Символика архитектуры по древнерусским письменным источникам ХI - ХVII вв. //Герменевтика древнерусской литературы. XVI - начало XVIII веков. М., 1989. С. 294 - 295, 302.
2. Там же. С. 300.
3. История русского искусства. М., 1959. Т. IV. С. 163 -164.
4. Татищев В.Н. История Российская. М - Л., 1903. Т. 2. С. 243, примечание 254. Приношу благодарность Сергею Вячеславовичу Сазонову, который указал мне данный текст.
5. См.: Татищев В.Н. История Российская. М - Л., 1962. Т. 1. С. 14.
6. См.: Леонид. Историческое описание Ставропигиального Воскресенского, Новый Иерусалим именуемого, монастыря, составленное по монастырским актам настоятелем оного архимандритом Леонидом. М., 1876. С. 202 - 203.
7. Скрижаль. М., 1656. 0.22 - 23.
8. Там же. С. 22.
9. См.: Леонид. Указ. соч. С. 202.
10. Преподобного Максима Исповедника тайноводство //Писания св. отцов и учителей церкви, относящиеся к истолкованию православного богослужения. СПб..1855. Т. 1. С. 304 - 306.
11. Там же. С. 305.
12. Морозов А.А. Симеон Полоцкий и проблемы восточно-славянского барокко //Барокко в славянских культурах. М., 1982. С. 170 - 189; Бондаренко И.А. Перерождение средневековых традиций в русской художественной культуре XVII века и Советское искусствознание. М., 1988. Вып. 33. С. 82.
13. Бондаренко И.А. Указ. соч. С. 81.
14. Ревзина Ю.Е. Некоторые иконографические источники центрических храмов XV в. в Италии //Иконография архитектуры. М., 1990. С. 69.
15. Лихачев Д.С. Избранные работы в трех томах. М., 1987. Т. 1. С. 172.
16. Лидов А.М. Иерусалимский кувуклий. О происхождении луковичных глав //Иконография архитектуры. М., 1990. С. 57 - 68.
17. Скрижаль. С. 29.
18. Бусева-Давыдова И.Л. Указ. соч. С. 9.
19. Скрижаль. С. 55 - 57.
20. Симеон Солунский. Разговор о святых священнодействиях и таинствах церковных //Писания св. отцов и учителей церкви, относящиеся к истолкованию православного богослужения. СПб., 1856. Т. 11. С.203 - 204; Багрецов Л. Смысл символики, усвояемой св. отцами и учителями церкви Христианскому храму и его составным частям. СПб., 1910. С. 20.

При всем разнообразии сведений письменных источников о Ростове в истории города остается много неясного. Особенно скудна информация о раннем Ростове IХ - нач. XI вв. Этот период отмечен лишь несколькими летописными упоминаниями. В предлагаемой статье рассмотрены несколько сюжетов из ранней истории города, обратиться к которым позволили археологические исследования последних лет.

Первый сюжет может показаться неожиданным, ибо вопрос - почему старейший город Северо-Восточной Руси возник именно на оз. Неро, никогда всерьез не ставился. Согласно принятой концепции древнерусского расселения, восходящей к трудам ученых XIX в., новое население двигалось вдоль рек, занимая пустующие благоприятные местности и мирно соседствуя с немногочисленными финскими племенами. Естественно полагать, что в такой ситуации возникновение городов и их богатых округ зависело прежде всего от благоприятных географических факторов и в какой-то степени было результатом свободного волеизъявления поселенцев, или, учитывая историческую обстановку, представителей княжеской власти. Приведенные положения кажутся справедливыми, но, при обращении к исторической реальности оказываются отнюдь не абсолютными.

Судя по археологическим данным, направления первоначальной колонизации определялись не течением рек и наличием свободных плодородных земель - удобные для освоения территории были в изобилии, и их освоение в пределах Ростово-Суздальского княжества затянулось на столетия. Города и поселки возникли прежде всего в наиболее обжитых районах дославянского населения края - летописного финского племени мери. Старейший русский город Северо-Востока - Ростов обязан своим возникновением тому, что побережье оз. Неро уже в VII в. было плотно заселено, а племенной центр ростовской мери, известный ныне археологический памятник - Сарское городище - был, по всем данным, наиболее крупным центром во всей мерянской земле¹. Ростов и окружавшие его русские селения наследовали прежним мерянским поселкам, а сам город, как и указывает летопись, вырос на месте одного из них.

О тесных контактах с финским населением свидетельствует топонимика края. До современности дожили названия бывших мерянских селений с характерным формантом "бол" ("кол") (Пужбол, Шурскол, Дебол(овское), Воробол(ово)² и ряд других ойконимов, возможно, мерянского происхождения (Согило, Кетош, Инеры). В этом отношении ростовская топонимика отлична от топонимики других старейших городов Северо-Востока, где подобные топонимы единичны, как, впрочем, не столь многочисленны и археологические памятники мери. Сохранение былых названий подразумевает некогда происходившие прямые и достаточно интенсивные контакты разноэтничного населения, так как в отличие от "вечных" гидронимов, ойконим живет и исчезает вместе с поселением, в лучшем случае переходя в название урочища. Живучесть топонимических реликтов в условиях давно и плотно заселенной городской округи косвенно свидетельствует о большей интенсивности славяно-мерянских связей на территории ближайшей ростовской округи в сравнении с другими центральными районами Северо-Восточной Руси и еще раз подчеркивает случайность появления первого русского города на побережье оз. Неро.

Аналогичная, хотя не столь очевидная ситуация складывалась и в других районах Ростовского княжества. Суздаль и более поздние княжеские города - Владимир, Переславль, Юрьев возникли в ранее освоенных финских местностях. И, хотя ко времени их становления в XII в. все, связанное с финнами, отошло в прошлое, проявление исторической закономерности в данном случае несомненно.

Интересный пример взаимосвязи реалий двух эпох прослеживается на примере Переславля. В период мери в VII-X вв. на побережье Плещеева озера также существовала сеть финских поселений, аналогичных нерским (ростовским). Различия между двумя озерными районами заключались лишь в количественных характеристиках. На Плещеевом озере не столь очевидны локальные группы поселений, меньше их число и размеры. Александрова Гора даже при условии ее особого положения как центра не сопоставима с Сарским ни по площади, ни по богатству известных археологических материалов. Несмотря на естественный рубеж двух озерных бассейнов (нерльская низина), оба района можно считать частями единой мерянской территории: окраинные поселения двух групп разделяют всего 25 км - менее одного дня пути. Существовал ли здесь союз родственных племен, или это были две обособленные, благодаря географическим условиям, группы общин одного племени - сказать трудно. Однако последний вариант кажется более предпочтительным. В таком случае Сарское городище выступало в роли общего центра, что вполне возможно, учитывая неординарность памятника.

В свете изложенных археологических данных известный летописный текст о расселении мери можно понимать как указание на единство мерянской территории и одновременно на подчиненность клещинской группы населения ("меря же")³.

Древнерусское расселение на Плещеевом озере шло в тех же формах, что и на озере Неро. Первыми были освоены прежние мерянские участки побережья. Уже в XI в. здесь возникла поселенческая система, не уступавшая, а по плотности населения на северо-восточном побережье превосходившая гнезда поселений вокруг Ростова. Появились реальные предпосылки для возникновения города - административного центра округи. Однако эта возможность оказалась реализованной лишь при Юрии Долгоруком (1152 г.). Очень вероятно, что замедленный ход событий был следствием политики Ростова, державшего в подчинении богатых соседей. Корни зависимости, в ХI-ХII вв. давно забытые, могли уходить в эпоху мери. В период становления Ростовского княжества былая подчиненность (или былое единство) сохранилась.

Если возникновение Ростова именно на озере Неро было явлением закономерным, то его расположение на низкой береговой террасе объяснить сложно. Древнерусский город всегда не в последнюю очередь был крепостью, но в данном случае оказались не реализованными возможности для основания укрепленного центра в других более благоприятных местах побережья. Не получил дальнейшего развития идеально подходящий по топографическим условиям для подобной роли прежний мерянский центр - Сарское городище. Очевидно, существовали какие-то субъективные причины, повлиявшие на выбор места для города, понять которые, спустя тысячу лет, невозможно.

Летописная дата возникновения древнерусского Ростова в IX в. (статья ПВЛ 862 г.) в археологических материалах подтверждения пока не находит. В то время существовал мерянский поселок, культурный слой которого был вскрыт при раскопках в Митрополичьем саду в 1985 г.⁴ Эпоха мери в Ростове продолжалась по крайней мере до 3-й четверти X в. Собственно русский город со свойственной ему усадебной планировкой, характерными особенностями материальной культуры жителей начинает формироваться в последние десятилетия указанного столетия. Нижний строительный ярус в раскопе у Часозвона датируется рубежом Х-ХI вв., а наиболее ранняя из имеющихся дендродат указывает 975 г. Следует отметить, что изученный участок не относится к древнейшим, и на близкой к озеру территории в районе Княжьих теремов могли сохраниться более ранние отложения.

Различие между летописной и археологической периодизацией закономерно. Источники в силу своей специфики отразили разные исторические явления. Зафиксированный летописью политический акт включения мери в состав государства еще не означал начала древнерусской колонизации. Речь шла об установлении дани, выполнения финнами определенных повинностей (участие в походах), но при этом устоявшийся племенной уклад, сложившиеся системы расселения не затрагивались. В такой ситуации объяснимо возникновение княжеского "представительства" на новой территории, "погоста", но предпосылки для перерастания подобного поселка в многолюдный город возникли позже с появлением славянского населения.

Древнерусское освоение Волго-Клязьминского междуречья было самостоятельным историческим явлением, механизм которого до конца еще не изучен. Можно, однако, утверждать, что этот процесс шел по мере укрепления государственной власти на финских землях. Не случайно тема Северо-Восточной Руси после долгого перерыва возникает на страницах только при описании событий конца X в., когда под 988 г. указано о передаче Ростова во владение Ярослава Владимировича. Как уже отмечено, именно в этот период, хотя и ранее указанной даты, началось становление Ростова как города.

Ростов рос быстро. По данным наблюдений за культурным слоем, городская территория в первой половине XI в. составляла не менее 15 га, а в последующие полтораста лет увеличилась более чем в 10 раз. Большая точность определений пока невозможна, но приведенные цифры показательны. Они характеризуют Ростов как крупный центр в каждый из названных периодов. Площади от 10 до 20 га обычны для известных городов X - первой половины XI вв., а к началу XIII в. Ростов входил в число пяти, если не трех крупнейших городов Руси⁵.

1. Леонтьев А. Е. Археологические памятники ростовской мери. // Проблемы изучения древнерусской культуры (расселение и этнокультурные процессы на Северо-Востоке Руси). М., 1988. С. 16-17.
2. Горюнова Е. И. Этническая история Волго-Окского междуречья. МИА № 94, М., 1961. С. 43; Попов А. И. Топонимика древних мерянских и муромских областей. // Географическая среда и географические названия. Кронштадт, 1974. С. 15-16.
3. Полное собрание русских летописей. Т. 1, СПб., 1846. С. 5.
4. Леонтьев А. Е. Отчет о работе Волго-Окской экспедиции ИА АН СССР.// Архив ИА АН СССР, Р-1, № 11033.
5. Ростов. Предпосылки возникновения древнерусского города. // Труды пятого международного конгресса славянской археологии. Т. 1, вып. 2а. М., 1987. С. 151-157.