Электронная библиотека

В 1993 г. при раскопках у ц. Григория Богослова в митрополичьем саду Ростовского кремля был найден человеческий череп (рис. 1). Находки такого рода обычно связаны с разрушенными средневековыми городскими кладбищами или с трагическими событиями прошлого. Таковы, например, останки погибших при монгольском нашествии, открытые при раскопках в Киеве, Старой Рязани, Владимире. Однако ситуация в Ростове иная. Череп был найден в слое, который датируется 60-70-ми гг. XI в. (раскоп РГ, пласт 9, кв. ЖЗ)1. Ни в это, ни в последующее время кладбища на этом месте не было. Какие-либо другие человеческие кости отсутствуют. Это обстоятельство заставляет предполагать криминальную подоплеку происшедшего: захоронена была отрубленная голова. Учитывая уровень (глубину залегания) находки, можно полагать, что событие произошло позднее 70-х годов столетия. Стратиграфические данные показывают, что такое могло случиться до 1105 г., когда ближайшая территория после нескольких десятилетий относительной заброшенности стала интенсивно застраиваться, а поверх места находки была проложена мостовая.

В обыденности средневекового города тайное убийство горожанина, жизнь которого проходила на виду у всех, маловероятно. Иное дело - чужие, враги. В этих случаях расправа зачастую бывала короткой и, как показывают летописи, не всегда по суду. В истории Ростова конца XI в. единственное бурное событие, с которым можно связывать гибель человека, произошло в 1096 г., когда черниговский князь Олег Святославич в усобице с Владимиром Мономахом вначале взял город (Ростов ему сдался), а затем вынужден был покинуть его2. Возможно, убитый был одним из отряда князя Олега. Эта версия тем более вероятна, что доживший до почтенного для своего времени возраста погибший, судя по данным антропологического анализа, явно был не чужд боевых утех.

При полном отсутствии иных источников единственную возможность узнать что-нибудь об исчезнувшем человеке дают методы физической антропологии. В нашем случае исследование более всего напоминает запоздалую судебно-медицинскую экспертизу.

Анализ краниологических особенностей черепа с учетом измерительных и описательных признаков позволил сделать следующие заключения. Мозговая часть черепа средней длины, довольно узкая, невысокая; лицо средневысокое, среднеширокое, прогнатное, то есть слегка выступающее вперед. Череп в целом характеризуется массивностью. Интересной представляется характеристика верхнего угла горизонтальной профилировки лица: назомолярный угол, характеризующий уплощенность лица на верхнем уровне, имеет значение 148,7. Чем больше значение угла, тем больше уплощено лицо. Для сравнения проведено сопоставление измерительных данных с табличными по средневековым группам славян, финно-угров, балтов и кочевников европейской степи. В результате оказалось, что основные расово-диагностические признаки изучаемого черепа входят в пределы вариаций всех рассмотренных групп. По сути дела лишь один признак - назомолярный угол позволяет более конкретно определить этнически значимую особенность облика индивида. Большие значения назомолярного угла характерны для населения Восточной Европы, имевшего значительную монголоидную примесь или вовсе монголоидного. Например, в серии полян киевской группы назомолярный угол колеблется в пределах 135,3 - 138,0. Вообще же в славянских сериях эпохи средневековья значения назомолярного угла варьируют в пределах 136,4-139,8. Для финно-угорских серий это значение находится в рамках 134,8-140,4, булгарских (тюрки Поволжья) - 137,3-142,4, балтских - в очень широких пределах от 134,0 до 140,4. Наибольшие показатели характерны для кочевников южнорусских степей - от 139,0 до 145,63. Таким образом, можно определенно говорить о значительной монголоидности облика изучаемого индивида.

Однако указать истоки этой особенности весьма затруднительно. С одной стороны, вполне возможны кочевнические корни монголоидности. Исторически такое возможно: русские князья в ХI-ХII вв. часто использовали в военных походах дружины степняков. Половцы участвовали и в боевых действиях Мономаховичей против Олега4. С другой стороны, по некоторым наблюдениям монголоидность могла быть свойственна облику коренного финского населения Северо-Восточной Руси, в том числе и жившей близ Ростовского озера мере. Поэтому не исключена возможность того, что изучаемый индивид был жителем сельской округи Ростова, сохранившим в своем облике субстратные черты мерянских предков. Следует отметить, что предложенные версии - не более, чем предположения. Для того, чтобы выводы об этнических особенностях того или иного населения были убедительны и достоверны, необходимо накопление серийного материала, как древнерусского времени, так и более позднего.

По состоянию зубной системы и швов на черепе возраст индивида варьирует в пределах 40-49 лет (возможно 45-50 лет). Вторые моляры на нижней челюсти отсутствуют - прижизненное выпадение вследствие воспалительного процесса. Признаки кариеса отмечены на правом клыке и левом предкоренном зубе верхней челюсти. У мужчины зафиксированы признаки одонтогенного остеомиелита на верхней челюсти справа в области третьего коренного зуба с образованием локально выраженной резорбции костной ткани челюсти (размер поражения диаметром примерно 5 мм). Кроме того, на одном из клыков в верхней челюсти отмечены следы линейной эмалевой гипоплазии - маркера эпизодического стресса, фиксирующего последствия негативных факторов, испытанных индивидом в детстве5. На одном из сочленовных суставов второго шейного позвонка отмечены следы воспалительного процесса, связанного с нарушением гиалинового хряща. Возможно, что это последствия воспалительного процесса в организме вследствие плохого состояния зубной системы. На костях черепа обнаружены следы различных травматических повреждений.

Особые обстоятельства находки этого черепа требовали подробного анализа травматических повреждений на нем и, в первую очередь, тех признаков, по которым можно было бы подтвердить или опровергнуть тезис о возможном отчленении головы при жизни индивида.

Известно, что признаки декапитации фиксируются чаще всего на телах I или II шейных позвонков. Намного реже насильственное отделение головы от тела проходит непосредственно по линии границы позвоночника и головы с повреждением мыщелков затылочного отверстия и/или сосцевидных отростков6. У обследованного индивида характерные механические повреждения фиксировались на нижней части второго шейного позвонка (рис. 2). Возможно, что незадолго до смерти ему был нанесен удар по голове тяжелым предметом (рис. 3), и затем уже голова была отделена от тела. На лобной кости у обследованного просматриваются следы старого зажившего компрессионного перелома (возможно, травма от удара тяжелым предметом). Над правой орбитой - след от удара режущим предметом, также старая травма (рис. 4). Очевидно, жизнь этого мужчины была достаточно авантюрной и опасной, а смерть трагичной.

  1. Леонтьев А.Е. Отчет о работе Волго-Окской экспедиции ИА РАН в 1993 г. Архив ИА РАН.
  2. ПСРЛ. Т. VII. Летопись по воскресенскому списку. СПб., 1856. С. 11.
  3. Алексеева Т.И. Этногенез восточных славян по данным антропологии. М., 1973.
  4. ПСРЛ. Т. VII. С. 11.
  5. Бужилова А.П. Древнее население (палеопатологические аспекты исследования). М., РГНФ, 1995. С. 189.
  6. Manchester K. The archaelogy of disease. Bradford, 1983. P. 99.

В палеодемографический анализ вошли материалы раскопок средневековых погребений у церкви Бориса и Глеба с южной стороны (1992, 1993 гг.). Всего было проанализировано 82 индивидуума. Из них 32 детей, 23 мужчины и 19 женщин, 8 половозрелых индивидов неопределимого пола.

Раскопки 1992 г. дали разрозненный костный материал, поэтому для определения пола и возраста была применена специальная индивидуальная половозрастная экспертиза. Всего было обследовано 355 костей взрослых индивидов и 165 детских. Определение возраста и коррекция числа индивидов по разрозненным костям позволила предположить наличие не менее 25 детей и 28 взрослых. Раскопки 1993 г. дали более корректный антропологический материал. Всего было обследовано 29 индивидов: 7 детей, 11 мужчин и 7 женщин, 2 индивидов неопределимого пола. В таблице 1 приведены сводные результаты обследованного материала.

В обследованной серии число мужчин незначительно преобладает над числом женщин - 121%. Около 40% обследованных - дети. Средний возраст смерти в группе без учета детей - 48,6 лет. Распределение индивидов по возрастным интервалам приближенно к теоретическим значениям: кривая напоминает английскую букву “U”, т. е. наибольшее число смертей приходится на детский и старческий возрасты (рис. 1).

Таким образом, по целому ряду признаков эта группа характеризуется особенностями, присущими “живому” населению, а не антропологической выборке. Подобный набор демографических особенностей весьма редкое для палеоантропологии явление. Очевидно, что исследованная нами серия является репрезентативной, в математическом смысле, выборкой и может маркировать поздний период средневековья. С этих позиций можно выдвинуть тезис о достаточно благополучном образе жизни древних ростовцев на примере прихода церкви Бориса и Глеба. Выделенные особенности позволяют провести реконструкцию демографической структуры популяции на примере этой группы.

Рассмотрим подробнее показатели таблицы дожития выборки (табл. 2). Возраст дожития в интервале 0-6 лет составляет 31,7 лет и это характерно для 59,0% в популяции. Длина поколения в группе превышает на 10 лет принятое в биологии среднее значение этой величины для человеческих популяций - 25 лет. Соответственно и средний возраст пика фертильности женщин в группе очень завышен - 31,9 лет. По этим данным среднее число детей у женщин не превышает двух человек, и размер средней семьи колеблется у отметки 4,4 человека. Очевидно, что предложенные величины лишь условные показатели и довольно далеки от реальных цифр. Но все же, по ним можно определить, что уровень фертильности в этой популяции занижен. С одной стороны, причиной такого факта могут быть поздние браки, с другой - меньшее, чем можно было бы), число их. Нам кажется, что последнее предположение более вероятно. Если обратиться к энциклопедическому словарю Брокгауза и Эфрона, то по данным о демографических особенностях популяций ХVIII-ХIХ вв. в Ярославской области число родившихся детей на 100 взрослых было несколько меньше (4,29), чем в среднем по России (4,8). А число браков в Ярославской области приближалось по своим показателям к средним, характерным для Западной Европы, а не России (соответственно, в Ярославской области 7,1 браков на 1000 жителей, в Западной Европе - 7-8, в России - 9). Возрастное распределение жителей 50 губерний России в период 1892 г. также приближается по графической выраженности к английской букве “U” (рис. 2).

Выявленные аналогии позволяют предложить использовать исследованную выборку в качестве одной из моделей средневековой популяции древнего Ростова. На примере этой группы можно реконструировать физические нагрузки жителей, морфологические особенности строения тела, диету и другие показатели.

Таблица 1

Сводная таблица половозрастного распределения индивидов в серии

Категория Количество Процентный состав
Мужчины 23 8,1
Женщины 19 23,2
Дети 32 39,0
Неопределимые случаи 8 9,8
ВСЕГО 82 100
Таблица 2

Таблица дожития

х l`х`l Тх Ех Другие показатели
0 19 78 1000 5269 31391 31,4 Т 35,0
6 8 59 756 4936 26122 34,5 СBR 31,9
13 5 51 654 2487 21186 32,4 MFS 3,39
17 3 46 590 1712 18699 31,7 TCFS 4,39
20 4 43 551 5256 16987 30,8 GRR 2,19
30 3 39 500 4808 11731 23,5    
40 9 36 462 4038 6923 15,0    
50 18 27 346 2308 2885 8,3    
60 9 9 115 577 577 5,0    
  78     31391        

Надписи на книгах, сделанные писцами древнерусских кодексов и синхронные основному тексту, зачастую содержат уникальную информацию об их происхождении, а также сведения о лицах, неизвестных или почти неизвестных по другим источникам. Таковыми, например, являются надписи в так называемой “Псалтири княгини Марины”1 - знаменитой рукописи, обильно украшенной развитыми образцами древнерусской тератологии2. Свое название, утвердившееся за рукописью в литературе с конца XIX в., Псалтирь получила по имени княгини-заказчицы, упомянутой в выходной записи, составленной от имени писца Захарии: “... повеле собе боголюбивая княгыни Марина списати книгы сия Псалтырю с поканьны и с молитвами...” Выходная запись Захарии расположена на двух последних листах кодекса (л. 337-338 по современному счету), сильно обрезанных сверху. Запись начиналась с даты, первая строка которой почти полностью срезана. Сохранившиеся нижние части букв позволяют, тем не менее, провести частичную реконструкцию утраченных частей текста: “[Въ лет(о)] 6804 [....]3 | въ великъ4 д(е)нь быс(ть) бл(а)го|вещение5 и висикостъ | Прич(и)стея ...” И.И. Срезневский (1863 г.) еще мог прочесть полусрезанное указание на число месяца, теперь совершенно стершееся: “мар(та) въ (ке?)”6. Правильность такого чтения подтверждается тем, что в 6804 (1296) г. “светлое воскресенье” приходилось как раз на 25 марта, день Благовещения богородицы7. Дата 1296 г. распространилась в исследовательской литературе на весь кодекс, до сих пор считавшийся одной из ранних древнерусских рукописей с развитой тератологической орнаментикой. В исследовании М.В. Щепкиной (1974 г.), посвященном вопросам идентификации писцов разных рукописей по почерку, была сделана попытка отождествить писца т.н. “Псалтири Марины” и писца “Симоновской” псалтири конца XIII в. (ГИМ. Хлуд. № 3)8. Вывод Щепкиной по существу никем не оспаривался и постепенно утвердился в историографии9.

Однако еще А.А. Шемшурин (1914 г.), а вслед за ним и А.А. Покровский (1916 г.) обратили внимание на то, что последние два листа с выходной записью Захарии изначально не принадлежали основной части Псалтири, а были вставлены в нее позднее10. Действительно, кодикологическое исследование основной части т.н. “Псалтири Марины” (л. 1-336 об.) и записи (л. 337-338) не оставляет сомнения в том, что эти две части кодекса сделаны разными писцами, разновременны и объединены искусственно.

Листы с записью писца Захарии (л. 337-338) вместе с л. 334-336 образуют завершающую тетрадь кодекса. Между л. 333 и 334 имеются три небольших полоски пергамена у корешка - следы утраченных пергаменных листов, составлявших некогда пару л. 336-338. Назовем эти остатки утраченных листов, следущие за цельным л. 333, листами [333a], [333б], [333в]. Лист [333a] прежде составлял пару л. 336, а остатки л. [333б], [333в] составляют пару л. 337-338 с записью Захарии.

Почему из рукописи был удален л. [333a] и имеются ли утраты текста между л. 333 об. и 334 - еще предстоит выяснить. Однако очевидно, что ни качеством выделки, ни разлиновкой, ни почерком л. 336 не отличается от основной части кодекса. Основная часть Псалтири (л. 1-336 об.) сохранила следы разлиновки в один столбец примерно по 17 строк текста на каждом листе. Ширина каждого столбца составляет 14,8 см, а высота - 21 см. Высота строк равна 1,0 см, высота букв - 0,6 см. В одной строке умещаются от 17 до 24 букв. Некоторые колебания этих величин от листа к листу связаны с особенностями разлиновки: одновременно расчерчивались по 2 развернутых пергаменных листа, наложенных друг на друга, то есть за один присест разлиновывалось сразу полтетради (4 листа in-2°). Линии продавливались на верхнем и отпечатывались на нижнем листе. Иногда из-за большой плотности пергамена линии разлиновки отпечатывались неотчетливо или немного смещались.

Формат л. 337-338 после усечения полей составляет 19,0 х 26,0 см. Сохранившаяся часть нижнего поля равна теперь 1,5 см, а левого - 1,2 см; верхнее и правое поля пострадали так сильно, что почти полностью утрачены. Площадь текста (включая расстояния между столбцами) составляет 16,7 х 24,5 см. Если предположить, что верхнее и правое поля до обрезания составляли не менее 4 см каждое, а нижнее - не менее 5 см, придется признать, что листы с записью Захарии принадлежали кодексу довольно большого формата - ок. 21,9 х 33,5 см (1,2 см [левое поле]11+16,7 см [текст]+4 см [правое поле] х [4 см [верхнее поле] + 24,5 см [текст] + 5 см [нижнее поле]). Основная часть Псалтири также обрезалась при смене переплета в XVII в., но незначительно, ее формат составляет сегодня 19 х 26,2 см. Таким образом, размер двух листов с записью подгонялся под формат Псалтири, с которой они были соединены, вероятно, в связи с изготовлением нового переплета для последней.

О чужеродности л. 337-338 основной части Псалтири свидетельствует иной характер их разлиновки. Листы с записью Захарии разлинованы в два столбца по 24 строки в каждом12. Расстояние между столбцами составляет 1,9 см, ширина левого столбца - 7,3 см, правого - 7,5 см, высота столбцов после обрезания верхнего поля с частью первой строки - 24,3 см. Высота строк равна 1 см, высота букв - 0,6 см.

Исследование графики выходной записи и основной части кодекса обнаруживает признаки двух индивидуальных почерков: безымянного I писца (л. 1-336 об.) и Захарии, II писца (л. 337-338). I писец писал более крупно и красиво. Его почерк выработан в манере т.н. “литургического” или “искусственного” устава, появившегося в древнерусских кодексах в конце XIII в. и просуществовавшего в них вплоть до начала XV в., когда его сменил “литургический” полуустав.

Письмо Захарии также являет собой образец “литургического” устава, только несколько более убористого, менее четкого и еще не до конца сформировавшегося. Известная манерность письма такого типа, стремление писцов нивелировать особенности своих индивидуальных почерков под заданный образец, затрудняют идентификационное исследование обычными методами. Тем не менее, определение модуля письма (т.е. отношения высоты буквы к ее ширине) I писца и Захарии отчетливо выявляет их различия. Если запись и основной текст Псалтири были бы сделаны одним и тем же писцом, то модули письма обеих частей кодекса должны были бы совпасть. Однако этого не видим.

Таблица 1

Модуль письма I писца и Захарии

  И М Ж К  
I писец (л. 1-336 об.) писец[Захария] 0,6:0,5 0,6:0,9 0,6:1,0 0,6:0,6 I
(л. 337-338) 0,6:0,5 0,6:0,8 0,6:0,8 0,6:0,5  

Различия в написании букв I писцом и Захарией представлены нами в таблице 2.

Таблица 2

Образцы почерков I писца и Захарии

I писец Захария

Время составления записи Захарии прямо указано ее автором - 25 марта 6804 (1296) г. Эта же дата является временем завершения Псалтири, созданной Захарией по заказу кнг. Марины. Наименование “Псалтирь кнг. Марины”, таким образом, может распространяться только на несохранившуюся рукопись 1296 г., от которой остались лишь два листа с выходной записью писца, а не на основную часть Псалтири по списку ГИМ, Син. № 235, в которую эти два листа оказались по какой-то причине вшиты. Что можно сказать о происхождении основной части кодекса?

На л. 336 об. имеется молитвенная запись, синхронная основному тексту, с просьбой о божьей помощи некоему Кюру Костянтиновичу: “Г(о)с(под)и, помози13 рабу14 своему15 Кюру | Костянтиновицю16”. На нижнем поле того же листа помещена вкладная запись от имени того же Кюра Константиновича, сделанная тем же почерком, что и основной текст. Однако уверенно судить о цвете и качестве чернил сегодня невозможно, т.к. во второй половине XIX в. запись была проявлена химическим реактивом, сильно размыта и посинела. Приведем ее текст полностью: “А17 далъ17 сию пс(а)лт(ы)рь Кюръ Костя|нтиновъ с(вя)теи Б(огороди)ци Бл(а)г(о)в(е)щ(е)нию i въ д(у)шевную цасть, а въ м(о)л(и)тв(а)хъ18 помяните19 Костянтина20, не за | <...>21”. Конец вкладной отсутствует: вероятно, он был срезан с частью нижнего поля при смене переплета в XVII в. Однако скорее всего завершающим компонентом этой записи был перечень родственников вкладчика, о которых полагалось молиться. Первым среди них был назван отец Кюра Константиновича (“Констянтин”).

Традиционно слово “кюр” ошиточно принималось исследователями за имя нарицательное “кир”, кvр”, “кюр”, то есть “господин”22. Между тем, еще А.А. Покровский обратил внимание на упоминание в псковских летописях боярина Кюра Костинича (Кира Константиновича, Кюрю Костинича)23. В статьях 6851 (1343) г. П1, П2 и П3 летописей этот боярин упоминается в связи с сообщением о сражении псковичей и немцев у Нового городка немецкого и гибелью Кюра Костинича, посадника Кормана Постника и “иныхъ псковичь” 1 июля “в самыи Троицынъ день”24. Очевидно, Кюр Костинич был заказчиком Псалтири, т.к. известие о ее вкладе от имени этого псковского боярина и молитвенная запись о нем сделаны рукой писца и синхронны основному тексту. Псалтирь Кюра Костинича, вероятно, предназначалась вкладом в псковскую церковь Богородицы Благовещения “что у Троицы в пределе в Крему”25.

Таким образом, terminus post quem non Псалтири боярина Кюра Костинича (л. 1-336 об. по списку ГИМ. Син. № 235) является 1 июля 1343 г., когда ее заказчик был убит: в записях на л. 336 об. Кюр Костинич упомянут как здравствующий.

Попытаемся теперь обратиться к вопросу о происхождении несохранившейся Псалтири кнг. Марины, выходная запись которой оказалась вшитой в Псалтирь Кюра Костинича.

Кто была заказчица кодекса кнг. Марина - не ясно. Ею не могла быть литовская в. кнг. Ульяна (Иулиания) Александровна (в монашестве Марина), дочь Александра Михайловича Тверского, жена литовского в. кн. Ольгерда Гедиминовича. Владимирский летописец сообщает о ее замужестве под 6857 (1348/49) г., а Пискаревский - под 6858 (1349/50) г.26 Имя Марины кнг. Ульяна Александровна получила незадолго до кончины весной 6900 (1391/92) г., вероятно, при предсмертном пострижении: “Тое же весны преставися княгиня Ольгердова Ульяна, дщи князя Александра тферского, наречена во мнишеском чину Марина, и положена бысть в пещере на Киеве”27.

Имя Марина в черничестве носила кнг. Мария, от чьего имени составлена знаменитая данная грамота суздальскому монастырю Василия Кесарийского. По мнению С.Н. Валка (1937 г.), данная черницы Марины - фальсификат конца XVI в.; этим же временем ученый датировал и ее наиболее ранний список28. М.Н. Тихомиров (1945 г.), стремясь сохранить датировку этого акта 1252/53 г., предположил, что черницей Мариной могла быть жена ярославского кн. Всеволода Константиновича, а для отождествления с Дмитрием Константиновичем грамоты предлагал двух князей XIII в.: либо углицкого кн. Владимира-Дмитрия Константиновича, женатого на некоей Евдокии и умершего в 1249 г., либо уже упоминавшегося Всеволода Константиновича Ярославского, убитого в 1238 г. мужа кнг. Марины29. В.А. Кучкин (1982 г.) видел в Марии-Марине жену кн. Даниила Борисовича, сына последнего самостоятельного нижегородского кн. Бориса Константиновича, на которой он женился “где-то в конце XIV в.”30 С.М. Каштанов (1996 г.), исследовавший данную Марии-Марины дипломатически, пришел к выводу о том, что “...как бы... ни датировать данную черницы Марины - началом 50-х годов XV в. или началом 80-х годов XVI в., ясно, что это не документ XIII в.”31 С кем бы ни отождествлять Марию-Марину данной грамоты, очевидно, что ею не была кнг. Марина записи 1296 г. Заказчица Псалтири фигурирует в записи писца Захарии как “боголюбивая княгыни Марина”, а не “великая княгиня инока”, чего следовало бы ожидать, если бы Марина было бы черническим именем заказчицы.

Как будто, трудно отождествить кнг. Марину записи 1296 г. с кнг. Мариной Олеговной, дочерью курского кн. Олега Святославича, женой ярославского кн. Всеволода Константиновича32. Известие о женитьбе ярославского князя помещено в Лаврентьевской летописи под 6738 (1229/30) г.33, а в Тверской и Воскресенской летописях под 6736 (1227/28) г.34 Если в Лаврентьевском своде имя жены Всеволода Константиновича не сообщается, то в позднейших сводах она фигурирует как “Олгова дщерь Святославича”35. У М.Д. Хмырова, А.В. Экземплярского и Н. Баумгартена брак Всеволода Константиновича датируется 1228 г.36 Без ссылки на источники Хмыров сообщает, что жену ярославского кн. звали Ольгой (в иночестве Мариной), и она была “княжной курской”37. Имя жены Всеволода Константиновича - Марина - впервые названо в сообщении Никоновской летописи о ее кончине в 6787 (1278/79) г.: “... преставися великаа княгини Ярославскаа Всеволода Констянтиновичя, внука Всеволоже, правнука Юрья Долгорукаго, именемъ Марина, и положена бысть въ Ярславле”38. Н.М. Карамзин в качестве даты смерти кнг. Марины указывает 1 марта “1279 или 1280 г.”39 Более 40 последних лет своей жизни кнг. Марина прожила во вдовстве: ее муж Всеволод Константинович был убит в бою на р. Сити 4 марта 1238 г.40 Известий о повторном браке кнг. Марины Ярославской источники не содержат. Нет указаний и на то, что после гибели мужа она постриглась в монахини, как это было принято позднее среди вдовствующих русских княгинь. В любом случае, если считать дату смерти кнг. Марины Олеговны в Никоновской летописи достоверной, придется признать, что она не могла быть той кнг. Мариной, которая в 1296 г. еще здравствовала и заказала писцу Захарии Псалтирь.

Еще одна Марина упоминается в летописной записи на л.1 т.н. “Устюжской” кормчей конца XIII - начала XIV в.41 Запись полусмыта химическим реактивом и местами не читается, однако в ней все еще можно разобрать сообщения о смерти Петра Васильевича, Елены и некоей “рабы божьей” Марины: “...м(еся)ца мая въ 18 [день] преставися раба б[о]жья Марина Наумкова сестра Лукьяна...” Нет никаких оснований для того, чтобы отождествить Марину “Устюжской кормчей” с кнг. Мариной записи Захарии: она фигурирует здесь без княжеского титула и определена по брату (“Наумкова сестра Лукьяна”), а не по мужу. Упомянутые в записи Кормчей Петр Васильевич, Елена (“Елина”), а также брат Марины Лукьян уверенно не отождествляются ни с кем из известных по другим источникам лиц.

Таким образом, ни одна из кандидатур на отождествление с кнг. Мариной 1296 г. не могла ею быть. Очевидно, что Марина записи Захарии была одной из тех безымянных русских княгинь, не удостоившихся сколько-нибудь подробного летописного известия.

Учитывая большой формат Псалтири Марины до усечения полей, сопоставимый с форматом комплекса ростовских рукописей XII-XIII вв., не исключено, что этот кодекс происходил из Ростова - этого древнейшего центра книгописания в Северо-Восточной Руси.

Таблица № 3

Формат достоверно ростовских, предположительно ростовских42 кодексов и реконструируемый формат Псалтири кнг. Марины

№ п/п Наименование кодекса Дата Шифр Формат (основание на высоту, мм)
1 Евангелие учит. Константина Болгарского кон.XI - нач.XIII в. ГИМ. Син. № 262 295 х 385
2 Слово Ипполита Римского об Антихристе кон.XII - нач.XIII в. ГИМ. Чуд. № 12 250 х 325
3 Богословие Иоанна Дамаскина кон.XII - нач.XIII в. ГИМ. Син. № 108 295 х 370
4 Троицкий (Лаврский) кондакарь* кон.XIIIв. РГБ. Тр. № 23 175 х 233
5 Житие Нифонта еп. Констанского 1219 г. РГБ. Тр. № 35 230 х 340
6 Толковый Апостол 1220 г. ГИМ. Син. № 5 315 х 450
7 Университетское евангелие* ок. 1220 г. МГУ. 2 Aq. 80 360 х 330
8 Архангельское евангелие* ок. 1220 г. ГИМ. Арх. № 1 250 х 310
9 Спасское евангелие* XIII в. ЯМЗ. № 15690 255 х 335
10 Псалтирь кнг. Марины* 1296 г. ГИМ. Син. № 235 (Л. 337-338) [219 х 335]

Однако окончательно решить вопрос о происхождении кнг. Марины можно будет лишь после подробного лексико-орфографического исследования записи писца Захарии.

Переписавший Псалтирь для кнг. Марины Захария был первым древнерусским книгописцем, определившим себя словом “писец”43. Он сообщил, что занимался перепиской книг с детства (“... имея из детьска обычая многе написав богословия святых книг...”). Псалтирь же была создана им уже в пожилом возрасте. Захария сообщил также, что до этого кодекса им было написано Евангелие апракос “при старости”. Евангелие предназначалось для игумена монастыря Покрова на Волоке Антония: “... оуже при старости ему бывъшу списана на Волоце еоуангелие опракос бо(го)любовому Анътонию игоумену к Покровоу с(вя)теи г(оспо)жи б(огороди)ци...”44. Что за Покровский монастырь упомянут Захарией - не ясно. Не имеется ли здесь в виду Покровская Кирилло-Челмогорская пустынь на оз. Челмозере в 35 в. к северо-западу от Каргополя? Однако В.В. Зверинский сообщает, что эта обитель была основана только в XIV в. преподобным Кириллом, умершим в 1367 г.45 Тем не менее, других Покровских двинских монастырей ранее XIV в. мы не знаем. Захария не говорит о Покровском монастыре как месте вклада также и марининой Псалтири. Поэтому вряд ли точная идентификация этой духовной корпорации прояснит происхождение рукописи 1296 г.

А.А. Покровский на основании упоминания в записях на л. 336 об. боярина Кюра Константиновича не сомневался в происхождении основной части кодекса из Пскова. Он считал, что из Пскова рукопись попала в московский Чудов монастырь, а затем в Типографскую библиотеку46. О принадлежности кодекса Чудовскому монастырю свидетельствует запись скорописью начала XVII в., сделанная на верхней крышке переплета: “Сия книга псалтырь харатеиная во Описнои книге монаха Феофана написана Чудова монастыря лист 18”47. Псалтирь фигурирует в Описи Типографской библиотеки 1679 г., где значится среди библиотечных кодексов, переданных 17 января 1677 г. “книгохранителю и четцу старцу Мардарию”48. В этой Описи “Псалтирь харатеиная в десть в переплете, Чудова монастыря” числится на 6 листе49. Скорее всего, именно в Москве в Чудовом монастыре при смене перплета Псалтири Кюра Костинича к ней были присоединены два листа, сохранившиеся от Псалтири Марины. Основная же часть марининой Псалтири либо была утрачена, либо фрагментировалась (из-за ветхости? плохой сохранности?). Сохранилась ли еще какая-либо часть Псалтири 1296 г. - предстоит выяснить в ходе идентификацонного исследования отрывков древнерусских пергаменных Псалтирей XIII в.

Нуждается в обсуждении еще одна проблема, связанная с изучением основной части Псалтири ГИМ. Син. № 235 (Псалтири Кюра Костинича), а именно вопрос о датировке т.н. “Симоновской” псалтири и идентификации почерка ее писца с почерком переписчика Псалтири Кюра Костинича ок. 1343 г. Однако изучение этого вопроса выходит за рамки настоящего сообщения и остается задачей будущего исследования.

  1. ГИМ. Син. № 235.
  2. Ильина Т.В. Декоративное оформление древнерусских книг. Новгород и Псков XII-XV вв. Л., 1978. С.52-53; Щепкина М.В. Тератологический орнамент //Древнерусское искусство. Рукописная книга. Сб. 2. М., 1974. С. 222, 227-228; Сводный каталог славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР. XI-XIII вв. М., 1984 (Далее - СК). № 188. С.215.
  3. После 6804 пять букв почти полностью срезаны, а оставшиеся их части затерты и прочтению не поддаются.
  4. Буквы вел слегка затерты.
  5. Буквы веще (после буквы в в ркп. “ять”) затерты.
  6. Срезневский И.И. Древние памятники русского письма и языка. СПб., 1863. С. 75-76; 2-е изд.: СПб., 1882. Стб. 154.
  7. Там же. 2-е изд. Стб. 155.
  8. Щепкина М.В. Возможность отождествления почерков в древнерусских рукописях //Древнерусское искусство. Рукописная книга. Сб. 2. М., 1974. С. 8-13.
  9. См.: СК. № 188. С. 215; № 384. С. 319.
  10. Шемшурин А.А. Разбор исследования А. Некрасова “Очерк из истории славянского орнамента” // ЖМНП. 1914, май. С. 156; Покровский А.А. Древнее псковско-новгородское письменное наследие. М., 1916. С. 164.
  11. Учесть размер левого поля, находящегося у корешка, невозможно из-за его изначальной деформации еще при первичном переплетении. Поэтому при реконструкции формата листов с записью Захарии мы учитываем теперешний размер левого поля.
  12. Не исключено, что изначально лист расчерчивался на 25 строк, первая из которых до половины срезана. Текст мог начинаться со второй строки, если первая служила верхней границей для верхних частей букв.
  13. Петля м, левая сторона о, буквы зи затерты.
  14. Буквы ра слегка затерты.
  15. Петля м слегка затерта.
  16. Слово Костянтиновицю (в ркп. “юс малый”) нап. как будто по стертому тем же почерком и теми же чернилами; далее пробел на 9 букв.
  17. Текст а далъ затерт.
  18. Буквы хъ под пятном от размытых реактивом чернил.
  19. Слово помяни (в ркп. “юс малый”) полусмыто.
  20. Буква к повреждена складкой пергамена; буквы янтина (в ркп. “юс малый”) полусмыты.
  21. Буквы за полусмыты, далее 1(?) строка срезана.
  22. См., например: СК. № 188. С. 215.
  23. Покровский А.А. Указ. соч. С. 164.
  24. Псковские летописи. М.; Л., 1941. Вып. 1. С. 11; Псковские летописи. М., 1955. Вып. 2. С. 26, 97.
  25. Лабутина И.К. Историческая топография Пскова в XIV-XV вв. М., 1985. С. 216-217. Видимо, не зная о существовании в Пскове этой духовной корпорации, А.А. Покровский предположил, что местом вклада кодекса мог быть женский Благовещенский монастырь в Песках, впервые упомянутый в источниках только под 1421 г. - см.: Покровский А.А. Указ. соч. С. 164.
  26. ПСРЛ. Т.30. М., 1965. С. 109; Там же. Т. 34. М., 1978. С. 111.
  27. Там же. Т. 34. С. 143.
  28. Валк С.Н. Начальная история древнерусского частного акта // ВИД. М.-Л., 1937. С. 295-300, 307-308.
  29. Тихомиров М.Н. О частных актах в Древней Руси // ИЗ. Т. 17. М., 1945. С. 242.
  30. Кучкин В.А. “Данная” черницы Марины // ИЗ. Т.8. М., 1982. С. 310.
  31. Каштанов С.М. Из истории русского средневекового источника. М., 1996. С. 95; См. также: С. 90-95.
  32. См.: Экземплярский А.В. Ярославские владетельные князья. Ярославль, 1887. С. 5-6, 9; Головщиков К.Д. История города Ярославля. Ярославль, 1889. С.42.
  33. ПСРЛ. Т.1. Стб. 453-454.
  34. ПСРЛ. Т. 15. СПб., 1863 (репр. изд.: М., 1965). Стб. 347; Там же. Т. 7. СПб., 1856. С. 134.
  35. Там же.
  36. Хмыров М.Д. Алфавитно-справочный перечень удельных князей русских и членов царствующего дома Романовых. Половина первая. А-И. СПб., 1871. № 581. С. 85; Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период. Т. 2. СПб., 1891. С. 67; Baumgarten N. de. Genealogies des branches regnantes des Rurikides. Vol. XXXV-1 Num. 94. P. 60. Tabl. 11. № 3.
  37. Хмыров М.Д. Указ. соч. № 581. С. 85.
  38. ПСРЛ. Т. 10. М., 1965. С. 157.
  39. Об этом см.: Экземплярский А.В. Указ. соч. С. 70. Примеч. 226.
  40. См., например: Хмыров М.Д. Указ. соч. № 581. С. 85.
  41. РГБ. Рум. № 230.
  42. Специальные названия предположительно ростовских рукописей помечены звездочкой. О ростовском скриптории см.: Соболевский А.И. Остатки библиотеки XIII века //Библиограф. 1889 год. № 1. Отд. 1. С. 144-145; Он же. Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии. М., 1910. С. 205-206; Вздорнов Г.И. Малоизвестные лицевые рукописи Владимиро-Суздальской Руси XII-XIII вв. // СА. 1965. № 4. С. 179-185; Голышенко В.С. К гипотезе о ростовской библиотеке XIII в. // Исследования по лингвистическому источниковедению. М., 1963. С. 45-64; Князевская О.А. Рукопись евангелия XIII в. из собрания Московского университета. // Рукописная и печатная книга в фондах Научной библиотеки Московского университета М., 1973. Вып. 1. С. 5-18; Столярова Л.В. О производстве рукописей в Ростове в XIII в. (Еще раз о судьбе библиотеки епископа Кирилла I) // ИКРЗ. 1992. Ростов, 1993. С. 38-53 и др.
  43. ГИМ. Син. № 235. Л. 337.
  44. Там же.
  45. Зверинский В.В. Материал для историко-топографического исследования о православных монастырях в Российской империи. Т. 1. СПб., 1890. С. 205. № 367.
  46. Покровский А.А. Указ. соч. С. 165.
  47. В записи упомянута несохранившаяся Описная книга Типографской библиотеки монаха Феофана 1682-1692 гг. В Описи Типографской библиотеки 1677 г. кодекс фигурировал как “Псалтирь харатеиная, в десть, въ переплете, Чудова монастыря”. - см.: Покровский А.А. Указ. соч. С. 165.
  48. Покровский А.А. Указ. соч. С. 165, 204.
  49. Там же. С. 204.

В истории собирания Московского государства одним из темных мест является присоединение Ростовской земли. Главные факты, выясненные в последнее время исследователями, таковы. В первой трети XIV в., не позднее 1331 г., сыновья ростовского князя Василия Константиновича поделили между собой территорию княжества. Старшему брату Федору досталась Сретенская половина, младшему Константину - Борисоглебская. Вскоре после смерти князя Федора, около 1332 г., Сретенская половина каким-то путем была присоединена к территории великого княжества Владимирского. Само по себе это не вызвало одновременного прекращения властных прерогатив потомков кн. Федора в Сретенской половине, но баланс сил в Ростовском княжестве изменился в пользу главы Борисоглебской половины князя Константина Васильевича. В период 1330-60-х гг. именно он представлял Ростов в Орде, на княжеских съездах, ведая все военные и дипломатические дела княжества. Однако в событиях 1360-63 гг. кн. Константин занял антимосковскую позицию, поддержав претензии кн. Дмитрия Константиновича Суздальского на титул великого князя Владимирского. После того, как этот титул был возвращен московскому князю Дмитрию Ивановичу, верховенство кн. Константина в Ростовском княжестве кончилось. Приблизительно с 1364 г. он получил удел в г. Устюг, а в Ростове главную роль начал играть сын кн. Федора Сретенского Андрей. Именно при нем Ростовское княжество начало быстро распадаться на уделы, некоторые из которых известны. Так, дети и внук младших сыновей Константина Васильевича, Александра и Владимира, имели земли в районе Двины. Удел старшего сына Андрея Федоровича Ивана располагался на р. Бохтюге. С. Никольское (впоследствии - Ошанино), находившееся недалеко от Ростова, в XIV - начале XV вв. входило в удел сына и внука Константина Васильевича, князей Александра и Федора1. В результате дробления княжеской власти неизбежно ослаблялось внутреннее единство Ростовского княжества. Как следствие постепенно менялся и статус Сретенской половины. Московские князья, занимавшие в XIV - первой трети XV в. владимирский стол, еще не имели прав владельческого распоряжения этой территорией, поскольку она принадлежала не московскому, а великому княжению. Перелом произошел в период правления Василия Темного. Около 1430-40-х гг. впервые в Ростове появляется великокняжеский наместник2. В 1449 г. в докончании с литовским великим князем Василий II включил в свой титул Ростовское княжество3. Наконец, в духовной 1461/62 г. Василий Темный уже полноправно распоряжается Сретенской половиной, завещав ее как полную собственность своей жене Марии4. В 1473/74 г. князья Борисоглебской половины продали “свою отчину, половину Ростова со всем” Ивану III5. Понимать этот акт следует так, что продавались не родовые вотчины ростовских князей, а права на суверенное управление Борисоглебской половиной. Это событие завершает процесс присоединения Ростовской земли к Московскому государству6.

В целом заметно, что в историографии нет четкого представления о событиях, влиявших на ход присоединения Ростовской земли, и их подробного изложения. Причиной сложившегося положения является не недостаток исследовательских усилий, а отсутствие источников, могущих осветить тему. Так, хотя Ростов в XV в. был одним из центров летописного дела, известия о событиях в Ростовском княжестве попадаются в летописных сводах сравнительно редко. Возможно, это связано с тем, что записи велись при митрополичьей кафедре, определявшей преимущественный интерес к церковной истории. Актовый материал XV в. по Ростову представлен грамотами московских великих князей и княгинь, выданных московским служилым людям и Троице-Сергиеву монастырю, а также частными актами, контрагентами в которых выступали те же служилые люди-москвичи и власти Троице-Сергиева и Симонова монастырей7. Акты же коренных светских и церковных землевладельцев Ростовской земли XV в. ныне не известны. Исключением, которое только подтверждает правило, является недавно найденная жалованная грамота Василия II, полученная между 1425-1435 гг. ростовским боярином Ильей Борисовичем. Грамота выдана на село Никольское, находившееся на формально независимой от московских князей Борисоглебской половине. Кроме того, село не относилось к числу старинных родовых вотчин Ильи Борисовича, оно было приобретено его отцом у ростовского князя Федора Александровича. Сам Илья и его потомки служили исключительно великим и удельным князьям московского дома8. В общем, актов, рисующих картину земельного оборота в среде местных землевладельцев XV в., нет. Особенно удивляет отсутствие земельных вкладов ростовцев в авторитетный Троице-Сергиев монастырь, который хотя и являлся, с местной точки зрения, чужим, “московским”, но основан был уроженцем Ростовского края. Конечно, “едкость времени” легко разрушает хрупкие бумаги, но в данном случае слишком заметна избирательность его действия, лишившего историков архивов ростовцев XV в., и сделавшего исключение для москвичей9. Это позволяет предполагать, что отсутствие источников актового характера имеет под собой какие-то закономерные причины.

Есть одно известие, до сих пор не привлекавшееся к изучению проблемы присоединения Ростовского княжества. Речь идет о кратком замечании Василия Никитича Татищева в его Предъизвещении к “Собранию законов древних русских” редакции начала 1750 г. В кратком обзоре памятников древнерусского законодательства, отмечая Русскую правду и Судебник 1550 г., имевших общегосударственный характер, Татищев писал: “Сверх сих были законы по княжениям. Как князь великий Василий Темный ростовским боярам велел судить по их старым законам, так Иоан Великий по просьбе рязанских бояр позволил судить по их законам”10. Это известие уже давно фигурирует в литературе, но попыток его расшифровки я не знаю11. В данной работе предлагается анализ ростовской части известия.

Как следует из татищевского изложения, великие князья Василий II и Иван III издавали некие акты, согласно которым ростовские и рязанские бояре получали право судопроизводства по своим “старым законам”. Какой текст послужил Татищеву источником для этого сообщения? В известных ныне летописных сводах нет подобных известий. Этих данных не было и в летописях, привлеченных историком для написания “Истории российской” и не сохранившихся до нашего времени, по крайней мере ничего подобного в соответствующих разделах его труда не обнаруживается. Очевидно, Татищев указал источник заимствования в фразе, непосредственно продолжающей цитированное сообщение: “Таковых (т.е. “законов по княжениям” - К.Б.) я у одного ж князя Голицына видел собрано книга немалая, и оные где-либо неизвестном ныне доме хранятся, которое собрать и любопытным открыть не безполезно”12.

“Оный князь Голицын” - это упоминаемый в том же Предъизвещении знаменитый деятель первой половины XVIII в., “верховник”, князь Дмитрий Михайлович Голицын, умерший в Шлиссельбуржской крепости в 1737 г. Как известно, князь был человеком с широкими культурными запросами, собравший за свою жизнь большую библиотеку печатных и рукописных книг. Начиная со второй половины 1720-х гг., некоторыми рукописями собрания Д.М. Голицына пользовался Татищев. Благодаря близости к кружку А.П. Волынского, А.Ф. Хрущева и П.М. Еропкина историк получал доступ к собранию и после ареста Голицына13. Очевидно, в одной из голицынских рукописей, представлявшей собой “книгу немалую”, Татищев и видел “законы Василия II и Ивана III о суде ростовских и рязанских бояр”. Видимо, это был сборник, содержащий какие-то тексты юридического характера. В библиотеке Д.М. Голицына находились и другие подобные сборники. Так, по замечанию того же Татищева, Голицын собрал целую книгу духовных грамот великих князей, пропавшую после его ареста14. Была в его библиотеке и рукописная книга с текстами “грамот новгородских и великих князей”, сохранившаяся до нашего времени15.

Особый вопрос - наличие в голицынском собрании уникальных по значимости документов. Татищев упоминает виденную им договорную грамоту “что за Оболенское княжение взяли 2 села да 5000 рублей деньгами”16. Видимо, это была договорная грамота Ивана III с Оболенскими князьями о продаже суверенных прав. Знаменитое завещание Ивана IV дошло до нас в копии начала XIX в.17 Исследование происхождения этого списка, пока не завершенное, показывает, что сохранившаяся копия сделана с рукописи Татищева. Татищев же сделал свою копию с текста духовной грамоты Ивана IV во время очередного приезда в Санкт-Петербург, в апреле 1739 г. Эту копию духовной историк успел снабдить комментариями, использованными им потом в некоторых работах18. Вероятней всего, текст завещания содержался в вышеупомянутом сборнике духовных грамот великих князей из собрания Д.М. Голицына, доступ к которому Татищев имел и после конфискации библиотеки. К числу таких уникальных источников, наличие которых в собрании Д.М. Голицына вполне вероятно, можно отнести и интересующие нас законы Василия II и Ивана III, пожалованные ростовским и рязанским боярам.

В виде какого документального акта могло быть обличено пожалование великого князя в XV в.? Наблюдения над актовым материалом этого периода показывают, что таким документом могла быть только жалованная грамота. Применительно к пожалованию целой служилой корпорации - ростовского боярства - необходимо говорить о т. н. “общей” грамоте, выданной группе лиц, связанных не близким родством, а территориально. Такие общие грамоты известны в практике XIV- XVI вв. Древнейшей из них является Уставная грамота Двинской земле 1397 г., носящая характер коллективного пожалования (“се яз, князь велики Василей Дмитриевич всея Руси, пожаловал есмь бояр своих двинских, также сотского и всех своих черных людей Двинские земли”)19. Такой же характер имеет Белозерская уставная грамота 1488 г. (“се яз, князь великий Иван Васильевич всея Руси, пожаловал есми своих людей и белозерцов горожан, и становых людей, и волостных, и всех белозерцов”)20. В этих грамотах объектом пожалования является все население Двинской земли и Белозерья, служилые землевладельцы (бояре и “люди”) и тяглое население (крестьяне и горожане). К общим жалованным грамотам отдельным категориям тяглого населения относятся грамоты Василия II и Ивана III старорусским тонникам, Василия III галицким и переславским рыболовам и сокольникам, князя Юрия Ивановича Дмитровского бобровникам и др.21 Что же касается общих жалованных грамот служилым людям, то, хотя имеются отдельные их упоминания (например, общая жалованная грамота Ивана IV каширским пищальникам)22, тексты таких актов не сохранились. Зато нам известно об одной из мер правительства Избранной Рады. На соборе 1549 г. было постановлено запретить наместникам городов Московской земли судить детей боярских во всех преступлениях, кроме душегубства, татьбы и разбоя с поличным. Для утверждения этого решения царь приказал разослать по городам свои жалованные грамоты. Характер этих грамот разъясняется статьей 64 Судебника 1550 г.: “А детей боярских судити наместником по всем городом по нынешним царевым и государевым жаловалным вопчим грамотам”23. Речь здесь идет об общих (“вопчих”) жалованных несудимых грамотах уездным служилым корпорациям, формирование которых следует отнести к первой половине XVI в. и только в некоторых случаях к концу XV в.24

Ростовская же боярская корпорация к XV в. уже имела довольно долгую историю, как и сам термин “боярин”. Этот древний термин с течением времени менял свое содержание. В первоначальном смысле боярин - представитель старшей дружины, слоя свободных слуг, служивших местному князю и только ему. Круг таких слуг был значительно шире кружка лиц, допускаемых в княжескую думу, хотя, конечно, дума формировалась по преимуществу из числа бояр. Развитие боярского землевладения, хорошо заметного с XII в., рост количества членов боярского “сословия” постепенно приводит к сложению в целом ряде княжеств боярских корпораций, организаций наследственных свободных слуг местных князей, связанных уже не только службой одному сюзерену, но и поземельными отношениями. На территории Московской Руси такие боярские корпорации заканчивают свое существование в ХV-ХVI вв., а термин “боярин” постепенно получает значение высшего чина великокняжеской или удельнокняжеской думы25.

Возникновение территориальной боярской корпорации в Ростове относится к XII в. Ростовские бояре впервые заявили о себе как защитники местных интересов во время событий 1170-х гг., связанных с убийством князя Андрея Юрьевича Боголюбского, о чем сохранились известия во враждебном Ростову владимирском летописании. Так, вскоре после смерти князя Андрея, в споре с владимирцами “Ростов и Суждаль и вси боляре хотяще свою правду поставити, не хотяху створити правды Божья, но како нам любо, рекоша, тако ж створим”. После смерти великого князя Михаила Юрьевича в 1177 г. владимирцы посадили у себя на столе его брата князя Всеволода. “Ростовцы и боляре” же еще при жизни Михаила пригласили к себе князя Мстислава Ростиславича, “рекуще ему: поиде, княже, к нам ..., а мы хочем тебе, а иного не хочем”. Наконец, “помысливше высокоумием своим” ростовцы и бояре запретили своему князю мириться с Всеволодом: “аще ты мир даси ему, но мы ему не дамы”26.

В этих примерах легко просматривается самостоятельная позиция бояр, преследующих собственные цели.

Есть известия о ростовских боярах XIV в. Например, в житии Сергия Радонежского упомянут отец святого, Кирилл, “болярин сый, един от славных и нарочитых боляр” в Ростовской области. Этот ростовский боярин к старости растерял свое богатство “частыми хоженми еже с князем в Орду, частыми ратми Татарскыми, еже на Русь, чястыми послы Татарскыми, чястыми тяжкыми данми и выходы, еже в Орду, частыми глады хлебными”. Здесь же помещен рассказ о судьбе “епарха градского, старейшаго болярина ростовьского именем Аверкый”, пострадавшего от рук посланцев московского князя Ивана Даниловича27. В XV в. упоминавшийся уже ростовский вотчинник Илья Борисович получал иммунитетные и кормленые грамоты Василия II и Ивана III, в которых великие князья называют его своим боярином. Так как в думу Илья определенно не входил, то такое именование свидетельствует о принадлежности его к ростовской боярской корпорации28. Как видно, эта старинная организация служилых землевладельцев смогла пережить опустошительное татарское нашествие 1230-х гг. и продолжала существовать на Ростовской земле и в дальнейшем.

Итак, судя по сообщению Татищева, основное содержание виденной им грамоты Василия Темного заключалось в пожаловании ростовским боярам права суда “по их старым законам”. Как понимать это выражение? Прежде всего следует отвергнуть мысль, что за такой формулировкой скрывается обычная привилегия служилых землевладельцев - право суда над населением принадлежащих им сел и деревень, свободного от вмешательства наместников и волостелей. Право внутривотчинного суда было одним из составляющих понятия “несудимости” привилегированных землевладельцев. В жалованных грамотах XV и XVI вв. “несудимость” формулировалась в почти одинаковых выражениях: наместникам, волостелям и их тиунам от имени великого князя запрещается судить людей иммуниста “ни в чем”, кроме ряда тягчайших преступлений; ведает и судит своих людей во всех других случаях (в том числе и в случае сместного суда) сам иммунист; в свою очередь его самого может судить только великий князь или его боярин введенный. В этой застывшей формуле нет ничего, что могло бы походить на пожалование правом суда по “старым законам” и намекать о самом существовании каких-либо старых законов29.

Вместе с тем суд по “старым законам” был хорошо известен в XIV-XVI вв. Упоминание такого суда вносилось в жалованные грамоты этого периода на наместнические и волостельские кормления в статью, содержащую обращение к местному населению о послушании кормленщику. Согласно этой статье пожалованный кормлением служилый человек был обязан “блюсти” местное население и “ходить” здесь (или “ведать” его) “по старой пошлине, как было преж сего”30. Расшифровать понятие “старая пошлина” помогают тексты Двинской уставной грамоты 1397 г. и Белозерской уставной грамоты 1488 г. В них великий князь обязывал своих наместников “ходить” на Двине и Белозерье в соответствии с установлениями этих грамот, большей частью посвященных ведению судопроизводства среди местного населения (статьи 1-13 Двинской грамоты и 9-16, 18 и 19 Белозерской). В тех случаях, когда земля, уезд или волость не имели уставной грамоты, согласно статье о послушании жалованных кормленых грамот кормленщик должен был “ходить”, а, значит, и судить, в соответствии с обычаями, принятыми в данной местности. Это и есть искомый суд по “старым законам”.

Поэтому представляется наиболее вероятным предположение, что в грамоте Василия II речь шла об утверждении права членов ростовской боярской корпорации судить местное население вне территории принадлежащих им вотчин. О практике такого суда местных бояр можно получить представление по некоторым казусам XV в., правда, относящимся к иным регионам: как уже говорилось, Ростов плохо представлен актовым материалом.

Между 1435-1447 гг. в Белозерье удельный князь Михаил Андреевич судил игумена Кирилло-Белозерского монастыря Трифона, на которого жаловались Лев и Дмитрий Ивановичи и вдова их брата Гаврилы - Авдотья. Суть жалобы заключалась в том, что, по словам истцов, игумен “отнимал” деревню Михалевскую Горкавого от принадлежавшего им права суда и дани. В обоснование своих прав истцы ссылались на старину: “еще, господине, отец наш Иван судил ту деревню и дань на ней имал, а после, господине, отца нашего судили мы ту деревню с своею братьею и дань на ней имали есмя”. При этом истцы не подвергают сомнению законность владения монастырем названной деревней; они лишь требуют признания своих прав на суд и дань с нее, поскольку деревня расположена “в нашей отчине”, волости Кистьме. Очевидно, в данном случае отчиной именовалась не земля, а наследственное право суда и дани с земельных владений в Кистьме, которым обладали Лев Иванович с братом и невесткой. Ни высокий судья, ни представитель ответчика не отвергли правомочность такой претензии, монастырские власти лишь постарались доказать, что указанное право суда и дани не может распространяться на данную конкретную деревню. Для этого монастырь представил жалованные грамоты удельного князя Андрея Дмитриевича, выданные деду и отцу последнего владельца деревни “что тое деревни белозерьским наместником и кистемьским боярам не судити ни в чем, ни дани с той деревни не имати, ни всылати в ту деревню ни по что”. Предъявление этих грамот и решило дело в пользу монастыря31.

Думаю, что этот случай не является единственным указанием на суд землевладельцев некняжеского происхождения по старине, а не по княжескому пожалованию, как полагал Веселовский32. Можно привести еще несколько примеров того, как реализовывалось старинное право членов боярской корпорации судить местное население.

Как известно, ход судебного разбирательства и приговор судьи в XV в. оформлялся в виде так называемой “правой грамоты”, выдаваемой на руки победившей стороне. За XV в. сохранилось, по моим подсчетам, 139 правых грамот и их разновидностей - судных списков33. Характерной чертой оформления этих документов является четкое определение зависимости судопроизводства от верховной власти: дело начинается ссылкой на грамоту великого (удельного) князя и заканчивается утверждением приговора судьи великим (удельным) князем или его боярами, либо прямо приговором государя или его бояр, когда судья не может решить дело лично. Иногда судьей выступал сам великий (удельный) князь, и в таких случаях правую грамоту скреплял приписью дьяк.

Эти особенности формуляра грамот с вариациями повторяются на протяжении всего XV в. и составляют одну из существенных черт текста таких документов. Между тем есть четыре правых грамоты, в которых нет никаких видимых следов связей судей с княжеской властью, как нет упоминании самого великого (удельного) князя и представителей его администрации. Эти грамоты начинаются обычной формулой “сий суд судил”, за которой следует имя и отчество судьи, во всех случаях без упоминания фамилии. Как начало процесса, так и приговор судьи ни в одном из этих четырех случаев не содержит санкции верховной власти, что не влияет, однако, на полномочность судьи, которая не оспаривается ни одной из противоборствующих сторон. Рассмотрим эти примеры. В 1420-30-х гг. судья Михаил Васильевич разбирал тяжбу старца монастыря св. Василия с крестьянином Поздыхом. Предметом разбирательства была земля близ Гороховца, на территории Нижегородского княжества, недалеко от слияния Клязьмы и Оки. Крестьянин утверждал, что эта земля не принадлежит монастырю, а является “княжей”. Однако на требование судьи представить доказательства, истец только развел руками: “доискати ми ся ничем”. В свою очередь монастырь ссылался на то, что землю дал какой-то “Филип Васильевич”. Дело решилось в пользу монастыря34. К периоду 1420-50-х гг. следует отнести правую грамоту суда Наума Андреевича по иску некоего Андрея Дмитриевича к крестьянам братьям Мунчаку и Григорию и к Ивану Симонову. Ответчики вступались в болото у озера Муково, называя его “княжим”. Однако на суде они отказались от своих претензий: “у озера Муково болото не ищем”. Разумеется, дело решилось в пользу Андрея Дмитриевича. Как полагал С.Б. Веселовский, дело происходило в Суздальском уезде35. Около 1448-52 г. судья Михаил Федорович судил архимандрита Чудова монастыря с Вашутой, его сыном Васькой, с Василием Олексиным и его человеком Тимоней и с Лучкой-кузнецом. Архимандрит обвинял их в ловле рыбы без доклада в монастырском озере и речке Вашке в Переславле. Ответчики, указав, что раньше монастырь не стоял за эти воды, не предъявили своих претензий на них: “ведаем, что то озеро да речка Вашка церковное святого Михайлова Чюда”. После этого заявления дело выигрывает монастырь36. Около 1450-х гг. Зиновий Алексеевич судил Дмитрия и Матвея Кузьминых детей Оклячеевых с Перфуром Бушниковым. Оклячеевы обвиняли его в захвате их земли на р. Пахре близ Москвы. Сначала Перфур обещал предъявить купчую своего отца на эту землю, но затем заявил, что она сгорела: “грамоты у меня нет - на их души”. Дело решено в пользу Оклячеевых37.

Как видно, судьи в этих примерах в своей деятельности не нуждались ни в санкции верховной власти, ни в ссылках на ее авторитет. Это не позволяет видеть в них лиц, судивших местное население в качестве наместников или волостелей. Поскольку пожалование такой должностью зависело от князя, упоминания государя в процессе исполнения функций кормленщика являлось необходимым признаком их законности. Следовательно, как и в случае с кистемскими боярами, упомянутые судьи были представителями местного боярства, обладавшими правом суда над местным населением, в том числе непривилегированными землевладельцами.

Итак, изучение обстоятельств, связанных с упоминанием в работе Татищева пожалования Василия Темного ростовским боярам права суда по “старым законам”, привело меня к выводу, что за этим стоит реально существовавшая некогда общая жалованная грамота великого князя ростовской боярской корпорации. Суд местных бояр был, очевидно, старинной корпоративной привилегией и уходил корнями еще в домонгольские времена38. Из этого следует, что пожалование Василия II не создавало этот институт, а лишь освящало продолжение его существования. Появление этой грамоты следует связать с упоминавшимся выше переломом во взаимоотношениях Владимирского великого княжества и Ростовской земли, территория Сретенской половины которой потеряла последние остатки самостоятельности и фактически превратилась в собственность князей московского дома. Указать более или менее точную дату появления грамоты затруднительно, но скорее всего она была выдана после 1447 г., в котором Василий II окончательно утвердился на великокняжеском престоле, и, конечно, не позднее 1462 г., когда он умер.

Следует подчеркнуть, что вышеизложенные суждения в отношении жалованной грамоты ростовскому боярству имеют в значительной мере гипотетический характер и являются более или менее вероятным предположением. Вместе с тем принятие этой гипотезы хорошо объясняет ряд особенностей истории Ростовской земли XV в. Сохранение здесь старинных форм суда местных бояр по логике не могло сопровождаться развитием великокняжеского управленческого аппарата, основанного на системе кормлений. Действительно, на ростовской территории неизвестны упоминания волостелей, и имеются лишь единичные известия о наместниках, область ведомства которых была, очевидно, очень узкой, и ограничивалась вотчинами светских и церковных землевладельцев “московского” происхождения. Кроме того, сохранение этой корпоративной привилегии говорит о принципиальной линии великокняжеской политики, направленной на сохранение корпоративного строя боярского землевладения в Ростовском княжестве.

Важным следствием этого порядка вещей должна была явиться консервация старинных форм землевладения и запрет на переход земли в руки “иногородцев”, не принадлежащих к числу ростовских бояр. Как известно, такое положение было зафиксировано в позднейшем законодательными актами 1551, 1562 и 1572 гг., посвященными регулированию корпоративного княжеского и боярского землевладения. В свою очередь эти законы ссылаются на предшествующие установления Василия III и Ивана III. На основе приведенного мною материала можно предположить, что происхождение этого законодательства следует отнести ко времени правления Василия II, по крайней мере, к середине XV в. Становится ясным также, почему так скудно представлены актовым материалом ростовские землевладельцы местного происхождения: консервация традиционных форм землевладения не позволяла развиться сколь-нибудь обширному земельному обороту, а следовательно, не было и причин, ведущих к появлению как частных актов, так и княжеских жалованных грамот отдельным лицам.

  1. Акты служилых землевладельцев ХV-ХVI веков. Сост. А.В. Антонов и К.В. Баранов. Т. I. № 53 (в печати).
  2. АСЭИ. М., 1952. Т. I. № 98.
  3. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей ХIV-ХVI вв. М.-Л., 1950. № 53.
  4. Там же. № 61.
  5. ПСРЛ. Пг., 1921. Т. 24. С. 194.
  6. Подробнее о присоединении Ростова см.: Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в Х-ХIV вв. М., 1984. С. 264-271; Семенченко Г.В. Присоединение Ростовского княжества к Москве // Вопросы истории. 1986. № 7. С. 171-175.
  7. АСЭИ. Т. I. №№ 98, 107, 113, 114, 185, 243, 339, 349, 387, 444-446, 542, 562, 579, 606, 611, 612, 616, 635, 648; АСЭИ. М., 1958. Т. II. № 344.
  8. Баранов К.В. Ростовские предки опричника // ИКРЗ. 1993. Ростов, 1994. С. 80-85; Он же. Новое свидетельство о мятеже удельных князей и роль Ростова в событиях 1480 г. //ИКРЗ. 1992. Ростов, 1993. С. 119-128.
  9. Мельник А.Г. Судьба архивов Ростовского архирейского дома и ростовских монастырей в эпоху Смуты // ИКРЗ. 1993. Ростов, 1994. С. 91, 92.
  10. Татищев В.Н. История Российская. Л., 1968. Т. VII. С. 278.
  11. “...И здесь (в комментарии Татищева к Судебнику 1550 г. - К.Б.) рассеяны любопытные указания на потерянные для нас памятники...; так напр. читаем о местных законах: “как Князь Великий Василий Темный Ростовским боярам велел судить по их старым законам” и т. д. Соловьев С.М. Писатели русской истории XVIII в. // Архив историко-юридических сведений, относящихся до России. М., 1855. Кн. II. Половина 1. Отд. III. С. 39. См. также: Российское законодательство Х-ХХ веков. М., 1985. Т. 2. С. 37.
  12. Татищев В.Н. История Российская. Т. VII. С. 278.
  13. Градова Б.А., Клосс Б.М., Корецкий В.И. К истории Архангельской библиотеки Д.М. Голицына // Археографический ежегодник за 1978 год. М., 1979. С. 238-254; Они же. О рукописях библиотеки Д.М. Голицына в Архангельском // Археографический ежегодник за 1980 год. М., 1981. С. 179-190.
  14. Татищев В.Н. История Российская Т. VII. С. 278.
  15. Градова Б.А., Клосс Б.М., Корецкий В.И. К истории Архангельской библиотеки Д.М. Голицына. С. 244; Они же. О рукописях библиотеки Д.М. Голицына в Архангельском. С. 187; Клосс Б.М., Корецкий В.И. Рукописи из библиотеки князей Голицыных в собраниях Государственной библиотеки имени В.И. Ленина // Записки отдела рукописей. М., 1983. Вып. 44. С. 161.
  16. Татищев В.Н. История Российская. Т. VII. С. 345.
  17. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей ХIV-ХVI вв. № 104.
  18. Ср.: там же. С. 442 и 433, прим. 2; Татищев В.Н. История Российская. Т. VII. С. 244, прим. С; С. 433, а также упоминание духовной на С. 345.
  19. АСЭИ. М., 1964. Т. III. № 7.
  20. Там же. № 22.
  21. Там же. № 13, 21, 24-27.
  22. Каштанов С.М. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI в. //Археографический ежегодник за 1957 год. М., 1958. № 299, 300.
  23. Российское законодательство Х-ХХ веков. Т. 2. С. 109; Шмидт С.О. Продолжение Хронографа редакции 1512 года // Исторический архив. М., 1951. Т. VII. С. 296.
  24. Становление уездных служилых корпораций основывалось не на старинном вотчинном землевладении, а на целенаправленной правительственной деятельности по развитию поместной системы. Первый опыт по созданию такой корпорации был осуществлен в 1480-90-х гг. на новгородской территории, где служилые люди получили поместья в пятинах и в уездах Великих Лук и Пустой Ржевы.
  25. Рапов О.М. К вопросу о боярском землевладении на Руси в ХII-ХIII вв. //Польша и Русь. М., 1974; Свердлов М.Б. Генеалогия в изучении класса феодалов на Руси ХI-ХIII вв. // ВИД. Л., 1979. Вып. XI. О происхождении термина “боярин” одна из последних работ: Завадская С.В. “Болярин”-“боярин” в древнерусских письменных источниках // Древнейшие государства на территории СССР. 1985 год. М., 1986; а также: Баранов К.В. Боярин (происхождение термина) //Россия в Х-ХVIII вв.: проблемы истории и источниковедения. М., 1995. Ч. I. С. 81.
  26. ПCРЛ. Л., 1927. Т. 1. Вып. 2. Стб. 378-381.
  27. Жизнь и житие Сергия Радонежского. С. 27, 28.
  28. Акты служилых землевладельцев ХV-ХVI веков. Т. I. №№ 53-57, 59.
  29. Специальный разбор формулировки судебного иммунитета в жалованных грамотах см.: Веселовский С.Б. К вопросу о происхождении вотчинного режима. М., 1926. С. 43-51. О праве вотчинного суда см.: Горский А.Д. О вотчинном суде на Руси в ХIV-ХVвв. //Россия на путях централизации. М., 1982. С.25-35.
  30. См., например, эту статью в грамотах 1440-80-х гг. Акты служилых землевладельцев ХV-ХVI вв. Т. I. № 54 (1447-1462 гг.) “а он вас блюдет, а ведает по старой пошлине, как было преж сего”. № 58 (1467-1491 гг.) “а он вас блюдет и ходит у вас по старой пошлине, как было наперед сего”. АСЭИ. Т. III. № 73 (1462-1478 гг.) “а он вас блюдет и ходит у вас по старой пошлине, как было преж сего”; № 74 (1462-1485 гг.) “а он вас блюдет, а ходит у вас по старой пошлине, как было преж сего”; № 107 (1462-1485 гг.; датировка уточнена по титулу Ивана III) “а он вас ведает и ходит у вас по старой пошлине, как было переж сего”. № 279 (1462-1472 гг.; датировка А. В. Антонова) “а он вас блюдет и ведает и ходит по старой пошлине, как было преж сего”.
  31. АСЭИ. Т. III. № 90. И.А. Голубцов необоснованно считал Льва, Дмитрия и Авдотью представителями рода Всеволожей. См. там же. С. 552. Об этой грамоте см.: Веселовский С.Б. К вопросу о происхождении вотчинного режима. М., 1926. С. 29-31; Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. М., 1988. С. 384, 385.
  32. Веселовский С.Б. К вопросу о происхождении вотчинного режима. С. 31.
  33. АСЭИ. Т. 1. №№ 326, 340, 397, 430, 431, 447, 467, 521-525, 537-540, 557, 571, 581- 595, 604, 607, 607а, 615, 628, 635, 639, 640, 642, 651, 658; АСЭИ. Т. II. №№ 90, 188, 229, 285-288, 296, 306, 307, 310, 332-334, 336-338, 388, 388а, 400-402, 404-407, 409-411, 414, 416-419, 421, 422, 428, 458, 464, 481, 483, 492, 493, 495, 496; АСЭИ. Т. III. №№ 31, 32, 48, 50, 55, 56, 172, 173, 208, 209, 218, 221, 223, 224, 250, 251, 276, 288, 477, 478; Акты феодального землевладения и хозяйства XIV- XVI веков.М., 1951. Ч. I. №№ 103, 114, 117, 125, 129, 140, 157, 249, 254, 258, 259, 261, 306, 308; Каштанов С.М. Очерки русской дипломатики. М., 1970. №№ 6, 9, 16, 27, 40; Рыков Ю.Д. Новые акты Спасо-Прилуцкого монастыря ХV в. // Записки отдела рукописей. М., 1982. Вып. 43. №8.
  34. АСЭИ. Т. II. № 465. И.А. Голубцов бездоказательно видел в Михаиле Васильевиче Миху Беклемишева, вотчинника Дмитровского уезда, и на основании упоминаний его в источниках (хотя “лишь предположительно”) датировал грамоту 1470-85 гг. Грамота дошла до нас в составе позднейшей правой грамоты судьи великого князя Ивана Ивановича Молодого, составленной в 1485-90 гг., т. е. совсем скоро после времени составления (по Голубцову) нашей грамоты. Однако никто из участников суда Михаила Васильевича во второй грамоте уже не фигурирует, хотя в обоих случаях речь шла об одних и тех же землях. Следует датировать грамоту 1420-39-ми гг., когда в том же районе упоминаются Иван и Окул Васильевичи Кожины, вероятные братья Юрия Васильевича Кожина, одного из послухов грамоты. См.^ АСЭИ. Т. III. №№ 485, 486.
  35. АСЭИ. Т. I. № 485. Веселовский отмечал, что “за неимением сведений о лицах, упомянутых в грамоте, датировать ее трудно”. Предполагая, с оговорками, что Андрей Дмитриевич происходил из рода Годуновых, он датировал акт 1470-90 гг. Правильнее датировать этот текст 1420-50 гг., имея в виду близкую схожесть оформления всех четырех правых грамот.
  36. АСЭИ. Т. III. № 35. По предположению А.И. Голубцова, судьей в этой грамоте выступал М.Ф. Сабуров.
  37. АСЭИ. Т. II. № 358. По И.А. Голубцову, Зиновий Алексеевич был представителем старомосковского рода Станищевых.
  38. Это хорошо видно на новгородском материале. См. Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина (историко-генеалогическое исследование). М., 1981. Одним из главных источников дохода новгородского боярства было, по замечанию исследователя, “участие в дележе государственных доходов, коль скоро существовала отдельная от княжеского домена корпоративная государственная собственность на землю, верховным распорядителем которой было ... боярское вече”. Там же. С. 251.

Систематического исследования экономической политики русского правительства в Казанском крае после его присоединения к России в середине XVI в. в исторической литературе не существует. Русский актовый материал, относящийся к Казанской земле, давно, хотя и не систематически, вводился в оборот в дореволюционной, а затем и в советской историографии. На основании актов (и с привлечением писцовых книг) нами было начато изучение правительственной экономической политики в Казанском крае в XVI в. Исследование остановилось на конце 50-х годов XVI в.1, и здесь хотелось бы распространить его на начало 60-х годов - время, предшествующее большим писцовым описаниям периода опричнины.

В 50-х годах XVI в. земли и привилегии в Казанском уезде получили казанский архиепископ и монастыри Троицкий Казанский, Спасо-Преображенский и Илантов (позднее называвшийся Зилантовым), в Свияжском уезде - монастыри Троицкий Свияжский и Успенский Богородицкий. Одновременно шел процесс внедрения русского светского землевладения и осваивался средневолжский торговый путь.

22-м июля 1561 г. датируется царская указная грамота нижегородским откупным таможенникам, в которой подтверждалось право старцев и слуг Троице-Сергиева монастыря беспошлинно проводить суда в Нижний Новгород и “на низ”, в Казань и на Свиягу, с монастырским “запасом”, ездить на рыбную ловлю с неводами и так же беспошлинно возвращаться “в верх” с монастырской непродажной рыбой2. Это право закреплялось еще в грамоте 1556/57 г., но к 1561 г. она была утеряна, и монастырская привилегия нарушалась местными властями. В грамоте 1561 г., как, вероятно, и в предшествовавшей ей грамоте 1556/57 г., беспошлинное передвижение монастырских судов разрешалось лишь при условии неторговой деятельности монастыря: если бы старцы и слуги стали продавать в Нижнем Новгороде рыбу или другой товар, таможенникам следовало бы брать с них пошлины, как и с иных торговых людей. В этом случае мы видим твердое проведение в жизнь принципов ограничительной таможенной политики, характерной для 50-х годов XVI в.

Грамота 1561 г. появилась в условиях активизации восточной политики Ивана IV. 20 июля 1561 г. митрополит Макарий торжественно крестил царскую невесту, черкасскую княжну Марию Темрюковну, вместе с которой приехали служить царю ее брат Доманкул-мурза (будущий Михаил Темрюкович) и Бекбулат-царевич с сыном3. 23 июля к царю прибыло посольство от ногайского князя Измаила4. Восточные союзы имели тем большее значение, что в том же июле 1561 г. Иван IV предпринял новое (после апреля 1561 г.)5 наступление на Ливонию6.

Укреплявшиеся и расширявшиеся связи с Востоком побуждали правительство к более интенсивному освоению средней Волги (кстати, волжским путем достиг Московии и караван Марии Темрюковны: “А встречал княжну на Волге Иван Ондреевичь Бутурлин”)7. Вот почему монастырские судовые поездки, кажущиеся на первый взгляд чисто хозяйственными мероприятиями, играли в то время и определенную политическую роль.

В сентябре 1561 г. в Москве находился архимандрит Казанского Спасо-Преображенского монастыря Варсонофий, которому удалось получить царскую указную грамоту на имя казанского воеводы князя Юрия Ивановича Темкина-Ростовского и дьяка Кузьмы Федорова. Грамота датируется 22-м сентября 1561 г., а привез ее Варсонофий в Казань 4 октября 1561 г.8

Этот документ характеризует борьбу монастыря за земли и доходы, чему правительство до известной степени содействовало. Во-первых, была удовлетворена просьба архимандрита о предоставлении монастырю в городе порожнего места “подле ...их монастыря” и права купить пустующий двор детей боярских Михаила и Куприяна (Киприана) Полтевых; во-вторых, взамен отобранных предшествующими воеводами (по-видимому, в 1557/58 г.9) лугов около монастырских сел Клык и Куюк монастырь получил право на сенные покосы напротив Казачьего острова, которые до того были даны ему “безграмотно”, т.е. без документального оформления; в-третьих, предписывалось взыскать в судебном порядке (через пристава) деньги и “запас” (мед и “лес” - дрова) с дворцовых крестьян, взявших у архимандрита деньги с обязательством поставлять мед и лес, но не выполнивших этого обязательства.

Уступка монастырю прав на городские земли объясняется в значительной мере нестабильностью состава светских землевладельцев в Казани. Грамоты 1553-1554 гг. показывают, с какой легкостью служилые люди в Казани продавали друг другу и отдавали Троице-Сергиеву монастырю свои городские дворы10. Грамота 1561 г. проливает дополнительный свет на это явление, называя владельцев пустующего двора “годовщиками”11. Вместе с воеводами на “годовой” службе находилось немалое количество рядовых служилых людей, из которых многие, обзаведясь на год службы двором в городе, затем (при отъезде) продавали его, вкладывали в монастырь или просто оставляли и не возвращались в него вновь12.

В грамоте предписывалось оценить при посредстве целовальников “хоромы и городбу” на пустом дворе Полтевых и проследить, чтобы монастырь заплатил за них бывшим владельцам, а при отсутствии последних в Казани внес деньги в казну, откуда Полтевы могли бы их получить. “Дачей” в собственном смысле слова было безвозмездное пожалование монастырю порожнего места около самого монастыря. В обоих случаях требовалось соблюдать определенную норму отдела - не более 5 сажен.

В казанских писцовых книгах 1565/66-1567/68 гг.13 при описании владений Спасо-Преображенского монастыря в Кремле упоминается “государева присыплная грамота”, по которой “монастырю места прибавлено”. Имеется в виду, безусловно, грамота 1561 г.: “А места Спаского монастыря... всего прежней меры и с прибавкою в длину сорок одна сажень, а поперег дватцеть шесть сажен”14.

Идя навстречу земельным притязаниям монастыря в городе, правительство продолжало укреплять позиции дворцового землевладения в уезде. Показательно, что монастырю не были возвращены отобранные у него в 1557/58 г. луга, компенсация же в виде сенных покосов в другом месте не предстает как совершенно новое пожалование, ибо покосами монастырь уже владел “безграмотно”.

Весьма интересна также попытка правительства воспрепятствовать развитию экономической зависимости дворцовых крестьян от монастыря. Царь указывал воеводам, чтобы впредь они не разрешали архимандриту и монастырским крестьянам давать деньги дворцовым крестьянам “на ссуду на мед и на лес, и взаймы”. Кроме того, укреплялся судебный иммунитет дворцовых сел. Воеводам в дальнейшем запрещалось самостоятельно чинить управу дворцовым крестьянам. Местным властям надлежало письменно сноситься с правительством и действовать лишь в соответствии с царским указом.

При разборе казусов, связанных с невыполнением крестьянами обязательств перед Спасо-Преображенским монастырем, от воевод требовалось строго различать виновных и невиновных: “...а которые окажутся не виноваты, и вы б в том судили и управу им на тех жильцов давали, опричь кабальных и заемных денег”. Таким образом, притязания монастыря и произвол воевод в отношении дворцовых крестьян несколько ограничивались.

Грамота сообщает, что дворцовые крестьяне от уплаты долга “отнимаются нашими жалованными грамотами”. Вероятно, дворцовые села Казанского уезда имели царские уставные или полетные грамоты, оформлявшие их привилегии. В начале 60-х годов XVI в. правительство пытается ограничить сравнительно свободный статус казанских дворцовых крестьян, позволявший им вступать в различные формы экономических отношений с соседними феодалами, и укрепляет свою непосредственную власть над ними.

В грамоте конкретно названы только два крестьянина, взявшие у монастыря деньги и не выполнившие своих обязательств. Один из них, Иван, был “жильцом” дворцового села Царицына, место жительства другого, Прошки Огарева, не указано. В конце ХVIII-ХIХ вв. удельное село Царицыно находилось в 7 в. на северо-восток от Казани, на левом берегу рч. Ноксы и на правой стороне Сибирского почтового тракта15. Нокса протекает в левобережье Казанки и впадает в нее севернее М. Дербышек16.

Попытки отождествить Ивана грамоты 1561 г. с кем-либо из крестьян с. Царицына, фигурирующих в писцовых книгах второй половины 60-х годов, не привели к определенному результату. Как явствует из книги 1568 г., село Царицыно было отдано в сентябре 1565 г. пяти представителям рода князей Засекиных17, однако сохранились описания только двух частей этого села, принадлежавших трем Засекиным: 1) кн. Андрею Ивановичу18 и 2) князьям Льву Ивановичу и Семену Дмитриевичу19. В части Андрея Ивановича крестьяне с именем “Иван” не указаны, в части князей Льва и Семена зафиксированы два “Иванка” - Федоров и Семенов20. Отождествление одного из них с Иваном грамоты 1561 г. возможно, но не обязательно, поскольку, во-первых, мы, по-видимому, не знаем всего состава крестьян с. Царицына в 1568 г., во-вторых, у нас нет никаких уточняющих данных для того или иного отождествления.

Столь же сомнительно считать сыном искомого Ивана Микулку Иванова, жившего в 1568 г. в андреевской части с. Царицына21, или другого царицынского крестьянина - Ермолу Шиша Иванова сына, державшего в 1565/66 г. на оброке мельницу под селом Царицыным22. Что касается Прошки Огарева грамоты 1561 г., то в писцовых книгах нам пока не удалось его отыскать. Правда, поиски были выборочными и распространялись только на с. Царицыно, владения Спасо-Преображенского монастыря и дворцовые села, указанные в грамоте 1561 г. как соседние с монастырскими.

Из грамоты 1561 г. явствует, что монастырю принадлежали села Клык и Куюк. Он их приобрел в промежутке между 1555 и1557/58 гг.23 В писцовой книге 1566/67 г. за Спасо-Преображенским монастырем записаны три сельца - Клык и Средний Клык, оба на рч. Ноксе, и Куюк на рч. Куюковке24 (кроме того, в писцовой книге фигурирует деревня, пустошь и 5 починков Спасо-Преображенского монастыря25 - в грамоте 1561 г. они не упоминаются).

В конце ХVIII-ХIХ вв. к востоку от Казани и юго-восточнее с. Царицына, на Зюрейском торговом тракте, вверх по течению Ноксы, на ее левом берегу, стояли две казенные деревни, называвшиеся Клыками: ближе к с. Царицыну (в 1,3 в.) и г. Казани (в 6 в.) - Малые Клыки, дальше (соответственно в 2,3 и 7 в.) - Большие Клыки26. Еще дальше на юго-восток, примерно в 12 в. от с. Царицына (по прямой) и в 15 в. от Казани по Ногайскому торговому тракту, с правой стороны последнего, на обоих берегах рч. Куюковки27, расположилась казенная деревня Куюки. В 60-х годах XVI в. писцы описывали сельца Спасо-Преображенского монастыря в следующем порядке: Клык, Средний Клык, Куюк. Судя по относительному положению Клыков и Куюка на карте, описание селец велось в направлении с северо-запада на юго-восток. Следовательно, сц. Клык, описанное раньше Среднего Клыка, может быть отождествлено с позднейшими Малыми Клыками, а Средний Клык - с позднейшими Большими Клыками28.

О более раннем вхождении сц. Клыка (Малых Клыков) в состав монастырской вотчины свидетельствует, как нам кажется, наличие в нем двух монастырских дворов при отсутствии крестьянских - в Среднем Клыке, наоборот, было 6 крестьянских дворов, но не было монастырского (книга 1566/67 г.). Средний Клык уже в середине 60-х годов XVI в. был более населенным, чем Клык, получивший позднее название Малого.

Впрочем, под Клыком грамота 1561 г. могла подразумевать и оба Клыка. В межевой книге 1564/65-1566/67 гг. земли сельца Клыков показаны граничащими с землями с. Царицына, с одной стороны, и д. Салмачей, с другой29. Ближе к Царицыну находились Малые Клыки (Клык), а ближе к Салмачам - Большие (Средний Клык). Вместе с тем межевая книга в обоих случаях говорит о сельце Клыках в единственном числе и не отличает Клык от Среднего Клыка. И все же мы должны отождествлять Клык в первую очередь с позднейшими Малыми Клыками, что не исключает возможности отождествления его и со всем клыковским комплексом. Учитывая краткость расстояния, разделяющего Малые Клыки и Царицыно, легко представить себе, как это обстоятельство могло способствовать развитию экономических связей между монастырским и дворцовым селами.

Села Спасо-Преображенского монастыря граничили и с другими дворцовыми селами. Отняв у монастырских сел Клыка и Куюка принадлежавшие им луга, воеводы 1557/58 г. передали их во владение дворцовым селам Салмачам и “Тертюлям”.

В писцовой книге 1568 г. Салмачи фигурируют как поместная (в прошлом дворцовая) деревня на р. Ноксе, имевшая общий неразмежеванный лес с Меньшими Дертюлями30. Согласно писцовой книге 1566/67 г., д. Салмачи граничила с преображенскими сельцами Клыками и починком Шамсырем31. Межевая книга 1564/65-1566/67 гг. свидетельствует о расположении Салмачей по соседству с Клыками и Меньшими Дертюлями32. В конце ХVIII-ХIХ вв. Салмачи - казенная деревня на левом берегу р. Ноксы, примерно в 6 в. на юго-восток от Б. Клыков (по прямой), в 11 в. юго-восточнее Казани, на правой стороне Ногайского торгового тракта33.

Интересно определение Салмачей в книге 1566/67 г. как деревни с. Царицына34. Видимо, эта характеристика относится не к поместному периоду, когда Салмачи и Царицыно находились в руках разных владельцев, а к предшествующей дворцовой поре. В грамоте 1561 г. Салмачи названы еще селом. Вероятно, подчинение их с. Царицыну установилось не ранее первой половины 60-х годов XVI в. От Салмачей до с. Царицына было более 8 в. В 60-х годах XVI в. значительную часть жителей д. Салмачей составляли стрельцы35.

Село “Тертюли” грамоты 1561 г. - это Меньшие Дертюли писцовых книг, в 1568 г. поместная (до сентября 1565 г. - дворцовая) деревня на рч. Ноксе, в межах с Куюком36 и имеющая общий лес с д. Салмачи37. В 1579/80 г. деревня Меньшие Дертюли находилась уже во владении Спасо-Преображенского монастыря38. В межевых книгах 1564/65-1566/67 гг. подробно описывается граница, отделявшая землю Меньших Дертюлей от монастырских земель сц. Куюков и д. Сафарова, с одной стороны39, и от поместной земли д. Салмачей, с другой40. Тем самым положение Малых Дертюлей локализуется между Салмачами и Куюком.

Южнее Салмачей и Дертюлей находились вотчины архиепископа - три села Кабана и др.41 Таким образом, дворцовые села Салмачи и Дертюли вклинивались между владениями Спасо-Преображенского монастыря и архиерейского дома.

Предоставление дополнительных лугов Салмачам и Дертюлям усиливало позиции дворцового землевладения в полосе, наиболее благоприятной для его развития, ибо эти места были с севера и юга окружены, а, следовательно, и в какой-то мере “защищены” или прикрыты массивами владений духовных корпораций. В порядке компенсации за утрату лугов в районе Клыка и Куюка Спасо-Преображенский монастырь получил в 1561 г. подтверждение прав владения сенным покосом напротив Казачьего острова. Воеводам предлагалось выделить монастырю эквивалентный в количественном отношении покос - “на столько же колен, сколько у них к нашим селам взято”.

Наиболее подробное изображение Казачьего острова на р. Волге дает план его, составленный в 1793 г., когда остров принадлежал М.П. Нарышкиной42. Северную границу Казачьего острова образовывал залив Сухая воложка43, на востоке его ограничивали шедшие на юг под острым углом проток из залива Сухой воложки, залив р. Волги и ее основное течение до затона Владычного44, который омывал остров с запада. На острове находилось озеро Изумор. Общая площадь острова исчислялась в 248 дес. 193 кв. сажени. Вдоль берега остров тянулся на 2,2 км, составляя в самом широком месте 1,1 км. От правого, свияжского берега остров отделялся нешироким (не более 200 м) затоном Владычным, в то время как от левого, казанского берега его отделяло основное течение р. Волги.

На правом берегу, у затона Владычного, было расположено село Нижний Услон45, возникшее после 1637 г.46 На одной карте первой половины XVIII в. остров “Казачей” показан лежащим напротив и несколько выше с. Н. Услон47. В конце XVIII в. это село протянулось на север дальше, чем Казачий остров. На левом берегу напротив Н. Услона в ХVIII-ХIХ вв. находились два селения: ближе к северу - удельная деревня Победилово (в XX в. - Старое Победилово48) при рч. Ичке; ближе к югу - удельная и владельческая деревня Большие Отары при оз. Егорове49. По официальным данным XIX в., от Казани до Победилова считалось 7 в.50, до Б. Отар - 12 в.51, до Н. Услона - тоже 12 в.52 Таким образом, Б. Отары являлись наиболее прямым визави Н. Услона и Казачьего острова. Это явствует и из ряда карт.

Большие Отары стояли на восточном берегу озера Егорова, западнее которого расположилось оз. Оврынское, а еще западнее, рядом с Волгой, - рч. Ичка. Как видно из планов конца XVIII - первой половины XIX в., между оз. Оврынским и рч. Ичкой находились т. н. писцовые церковные сенные покосы Спасо-Преображенского монастыря53. На востоке они начинались немного южнее оз. Оврынского, но не доходили до его северной оконечности (общая длина озера - около 430 м), западная граница покоса составляла примерно 280, а южная - 240 м. Местоположение этих покосов напротив Казачьего острова позволяет думать, что монастырь владел ими еще с 60-х годов XVI в. Правда, тогда участок был, наверное, более обширным. Писцовые книги середины 60-х годов XVI в. рисуют картину интенсивного распространения покосов Спасо-Преображенского монастыря вдоль левобережья Волги, от верховьев до устья Ички, по обе стороны последней, между городских “животинных выпусков” и покосов поместных деревень Больших и Средних Отар54. К концу XVIII в. от монастырских владений остались небольшие кусочки. Так, кроме покосов при озере Оврынском, Спасо-Преображенский монастырь сохранил два сенокосных участка юго-западнее Малых Отар - между двумя озерами Безымянными на севере и озером Сковородошным на юге55.

Однако уже в XVI в. возникали межевые споры, и официальное закрепление за монастырем покосов напротив Казачьего острова усиливало экономические и политические позиции духовной корпорации. Иметь покосы в районе заливных лугов монастырю было выгодно, но правительство преследовало и свои цели. Через эти места проходила стратегически очень важная Ташкабацкая дорога, ведшая к переправе через Волгу на юг. Отдавая здесь участок в руки монастыря, правительство рассчитывало на его упорство в освоении территории, что явилось бы вкладом в создание стабильной политической обстановки на подступах к Казани с юга. Кроме того, распространением монастырского землевладения в приволжской полосе правительство препятствовало превращению всей территории, непосредственно прилегавшей к Волге, от Казани до устья Камы, в сплошную сферу влияния архиепископа. В 1555 г. архиепископская кафедра получила в монопольное владение “рыбные ловли и с островы..., на которых рыбная ловля”, “от Казанского устья по обе стороны реки Волги, по казанской стороне и по свияжской, до реки Камы”. Правда, уже в грамоте 1555 г. была сделана оговорка: “опричь покосов”56. Закрепление покосов за Спасо-Преображенским монастырем наполняло эту оговорку вполне конкретным содержанием. Таким образом, в экономической политике правительства социальные и военно-стратегические мотивы тесно переплетались.

  1. Каштанов С.М. Земельно-иммунитетная политика русского правительства в Казанском крае в 50-х годах XVI в. (по актовому материалу) // Из истории Татарии. Казань, 1970. Сб. 4 (Ученые записки Казанского гос. пед. института. Вып. 80). С. 164-203.
  2. Каштанов С.М. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI века. Ч. 2 // Археографический ежегодник за 1960 год. М., 1962 (далее - ХП-2). С. 157. № 811.
  3. ПСРЛ. СПб., 1906. Т. 13, вторая половина. С. 333.
  4. Разрядная книга 1550-1636 гг. М., 1975. С. 104.
  5. Разрядная книга 1475-1598 гг. М., 1966. С. 192.
  6. Разрядная книга 1559-1605 гг. М., 1974. С. 12.
  7. ПСРЛ. Т. 13, вторая половина. С. 333.
  8. Заволжский муравей. Казань, 1832. Ч. 2. № 14, июль. С. 856-860; Сборник древностей Казанской епархии и других приснопамятных обстоятельств, старанием и трудами Спасоказанского Преображенского монастыря архимандрита Платона составленный, 1782 года. Казань, 1868. С. 52-55. Упоминания см.: ХП-2. С. 157. № 813; Ермолаев И.П. Казанский край во второй половине ХVI-ХVII вв. (Хронологический перечень документов). Казань, 1980. С. 15. № 63. В литературе эта грамота фигурирует иногда с неверной датой - 1562 г.: Заринский П.Г. Топография города Казани в 1552 году, во время осады его русскими войсками // Труды Четвертого Археологического съезда в России. Казань, 1884. Т. 1. С. 83, продолжение примеч. 4; Материалы по истории Татарской АССР. Писцовые книги города Казани 1565-1568 гг. и 1646 г. Л., 1932 (далее - ПКК). С. 132.
  9. Грамота называет А.И. Воротынского, В.М. Юрьева и Н.В. Шереметева. Согласно разрядам, А.И. Воротынский и Н.В. Шереметев были казанскими воеводами в 7066 (1557/58) г., тогда же “другой год годовал боярин Василей Михайлович Юрьев” (Разрядная книга 1475-1598 гг. С. 172).
  10. Каштанов С.М. Возникновение русского землевладения в Казанском крае (Документы) // Из истории Татарии. Казань, 1973. Сб. 5 (Ученые записки Казанского гос. пед. института. Вып. 116). С. 3-17, 21-31.
  11. В публикации, восходящей к копии архим. Платона Любарского, неверное чтение: “Чудовщиков” (Сборник древностей Казанской епархии... С. 53). Правильно в “Заволжском муравье”: “годовщиков”.
  12. О возвращении Полтевых в Казань сведений нет. В Дворовой тетради 1551/52 г. фигурируют восемь Полтевых в качестве “Литвы дворовой” по Ярославлю, Владимиру и Медыни. Куприяна (Киприяна) Полтева среди них не находим, но Михалко Алексеев сын Полтев, вероятно, может быть отождествлен с Михаилом Полтевым грамоты 1561 г. (Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х годов XVI в. М.-Л., 1950. С. 145). В 1591/92 г. один Полтев был сыном боярским по Звенигороду (Там же. С. 378). С. Б. Веселовский говорит о наличии Полтевых в середине XVI в. “и позже” в Ярославле, Смоленске и Серпейске (Веселовский С.Б. Ономастикон. Древнерусские имена, прозвища и фамилии. М., 1974. С. 253). В разрядах Полтевы появляются, кажется, не раньше второй половины 80-х годов XVI в.
  13. РГАДА. Ф. 1209. № 643. Л. 31 об. Кн. 643 - список с нескольких писцовых, межевых и отдельных книг 60-х годов XVI в. Мнение о том, что это список XVII в. (см., например, ПКК. С. XXVII, 1 и др.), неверно. Водяной знак кн. 643 - литеры АГ и волюта - относится к 1763-1764 гг. (Лихачев Н.П. Палеографическое значение бумажных водяных знаков. СПб., 1899. Ч. 1-3. № 3568), почерк середины - второй половины XVIII в.
  14. Цит. по списку XVIII в. Ср. публ.: Список с писцовых книг по г. Казани с уездом. Казань, 1877 (далее - СПК). С. 32-33; ПКК. С. 7.
  15. Казанская губерния. Список населенных мест по сведениям 1859 года. СПб., 1866 (далее - СНМ Каз.). № 22; РГАДА. Ф. 1356. Оп. 1. № 1129, 1141, 1149.
  16. В тетради поместного отдела 1568 г. в устье Ноксы показана пустая деревня Кузьмино займище и при ней мельница, поставленная дьяком Кузьмой Федоровым (РГАДА. Ф. 1209. № 643. Л. 330-330 об.), который наряду с воеводами управлял Казанью в середине 50-х - начале 60-х годов XVI в. (он - один из адресатов грамоты 1561 г.).
  17. РГАДА. Ф. 1209. № 643. Л. 255.
  18. Там же. Л. 255-255 об.
  19. Там же. Л. 369-369 об.
  20. Там же. Л. 369.
  21. Там же. Л. 255 об.
  22. Там же. Л. 381 об.
  23. Первая жалованная грамота, выданная Спасо-Преображенскому монастырю в 1555 г., конкретные владения не указывает (подробнее см.: Каштанов С.М. Земельно-иммунитетная политика... С. 172-173, 195). Вероятно, на основании этой грамоты монастырь мог требовать у воевод предоставления ему тех или иных селений. Выбор земель определялся, надо полагать, соглашением между монастырем и воеводами. Если уже в 1557/58 г. у монастыря отбираются луга при селах Клык и Куюк, значит сами эти села должны были попасть в состав монастырской вотчины до 1557/58 г.
  24. РГАДА. Ф. 1209. № 643. Л. 411 об. - 412 об.; СПК. С. 75.
  25. РГАДА. Ф. 1209. № 643. Л. 412 об. - 415 об.; СПК. С. 75-76.
  26. Согласно СНМ Каз. (№ 78, 79), обе деревни - на правой стороне Зюрейского тракта, однако на уездных картах конца XVIII в. (РГАДА. Ф. 1356. Оп. 1. № 1141, 1150) Малые Клыки - на левой, а Большие Клыки - на правой (по направлению от Казани) стороне большой Зюрейской дороги.
  27. РГАДА. Ф. 1356. № 1141, 1150. В середине XIX в. - “при овраге Куркове и колодцах” (СНМ Каз. № 106). “Курков” - не искаженное ли “Куюков”? Вероятно, по этому оврагу и протекала в XVIII в. рч. Куюковка.
  28. Е.И. Чернышев, напротив, отождествляет Средний Клык с Малым, что не представляется доказанным - см. Чернышев Е.И. Селения Казанского ханства (по писцовым книгам) // Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань, 1971 (Археология и этнография Татарии. Вып. 1). С. 286. № 199, 200.
  29. РГАДА. Ф. 1209. № 643. Л. 445-447.
  30. Там же. Л. 336.
  31. Там же. Л. 412; СПК. С. 75.
  32. РГАДА. Ф. 1209. № 643. Л. 446 об. - 447, 450.
  33. РГАДА. Ф. 1356. Оп.1. № 1129, 1141, 1150; СНМ Каз. № 105; по Чернышеву - на Зюрейской дороге (Чернышев Е.И. Указ. соч. С. 287. № 327).
  34. РГАДА. Ф. 1209. № 643. Л. 412; СПК. С. 75.
  35. РГАДА. Ф. 1209. № 643. Л. 336.
  36. Там же. Л. 246 об.: “...по [Ку]юковскую межу” (в рукописи ошибочно: “по Юковскую”).
  37. Там же. Л. 336; ср. Л. 246 об.
  38. РГАДА. ГКЭ, по Казани. № 21/6429. Л. 2 об., 11, 20, 30.
  39. РГАДА. Ф. 1209. № 643. Л. 444-445. На л. 444 об. вместо “Сафарова” ошибочно “Сухарева”.
  40. Там же. Л. 450-451 об.
  41. О них подробнее см.: Каштанов С.М. Земельно-иммунитетная политика... С. 194. Примеч. 58.
  42. РГАДА. Ф. 1354. Оп. 142, ч.1. № 716 (Свияжский уезд), план К-1 (синий); копия 1915 г. - ЦГА Республики Татарстан (далее - ЦГА РТ). Ф. 324. Оп. 723. № 1061; с небольшими коррективами план 1793 г. был переснят в 1881 и 1883 гг. (ЦГА РТ. Ф. 324. Оп.723. № 862 и 1093).
  43. Не путать с одноименным затоном, находившимся выше по Волге (ср.: РГАДА. Ф. 1356. Оп. 1. № 68, 73).
  44. В 1881-1883 гг. - “ерик” или “эрик” (полувысохшее русло). Не путать затон Владычный с одноименным озером, расположенным севернее (см. РГАДА. Ф. 1356. Оп. 1. № 68, 73).
  45. РГАДА. Ф. 1354. Оп. 142, ч. 1. № 716 (Свияжский уезд), план У-1 (красный); Ф. 1356. Оп. 1. № 68, 73; ОР Научной библиотеки им. Н.И. Лобачевского Казанского гос. университета (далее ОР НБЛ КГУ). № 4477 (8231 в); ЦГА РТ. Ф. 324. Оп. 723. № 299, 1289.
  46. Перетяткович Г. Поволжье в XVII и начале XVIII века (Очерки по истории колонизации края). Одесса, 1882. С. 43.
  47. РО БАН. Карты, по описи Александрова № 733, арх. № 221. О расположении Казачьего острова напротив Нижнего Услона см.: [Люстрицкий В.] Приволжские города и селения в Казанской губернии. Казань, 1892. С. 105. В атласе 1753 г. возле Н. Услона изображен небольшой остров Козий, отделенный от берега Вороньей воложкой, а выше помещен остров Казачий, отделенный от Козьего Козьей воложкой и выдвинутый в середину волжского русла (РГА ВМФ. Ф. 1331. Оп. 4. № 748, по печатному описанию № 922. Л. 4). В. Люстрицкий отмечал, что остров “Козин” находится в 15 в. ниже двух городских островов (Приволжские города и селения... С. 8), т. е., вероятно, несколько южнее Н. Услона, от которого до Казани - 12 в. (см. ниже, примеч. 46). Напротив, в схеме волжских перекатов конца XIX - начала XX в. остров Козий показан много выше Нижнеуслонского затона - между Бакалдинским перевалом и Молочной воложкой (ЦГА РТ. Ф. 82. Оп. 9. № 24. Л. 1).
  48. См., например, печатную карту 1933 г. (Гос. музей Республики Татарстан. № 199825-18).
  49. Приволжские города и селения..., карта между С. IV и 1. Ср. РГАДА. Ф. 1356. Оп. 1. № 1; РГИА. Ф. 1487. Оп. 20. № 102; РНБ. Эрмит. собр. № 610. Л. 34; ОР НБЛ КГУ. № 3499, 4477 (б. кн. 8231), 8080.
  50. СНМ Каз. № 114.
  51. Там же. № 115.
  52. Сведения о числе верст от селений и посадов до губернского, уездного и заштатных городов Казанской губернии. Казань, 1876. С. 156; Приволжские города и селения... С. 102.
  53. РГАДА. Ф. 1354. Оп. 138, ч. 1. № 708 (Казанский уезд), план В-11 (красный), граница К-L; план Г-11 (синий), граница G-А; план А-28 (красный), граница К-L; ЦГА РТ. Ф. 324. Оп. 728. № 158, 164, 165.
  54. ПКК. С. 52-53.
  55. РГАДА. Ф. 1354. Оп. 138, ч. 1. № 708, план В-11, границы Н-I, О-Р; ср. ОР НБЛ КГУ. № 2062.
  56. Акты исторические. СПб., 1841. Т. 1. № 162. С. 298-299.

Крестьянская семья являлась основной хозяйственной и общественной ячейкой дореформенной России. Выяснение ее типологии и структуры, численности и состава на разных этапах существования сельской общины занимает важное место в современной отечественной историографии. В настоящее время эта тема привлекает внимание не только историков, но и специалистов в области этнографии, социологии и демографии1.

Крестьянская семья в крепостной деревне Ростовского уезда, ее структура и формы семейно-имущественного положения до сих пор не являлись предметом специального изучения. А без знания типологии и состава семьи трудно представить целостную картину развития крестьянского “мира” и выяснить социально-экономическое состояние каждого семейного хозяйства в отдельности.

В основу статьи положена подворная опись ростовской вотчины Куракиных в селе Воскресенском Гвоздево тож, датируемая 1770 г.2 Опись представляет поименный список жителей каждого крестьянского двора, с указанием их родственных отношений и имущественного состояния (обеспеченность рабочим, молочным и мелким скотом, выполнение повинностей и т.п.).

Указанный документ является уникальным источником, который позволяет дать не только имущественную характеристику крестьянской семьи, но и ее структуру и состав. Кроме того, в качестве дополнительного материала в статье использовались переписка владельцев с вотчинной администрацией и челобитные крестьян.

В специальной литературе типологию семьи неразрывно связывают с изучением таких ее основных показателей, как численность, брачная парность, поколенный состав, семейно-имущественное положение и т. п.

При этом особо различают так называемые простые и сложные семейные формы. К простым относят такие семьи, которые имеют один брачный союз. В основе образования таких браков лежит малая семья. Среди них особо следует различать неполные семьи, т. е. семьи вдовцов и вдов. Сложная семья включает две и более брачных пар3.

Село Воскресенское являлось одним из крупных селений Ростовского уезда, в состав которого входили еще три деревни - Семеновская, Семибраты и Исады. В селениях насчитывалось 174 двора и проживало около одной тысячи душ обоего пола (далее - д. об. п.). Что же представляла собой крестьянская семья Воскресенской вотчины Куракиных в середине XVIII в.?

По данным подворной описи средний размер численности крестьянского двора (семьи) составлял 5,4 д. об. п., в т. ч. 2,6 душ мужского пола (далее - д. м. п.) и 2,8 душ женского пола (далее - д. ж. п.). Но по отдельным селениям наблюдалась небольшая вариация средней людности. На один двор в дер. Исады приходилось 6,4 д. об. п., в селе Воскресенском - 5,7, в дер. Семеновской - 5,4 и в дер. Семибратах - 5,3.

Что же касается соотношения мужского и женского населения по разным селениям Воскресенской вотчины, то колебания были довольно незначительными. По селу Воскресенскому и дер. Семеновской средняя численность мужчин и женщин соответственно составляла 2,9 и 2,7 в каждом селении, по дер. Семибратах - 2,4 и 2,9 и по дер. Исады - 3,4 и 3,0.

Приведенные данные свидетельствуют об отсутствии значительных преобладаний какого-либо пола, что указывает на определенную устойчивость демографических процессов в рассматриваемой вотчине. Однако населенность двора была незначительной и уступала средним показателям по Ростовскому уезду. Так, по сведениям “Описания городов Московской губернии” за 1775 г. в Ростовском уезде на один двор приходилось 3,6 д. м. п. А по неполным данным “Экономических примечаний” Ростовского уезда за 1775 г. в крепостной деревне средняя населенность двора составляла 7,1 д. об. п. (в т. ч. 3,3 д. м. п. и 3,8 д. ж. п.)4.

Отметим, что средняя людность двора в Воскресенской вотчине заметно возрастает по мере роста его имущественного положения. Так, в одном дворе в среднем числилось: у беднейших слоев - 4,1 д. об. п., средних - 6 д. об. п. и зажиточных - 7,3 д. об. п.

Наличие в Воскресенской вотчине Куракиных в середине XVIII в. небольших по населенности семей в значительной степени определяло состав, структуру крестьянского двора и его рабочие возможности. Прежде всего рассмотрим тип складывающихся семейно-родственных отношений (см. табл. 1).

Таблица *1
Тип семьи Кол-во семей % к итогу
I. Родство прямое
Супруги и неженатые дети 53 30,5
Супруги, женатые дети, внуки 39 22,4
Супруги, женатые сыновья (без детей), младшие дети 9 5,2
Супруги (без детей) 6 3,4
Супруги, женатые сыновья (без детей) 5 2,9
Всего 112 64,4
II. Родство боковое
Женатые братья с холостыми (женатыми) детьми 5 2,9
Женатые (холостые) братья и племянники женатые и холостые 5 2,9
Женатые (холостые) братья и незамужние сестры 15 8,6
Супруги с детьми и племянниками 8 4,6
Семьи с зятем 18 10,3
Прочие 11 6,3
Всего 62 35,6
Итого 174 100
* Табл. 1 составлена на основании источников: РГБ ОР. Ф.586. Оп. 1. Карт. 2. № 1.

Данные табл. 1 свидетельствуют о том, что крестьянский двор представлял собой родственный коллектив, состоящий из кровного прямого и бокового родства. Пришлые в семье (шурины, зятья и пр.) составляли незначительную долю (29 дворов, или 16,6 %). В вотчине явно преобладали семьи прямого родства (супруги, дети, внуки), которые составляли 112 дворов (64,4 %). Особенно распространенными были следующие типы семей: “супруги и неженатые дети” (53 двора, или 30,5 %) и “супруги, женатые дети, внуки” (39 дворов, или 22,4 %). Незначительное место занимали семьи типа “супруги без детей” (6 дворов, или 3,4 %) и “супруги, женатые сыновья (без детей) и младшие дети” (9 дворов или 5,2 %) и “супруги, женатые сыновья (без детей)” (5 дворов или 2,9 %).

Что касается семей бокового родства (женатые братья с холостыми или женатыми детьми, племянниками, незамужними сестрами), то они занимали довольно скромное место (33 двора, или 19 %). Итак, крестьянский двор в Воскресенской вотчине Куракиных в середине XVIII в. представлял собой семейную корпорацию очень близкого родства. Причем преобладающее положение занимала сложная неразделенная семья, состоящая из отцов, женатых сыновей, внуков, женатых братьев и племянников (115 дворов, или 66,1 %). Далее следовала малая семья, включающая одиноких супругов, а также супругов с неженатыми детьми (59 дворов, или 33,9 %).

Тип родственных отношений в значительной степени определял и их поколенный состав. Анализ семейной структуры в Воскресенской вотчине Куракиных свидетельствует о том, что более половины всех дворов (91 двор, или 52,3 %) состояли из двух поколений (супруги и неженатые дети, женатые братья и их холостые дети и т. п.). Несколько реже встречались трехпоколенные семьи (супруги, дети и внуки, супруги, дети, племянники и их дети). На их долю по указанной вотчине приходилось 40,8 %, или 71 двор. Небольшим количеством дворов были представленны однопоколенные семьи (зафиксировано 12 дворов, или 6,9 %).

Интересная картина получается в результате рассмотрения структуры крестьянских семей по числу брачных пар (см. табл. 2).

Таблица *2

Имущественное положение крестьянских семей села Воскресенского Ростовского уезда по числу брачных пар в 1770 г.

Имущест. группы крестьян Число дворов всего в т. ч. брачных пар безбрачных пар
1 2 3 4
Бедные 61/100 46/75,4 14/23 -/- -/- 1/1,6
Средние 96/100 31/32,3 51/53,1 14/14,6 -/- -/-
Зажиточные 17/100 1/5,9 5/29,4 10/58,8 1/5,9 -/-
Итого 174/100 78/44,8 70/40,2 24/13,8 1/0,6 1/0,6
* Табл. 2 составлена на основании тех же источников, что и табл. 1. Примечание: в числителе - количество дворов, в знаменателе - проценты.

Как видно из табл. 2, максимальное число брачных пар на один двор достигало четырех. Для жителей характерным является преобладание дворов, состоящих из одной пары (78 дворов, или 44,8 %). Далее следовали семьи, имеющие две брачные пары (70 дворов, или 40,2 %). Хозяйства с тремя супружескими парами занимали незначительное место (24 двора, или 13,8 %). В имении был зафиксирован лишь один двор с четыремя брачными парами. В целом преобладающее положение занимали дворы с одной и двумя супружескими парами (148 дворов, или 85 %). Практически отсутствовали хозяйства без брачных пар (был отмечен только один случай). Подобная ситуация прежде всего объяснялась твердой и жесткой политикой владельцев по сохранению полной тягловой способности лиц рабочего возраста. В Воскресенской вотчине сложилась практика сбора денежных оброчных повинностей с тягла, т. е. с мужа и жены. В этой связи Куракины строго следили за своевременным замужеством или женитьбой жителей села. Любые нарушения подвергались суровым наказаниям. В частности, незамужние девушки и вдовы в возрасте от 20 до 45 лет облагались денежными штрафами в размере двух рублей5. А одинокие холостые мужчины и супружеские пары без детей подвергались сдаче в рекруты (“В рекруты брать из холостых, а из женатых тех, где нет детей”)6. Тем не менее в этой вотчине неженатых и незамужних было достаточно. Так, по данным особой ведомости в 1774 г. здесь насчитывалось 32 незамужние крестьянки и вдовы (составляли 6,5 % от всего женского населения). По данным подворной описи 1770 г. число одиноких мужчин от 18 до 50 лет в вотчине достигало 44 человек (9,5 % от всех мужчин)7. О массовом характере “одиночества” крестьян в своих крестьянских вотчинах неоднократно указывали и Куракины8. Документы позволяют выяснить действительные причины этого явления. По мнению вотчинных властей, одна из причин частых уклонений девушек от замужества заключалась в приверженности их к расколу (“в коем будучи, многие девки совсем здоровые называют себя увечеными”)9.

Интересно отметить, что с ростом имущественного состояния крестьянского хозяйства увеличивается и число брачных пар (см. табл. 2). Так, среди бедных семей преобладающее положение занимала одна супружеская пара (46 дворов, или 75,4 %), а две пары составляли около одной четвертой части дворов (14 дворов, или 23 %). Иная картина наблюдается среди жителей среднего достатка. Здесь более половины дворов имели две супружеские пары (51 двор, или 53,1 %), далее следовали семьи с одной брачной парой (31 двор, или 32,3 %) и с тремя (14 дворов, или 14, 6 %). Что касается состоятельных хозяйств, то среди них преобладающее положение занимали три супружеские пары (10 дворов, или 58,8 %), а семьи с двумя парами составляли около трети хозяйств (5 дворов, или 29,4 %).

Подворная перепись 1770 г. по селу Воскресенскому позволяет выяснить соотношение полных и неполных брачных пар. По вотчине были зафиксированы 53 неполные брачные пары (из 297 всех супружеских пар). Как правило, все вдовы и вдовцы были старше 50 лет. Причем заметна некоторая определенность, связанная с тем, что с увеличением количества брачных пар в одном хозяйстве растет и число неполных супружеских пар. Так, на 79 дворов с одной семейной парой приходилось 6 (7,6 %) неполных брачных пар, на 70 дворов с двумя парами - 33 (47,1 %), а на 25 дворов с тремя-четыремя парами - 14 (56 %). Основные причины, влияющие на полноту супружеских пар в Воскресенской вотчине, были связаны не только с естественной убылью населения, но и с материальным положением семьи и численностью ее людского состава. Так, крестьянин-вдовец А. Михайлов сообщал в вотчинное правление о том, что из-за “скудности” и отсутствия рабочей силы в доме за него никто не идет замуж10. Учитывая дефицит в трудоспособном населении, многие домохозяева уклонялись выдавать замуж своих дочерей, боясь тем самым лишиться рабочих рук. В подобных случаях владельцы поощряли систему “примачества”, т. е. приема в семью сторонних лиц с целью, “чтобы от одиночества домы не пустели”. Нередко эти приемы оговаривались в специальных документах, где определялись права и обязанности договаривающихся сторон. В частности, житель дер. Семибраты И. Васильев принял в свой дом в качестве зятя сына вдовы Ф. Артемьевой, у которой “всем при доме жить на тягле не можно, что земли в умалении”11. В качестве примака находился у крестьянина дер. Семеновское В. Захарова внук жителя той же деревни Г. Иванова. В связи с “одиночеством” крестьянина А. Купреянова в его дом был принят племянник П. Федоров12. Семейный состав не мог не влиять на людность крестьянского двора. Максимальный размер семьи воскресенских крестьян достигал 12 человек (зафиксирован в одном дворе), а минимальный - два человека (зафиксирован в 7 дворах, или 4 %). Однако численность семей в селе Воскресенском в основном колебалась от 4 до 7 человек (составляли 131 двор, или 75,4 %). Доля малочисленных дворов от двух до трех д. об. п. была очень незначительной (21 двор, или 12 %); почти такая же доля дворов была представлена семьями от 8 до 12 душ (22 двора, или 12,6 %).

Заметим, что численность жителей в беднейшей группе крестьян не превышала 7 человек; в ней самыми распространенными были дворы в 3-5 человек (48 дворов, или 78,6 %). У среднего крестьянства наиболее населенными были дворы в 4-7 человек (78 дворов, или 81,2 %). Среди зажиточных семейств преимущественное положение имели те, в которых проживало 5-9 человек (13 дворов, или 76,4 %).

Материал свидетельствует о том, что типы родственных отношений оказывали свое воздействие и на имущественное положение крестьянского хозяйства. У беднейших слоев преобладающее положение занимали малые семьи (38 семей, или 62,3 %). В группе среднего достатка две трети семей относились к неразделенным (76 семей, или 79,2 %), а к малым - лишь пятая часть (20 семей, или 20,8 %). Еще более разительная картина наблюдается среди зажиточных домов. Неразделенная семья здесь занимала доминирующее положение (16 дворов, или 94,1 %). Как видим, неразделенная семья имела распостранение в основном среди зажиточных и отчасти средних крестьян, а малая - у беднейших и частично среднего достатка жителей.

Особый интерес вызывает вопрос о половозрастном составе населения крестьянского двора. Расчеты указывают на то, что более половины мужчин (52,9 %) и женщин (57,5 %) относились к молодому поколению в возрасте до 30 лет. Отметим, что детям до 15-летнего возраста принадлежала более одной четвертой части всего населения (доля мальчиков составляла 26 %, а девочек - 27,3 %). Причем это соотношение является характерным как для среднего (доля мальчиков составляла 23,8 %), так и зажиточного (25 %) хозяйств. В беднейших семьях доля мальчиков была выше (достигала одной трети всего населения - 31,4 %). Несколько иная картина наблюдается при выяснении вопроса о том, сколько детей приходилось на крестьянскую семью. Источники свидетельствуют, что число детей в крестьянской семье не превышало пяти человек. Наибольшее распространение имели семьи, содержащие одного (51 семья, или 29,3 %) или двух (41 семья, или 23,6 %) детей. Значительно реже встречались семьи с тремя (18 семей, или 10,4 %), четырьмя (7 семей, или 4 %) и пятью (7 семей, или 4 %). В целом же из 174 дворов 124 (71,3 %) имели детей, а 50 (28,75 %) - оказались бездетными. Следовательно, каждый третий-четвертый дворы не имели детей. Недостаточная обеспеченность крестьянских семей детьми в значительной степени объяснялась слабой общей заселенностью отдельного хозяйства, наличием в селе большой группы холостых мужчин и незамужних женщин, а также заметной дифференциацией среди местных жителей. Не случайно наибольшая часть бездетных семей приходится на долю беднейших домов (составляли 34,4 % от дворов данной группы), в то время когда в средних они достигали 25 %, а в зажиточных - 29,4 %. Отметим также, что доля многодетных семей (четыре-пять детей) среди беднейшей группы составляла 3 %, средней - 10,4 %, а зажиточной -11,8 %.

Что касается взрослого населения, то картина его половозрастного состава выглядит довольно неравномерно. Трудоспособных мужчин в возрастной группе от 15 до 17 лет было очень мало (16 человек, или 3,5 %); в возрасте от 18-20 до 21-30 лет их численность возрастает в два раза по сравнению с предыдущей группой (от 8 до 15,4 %), но затем последовательно уменьшается в каждой из последующих групп (с 13,2 % в возрасте 31-40 лет до 10,4 % в возрасте 51-60 лет). Вместе с тем обращает внимание заметная доля старшего поколения в возрасте свыше 60 лет (на их долю приходилось 12,5 % всего мужского населения).

Подобная возрастная неравномерность была характерна и для женщин. Численность работоспособных женщин неуклонно повышается с 15-летнего возраста до 30 лет (в три раза), но в возрастных группах от 31 до 60 лет происходит падение их численности (с 15,4 до 8,8 %). Заметной оказалась доля женщин в возрасте старше 60 лет (6,8 %). Соотношение мужского и женского населения по основным возрастным группам не выявило каких-либо существенных различий. Однако несколько выше была доля женщин в возрастной группе от 18 до 30 лет (24,6 % против 23,3 % у мужчин), что объяснялось прежде всего рекрутским набором мужского населения этого возраста.

Данные о половозрастном составе, приведенные в подворной описи села Воскресенского, позволяют определить и рабочие силы крестьянского двора (см. табл. 3).

Таблица 3*

Число работников в крестьянской семье села Воскресенского Ростовского уезда в 1770 г.

Число д. об. п. Число семей % к итогу Число мужчин в одной семье Без мужчин работни-ков работников полуработников 1 2 3 4 1 2 1 - - - - - - - - - 2 7 4 7 - - - - - - 3 14 8 10 2 - - 2 - 2 4 33 19 22 11 - - - - - 5 46 26,4 26 14 5 - 3 - 1 6 31 17,8 14 15 2 - 3 1 - 7 21 12,2 8 8 5 - 2 - - 8 8 4,6 3 4 1 - 2 - - 9 7 4 3 2 2 - 2 - - 10 3 1,7 - 2 1 - 1 - - 11 3 1,7 - 1 3 - - - - 12 1 0,6 - - - 1 - - - Итого 174 - 93 59 18 1 15 1 3 % - 100 53,4 33,9 10,4 0,6 8,6 0,6 1,7
* Табл. 3 составлена на основании тех же источников, что и табл. 1.

В литературе при определении рабочей силы крестьянского хозяйства принято выделять две группы: полные работники (18-60 лет) и полуработники (15-17 лет); остальные возрастные группы относятся к неработникам13. Прежде всего отметим, что только в трех дворах (1,7 %) отсутствовали мужчины-работники, хозяйство в них держалось на усилии женщин-работниц и пожилых крестьян. Все они относились к группе малонаселенных дворов, причем довольно бедного состояния.

Один мужчина-работник встречался во дворах с численностью от 2 до 9 человек. В дворах от 10 д. об. п. минимальное число взрослых работников составляло не менее двух человек. В подворной описи отсутствуют сведения о дворах свыше четырех взрослых мужчин-работников; редко встречаются дворы в три (зафиксировано 18 случаев) и четыре (отмечен один случай). В целом более половины хозяйств (93 двора, или 53,4 %) имели одну пару рабочих рук; а треть (59 дворов, или 33,9 %) - две пары. Рабочие пары в три-четыре руки встречались лишь в каждом девятом дворе (19 дворов, или 11 %).

Значительно хуже обстояло дело с обеспечением крестьянского хозяйства неполными работниками. Они проживали лишь в 16 дворах, что составляло 9,2 % от всех хозяйств. При этом почти все дворы были представлены одним неполным работником (15 из 16 дворов).

Как видно из табл. 3, с увеличением численности двора растет и обеспеченность его рабочей силой. Дворы численностью в два-три человека имели в основном по одному работнику. В дворах от четырех до девяти человек преимущественно насчитывались один-два работника, а в дворах от 10 и более человек численность работников составляла две-четыре души мужского пола. Итак, с увеличением численности крестьянского двора усложняется и состав рабочей силы. В среднем крестьянский двор в селе Воскресенском имел 1,5 работника и 0,1 полуработника.

Особенно существенно различались трудовые ресурсы крестьянской семьи по имущественным группам. Расчеты свидетельствуют о том, что средние данные о количестве работников возрастали по мере укрепления материального положения хозяйства воскресенских крестьян. Например, на один двор приходилось работоспособного населения мужского пола у беднейших крестьян - 1,2, у средних - 1,6 и у зажиточных - 2,3. Причем в группе беднейших дворов довольно высокой оказалась доля семей с одним работником (72,2 %), в то время как в среднем эта доля составила 49 %, а в зажиточной - 11,8 %. Зато доля дворов с двумя работниками резко повышается в средней и зажиточной группах (соответственно в 1,9 и 2,2 раза по сравнению с беднейшей группой). Дворы с тремя полными работниками имелись в основном в зажиточных дворах (35,3 %). В этой же группе была зафиксирована семья с четырьмя работниками. Все это свидетельствует о лучшей обеспеченности состоятельного двора трудовыми ресурсами.

Итак, в середине XVIII в. крестьянская семья в селе Воскресенском князей Куракиных представляла собой небольшой родственный коллектив. Преобладающее положение занимала неразделенная отцовская семья, но с ограниченными ресурсами трудоспособного населения. По мере роста имущественного положения семьи возрастали и ее рабочие возможности.

  1. Историческая демография: проблемы, суждения, задачи. М., 1989.
  2. РГБ ОР. Ф. 586. Оп. 1. Карт. 2. № 1.
  3. См.: Александров В.А. Типология русской крестьянской семьи в эпоху феодализма // История СССР. 1981. № 3; Николаев С.Д. Структура мордовской семьи первой половины XIX в. // Проблемы дореволюционной истории крестьянства Мордовии. Саранск, 1991; и др.
  4. РГАДА. Ф. 400. Оп. 1. № 30. Л. 80-85; Ф. 1355. Оп. 1. № 2111 (подсчет наш).
  5. ГИМ ОПИ. Ф. 3. Нов. оп. № 35. Л. 92 об.; Ф. 450. Оп. 2. № 262. Л. 121-121 об.
  6. Там же. Ф. 3. Нов. оп. № 34. Л. 2.
  7. Там же. Ф. 3. Нов. оп. № 35. Л. 52-259 об.; РГБ ОР. Ф. 586. Оп. 1. Карт. 2. № 1.
  8. ГИМ ОПИ. Ф. 450. Оп. 2. № 262. Л. 121-121 об.
  9. Там же. Л. 137 об.
  10. Там же. Л. 35.
  11. Там же. Л. 1 10.
  12. Там же. Л. 71-171 об., 102-102 об.
  13. Бакланова Е.Н. Крестьянский двор и община на русском Севере. Конец XVII - начало XVIII в. М., 1976.

Ростов Великий, в отличие от иных древних городов Владимиро-Суздальской земли, не сохранил свои древнейшие храмы, и получить о них некоторое представление позволяют лишь результаты археологических исследований1. В целом искусство средневекового Ростова может быть освещено только после детального изучения всех его сохранившихся памятников. До этого любой обзор будет носить предварительный характер и давать лишь самое общее представление о значении этого локального культурного центра Северо-Восточной Руси. По крайней мере сегодня трудно претендовать на большее.

Уяснению путей развития ростовского иконописания немало способствовали выставки, устроенные в Москве в 1967 и 1973 гг.2 На первой представилась реальная возможность соотнести произведения ростовских мастеров с продукцией иных центров обширнейшего региона3. На второй впервые можно было увидеть немало незадолго до того раскрытых реставраторами икон XV - XVI вв. Появлялись и атрибуционные статьи, посвященные ростовским иконам указанного периода, хотя и крайне редко4. Между тем именно изучение конкретных памятников может внести большую ясность в понимание сложностей художественного процесса в изменявшихся политических условиях русского государства.

При знакомстве с искусством Ростова на первых порах постигает разочарование. Иконопись предстает не монолитной, с яркими и прочно устоявшимися традициями, а как бы распадающейся на несколько звеньев, с характерными для каждого из них особенностями письма. Тонкой, едва заметной нитью они связываются воедино, в то, что с некоторой осторожностью можно рассматривать как признаки ростовского иконописания.

Наиболее ранние примеры сюжетных изображений, выполненных в Ростове, представлены книжной миниатюрой5. Это прежде всего изображение явления Богоматери спящему Роману Сладкопевцу на фронтисписе нотированного Троицкого Кондакаря, начала XIII в. (Москва. РГБ. Ф. 304, № 23). Даже при неудовлетворительном состоянии сохранности живописи все же остаются заметными изящные пропорции фигур и мягкие нежные краски. Не исключено, что одним и тем же художником выполнены миниатюры фронтисписов Апостола толкового, датированного 1220 г. (Москва. ГИМ. Син. 7) и Университетского Евангелия (Москва. Научная библиотека МГУ. 2 Ag 80), переписанного примерно в те же годы. На первой из них представлены молящиеся венчающему их Христу апостолы Петр и Павел, фигуры которых вписаны в пространство трехцентровой килевидной арки, опирающейся на тонкие мраморные колонки. Художник мастерски владеет рисунком и виртуозно кистью, пишет тонко и многослойно, достигая при моделировании объемов удивительного совершенства. Беспокойные складки одежд прекрасно передают экстатическое состояние апостолов, столь привлекавшее внимание константинопольских миниатюристов на рубеже XII - XIII вв. Миниатюра Университетского Евангелия с такой же схемой архитектурного обрамления и с теми же стилистическими особенностями, отличающими выполнение фигуры сидящего евангелиста Иоанна Богослова. Однако колорит несколько ярче, больше чистых тонов. Хотя обе миниатюры со славянскими сопроводительными надписями, но все особенности манеры выполнения указывают на авторство греческого мастера, явно работавшего в ростовском скриптории после захвата в 1204 г. Константинополя крестоносцами6.

В том же ростовском скриптории примерно в 1240-х гг. было изготовлено известное Оршанское евангелие, в месяцеслове которого под 23 мая отмечено обретение мощей св. Леонтия Ростовского. Но, в отличие от предыдущих рукописей, его две сохранившиеся миниатюры с изображениями евангелистов Луки и Матфея (Киев. ЦНБ АНУ. ДА/П. 555. Лл. 42 об.,123 об.) исполнены совершенно в иной манере, не позволяющей говорить о какой-либо адаптации византийского художественного стиля на ростовской почве. Следовательно, сам факт работы здесь еще в недавнем прошлом квалифицированных греческих миниатюристов вовсе не означает, что вследствие этого Ростов мог быстро превратиться в местный центр византийской культуры. Для этого следовало пройти трудный путь становления традиции, создания опытных творческих кадров.

Историки неоднократно обращали внимание на то, что в Ростове в течение длительного времени удерживались грекофильские традиции, причем даже тогда как в целом византийское влияние на русскую культуру было значительно ослаблено. Из жития Петра царевича Ордынского, знатного выходца из Золотой Орды, известно, что во второй половине XIII в. в ростовской епископской церкви держался обычай антифонного пения по-гречески и по-славянски. И хотя здесь можно подразумевать лишь бытование греческих церковных напевов, широко употреблявшихся и в более позднее время, в целом византинизирующие тенденции в этот период представляются вполне реальными. Косвенно о них говорит относимая к рубежу XIII - XIV вв. икона Спаса Нерукотворного из Введенской церкви в Ростове7. Лик Спаса суровый и сосредоточенный, но во взгляде не свойственная греческим образам мягкость. Лицо выполнено в темных оливковых тонах, и в моделировке его объемов сказываются приемы, унаследованные от эллинистической традиции, далеко не всегда понятной русским иконописцам. О том, в частности, говорит датируемая началом XIV в. икона св. Николы Зарайского с житием, из с. Павлова близ Ростова8. Если голова Спаса на белом убрусе выделяется четким силуэтом, то тонко обыгранный белый цвет в иконе св. Николы принимает непосредственное участие в создании той зеленовато-серебристой гаммы, которая надолго становится одним из формальных определяющих признаков ростовского иконописания. Икона св. Николы из с. Павлова сродни тем провинциальным памятникам, которые далеки от классицирующей иконописной манеры. Однако не надо думать, что мастер совершенно отходит от каноничных иконографических схем9. Скорее, он их подвергает лишь некоторому упрощению: фигуры становятся более приземистыми либо, наоборот, вытянутыми, какими видим на уже упомянутой иконе, а также в изображении Троицы Ветхозаветной, начала XIV в., из церкви свв. Козьмы и Дамиана в Ростове10, в иконе Спаса Вседержителя с апостолами на полях, первой половины XIV в.11 “Троица Ветхозаветная”, - наиболее “классическое” произведение ростовского иконописания, - показывает, что развитие искусства в первые десятилетия XIV в. шло путем, предначертанным традициями предшествующего столетия. Изображение Спаса с апостолами обнаруживает уже следы воздействия палеологовских образцов.

Если судить по названным иконам, то ростовские мастера в XIV в. любят мягкие зеленовато-серебристые тона, а тщательной моделировке одежд предпочитают локальные цветовые пятна, которые почти никогда не горят яркой киноварью, в отличие от новгородских произведений. Это провинциальное искусство с отчетливо выраженным тяготением к архаизации форм. Выносная двусторонняя икона рубежа XIV - XV вв., с изображениями Богоматери Умиления, свв. Евстафия и Феклы из церкви св. Иоанна Богослова на Ишне12, показывает, что и позже положение в сущности не изменилось.

К середине XV в. в произведениях ростовских мастеров все больше сказываются последствия их соприкосновения с творчеством московских художников. Лебединой песнью традиционного иконописания Ростова можно считать выполненные в третьей четверти XV в. иконы лоратного архангела Михаила (Ростов, музей-заповедник)13 и свв. князей Бориса и Глеба (Москва. ГТГ)14. Для этих произведений показательны удлиненные пропорции плоскостно трактованных фигур. Здесь отчетливо проявляется стремление подражать изысканному рисунку московских икон, но создать столь же изысканные изображения воспитанные на усвоении старых местных традиций ростовские мастера в это время еще не в состоянии. Поэтому их работы скорее отзываются эхом достижений московской иконописи, успевшей основательно усвоить и творчески переработать поздневизантийское художественное наследие. В какой-то мере это было облегчено благодаря переселению в Москву незадолго до захвата турками Константинополя в 1453 г. столичных греческих художников. Для сближения же ростовской иконописи с московской важное значение имел такой чисто политический акт, как ликвидация в 1474 г. крохотного удельного Ростовского княжества, представлявшего к тому времени подобие ветхой заплаты на одежде быстро возвышавшегося Московского государства. Кардинальное изменение основной линии развития ростовской иконописи второй половины XV в. было обусловлено и иными причинами. В 1488 - 1489 гг. имело место проведенное правительством великого князя Ивана III массовое переселение в среднерусские земли, в том числе и в Поволжье, жителей покоренного Новгорода, принесших сюда не только произведения искусства, но и свои устойчивые художественные традиции.

С резко усилившимися московскими воздействиями следует связать появление полнофигурного Деисусного чина из с. Гуменец, от которого сохранилась только икона Богоматери в молении15. Ее лицо моделировано с плавными светотеневыми переходами, без малейшей резкости, как бы под сурдинку. В произведении появились не свойственные старым ростовским иконам мягкость и лиризм. Выполнена ли эта икона во второй половине XV в. местным мастером или заезжим - неизвестно, как и исполнителей Деисусного чина рубежа XV - XVI вв. из Николо-Воржицкой церкви в Ростове, имеющего немало общих черт с произведениями, созданными в северных новгородских провинциях16. Об этом позволяют говорить не столько даже иконографические особенности, сколько технические приемы, с резкими, почти крикливыми сочетаниями и нарочито акцентированной графичностью линии. В новгородских провинциальных произведениях находит параллели и икона св. Николы с Нерукотворным Спасом и избранными святыми на полях, из церкви свв. Козьмы и Дамиана в Ростове (начала XVI в.)17.

Для изучения стилистических изменений, происшедших в ростовской живописи на рубеже XV - XVI вв., важны иконы, входившие в полнофигурный Деисусный чин из с. Ивашева18. Икона архангела Гавриила по манере исполнения несколько архаична: фигура тяжеловатых пропорций; подобно тому, как в новгородских произведениях колорит построен на сопоставлении яркой киновари с коричневыми и холодноватыми зелеными тонами. Фигура апостола Павла (явно выполненная другим мастером) отличается стройным силуэтом, очерченным плавной линией, и хорошей моделировкой. Изображение смещено немного вправо. Жест вытянутых рук с книгой, легкий наклон головы и широкая поступь подчеркивают неторопливое размеренное движение. Мастер, изобразивший св. Николу, стремился следовать ростовским иконописным традициям, но все же оказался захваченным сильным московским влиянием. В итоге его произведение мало чем отличается от самых характерных образцов московской живописи рубежа XV - XVI в.19 Процесс интенсивного усвоения московских традиций явно осуществлялся благодаря таким изысканным творениям, как написанная в самом конце XV в. икона Богоматери Одигитрии, из с. Гуменец20. Из того же самого храма происходят явно выполненные в самом начале XVI в. с участием столичных мастеров полуфигурный Деисусный чин, выявляющий несколько индивидуальных манер письма, и весьма аристократичная икона св. Димитрия Солунского в житии21.

Не менее сложным явлением представляется и иконопись Ростова середины XVI в. Независимо от того, кем и где выполнены, вероятнее всего около 1550 г., иконы Богоматери Владимирской с Преображением, архангелами и избранными святыми на полях и Ростовских чудотворцев и преп. Сергия Радонежского, из церкви с. Уславцева22, но их общий художественный строй выдает связь со столичными мастерскими. То же самое надо сказать и об иконных вставках резных царских врат из церкви Иоанна Богослова на Ишне, выполненных иноком Исаией для собора Богоявленского Авраамиева монастыря в Ростове в 1562 г. В таких же произведениях, как иконы “Спас в силах” и “Благоразумный разбойник Варах” (северная дверь иконостаса), тоже связанных со временем царствования Ивана Грозного, все еще дают знать о себе местные традиции23.

О том, что в Ростове и в самом конце XVI в. работали свои иконописцы, свидетельствует текст обширной летописи на оборотной стороне впоследствии переписанной иконы Спаса на престоле в церкви св. Николы на Всполье. Если в XVI в. город еще сохраняет значение локального художественного центра, то в самом начале следующего XVII в. польско-литовская интервенция, последствия которой столь тяжело сказались на экономической и культурной жизни Ростова, едва не полностью заглушила какую-либо творческую жизнь. Она возродилась при новых условиях, когда возникли ранее невиданные по своим масштабам архитектурные ансамбли, из которых самым грандиозным был митрополичий двор с его храмами и палатами. Но все это принадлежало иной эпохе.

  1. Воронин Н.Н. Археологические исследования архитектурных памятников Ростова // Материалы по изучению и реставрации памятников архитектуры Ярославской области. Ярославль, 1958. Вып. 1: Древний Ростов. С. 4 - 25; Иоаннисян О.М., Зыков П.Л., Леонтьев А.Е., Торшин Е.Н. Архитектурно-археологические исследования памятников древнерусского зодчества в Ростове Великом // СРМ. Ростов, 1994. Вып. VI. С. 189 - 217.
  2. Ростово-суздальская школа живописи. Каталог выставки. М., 1967; Живопись Ростова Великого. Каталог выставки. М., 1973.
  3. Вздорнов Г.И. О живописи Северо-Восточной Руси XII - XV веков // Искусство. 1969. № 10. С. 55 - 63.
  4. Мельник А.Г., Сазонов С.В. Икона “Ростовские святые и Сергий Радонежский” // Научная конференция, посвященная 125-летию со дня рождения М.И. Смирнова. Переславль-Залесский, 28 - 30 сентября 1993 г. Тез. докл. Переславль-Залесский, 1993. С. 65 - 67; Мельник А.Г. Двусторонняя икона “Богоматерь Умиление. Евстафий и Фекла” // Там же. С. 67 - 69; Кочетков И.А. Икона Николы, известная как моленная преподобного Сергия // ИКРЗ. 1993. Ростов, 1994. С. 56 - 59.
  5. Вздорнов Г.И. Искусство книги Древней Руси. Рукописная книга Северо-Восточной Руси XII - начала XV веков. М., 1980. С. 23 - 29. Описание: №№ 4, 6, 7.
  6. Подробнее: Пуцко В. Византийские художники-иллюминаторы славяно-русских рукописей начала XIII века (В печати). См. также: Пуцко В.Г. Византийские мастера в XIII в. на Руси // Byzantinоrussica. М., 1994. № 1. С. 82 - 83.
  7. Антонова В.И., Мнева И.Е. Каталог древнерусской живописи Гос. Третьяковской галереи. М., 1963. Т. 1. № 161. Илл. 161.
  8. Там же. № 164. Илл. 118 - 122.
  9. Љevиenco N.Р. The Life of Aiant Nicholas in Byzantine Art. Torino, 1983 (Centrо studi bizantini, Вari. Monografie, I).
  10. Антонова В.И., Мнева И.Е. Каталог древнерусской живописи. Т. 1. № 166.
  11. Там же. № 167.
  12. Иконы из собрания Ростовского музея-заповедника. Каталог (Автор-составитель Вахрина В.И.). М., 1991. № 1. С. 7 - 9. Подробнее см.: Мельник А.Г. Двусторонняя икона “Богоматерь Умиление. Евстафий и Фекла” С. 67 - 69.
  13. Иконы из собрания Ростовского музея-заповедника. № 2. С. 10 - 11; Пуцко В.Г. Заметки о ростовской иконописи второй половины XV века // Byzantinoslavica. Praha, 1973. Т. XXXIV. С. 200 - 201. Рис. 1.
  14. Там же. С. 200. Рис. 2.
  15. Там же. С. 201 - 203. Рис. 3.
  16. Там же. С. 203 - 206. Рис. 4 - 9.
  17. Там же. С. 206 - 207. Рис. 13.
  18. Там же. С. 208 - 209. Рис. 10 - 12.
  19. Подробнее см.: Дионисий и искусство Москвы XV - XVI столетий. Каталог выставки. Л., 1981.
  20. Пуцко В. Икона Богоматери Одигитрии из церкви села Гуменец // Revue roumane d’histoire de l’art: Sйrie beaux-arts. Bucarest, 1975. Т. XII. С. 41 - 49.
  21. Воспроизведения см.: Живопись Ростова Великого. М., 1973; Иконы из собрания Ростовского музея-заповедника. М., 1991. № 17 (С. 25, 31 - 35), № 7 (С. 19).
  22. Там же. № 3, 6 (С. 12 - 13, 16 - 17).
  23. Puсko М. N. und V. G. Zwei Denkm?ler der Rostover Ikonenmalerei des 16. Jahrhunderts // Forschungen zur osteuropдischen Geschichte. Berlin, 1975. Bd. 21. S. 7 - 16.

Икона “Богоматерь Одигитрия”1 была отреставрирована в 1981 г. Ю.М. Барановым. Вскоре она нашла свое место в постоянной экспозиции Ростовского музея, однако до сей поры не привлекла внимания исследователей.

Рассматриваемая икона поступила в Ростовский музей в 1929 г. из церкви Леонтия на Заровье, которая расположена в северо-западной части Ростова Великого. Нынешнее здание церкви, дошедшее до нас в руинированном состоянии2, было построено в 1772 г., на месте более раннего одноименного деревянного храма. Первое известное упоминание о деревянной Леонтьевской церкви относится к 1565 г.3, но, несомненно, церковь существовала и много раньше. Об этом косвенно свидетельствует то, что она была единственной приходской церковью города4, посвященной канонизированному еще в XII в. наиболее чтимому ростовскому святому епископу Леонтию.

По свидетельству Станислава Немоевского, оказавшегося в Ростове в 1606 г., тогда в городе при каждой летней холодной приходской церкви имелась отапливавшаяся по-черному церковь для отправления богослужения в зимнее время. Важно наблюдение С. Немоевского о том, что летние церкви “более изящно украшены образами”5. Внутреннее же убранство “закоптелых”6 зимних церквей, видимо, было сведено к минимуму. Надо думать, та же ситуация существовала и в предыдущее время, то есть в XVI в.

Из документа 1624 г. мы узнаем, что при деревянной клетского типа церкви Леонтия имелась “трапеза теплая пречистые Богородицы Одигитрие”7. Не случайно впоследствии в каменной Леонтьевской церкви был устроен одноименный придел, существовавший до начала XX в.8

Вероятно, рассматриваемая икона происходит из той деревянной церкви Одигитрии и, возможно, даже являлась ее храмовым образом.

По данным художника-реставратора Ю.М. Баранова, икона дошла до нас под двумя слоями поздних записей и со значительными утратами красочного слоя. Отмечена плохая сохранность первоначальной живописи на фоне и полях, имеются утраты и на изображениях ликов и рук, особенно значительные на лике Богоматери9.

Икона “Богоматерь Одигитрия” написана на одной доске не совсем правильной формы с двумя врезными сквозными шпонками. На ней представлено поясное изображение Богоматери. Левой рукой она поддерживает Младенца Христа, сидящего, слегка повернувшись к матери, которая чуть склонила голову в его сторону. Правая рука Богоматери застыла на уровне груди в изысканнейшем жесте благословляющего перстосложения. Взгляд ее обращен на зрителя. Вытянутой правой рукой Христос благословляет. В левой его руке находится свиток. Вишневый мафорий Богоматери кроме золотых звезд оформляет желтая кайма с богатым золотым орнаментом. Изнанка мафория серовато-голубая с зеленоватым оттенком. Чепец и хитон Богоматери темно-синие, на поруче - две желтые полосы светлой охры с золотым рисунком. Украшенная золотым орнаментом полоса идет по вороту хитона.

На Младенце светло-розовый, в белую косую клетку, хитон с темно-синими каймами по вороту и краям рукавов. Желтый гиматий Христа украшают золотые ассист и кайма, разделанная темно-синим, почти черным геометрическим орнаментом. Складки гиматия светло-коричневые. Белый пояс Младенца испещрен черными короткими полосками. Свиток белого цвета.

Санкирь личного коричневый с зеленоватым оттенком. Вохрение нанесено довольно темной охрой. Нимбы выполнены золотом, фон желтый, по краям иконы расположена красная кайма. Надписи почти целиком утрачены.

В целом же колорит нашей иконы довольно высветлен, что свидетельствует о стремлении ее мастера следовать уже затухающей дионисиевской традиции. Но в этом стремлении он не всегда был последователен, о чем говорит глухой темно-синий цвет чепца и хитона Богоматери.

Рассматриваемую икону, по-видимому, можно датировать серединой - второй половиной XVI в.

Поражает удивительное сходство данного произведения с широко известной иконой “Богоматерь Одигитрия”, выполненной около 1502-1503 гг. Дионисием для собора Ферапонтова монастыря10.

Вряд ли случайно, что ростовская икона по своим размерам составляет примерно четвертую часть ферапонтовской11. На обеих иконах сходны общие контуры соответствующих фигур, их позы, жесты рук, черты лиц. Почти одинаковы и многие мелкие детали, например, рисунок золотой отделки каймы мафория Богоматери, формы складок одежд и т.п. Одним словом, иконографическое сходство данных произведений более чем очевидно. Гораздо менее заметны их различия. Укажу на основные из них.

Правое плечо Богоматери на ростовской иконе выступает несколько больше, чем на ферапонтовской. Правая нога Младенца на последней выставлена влево так, что слегка перекрывает ступней изнанку мафория Богоматери. На ростовской же иконе соответствующая нога Христа опущена почти вертикально, не касаясь упомянутой изнанки. Большой палец благословляющей руки Богоматери на нашей иконе изображен более длинным, чем на ферапонтовской. На этом же произведении крайняя полоса каймы мафория Богоматери украшена изображениями цветных драгоценных камней, на ростовской - только золотым орнаментом, а на мафории у рук Богоматери указанная полоса вообще отсутствует. Орнамент каймы гиматия Младенца на ферапонтовской иконе состоит из завитков, на ростовской - из своеобразных уголков.

Ряд аналогичных элементов данных произведений имеет разную окраску. Например, хитон Младенца на ферапонтовской иконе светло-зеленый, а на нашей он светло-розовый. Пояс и свиток Христа на первом произведении голубые (правда, разных оттенков), на втором они белые.

В настоящее время известен целый ряд произведений, сходных по иконографии как с нашей иконой, так и с ферапонтовской Одигитрией12. Данный иконографический тип принято называть “Богоматерь Седмиезерная”. Основное его отличие от обычной Одигитрии заключается в том, что правая рука Богоматери изображается не прижатой к груди, а благословляющей13. Среди всех доступных для изучения “Седмиезерных” рассматриваемая икона выделяется наибольшей близостью упомянутой Одигитрии Дионисия.

Но существует еще одно произведение, которому очень близка по иконографии наша икона. Это происходящая из новгородского Софийского собора таблетка конца XV в. с изображением Богоматери Одигитрии на одной из своих сторон14.

Уже давно подмечено значительное сходство данной Одигитрии с упомянутой Одигитрией из Ферапонтова15. Самое же замечательное то, что рассматриваемая икона в некоторых деталях даже ближе указанной софийской таблетке, чем ферапонтовская икона. В частности, на софийской таблетке и ростовской иконе одинаково изображены правая ножка Младенца и орнамент в виде уголков на кайме его гиматия. Этими же самыми деталями ростовская икона отличается от ферапонтовской (см. выше).

Таким образом, наша икона имеет явное иконографическое родство как с Одигитрией на софийской таблетке, так и с Одигитрией из Ферапонтова. Трудно предположить, что мастер рассматриваемой иконы сознательно переработал иконографию этих двух произведений. Скорее всего, он более или менее достоверно повторил какой-то предшествовавший образец.

Учитывая все вышесказанное, а также слабую изученность иконографического типа “Богоматерь Седмиезерная”, можно предположить, что рассмотренная ростовская икона восходит к неизвестному ныне произведению, объединявшему в себе иконографические черты упомянутой софийской таблетки и ферапонтовской Одигитрии. Не было ли это произведение не дошедшей до нас иконой Дионисия или мастера его круга?

*Данная работа впервые была обнародована в качестве доклада 19 мая 1993 г. на конференции в Ярославском художественном музее.
  1. ГМЗРК. Ц-929/683; 60,6 х 49,2 х 2,4 см.
  2. См.: Мельник А.Г. Уничтоженные храмы Ростова Великого //Московский журнал. М., 1991. № 11. С. 18-19.
  3. ЯЕВ. 1896. Ч. неофиц. Ст. 284.
  4. Разумеется, кроме данной церкви в ростовском Успенском соборе существовал придел св. Леонтия.
  5. Титов А.А. Записки Станислава Немоевского (1606-1608 гг.). М., 1907. С. 125.
  6. Там же. С. 125.
  7. “Жилые и пустые церкви” гор. Ростова, а также огородные, пахотные и сенокосные земли их в 1624-м г. //ЯЕВ. 1895. Ч. неофиц. № 43. Ст. 675.
  8. Краткие сведения о монастырях и церквах Ярославской епархии. Ярославль, 1908. С. 122.
  9. Приношу благодарность Юрию Михайловичу Баранову за консультацию по данному вопросу.
  10. Ср.: Перцев Н.В. О новооткрытом произведении Дионисия //Древнерусское искусство. Художественная культура Москвы и прилегающих к ней княжеств. XIV-XVI вв. М., 1970. С. 135-173; Смирнова Э.С. Живопись Древней Руси. Л., 1970. Илл. 28; Лазарев В.Н. Русская иконопись от истоков до начала XVI века. Московская школа. М., 1983. Илл. 125.
  11. Ср.: Перцев Н.В. Указ. соч. С. 155.
  12. См. там же. С. 171-173. Кроме указанных Н.В. Перцевым иконы с подобной иконографией имеются в собрании Рогожского кладбища в Москве (см. воспроизведение в: Смирнова Э.С., Лаурина В.К., Гордиенко Э.А. Живопись Великого Новгорода. XV век. М., 1982. С. 312), в Переславль-Залесском историко-архитектурном музее-заповеднике, № 5384/269И; в Муромском историко-художественном музее, М-6697; в церкви Иоанна Лествичника Кирилло-Белозерского монастыря.
  13. Перцев Н.В. Указ. соч. С. 171.
  14. Ср.: Смирнова Э.С., Лаурина В.К., Гордиенко Э.А. Указ. соч. С. 301, 307, 310, 311, 312, 319-320, 518. Илл. 19б.
  15. Лазарев В.Н. Страницы истории новгородской живописи. Двусторонние таблетки из собора св. Софии в Новгороде. М., 1977. С. 19-20, 43; Смирнова Э.С., Лаурина В.К., Гордиенко Э.А. Указ. соч. С. 312.

Особенностью иконы, как живописного произведения, является то, что художник не подписывал ее, не ставил даты создания. И если такие сведения на иконе приводятся - это большая редкость, что скорее исключение из общего характерного молчания русской иконы.

В каждом музейном собрании икон есть произведения с датами, подписями и надписями, которые мало изучены. Эти надписи могут быть прекрасным источниковедческим материалом для разных категорий исследователей. Надписи могут помочь в атрибуции икон, ввести в оборот новые имена иконописцев или неизвестные произведения широко известных художников, полнее представить историю бытования иконы, уточнить сведения об исторических события[ и лицах, о работе иконописных артелей, о реставрации икон, о владельцах.

Надписи на иконах писали как на лицевой стороне, так и на оборотной. На лицевой стороне - краской, на оборотной - чернилами, карандашом, процарапывали острым предметом. Чаще всего надписи были лаконичными, краткими, но встречались и очень подробные.

Давно возникла необходимость в создании общего сводного каталога подписных, датированных икон всех музейных собраний, частных коллекций, действующих храмов. Государственной Третьяковской Галереей в 1980-е годы была предпринята попытка создать подобный каталог. Государственный Эрмитаж в 1980-е годы организовал выставку из своего собрания “Русские иконы с надписями, подписями и датами”1. Работа над составлением каталога икон с датами, подписями, надписями ведется во всех музеях. Результатом подобного исследования и является публикация каталога икон с датами, подписями, надписями из собрания Ростовского музея.

В Ростовском музее хранится около одной тысячи икон2. Икон с датами, подписями, надписями насчитывается более 40.

К ранним датированным произведениям относятся царские врата, происходящие из собора Богоявленского Авраамиева монастыря Ростова [кат. № 1]. Эти царские врата - широко известное произведение, неоднократно публикуемое как выдающийся памятник резьбы по дереву. Царские врата, состоящие из створ, сени, столбиков, покрытых сплошь растительным орнаментом, выполненном в технике глухой резьбы, имеют 37 живописных вставок с изображением Благовещения, Евангелистов, Евхаристия, Троицы Ветхозаветной, Богоматери Знамение, святых, среди которых есть и ростовские чудотворцы. Надпись, выполненная на нижней планке сени белилами по зеленому фону вязью, сообщающая дату создания врат, относится и к дате выполнения живописных вставок. В 80-е годы прошлого века царские врата были реставрированы: резьбу по дереву густо покрыли твореным золотом, живописные вставки прописали. Исследование этого датированного произведения возможно будет после реставрации как самих врат, так и живописных вставок, созданных в 1562 году.

К XVI веку относится икона из собора Бориса и Глеба Ростовского Борисоглебского монастыря “Богоматерь Лиддская с клеймами” [кат. № 2]. Вероятно, надпись создана заново при поновлении иконы в 1854 г. и не является повторением старой. Сведения, приводимые надписью по содержанию делятся на три части 1) рассказ о явлении чудотворной иконы “Богоматери Лиддской”; 2) о появлении иконы “Богоматери Лиддской с клеймами” в Ростовском Борисоглебском монастыре и о начале ее местного празднования; 3) о поновлении иконы в 1853-1854 гг. Автор надписи сообщает, что сведения о появлении иконы в Борисоглебском монастыре он взял из кормовых книг, при этом называет страницу. Эта деталь, как мы сказали бы, ссылка на источник, характерна для исследователя, ученого, позволяет предположить, что надпись на иконе создана не без участия архимандрита Амфилохия (Павел Иванович Сергиевский-Казанский), известного ученого-палеографа. Архимандрит Амфилохий позднее сделал доклад об этой иконе, где сообщил, что она пожертвована в 1567 году в Борисоглебский монастырь ключарем Московского Архангельского собора о. Владимиром, который постригся здесь в 1588 г. Икона реставрирована в 1855 г. иконописцем Иваном Самойловым.

К нашей теме относится 9 икон XVII века. На иконе “Спас Нерукотворный с предстоящими святыми” [кат. № 3] надпись выполнена при поновлении иконы в 1743 г., частично повторяя прежнюю. Надпись сообщает год создания иконы и историю бытования ее: выполненная в 1645 году, она была поставлена над городскими вратами Ростова, а в 1743 году перенесена в церковь Всех святых. Из городского храма Всех святых икона в 1922 году поступила в Ростовский музей. Икона уникальна по своей иконографической программе, сведения в надписи еще более увеличивают ее значимость для исследователей.

Надпись на иконе “Богоматерь Казанская” [кат. № 4] выполнена на обороте иконы, после слов молитвы. Надпись сообщает, что икона написана иконописцем попом Тимофеем 20 октября 1649 года в церковь Великомученика Никиты села Поречье. Имя ростовского иконописца Тимофея встречается в работах И.Е. Забелина, Л.А. Ровинского, А.И. Успенского, из которых мы узнаем, что он участвовал в росписях Московского Успенского собора [1642-1643 гг.], церкви Спаса на Сенях [1670-е гг.]. Икона “Богоматерь Казанская” - единственное известное подписное произведение иконописца XVII века из Ростова. Ценны сведения, указывающие дату создания: 20 октября, накануне празднования (22 октября) Казанской иконы Божией Матери в память избавления России от поляков в 1612 году. С 1649 года (год написания иконы из собрания Ростовского музея) учреждено ее повсеместное почитание. Имя иконописца, согласно этике, названо с интонацией уничижительной: “грешный поп”, что часто встречается в подписях на иконах. Меняется и почерк: молитва написана уставом, а сведения о художнике и т. д. полууставом, переходящим в скоропись.

Эта последняя особенность отмечается и в надписи, расположенной на обороте иконы “Жрется агнец Божий” [кат. № 5]. Здесь смиренно уничижительный тон еще более увеличен: “многогрешный раб Ивашко Суворов” написано мелкими буквами скорописью. Основная надпись выполнена каллиграфической вязью.

В 1921 году из фонда Главмузеев поступила икона с изображением Иоанна Предтечи-Ангела пустыни [кат. № 7]. На обороте иконы под верхней шпонкой написано: “Сию икону дал по вере в дом чудотворцу Антонию устюжанин Федор иконник Усолец”. Перед нами автограф знаменитого иконописца XVII века Федора Зубова.

Надписи на двух иконах с изображением Ильи пророка в житии [кат. №№ 8, 9] сообщают дату создания икон и ростовские храмы, куда предназначались эти иконы. Стилистические особенности икон, созданных в 1664 и 1666 гг., говорят о том, что они принадлежат кисти одного иконописца.

С XVIII века надписи на иконах становятся разнообразны. На иконе “Коронование Марии” [кат. № 14] надпись на обороте иконы сообщает о принадлежности ее князю Андрею Андреевичу Голицыну в 1779 году.

На обороте иконы “Богоматерь Казанская” [кат. № 11] из собрания Андрея Александровича Титова надпись: “1733 года Василий Сафронович Кульнев благословил сына своего Петра на 10-м году его рождения”. Традиция благословения всегда была на Руси. Фиксирование благословения надписью встречается в иконах с XVIII века.

Самая большая группа икон с подписями, надписями, датами - иконы XIX века. Имя архимандрита Иннокентия, настоятеля Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря широко было известно в XIX веке в Ростове и за его пределами как рачительного строителя обители и иконописца. Судить об особенностях известного иконописца Ростова было затруднительно. Две иконы с изображением Богоматери Владимирской [кат. №№ 21, 22] из собрания музея подписаны знаменитым архимандритом Ростовского Яковлевского монастыря. Надпись на обороте одной из икон [кат. № 22], кроме того, сообщает, что икона была вложена в обитель внучкой выдающегося полководца А. В. Суворова Любовью Николаевной Леонтьевой, известно ее особое почитание святынь и ревностное внимание к обители святителей Иакова и Димитрия. Иконы, подписанные архимандритом Иннокентием, характеризуют его как иконописца, следовавшего древним образцам, традиционному письму.

Вполне возможно, что архимандрит Иннокентий мастерству иконописи научился у своего дяди иеромонаха Амфилохия, участвовавшего в росписях храмов Москвы, Ярославля, Ростова. Его иконы неизвестны, но в музее хранится благословение3 иеромонаха Амфилохия, икона “Богоматерь Ватопедская” [кат. № 18], список с особо чтимой святыни Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря.

Икона “Богоматерь Скоропослушница” - благословение обители св. Великомученика Артемия с Афона, о чем сообщает надпись на обороте иконы [кат. № 27].

Иногда надписи создавались в разное время, как в иконе “Троица Ветхозаветная” [кат. № 39]. Синей краской написано: “Сия икона написана на Маврийском дубе в св. граде Иерусалиме”, далее черной краской и другим почерком: “пожертвована в Борисоглебский монастырь архимандритом Антонием в 1909 году”.

Надписи на иконах могут служить источником самых неожиданных тем. Так, в иконе “Димитрий митрополит Ростовский” [кат. № 15] надпись на обороте иконы сообщает: “Сей святой образ дан вкладом в Ростовский Спасо-Яковлевский Димитриев монастырь по Госпоже Прасковье Михаиловне Палибиной скончавшейся ноября 6-го числа 1846 года и в сей обители погребенной”. Сведения в надписи дополняют список некрополя Спасо-Яковлевского монастыря4.

В собрании есть несколько икон-молений, о чем сообщают надписи. На иконе “Воскресение с сошествием во ад” [кат. № 27] написано: “Сей святой образ моление раба Божия Петра Леонтиева”. На обороте иконы “Спас с предстоящими” [кат. № 29] процарапано: “Молится Тимофей Ананьев сын деревни Кондратово”.

Из надписей можно узнать о форме заказа на написание икон в XIX веке (вполне возможно, что такая форма была традиционна и встречалась и в прошлые века). На обороте иконы “Богоматерь Боголюбская” [кат. № 33] с изображением на полях в повороте к центру избранных святых Иоанна Предтечи, царя Константина, царицы Елены и мученицы Агриппины процарапана надпись: “Кошкину Ивану Николаевичу Онтипину Боголюбскую приписи на полях Иоанна, Константина цари Елену царицу Агрипину по золоту, цвету 1 рубль 50 коп.” Очевидно, заказчик приходил в мастерскую, где на готовую иконную доску процарапывалась надпись, напоминающая нам данные современной квитанции: кому: Кошкину Ивану Николаевичу Онтипину; что: Боголюбскую, далее шли дополнения - избранные святые, а в конце - пожелания заказчика: чтобы икона написана была по золотому фону. Здесь же указана цена за работу. Содержание иконы соответствует приведенной надписи на обороте. Надпись носит рабочий характер, есть некоторая небрежность в оформлении - недописанные слова, ошибки. Широкий рынок сбыта требовал упрощения и ускорения процесса работы и надписи на этих иконах демонстрируют как принимались такого рода заказы. Подобные заказные надписи есть в иконах “Семичастная” [кат. № 34], “Богоматерь Тихвинская” [кат. № 31]. “Огненное восхождение пророка Илии” [кат. № 32].

В заказе, выполненном известным иконописцем всегда стояло имя художника, так в иконе “Ростовские чудотворцы” [кат. № 38] надпись на нижнем поле иконы гласит: “Писал В. Гурьянов 1909 года в Москве”. А на обороте иконы сообщено, что икона поднесена (думается, что в данном случае выполнена для) Андрею Александровичу Титову.

Надписи на иконах чаще всего бывают очень краткими, сообщая самое важное, но встречаются и очень подробные как в иконе “Богоматерь Югская” [кат. № 16]. Перед надписью стоит слово “Летопись” и далее подробно рассказывается о явлении и почитании чудотворной иконы “Богоматери Югской” и об истории данного списка, приподнесенного Ярославскому купецкому сыну Николаю Ивановичу Соколову и о его пострижении в монашество.

На иконе “Богоматерь Владимирская” [кат. № 23] надпись очень большая и по объему, и по содержанию, поэтому распределена на несколько частей, место расположения этих частей, краска, какой выполнена надпись, соответствуют значимости этих сведений. Икона “Богоматерь Владимирская” интересна по своей программе, надпись на иконе по своему содержанию представляет редкую ценность, достойную отдельного разговора.

В публикуемом ниже каталоге общие сведения об иконах приводятся краткие, главным образом внимание сосредоточено на надписях.

  1. Косцева А.С., Побединская А. Г. Русские иконы XVI - начала XX века с надписями, подписями и датами. Каталог выставки. Л., 1990.
  2. Вахрина В.И. История создания, реставрации и экспонирования коллекции икон Ростовского музея-заповедника // СРМ. Вып. III. Ростов, 1992, с. 118-129.
  3. В собрании икон Государственного Эрмитажа тоже есть икона-благословение иеромонаха Амфилохия. - см.: Косцева А.С., Побединская А.Г. Указ. соч., с. 40.
  4. Виденеева А. Е. Некрополь Ростовского Спасо-Яковлевского монастыря // СРМ. Вып. VI. Ростов, 1994. с. 78-112.
КАТАЛОГ

XVI век

№ 1
Царские врата. 1562 год.
Мастер инок Исайя
Царские врата состоят из створ, сени, столбиков, сплошь покрытых резным растительным орнаментом. Створки врат, сени, столбики имеют живописные вставки.
Надпись выполнена на нижней планке сени белилами по зеленому фону вязью: “Лета 7070 (1562) месяца августа на память усекновения святой главы Иоанна Предтечи соверши двери сия в дом Богоявлению Христова и чудотворцу Авраамия в Ростове при благоверном царе и великом князе Иоанне Васильевиче всея Русии при архимандрите Богоявленском Ионе. Инок Исайя”.
Царские врата: дерево, резьба глухая, позолота. Живописные вставки: дерево, темпера. Створки: 174 х 93; столбики: 162 х 12,5 х 11,5; сень: 127 х 132. Инв. № КП-1793.
Происходят из Богоявленского собора Богоявленского Авраамиева монастыря Ростова.
Поступили в музей в 1880-е годы из ц. Иоанна Богослова на Ишне.
Литература: Титов А.А. Ростов Великий в его церковно-археологических памятниках. М., 1911, с. 143. Эдинг Б. Ростов Великий. Углич. М., 1914, с. 64-67. Иванов В.Н. Ростов. Углич. М., 1975, с. 126.

№ 2
Икона “Богоматерь Лиддская с клеймами”. Втор. пол. XVI века.
В среднике изображена икона “Богоматерь Лиддская” (тип Одтигитрии), вокруг 16 клейм с историей этой чудотворной иконы.
Надпись выполнена на нижнем поле в белильном картуше: “Сия икона Божией Матери называется Лиддскою, потому, что она есть список с той иконы Божией Матери, называемой Лиддскою, которая сама собою изобразилась на столпе церковном в храме, созданном св. апостолами в городе Лидде. Еще ее называют римскою потому, что список с чудотворной иконы Божией Матери Лиддской Патриархом Германом, списанной 715-м году во время иконоборчества 115 находился в Риме. Празднование положено церковью 12-го марта и 26-го июня. В сем же Борисоглебском монастыре ей праздновали неизводно в 1588 году при строителе Варлааме бывшем ключаре Москов. Архангельского собора в мире называемом Владимире современнике пр. Иринарха Затворника 9 февраля. Строитель Варлаам заповедовал 9 го февраля праздновать Встретению сей иконы неизводно. Долго ли праздновали в это число неизвестно, а известно только что ей более ста лет не праздновали. Сведения о праздновании 9-го февраля заимствованы из кормовых книг на странице 33 на обороте и 116 на обороте же. Сия святая икона Божией Матери Лиддская украшена усердием жителей Борисоглебских слобод графа Панина, в особенности усердием крестьян графа Панина Александра и Василия Сусловых при Архимандрите Амфилохии и казначее иеромонахе Арсении в 1853 и 1854 годах”.
Дерево, темпера; 150, 2 х 112. Инв. № И-97.
Поступила в музей из Борисоглебского монастыря.
Примечания: Архимандрит Амфилохий, в миру Павел Иванович Сергиевский-Казанский (1818-1893), происходил из семьи духовного звания. Закончил Боровское духовное училище, Калужскую семинарию. Московскую духовную Академию, где принял монашеский постриг. В 1852 году возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Ростовского Борисоглебского монастыря, позднее был настоятелем Воскресенского Иерусалимского, Московского Покровского, Московского Даниловского монастырей. Был широко известен научными трудами по палеографии и церковной археологии. Состоял членом Императорской Академии Наук и многих научных обществ русских и иностранных. С 1888 по 1893 гг. возведен в сан епископа Угличского, викария Ярославской епархии.
Литература: Амфилохий, архимандрит. Ростовские древности. - Вестник Общества древнерусского искусства. 1874. Вып. 1-3. Смесь, с. 1-5.

XVII век

№ 3
Икона “Спас Нерукотворный с предстоящими святыми”. 1645 год.
По обе стороны от убруса с Нерукотворным Спасом предстоят святые: Богоматерь, Иоанн Богослов, Тихон - слева; Иоанн Предтеча, Никола, Александр Свирский - справа. За ними во втором ряду изображены ростовские святые, справа: святители Исайя, Иаков, блаженные Исидор и Иоанн Милостивый; слева: святители Леонтий, Игнатий, преподобные Петр-царевич Ордынский, Авраамий. Внизу перед убрусом изображены припадающими преподобные Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский. а/
Надпись выполнена на нижнем поле коричневой краской: “Лета 7153 (1645) изобразися святая сия икона при митрополите Варлааме Ростовском и по благословении сего поставлена бысть над вратами града в лето 7247 (1743) по благословению митрополита Арсения поставлена в церкви Всех святых”, б/
Дерево, темпера. 111,5 х 119. Инв. № И-861.
Поступила в музей в 1922 году из церкви Всех святых г. Ростова.
Примечания: а/ Первоначально по сторонам Спаса Нерукотворного было изображение трех святых - Богоматери, Иоанна Богослова, Тихона и Иоанна Предтечи, Николы, Александра Свирского. В XVIII веке были приписаны ростовские святые. Припадающие преподобные Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский были написаны в XIX веке.
б/ Согласно надписи, созданной в XVIII веке, икона была выполнена и поставлена над вратами въездной башни земляной крепости, сооруженной в 1633 году в Ростове. Очевидно, эта икона была поставлена над вратами Петровского въезда в город со стороны Москвы. Петровский въезд имел деревянную боевую башню, вероятно, построенной несколько позднее, чем сами земляные валы. [Иванов В. Ростов. Углич. М., 1975, с. 23]. Со временем башня разрушалась, и митрополит Арсений благословил икону перенести в ближайшую церковь Всех святых. Очевидно, по его же благословению, в иконе были написаны ростовские святые.
Митрополит Варлаам - на ростовскую кафедру был поставлен в 1620 году из архимандритов Угличского монастыря. Преставился в 1652 г. Митрополит Арсений ростовской митрополией управлял с 1742-1763 гг.
Литература: Титов А.А. Ростов Великий в его церковно-археологических памятниках. М., 1911, с. 61-62.

№ 4
Икона “Богоматерь Казанская”. 1649 год.
Иконописец Тимофей Ростовец. Иконография традиционная.
Надпись выполнена на обороте иконы черной краской после слов молитвы. “Лета 7157 (1649) написана и совершена грешным попом иконописцем Тимофеем в граде Ростова по обещанию и по вере их православных христиан в село Поречье за езером в церковь великомученика Христова Никиты месяца октября в 20 день”.
Дерево, темпера. 91,2 х 77,5. Инв. № И-560.
Происходит из церкви Никиты Великомученика села Поречье Ростовского уезда.
Примечания: иконописец Тимофей Ростовец участвовал в росписях Московского Успенского соборам 1642-1643 гг.), ц. Спаса на Сенях Ростовского архиерейского дома (1670-е гг.). Икона “Богоматерь Казанская” была написана к первому [22 октября 1649 г.] общероссийскому празднованию Казанской Божией Матери в память избавления России от поляков в 1612 г.
Литература: Брюсова В.Г. Русская живопись XVII века. М., 1984, с. 125. Каталог “1000-летие русской художественной культуры”. М., 1988, с. 56. Иконы из собрания Ростовского музея-заповедника. Каталог. Автор-составитель В.И. Вахрина. М., 1991, с. 38-39.

№ 5
Икона “Жрется Агнец Божий”. 1651 год.
Иконописец Иван Суворов.
Надпись выполнена на обороте иконной доски. Текст вписан в белый круг, расположенный между шпонками, четыре ряда букв, написаны вязью, два нижних ряда букв со словами “многогрешный раб Ивашко Суворов” написаны скорописью. “Лета 7160 (1651) месяца сентября в 10 день в общий монастырь к Спасу Нерукотворному образу и Пречистыя Его Матери и Николе Чудотворцу на Комрежму писал многогрешый раб Ивашко Суворов”.
Дерево, темпера. 36 х 29. Инв. № И-993.
Происходит из Николо-Коряжемского монастыря.
Поступила в музей в 1888 году от преосвященного Амфилохия.
Примечания: Икона “Жрется Агнец Божий” похищена из музея 10 августа 1995 года.
Литература: Богословский И. Описание икон, хранящихся в Ростовском музее церковных древностей. Ростов Ярославский. 1910, с. 6-8. Ростов Великий. Сокровища Ростово-Ярославского музея-заповедника. Фотопутеводитель. М., 1986, илл. на с. 84. Вахрина В.И. Об иконе “Жрется Агнец Божий” из собрания Ростовского музея-заповедника // ИКРЗ. 1993. Ростов, 1994. С. 25-33.

№6
Царские врата. 1652 год.
Царские врата состоят из двух створ, покрытых растительным орнаментом, выполненном в технике глухой резьбы. Каждая створка врат имеет по три киота с живописным изображением Благовещения и Евангелистов.
Надпись выполнена в нижней части правой створки врат по белому фону темно-коричневой краской: “В лето от сотворения мира 7160 (1652) при благоверном государе царе и великом князе Алексее Михайловиче всея Русии и при преосвященном митрополите (...) приложил сии царские двери Прохор Андреев сын в придел Николы Чудотворца мая 9 день на перенесение честных мощей во свт. (...) отца нашего Николы Мир Ликии чудотворца”.
Дерево, темпера, резьба. 169 х 78. Инв. № И-965/1, 2.
Происходят из Никольского придела Благовещенской деревянной церкви г. Данилова Ярославской губернии.
Поступили в музей в 1880-е годы, дар Ф.В. Москательникова.
Примечания: Живописные вставки врат похищены из музея 10 августа 1995 года.
Литература: Мансветов В. Описание церковной утвари и предметов богослужебных, а так же и царских врат, хранящихся в музее. Ярославль. 1889, с. 40-41. Путеводитель по Ростовскому музею церковных древностей. М. 1911, с. 69.

№ 7
Икона “Иоанн Предтеча-Ангел пустыни”. Середина XVII века, а/
Иконописец Феодор Зубов (1610-е - 1689 гг.) б/
Поясное изображение Иоанна Предтечи, держащего в левой руке чашу с жертвенным младенцем, в/
Надпись выполнена на обороте иконы под верхней шпонкой пером коричневой краской, скорописью: “Сию икону дал по вере дом чудотворцу Антонию устюжанин Феодор иконник Усолец”.
Дерево, темпера. 32 х 26. Инв. № И-994.
Происходит из Антониева-Сийского монастыря.
Поступила в музей в 1921 году из фонда Главмузеев.
Примечания: а/ В.Г. Брюсова в указ. ниже соч. датировала икону 1658 г.
б/ Феодор Евтихеев Зубов - жалованный иконописец Оружейной палаты из Великого Устюга.
в/ Изображение аналогично прорисям Феодора Зубова в Сийском иконописном подлиннике. см. Успенский А. И. Царские иконописцы и живописцы XVII в. М., 1910, с. 104-109.
Литература: Брюсова В.Г. Федор Зубов. М., 1985, с. 24-25.

№ 8
Икона “Илья пророк в житии”. 1664 год.
В среднике изображен Илья пророк в рост, вокруг средника 14 клеим из жития святого.
Надпись выполнена на нижнем поле белилами: “написана бысть сия святая икона лета 7172 (1664) июля на праздник Бориса и Глеба”.
Дерево, темпера. 104 х 69. Инв. № И-935.
Поступила в музей в 1926 г. из церкви Богоматери Одигитрии г. Ростова.

№ 9
Икона “Илья пророк в житии”. 1666 год.
В среднике изображен Илья пророк, сидящий у пещеры. Вокруг средника 16 клейм.
Надпись выполнена на нижнем поле белилами: “Написана была эта святая икона славного пророка Ильи в лето от сотворения мира 7174 (1666) году месяца марта в 31 день на память святого праведного Алексия человека Божьего во славу Христа Бога нашего”.
Дерево, темпера. 100 х 91. Инв. № Ц 919/682.
Поступила в музей в 1929 году из ц. Иоанна Предтечи г. Ростова.

XVIII век

№ 10
Икона “Воскресение с сошествием во ад”. 1729 год.
Слева и справа от восставшего из гроба Христа в молитвенном обращении к нему изображены святые Никола Чудотворец и Иоанн Богослов, ростовские святители Леонтий, Игнатий, Исайя, Иаков, Феодор, преподобные Авраамий и Петр-царевич Ордынский, блаженные Иоанн Милостивый и Исидор, Иринарх Затворник. Надпись выполнена на нижнем поле иконы черной краской: “1729 года 3 апреля постройся сей образ О. А. А. А. Г. Б.”
Дерево, темпера. 64 х 50. Инв. № И-571.
Происхождение неизвестно.
Поступила в музей в 1883/1887 гг.
Литература: Богословский И. Описание икон, хранящихся в Ростовском музее церковных древностей. Ростов Ярославский. 1910, с. 87-88.

№ 11
Икона “Богоматерь Казанская”. XVIII век.
Надпись выполнена на обороте иконы: “1733 года Василий Сафронович Кульнев Благословил сына своего Петра на 10 м году его рождения”.
На тыльной стороне наклеен бумажный листок с надписью: “1733 года Василий Сафронович Кульнев благословил сына своего Петра сею иконою на 10-м году его рождения в царствование Анны Иоанновны в селе Болдыреве”.
Дерево, масло; оклад (металл, гравировка. 32 х 27. Инв. № И-84.
Происхождение неизвестно.
Пост. в музей в 1921 г. из собр. А.А. Титова.

№ 12
Икона “Богоматерь Федоровская”. 1735 год.
На металлическом чеканном окладе выгравирована надпись: “Лета 1735 года месяца июля 31 дня списан со образа Пресвятыя Богородицы, что во граде Ростове в церкви святых бессере Козмы и Дамиана мерою и подобием”.
Дерево, темпера. 135 х 96,5. Инв. № И-1103.
Происхождение неизвестно.

№ 13
Икона “Богоматерь Ахтырская”. 1739 год.
Поясное изображение Богоматери со сложенными перед грудью ладонями в молитвенном (католическом) жесте.
На нижнем поле в центре изображен двуглавый орел и надпись: “Изображение образа новоявленного Пресвятыя Богоматери Ахтырския 1739 года”.
Дерево, масло. 32 х 26. Инв. № И-166.
Происхождение неизвестно.

№ 14
Икона “Коронование Марии”. XVIII век.
В верхней части иконы изображена в рост Богоматерь. Над нею представлены восседающие на престоле Бог Саваоф и Христос, они поддерживают над головой Марии корону. Слева и справа от Богоматери изображены мученики Акинфий и Параскева. В нижней части иконы был врезан медный четырехчастный складень /утрачен/.
Надпись выполнена на оборотной стороне иконы черными чернилами: “Сия святая икона принадлежит князю Андрею Андреевичу Голицыну. 1779”.
Дерево, масло. 49,5 х 43. Инв. № И-267.
Поступила в музей в 1883 году от Д.А. Булатова.
Литература: Богословский И. Описание икон, хранящихся в Ростовском музее церковных древностей. Ростов Ярославский. 1910, с. 46-48.

№ 15
Икона “Димитрий митрополит Ростовский”. Вторая пол. XVIII века.
На обороте иконы надпись выполнена черной тушью: “Сей святой образ дан вкладом в Ростовский Спасо-Яковлевский Димитриев монастырь по Госпоже Прасковье Михаиловне Палибиной, скончавшейся ноября 6-го числа 1846 года и в сей обители погребенной”.
Дерево, темпера. 32 х 25. Инв. № 34.
Происхождение неизвестно.

XIX век

№ 17
Икона “Богоматерь Югская”. 1802 год.
Иконописец Алимпий.
Изображение Богоматери типа Одигитрии.
Надпись выполнена на оборотной стороне иконы, на верхней шпонке написано слово: “Летопись”. Под шпонкой черной краской: “Пресвятой Богородице Преснодевы Марии Югской. Сия святая икона название свое получила от рек тут протекающих называемых бела и черная юга, где на чудеси бывшем от сей святой иконы и обитель создана под тем же названием. Святая чудотворная икона пресвятой Богородицы принесена преподобным схимонахом Дорофеем из Пскова Печерского монастыря в 1615 м году от рождества Христова. Празднуется принесение или явление сей иконы июня 3 дня служба ей поется Одигитрии по месячной минеи июля 26 го дня. Истинное подобие (...), с чудотворного ея образа списана в 1802 году, тоя обители иеромонахом Алимпием, Ярославскому купецкому сыну Николаю Ивановичу Соколову, который того же года декабря 4 го приде на жительство в сию обитель пострижен в монашество в сей обители 1809 м году августа 8 го дня строителем иеромонахом Арсением и наречено имя Нектарий: Рукоположен в иеродиакона 1812 г. 22 го дня, а во иеромонаха того же месяца 25 го пресвященным Антонием архиепископе Ярославским и Ростовским. Сию же святую икону еще кто дерзнет изнести из храма сей обители, оный несподобится молитв пресвятой Богородицы, Аминь”.
Дерево, темпера; оклад: металл, чеканка, шитье жемчугом. 31 х 24. Инв. № Ц 922/ 32.
Поступила в музей в 1922 году из Богоявленского Авраамиева монастыря г. Ростова.

№ 17
Икона “Богоматерь”. 1808 год.
Поясное изображение Богоматери со сложенными у груди руками. Дата “1808” выдавлена на левкасе в центре нижней части иконы.
Дерево, масло, рельеф по левкасу. 30 х 25. Инв. № И-242.
Поступила в музей в 1921 г. из собрания А.А. Титова.

№ 18
Икона “Богоматерь Ватопедская”. Пер. пол. XIX века.
Изображение Богоматери Ватопедской является списком со святыни Ростовского Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря (младенца Богоматерь поддерживает правой рукой).
Надпись выполнена на обороте иконы чернилами: “Благословение Всечестнейшаго и Всепочтейнейшаго Отца Амфилохия в 18 день февраля 1822 го года”.
Дерево, темпера. 18 х 14. Инв. № И-192.
Примечания: Иеромонах Амфилохий (1749-1824), гробовой старец у мощей святителя Димитрия в Спасо-Яковлевском Димитриевом монастыре в Ростове, происходил из семьи потомственных ростовских священников. Был особо почитаем среди разных слоев населения от крестьянина до императора. Иконописец, участвовал в росписях храмов Москвы, Ярославля, Ростова.
Литература: Вахрина В.И. Келейная икона святителя Димитрия Ростовского “Богоматерь Ватопедская” // ИКРЗ. 1994. Ростов. 1995, с. 104-114.

№ 19
Крест. 1823 год.
Крест четырехконечный, с изображением Распятия, Иоанна Предтечи, Богоматери и Бога Саваофа на лицевой стороне. На обороте в центре изображен Покров Богоматери, по сторонам - великомученики Георгий Победоносец и Димитрий Солунский, вверху - Димитрий, митрополит Ростовский.
Надпись выполнена внизу в клейме по зеленому фону коричневий краской: “Написан сей крест тщанием села Сущева попадьей Порасковей Дмитриевной 1823 апреля 9 дня”.
Дерево, темпера, резьба по дереву. 137 х 75. Инв. № И-58
Происхождение неизвестно.

№ 20
Икона “Богоявление”. 1823 год.
Надпись выполнена чернилами на обороте иконы: “Сия икона церкви Рождества что на горицах построена в 1823 г. месяца июля 28 числа”.
Дерево, темпера. 21,5 х 18. Инв. № И-117.
Происходит из ц. Рождества Богородицы на Горицах г. Ростова.
Поступила в музей в 1930 г.

№ 21
Икона “Богоматерь Владимирская”. 1831 год.
Иконописец архимандрит Иннокентий /1771 - 1847 гг./.
Надпись выполнена на обороте иконы чернилами: “Сей святый образ дан вкладом в обитель свят. Иакова и Димитрия от Девиц из дворянства: Анастасии Арсентьевны и племянницы ея Екатерины Александровны Теляковских Августа 18 дня 1831 го года. Р. Я. М. Архимандрит Иннокентий”. а/
Дерево, темпера. 28,5 х 23,5. Инв. № И-439.
Происходит из Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря.
Пост. в 1921 г. из Богоявленского Авраамиева монастыря Ростова.
Примечания: а/ Архимандрит Иннокентий (1771-1847 гг.), более 30 лет был настоятелем Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря, был известным в Ростове иконописцем и покровителем иконописцев-финифтянщиков.

№ 22
Икона “Богоматерь Владимирская”. 1831 год.
Иконописец архимандрит Иннокентий (1771-1847 гг.).
Надпись выполнена на обороте иконы черными чернилами: “Сей святой образ дан вкладом в обитель святителей Якова и Димитрия Ростовских чудотворцев от ея высокопревосходительства Любви Николаевны Леонтьевой а/ внуки светлейшаго графа Суворова сентября 21-Д 1831 года. Р. Я. М. Архимандрит Иннокентий”.
Дерево, темпера. 32 х 26. Инв. № И-302.
Происходит из Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря г. Ростова.
Примечания: Любовь Николаевна Леонтьева (1802-1894 гг.) супруга дворянина Ивана Сергеевича Леонтьева (1781 -1824 гг.) героя Отечественной войны 1812 года, внучка фельдмаршала Александра Васильевича Суворова (мать Любови Николаевны - Наталья Александровна Зубова (1776-1844 гг.), дочь А.В. Суворова). Л.Н. Леонтьева после смерти своего мужа была опекуном над ростовским имением своего малолетнего сына Михаила в селе Воронино. Любовь Николаевна с особым вниманием относилась к православным святыням, часто посещала Спасо-Яковлевский Димитриев монастырь, для богомолья снимала квартиру в Ростове. Ее усилием была восстановлена в селе Воронино церковь во имя иконы Толгской Богоматери.

№ 23
Икона “Апостол Аристарх и мученица Александра”. Середина XIX века.
Апостол Аристарх и мученица Александра изображены на фоне пейзажа в молении перед иконой Тихвинской Богоматери.
Надпись выполнена на нижнем поле иконы желтой краской: “Вышины 6 верш., ширины 5 верш.”.
Дерево, масло. 27,3 х 17. Инв. № 1022.
Пост. в музей в 1993 г. от Е.С. Фадеева, п. Борисоглебский.
Примечания: Икона вставлена в киот, в котором находилась бумага с текстом: “Имя святого апостола Аристарха дано Аристарху Александровичу Израилеву в день его рождения 10 Апреля 1817 года и он праздновал свои именины 15 Апреля. Учился он в Ярославской духовной семинарии и в онои 1840 года окончил полный курс учения. По окончании курса в семинарии, он служил в Ростовском Рождественском женском монастыре сначала штатным диаконом 9-ть месяцев (с 9 Августа 1841 года), потом штатным священником 42 года, 10-ть месяцев и 21 день (с 10 Мая 1842 года) и наконец штатным протоиереем того же монастыря 9-ть месяцев и 13-ть дней (с 31 Марта 1885 года). После сего он 14 января 1886 года, по прошению своего, уволен был заштат, и теперь состоит 16-ть годов заштатным протоиереем. 20 Апреля 1901 г. А. Иилев [Израилев - расшифровка автора каталога].
Имя святыя мученицы Александры дано было Александре Герасимовне в день ея рождения 1-ы Ноября 1820 года, и она праздновала день своего Ангела 6-е Ноября. Она была супруга Аристарха Александровича Израилева. Кончила она жизнь 24 Мая 1869 года в 5-и часу по полудню на 49 1/2 году от рождения.
Эта икона Тихвинской Богоматери св. ап. Аристарха и св. муч. Александры написана и украшена тремя серебряными венчиками около 1849 года на иждивение матушки Павлы Ивановны Дьяконовой.
Весу в всех трех венчиках 4 1/4 золот. Пробы она 84-ой. Клейма на них Ярославской пробирной палатки обозначены двумя буквами следующими: АК”
Израилев Аристарх Александрович [1817-1901], священник Рождественского монастыря в Ростове, крупнейший исследователь колоколов ростовской соборной звонницы и ростовских звонов. Его исследования были оценены и получили награды на многих международных выставках (в Вене, Филадельфии, Париже). Его приглашали настраивать колокола в Москве, Петербурге, Варшаве и других городах. Автор “Иоанафановского” звона. А.А. Израилев занимался исследованием церковно-археологических древностей, что вылилось в многочисленные статьи и монографии. Судя по тексту, икона принадлежала Аристарху Израилеву, сопроводительный текст составлен и написан им за два месяца до смерти.

№ 24
Икона “Богоматерь Владимирская”. 1855 год.
Иконописец Алексей Федорович Крылов (1805/7/-1867 гг.). а/
В середине изображена икона “Богоматерь Владимирская”, на полях - поясные изображения ростовских святых. Надписи выполнены на лицевой и оборотной сторонах иконы. На лицевой стороне, на нижнем поле между изображениями блаженных Исидора и Иринарха написано золотом: “Сию святую икону Владимирской Божьей Матери Ростовское городское Общество вручило Ростовской дружине ратников Государственнаго подвижнаго ополчения в напутствие ее при выступлении из Ростова в поход месяца июля 24 дня, 1855 года.” б/
На обороте между шпонками золотом написано: Начальник Дружин Ярославскате Государств. Подвижнаго Ополчения Генерал Майор Николай Лукьянович Боборыкин. Л. Начальник Ростовской Дружины Полковник Иван Петрович Жнов, Р. Штабс-капитаны: Владимир Афанасьевич Налабордин. Л. Василий Федорович Васильев. Л. Николай Петрович Скульский. Л. Поручики: Константин Степанович Долгово-Сабуров. Р. Владимир Алексеевич Чертков. Р. Подпоручики: Николай Михайлович Островский т. Л. Александр Михайлович Ошанин. 2й. Р. Дмитрий Никифорович Кучин. Р. Николай Александрович Болдырев. Р. Александр Дмитриевич Филатьев. Р. Кантелиан Петрович Голиков. Р. Прапорщики: Дмитрий Николаевич Пересветов. Р. Дмитрий Павлович Послуживцев. Р. Объяснение: Буква “Р” озна

Начавшиеся в Богоявленском соборе Авраамиева монастыря реставрационные работы дали нам редкую возможность обследовать на близком расстоянии стенные росписи верхних частей храма - сводов и куполов. Результаты этого обследования расширяют и уточняют наше представление как о первоначальной росписи, так и о характере и методах ее поновления в 70-х годах прошлого века2. Художники, обновлявшие роспись, во множестве случаев отклонялись от первоначального ее рисунка, изменяя как отдельные детали, так и целые фигуры и группы, чему имеется целый ряд примеров в росписи стен. Росписи же сводов, барабанов и куполов при взгляде снизу казались мало тронутыми поновлением и сохранившими первоначальную иконографию. Обследование подтвердило это наше заключение почти для всех изображений, кроме одного - изображения в своде центральной главы собора.

В упомянутом своде помещается поясное изображение Саваофа - Бога-Отца в виде старца в белом хитоне и светло-зеленом гиматии, благословляющего обеими руками, в восьмилучевом нимбе. Изображение помещено на светло-розовом фоне и окружено облачным ореолом. Подобные изображения Бога-Отца (без Сына и Святого Духа) встречаются в куполах ряда ростовских церквей3, и у нас не возникало оснований усомниться в изначальности этого изображения.

Однако при осмотре купола оказалось, что фигура Саваофа написана явно при поновлении 1870-х годов поверх другого изображения. Новая живопись во многих местах осыпалась, открыв первоначальную. Кроме того, сквозь эту новую живопись хорошо видны линии графьи, что позволило восстановить изображение в основных его чертах.

В настоящей работе, публикуя обнаруженное изображение, мы попытаемся обозначить круг проблем, с ним связанных, найти аналогии, затрагивая, однако, лишь иконографическую сторону, поскольку анализ стиля пока невозможен.

Под записью оказалось оплечное изображение Христа Вседержителя. Благословляющая правая рука его сложена именословно, левая рука, которая обычно придерживает Евангелие, не изображена, плечи и руки значительно уменьшены пропорционально по отношению к лику. Обрамляющие лик волосы спадают с двух сторон на плечи, ложась на них завитками. Лик вместе с нимбом занимает практически всю поверхность купола. На нимбе изображено перекрестье, в центральной ветви креста сохранилась буква “О”, боковые ветви не перпендикулярны центральной, а развернуты кверху и расширены к наружному краю нимба. Изображение сопровождают надписи “IС ХС”, “ГДЬ ВСЕДЕРЖИТЕЛЬ”, однако исполнены они в зеркальном отображении. Надпись на раскрытом Евангелии традиционная: “Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененнии”.

Степень сохранности обнаруженного изображения, как кажется, довольно полная. Прослеживаются все черты лика, моделировка его разными оттенками охры, разделка волос широкими черными линиями, интенсивный малиновый цвет хитона, хорошо читаются надписи. Имеющиеся утраты штукатурки почти не нарушают цельности лика.

Как известно, изображение в центральном куполе Христа Вседержителя - одна из наиболее устойчивых черт системы храмовой росписи. Однако при общей традиционности типа изображение в куполе Богоявленского собора весьма отличается от всех нам известных подобных изображений. Особенность его, практически не находящая себе аналогий, - выбор иконографического типа (извода) изображения Вседержителя, которое обычно в куполах делалось поясным или близким к поясному погрудным. Здесь же выбран тип оплечного, тяготеющего к еще более сокращенному оглавному, изображения.

Подобные изображения Христа были широко распространены в иконописи. Сохранился целый ряд икон такого типа, датируемых ХII-XVI вв.4 Н.П. Кондаков указывал, что подобные иконы составляли некогда неотъемлемую принадлежность древних соборов и входили в состав иконостасов, помещаясь над северной или южной дверью5. Известно также, что изображение Христа (Нерукотворный Образ) помещалось в завершении высоких иконостасов, на том месте, где позднее стало устанавливаться Распятие с предстоящими6. Интересно, что оплечный тип, по-видимому, в восприятии людей был близок к типу Нерукотворного Образа (свидетельством тому служит именование Нерукотворным Образом иконы Спаса Ярое Око в описи Московского Успенского собора 1627 г.)7.

Ближайшей аналогией нашему изображению в иконописи является, по-видимому, икона Спасителя, находящаяся в Воскресенском соборе г. Романова-Борисоглебска (Тутаева). Предание приписывает эту икону руке преп. Дионисия Глушицкого (+ 1437 г.) Н.П. Кондаков сообщает, что икона была принесена преподобным в дар обители, находившейся на месте нынешнего собора, и первоначально помещалась в куполе деревянного храма этой обители8. Впоследствии образ был перенесен в каменный храм и помещен наверху пятиярусного иконостаса. Как сообщают, икона эта была почитаема и православными, и старообрядцами9, и, видимо, по причине последнего подверглась в 1749 году изъятию из храма по указанию ростовского митрополита Арсения Мациевича. Образ находился в Ростове в Архиерейском доме до 1793 г., когда был возвращен жителям.

Икона из Романова-Борисоглебска представляет собой также оплечное изображение Христа с благословляющей десницей и раскрытым Евангелием (заметим, что Кондаков (!) называет образ “Нерукотворным Убрусом”10. Благословляющая рука и рука с Евангелием пропорционально уменьшены по отношению к лику, который имеет соотношение с доской иконы действительно подобное тому, что существует в иконах Нерукотворного Образа.

Сложнее найти аналогии нашему изображению в стенописи. Как уже отмечалось выше, среди известных росписей центральных куполов не встречается оплечных изображений Вседержителя, а погрудные появляются лишь в единичных случаях. Погрудное изображение, наиболее приближающееся к оплечному, встречаем мы в росписи 1662-1668 гг. Троицкого собора Данилова монастыря в Переславле-Залесском, исполненной костромской артелью под руководством Гурия Никитина. В купольной фреске Троицкого собора также, как и в нашей, основное внимание смотрящего концентрируется на лике Христа11. Иконографический тип здесь несколько иной: руки Спасителя подняты и простерты в стороны - десница в именословном благословляющем жесте, шуйца торжественно поднимает Евангелие (закрытое), держа его за левый край. В переславской фреске присутствует ряд черт, близких нашему изображению. Таково сходное пропорциональное соотношение лика и части фигуры, когда лик масштабно крупнее, чем плечи и руки. Сходство отмечается и в мелких деталях иконографии - так, в обоих изображениях пряди волос Христа ложатся на оба плеча равномерно, заканчиваясь симметричными завитками. Кроме того, сходна особенность изображения линий перекрестья на нимбе, когда ветви креста образованы не параллельными линиями, а расходящимися или сходящимися.

Изображение Вседержителя в куполе Троицкого собора в свою очередь восходит, по-видимому, к такому же изображению в куполе собора Чудова монастыря. На чертеже, опубликованном Ю.Г. Малковым12, купольное изображение показано фрагментарно, но все же можно уверенно говорить о схожести таких важных черт, как, во-первых, погрудный тип изображения (хотя, вероятно, более нейтральный, не столь явно тяготеющий к сокращению), во-вторых, положение правой руки, поднятой в благословении выше уровня плеч (из чего можно заключить, что такому положению отвечало и расположение левой руки с Евангелием), наконец, в-третьих, изображение пряди волос, падающей на правое плечо.

На последнюю деталь стоит обратить особое внимание. Как известно, во множестве православных изображений Христа Вседержителя, как в иконе, так и в стенописи, волосы Христа ложатся на плечо лишь с одной стороны, слева, справа же они спадают назад, что создает впечатление легкого трех четвертного поворота головы. Симметрия же в расположении прядей волос характерна в византийской традиции лишь для изображений Нерукотворного Образа. В западной же иконографии, напротив, можно встретить множество изображений Христа, у которых лик повернут строго фронтально, и волосы спадают симметрично по сторонам его13. Среди русских икон можно встретить отдельные подобные изображения Вседержителя14, среди них особо следует отметить икону, написанную тем же Гурием Никитиным для местного ряда ярославской церкви Феодоровской Богоматери15. Кроме того, на одном из листов Сийского подлинника встречается подобное изображение оплечного Спаса, с обозначенным авторством Ермолая Вологжанина16.

Напрашивается предположение, что мастер, работавший в куполе Богоявленского собора, связан с кругом какого-то из названных мастеров. Однако в системе росписи Богоявленского собора прослеживается ориентация на ряд важнейших русских памятников - Успенские соборы Москвы и Владимира, Троицкий собор Троице-Сергиевой Лавры, собор Чудова монастыря, из росписей которых заимствуются отдельные изображения и целые структурные блоки17. Из этого набора заимствований составляется весьма необычная для своего времени система росписи. Подобные явления переработки системы в стенописях первой половины XVIII в. нам не известны. Поэтому нам думается, что авторство творчества в области системы росписи принадлежало все же не художнику, а заказчику, в данном случае архимандриту Гавриилу, который и поставил перед мастером, работавшим в куполе, определенную творческую задачу. Задача эта, как можно заметить, оказалась затруднительной для мастера, не очень уверенно строящего композицию изображения, допускающего погрешности в соотношении фигуры с отведенной поверхностью, в расчете перспективных сокращений, из-за чего выпадают из поля зрения важные иконографические детали. Перевернутым оказалось надписание - факт уникальный, объяснить который мы затрудняемся (обычное объяснение в случаях переворота изображения - бездумное копирование образца, однако здесь фигура не перевернута).

Возвращаясь к названным аналогиям в переславском Троицком и московском Чудовском соборах, мы можем уточнить вопрос, к какой именно образцовой росписи восходит наше изображение. В росписях Богоявленского и переславского соборов повторяются такие редкие черты чудовской росписи, как “Новозаветная Троица” в конхе центральной апсиды и оплечный “Вседержитель” в куполе. Однако при дальнейшем сравнении выясняется, что в росписи Богоявленского собора есть и еще черты, заставляющие вспомнить о Чудовом монастыре - это ярус единоличных изображений святых на северной стене, сопоставляемый с чудовским рядом подобных изображений, и четыре композиции на темы Страстей в западном рукаве креста, представляющие собой воспроизведение в стенописи гравюр, происхождение которых связывается с Чудовым монастырем18. Таким образом, купольное изображение можно отнести к комплексу черт, заимствованных из росписи собора Чудова монастыря.

  1. Настоящая работа обязана своим появлением открытию о. Александра Парфенова, который сообщил нам об обнаруженном изображении и оказал содействие в исследовании, за что пользуемся случаем принести благодарность.
  2. О росписи см.: Никитина Т.Л. Об иконографическом плане росписи Богоявленского собора ростовского Авраамиева монастыря // СРМ. Ростов, 1994. Вып. 5. С. 102-121; Никитина Т.Л. К истории стенописи Богоявленского собора ростовского Авраамиева монастыря// Монастыри в жизни России. Калуга-Боровск, 1997.С. 155-159.
  3. Ц. Спаса на Сенях (1675), Троицкий (Зачатия св. Анны) собор Спасо-Яковлевского монастыря (1689), ц. Спаса на Торгу (1690-е гг.).
  4. Назовем несколько наиболее известных - среди них “Спас Златые власы” XIII в., “Спас Ярое око” и “Спас оплечный”, датируемые серединой XIV в., из Успенского собора Московского Кремля, ряд икон из Троице-Сергиевой Лавры (см.: Николаева Т.В. Древнерусская живопись Загорского музея. М., 1977. №№ 159, 180, 218, 227, 229, 230, 233 - иконы XVI в., № 290 - икона XVII в.).
  5. Кондаков Н.П. Иконография Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. СПб., 1905. С. 85.
  6. Сперовский Н.Н. Старинные русские иконостасы. СПб.,1893. С. 23-25. Приносим благодарность А.Г. Мельнику, предоставившему нам выписку из недоступного для нас издания.
  7. Указание на это см.: Попова О.С. Икона Спаса из Успенского собора Московского Кремля // Древнерусское искусство. Зарубежные связи. М., 1975. С. 125, прим. 2.
  8. Кондаков Н.П. Указ. соч. С. 89.
  9. Теляковский Н. Старина и святыни города Романова. Ярославль, 1913. С. 69-71.
  10. Кондаков Н.П. Указ. соч. С. 89.
  11. Это впечатление ярко отразилось в замечании о фреске, сделанном И.Б. Пуришевым. (Пуришев И.Б. Переславль-Залесский. М., 1989. С. 159. Воспроизведение фрески см. там же на с. 156).
  12. Малков Ю.Г. Стенопись собора Чуда Архангела Михаила в Хонех в Московском Кремле (опыт реконструкции) // Древнерусское искусство. Проблемы и атрибуции. М., 1977. С. 368-387.
  13. Назовем несколько памятников, воспроизведенных в цитированном труде Н.П. Кондакова. Таковы алтарные мозаики в римских церквах Санта-Костанца (IV в.), Латеранской базилике и Сан-Паоло Фуори ле Мура (V в.), Космы и Дамиана (VI в.), Сан-Марко (827-844), монастыре Св. Варфоломея (XII в.), ц. Санта-Мария ин Монтичелли (ХIII в.) и в Сант-Аполлинаре Нуово в Равенне (ок. 500 г.).
  14. Например, новгородская икона “Спас на престоле с избранными святыми” второй половины XIII - начала XIV в. в ГТГ (см.: Государственная Третьяковская Галерея. Каталог собрания. Т. 1. Древнерусское искусство X - начала XV в. М., 1995. С. 75); “Спас в силах” из ярославской ц. Параскевы Пятницы на Всполье в ЯИАМЗ (См.: Розанова Н.В. Ростово-суздальская живопись XII - XIV вв. М.,1970. Илл. 24).
  15. См.: Брюсова В.Г. Русская живопись XVII века. М., 1984. Цв. табл. 43,122.
  16. Кондаков Н.П. Указ. соч. С. 92. Табл. 30-32.
  17. Никитина Т.Л. О некоторых особенностях системы, стиля и иконографии стенописи Богоявленского собора ростовского Авраамиева монастыря (в печати).
  18. Сказанное касается в первую очередь гравюры “Христос, несущий орудия страстей”, где изображен юный безбородый Христос, несущий на левом плече крест, лестницу, трость и копие, а в правой руке корзину с молотком и гвоздями, и предстоящая в позе моления Богоматерь. Происхождение подобных изображений рассматривается в работе О.Р. Хромова (Хромов О.Р. К истории иконографических споров в XVII столетии. Гравюра “Иисус Христос Господь Вседержитель” без бороды. // Филевские чтения. Тезисы четвертой международной научной конференции... 1995 г. М., 1995. С. 108-112).

Данная статья состоит из трех разделов, каждый из них освещает отдельную тему. Объединяет эти разделы то обстоятельство, что все они посвящены ростовским художникам: иконописцам, живописцам и финифтянщикам, которые жили во второй половине XVIII - начале XIX вв. и имели непосредственное отношение к Ростовскому или, с конца 1780-х гг., Ярославскому архиерейскому дому. Все три раздела имеют приложения, в них публикуются документы или списки имен художников.

I. Художники при Ростовском архиерейском доме в 1761-1764 гг.

Целью работы является обобщение сведений о художниках, которые состояли на службе в Ростовском архиерейском доме или работали по его заказам в последние годы перед секуляризационной реформой 1764 г.

Указанная тема, в целом, малоизученна. Известны работы Е.Ю. Ивановой, посвященные характеристике творческой деятельности Николая Лужникова одного из штатных архиерейских художников второй половины XVIII в.1 Кроме этого живописца ни один из ростовских художников XVIII в. не удостоился особого внимания исследователей. Впрочем, отдельные имена ростовских иконописцев, живописцев и финифтянщиков второй половины XVIII в. встречаются в ряде изданий. Так, в неопубликованной работе Э. Добровольской дан перечень имен работавших в Ростове иконописцев и живописцев, сведения о которых сохранились в расходных книгах архиерейского дома 1762-1763 гг.2 В работах И.М. Суслова, М.М. Федоровой и В.И. Борисовой упоминается имя ростовского финифтяного мастера Гаврилы Елшина, служившего в архиерейском доме в середине 1760-х гг.3

Основными источниками послужили расходные книги архиерейского дома 1762-1763 гг., опись архиерейского дома 1763 г. и ростовские исповедные росписи конца 1750-х-первой половины 1760-х гг.

Вначале рассмотрим положение художников, числившихся в составе штата архиерейского дома, то есть архиерейских штатных или, как их еще называли, домовых мастеров.

В 1763 г. при резиденции ростовского архиерея служили десять штатных иконописцев. От архиерейского дома им выделялось определенное содержание. Пятерым выплачивалось денежное и хлебное жалованье. При этом четверо иконописцев получали в год по 2 руб. и по 2,5 четверти ржи и овса, а один - в два с половиной раза больше. По всей вероятности, имевший более высокий оклад иконописец Петр Шилов являлся более опытным и искусным мастером. Возможно, именно он возглавлял деятельность архиерейской иконописной мастерской. Пятеро остальных домовых художников были так называемыми “кормовыми” служителями. Не получая за свою работу ни денежных, ни хлебных окладов, они довольствовались “застольною пищей” в архиерейском доме. По происхождению шестеро иконописцев были сыновьями домовых служителей, трое - детьми крестьян архиерейской вотчины, один - сыном жителя оброчных архиерейских слобод. Таким образом, все архиерейские художники являлись представителями социальных групп, находящихся в определенной зависимости от архиерейского дома. Более половины художников были потомственными домовыми служителями. Следует отметить, что статус домовых художников среди прочих служителей архиерейского дома был достаточно высок. Во всяком случае, в описи архиерейского дома 1763 г. при перечислении всех домовых служителей иконописцы названы в числе первых4.

Уровень профессионального мастерства штатных художников являлся объектом постоянного внимания со стороны архиерейского дома. Обучение иконописанию производилось при доме, более опытные мастера учили начинающих. К примеру, в исповедных росписях 1761 г. домовые иконописцы Козьма Михайлов, Алексей Васильев и Андрей Алексеев названы “федоровыми учениками”, следовательно, они к тому времени прошли или проходили выучку у архиерейского художника Федора Шилова. Для обучения штатных иконописцев и живописцев, помимо привлечения домовых художников, приглашались мастера знаменитых художественных центров. Так, в 1762 г. обучение детей домовых служителей иконописанию при архиерейском доме осуществлял малороссийский живописец Лаврентий Якимов с. Неленовский. По завершении своей работы, 30 января 1763 г., он отбыл в Москву. На смену ему в 1763 г. прибыл иеродиакон Троице-Сергиевской лавры Климент. Труд приглашенных учителей хорошо оплачивался. Наиболее отличившиеся ученики также получали вознаграждение. К примеру, в конце 1763 г. иеродиакон Климент получил 30 руб., а его ученикам, Гладкову и Лужникову, было выдано по 2 руб.5

Штатные архиерейские иконописцы были достаточно молоды. Из десяти домовых художников известен возраст пятерых. Старшему, Федору Шилову, в 1763 г. было 30 лет, остальным четверым - до 25 лет6. Поскольку в начале 1760-х гг. имело место активное обучение детей служителей архиерейского дома иконописанию и живописи, видимо в 1762-1763 гг. состав штатных архиерейских иконописцев существенно обновился и пополнился новыми молодыми художниками.

После реформы 1764 г., в ходе которой штат служащих Ростовского архиерейского дома был значительно сокращен, вместо десяти иконописцев при доме были оставлены только двое - Николай Лужников и Михаил Гладков7.

К сожалению, известные мне источники не содержат сведений о каких-либо конкретных видах деятельности архиерейских иконописцев. Предположительно, основной обязанностью домовых художников являлось написание новых икон и живописных полотен, а также подновление старых образов.

В 1761-1763 гг. при Ростовском архиерейском доме не только писались иконы и картины, но и осуществлялась роспись финифти. В исповедных росписях 1761 г. в качестве домового финифтяного мастера назван сын архиерейского кучера Сергей Петров. Судя по данным архиерейской расходной книги, с конца весны - начала лета 1762 г. производством финифтяных изделий в архиерейском доме занимался архиерейский певчий Гаврила Иванов с. Елшин, за что ему, помимо штатного певческого жалованья, было заплачено 5 руб. 34 коп. В описи архиерейского дома 1763 г. Елшин уже числился не певчим, а “мастером финифтяной работы”. В то время ему было 33 года. Труд этого художника ценился очень высоко. Его годовой оклад в 1763 г. составлял 8 руб. и по 8 четвертей ржи и овса, что более чем в два раза превосходило размер среднего жалованья домовых служителей8. В новом, утвержденном после реформы 1764 г., штате архиерейского дома имя финифтянщика Гаврилы Елшина не упомянуто9. Между тем, подпись Гаврилы Елшина содержится в ведомости домовых красок для икон и финифти 1765 г., по которой в 1766-1767 гг. мастер получал краски для росписи финифти10. Следовательно, и после 1764 г. Елшин продолжал работать по заказам архиерейского дома.

В 1763 г. архиерейский дом дважды - в мае и в ноябре, закупал финифтяные краски. При этом, в ноябре на них израсходовали огромную сумму в 216 руб., на которую были приобретены краски следующих цветов: пурпур фиолетовый - 12 золотников стоимостью по 6 руб. за 1 золотник; зелень светлая, черная и желтая густая - по 12 золотников краски каждого цвета, ценою по 4 руб. за золотник11.

Как видим, финифтяные краски стоили очень дорого, но денег на них не жалели. В целом это свидетельствует не только о наличии, но и об определенном размахе “домового финифтяного дела”. Следовательно, уже в начале 1760-х гг., то есть при митрополите Арсении, Ростовский архиерейский дом, содержащий собственных мастеров-финифтянщиков и тратящий сотни рублей на финифтяные краски, был крупным центром росписи финифти. Приведенные факты - это самые ранние из известных до сих пор документально подтвержденных сведений о производстве финифтяных работ в Ростове.

Помимо содержания домовых художников, архиерейский дом использовал труд “сторонних” иконописцев и живописцев. В документах второй половины XVIII в. “сторонними” названы мастера, которые, в отличие от домовых мастеров, не состояли в штате архиерейского дома, а нанимались домом для исполнения различных видов работ со стороны, или, иными словами, работавшие по заказам. Художники, приглашенные архиерейским домом для обучения домовых иконописцев, помимо этого, писали для дома новые иконы и поновляли старые. Так, в 1762 г. иконы для архиерейской резиденции писал и поновлял Лаврентий Неленовский, в 1763 г. две иконы Успения Богоматери изготовил иеродиакон Климент. Работавший в 1763 г. в Ростове живописец Венедикт Дмитриев сын Свидерский по заказу архиерейского дома написал шесть икон с изображением св. Димитрия Ростовского12. Все эти художники являлись приезжими мастерами, они работали в Ростове в течение определенного срока, а затем покидали город.

Гораздо чаще с заказами на иконы архиерейский дом обращался к сторонним иконописцам, постоянно проживавшим в Ростове. На протяжении 1763 г. к работе были привлечены семеро ростовских художников. Всем им заказывались иконы двух сюжетов - изображавшие либо св. Димитрия Ростовского, либо “Моление ростовских чудотворцев”. На мой взгляд, спрос на иконы именно этих сюжетов возник в 1763 г. не случайно. Незадолго до того, в 1757 г., ростовский митрополит Димитрий был причислен к лику святых, а в мае 1763 г. в Ростове торжественно отмечалось переложение мощей святителя в серебряную гробницу. Это празднование, в котором принимала участие сама императрица, получило широкий общественный резонанс. Не удивительно, что иконы, изображавшие новоявленного ростовского чудотворца, как одного, так и в окружении других ростовских святых, пользовались в Ростове необычайной популярностью. Вероятно, рост спроса на ростовские иконы обусловил столь активное обращение архиерейского дома к помощи сторонних иконописцев. На протяжении 1763 г. Ростовский архиерейский дом осуществил более двадцати заказов на партии икон с изображением св. Димитрия и “Моления ростовских чудотворцев”. При этом восемь заказов относятся к маю, когда в Ростове происходили торжества по случаю переложения мощей св. Дмитрия, а четыре заказа выпали на октябрь - месяц, в котором отмечается память св. Дмитрия Ростовского.

Пятеро из семерых местных иконописцев в той или иной мере были связаны с архиерейским домом. Так, Леонтий Коркин являлся сторожем кафедрального собора, Михаил Козьмин - сыном соборного сторожа, а причт собора входил в состав штата архиерейского дома. Иван Яковлев был церковным дьячком, Василий и Петр Семеновы - сыновьями дьячка, таким образом, будучи представителями духовного сословия, они находились в юрисдикции ростовского архиерея. Наконец, проживавший в Ростове иконописец Лука Никитин был сыном крестьянина архиерейской вотчины. Наиболее отдаленное отношение к архиерейскому дому имел служитель Борисоглебского монастыря Семен Иванов. Самое большое количество икон для архиерейского дома было написано Леонтием Коркиным. В период с марта по октябрь он выполнил пять заказов, написав в совокупности 37 икон, в том числе 20 образов св. Димитрия и 17 изображений “Моления ростовских чудотворцев”. Михаил Козьмин и Лука Никитин специализировались на изготовлении икон с изображением св. Димитрия. В 1763 г. первым было написано 23 иконы, вторым - 22. Иван Яковлев написал для архиерейского дома 15 икон, Василий и Петр Семеновы - 10; Семен Иванов - 213.

Стоимость работы сторонних мастеров зависела от уровня мастерства и степени значимости иконописца, а также, от размеров заказных икон. Местные иконописцы, в большинстве своем, поставляли в архиерейский дом небольшие “пядничные” иконы - шестилистовые (ок. 20х30 см) и восьмилистовые (ок. 30х40 см), которые предназначались для продажи или раздачи богомольцам. Местные мастера работали по следующим расценкам. За шестилистовое “Моление” иконописцу платили по 30 коп., за восьмилистовое - по 40 коп. Шестилистовая икона св. Димитрия стоила 30-35-40 коп., восьмилистовая - 35-40-50 коп.14 Труд приезжих иконописцев оценивался дороже. К примеру, Дмитрию Свидерскому за написание шести икон св. Димитрия было выплачено 12 руб.15 Как правило, все сторонние иконописцы работали своими красками.

Помимо икон архиерейский дом осуществлял заказы на изготовление живописных полотен. Имеются сведения, что летом 1763 г. по заказу ростовского епископа Афанасия живописец Алексей Петров с. Антропов написал портрет императрицы Екатерины II16.

Итак, Ростовский архиерейский дом в 1762-1763 гг., то есть до секуляризационной реформы, подорвавшей его экономическое могущество, являлся значительным художественным центром. При резиденции ростовского владыки имелась иконописная мастерская и осуществлялась роспись финифти. В 1763 г. в штате архиерейского дома состояло десять иконописцев и один финифтянщик. Кроме того, по заказам архиерейского дома работало значительное число как местных ростовских иконописцев, так и специально приглашенных в Ростов именитых художников из Москвы и Троице-Сергиевской лавры.

Ниже публикуется список имен мастеров, которые в начале 1760-х гг. являлись домовыми художниками или писали иконы по заказу архиерейского дома. Список составлен в алфавитном порядке. На первом месте стоит имя, затем отчество. Если известны фамилия или прозвище, то они ставятся на первом месте, а за ними указываются имя и отчество. Имена иконописцев, отмеченные знаком “*”, упомянуты в неопубликованной работе Э. Добровольской “Кремль Ростова Великого”. Имена ростовских иконописцев и финифтянщиков, также как и сведения о художниках, публикуются впервые17.

  • Алексей Васильев* - род. в 1739 г., сын крестьянина архиерейской вотчины Ставотинского повытья Ростовского уезда; проживал в приходе ростовской церкви Бориса и Глеба; в 1762-1763 гг. в архиерейском доме обучался иконописанию; в 1761-1763 гг. упомянут как штатный архиерейский иконописец18.
  • Андрей Алексеев* - род. в 1741 г., сын служителя архиерейского дома; проживал в приходе ростовской церкви Бориса и Глеба; в 1762-1763 гг. в архиерейском доме обучался иконописанию; в 1761-1763 гг. упомянут в качестве штатного архиерейского иконописца; в феврале 1764 г. по приказу епископа Афанасия вызывался в Петербург “для жительства” при ростовском архиерее19.
  • Антропов Алексей Петров (с.) - живописец, летом 1763 г. по заказу епископа Афанасия написал для архиерейского дома портрет императрицы Екатерины Алексеевны, получив за работу 20 руб.20
  • Баженов Алексей Михайлов (с.) - состоял в числе штатных архиерейских иконописцев; проживал в приходе ростовской церкви Петра и Павла; скончался до 1762 г.21
  • Василий Семенов - род. в 1741 г., сын Семена Афанасьева, дьячка ростовской церкви Святых Отец; проживал в приходе этого храма; в 1763 г. по заказу архиерейского дома вместе с братом Петром Семеновым написал 5 икон “Моления ростовских чудотворцев” и 5 икон св. Димитрия, получив за работу 3 руб. 50 коп.22
  • Глатков (Гладков) Михаил Иванов (с.) - в 1763 г. в архиерейском доме обучался иконописному и живописному мастерству; после 1763 г. зачислен в штат домовых иконописцев23.
  • Елшин Гаврила Иванов (с.) - род. в 1730 г., сын певчего Ивана Ефимова с. Елшина (род. ок. 1710 г.) и Евдокии Ивановой; в Ростове жил в приходе церкви Николы на Подозерье; в 1759 г. упоминается как подьяк24; в 1762 г. - как архиерейский певчий; с мая 1762 г., будучи певчим, начал заниматься изготовлением финифти при архиерейском доме; в перечне служащих Ростовского архиерейского дома 1763 г. указан как штатный архиерейский “мастер финифтяной работы”25; в списке архиерейских служащих 1764 г. его имя отсутствует26.
  • Иван Михайлов - сын домового служителя; в 1763 г. упомянут в качестве архиерейского штатного “кормового” иконописца27.
  • Иван Яковлев - род. в 1726 г.; дьячок ростовской церкви Климента папы Римского; в мае 1763 г. по заказу архиерейского дома написал 5 икон “Моления ростовских чудотворцев” и 10 икон св. Димитрия, получив за работу 5 руб. 20 коп.28
  • Климент, иеродиакон Троице-Сергиевской лавры - в 1763 г. в архиерейском доме обучал домовых иконописцев живописному и иконописному мастерству; написал для архиерейского дома две иконы Успения Богоматери; за работу получил 30 руб.29
  • Козьма Михайлов* - род. в 1738 г., сын крестьянина архиерейской вотчины Ставотинского повытья Ростовского уезда; проживал в приходе ростовской церкви Бориса и Глеба; в 1762-1763 гг. в архиерейском доме обучался иконописанию; в 1761-1763 гг. упомянут как штатный архиерейский иконописец; назван иконописцем в ростовских исповедных росписях 1770 г.30
  • Коркин Леонтий Иванов (с.)* - сторож ростовского Успенского собора; за период с марта по октябрь 1763 г. по заказу архиерейского дома написал 17 икон “Моления ростовских чудотворцев” и 20 икон св. Димитрия, получив за работу 15 руб. 15 коп. В начале 1770-х гг. Леонтий Коркин работал по заказам ростовского Рождественского монастыря. Так, в 1771 г. им были написаны иконы для праздничного ряда нового иконостаса придела Козьмы и Дамиана Рождественского собора. За изготовление праздничного чина и поновление нескольких старых икон мастер получил 150 руб. В 1773 г. иконник Леонтий Коркин расписал новый запрестольный выносной крест для монастыря и обновил семь больших церковных образов, за что ему было заплачено 10 руб.31
  • Краснов Михаил - сын крестьянина архиерейской вотчины; в 1763 г. упомянут как архиерейский штатный “кормовой” иконописец32.
  • Кучеров Сергей - сын домового служителя; в 1763 г. упомянут в качестве архиерейского штатного “кормового” иконописца33.
  • Михаил Козьмин* - род. в 1743 г., сын сторожа и звонаря ростовского Успенского собора Козьмы Михайлова; проживал в приходе ростовской церкви Петра и Павла; за период с мая по ноябрь 1763 г. по заказу архиерейского дома написал 23 иконы св. Димитрия, получив за работу 8 руб.34
  • Лужников Николай Семенов (с.)* - сын жителя домовых оброчных слобод; в 1762-1763 г. при архиерейском доме обучался иконописному и живописному мастерству; с 1763 г - штатный архиерейский иконописец; в октябре 1764 г. по приказу епископа Афанасия был вызван в Петербург “для жительства” при ростовском архиерее35.
  • Лукьян Никитин - род. в 1735 г.; в исповедных росписях 1758 и 1762 гг. указан в качестве архиерейского иконописца; в ведомости домовых служителей 1763 г. имя этого художника не упомянуто36.
  • Неленовский Лаврентий Якимов (с.)* - малороссийский иконописец и живописец; в 1762 г. в архиерейском доме обучал детей домовых служителей иконописанию; писал и поновлял иконы для архиерейской резиденции, получив за работу над иконами 17 руб. 82 коп.37
  • Петр Иванов - сын домового служителя; в 1763 г. упомянут как архиерейский штатный “кормовой иконописец”38.
  • Петр Семенов* - род. в 1743, сын Семена Афанасьева, дьячка ростовской церкви Святых Отец; проживал в приходе этого храма; в октябре 1763 г. вместе с братом Василием Семеновым по заказу архиерейского дома написал 5 икон “Моления ростовских чудотворцев” и 5 икон св. Димитрия, получив за работу 3 руб. 50 коп.39
  • Рещиков Григорий - сын служителя архиерейского дома; в 1763 г упомянут как архиерейский штатный “кормовой” иконописец40.
  • Свидерский Венедикт Дмитриев (с.)* - малороссийский иконописец и живописец; в 1763 г. по заказу архиерейского дома написал 6 икон св. Димитрия, получив за это 12 руб.41
  • Семен Иванов* - служитель ростовского Борисоглебского монастыря; в мае 1763 г. по заказу архиерейского дома написал две иконы св. Димитрия42.
  • Сергей Петров - род. в 1740 г., сын архиерейского кучера Петра Леонтьева; проживал в приходе ростовской церкви Бориса и Глеба; в исповедных росписях 1761 г. указан как “Дому Его Преосвященства финифтяной мастер”43.
  • Шилов Федор Федоров (с.)* - род. в 1733 г., сын служителя архиерейского дома; проживал в приходе ростовской Воздвиженской церкви; в 1761-1763 гг. упомянут как архиерейский штатный иконописец44.

II. Обучение художников Ярославского архиерейского дома в начале XIX века

В Ярославском архиерейском доме так же, как и в то время, когда он являлся Ростовским, существовала практика обучения детей штатных служителей различным ремеслам, полезным для домового хозяйства. Служительских детей в достаточно раннем возрасте зачисляли в штат и отдавали в обучение, выплачивая при этом половину жалованья45. По истечении нескольких лет архиерейский дом получал молодых, полных сил мастеров, овладевших всеми секретами какого-либо мастерства. Обучение могло производиться или при архиерейском доме, в этом случае учителями являлись штатные служители, или вне дома, “на стороне”, тогда в качестве учителей выступали “сторонние” мастера.

В этой работе речь пойдет об обучении домовых художников у “сторонних” мастеров. Источниками послужили контракты, заключенные архиерейским экономом и ростовскими художниками, изъявившими желание обучить живописному или финифтяному искусству детей архиерейских служителей. Эти документы не только содержат имена художников начала XIX в., как опытных мастеров, так и начинающих учеников, но также характеризуют условия, в которых в начале XIX столетия происходил процесс обучения иконописи, живописи и финифти.

Начиналось все с выбора художника, который бы согласился взять ученика. Поиском такого мастера занимался или сам будущий ученик, или его родители. К примеру, когда в 1801 г. домовой служитель Абрам Метелкин захотел обучиться искусству финифти, он сам подыскал себе учителя из числа ростовских посадских финифтянщиков. Им стал Гаврила Андреев с. Гвоздарев46. В 1802 и 1804 гг. Мария Яковлева дочь Горячева, вдова бывшего архиерейского служителя штатного живописца Николая Михайлова сына Горячева, намереваясь обучить живописи своего сына Андрея, дважды выбирала для него учителей. В первый раз она заручилась согласием потомственного живописца ростовского мещанина Дмитрия Михайлова сына Гладкова47, а второй раз обратилась к художнику Порфирию Семенову, дворовому человеку помещика Ростовской округи Ивана Петровича Филатьева48. При выборе учителя внимание обращалось не только на его художественный талант, но и на его способность научить чему-либо. Так, в характеристике, данной живописцу Дмитрию Гладкову, особо отмечалось, что художник он опытный и “живописное искусство знает”, а главное, “в обучении у него как прежде ученики находились, так и ныне обучаются с успехом”49.

В том случае, если художник выражал свое согласие взять ученика, с ним предварительно договаривались об условиях, на которых будет производиться обучение - определялись срок обучения и размер оплаты. По известным мне документам, обучение художников продолжалось от 3 до 6 лет. При этом, чем младше был ученик, тем больший срок отводился ему для овладения художественным мастерством, в то время, как для старших или “опытных в художестве” эти сроки сокращались. К примеру, когда десятилетнего Андрея Горячева впервые пытались отдать в обучение, мастер согласился взять его на шесть лет. Это обучение так и не состоялось, поскольку не удалось получить разрешение архиерея. Вторая попытка оказалась более успешной. В то время Андрею было уже двенадцать лет, и мастер взялся обучить его живописи в течение пятилетнего срока. Для обучавшегося живописи Абрама Метелкина курс обучения искусству росписи финифти составил всего лишь три года50. Стоимость оплаты труда учителя, в среднем, составляла 10 руб. в год51. По всей видимости, мастеру принадлежали права на все изделия, изготовленные его учеником в процессе обучения. Не случайно срок обучения четко фиксировался и строго выдерживался. Доходило до того, что если какие-то дни ученик пропускал по болезни, то все их он обязан был отработать по истечении срока своего обучения52.

После выбора учителя и получения его согласия подавалось прошение на имя архиерея с подробным изложением всего дела. Первоначально дело слушалось в духовной консистории, затем передавалось на рассмотрение владыки. Порой требовалась дополнительная информация, например, характеристика художника, бравшегося за обучение. Тогда консистория посылала соответствующее распоряжение просителям, они собирали необходимые сведения и сообщали их в консисторию. Если решение владыки было отрицательным, то вопрос об обучении или откладывался до лучшего времени, или вовсе снимался. Положительная резолюция архиерея являлась гарантией того, что обучение состоится.

Заручившись архиерейским согласием, эконом архиерейского дома заключал с художником, выступавшим в качестве учителя контракт, в котором мастер обязывался обучить своего нового ученика “всему тому, чему сам умею и все ему объявить свое искусство без всякаго закрывательства”, а ученик, в свою очередь, обязывался “во сном учении быть во всяком послушании и стараться во оное время обучаться со всяким прилежанием без ленности”53. Помимо этого в контракте точно оговаривались срок обучения, оплата труда учителя и условия содержания ученика. По этим условиям ученик переходил жить к учителю и в течение всего срока “неотлучно” состоял при нем, а учитель был обязан “содержать его пищею”. В некоторых случаях в течение первого года обучения ученик кормился сам, и только по окончании этого срока переходил на содержание учителя. Одежду и обувь ученик должен был либо зарабатывать сам, либо получать от своей семьи. Если обучение по каким-то причинам прекращалось, и контракт разрывался, по условиям договора, тот, по чьей вине это происходило - или учитель, или ученик, обязывался выплатить противоположной стороне большую неустойку (текст одного из контрактов опубликован в приложении).

Обучение искусству живописи и финифти открывало широкие возможности, являлось залогом хорошей карьеры. Дети служителей, успешно прошедшие курс обучения живописи, иконописи или финифти, имели возможность быть зачисленными в штат архиерейского дома в качестве художников, а эта должность имела достаточно высокий статус. В отличием от других архиерейских служителей, которым поручалась работа, не требующая особого таланта и долгой выучки, художники были на особом счету и пользовались определенными привилегиями. К примеру, домовые финифтянщики были освобождены от необходимости наряду с остальными служителями заниматься “черными” работами по дому.

Любое хозяйство, а тем более такое обширное, как архиерейский дом, всегда в избытке предоставляет “черную” работу - тяжелую, однообразную и грязную. В архиерейском доме эту работу по очереди выполняли все домовые служители, за исключением тех, которые по каким-либо причинам были освобождены от нее, как, например, штатные архиерейские финифтянщики Семен Иванов сын Исаев и Иван Федоров с. Коновалов. Эти художники, по их собственному признанию, “с самого малолетства нашего и по определении нас в штатные служители в таковых черных работах никогда не обращались, а упражнялись во учении письму финифтяному”54. Так было в конце XVIII в., при архиепископе Арсении. 23 декабря 1799 г. он скончался, с 26 декабря его преемником на Ярославской кафедре стал епископ Павел55. Заводя в архиерейском доме собственные порядки, новый архиерей, в частности, решил заставить домовых финифтянщиков наравне с прочими служителями исполнять по дому “черные работы”. В сентябре 1800 г. архиерейские служители финифтяных дел мастера Семен Исаев и Иван Коновалов обратились к епископу Павлу с просьбой освободить их от этой непосильной нагрузки (текст прошения финифтянщиков опубликован в приложении). Они признались архиерею, что тяжелые работы “исправлять по непривычке нашей к ней почти не можем”. Оба художника в один голос жаловались на появившуюся у них дрожь в руках, которая снижала качество исполнения миниатюрного письма. Исаев и Коновалов просили у владыки разрешения нанимать вместо себя для “черных работ” исправных работников, с тем, чтоб самих художников ничто не отвлекало от изготовления финифти. Разумеется, желая избавить себя от выполнения тяжелых работ, они в первую очередь заботились об улучшении условий своего существования. Вместе с тем, в прошении художники выразили беспокойство по поводу сохранения качества своих росписей. По словам финифтянщиков, прежний архиерей, архиепископ Арсений, требовал от своих художников большего числа финифтяных изделий и скорейшего их изготовления, не особо заботясь при этом о совершенстве исполнения росписи. Художники, вынужденные принять условия своего хозяина, все же не желали снижаться до уровня простых ремесленников, тиражировавших бесчисленные однообразные копии, они дорожили качеством своей работы, стремились сохранить и упрочить “чистоту письма”. Финифтянщики заверили епископа Павла, что если он прикажет им изготавливать финифть отменного качества, они приложат к этому все свои усилия56. Рассмотрев прошение художников, епископ Павел отдал следующее распоряжение: “естли спи просители хотят работу производить исправнее и письмом чистым, то уволить их от поденной черной работы”. При этом архиерей потребовал представить ему образцы изготавливаемых ими изделий. Вскоре это было исполнено, Семен Исаев написал изображение “Обручение великомученицы Екатерины”, а Иван Коновалов - образ св. Димитрия Ростовского. Выполненной работой епископ Павел, в целом, остался доволен. Архиерей лишь посоветовал домовым финифтянщикам в дальнейшем стараться более заботиться “о исправнейшей рисовке” своих миниатюр57.

Приложение

1802 г. Контракт на обучение искусству росписи финифти домового служителя Аврама Метелкина, заключенный с ростовским посадским финифтянщиком Гаврилой Гвоздаревым.

1802 года июля 1 дня.
Дому Его Высокопреосвященства Святейшаго Правительствующаго Синода члена Павла архиепископа Ярославскаго и Ростовскаго и орденов святаго Александра Невскаго и святая Анны I-го класса кавалера эконом иеромонах Кесарий и города Ростова посадской Гаврила Андреев сын Гвоздарев заключили сие договорное писмо, в том, что я, Гвоздарев, взял Дому Его Высокопреосвященства служителя Аврама Метелкина для обучения финифтяному мастерству впредь на три года, то есть будушаго 1805 года июля ж по 1 число, с тем, чтоб мне, Гвоздареву, ево, Метелкина, обучить всему тому, чему сам умею и все ему объявить свое искусство без всякаго закрывательства, а ему, Метелкину, во сном учении быть во всяком послушании и стараться во оное время обучаться со всяким прилежанием без ленности. Пищу ж иметь ему, Метелкину, у меня, Гвоздарева, а одежду как нижнюю, так и верхнюю носить свою собственную. Естли же он, Метелкин, в то трехгодичное время по каковым причинам у меня жить не будет, а отлучится прежде сего времени, то за оную неустойку должен он, Метелкин, ему, Гвоздареву, заплатить сто рублев, також и я, Гвоздарев, обязуюсь, естли ево, Метелкина, держать и учить не буду, тож должен за мою неустойку заплатить сто рублей. Також во оное трехгодичное время случится ему, Метелкину, куды отлучится или заболеть, то сколько оных дней выйдет, то ему, Метелкину, по окончании трехгодичнаго времени оные прогулные дни заработать без всяких отговорок, в чем я, Гвоздарев, сне договорное письмо и дал, кое и своим рукоприкладством утверждаю, с тем, чтоб со оного писма получить мне за подписанием ево, отца эконома, копию.
К сему договорному писму ростовской посацкой Гаврила Андреев Гвоздарев руку приложил58.

ГАЯО. Ф. 232. Оп. 1. Д. 1009. Л. 2.

1800 г. Прошение штатных архиерейских финифтянщиков Семена Исаева и Ивана Коновалова об освобождении их от выполнения “черных работ”.

Святейшаго Правительствующаго Синода члену Великому Господину Высокопреосвященнейщему Павлу Архиепископу Ярославскому и Ростовскому и ордена святыя Анны I класса Кавалеру Дому Вашего Высокопреосвященства штатных служителей финифтяных мастеров Семена Иванова сына Исаева и Ивана Федорова сына Коновалова всепокорнейшее прошение.
По приказанию Вашего Высокопреосвященства, объявленному нам чрез прежде бывшаго эконома архимандрита Антония находимся мы имянованные с прочими служителями в Доме Вашего Высокопреосвященства при исправлении черных работ, но как с самаго малолетства нашего и по определении нас в штатные служители в таковых черных работах никогда не обращались, а упражнялись во учении писму финифтяному, почему черную работу впредь исправлять по непривычке нашей к ней совсем почти не можем. К тому ж, хотя и недавно в сей работе находимся, однако чувствуем в руках к продолжению нашего искусства не таковую уже способность, ибо оныя после работы имеют дрожание. А посему и писать образа исправно никак не возможно, и дабы нам чрез сие с семействами нашими не притти в крайнее разорение и бедность и для того Ваше Высокопреосвященство милостивейшаго отца и архипастыря всенижайше и всепокорнейше просим в рассуждении вышеписанных причин нас нижайших от исправления черных работ уволить, а вместо того благоволить повелеть нам в очередь нашу нанимать к исправлению тех работ вольных и исправных работников, какия отцом экономом Кесарием приказаны будут, или паки оставить нас при исправлении на дом Вашего Высокопреосвященства финифтяных писать образов. Касательно до писма прежних нами образов, в бытность покойнаго // Преосвященнейшаго Арсения архиепископа писаных, то оныя писаны были в скорости, да и покойный Преосвященнейший не требовал чистаго писма, а только, чтоб более образов написано было. Я же, Коновалов, тогда недавно еще вышел от изучения от мастера, да и теперь упражняюсь более для совершенного обучения в сем мастерстве. Когда ж благоугодно будет Вашему Высокопреосвященству исправлять оныя чистым письмом, в таковом случае со усердием и всемерно будем стараться, каковыя могут быть нами предоставлены на благорассмотрение, точно просим о сем учинить милостивейшую Архипастырскую резолюцию.
Октября... дня 1800 года.
К Сему прошению штатный служитель Семен Исаев руку приложил59.
Штатный служитель Иван Коновалов руку приложил60.

ГАЯО. Ф. 232. Оп. 1. Д. 978. Л. 2 - 2об.

III. Художники духовного звания Ростовской епархии второй половины XVIII - начала XIX веков

В настоящей работе обобщены сведения о художниках духовного звания или, иными словами, священно-церковнослужителях, обладавших талантами в области изобразительного искусства, совмещавших духовный сан с умением писать иконы и живописные полотна или изготавливать финифть. Моей целью было выявление в различных источниках имен этих художников и сведений, относящихся к их жизни. Список, который удалось составить, включает имена 34 иконописцев, живописцев и финифтянщиков, живших в пределах Ростовской епархии во второй половине XVIII - начале XIX вв.

В 1914 г. прот. Н.А. Скворцов издал материалы по истории Москвы XVIII в., извлеченные им из архива Московской синодальной конторы. В своем исследовании он, в частности, опубликовал перечень имен иконописцев духовного звания из нескольких центральных епархий России, которые в первой половине 1770-х гг. принимали участие в поновлении росписей соборов Московского Кремля. Наряду с прочими там были названы имена семнадцати священно-церковнослужителей Ростовской епархии61. О деятельности провинциальных художников духовного звания при реставрации соборов Московского Кремля начала 1770-х гг. рассказано в статье М.К. Павлович. Жизни и творчеству двух известных ростовских мастеров финифтяного дела - иеромонаха Спасо-Яковлевского монастыря Амфилохия и священника Всехсвяцкой церкви Алексея Игнатьева посвящены особые исследования62.

Источниками послужили документы из фондов Ростовской духовной консистории и Ростовского духовного правления, хранящиеся в РФ ГАЯО. Сведения о худо

Известно, что суздальский Рождественский собор (1222-1225 гг.) был капитально перестроен в период правления московского великого князя Василия III. При этом зодчие сохранили нижнюю белокаменную часть древнего собора до верха аркатурно-колончатого пояса, а всю верхнюю часть основного объема с барабанами глав, верхние части внутренних столпов и апсид сложили заново из кирпича.

Если древней нижней части собора посвящена обширная научная литература2, то его верхняя часть XVI в. хоть и была отреставрирована в 1950-1960-е гг., так и не стала предметом детального анализа. Между тем новые элементы собора настолько значимы, что в своем нынешнем виде он является уже не только сооружением домонгольской эпохи, но в немалой степени и памятником XVI в. Именно в этом качестве он и будет рассмотрен в настоящей работе.

Как ни странно, ныне не существует полной ясности по вопросу - когда точно произошла указанная перестройка Рождественского собора. В качестве ее датировки в литературе бытуют и 1528 г.3, и 1529 г.4, и 1528-1530 гг.5 Прямо или опосредованно все эти даты восходят к одному источнику - резной “летописи” на каменной плите, существовавшей в рассматриваемом памятнике. В настоящее время ее местонахождение не известно. Но, к счастью, в середине XIX в. содержание “летописи”, очевидно, близко к подлиннику было опубликовано сначала А. Федоровым6, затем иеромонахом Иоасафом7. Анализ того и другого текстов обнаруживает их значительную близость, даты же в них совпадают. Вот какой предстает “летопись резная на камени” у А. Федорова: “повелением и жалованием благоверного и христолюбивого великого князя Василия Иоанновича, Божию Милостию Царя и Государя, и Самодержца всея Русии, разобрана бысть Святая Божественная соборная Апостольская церковь Рождества Пречистые о трех версех лета 7036 г., а замышлением и благословением смиренного епископа Суждальского владыки Генадия, свершена бысть о пяти версех, в преименитом граде Суждале, оным же Генадием епископом и освящена на память святые мучеников иже в Крите, лета 7038-м году”8. У иеромонаха Иоасафа в соответствующем тексте добавлена дата освящения собора - 23 декабря того же года9, что действительно соответствует дню празднования памяти указанных мучеников.

При переводе вышеприведенных дат с летоисчисления от сотворения мира на современное получается, что разбирать старый собор начали в 1527/28 г., а вновь отстроенный освятили 23 декабря 1529 г. Следовательно, 1530 г., как дата освящения рассматриваемого храма, возникла в литературе в результате ошибки в подобных расчетах.

Нельзя исключить, что упомянутая разборка началась еще осенью 1527г. (после 1 сентября), но с большей вероятностью ее следует отнести к весне 1528г.,так как явно нецелесообразно было бы оставлять нижнюю часть храма без перекрытий на всю зиму. Строительство же нового верха собора, несомненно, началось весной или летом 1528 г. Таким образом, на сооружение всей верхней части рассматриваемого памятника ушло два строительных сезона 1528 и 1529 гг.

Рождественский собор представляет собой шестистолпный крестовокупольный трехапсидный пятиглавый храм с притворами, примыкающими к основному объему с западной, южной и северной сторон (рис. 1). Рукава пространственного креста перекрыты коробовыми сводами. Над средокрестием и ближайшими к нему диагонально расположенными компартиментами находятся световые барабаны. Западные угловые компартименты перекрыты крестовыми сводами, апсиды - конхами. Пониженные подпружные арки, на которые опираются барабаны и своды, расположены в двух уровнях. В верхнем из них находятся арки, переброшенные между крестчатыми столпами над пространством основных, самых широких нефов - продольного и поперечного. Несколько ниже размещены остальные арки между столпами, а также между столпами и отвечающими им на стенах лопатками. Данная разница высот подпружных арок позволила довольно четко выявить пространственный крест.

Характерной чертой убранства интерьера собора являются составленные из двух четвертных валиков и полочки над ними карнизы, устроенные в основаниях сводов пространственного креста (рис. 1). Данные карнизы проходят в уровне импостов того же профиля, отмечающих пяты подпружных арок верхнего уровня. Подпружные арки нижнего уровня у своих пят никаких обломов как на столпах, так и стенных лопатках не имеют. Тонкие карнизы оформляют основания всех барабанов, но в основаниях сводов апсид карнизы отсутствуют.

Описанная система перекрытия храма в общих чертах создана по образцу московского Архангельского собора (1505-1508 гг.). Цитатой из того же источника являются и карнизы в основаниях сводов пространственного креста. Однако следование указанному образцу было весьма неполным. В частности, не нашли повторения импосты в основаниях подпружных арок нижнего уровня Рождественского собора, имеющиеся в соответствующих местах у Архангельского собора. И это при том, что в основаниях подпружных арок хор, сохранявшихся тогда от собора XIII., существовали профилированные импосты. Один из них имеется на юго-западном столпе и в настоящее время10.

Не так, как у Архангельского собора, устроены и крестовые своды западных угловых компартиментов рассматриваемого памятника. Данные своды опираются не прямо на подпружные арки, а на особые стенки, сложенные над ними, то есть точно так же, как у ростовского Успенского собора (1508-1512 гг.).

Но в этом храме такое “повышенное” расположение соответствующих крестовых сводов было вызвано необходимостью размещения окон верхнего света в поле закомар11. Подобная необходимость в Рождественском соборе отсутствовала, так как верхние окна его четверика устроены значительно ниже упомянутого уровня, то есть почти так же, как у московского Архангельского собора. Следовательно, описанное устройство крестовых сводов Рождественского храма возникло в результате простого подражания указанному ростовскому собору.

От предшествовавшего собора XIII в. рассматриваемый памятник унаследовал крестчатую форму столпов и лопатки боковых стен. В этом как бы совпали основной прототип - Архангельский собор с упомянутым предшественником XIII в. Однако в отличие от данного кремлевского храма у последнего не было лопаток на западной стене. Мастера нынешнего собора вышли из положения следующим образом. Они сделали надстраиваемую часть западной стены тоньше. чем нижняя древняя ее часть. Образовавшийся уступ был использован ими для опоры лопаток, которые таким образом начинаются на западной стене лишь с уровня кладки XVI в.

Особо следует подчеркнуть, что декор интерьера Рождественского собора не имеет характера целостной ордерной системы, призванной художественно выявить соотношение несомых и несущих частей здания, его конструктивную основу. По существу, перед нами лишь отдельные элементы уже распавшейся подобной системы, - такой, например, которая существовала в интерьерах московского Архангельского12 и ростовского Успенского13 соборов, с которыми, как теперь стало ясно, были хорошо знакомы мастера, строившие рассматриваемый памятник. В какой-то мере декор интерьера Рождественского собора характеризует в ценностном плане мышление его мастеров и, возможно, заказчиков. Очевидно, для них наиболее значимыми элементами во всем весьма развитом декоративном убранстве интерьера основного образца - Архангельского собора - являлись именно карнизы в основаниях сводов пространственного креста. Видимо, эти карнизы в их глазах обладали особой семантикой, напоминающей о христианском кресте. Другими словами, вероятно, указанные карнизы обязаны своим появлением в Рождественском соборе не стремлению воплотить тектоническую идею, а желанию выразить определенный символический смысл.

Своеобразной для XVI в. чертой интерьера Рождественского собора являлись хоры, сохраненные от предшествующего собора XIII в. Известно, что их разобрали лишь в конце XVII в. По наблюдениям Н.Н. Воронина, они перекрывали своими сводами два западных поперечных нефа собора, то есть были необыкновенно обширны14. Исходя из этих наблюдений, данных собственного обследования памятника и опираясь на аналогии, я сделал схе­матическую графическую реконструкцию описанных хор (рис. 2).

Попадали на них в древности следующим образом. Из помещения собственно храма по внутристенной лестнице (рис. 1) поднимались сначала на второй ярус западного притвора, а оттуда через проем, который ныне заложен (рис. 2), в западной стене основного объема выходили на хоры. Что же обнаруживал на хорах человек XVI в.?

К сожалению, документы, описывающие интерьер Рождественского собора XVI столетия мне не известны. Однако их отсутствие в какой-то мере могут восполнить источники начала XVII в. Согласно описной книге собора 1608/9 г., данные которой приводятся в труде А. Федорова, на упомянутых хорах существовали следующие придельные церкви: Архангела Гавриила, Иоанна Предтечи и великомученика Димитрия15. Писцовая книга города Суздаля 1617 года уточняет название второго придела, который был посвящен Усекновению главы Иоанна Предтечи16.

Встает вопрос: когда возникли эти приделы? По поводу двух из них - Архангела Гавриила и Усекновения главы Иоанна Предтечи - можно высказать следующие соображения. Известно, что Архангел Гавриил считался небесным покровителем Василия III, так как он родился в день празднования Собора Архангела Гавриила17. Не случайно по приказу великого князя в 1531-1534 гг. в Кирилло-Белозерском монастыре была построена церковь Архангела Гавриила18. На следующий год после освящения Рождественского собора у Василия III родился долгожданный наследник Иван IV, которого крестили в день Усекновения главы Иоанна Предтечи. В том же 1530 г. великий князь приказывает начать строительство Троицкого собора с приделом Усекновения главы Иоанна Предтечи, тезоименитом наследнику, в Даниловом монастыре Переславля-Залесского19. В 1531 г., очевидно, в осуществление некоей программы, выработанной Василием III20, создаются сразу 3 таких же по значению храма - церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи в Москве на Старом Ваганкове21, церковь Успения с приделом Усекновения главы Иоанна Предтечи в новгородском детинце22 и церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи (закончена в 1534г.) в Кирилло-Белозерском монастыре23. Таким образом, в этом монастыре одновременно по заказу Василия III возникли храмы в честь ангелом его самого и наследника Ивана IV. Но два престола с точно такими же посвящениями, как мы помним, существовали на хорах Рождественского собора. В свете вышесказанного логично предположить, что они были созданы по приказу Василия III, в рамках упомянутой программы в начале 1530-х гг. Придел великомученика Димитрия мог возникнуть в честь ангела царя Димитрия Ивановича (или Лжедмитрия I). Вероятно, в короткое царствование последнего этот придел и появился, что косвенно подтверждается его упразднением ко времени составления упомянутой Писцовой книги 1617 г.24

Из факта существования указанных приделов следует, что хоры собора не представляли собой единого помещения, расчлененного только столпами. Приделы, располагавшиеся, очевидно, в боковых компартиментах, несомненно, были отгорожены какими-то определенной высоты стенами друг от друга и от среднего нефа. Конечно, эти стены имели не слишком большую высоту, что сохраняло единство верхней зоны пространства хор. Каждый придел, разумеется, обладал полагающимся для небольшой церкви убранством, включавшим и иконостас.

Первоначальные, узкие оконные проемы четверика собора были расширены в конце XVII в.25 Такими они остаются и в настоящее время. Щелевидные окна барабанов сохранили свою первоначальную форму. При наличии хор, лучшее освещения имела верхняя часть интерьера собора, чем нижняя. Таким образом, его внутреннее пространство было гораздо более дифференцированным и противоречивым, чем у всех других, шестистолпных пятиглавых соборов, построенных в XVI в. Теперь можно лишь мысленно представить, как воспринимался интерьер храма в XVI столетии. Тот, кто входил тогда в Рождественский собор через главный западный вход, попадал в полутемное, продолговатое помещение среднего продольного нефа, перекрытое низко расположенным коробовым сводом хор, и только дойдя до главного поперечного нефа, он оказывался в “световом столпе” вертикально ориентированного, казавшегося необыкновенно высоким подкупольного пространства.

Разумеется, первоначально значительную роль в образе интерьера собора играл иконостас. При обследовании храма мне очень хотелось определить, хотя бы в общих чертах, форму этого древнего иконостаса. Однако все мои попытки решить данную проблему не увенчались успехом. Возможно, в будущем, когда для реставрационных целей будет демонтирован нынешний иконостас конца XVII в., появится возможность установить, какой структурой обладал иконостас XVI в. Тем не менее, зная, насколько относительно невысокими были первоначальные иконостасы в московском Архангельском26 и ростовском Успенском27 соборах, на интерьеры которых ориентировались создатели интерьера Рождественского собора, можно предположить, что и первоначальный иконостас последнего имел примерно такую же высоту, открывая взорам молящихся верхнюю зону пространства алтаря.

Как и в интерьере, в наружном облике Рождественского собора своеобразно сочетаются черты архитектуры XIII и XVI вв. Фасады храма четко делятся на два яруса, нижний белокаменный, оформленный аркатурно-колончатым поясом, относящийся к XIII в., и верхний кирпичный - к XVI столетию. Подобно нижнему ярусу, верхний расчленен лопатками в соответствии с внутренней шестистолпной структурой здания. Каждое из прясел завершается килевидной закомарой. В основании закомар проходит тречастный пояс - антаблемент. Трехчастный карниз оформляет верха апсид. Кроме того, по вертикали они расчленены тонкими полуколонками, унаследованными от собора XIII в. Простенки между лопатками верхнего яруса украшены неглубокими впадинами с полукруглыми перемычками - архивольтами, шелыги которых выведены в один уровень, пяты же отдельных архивольтов лишенные импостов, находятся на разной высоте.

Своеобразной чертой пятиглавия собора является то, что восточная пара барабанов имеет несколько больший диаметр, чем западная. На всех барабанах отсутствуют вертикальные членения. Основание центрального барабана оформлено поясом килевидных кокошников, на которые как бы опирается горизонтальная тяга, близкая по профилю к аттической базе. Подобные базы оформляют основания боковых барабанов. Верха всех пяти барабанов украшены трехчастными карнизами.

Все перечисленные декоративные элементы наружного оформления собора XVI в. тонко соотнесены друг с другом. Уже одно то, что и антаблемент, и профили закомар, и венчающие карнизы апсид и барабанов имеют трехчастное построение, придает всей декоративной системе наружного облика храма целостный характер.

Вглядываясь в детали этих элементов, выполненных в низком рельефе, обнаруживаешь в каждом из них варианты одной и той же темы. В подтверждение приведу описание каждого из упомянутых элементов, фиксируя их профили снизу вверх.

Антаблемент состоит из архитрава, составленного из полочки и валика, плоской панели фриза и карниза, включающего в себя обратную выкружку, четвертной валик и полочку. Профиль закомар такой: валик, плоская западающая панель, обратная выкружка, четвертной валик и полочка. Карниз апсид составлен из полочки, валика, плоской западающей панели, полочки, обратной выкружки и трех рядов полочек. Наконец, венчающие карнизы барабанов включают в себя полочку, валик, плоскую западающую панель, полочку, четвертной валик и полочку. Характерно, что аттические базы в основаниях барабанов перекликаются не только между собой, но и с относящимся к XIII в. цоколем здания, который также имеет профиль аттической базы.

Описанный декор собора XVI в. имеет явно итальянизирующий характер. Возникает даже впечатление, что многое в наружном убранстве храма навеяно московским Архангельским собором. К таким элементам как будто относятся антаблемент и впадины с полукруглыми перемычками рассматриваемого памятника. Но если это и верно, то лишь отчасти. В самом деле, впадины с арочными перемычками Рождественского собора хоть и напоминают архивольты первого яруса кремлевского памятника, но по своей трактовке и местоположению они весьма далеки от них. В частности, данные впадины размещены не на первом, а на втором ярусе фасадов и не имеют импостов в своих основаниях и рельефного оформления архивольтов. Зато в этом же отношении арочные впадины рассматриваемого собора близки соответствующим элементам целого ряда московских и среднерусских церквей начала XVI в. - таких, как церковь Благовещения (1501 г.) Владимирской области28, церковь Рождества начала XVI в. подмосковного села Юркина29, церковь Иоанна Предтечи начала XVI в. в Ивановском монастыре в Москве30, церковь Ильи Пророка начала XVI в. под Малоярославцем31. Антаблементы же в основании закомар и трехчастный карниз в завершении апсид вообще были широко распространены в московской и среднерусской архитектуре начала XVI в. Например, тот и другой элементы имеют упоминавшаяся церковь села Юркина, Спасский собор (1506-1515 гг.) ярославского Спасского монастыря, Борисоглебский собор (1522 - 1523 гг.) Ростовского Борисоглебского монастыря.

Оформление барабанов рассматриваемого храма имеет весьма малое отношение к Архангельскому собору, но находит многочисленные аналогии в московских и среднерусских памятниках начала XVI в. Частично на появление кокошников в основании центрального барабана Рождественского собора мог повлиять Покровский собор (1510-1513 гг.) суздальского Покровского монастыря. Но у центрального барабана последнего над поясом кокошников отсутствует такой важный элемент, как профилированная база, тогда как подобная база имеется в соответствующих местах у московской церкви Трифона XVI в. в Напрудном, у упомянутого Борисоглебского собора (1522-1523 гг.) и др.

Короче говоря, в наружном оформлении Рождественского собора были использованы наиболее распространенные и простые декоративные элементы московской и среднерусской архитектуры первых трех десятилетий XVI в. В основном, эти элементы пришли в русское зодчество из арсенала итальянских архитекторов, работавших тогда в России. Тем не менее среди всех описанных деталей нет ни одной, которая бы прямо указывала на руку итальянского мастера.

Наиболее вероятно, что Рождественский собор был перестроен присланными великим князем Василием III московскими зодчими. Может быть, также к этому строительству привлекались и какие-то среднерусские мастера, работавшие в русле тогдашней московской традиции.

Итак, в облике дошедшего до нас Рождественского собора соединились черты, унаследованные и от предшествовавшего собора XIII в., и от московского Архангельского собора, и от московской и, шире, от среднерусской архитектуры начала XVI в.

  1. Тезисное изложение настоящей работы см.: Мельник А.Г. Суздальский Рождественский собор как памятник XVI в. //VI Золотаревские чтения. Тезисы докладов. Рыбинск, 1996. С. 11-13.
  2. См. библиографию по данному вопросу в: Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII-XV веков. М., 1962. Т. 2. С. 19-42, 485-487; Варганов А.Д. Еще раз о суздальском соборе // СА. М., 1977. № 2. С. 249-255.
  3. Тихонравов К. Е. Археологические записки о городе Суздале и Шуе //Записки отделения русской и славянской археологии Императорского археологического общества. СПб, 1851. Т. С. 89; Варганов А.Д. Еще раз о суздальском... С. 254.
  4. Варганов А. Суздаль. М., 1944. С. 23.
  5. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 19; Усачева К.В. Суздаль. М., 1970. Без пагинации; Варганов А.Д. Еще раз о суздальском... С. 255.
  6. Федоров А. Историческое собрание о богоспасаемом граде Суздале //Временник Общества истории и древностей российских. М., 1855. Кн. 22. С. 30-31.
  7. Иоасаф, иеромонах. Церковно-историческое описание суздальских достопамятностей. Чугуев, 1857. С. 98. Благодарю Т.П. Тимофееву, сделавшую для меня выписку из этой книги.
  8. Федоров А. Указ. соч. С. 30-31.
  9. Иоасаф, иеромонах. Указ. соч. С. 98.
  10. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 23, Рис. 3.
  11. Мельник А.Г Интерьер ростовского Успенского собора в XVI-XVIII вв. //СРМ. Ростов, 1993. Вып. 5. С. 64.
  12. Подъяпольский С.С. Венецианские истоки архитектуры московского Архангельского собора //Древнерусское искусство. Зарубежные связи. М., 1975. С. 252-279.
  13. Мельник А.Г. Указ. соч. С. 56-65.
  14. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 20-22.
  15. Федоров А. Указ. соч. С. 48.
  16. Тихонравов К. Писцовая книга города Суздаля 1617 года //Ежегодник Владимирского губернского статистического комитета. Владимир, 1875. Т. 1. Вып. 1. С. 251.
  17. ПСРЛ. СПб., 1901. Т. 12. С. 190.
  18. Кочетков И.А., Лелекова О.В., Подъяпольский С.С. Кирилло-Белозерский и Ферапонтов монастыри. Архитектурные памятники. М., 1994. С. 26.
  19. Добронравов В.Г. История Троицкого Данилова монастыря в г. Переславле-Залесском. Сергиев-Посад, 1908. С. 17-18.
  20. Мельник А.Г. Практика посвящений храмов во имя патрональных великокняжеских и царских святых в XVI в. Доклад, прочитанный 29 октября 1996 г. в Москве, в Институте российской истории, на конференции “Менталитет и политическое развитие России”. В печати.
  21. Кавельмахер В.В. К истории постройки именинной церкви Ивана Грозного в селе Дьякове. М., 1990. С. 8.
  22. ПСРЛ. СПб., 1841. Т. 3. С. 248.
  23. Зимин А.А. Краткие летописцы XV-XVI вв. //Исторический архив. М.-Л., 1930. Т. 5. С. 30-31; Кочетков И.А., Лелекова О.В., Подъяпольский С.С. Указ. соч. С. 26.
  24. Тихонравов К. Указ. соч. С. 251.
  25. Варганов А.Д. Суздаль. Очерки по истории и архитектуре. Ярославль, 1971. С. 114.
  26. Сизов Е.С. О некоторых изначальных чертах интерьера Архангельского собора //Государственные музеи Московского Кремля: Материалы и исследования. М., 1980. Вып. III. С. 87-105.
  27. Мельник А.Г. К истории иконостаса Успенского собора Ростова Великого // ПКНО. 1992. С., 1993. С. 338-339.
  28. См.: Воронин Н.Н. К истории русского зодчества XVI в.//Сборник ГАИМК. Бюро по делам аспирантов. Л., 1929. № 1. С.
  29. Давид Л.А. Церковь Рождества в с. Юркино //Реставрация и исследования памятников культуры. М., 1982. Вып. 2. С. 57-61.
  30. Церковь снесена в XIX в. См. воспроизведение: Мартынов А.А., Снегирев И.И. Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества. М., 1846-1860, тетр. 5; Памятники архитектуры Москвы. Белый город. М., 1989. С. 15.
  31. См.: Преображенский М.Т. Памятники древнерусского зодчества в пределах Калужской губернии. СПб., 1891. Табл. II; История русского искусства. М., 1955. Табл. III. С. 343.

Данное сообщение дополняет уже известные факты о строительной деятельности ростовских каменщиков в пределах Ростовской митрополии, обобщенные в статье Э.Д. Добровольской “Новые материалы по истории Ростовского кремля”1, и содержит новые сведения о работах этих мастеров в других регионах России в конце XVII - начале XVIII веков. Выявление как можно большего числа имен мастеров-каменщиков и фактов, связанных с их деятельностью, позволит в будущем представить более полно историю строительства отдельных архитектурных памятников, глубже изучить вопросы, связанные с организацией строительных работ (характером формирования и составом строительных артелей, взаимоотношениями между заказчиком, каменных дел подмастерьем и артелями мастеров-строителей, ролью каждого из них в формировании архитектурного облика постройки), и, в итоге, проникнуть в тайны своеобразия русской архитектуры XVII - начала XVIII веков.

В фонде 237 (“Монастырский приказ”) и 248 (“Правительственный Сенат”) РГАДА обнаружено несколько документов, датированных началом XVIII в. и содержащих сведения более раннего времени о работах ростовских каменщиков.

Наибольший интерес представляет челобитная каменщика Ивана Иванова, “допросные листы”, в которых он свидетельствует о своих работах разных лет, а также “сыскное дело” каменщика Петра Федорова2.

Из челобитной Ивана Иванова, взятого в Москву на “драгунскую службу” вопреки царскому указу, по которому каменщиков не имели права определять в солдаты, следует, что он вместе с отцом Иваном Оксеновым и братом Григорием Ивановым “работали у каменного дела в Ростове в доме богородицыне многие годы”3. Имя Ивана Оксенова упомянуто в списке каменщиков, приложенном к статье Э.Д. Добровольской4. Таким образом, определяется еще одна династия каменщиков при Ростовском архиерейском доме. Кроме того, документ позволяет выявить состав артели ростовских мастеров, в которой трудился Иван Иванов, и определить круг работ этой артели. Это Иван Вахромеев, Степан Федоров, Артемий Иванов, Савелий Иванов, Григорий Иванов (брат челобитчика)5. Иван Иванов сообщает, что “в прошлых годех”, т. е. до 1708 г. - момента написания челобитной, - они работали по найму “московского записного каменных дел подмастерья” Алексея Лукина в Переяславле-Залесском “у строения трапезы Никицкого монастыря”6, а также в Москве на строительстве церкви Спаса в Новосолдатской слободе у церкви “за арбацкими вороты у Николая Чудотворца что в Плотниках”7.

В 1708 г. Иван Иванов вместе с этими же мастерами (кроме Ивана Вахромеева) трудился в Москве “у городового дела”.

В документе о “сыске” каменщика Петра Федорова, выходца из села Никольского, являющегося вотчиной Ростовского митрополита, выясняются имена еще одной строительной артели, которая в начале XVIII в. была занята реконструкцией крепостных стен в Москве. В стенах башен каменщики устраивали новые бойницы. В артель входили: ярославский каменщик “Семен Семенов сын Мурзин” из села Путятина - вотчины стольника Семена Хотянцева - и ростовские каменщики Алексей Иванов из села Шуйца - вотчины Борисоглебского монастыря, Степан Федоров из села Зверинец - вотчины архиерейского дома, и Петр Федоров. В течение 3 лет эта артель возводила ограду в Вознесенском монастыре г. Курска, в течение года строила кельи в Ивановском монастыре г. Вязьмы и в течение года участвовала в строительстве знаменитой церкви Рождества богородицы в Нижнем Новгороде - вотчине Строгановых8.

В “допросе” Петр Федоров подтвердил, что в прошлые годы работал “в товарищах” с упомянутыми выше каменщиками. Кроме того, он назвал еще один храм - Петра и Павла “что в Олафертове полку” в Москве, - в строительстве которого он принимал участие, но с другими каменщиками. В 1702 г., вероятно, по причине старости он был взят на “архиерейский двор” в конюхи.

В начале XVIII в. ростовские каменщики вместе с мастерами из других регионов России широко привлекаются для строительства Петербурга. О тяжелом положении этих людей, насильно, по указу Петра I, взятых в Петербург, свидетельствуют архивные документы. 1707 годом датируется челобитная архимандрита Борисоглебского монастыря Даниила “с братьею” на имя Петра I о каменщиках и кирпичниках строительной артели во главе с Григорием Перфильевым. В челобитной монастырские власти жалуются, что они выплатили взятым из их вотчины мастерам “хлебное жалованье”, а положенные им деньги, записанные в окладные книги стольника Василия Вейкова, не были выданы. Оставшиеся в деревнях Ростовского уезда семьи умирали от голода9.

В начале XVIII в. в связи с широкомасштабными строительными работами в Петербург по указам Петра I насильственно переселяются мастеровые люди из разных губерний России. 1713 годом датируется список “переведенцам на вечное житие в Санкт-Петербурх”, которых определили к “городовому строению” и другим делам и расселили по разным квартирам, но они бежали, не выдержав выпавшего на их долю тяжелого бремени10. В списке перечислены имена 24 каменщиков из села Яковлевское с относящимися к нему деревнями - вотчины Ростовского архиерейского дома, и 5 каменщиков из вотчины Борисоглебского монастыря. Итак, рассмотренные выше документы позволили:
1) прибавить к списку имен каменщиков, которые участвовали в создании уникального ансамбля Ростовского кремля, еще два имени братьев Ивана и Григория Ивановых, сыновей уже известного по другим документам Ивана Оксенова;
2) определить состав неизвестных ранее трех артелей мастеров-каменщиков и выявить их работы, в том числе, и за пределами Ростовской митрополии;
3) сделать вывод о том, что главными центрами, в которых сформировались кадры мастеров-каменщиков из крестьянского населения, являлись вотчины Ростовского архиерейского дома и Борисоглебского монастыря;
4) выяснить некоторые особенности организации строительных работ на рубеже XVII-XVIII вв. Каменщики трудились не только на строительстве объектов в тех вотчинах, к которым они принадлежали, но и имели возможность работать по найму “каменных дел подмастерьев” в других регионах России. В начале XVIII в. в их деятельность все более настойчиво вторгается государство, насильно привлекая к работам, ведущимся по государственным заказам: реконструкции крепостных сооружений Москвы, строительству Петербурга.

  1. Добровольская Э.Д. Новые материалы... // Материалы по изучению и реставрации памятников архитектуры Ярославской области. Т. 1. Древний Ростов. Ярославль, 1958. С. 26 - 42.
  2. РГАДА. Ф. 237. Оп. 1. Д. 2106. Л. 10 об. - 13.
  3. Там же. Л. 10 об.
  4. Добровольская Э.Д. Новые материалы... С. 41.
  5. РГАДА. Ф. 237. Оп. 1. Д. 2106. Л. 11.
  6. Трапезная Никитского монастыря в Переяславле-Залесском была возведена в середине XVI в. В XVII в. она была кардинально перестроена. В 1690-е гг. сооружен пятиглавый храм с востока от трапезного корпуса, надстроен и расширен сам трапезный корпус. См.: Ильин М. Путь на Ростов Великий. М., 1975. С. 60-61.
  7. Текст документа оставляет сомнение в том, все ли перечисленные объекты строились по найму Алексея Лукина или только трапезный корпус Никитского монастыря.
  8. РГАДА. Ф. 237. Оп. 1. Д. 2106. Л. 12 об. - 13.
  9. Там же. Д. 2220. Л. 213 об. - 216.
  10. Там же. Ф. 248. Оп. 2. Д. 24. Л. 554 - 554 об.

*К сожалению, по независящим от авторов сообщения причинам частично утрачена археологическая информация о приблизительно 30 костяках с изучаемого кладбища. В последующих публикациях эти антропологические материалы будут введены в научный оборот.

Исследуемые материалы получены благодаря археологическим раскопкам у надвратной церкви Воскресения Ростовского кремля, проводимым Архитектурно-археологической экспедицией Гос. Эрмитажа и Волго-Окской экспедицией Института археологии РАН. По мнению исследователей, кладбище XIV - начала XVI вв. принадлежало не сохранившейся до наших дней церкви Иоанна Предтечи, находившейся поблизости от ныне стоящих северных ворот кремля, построенных в XVII веке. Первое обследование антропологического материала было проведено А.П. Бужиловой в 1994 г. В 1995 г. исследование памятника было продолжено Волго-Окской экспедицией Института археологии РАН. С этого же года палеоантропологическое исследование останков погребенных приобрело коллективный характер.

Поступившая в распоряжение сотрудников группы физической антропологии ИА РАН скелетная серия оказалась чрезвычайно представительной. Индивидуальная сохранность скелетов варьировала от средней до очень хорошей. Поэтому средневековая серия погребенных у церкви Иоанна Предтечи в дальнейшем послужит предметом для подробного описания краниологического, остеологического и палеопатологического своеобразия древнего населения Ростовской земли.

Предлагаемое вниманию сообщение отражает предварительные итоги работы антропологов и имеет целью первичный палеодемографический анализ скелетной выборки.

Результаты

Нами были изучены останки 113 человек. Эти антропологические материалы имеют археологическую привязку и разнесены по квадратам, а впоследствии по номерам погребений*.

В скелетной выборке преобладают мужчины, причем среди индивидуумов старше 20 лет мужчин больше, чем женщин в 1,2 раза (табл. 1, 2). В серии достаточно много детей, умерших до 15 лет (свыше 25 % - см. табл. 2), что согласуется с данными о высокой смертности детей в древних популяциях человека.

Распределение частоты встречаемости смертных случаев свидетельствует о некоторых общих тенденциях в женской и мужской частях анализируемой выборки. Наиболее заметной чертой данной группы древних жителей Ростова Великого является резкое увеличении смертности в интервале 35-39 лет (табл. 1). О том, что смерти в этом возрасте избегали немногие, говорит малое число мужчин и женщин более старшего возраста. Из ста тринадцати человек только один мужчина и только одна женщина преодолели возрастной рубеж в 50 лет. С другой стороны, полученные нами данные выявляют относительно “благополучную” применительно к позднему средневековью демографическую ситуацию. В этой связи следует отметить отсутствие в данной серии пика смертности у женщин в 20-29 лет, столь обычного в палеопопуляциях и связываемого обычно с периодом наиболее активного рождения детей, сопряженным с риском осложнений и инфекционных заболеваний.

Трудно предположить, что санитарные условия в Ростове Великом были столь хороши, что препятствовали развитию заболеваний, определявших структуру популяций человека вплоть до XIX века включительно. Тем не менее, описанная нами тенденция, а также достаточно высокие значения среднего возраста смерти среди погребенных у церкви Иоанна Предтечи, отсутствие полового диморфизма по этому признаку (табл. 4), могут означать высокий социальный статус этой группы древнего ростовского населения.

Таблица 1

Половозрастное распределение в скелетной серии

М и F соответственно мужчины и женщины; * - суммарная выборка; N - число индивидуумов; % - пропорциональное соотношение данного половозрастного класса в суммарной выборке.
Возрастные интервалы N %
М F * М F *
0-14 - - 29 - - 25,7
15-19 - 5 8 - 4,4 7,1
20-24 7 6 13 6,2 5,3 11,5
25-29 7 7 14 6,2 6,2 12,4
30-34 7 5 12 6,2 4,4 10,6
35-39 14 10 24 12,4 8,8 21,2
40-44 4 3 7 3,5 2,7 6,2
45-49 2 2 4 1,8 1,8 3,5
50+ 1 1 2 0,9 0,9 1,8
Всего взрослых 42 34        
Итого     113     100,0
Таблица 2

Соотношение мужчин, женщин и детей % (N)

Категория населения Соотношение по данным антропологии
Мужчины 37,2 (42)
Женщины 34,5 (39)
Дети 25,7 (29)
Неопределимые случаи (15-19 лет) 2,7
Таблица 3

Соотношение возрастных групп взрослого населения % (N)

Возрастной интервал Мужчины Женщины
20-29 12,4 (14) 11,5 (13)
30-39 18,6 (21) 13,3 (15)
40-49 5,3 (13) 4,4 (5)
50+ 0,8 (1) 0,8 (1)
Таблица 4

Средний возраст смерти в группе (без учета детской смертности)

Мужчины Женщины Суммарно
33,1 32,7 32,9

Архитектурно-археологическое исследование территории княжеского двора Ростова Великого с целью поиска летописных церквей свв. Бориса и Глеба 1214-1218 гг. и 1287 г. начато в 1955 г. Н.Н. Ворониным и продолжено в 1986-94 гг. экспедицией Эрмитажа под руководством О.М. Иоаннисяна.

Первые разведки подтвердили догадку о существовании древнейших построек в районе возведенной на крепостном валу и существующей поныне одноименной кирпичной церкви 1761 г.1 При последних раскопках в интерьере этого здания вскрыты восточные части стен и западная пара столбов сооружения, уцелевшего до уровня пят сводов и сложенного в смешанной технике на известково-песчаном растворе2. Особенности архитектурного решения этой церкви, а также характер кладки с забутовкой стен мелким булыжником и обломками штукатурки с росписью позволили археологам датировать ее 1287 г.3, когда, по сообщению летописи, “заложена бысть церковь святых мученики Бориса и Глеба благословением Игнатия епископа Ростовского”4. Одноименный храм 1214-1218 гг., также упомянутый летописью5, по предположению археологов, находился на этом же месте6. Однако опасность разрушения поздней церкви помешала произвести полное раскрытие здания 1287 г. и возможных остатков постройки нач. XIII в.7 Кроме того, в раскопе к югу от церкви 1761 г. в горизонте по уровню сводов храма 1287 г. найдены блоки стен из плинфы на цемяночном растворе, отнесенные исследователями к домонгольскому времени8.

Именно здесь среди строительных обломков собрано большое количество фрагментов фресок, изучению которых посвящена наша работа.

Находка в одном строго локализованном горизонте раскопа блоков стен, отдельно разбросанных кирпичей и тонкой известняковой плиты вместе с фрагментами росписей позволяет предположить о принадлежности всего материала одному и тому же сооружению.

В целом вся масса фресок делится на две группы, наибольшая из которых представляет собой крупные куски стенописи, разбитые при падении и стыкующиеся между собой. Здесь же найдены единичные мелкие осколки фресок со следами известково-песчаного раствора на живописной поверхности, что позволяет относить их к числу вторично использованного материала.

На отдельно лежащих известняковых плитах из этого раскопа и на большинстве обломков плинфы хорошо читаются остатки белого по цвету известково-песчаного раствора. Такой же состав связующего прослежен на блоках упавших стен на швах, скрепляющих облицовочную кладку. Цемяночный раствор встречен эпизодично только на внутренней (забутовочной) стороне этих блоков кладки, а также на одном образце плинфы из развала, где поверх и вокруг уцелевшего и плотно держащегося цемяночного шва и по другим сторонам кирпича повсюду видны остатки белого известково-песчаного раствора, то есть основного для стен, в которых вторично была использована эта плинфа. Кладку на белом растворе в рассматриваемых блоках археологи объяснили возможными поздними вычинками древних стен9. Тогда, при подобной интерпретации появления здесь известково-песчаного раствора, получается, что ни в одном случае облицовочных частей первоначального сооружения здесь не сохранилось, хотя для ремонтов здесь была использована плинфа, а не какой-либо материал, характерный, к примеру, для кладки изученных стен церкви Бориса и Глеба 1287 г.

В статье о первых результатах исследования Борисоглебского комплекса построек подразумевается, что открытые в южном раскопе блоки кладки, возможно, относящиеся к своду люнета домонгольского сооружения, оказались на уровне сводов церкви Бориса и Глеба 1287 г. при строительстве оборонительного вала, когда и были частично разрушены оба здания10. Высказано также предположение о принадлежности найденных блоков первоначально церкви Бориса и Глеба 1214-1218 гг. и о вторичном их применении в неизвестном сооружении, стоявшем рядом с церковью Бориса и Глеба 1287 г. и воздвигнутом после нее11.

К перечисленному ряду особенностей кладок в южном раскопе можно добавить неотмеченное обстоятельство расположения блоков, падение которых было возможно только со стороны церкви Бориса и Глеба, поскольку высказанное ранее предположение об их принадлежности постройке, находящейся ниже, по завершении раскопок не подтвердилось12.

Не обнаружено также следов непрерывного развала всего здания, если бы оно находилось где-либо в стороне от раскрытых участков стен.

Таким образом, дополнительные изыскания склоняют к выводу о наиболее вероятной принадлежности открытых кладок и фрагментов фресок из южного раскопа церкви Бориса и Глеба 1287 г., а характер ее разрушения живо напоминает историю возникновения петровских куртин Довмонтова города Пскова 1701 г.13 При этом освящение храма в 1253 г., отмеченное летописью, на данном материале с какими-нибудь ремонтными работами связать трудно14.

Особого внимания заслуживают растворы кладок и грунтов церквей 1218 и 1287 гг. В первой из них, сложенной из плинфы на известково-цемяночном растворе - если предположение о принадлежности плифяной кладки этому храму верно, - фрески написаны на известково-песчаном грунте, аналогичном грунтам ХII-ХIII вв. церквей Успения в Ростове и другим памятникам Северо-Восточной Руси этого времени15. Исследование образцов плинфы из южного раскопа, проведенное Е.Н. Торшиным, помогло автору выявить три основных группы плинфы, созданных мастерами из Киева и, возможно, Смоленска16. Тот факт, что смоленские строители на рубеже ХII-ХIII вв. применяли в качестве связующего кладки известково-цемяночный раствор, позволяет предположить об их участии в создании первого Борисоглебского храма Ростова17. Единым со смоленскими храмами нач. XIII в. оказался и формат плинфы из южного раскопа18.

Грунты рассматриваемых памятников Ростова ХII-ХIII вв. практически приготовлены по единой для всего региона технологии и отличаются толщиной раствора. На фрагментах фресок, вторично использованных в забутовке, и на основной массе обломков штукатурки с росписью из южного раскопа Борисоглебского комплекса размеры грунта одинаковые в пределах 1,5 см. Почти втрое большая толщина грунтов Бориса и Глеба в сравнении с грунтами белокаменных соборов Успения в Ростове объясняется характером кладки и поверхности стен интерьера. Такого же размера оказался слой обмазки на блоках кладки из южного раскопа. Первоначальное предположение археологов об открытии здесь стены с росписью не подтвердилось;19 слой белой штукатурки, обращенной при падении кладок к земле, оказался без следов живописи, а следы от грубой затирки раствора вероятнее всего деревянной лопаткой соответствуют приему заглаживания фасадов, известному, к примеру, в церкви Климента 1153 г. Старой Ладоги20, или в храме на Протоке Смоленска21.

Отсутствие фресок в интерьере или обмазки на фасадах раскопанных участков объема церкви Бориса и Глеба 1287 г., кроме зафиксированных мелких фрагментов в забутовке этих стен, - фактически лишают нас сравнительного материала для достоверной атрибуции всей массы собранных в южном раскопе фресок по месту и времени их происхождения. С другой стороны, технология приготовления грунта фресок к XVII в., судя по росписям Успенского собора, постепенно меняется, и относить какую-либо группу штукатурок из южного раскопа за пределы XIII столетия у нас оснований нет. Поэтому уточнить время создания основной массы собранных фрагментов с живописью можно будет, по всей видимости, по итогам всестороннего анализа этого материала.

Грунт фресок двухслойный, что удалось определить по некоторым фрагментам с видимым расслоением намета левкаса (интонако) на слой, выравнивающий поверхность стен интерьера. Фасадная обмазка однослойная. В белый раствор грунта и фасадной штукатурки включены добавки песка, угля и мелко рубленной соломы. Сравнительно с новгородскими, ростовские грунты рассматриваемого времени имеют невысокую прочность, что требует крайне бережного обращения с фрагментами при их сборе, транспортировке и хранении.

Известково-песчаные растворы кладки блоков в южном раскопе и грунта фресок отличаются цветом и отсутствием соломистых наполнителей в связующем стен. Своим сероватым тоном и обилием песка раствор кладки близок к растворам Успенского собора Ростова ХII-ХIII вв. Идентичность растворов грунта и обмазки фасадов, возможно, объясняется последовательностью строительства храма, его украшением и затиркой наружных поверхностей стен раствором грунта. Полировка поверхности фасадов достигалась заглаживанием лопаткой-мастерком, а также, возможно, благодаря технологии связующего с добавками соломы.

Тыльная сторона штукатурки фресок представляет нам по имеющемуся материалу только один способ крепления грунта на стенах без насечек и гвоздей, что косвенно указывает на принадлежность собранных фрагментов вертикальным участкам кладки. На некоторых обломках фресок двухслойный грунт прослежен в местах нахлеста слоев левкаса по размерам “световых дней”. Соответственно этому замечанию, роспись в храме производилась по византийской традиции сверху вниз и от середины по сторонам.

Разметка будущих композиций или отдельных деталей изображений производилась графьей по сырому левкасу и рисунком черной или красной краской. Одной линией графьи очерчивался диаметр нимба; встречены пары прямых параллельных линий, вероятно, примененных в разлиновке архитектурного стаффажа композиций.

На фрагменте с рисунком ноги по зеленому позему прослежена графья по силуэту ступни. В личном графьи не замечено. Во всех случаях ритм графьи в процессе работы над изображением дополнительно подчеркивался рисунком тонкой линии, как правило, красного цвета.

Оба слоя грунта идентичны по составу, а их подготовка с соломистым наполнителем и стыковка “световых дней” нахлестом соответствуют способу подготовки стены для письма в технике аль-фреско. В этой технике исполнены все участки с однослойной живописью. Проработка объемов производилась в два-три слоя красок. В целом техника письма рассматриваемого памятника - фреско-секко.

Ни в одном случае не замечено затеков нижнего живописного слоя в трещинки грунта, что часто встречается при работе с фрагментами новгородских фресок XII в.22 Не исключено, что эта особенность новгородских стенописей связана со спецификой технологии приготовления грунта, с организацией и ходом работы, отличающимися от практики создания росписей в Северо-Восточной Руси.

В вопросе о технике письма по стене решающую роль сегодня играют результаты лабораторных исследований красок, в которые, по первым итогам, почти повсеместно добавлялось органическое связующее. Возможно, добавка или случайное попадание пока неизвестного нам по природе органического связующего в краски, равно как и в грунт, связана с условиями жизни фресок на стенах или уже в земле. Однако не менее вероятно, что перед нами открывается специфика технологии древнерусской стенописи.

На всей коллекции фрагментов стенописи южного раскопа, включающей несколько сотен преимущественно мельчайших обломков с живописью самого разнообразного характера, не встречено ни одного образца с применением синей или голубой краски. Можно было бы предположить, что ляпис-лазурь, проложенная поверх серой рефти, утрачена. Однако и таких фрагментов не обнаружено. Остается допустить, что либо в раскопе оказались участки живописи, где синий цвет не понадобился, либо синий цвет полностью отмелился из-за прописки его по левкасу без рефти.

Зеленый цвет оказался более устойчивым даже в раскраске “позема”, где этот колер сохранился несмотря на отсутствие обычной в этих местах серой рефти. Не менее трех вариаций тона зеленого пигмента достигнуто двойной пропиской и добавлением в краскиизвестковых белил. В нюансах гаммы зеленый цвет встретился также на одежде и в личном письме.

Охра красная разработана наиболее широко: от нежно-розового до темно-красного. Оттенки получены добавкой белил и двойной пропиской. Из обычной гаммы этого цвета выделяется алая краска, которая в отличие от других тонов легко смывается. Аналогичный по цвету и устойчивости колер обнаружен среди фрагментов фресок из раскопа ротонды-колокольни на соборной площади Ростова. И там, и здесь алый цвет применялся в качестве фона по левкасу. Уточним, что другие тона красного цвета на разных живописных участках, включая личное, удерживаются на поверхности достаточно надежно.

Белила традиционно использовались в качестве светов на одежде и в личном. Встречены пробела различной консистенции краски от жидкой, сквозь которую просвечивает фон моделируемого предмета, и пастозные, прописанные в два-три слоя. Случаев высветления объемов последовательно розовым или охристым цветом с проложенными поверх белилами не встречено. Специфика белого цвета левкаса, более яркого в отличие от, к примеру, новгородского, позволяла художникам использовать его в качестве белого фона.

Охра желтая приобрела в рассматриваемом памятнике ранее неизвестную нам консистенцию жидкой, прозрачной краски, едва тонирующей фон, к примеру, нимба и лика. Наряду с подобным тоном художники применяли обычный раствор краски вплоть до двойной прописки, где получался желто-коричневый цвет.

Многообразие мотивов декорации, исполненных черными линиями по слою левкаса, свидетельствует о следовании мастерами ранее неизвестной на этой земле традиции активного вовлечения этого колера в живопись интерьера в подобном качестве. Видимо, характерным для памятника является и то, что тона черного цвета не встречены на одежде или в качестве рефти. Подчеркнем, что нажим кисти с черной краской в орнаментах несильный, и сам цвет имеет скорее темно-серый тон, в отличие от черных описей на фресках более позднего времени23.

Красная, желтая, зеленая, белая и черная - основные краски палитры художников ансамбля, осколки которого подняты из южного раскопа. Соединения фрагментов на палитре, кроме традиционной добавки в краски известковых белил, не замечено.

Цвет фона на открытых участках и под отмелившимися моделировочными слоями одинаковый, что позволяет говорить о хорошей сохранности первоначального колорита ансамбля, общий строй которого не отличается повышенной живописностью, судя по имеющимся фрагментам. Наоборот, в глаза бросается подчеркнутая контрастность и тяга художников к ослабленным высветленным тонам в разработке формы с резко очерченным силуэтом.

Догадку об отсутствии в палитре художников синего цвета или об ограниченном его применении только в верхних регистрах подтверждает открытый пример письма кисти руки, данной в благословляющем жесте, на зеленом фоне. По размерам кисти руки и по длине пальцев этот фрагмент трудно связать с изображением в медальоне, где зеленый фон допустим, но масштабы изображений нередко уменьшены. Нет в коллекции и фрагментов, которые можно было уверенно связать с рисунком медальонов.

Прием письма личного удалось проследить на нескольких фрагментах. Способ моделирования оказался единым с незначительными вариациями, по всей видимости характерными для двух индивидуальных почерков. Фон лика и нимба прописывался жидко разведенной желтой охрой, причем консистенция раствора краски у художников была различная. Поверх слоя карнации темно-красной линией очерчивались детали, а по овалу лика, в глазницах и по одной стороне вдоль носа прокладывались линейные по характеру зеленые притенения. Завершалась лепка объема пробелами, прописанными жидко и пастозно. В рамках этого приема написаны кисть руки и стопа ноги из этой же коллекции.

Два лика на разных фрагментах отличаются между собой масштабами, тоном охристой карнации и зеленых притенений, а также характером рисунка одних и тех же деталей. Первый фрагмент, поднятый в 1993 г., склеен на месте из семи кусочков (РБГ-88 и др.). На нем хорошо сохранилась левая от зрителя средняя часть лика мужчины с прической темно-красного цвета. Виден рисунок глаза, части носа и живопись лба, глазницы и верхней скулки. Здесь представлен тип персонажа с миндалевидным разрезом глаза, очерк которого сделан непрерывной линией от силуэта брови; двойным овалом от слезника намечены нижнее веко и теневая грань глазницы. Черным цветом написан зрачок в контрасте с пастозным бликом белка. Жидкими белилами прочерчены надбровная дуга и скулка. Очевидно, что на этом примере мы встречаемся с художником, хорошо знакомым с византийским каноном рисунка лика и в системе моделирования объема следующим бессанкирному приему лепки от светлой основы. Примерная высота головы - ок. 15 см; ширина - ок. 12 см.

В 1994 г. в том же раскопе поднят большой фрагмент с рисунком верхней части головы и нимба. На этом обломке живописный слой карнации кажется бесцветным, а в действительности едва тонирован желтой охрой. Следов вторичной прописки фона нимба не обнаружено. Светлее, чем на первом лике, взяты зеленые тени. Соответственно тональной осветленности карнации и теней контрастом к ним звучит темно-красный рисунок деталей. Овал глаза на этом фрагменте почти круглый по форме и обозначен двумя несомкнутыми дугами. В виде прямых штриховых полос намечены брови. Круг нимба обведен графьей и красной отгранкой. Размер головы примерно вдвое меньший, чем на первом фрагменте.

Вслед за отличиями в тоне карнации, тени и в рисунке черт ликов явно воспринимается индивидуальность типажей представленных персонажей. Устоявшимся профессиональным навыкам мастера первого фрагмента противопоставляется новая ранее неизвестная в русских стенописях манера радикальной схематизации образа. Прием рисунка на втором фрагменте перекликается с традициями народного искусства, где обобщенный выразительный силуэт и плоскостная форма служат основными средствами в изображении человека. Характерно, что специфика рисунка на втором фрагменте определяет также новые качества образа, в отрешенном взгляде которого скорее прочитывается иератическая застылость позы предстояния.

Отмеченные отличия в рисунке двух персонажей скорее всего свидетельствуют о работе над ними разных художников. С другой стороны, повсеместный акцент на линию, единство приема личного письма, а также, по-видимому, колорит росписи обеспечивали стилистическую целостность ансамбля.

Датировка рассматриваемых фресок осложняется почти непрерывным строительством двух каменных зданий церкви Бориса и Глеба, а также возможной принадлежностью этой росписи неизвестной нам постройке княжеского двора домонгольского времени.

На фоне непрерывного развития живописного стиля Успенского и Дмитриевского соборов во Владимире, Рождества Богородицы в Суздале, а также Успенского собора в Ростове фрески из южного раскопа представляют собой звено архаического направления, в наибольшей степени характерного для изобразительного искусства Руси второй пол. XIII в. Это движение, ранее отмеченное для новгородских икон рубежа ХIII-ХIV вв., фресок церкви Николы на Липне к. XIII в., миниатюр рукописей вт. пол. XIII - нач. XIV вв., - как оказалось - нашло отражение и в росписи Ростова24. Само по себе это явление не было неожиданным в данном регионе. Около 1230 г. корни крестьянского искусства прослежены в работе отдельных мастеров западных врат Суздальского собора25. Трактовка образа, предложенная вторым мастером нашего памятника, оказывается особенно близкой к изображениям на изделиях прикладного искусства26. Вероятно, из этой среды был приглашен один из художников артели, манера работы которого была созвучна общерусским тенденциям эволюции стиля рубежа ХIII-ХIV вв. в станковой и монументальной живописи.

Общий графически-плоскостной характер рассматриваемой росписи и ряд нюансов ее художественного решения, среди которых обращают на себя внимание осветленность цветового строя, отсутствие или ограниченное применение синего колера и подмена его на фонах зеленым цветом, активное применение в рисунке орнамента черного цвета, графья в очерке фигуры и введение в состав артели новых художественных сил, возможно из крестьянской среды, - все это в большей мере соответствует стилистическим концепциям древнерусского изобразительного искусства к. XIII в. По месту находки исследуемого материала его датировка совпадает со строительством церкви Бориса и Глеба в 1287 г.

Фрески храма 1214-1218 гг., частично используемые в забутовке последующей постройки, по-видимому, находятся ниже уровня ее стен, и их сбор обусловлен трудностями, на которые указали археологи. Только осуществление проекта укрепления и музеефикации разновременных церквей Бориса и Глеба, разработанного при их раскопках, откроет возможность полного сбора росписей древнейших церквей княжеского двора Ростова Великого27.

  1. Воронин Н.Н. Археологические исследования архитектурных памятников Ростова // Материалы по изучению и реставрации памятников архитектуры Ярославской области. Древний Ростов. Ярославль, 1958. С. 19.
  2. Иоаннисян О.М., Зыков П.Л., Леонтьев А.Е., Торшин Е.Н. Архитектурно-археологические исследования памятников древнерусского зодчества в Ростове Великом // СРМ. Ростов, 1994. Вып. VI. С. 191.
  3. Иоаннисян О.М... Указ. соч. С. 193.
  4. ПСРЛ. Т. X. С. 167.
  5. ПСРЛ. Т. 1. С. 438, 442.
  6. Иоаннисян О.М... Указ. соч. С. 193.
  7. Иоаннисян О.М... Указ. соч. С. 194.
  8. Иоаннисян О.М... Указ. соч. С. 199.
  9. Там же.
  10. Иоаннисян О.М... Указ. соч. С. 198, 200.
  11. Иоаннисян О.М... Указ. соч. С. 200.
  12. Там же.
  13. Белецкий В.Д. Довмонтов город. Л., 1986. С. 11.
  14. ПСРЛ. Т. 1. С. 473.
  15. Филатов В.В. К истории техники стенной живописи в России // Древнерусское искусство. Художественная культура Пскова. М., 1968. С. 54-55.
  16. Торшин Е.Н. К вопросу о производстве плинфы в Северо-Восточной Руси (по материалам раскопок церкви Бориса и Глеба в г. Ростове) // ИКРЗ. 1993. Ростов, 1994. С. 186.
  17. Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Зодчество Смоленска ХII-ХIII вв. Л., 1979. С. 202, 223, 235, 251, 265, 282.
  18. Торшин Е.Н. Указ. соч. С. 183; Раппопорт П.А. Метод датирования памятников древнего смоленского зодчества по формату кирпича // СА. 1976. № 2. С. 92. Табл. 1.
  19. Иоаннисян О.М... Указ. соч. С. 200.
  20. Большаков Л.Н., Раппопорт П.А. Раскопки церкви Климента в Старой Ладоге // Новое в археологии Северо-Запада СССР. Л., 1985. С. 115.
  21. Раппопорт П.А. Строительное производство Древней Руси Х-ХIII вв. Л., 1994. С. 73.
  22. Дмитриев Ю.Н. Заметки по технике русских стенных росписей Х-ХII вв. // Ежегодник ин-та истории искусств. 1954. М., 1954. С. 257; Филатов В.В. Техника древнерусской монументальной живописи. М., 1976. С. 21; Васильев Б.Г. Фрески церкви Климента 1153 г. в Старой Ладоге // СА. 1988. № 1. С. 190.
  23. Брюсова В.Г. О технике стенописи Софии Новгородской // СА. 1974. № 1. С. 198; Филатов В.В. К истории техники стенной живописи. С. 66.
  24. Смирнова Э.С. Живопись Великого Новгорода сер. XIII - начала XIV вв. М., 1976. С. 34, 35; Лазарев В.Н. Древнерусские мозаики и фрески. М., 1973. С. 48; Колпакова Г.С. Фрески церкви Николы на Липне в Новгороде и искусство XIII в. // Искусство Руси, Византии и Балкан XIII века. Тез. докл. конф. Москва, сентябрь 1994. СПб., 1994. С. 53; Попова О.С. Искусство Новгорода и Москвы первой половины XIV в. М., 1980. С. 35-37.
  25. Овчинников А.Н. Суздальские Златые Врата. М., 1978. С. 12-13. Ил. 45, 46.
  26. Василенко В.М. Русское прикладное искусство. М., 1977. С. 304, 396. Ил. 135, 181; Бочаров Г.Н. Художественный металл Древней Руси. М., 1984. С. 209-211.
  27. Иоаннисян О.М... Указ. соч. С. 197.

Удивляясь красоте ростовского Успенского собора, автору этих строк приходилось задаваться вопросом, сохранился ли соборный Чиновник, который отражал в себе сложные литургические действа, происходившие в соборе во времена их расцвета? В конце прошлого - начале нашего века одним из ведущих литургистов того времени профессором Московской Духовной Академии А.П. Голубцовым были изданы Чиновники Московского Успенского, Новгородского Софийского соборов XVII века, Чиновник конца XVII века Холмогорского собора и Чиновник XVIII века Нижегородского кафедрального собора1. Такой величественный собор, как ростовский Успенский, также должен был иметь свой Чиновник.

В изданном каталоге рукописей Ростовского музея значится “Чиновник архиерейский XVII века”2. Под этим названием описан сборник, состоящий из двух частей. Более драгоценной оказалась первая часть, обозначенная на л.III рукописной книги: “Чин священодейства во весь год септевриа с 1 числа даже августа по 6 число”. Это и есть соборный Чиновник3 - ценный литургический памятник. Можно отметить, что в собрании есть еще две рукописи под названием “Чиновник архиерейский”, но уже без первой, публикуемой здесь части4.

Разница между архиерейским чиновником и соборным такая же, как между священническим Служебником и церковным Уставом5. Служебник и Чиновник архиерея имеют в себе молитвы для вечерни, утрени, литургии, Устав же, именуемый Типиконом, упорядочивает все многообразие годовых, пасхальных и других кругов церковных последований. Служение в кафедральном соборе требует таких книг, как Чиновник (он же Служебник) для архиерея, и особый Чиновник для ежегодных архиерейских обрядов. Уже упомянутые соборные Чиновники, особенно самый древний новгородский, как раз представляют собой разновидность Устава. Служба в них расписана на каждый день, и когда богослужение ничем не отличается от обычного, то помечено: “а поют по Уставу”. Наш ростовский Чиновник уже разграничил свое назначение с Типиконом, в нем помещены только обрядовые особенности собора. Поэтому состав его так краток, что даже не доходит до конца церковного года.

Для научного исследования памятника необходимо привлекать изданные Чиновники, труды проф. А.А. Дмитриевского по древней и современной Иерусалимской богослужебной практик6, существующие материалы о богослужебной практике ростовского Успенского собора7, книгу записок архидиакона Павла Алеппского о путешествии в Россию8 и многие другие источники. Можно отметить вероятный нижний предел создания рукописи - 1683 год. В тексте после описания богослужения в день Крещения основным почерком идет заметка, что “Во 190-м году великий Господин святейший Иоаким патриарх Московский и всеа России указал сему действу быти после литоргии...”9 Заметка эта важна тем, что своим существованием указывает на имевшийся ранее протограф. Стало быть, чины рукописи восходят ко времени митрополита Ионы Сысоевича, а может быть, и к более древним временам. На верхний предел создания может указать открывающее рукопись “Действо Нового лета”. Это действо было отменено при Петре I в 1700 году10. Значит, время написания рукописи - это промежуток между 1683 и 1700 годами.

Кроме указанного Действа Нового лета в Чиновнике замечательны яркие пасхальные службы, особая обрядовая напряженность “Пасхи Страстей”, в которой значительное место занимает захватывающе изложенный ”Чин омовения ног”.

Издание Чиновника Ростовского Успенского собора поставит его в ряд уже известных чиновников и привлечет к нему внимание в ходе возродившихся литургических споров.

  1. Голубцов А.П. Чиновник Новгородского Софийского собора. М.,1899; Он же. Чиновник Холмогорского Преображенского собора. М., 1903; Он же. Чиновник Нижегородского Преображенского собора. М., 1905; Он же. Соборные чиновники и особенности службы по ним. М., 1907; Он же. Чиновник Московского Успенского собора. М., 1908.
  2. Каталог памятников письменности Ярославской области. Выпуск 2. Рукописные памятники Ростовского музея // СРМ. Вып. 2. Ростов, 1991. С. 92. Кат. № Р-322.
  3. Этот тип богослужебной книги прямо обозначен в записи на последнем листе рукописи с № IV (72): “Сия книга глаголемая Чиновник Ростовской Соборной церкви казенная”.
  4. Там же. Р-319, Р-321.
  5. Подобная же разница, как между часами и календарем - часы определяют время дня, а календарь - время в течение года.
  6. К примеру, Дмитриевский А.А. Богослужение в русской церкви в XVI в. Часть 1. Службы круга седмичнаго и годичнаго и чинопосле дования таинств. Казань, 1884; Он же. Богослужение страстной и пасхальной седмиц в св. Иерусалиме по уставу IX-X вв. // Православный собеседник. 1889. № 3 (отд. изд. Казань, 1894); Он же. Современное богослужение на православном Востоке. Киев,1891; Он же. Умовение ног. М., 1994 (переизд.); Он же. Пасха. М., 1994 (переизд.).
  7. Бередников Я. О некоторых рукописях, хранящихся в монастырях и других библиотеках ЖМНП. СПб., 1853. Июнь. С. 109-110 (статья содержит описание “шествия на осляти”в XVII в.); ЯГВ. 1893. № 25 (статья о литургической практике XIX в.). На эти источники указал автору А.Г. Мельник.
  8. Путешествие антиохийскаго патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном архидиаконом Павлом Алеппским // ЧОИДР. 1898. Кн. 4.
  9. ГМЗРК. Р-322. Л. 7. Такого же рода указание на листе 20. См. страницы настоящего издания.
  10. Булгаков С.В. Настольная книга для священно-церковно-служителей. Т. 1. М., 1993. С. 2.

Чиновник Ростовского Успенского собора

На форзаце штампы Ростовского музея древностей, исполненные синими чернилами, с номерами, проставленными черной тушью. На верхнем штампе № 16975, на нижнем надпись “рукописи музея” и № 322. В верхнем левом углу страницы наклейка с инвентарным номером ЯРМЗ 322, надписями 28/Ч-64 (в две строки) и КП-10055/320. В нижней части страницы запись от руки: “Сия книга Ростовской Соборной Церкви Успения Прес(вя)тыя Б(огороди)цы”.
Следующие три листа пронумерованы римскими цифрами.
Л. I - чистый.
Л. II - Записи скорописью : “Сия книга Ростовской Соборной церкви Прес(вя)тыя Б(огороди)цы Успения”, “Сия книга Ростовского Собору Прес(вя)тыя Б(огороди)цы Успения”.
Л. III - С этого листа начинается основной текст рукописи, исполненный полууставом с киноварными заголовками, буквицами и заглавными буквами.

Чин священодейства во весь год

септевриа с 1 числа даже августа по 6 число.

К действу новаго лета: архиерей пришед в соборную церковь по чину входное и облачается во все облачение на месте среди церкви, и облачась, идет в алтарь, и взем кадило кадит престол около 3[-жды]; таже властей на обе страны, и диакон вышед начинает: Благослови, владыко. Архиерей: Благословенно Царство. Таже диакон глаголет ектению на амвоне, а священницы поют в олтаре: Господи, помилуй, и после ектении, Архиерей говорит молитвы по чиновнику, и проговоря, идет из олтаря царскими (Л. III об.) дверьми никим поддержим, держа в правой руке крест, а в левой посох, а по обе страны несут диаконы два евангелия, А певчие поют тропарь, и пришед среди церкви станет на орлеце, и протодиакон начинает: Благослови, владыко. Архиерей: Благословенно, и по чиновнику, и посем идут в западны двери темже чином якоже из олтаря, а певчие поют тропари, и вышед архиерей станет на орлеце на восток лицем. Протодиакон говорит ектению, а власти все поют: Господи, помилуй 100, и посем архиерей говорит молитвы, и проговоря, идет такожде якоже и прежде, а певчие поют стихиры, и пришед на уготованное место, (Л. 1) осеняет крестом на все четыре страны, а певчие поют антифоны, а в то время власти кланяются по чину архиерею. По поклонении же Архиерей кадит святыя иконы и властей, и царской сигклит, и всех ту предстоящих; по каждении архиерей осеняет крестом на восток, на запад, на юг, на север, а протодиакон, кадя ево, архиерея, говорит ектению сице на восток: Помилуй нас, Боже, на запад: О избавлении душ наших, на юг: О царе, на север: О вселенском устроении. По осенении же чтут паремии, в паремии архиерей седит, а власти все стоят. Посем апостол, во апостол архиерей не седит. Евангелие чтет натрое, Премудрость, прости, и прочее говорит (Л. 1 об.) архиерей, а протодиакон такожде, якоже и архиерей, и егда архиерей прочтет все евангелие и возгласит, тогда подиаки менших станиц став против архиереа поют исполати. Посем дочитает и протодиакон. Посем архиерей идет ко святым иконам и умыв руки погружает честный крест, а в то время протодиакон говорит ектению. Таже архиерей паки восходит на место и говорит молитвы по чиновнику, и проговоря, отпуст со крестом, стоя на месте. И по отпусте архиерей осеняет крестом на все четыре страны, а протодиакон глаголет: Господу помолимся, рцем вси, а сам кадит. Посем архиерей говорит поздравление великому государю, а как проговорит, тогда певчие поют (Л. 2) многолетие великому государю болшее. Таже поют многолетие архиерею и всему освященному собору, а прежде поют многолетие святейшему патриарху, посем и всем православным христианом, А в то время власти поздравляют архиерею, таже царской сигклит поздравляют архиерею. Посем архиерей идет в соборную церковь поддержим двема диаконы, и пришед в соборную церковь, кропит на все четыре страны святою водою, и служит литургию по чину.

В 14 д(е)нь.

Архиерей оу всенощнаго в соборе, к величанию облачается в воскресное облачение. По 9 песни входит во олтарь и облачается во все (Л. 2 об.) облачение в воскресное, и облачас идет к царским дверем и раздает властем свещи, и вышед из олтаря, раздает царскому сигклиту и своим приказным. И посем кадит престол кругом 3[-жды], таже властей, и сняв шапку, подъемлет крест на главу и идет в северныя двери, а под руки поддерживают власти. Около архиерея несут рипиды, диаконы кадят в два кадила, да около же архиерея несут два посвещника да четыре свещи; два диакона несут шапку пред архиереом, а посох несут за архиереом же, и пришед, среди церкви, не положа креста на налой, возгласит: Премудрость, прости. Певчие поют тропарь: Спаси, Господи, люди твоя. А архиерей в то время кадит (Л. 3) кругом налой 3[-жды], а подиаконы ходят с подсвещники. Таже кадит властей по чину. Таже оумыв руки вземлет крест с налоя на главу, и идет на амвон и став зря к царским дверем, осеняет крестом, а протодиакон говорит ектению, а в то время два диакона поставляют стол мал послан сукном, а на ней мису сребряну, егда же поют: Господи, помилуй, тогда из дву сулеек помалу поливают на крест два архимандрита гуляфною водкою. Архиерей держит крест за верхнее возглавие, и как пропоют 100 Господи, помилуй, архиерей обращается на запад и осеняет такожде, а стол и подсвешники и рипиды переносят, потом на юг, таже на север, посем еще к царским дверем, пред ним же такожде устрояют (Л. 3 об.) якоже и прежде, и обратясь, идет со амвона тем же чином и полагает крест на налой. А в то время певчие поют: Слава, и ныне. Кон[дак]: Вознесыйся на крест. Архиерей стоит на орлеце оу своего облачалного места, и как пропоют кон[дак], архиерей поет со всем освященным собором: Кресту Твоему поклан[яемся] 3[-жды], и пропев, целуют честный крест. Посем кропит церковь на четыре страны, таже себя кропит, и власти целуют по чину, архиерей кропит их, а в то время певчие по ликом поют: Кресту Твоему по 1[-жды], и на амвоне подиаки 1[-жды]. Таже певчие на глас приимают стихиры, а в то время целуют честный крест все ту прилучившиися, по пропетии же стихир говорит диакон ектению оутреннюю, и по целовании идет архиерей во олтарь (Л. 4) и розоблачается пред престолом, а крест ключари полагают против места архиерейскаго на налое, и посем отпуст. И литургию служит в воскресном облачении.

Месяца декемврия в 24 день.

Благовест к часом царским час дни, архиерей бывает в соборе, поют певчие по стиху нароспев, да Слава, и ныне. Псалмы говорит соборной диакон, а тропари сказывают кононарх. В той же день благовест к вечерни и к литоргии за 3 часа. Архиерей пришед в церковь входное по чину, и знаменався оу святых икон, облачается на месте. Начало веч[ерни] и псалом говорит сам архиерей, вечерних молитв не говорит, токмо: Боже,Боже наш входную, Вечер и заутра, в паремии (Л. 4 об.) седит оу царских врат во олтаре на правой стране, после паремей ектения малая, а возглас не говорит, посем: Господи, спаси благочестивыя, и проч[ее]. Литургия Великаго Василия, по отпусте литургии певчие среди церкви поют тропарь праз[дника], Слава, и ныне, кон[дак]. Таже протодиакон, целовав руку архиерейскую, кличет стоя на амвоне, многолетие великому государю и государыням царицам, и благородному царевичю, и благородным царевнам, егда же прокличет всех государынь царевен, тогда архиерей выступя из царских дверей, говорит поздравление великому государю, а в то время протодиакон не кличет, егда же архиерей проговорит поздравление, тогда протодиакон кличет многолетие святейшему патриарху, (Л. 5) таже протодиакон кличет преосвященным митрополитам по чину и проч[ая]. Таже архиерей розоблачается пред престолом.

В 25 день.

На праздник Рождества Христова благовест ко всенощному за 8 часов. Архиерей приходит ко всенощному с провождением, начало всенощнаго говорит сам архиерей, к литии и к величанию облачается.

К литургии:
Благовест час дни. Архиерей литоргию служит со властьми.

Месяца ианнуариа в 5 день.

Благовест к часом царским час дни. Архиерей оу часов бывает в соборе, часы поют такожде яко на навечерии Рождества Христова.

(Л. 5 об.) К литоргии:
И к вечерни благовест за 4 часа, архиерей пришед в церковь входное по чину, и облачается на месте. А чин веч[ерни] писан в навечерии Рождества Христова. По заамвонней молитве архиерей, покадя честный крест, точию со преди 3[-жды], и вземлет на главу, и несет в царския двери, а под руки поддерживают власти, а около архиерея диаконы с рипидами, а пред ним несет диакон святое Евангелие, архиерей же полагает крест на столе, а певчие поют стихиры, и положив крест, ставится на орлеце оу своего облачалнаго места, и роздает свещи властем, и кадит всю церковь и властей по чину, и действует освящение (Л. 6) воды по потребнику, и пред погружением честнаго креста оумывает руки, по погружении же кропит церковь на четыре страны, и причащается сам святыя воды, и властей причащает, а власти все ту прилучившияся причащаются целуя у архиерея крест, а певчие в то время поют: Во Иордане крещающася, дондеже всех архиерей от святыя воды причастит. Посем: Буди имя Господне, псал[ом]. Антидор раздает архиерей, и отпуст литоргии по чину, по отпусте певчие поют праздника троп[арь] и кон[дак], Слава, и ныне. Таже протодиакон клич[ет] мног[олетие] по ч[ину], якоже и в навечерии Рождества Христова, и бывает поздравление такожде.

Ко всенощному Благовест за 8 часов (Л. 6 об.) Архиерей приходит в церковь с провождением, начало всенощнаго говорит сам, к литии, к величанию облачается. К литоргии архиерей пришед в церковь по чину входное, и возшед на место, облачается, посем идет во олтарь, взем кадило, покадит крест 3[-жды] точию сопреди, и взем полагает на главу, и идет в царские двери, а под руки поддерживают власти, а над архиереом несут рипиды диаконы, да кадят в два кадила, а шапку несут два диакона пред архиереом, и Евангелие, посох с лампадою вместе идут пред архиереом. И пришед на иордань, и став на место, осеняет крестом на четыре страны, таже власти, пок[лоняются] архиерею, посем (Л. 7) архиерей раздает свещи властем, таже взем кадило, кадит святыя иконы и властей всех ту пред стоящих, а после ектении говорит молитвы, пришед ко иордании: Велий еси,Господи. Посем, оумыв руки, погружает крест честный, идет в соборную церковь, и пришед кропит церковь на четыре страны, таже кропит властей, и служит литоргию по чину.

Во 190-м году великий господин святейший Иоаким патриарх Московский и всеа России оуказал сему действу быти после литоргии, служить литоргию порану, посоветовав с сыновы своими преосвященными митрополиты, архиепископы и епископы.

(Л. 7 об.) В неделю мясопустную, чин Страшнаго суда бывает сице:
Егда архиерей приидет в соборную церковь по чину входное, и облачается на месте, и облачась, идет во олтарь, и отдает двум диаконом евангелиа два, а сам вземлет крест в правую руку, а в левую посох, и идет никим поддержим, а подиаки менших станиц поют исполати строчную, и пришед на место, осеняет крестом на все четыре страны. Таже протодиакон начинает: Благослови, владыко. Архиерей: Благословен Бог наш, и поют певчие стихиры, А власти архиерею покланяются по чину, Посем Архиерей кадит святыя иконы (Л. 8) и власти, и всех ту предстоящих, таже чтут паремьи, и в паремьи протопоп да ключарь, покланясь архиерею, святят воду. После апостола приходит протодиакон с тремя диаконы, держа евангелия, и протодиакон з двема диаконы покланяются архиерею, и идет протодиакон, станет на запад лицем прямо архиереа, 1[-й] диакон на юг лицем, 2[-й] на север, 3[-й] держит Евангелие, по котором чести архиерею. Таже архиерей глаголет: Премудрость, прости, протодиакон и диакони тож, Архиерей: Мир всем, певчие: И духови твоему, архиерей: От имярек святаго Евангелия чтение, и протодиакон и два диаконы тож, певчие: Слава Тебе, Господи, посем архиерей (Л. 8 об.) Вонмем, протодиакон тож, и чтет Евангелие на трое. Егда же архиерей возгласит конец Евангелия, тогда подиаки меншия станицы поют исполати став против архиереа. Таже дочитают Евангелие протодиакон и диаконы, таже архиерей оумыв руки погружает крест, а протодиакон говорит ектению. Посем архиерей,возшед на место, осеняет крестом на все четыре страны, и отпуст со крестом, и благословляет крестом властей, и кропит святою водою, таже идет в соборную церковь, поддержим двома диаконы, и пришед, кропит церковь на четыре страны, и служит литоргию.

(Л. 9) В неделю сырную. Архиерей бывает оу всенощнаго, и литоргию служит в соборе, в той же день к вечерни выход бывает архиерею в собор. После вечерни знаменается архиерей ко святым иконам и к мощем святым, и облачается оу места своего в малое облачение. Посем говорит протодиакон ектению с кадилом пред Спасовым образом, и ектении, и возглас: Оуслыши ны, Боже. Посем архиерей приемлет крест и ставится оу амвона на степени и глаголет молитву: Владыко многомилостиве, и по молитве бывает прощение, и посем благословляет крестом властей, и всех ту предстоящих. Посем архиерей розоблачается оу места ж своего и идет во свой дом.

(Л. 9 об.) В пяток 1 недели поста.

По заамвонней молитве входит архиерей во олтарь и облачается, и облачась, молебствует над коливом, кадит не всю церковь, толко местныя иконы и властей, и отпуст литоргии архиерей сам отпущает, и разоблачается в олтаре, и роздает вышед коливо властем.

В неделю 1 святаго поста.

Архиерей пришед в церковь по чину входное, и облачается на месте. Посем начало протодиакон: Благослови, владыко. Архиерей: Благословен Бог наш, и идет архиерей, поддержан двема диаконы, а по сторону несут Евангелие, а по другую крест на мисе, и пришед на место за олтарь, осеняет крестом (Л. 10) на все четыре страны, таже власти покланяются архиерею. Посем протодиакон кличет: Кто Бог велий и проч[ая]. Егда же протодиакон кличет Вечную память, тогда архиерей стоит, а егда же кличет: Анафема, тогда седит. И паки идет в церковь по прежнему чину, и служит литоргию. А сие действо бывает в церкви или вне церкви.

В неделю Крестопоклонную.

Архиерей бывает в соборе оу всенощ[ной]. По 9 песни Архиерей входит во олтарь и облачается во все облачение воскресное, и облачась, стоя оу престола, раздает свещи властем и приказным, и, раздав, (Л. 10 об.) кадит престол 3[-жды], обходя, и властей на оба лика, и посем вземлет крест на главу, и идет в северныя двери, а под руки поддерживают власти, а кадят диаконы в два кадила, рипиды несут диаконы же, и подиаки с подсвещники и со свещами ослопными, четыре подсвещника, четыре свещи. И пришед среди церкви, не полагая креста на налой, Архиерей возгласит: Премудрость, прости, а сам крестом крестообразно осеняет, Таже певчие поют тропарь: Спаси, Господи. Архиерей кадит около 3[-жды], а подиаки ходят с подсвещниками, Посем кадит властей по чину, Таже поет со властьми: Кресту Твоему 3[-жды], таже по лик[ом] пев[чие]: Кресту Твоему, по 1[-жды], (Л. 11) под[обен], по 1[-жды] на амвоне, посем стихиры, а в то время Архиерей целует крест, и власти, все ту прилучившиися. По целовании же Архиерей розоблачается пред престолом, посем отпуст.

Месяца марта в 25 день.

На праздник Благовещение Пресвятыя Богородицы. Оу всенощнаго архиерей бывает оу праздника, или в соборе, и литоргию служит. Начало вечерни говорит сам, и псалом, вечерних молитв не говорит, токмо в начале часов: Господи, низпосли, да в начале вечерни: Боже, Боже наш, да входная: Вечер и за оутра. А после паремей ектения малая, да возгласа не говорит, таже: Господи, спаси благочестивыя, по чину и прочая литоргия.

(Л. 11 об.) В суботу 5-ю святаго поста.

Оу всенощнаго архиерей бывает в соборе, празднуют акафисту. И пришед архирей в церковь, Начало говорит оутрени ключарь и два псалма, шестопсалмию говорит архиерей, и как начнут говорить 1-ю каф[исму], и в то время идет Архиерей во олтарь, и облачается в малое облачение, и вышед из олтаря, раздает свещи властем и приказным, и раздав, кадит всю церковь и властей по чину, а в то время певчие поют: Возбранной Воеводе болшую. И покадив, ставится на орлеце против налоя оу своего места, а на налое ставится образ Пресвятыя Богородицы, и архиерею поставляется налой, на чем книга лежит, что ему, и проговоря, вшед (Л. 12) во олтарь, розоблачается. По второй каф[исме] 1[-й] архимандрит говорит, а прежде говоренья покадит местныя иконы и архиерея, и властей, и крылосы, а говорит на том же месте, где архиерей, А архиерей сходит своего места и стоит на орлеце по правую страну, что архимандрит говорит оу своего места, и проговоря, архимандрит розоблачается. И облачаются архимандриты во олтаре, и розоблачаются. По 3 песни 2[-й] говорит такожде, по 6 песни 3[-й] говорит и кадит такожде, якоже и первый.

Тогда же архиерей паки облачается стоя оу своего места, а ключари полагают образ на налой, и поставляют среди церкви, и архиерей, пришед (Л. 12 об.) и став на орлеце, говорит: О Всепетая Мати 3[-жды], таже: Ангел предстатель. Посем бывает целование по чину, и по которых мест целуют вси образ, А архиерей стоит среди церкви на орлеце, и посем розоблачается оу своего места, и идет на свое место, и отпуст.

В неделю Ваий.

Ко всенощному благовест пол 3 часа. Архиерей приходит в соборную церковь с провождением ко всенощному, к литии и к величанию облачается, и после величания, не розоблачився, стоит во олтаре, и как прочтет Евангелие, Архиерей, вышед из олтаря, кадит вербу окрест 1[-жды] и говорит молитву по Триоди, и роздает вербу (Л. 13) властем и всему, и вшед во олтарь, розоблачается.

К литоргии и от литоргии:
Такожде бывает провождение и хождение со кресты к празднику, и служит по чину литоргию, а идучи поют канон празднику.

В понедельник Страстныя недели.

Благовест к оутренни за пол 4 часа. К часом благовест пол 4 часа. На часех прочитают Евангелие Дву евангелистов, Матфея и Марка.

Во вторник Страстныя недели.

Благовест к часом 4 часа. Евангелие прочитают на часех, Луку евангелиста.

(Л. 13 об.) В среду Страстныя недели.

Благовест к часом 5 час. На часех прочитают Евангелие Иоанна Богослова до Страстей. По 9-м часе, как проговорят: Всесвятая Троице, Тогда архиерей, сошед с места, облачается, стоя оу места на орлеце, в малое облачение, посем поют: Достойно есть. Посем архиерей говорит, обратясь на запад: Владыко многомилостиве, А власти и весь народ лежат вси на земли. Архиерей же, проговоря отпуст, говорит прощение, яже писано в Триоди, Таже приходят власти и весь народ, просят прощения, А архиерей их благословляет животворящим крестом, посем розоблачается, и начинает вечерню (Л. 14) и литоргию, и прочая.

К елеосвящению в четверток.

Благовест час дни, и пришед архиерей в церковь, покланяется стоя на орлеце 3[-жды], и осеняет на все четыре страны, и облачается во олтаре в малое облачение. И вышед из олтаря, восходит на место среди церкви. Посем начало по требнику и канон, в канон архиерей кадит всю церковь, а говорит канон диакон, и апостолы чтут диаконы же, а молитвы Отче святый шести не говорит, токмо говорит седьмую со властьми, посем помазует властей, и всех ту предстоящих, а для поспешения роздает стоканчики сткляные властем. По помазании же архиерей говорит молитву: Царю святый, а власти держат (Л. 14 об.) разгнув над главою архиерея Евангелие, и говорят тихо тоже молитву, посем отпуст по требнику.

К вечерни и к литоргии.

Благовест 6 часов дни, и пришед архиерей в церковь, входное поют по чину, и целовав святыя иконы, облачается среди церкви по чину во все облачение постное, и облачась, взем посох, идет во олтарь и омывает святый престол по требнику, и омыв, роздает губы властем во олтаре, а в то время говорят часы, таже начинают вечерню.

Начало вечерни

И псалом говорит архиерей сам, после паремей ектения малая, (Л. 15) таже: Господи, спаси благочестивыя, и прочая Божественная литоргия Великаго Василия, а вечерних молитв не говорит, токмо входную: Господи, низпосли, да преложенную: Боже, Боже наш, да входную: Вечер и заоутра и полудне. По заамвонней молитве омывает ноги по чину вселенских патриархов сице:
По заамвонней молитве:
Архиерей исходит из олтаря царскими дверми на архиерейское место, на котором облачается, никим поддержим, а пред ним несет диакон святое Евангелие, да два диакона несут лохань большую сребряную с рукомоем. А в то время протопоп со священницы (Л. 15 об.) псалом говорят 50: Помилуй мя, Боже по стихом косно. А на месте поставляют иподиаконы кресла. Архиерей же, возшед на место, сядет в креслах, и поставят пред ним скамейку, покрыту червчатым сукном. А на скамейку ставят лохань с рукомоем, в нем полн воды. А на рукомой положен запон кисейной, да лентион. А коим быть в чину омовения, и те садятся во олтаре по своим местом постепенно, и ко архиерею приходят. Протодиакон да диакон приемлют благословение и выводят из олтаря по два архимандрита или игумена, архимандриты же покланяются (Л. 16) архиерею по чину, и посаждают на оуготованном месте постепенно. А в то время певчие поют пятую песнь канона Великаго Четвертка, и стихиры, а между столпов пред них Ключари поставляют налой, и диакон полагает святое Евангелие, и как исполнится 12 ти оучеников, И архиерей повелевает единому диакону говорить ектению: Миром Господу помолимся, Близ себя на месте стоя на правой стране архиерея, А архиерей в то время седит, и власти. По ектении востав, говорит молитву стоя, А коим властям быть во умовении, те седят, и проговоря молитву, сядет в креслах, и п[р]отодиакон, (Л. 16 об.) приняв благословение, чтет святое Евангелие, един возглашает: Премудрость, прости, от Иоанна святаго Евангелия чтения, и Вонмем. Архиерей и власти все седят, протодиакон чтет: Во время оно, ведый Иисус яко вся даст Ему Отец в руце яко от Бога изиде и к Богу грядет, востав с вечери. Сию речь чтет 3[-жды]1. И архиерей востанет. И протодиакон чтет: И положи ризы. Архиерей снимает с себя сам шапку и отдает диакону, и потом снимает панагию и кладет на кресла, Таже омофор и саккос, или ризы, или полицу, и кладет на кресла же, А никто ему не помогает. А протодиакон чтет едину речь : И положи ризы, многажды, дондеже розоблачится. (Л. 17) А диакони стоят около места на нижней степени, а пояса, и поручей, епитрахили подризника не снимает. И взяв оу диакона шапку, возлагает на главу сам. А протодиакон чтет: И прием лентион, препоясася. Архиерей приемлет запану и оутверждает сопреди, един конец за пояс, а другий конец опускает до ног, Таже приемлет лентион и препоясуется, един конец мало опускает, а другий конец перекинет чрез спину и правое плечо, и тем концем отирает ноги. А протодиакон чтет все едину речь: И прием лентион, и препоясався, дондеже препоясуется.

Таже протодиакон чтет: Потом же влия воду во умывалницу. Архиерей, взяв рукомой с водою, льет в лохань (Л. 17 об.) крестообразную малую часть, в тай глаголя: Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь. Протодиакон чтет в другия ту же речь. Архиерей же паки льет крестообразно. Протодиакон чтет в третий ту же речь. Архиерей паки льет крестообразно. Протодиакон чтет: Начат оумывати нозе оучеником, и отирати лентиом, имже препоясан. Архиерей же пойдет с места никим поддержим, а лохань вземлют два диакона и несут пред ним, и начат оумывати ноги, от царских врат приклоняяся на землю, на одно правое колено, возливая из лохани своею рукою на ногу 3[-жды], и отирает лентиом, тем концем, кой чрез правое плечо (Л. 18) перекинут, и целует ногу2, не покрывает лентиом, и рукою крестообразно осеняет на ногу, а омывает ноги в шапке, а власти целуют в шапку и в руку, а седят в шапках. А протодиакон чтет все едину речь: И начат оумывати ноги оучеником, и егда оумыет трем, протодиакон чтет: Потом же влия воду во оумывалницу. Архиерей паки взем лиет рукомой, и льет воду в лохань по прежнему 3[-жды] крестообразно, протодиакон такожде чтет 3[-жды], якоже писано выше сего. Таже протодиакон чтет якоже и прежде: И начат оумывати ноги оучеником. Архиерей же паки оумывает нозе еще трем. Сие бывает 4 статьи, (Л. 18 об.) и егда архиерей оумыет нозе 11 оучеником, Тогда приходит к болшему архимандриту. Протодиакон чтет: Прииде же к Симону Петру, и глаголя Ему той. Архимандрит востанет и глаголет: Господи, Ты ли мои оумыеши нозе. Протодиакон чтет: Отвеща ему Иисус и рече. Архиерей глаголет: Еже Аз творю, ты не веси ныне, разумееши же по сих. Протодиакон чтет: Паки глаголя Ему Петр. Архимандрит глаголет: Не оумыеши ногу моею во век. Протодиакон чтет: Отвеща ему Иисус. Архиерей отвещает: Аще не оумыю тебе, не имаши части со Мною. Протодиакон глаголет: Глагола Ему Симон Петр. Архимандрит глаголет: Господи, не нозе мои (Л. 19) токмо. Показует свои руце: Но и руце. Показует рукою своею: И главу, и сядет архимандрит. Протодиакон чтет: Глагола ему Иисус. Архиерей отвещает: Измовенны не требуют, токмо нозе оумыти, есть бо весь чист, и вы чисти есте, но не вси. И показует рукою на председящаго от царских врат, и оумывает нозе архимандриту. И по умовении ног Архиерей восходит на прежнее место, где розоблачается никим поддержим, а диаконы перед ним несут лохань с водою, и поставляют на прежнем месте на уготованной скамейке, и снимает с себя лентион и запон. (Л. 19 об.) А протодиакон дочитает святое Евангелие, и прочтет, паки начинает чести другое Евангелие: Премудрость, прости, От Иоанна, Вонмем, и чтет: Во время оно, егда оумы Иисус нозе, прият ризы Своя. Архиерей же облачается сам во все прежнее облачение, А никто ему не подает. А протодиакон чтет речь: Прият ризы Своя, многажды, дондеже облачится. Таже протодиакон чтет: Возлег паки. Архиерей сядет в креслах. Протодиакон: Рече им. Архиерей дочитает Евангелие сам, сидя в креслах, Власти вси в то время стоят, а не садятся: Весте ли, что сотворих вам, до конца (Л. 20) и прочее, востанет и говорит молитву над водою по Триоди, и прочее по обычаю. По омовении же ног Архиерей кропит водою всю церковь на четыре страны, и властей. Таже: Буди имя Господне, и отпуст.

В 190-м году Великий господин святейший Иоаким патриарх Московский и всея России сим чином действовал такожде: токмо власти седели по обе страны, по 6 архиереов в скамьи, а во иудино место никто не был, а оумывати начал с левыя страны 1[-му] от себя постепенно, а правыя страны от нижних оумывати до 1[-го], и перстом не указывал, как бывало прежде сего.

(Л. 20 об.) В Великий Пяток к Страстем.

Благовест 3 часа нощи. Архиерей бывает в соборе, и как начнут тропарь пети, в то время архиерей раздает свещи с места своего властем, и протопопу, и священником, и диаконом, и приказным своим. А власти бывают не по указу, кои прилучатся. Евангелия читают священницы на амвоне.

В той же Пяток.

Благовест к часом царским к выносу мощей пол 3 часа дни. Архиерей пришед в церковь, и став на орлеце среди церкви, и сотворя 3 поклоны, осеняет руками на все четыре страны, и вшед во олтарь, облачается во все облачение постное, и облачась, (Л. 21) идет со кресты из соборные церкви по мощи, и пришед в тое церковь, идеже мощи уготовлены, знаменуется оу святых икон, и взем кадило, кадит мощи кругом, и святыя иконы, и властей, и отдает мощи властем, и раздав мощи, и сам вземлет, что ему нести, и несет на главе, а под руки поддерживают диаконы, а кадят в два кадила, над главою архиерейскою две рипиды, посох несут позади архиереа, и пришед в соборную церковь, приимает оу властей мощи и ставит на столе. И начинают часы по чину, псалмы говорит диакон, тропари сказывает кононарх, поют протопоп да священницы. По отпусте часов святит воду архиерей (Л. 21 об.) аугустовым священием по требнику, и погружает честный крест в чаши, таже погружает мощи, токмо малую часть омочает, а не все3, и отпуст по требнику ж. По отпусте бывает целование мощем4. Архиерей кропит святою водою церковь на все четыре страны, и себя, и властей, и всех ту предстоящих. По целовании же паки относят мощи по тому же чину, якоже и прежде, и пришед в церковь, такожде кадит мощи, и святыя иконы, и властей, и идет в соборную церковь, и розоблачается во олтаре пред престолом.

В той же Пяток.

Благовест к вечерни за 4 часа. Архиерей, вшед в церковь, ставится (Л. 22) на орлеце, и сотворя 3 поклоны, осеняет, певчие поют: Исполати деспота, и возшед на место, облачается в постное облачение среди церкви, и облачась, идет по гроб Спасов с рипиды и со свещами, и пришед, кадит гроб 3[-жды], таже власти, и, сняв шапку, подъемлет гроб со властьми на рамо, и несут на уготованное место пред царския двери и поставляют. Таже входит во олтарь и кадит на престоле Святую Плащаницу, точию сопреди 3[-жды], и несут из олтаря царскими дверми, и кладут на гробе, и кадит круг гроба 3[-жды], а подиаконы с подсвещники ходят кругом. Таже начинают вечерню. (Л. 22 об.) Архиерей, стоя на месте, начало вечерни и псалом сам говорит, Таже поют стихиры по чину. Вечерних молитв не говорит, токмо входную, и чтут паремии, таже апостол. Архиерей пред престолом идет на горнее место5, и отдает с себя омофорий. По апостоле протодиакон чтет святое Евангелие за Плащаницею, и егда Архиерей проговорит молитву главо преклонную, Тогда паки налагают на него омофор, а в стиховну бывает целование, и отпуст вечерни по чину с трикириями, а целует Архиерей язву в ребре и в руце, посем в ногах, А власти точию целуют язву ножную, такожде и вси ту предстоящии.

(Л. 23) В Субботу Великую.

Ко оутрени благовест за 6 часов. Архиерей к оутрени пришед в собор, Начало оутрени говорит сам, И начинают оутреню и ектению говорить пред Плащаницею. А как начнут говорить ектению, И архиерей идет во олтарь царскими дверьми, и облачается в малое облачение постное, и вышед из олтаря, от царских дверей переносят гроб, и поставляют среди церкви. Архиерей ставится на орлеце пред местом, где облачается, и раздает свещи властем, и, взем кадило, кадит кругом гроба 3[-жды], А сам поет со диаконы: Благословен еси, Господи, научи мя оправданием Твоим, (Л. 23 об.) таже стих: Блажени непорочнии в путь ходящии в законе Господни, припев: Жизнь во гробе положился еси, Христе, до конца. А подиаконы ходят кругом гроба с подсвещниками, А как архиерей покадит, паки поставляют их. Таже кадит всю церковь и властей по чину, и восходит на место, и стоит, дондеже пропоют 1-ю статию, по 1-й статии Возглас говорит сам архиерей, таже начинают 2-ю статию, и ,кадя, поет со диаконы: Достойно есть, И кадит такожде кругом гроба 3[-жды], и с подсвещниками ходят, и покадя, восходит на место и кадит властей, и отдав кадило, (Л. 24) покланяется 3[-жды], и осеняет руками властей, такожде кадит и в третию статию, а потом повелит властем кадить двум во вторую статию и двум в третию статию. По поклонении же в третьей статии бывает целование Плащаницы по чину. По целовании же паки преносят гроб пред царския двери, и вшед Архиерей во олтарь розоблачается.

По 9 песни архиерей входит во олтарь и облачается на горнем месте во все облачение постное к выходу с Плащаницею, и роздает свещи, стоя пред престолом властем священником, и вышед из олтаря, роздает приказным. Взем же кадило, кадит гроб точию (Л.об.) сопреди, и царские двери, и Спасов образ и Богородицын, таже властей, и, сняв шапку, подъемлет Плащаницу на главы и несут во олтарь и кладут на прес

Отцу Игумену Евстафию, Наместнику нововозрожденного Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря, с благодарностью посвящается

Миссионерская деятельность Малороссиян в “великорусской церковной жизни” уходит своими корнями в глубочайшую древность, когда, если верить летописному преданию, св. равноапостольный князь Владимир I Святославич крестил Русь и ростовцев, учредив уже в 992 году Ростовскую епархию. Первые ростовские святые иерархи, скорее всего, были родом из Киева1. Постриженцы Киево-Печерской Лавры управляли также кафедрами во Владимире и Суздале, в Переяславле и Новгороде. Уже в начальной, эпистолярной главе “Киево-Печерского Патерика”, формировавшегося, как известно, в XIII-XIV вв., повествуется, что Киевская Лавра была колыбелью почти пятидесяти русских епископов.

Но после разделения митрополий в 1458 году первый конкретный случай “южнорусского выходца в Москву с научным образованием”, как свидетельствует крупный знаток вопроса Константин Харлампович, “мы видим в лице каменец-подольского уроженца [но “русина” родом], иеродиакона Исаии [в мире Иоакима], явившегося в 1561 году [за “Беседами” Златоуста на Евангелие, Житием преподобного Антония и Библией]”2. В обширном труде К.В. Харламповича подробно описаны все перипетии этой странной миссии, в результате которой Исаия был заключен в монастырскую тюрьму, сначала в Вологде, а потом в Ростове. Примечательно также, что именно в Ростове уже где-то после апреля 7099 [1591] года он написал “Сказание [Предисловие] вкратце о великом преподобном отце Максиме Греце”, в приписке к которому Исаия говорит и о себе: “[...] снисканием многогрешным в человецех недостойным рабом Христовым и Пречистая Его Богоматере Пренепорочныя и Приснодевы Марии во иноцех наименшим Исаием бывшим дияконом, урожением [c] Каменца Подольскаго, в христолюбивом [Богоспасаемом и древнем] граде Ростове [за Москвою]”3. В фундаментальном, но, к сожалению, уже являющемся большим библиографическим раритетом исследовании К.В. Харламповича устанавливается “церковно-культурная роль малороссов для великороссийской народности”, и определяется, “в какой мере и в каком отношении они были благом и в каком злом...” (С. IV).

Однако, например, если Виталий Эйнгорн, излагая “историю сношений малороссийского духовенства с московским правительством в третью четверть XVII века”, находит, что именно в это время “эти сношения, будучи наиболее оживленными, вызывали самые разнообразные последствия”4, то Константин Харлампович, не полемизируя со своим известным предшественником, утверждает, что как раз “время с 1700 г. до вступления на престол императрицы Екатерины II [1762] может быть по справедливости названо периодом наивысшего развития малороссийского церковного влияния в Великороссии. И политические виды, и церковные планы, и личные симпатии целого ряда государей, начиная с Петра I и кончая Елисаветой Петровной, дают преобладание в русской церкви малороссам, которые заняли большинство архиерейских кафедр, настоятельские места в виднейших монастырях и, в связи с этим получили первенствующее положение в учрежденном в 1721 г. Святейшем Синоде, не говоря уже о том, что играли видную роль в епархиальном управлении. [...] Наконец, в их руки передано было почти все духовно-школьное дело; сначала им поручена не удавшаяся Лихудам и педагогам-великороссам московская академия, а потом они оказались руководителями духовных семинарий, в огромном большинстве открытых архиереями-малороссами” (С. 459-460)5.

Все это верно и справедливо, как верно и то, что и Петр Великий, и его преемники ценили выходцев из “русского Парижа”6 как “людей образованных, способных поставить и в Великороссии школьное просвещение на надлежащую высоту, поднять религиозно-нравственный уровень народа, приобщить к христианской церкви массу язычествующего инородства” (С. 465). Нужно ли лишний раз напоминать, в каком плачевном состоянии застал свою епархию Святитель Димитрий Ростовский, вступая на архиерейскую кафедру 1 марта 1702 года? Надо ли напоминать и более поздний, от 10 марта 1753 г., указ митрополита Арсения Мацеевича “о обучении в церкве народа в воскресные дни пред чтением псалма “Благословлю Господа” [XV, 7] молитвам: “Отче наш”, “Богородице Дева, “Верую во единаго Бога” отчасти катихизису”7, “о церковном благочинии и чистоте”8?

Подчеркивая факт, что “в ростовско-ярославской епархии ранее, чем в других, появились архиереи-малороссы”, К.В. Харлампович находит вполне естественным, что “и настоятели монастырей из малороссов здесь должны были встретиться ранее, чем во многих других епархиях. И, действительно, мы видим двух из них [Каллиста Поборского и Рафаила Казановича] уже при митрополите Димитрии Туптале”. [Есть известие, что Димитрий хотел в 1709 г. назначить в Ростовский петровский монастырь Гавриила Домецкого (Тобольское церковное древлехранилище, 1. 32).] Но особенно много их появилось в продолжительное управление ростовской Митрополией Арсения Мацеевича (1742-1763), который более других святителей поддерживал своих земляков. У него в доме архиерейском находили приют безместные, опальные монахи. Иногда такие гости назначались им в настоятели монастырей и, случалось, что м. Арсений, отстаивая своего кандидата, горячо протестовал против назначенного св. Синодом [“Русский архив”, 1905, III, 185-186]” (С. 603).

Но кроме названных К.В. Харламповичем, архиерейский престол Ростовско-Ярославской епархии занимали еще предшественник св. Димитрия Иоасаф Лазаревич [июля 1691 - 10 ноября 1701 г.], который “особенно пекся о благолепии и благо устроению Соборной церкви; он же в разных местах воздвиг святые храмы, и строил дворы с кельями, в Ростовском и Угличском уездах” (ОИ, л. 35); тогда как епископа Афанасия “первое попечение” было о Ярославской семинарии, когда там начались “преподаваться внешния науки и сверх Ланитскаго Греческой и Еврейской языки” (ОИ, л. 38 об.). Кроме всего того, Афанасий (Петр Волховский, 1712-1776) показал себя в роли незаурядного проповедника. Среди “типом изданных” ему принадлежат: “Слово на Новый год”. М., 1742; 15. 1. 1763; “Слово о похвале и почитании угодников Божиих”. М., 14. VI. 1745; “Слово в день преподобного Сергия”. М., 22. XI. 1745; “Слово в неделю 14ую”. М., 28. XI. 1745; “Слово о силе молитв угодников Божиих [...] по окончании путешествия к Лавре Троицкой”. М., 6. XI. 174910. И епископ Самуил, именем которого до сих пор называется Самуилов корпус Ростовского Кремля, тоже воспитанник Киевской академии, должным образом продолжал “попечения” своего именитого предшественника и, сверх того, “отыскал начальные трактаты богословских лекций Феофана Прокоповича; сам сочинял продолжение сих лекций по методу Феофанову, и тем кончив весь курс его Догматической Богословии, издал в трех частях” (ОИ, л. 39)11. Кроме этого, оказывается, епископ Самуил (Симеон Григорьевич Миславский) проявил дарование как историк и проповедник. Так, например, составленное им “Краткое историческое описание Киевопечерския Лавры” издавалось по крайней мере четырежды: 2-е изд.: Киев, 1795; 3-е: Киев, 1798, и затем в 1805 и 1817 гг. Ему принадлежат: “Слово о побуждениех, служащих к принятию судейской должности, [...]” 1777 г., декабря 21 дня [...]”. М., 1778; “Слово при отбытии из [...] Ростова в [...] Киев, в Соборной Успенской ростовской церкви 1783 г., октября 8”. Киев, 1787. Им же адресованы речи к Екатерине II, изданные на французском языке (М., 1779) и на латинском (М., 1778).

Примечательно, однако же, что среди настоятелей Спасо-Яковлевского монастыря К.В. Харлампович называет только троих Малороссиян, причем он ссылается не на “архивные дела и рукописи, хранящиеся в древлехранилищах Москвы и Петербурга, и печатные описания как их, так и других рукописных собраний”, которые он указывает “главными источниками” своего исследования (С. XV-XVI), а на известную посмертную публикацию разысканий Павла Строева12, где, между прочим, национальная принадлежность “иерархов и настоятелей” вовсе не сообщается с такой последовательностью и точностью, как это делается в первоисточниках, являющихся предметом предлагаемой публикации. Итак, в исследовании К.В. Харламповича перечисляются только Киприан (1754-1757), Иларион Лазаревич (1757-1758)13 и Лука (1761-1763), тогда как и в представляемых далее рукописных материалах, и даже в печатном “Описании” 1849 года14 Малороссиян намного больше. Мало того, оказалось, например, что “игумен иеромонах Павел из Малороссиан” (1763-1764) имел при себе восемь иеромонахов “из Малороссиан”, имена которых (Серапион, Аарон, Варлаам, Дионисий, Фалалей, Автаном, Петр, Давъд) перечислены в известной офицерской описи 1764 года15.

Но после “Высочайшего указа” от 17 февраля 1765 года правила монастырской жизни стали значительно суровее. Так, например, архимандриту Феоктисту нельзя было отлучаться из Ростова “за свыше 20-ть верст”16, а по отношению к его преемнику архимандриту Амфилохию 1 февраля 1777 года из Святейшего Синода последовал указ “об отсылке” приехавшего с ним “из Полтавского Крестовоздвиженского монастыря и просившего об определении в братство здешняго Яковлевскаго монастыря Иеродиакона Ливерия, обратно в тот Полтавский монастырь, за силою Высочайшего указа 1765-го года февраля 17-го дня о непринимании из Малороссийских в Великороссийския монастыри монашествующих состоявшегося”17.

Интересна также судьба собранных Малороссиянами библиотек. Известно, например, что собрание “книг келейных” Святителя Димитрия Ростовского после его кончины поступило в Патриаршую и в Синодальную библиотеку, тогда как книги Стефана Яворского, завещанные в основанный им Нежинский Благовещенский монастырь, в 1731 году по распоряжению Синода направлены были в Харьковский коллегиум (Славяно-греко-латинскую школу) и обнаружены совсем недавно, в 1988 году18. Книги с автографами Арсения Мацеевича встречаются в библиотеках, но опись этого собрания, составленная в 1763 г., была найдена всего три года назад С.В. Синицыной среди рукописей РФ ГАЯО, ф. 197, оп. 1, № 3474. Л. 10-25 об., 54-69 об. (Копия документа хранится в РГАДА, ф. 168, оп. 1, № 40. Л. 17-36. Всего описано 339 книг). Судьба не менее замечательной библиотеки архимандрита Авраама Флоринского тоже до сих пор вообще неизвестна; о ее существовании не упоминают, между прочим, ни К.В. Харлампович (С. 789-791), ни современный исследователь истории книги С.П. Луппов.

В архивных сокровищах можно найти множество сведений, проливающих новый свет на долгую историю некогда славной Ростовской обители, воссоздание подробной хроники которой самое актуальное задание времени. Предлагаемая работа это отнюдь еще не исследование означенного в заглавии факта монастырского “общежительства” двух великих народностей в стенах одного Ростовского монастыря. Работа имеет своей целью прежде всего публикацию новонайденных рукописных источников, представляющих это “общее жительство” с возможной для того времени полнотой.

Все эти источники по своему жанру можно попытаться объединить одним термином: (Описание истории..., Описание деяний..., Описание иерархии..., Описание чудесе... и т. п.). Жанр этот, чрезвычайно популярный в XVIII-XIX вв., до сих пор совершенно не изучен. Описания являются в известной степени модификацией летописного жанра в русской литературе нового времени. Это не просто опись, как документ, фиксирующий факты: события, материальные ценности и т. д. Это памятники, в которых на первый план повествования выносятся конкретные исторические личности, эти культурные ценности создававшие, в тех или иных событиях самым деятельным образом участвовавшие. Это жанр, вместивший в себя биографию личности и летопись событий.

В Приложении 1 положен в основу наиболее архаический по языку и стилю и самый ранний памятник начала XIX в. - “Краткое историческое описание о [...] Ростовском Ияковлевском монастыре, о его первобытном основании, созидании и о иных достопамятных произшествиях”, содержащееся в рукописи ГМЗРК, Р-828 (КП-10055/819): “Книга остальных сочинений Святителя Димитрия”. Весь сборник подробно описан А.А. Крумингом19, по мнению которого “Краткое историческое описание” составлено одним из иноков Спасо-Яковлевского монастыря. Это вполне возможно, так как рукопись принадлежала монастырю и в ней оставалось много чистых листов, на которых и написаны дополнительные статьи. “Краткое описание” выполнено довольно небрежно скорописью начала XIX в. В тексте есть правка другой рукой, почерком того же времени, на полях и между строками; вставки на полях по традиции обозначены кавыками. В публикации текст этого правщика выделяется угловыми скобками. Встречается и третий почерк, который обозначается косыми скобками с соответствующим примечанием. В примечаниях особо фиксируются пометы преосв. Амфилохия Угличского. По мере возможностей сохраняется композиция, язык и орфография подлинника, с редкими исправлениями описок и уточнениями, которые выделяются квадратными скобками без ссылок. Титла раскрыты и внесены в строку в круглых скобках; выносные буквы даются курсивом. Вышедшие из употребления буквы заменяются соответствующими знаками современного алфавита. Буква “ер” сохраняется внутри слов; воспроизводится также “ерок” как [ъ] и “ерь” в любой позиции.

Те же правила соблюдаются в дополнениях к основному тексту. Во избежание большого количества обширных примечаний эти дополнения публикуются параллельно с основным текстом и заключаются в квадратные скобки с соответствующим сокращенным названием и указанием листа или страницы.

КоН “Книга о Настоятелях Ростовского Ставропигиальнаго Первокласснаго Спасо-Яковлевскаго Димитриева Монастыря”. РГАДА. Ф. 1407, Спасо-Яковлевский монастырь. Оп. 1, № 1062. 2о. 9 листов. Л. 9 об. пустой. Гражданская писарская скоропись середины XIX в. Листы разграфлены на три колонки: в первой - “настоятели обители”, во второй - “в каких годах” и в третьей - “о событиях при них”. Текст кончается подробными сведениями об архимандрите Иннокентии (18 мая 1772 - 11 августа 1818 - 27 февраля 1847) и, судя по тому, что дата кончины дописана другой рукой, составлен при его жизни.

ОИ - рукописное исследование неизвестного автора: “Описание историческое и хронологическое Иерархии Ярославской и Ростовской с 992го по 1841й год”. - РГАДА. Ф. 1407. Оп. 1. № 1425. 2о. 44 л. Два почерка - основной, гражданская каллиграфическая скоропись XVIII в., и небрежная скоропись того же времени, которой сделаны примечания на полях и копия с Синодика Ростовского Успенского собора (л. 42 об. - 43 об.). Исследование посвящено Евгению, архиепископу Ярославскому и Ростовскому. Кончается сообщением о перемещении Евгения на Ярославскую кафедру 9 мая 1837 г. Судя по тому, что эта запись чрезвычайно краткая, завершающаяся традиционным “многолетием” и не содержащая никаких сведений о деятельности архиепископа Евгения, рукопись окончена в самом начале его поставления на архирейский престол.

Оп - печатное “Описание” 1849 года, которое привлекается в случае разночтений с указанными рукописными источниками.

В Приложении 2 публикуется отрывок из собственноручного каталога библиотеки архимандрита Спасо-Яковлевского монастыря Авраама Флоринского. Отрывок содержит перечень тех книг из собрания Авраама, которые, согласно его завещанию, должны были остаться в монастыре. Подробное описание рукописи было сделано в примечании 72 Приложения 1. Соблюдаются оговоренные выше правила публикации. В косых скобках под каждым названием издания приводятся точные выходные данные перечисляемых в списке книг, судьба которых, к сожалению, все еще не известна. В большинстве своем это издания Синодальных типографий в Москве и Санкт-Петербурге, осуществленные в XVIII столетии. Но есть и книги “старого выхода”, изданные в Киево-Печерской Лавре в XVII в.

  1. Интересные соображения об истории христианизации Ростовской земли и первых пастырях ростовцев находятся в рукописном “Описании историческом и хронологическом Иерархии Ярославской и Ростовской с 992го по 1841й год” // РГАДА. Ф. 1407. Оп. 1. № 1425. Л. 3-13 об. Далее ссылки на эту рукопись даются в тексте, с сокращением ОИ.
  2. Харпампович К.В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Т. 1. Казань, 1914. С. 7-10. В квадратных скобках уточнения по этому же исследованию, ссылки на которое далее следуют непосредственно в тексте работы.
  3. Цитируется с наиболее важными разночтениями по двум спискам, опубликованным С.А. Белокуровым в приложениях к его книге: О библиотеке Московских государей в XVI в. М., 1898. С. III-VI.
  4. Эйнгорн В. Очерки истории Малороссии в XVII в. 1. Сношения малороссийского духовенства в царствование Алексея Михайловича. М., 1899. С. 1. Труд, между прочим, такой же обширный и обстоятельный, как и монография К.В. Харламповича, и тоже не закончен.
  5. См. подробнее: Харпампович К.В. Западнорусские православные школы XVI и начала XVII века, отношение их к инославным, религиозное обучение в них и заслуги их в деле защиты православной веры и церкви. Казань, 1898; К. Char?ampowicz. Polski wpіyw на szkolnictwo ruskie w XVI i XVII st. Lw?w, 1924.
  6. Выражение Лазаря Барановича в его письме “к о. архимандриту Печерскому” // Письма Лазаря Барановича. Чернигов, 1865. С. 117.
  7. “Опись входящим указам” Спасо-Яковлевского монастыря // РГАДА. Ф. 1407. Оп. 1. № 329. Л. 3 об. второго счета.
  8. См.: “Русский архив”. М., 1863. Стлб. 373-380; Указ митрополита Арсения Мацеевича. К характеристике его // ЯЕВ. № 7, 17 февраля 1872. С. 54-56.
  9. О фамилии св. Димитрия Ростовского см.: Круминг А.А. Святой Димитрий Ростовский: точная дата рождения // СРМ. Ростов, 1992. Вып. III. С. 6-7; Харлампович К.В. Малороссийское влияние..., С. ХI: “Свят.[ой] Димитрий Туптало (ростовский) известен более с фамилией Савич (по отцу Савве)”.
  10. См.: Зернова А.С., Каменева Т.Н. Сводный каталог русской книги кирилловской печати XVIII века. М., 1968. №№ 302, 625, 357, 362, 363, 432.
  11. В известных каталогах не обнаружено. Есть только одно любопытное издание: “Разсуждение о безбожии, сочиненное архиепископом Великого Новгорода и Великих Лук Феофаном Прокоповичем”. [М.], печ. при Имп. Моск. Университете. 1774. По свидетельству Самуила (Миславского) напечатано по его “старательству” // Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века. 1725-1800. М., 1966. Т. 3. С. 294. № 7737. “Христианское православное богословие” Феофана Прокоповича было издано в 2 томах в типографии Московского университета в 1776 году и в Лейпциге в 1792 году (Christianae orthodoxae theologiae. In Academ. Kioviensi Theophane Prokopowicz [...] archiepiskopo Novogrodensi, adornatae et propositae. Nunc 1 ed. Mosquae typ. Caesareae Mosquensis univ., 1776; Lipsiae, Breitkopf, 1792).
  12. Списки иерархов и настоятелей Российския церкви, составил из достоверных источников Павел Строев, ординарный академик Имп. С.-Пб. Академии Наук, Член Археографической Коммиссии и разных других ученых обществ. СПб., 1877. Стб. 365-366.
  13. У П.М. Строева ошибочно: Завалевичь. Об Иларионе Завалевиче см. обширную публикацию в ЯЕВ, №№ 36-52, 1894.
  14. Описание Ростовскаго Ставропигиальнаго первокласснаго Спасо-Яковлевскаго Димитриева монастыря и приписаннаго к нему спасскаго, что на песках. СПб., 1849. Между прочим, В.И. Лествицын сообщает, что оно “издано Дмитрием Сергеевичем Селецким, бывшим воспитанником здешней духовной семинарии и потом кандидатом московской духовной академии (1832-1836 гг.), по издании этой книги вскоре умершим в должности столоначальника министерства народного просвещения” // ЯЕВ. № 2. 8 января 1883. С. 15. Вполне возможно, что Д.С. Селецкий был и составителем “Описания”: здесь последняя запись об архимандрите Поликарпе, в марте 1847 г. (С. 87), а само “Описание” издано всего два года спустя.
  15. РГАДА. Ф. 280. Коллегия Экономии. Оп. 3. № 506. Ч. 1. Л. 72[59]об. Эта подробность подсказана мне науч. сотр. истор. отдела ГМЗРК А.Е. Виденеевой, которой при этом благоприятном случае выражается самая искренняя благодарность за многочисленные консультации и дружескую помощь в осуществлении этой публикации.
  16. См. Приложение 1, примечание 55.
  17. “Опись входящим указам”. Л. 93 вт. счета. Упомянутый указ Екатерины II здесь не зафиксирован.
  18. См.: Маслов С.И. Библиотека Стефана Яворского. Киев, 1914; Луппов С.П. Книга в России в первой четверти XVIII века. Л., 1973. С. 250-252; Луппов С.П. Книга в России в послепетровское время. 1725-1740. Л., 1976. С. 323.
  19. Круминг А.А. Сборник произведений Святого Димитрия Ростовского (рукопись Ростовского музея № 828) // ИКРЗ. 1992. Ростов, 1993. С. 81-82.

Одним из важнейших источников по изучению материальной культуры и быта жителей XIX в. являются различные приходо-расходные записи и книги.

Приходо-расходные записи обычно дают нам сведения, относящиеся к определенному моменту времени в жизни человека (например, детство) или связанные с каким-то конкретным событием (например, похороны). Такие записи, как правило, встречаются в отчетах опекунов о вверенных им имениях, в делах о разделе наследства и в других подобных документах.

Опекунские отчеты, по полноте содержащейся в них информации, могут быть подробными и неподробными. В неподробных отчетах расход денег указан только по статьям, например, “на стол”, “на одежду”, “на ремонт и содержание дома”, “на обучение” и т. д. Конечно, больший интерес представляют отчеты подробные, где каждая статья дифференцирована. Если это статья “одежда”, то указано, какая одежда, покупалась она, шилась или отдавалась в ремонт. Часто опекунские отчеты дают сведения о детской одежде, являясь, таким образом, неоценимым источником для изучения истории детской моды.

В делах, связанных с разделом имения, иногда содержатся записи расходов на приобретение приданого или на похороны умершего, оставившего наследство. В первом случае обычно указываются предметы, украшения, одежды и постельные принадлежности. Расходы на похороны дают довольно полное представление не только о затратах на погребение покойного (рытье могилы, вынос тела, чтение над усопшим молитв, отпевание и т. п.), но и о меню поминального стола. Например, такие сведения находятся в записях 1835 г. о затратах на погребение брата ростовской мещанки А.И. Хлебниковой. На поминальном столе по брату была кутья, гречневая каша, соленая и свежая рыба, икра, мед, масло, простое вино1.

В отличие от приходо-расходных записей приходо-расходные книги раскрывают перед нами более полную картину повседневной жизни человека или семьи с ее ежедневными заботами и хлопотами. Они как бы приоткрывают завесу времени, окружая нас суетой прошедшей эпохи. В собрании ростовского музея имеются три приходо-расходные книги, относящиеся к лицам разных сословий: дворянскому, духовному и купеческому. Остановимся на каждой из них более подробно.

Наиболее ранняя приходо-расходная книга принадлежит профессору Ярославской духовной семинарии, протоиерею ростовского Успенского собора Андрею Тимофеевичу Тихвинскому2. Книга содержит записи с 1820 по 1822 год (в 1820 г. А.Т. Тихвинский переехал из Ярославля в Ростов). Записи начинаются со списка книг, находившихся в ризнице Успенского собора, затем идет запись о солнечном затмении, произошедшем 26 августа 1820 г., далее начинаются собственно приходо-расходные записи (с февраля 1820 г.). Приходные записи показывают, что А.Т. Тихвинский регулярно получал жалование за должность профессора духовной семинарии, “кандидатские” деньги3, а также нерегулярные деньги, например, “от маменьки”, “от высокопреосвященного” и т. п. Отдельно от основных приходо-расходных записей, в конце книги, содержатся дополнительные пометы типа: “отчисление денег протоирею Гаврилу”, “счет, что купил дворник для себя”, “за ярмарку приход” (во время ярмарки А.Т. Тихвинский сдавал в аренду некоторые помещения приезжим торговцам).

Важно отметить, что по июнь 1820 г. расходные записи велись по статьям, озаглавленным самим протоиреем. Не совсем привычная для современного человека группировка расходов раскрывает не только способ мышления человека первой четверти XIX в., но также и характер самого А.Т. Тихвинского. Всего А.Т. Тихвинский выделил 18 статей. Например, расходы на питание были распределены по семи статьям: “расход муки ржаной и пшеничной, разного рода крупы и солоду”, “на чай, сахар, водку, вино и закуски”, “на масло постное и коровье”, “на рыбу, икру и соль”, “на разные огородные и земляные овощи”, “на молоко, яйца, творог и сметану”, “на говядину и всякие мясные запасы”. Как видим, даже простой перечень названий статей дает нам сведения о столе горожанина первой четверти XIX столетия. Записи показывают, что самые большие затраты были на муку и крупы, что вполне закономерно, так как хлебные и крупяные изделия являлись основным продуктом питания русского человека. В доме Тихвинского мука закупалась ежемесячно (ржаная, пшеничная, гречневая, крупчатая), так как хлеб в то время обычно пекли дома. Из круп наиболее употребляемыми в доме Тихвинского были манная и пшенная. Интересно отметить, что расходы на приобретение солода поставлены в одну статью с расходами на муку и крупу. Это говорит о том, что в первой четверти прошлого столетия квас, на изготовление которого шел солод, являлся еще основным напитком горожанина. Чай еще только входил в моду, поэтому не случайно расходы на чай записаны Тихвинским вместе с расходами на вино и водку, являвшимися неежедневными и необязательными видами питья.

Расходы на приобретение одежды и обуви выделены А.Т. Тихвинским в одну статью под названием “незначительные покупки, то есть одежда, обувь и прочее”. По-видимому, выражение “незначительные покупки” здесь следует понимать не в смысле денежных затрат, а в смысле - не важные, не главные в повседневной жизни Тихвинского, чему не стоит особо уделять внимание. Это следует из того, что затраты денег на приобретение одежды и обуви были немалые. Например, за шесть месяцев 1820 года протоиерей приобрел себе три пары сапог по цене 19 руб. 5 коп. и 15 руб., 16 руб. (плисовые); новую рясу и подрясник (14 руб.); отдал за шитье фрака и брюк (14 руб.); купил шапку и пуховую шляпу (3 руб.). За эти же месяцы были сделаны приобретения и для жены Андрея Тимофеевича: ткань на новую шубу (60 руб. 8 коп.) и на салоп (4 руб.), желтая шляпка (25 руб.), черные козловые башмаки (2 руб. 50 коп.), перчатки (3 руб.). Кроме того, покупалась в значительных количествах самая разнообразная материя (ситец, шелк, коленкор, полотно), а также тесьма, бисер, нитки.

Хозяйственные расходы распределены Тихвинским по следующим статьям: “на свечи, мыло и веники”, “на дрова и извозчикам за перевозку оных”, “на мелочные вещи или потребности”. Сюда же можно присоединить статьи под следующими названиями: “на табак”, “на помаду, на сургуч, на почту и почтальонам за письма”. В статье “мелочные вещи и потребности” записаны расходы на приобретение разных предметов, необходимых в хозяйстве: посуды (деревянной, медной, фарфоровой и проч.), стеклянных банок для варенья, горшков для цветов и т. п. В этой же статье находим записи о ремонте обуви, об оплате служителю за привозку воды в дом. К хозяйственным расходам можно и отнести статью “на работницу”. Записи этой статьи показывают, что в доме протоиерея не было постоянной прислуги - она нанималась лишь для выполнения конкретной работы.

Оставшиеся две статьи связаны с отправлением религиозных обрядов и благотворительностью. Названы они следующим образом: “на деревянное масло, в церковь и нищим”, “на извозчиков, рожениц и повивальных баб”. Интерес представляет вторая статья, говорящая об особом отношении священнослужителя к рожающим женщинам.

С сентября 1820 г. расходные записи уже не делятся на вышеуказанные статьи, а идут сплошным списком на каждый месяц, отмечая почти ежедневные затраты.

Если приходо-расходные книги протоиерея А.Т. Тихвинского раскрывают перед нами бытовые картины из жизни людей духовного сословия, то приходо-расходные книги ростовской помещицы Л.Н. Леонтьевой4 переносят нас в мир провинциального дворянства. Одна из книг содержит записи с 1823 по 1831 гг., другая - только за 1837 г. Первая книга была начата еще мужем Любови Николаевны, генерал-майором Сергеем Ивановичем Леонтьевым. Она начинается со следующей его записи: “Записная книга прихода и расхода денег со времени моего супружества с Любовь Николаевной, то есть по приезду в Саратов с 15 июня 1823 г.” Но записей Сергея Ивановича в книге нет, а начинает их вести уже Любовь Николаевна с 1825 г., после смерти своего мужа. Записи велись помесячно и ежедневно. Интересно то, что они содержат не только сведения о хозяйстве и быте дворян, но и в какой-то мере отражают образ жизни этого сословия. Например, мы узнаем, что в зимние и весенние месяцы (с декабря по конец мая) Л.Н. Леонтьева с малолетним сыном проживала в Москве, где она нанимала на эти месяцы дом. В конце мая она переезжала в свое имение, находящееся близ Ростова, в селе Воронино, где проводила время до конца ноября. В один из летних месяцев, обычно это был август, Л.Н. Леонтьева посещала другое свое имение, Хорошево (под Москвой). Такой цикличный образ жизни был традиционным для русского дворянства. В журналах, издававшихся в XIX в., например, в “Домострое”, даже давались полезные советы, как лучше перевозить вещи из имения в столицу или обратно, чтобы они не испортились в дороге.

В начале каждого года мы узнаем о доходе Л.Н. Леонтьевой. Основные деньги приходили из “Литовских имений”, принадлежавших братьям Любови Николаевны. Немалые суммы получала Л. Н. Леонтьева и от своей матери. Обычно годовой доход составлял около 40 тысяч рублей, а годовой расход около 30 тысяч рублей.

Расходные записи, вносимые в книгу Л.Н. Леонтьевой, можно разделить на следующие статьи: содержание дома; содержание прислуги; приобретение одежды и ее ремонт (сюда же входит приобретение разных тканей, кружев, тесьмы, ниток и проч.); хозяйственные расходы; оплата доктора; расходы на благотворительность и отправление религиозных обрядов; подарки; мелочный расход и прочие расходы. Остановимся на некоторых статьях более подробно.

В статью “содержание дома”, которая, к сожалению, не дифференцирована, по-видимому, входят затраты на продукты питания. По сравнению с другими вышеназванными статьями, эта статья по расходу самая большая. Например, в феврале 1825 г. по данной статье было израсходовано 12222 рубля. В течение всего года деньги “на домашний расход” выдавались “дядюшке”, Михаилу Ивановичу Леонтьеву5, который, по всей видимости, вел домашнее хозяйство Л.Н. Леонтьевой.

Следующей по величине расходов идет статья “хозяйственные расходы”, в которую входят покупка предметов мебели и разной домашней утвари, а также ремонт дома, починка инструментов и экипажей, денежные затраты на переезды. В некоторые годы эта статья превышает статью расходов на питание. Это происходило в том случае, когда делались очень дорогие покупки (например, покупка в 1828 г. двухместной кареты стоимостью в 2800 руб.) или же крупный ремонт помещений (например, в 1827-1830 гг. приводился в порядок дом в Воронине, где в некоторых комнатах обновлялись обои, расписывались стены и полы, менялась старая мебель на новую).

Статья, включающая покупку одежды и разнообразных тканей, так же, как и хозяйственная статья, довольно резко отличается по расходам каждого года. Это связано с приобретением в некоторые годы роскошных дорогих нарядов. Например, в августе 1826 г. встречаем такую запись: “Во время коронации издержано на мои наряды по различным счетам 4347 рублей”. Покупались дорогие костюмы и для подрастающего сына Миши. Когда мальчику исполнилось четыре года, он получил парадный костюм, состоящий из платья, шляпы, парика и шпаги (86 руб.). В пять лет ему было приобретено “платье казацкое” и “платье гусарское”, каждое стоимостью в 100 рублей. Вполне вероятно, что именно в этом красном гусарском костюме мы видим Мишу Леонтьева на одном из портретов в собрании Ростовского музея6.

Эта статья расходов интересна не только тем, что дает нам сведения, какая приобреталась одежда и сколько она стоила, но и характеризует отношение Л.Н. Леонтьевой к вещам. Из источника видно, что предметы одежды очень часто перешивались, отдавались в покраску и ремонт. И стоило все это недешево. Например, “за переделку шляпы из чепчика” было заплачено 35 рублей, за “чистку шали” - 50 рублей. На 50 рублей можно было купить новую шляпку или три пары башмаков! Это говорит о том, что, по-видимому, к дорогим вещам (как, например, вышеуказанная шаль) Леонтьева относилась очень бережно. Из этой статьи мы также узнаем, что в эти годы, прежде чем шить новое модное платье, обращались к услугам модельеров. В источнике встречаются такие записи: “за рисование граденаполевого платья - 65 руб.”, “за фасон чернобурого салопа - 20 руб.”, “за фасон платья модельеру - 25 руб.”, “за фасон чепчика - 10 руб.” Отметим, что непосредственно пошив самой одежды, то есть работа портного, оплачивался дешевле. За шитье того же салопа было заплачено всего 10 рублей, а за шитье платья - 14 рублей.

Около 2000 рублей в год (т. е. одной десятой части всех расходов) тратилось помещицей Леонтьевой на содержание прислуги. Приходо-расходные книги показывают, что штат слуг дворян Леонтьевых был небольшим. Он состоял из лакея, выполнявшего обязанности дворецкого, кормилицы (в 1825 г.), няни, горничной, двух-трех поваров, двух-трех прачек, двух-трех кучеров и просто слуг, называемых в источнике “люди”, количество которых, по-видимому, не превышало пяти человек. Кроме того, в имении были девушки-белошвейки, портной, а также слуги (из своих же крепостных), выполнявшие временную работу (истопник, столяр). Общий расход на слуг можно разделить на следующие небольшие статьи: “жалование”, приобретение одежды и обуви, обучение и мелкая раздача денег (“на именины”, “на праздник”, “на чай” и т. п.). Постоянное денежное жалование получали не все слуги, а только их часть. Самое большое жалование получал лакей (около 600 рублей в год), затем няня (около 300 руб.), кормилица (150 руб.), главный повар (100 руб.), белошвейки (около 35 руб. каждая). Горничная, кучера, прачки, “люди” денежное вознаграждение получали нерегулярно.

Почти ежегодно для дворовых людей справлялись новые платья, рубахи, сапоги, башмаки; женщинам часто покупались платки и фартуки, кучерам - тулупы, кушаки, шляпы, перчатки. Для лакея в течение этих лет дважды перешивалась ливрея, а затем была сшита новая, из синего сукна, и к ней же изготовлена специальная лакейская шляпа с кисточкой. Некоторые из слуг мужского пола одевались в особую форменную одежду. Так, под 1831 г. имеется запись о пошиве таких платьев для трех новых “людей”, “из малинового сукна, с пуговицами и жилетом”. Слуги, более приближенные к хозяевам, награждались дорогими предметами одежды. Кормилице, например, была справлена новая заячья шуба, золотной платок и шелковый сарафан; лакею - новая шуба.

Как правило, детей своих слуг Л.Н. Леонтьева отдавала в обучение какому-нибудь ремеслу. Например, в течение вышеуказанных лет портному и белошвейному мастерству были обучены три девочки (дочери прачки и горничной), за обучение которых было заплачено по 125 рублей в год за каждую. Обучение на повара сына кучера Федора оплачивалось более 200 руб. в год.

Довольно значительная сумма денег тратилась на подарки родным и друзьям. В 1825 г. по этой статье было израсходовано 3 606 рублей (почти в два раза больше, чем по статье “приобретение одежды”). В источнике встречаются следующие записи: “Шушманскому подарок - часы с золотой цепочкой - 210 руб.”, “деткам Демидовым велосипед - 20 руб.”, “себе в подарок браслет - 100 руб.”, “футляр для сигарок брату Александру в подарок - 12 руб.”, “Елене Карловне в подарок английский платок - 125 руб.”, “браслет Анне Александровне - 45 руб.” и т. п.

В статье под названием “прочие расходы”, можно выделить расходы на оплату работы художника. Например, в течение шести лет было написано несколько портретов Ивана Сергеевича Леонтьева и самой Любови Николаевны. Например, в 1825 г. было написано два портрета Ивана Сергеевича - один “в браслете” художником Вивьеном де Шатобреном (108 руб.), а другой “для Степанова” (25 руб.). В 1826 г. был выполнен “миниатюрный портрет Ивана Сергеевича для Сонечки”. В 1828 г. Шатобреном было выполнено еще два портрета за 100 руб. (к сожалению, в источнике не указано, с кого были написаны эти портреты). Наконец, в 1830 г. Вивьеном де Шатобреном был написан портрет самой Любови Николаевны, за который художнику было заплачено 150 рублей.

Кроме того, записи Любови Николаевны Леонтьевой содержат много самых разнообразных сведений. Например, мы узнаем сколько стоила ложа в театр: от 10 до 20 рублей. А ложа на спектакль французских актеров стоила 500 рублей (!). За обучение езде на верховой лошади было заплачено 175 рублей за месяц, а за чистку и промыв медной посуды - 154 рубля. Мы узнаем, что Любовь Николаевна играла в вист и часто проигрывала; играла на клавикорде, который часто расстраивался; брала уроки у “рисовального учителя”.

Совершенно в иной мир переносят нас приходо-расходные записи ростовской купчихи Любови Ивановны Кайдаловой, которые относятся к 1881-1893 гг.7 Источник содержит подробный перечень “домашних расходов” в течение нескольких лет за каждый месяц. Записи велись почти ежедневно. Они показывают, что Любовь Ивановна была очень экономной хозяйкой, учитывала каждую мелочь, вплоть до подачи копеек нищим. Хозяйство она вела традиционно, по старине. Жизнь семьи текла ровно, без особых изменений, один год был похож на другой. В тот период времени, когда велась вышеуказанная книга, Любовь Ивановна была уже вдовой. Ее мужем был известный ростовский купец, потомственный почетный гражданин города, Михаил Михайлович Кайдалов. После его смерти Любовь Ивановна поселилась с дочерьми в купленном ею каменном трехэтажном доме по улице Московской.

Как видно из источника, годовой купеческий расход зажиточной купеческой семьи составлял около 1500 рублей в год. Эту цифру можно сравнить с годовым расходом дворянской семьи. Как указывалось выше, годовой расход Л.Н. Леонтьевой составлял около 30000 рублей. Если учесть, что цены с 1820-х годов к 1880-м годам возросли примерно в 2,5 раза, то соотношение годового расхода вышеуказанных семей будет выглядеть как 1 и 8. То есть, годовой расход Леонтьевых превышал годовой расход Кайдаловых в 8 раз.

Приходо-расходная книга Кайдаловой, по сравнению с подобными книгами Тихвинского и Леонтьевой, отличается более тщательными и скрупулезными записями. Они настолько подробны, что по ним можно восстановить, реконструировать жизнь купеческой семьи в течение какого-либо месяца, сезона или года. Можно представить повседневные и неповседневные заботы хозяйки, что было подано на обед или на праздничный стол, сколько раз в месяц посещали церковь, болел ли кто из членов семьи и т. п.

Больше всего тратилось денег на продукты питания. Источник показывает, что стол Л.И. Кайдаловой был обильным и разнообразным. Одним из основных продуктов питания являлся хлеб, который выпекали сами в домашних условиях. Покупной хлеб в записях встречается очень редко. Основная закупка муки происходила в зимние месяцы. Так, например, в декабре 1882 г. было куплено 144 кг муки, в январе - 126,5 кг, в феврале - 162 кг. В остальные же месяцы покупалось около 30-40 кг. Муку приобретали самых разных видов: несколько сортов пшеничной и ржаной, а также гречневую и овсяную. Гречневая мука обычно использовалась для выпечки блинов, овсяная - для приготовления киселей. Довольно часто покупались изделия из сдобного теста: кренделя, пряники, а также сухари. Все эти изделия, конечно, подавались к чаю.

В большом количестве закупались различные крупы. Например, в том же 1882 г. было куплено 117 кг гречи, 106 кг овсяной крупы, 108 кг пшена, 60 кг риса. Такие крупы, как манная, просяная, ячневая, в записях не встречаются. Наибольшее количество круп закупалось в летние месяцы, а также в сентябре. По-видимому, это было связано с сенокосом (у Кайдаловой были сенокосные угодья) и уборкой урожая с огорода. Для этих целей Любовь Ивановна нанимала работников, с которыми расплачивалась не только деньгами, но и “кашей на обед”.

Мясо и мясные продукты закупались ежемесячно, даже в те месяцы, на которые выпадали большие посты. Вероятнее всего, мясо, купленное в пост, заготавливали впрок. Больше всего употреблялась говядина (в 1882 г. ее было куплено 78 кг), затем телятина (13 кг) и баранина (11 кг). В записях ни разу не отмечена покупка свинины. Очень часто приобретались говяжьи почки, которые шли на приготовление рассольников.

Так же, как и мясо, ежемесячно покупалась рыба: белуга, судак, окунь, лещ, щука, ерш. Большое предпочтение отдавалось головизне (головы больших или красных рыб) и снеткам (сушеная небольшая рыбка). Из головизны обычно готовили щи или солянку с капустой и огурцами. Снетки шли на приготовление похлебок и пирогов, а также их ели просто с хлебом. Особенно много рыбы употреблялось в феврале и марте, июне и декабре (на эти месяцы как раз выпадают большие посты).

Записи расходной книги показывают, что в хозяйстве Кайдаловой имелась корова, а в конце 1882 г. была куплена еще одна “в деревне у крестьянина Андрея Павлова за 6 рублей”. Наличие двух коров говорит о том, что в семье не было недостатка в молоке, сметане и твороге. Из всех молочных продуктов покупалось только коровье (сливочное) масло. В течение 1882 г. его было куплено 19 кг 600 г.

Большинство овощей на столе Кайдаловых были со своего огорода. Весной приобретали семена и рассаду различных огородных культур, “лук для высадки”. Но тем не менее некоторые овощи покупались. Так, например, каждый месяц приобретался картофель (около 50 кг), а в июле и августе для засолки на зиму покупали огурцы и капусту. Для обработки капусты, “тяпанья”, нанимали поденщиков.

В расходной книге совершенно отсутствуют записи о покупке фруктов и садовых ягод. Каких-либо косвенных указаний на наличие сада у Кайдаловых в источнике не обнаружено. Зато в большом количестве закупались лесные ягоды: земляника, черника, гонобобель, брусника, клюква. Покупались и сухофрукты: изюм, чернослив. Кроме ягод довольно часто приобретались свежие, сухие и соленые грибы.

Соль, сахар и чай покупались большими партиями 3-4 раза в год. Например, в 1882 г. было куплено 12 кг соли, 45 кг сахарного песку и сахара, 17 кг 400 г чая.

Для приготовления кваса и пива покупался солод. Несколько раз в год закупалось “простое” и красное вино (четвертями и ведрами).

Вторая крупная статья расхода - это расходы на хозяйственные нужды: покупка мебели, посуды, разных мелких хозяйственных предметов; закупка кормов для домашних животных. К покупке разных хозяйственных предметов относятся покупки как необходимых, так и непредвиденных вещей. К необходимым предметам относятся дрова, мыло, свечи (сальные и восковые), спички, керосин. Записи же о приобретение разнообразных хозяйственных вещей как бы раскрывают перед нами картину мелких повседневных забот. Вот приобрели лохань для лошади, так как старая треснула; купили вьюшки для новой железной печи, значит старая плита на кухне совсем пришла в негодность; покупка “еще блюдечков под цветы” свидетельствует о том, что комнаты были украшены живыми цветами. Очень часто приобреталась дешевая посуда: глиняные горшки, кринки, миски, деревянные плошки, чугуны. Стоила такая посуда дешево, и поэтому к ней не относились слишком бережно. Записи о приобретении более дорогой посуды из фарфора и хрусталя встречаются нечасто. К хозяйственным расходам можно отнести и такие виды оплачиваемых разнообразных работ, как починка дрожек, починка пола и печи, лужение кастрюль и самоваров, ковка лошади и т. п.

Третья значительная статья расхода - это приобретение одежды, ткани, столовых и постельных принадлежностей. Из готовых предметов одежды покупались только обувь, рукавицы, перчатки, шляпки, чулки. Платья и верхняя одежда заказывалась портным мастерам. Например, в 1882 г. для самой хозяйки шилась шуба. Для ее пошива было куплено 5 м казинету (плотная полушерстяная ткань) и пуговицы. За шитье шубы портнихе заплатили 3 руб. 50 коп. В большом количестве покупалась ткань “про запас”, а также для пошива простыней, наволочек, салфеток и полотенец. Так, в 1882 г. было куплено 18 м коленкору (хлопчатобумажная ткань), 62 м полотна, 10 м ситца, 10 м “салфеточной ткани”. Кроме ткани в большом количестве покупались различные пуговицы, нитки, кружева, тесемки, ленты, гарус для обшивки платков, в которых ходили в церковь, а также канва (редкая бумажная ткань для вышивки по ней шерстяными нитями или бисером). Частое приобретение последней говорит о том, что в семье занимались рукоделием.

Любовь Ивановна Кайдалова содержала небольшой штат прислуги, который состоял из горничной, кухарки, няни и кучера. Их оплата производилась по-разному. Почти ежемесячное жалование получал кучер, но каждый месяц ему выдавали разную сумму. Всего в год он получал около 65 рублей. Почти в четыре раза меньше за год получала кухарка - 16 руб., и еще меньше горничная - 7 руб. Оплата горничной и кухарки была нерегулярной, что позволяет предположить, что они были приходящей, непостоянной, прислугой. Няня, по-видимому, не являлась прислугой в полном смысле этого слова. Обе дочери Кайдаловой в это время были уже большие, а няня, скорее всего, продолжала жить в доме “из милостыни”, выполняя некоторую работу. Такой вывод позволяет сделать характер записей в книге. Ни разу не записано “оплачена работа”, как это имеет место для вышеуказанной прислуги, но записано “дано няньке” столько-то денег. А денег она получала немного. Например, за весь 1882 г. она получила 4 руб. 40 коп. Иногда прислуге давали дополнительные деньги “на чай”, а также подарки в виде продуктов, платков, “отрезов на платье”.

Кроме домашней прислуги Кайдалова нанимала поденщиков для выполнения каких-либо конкретных работ. Например, два раза в месяц приходили прачки, а также женщины для мытья полов. Оплачивалась работа трубочиста и городского сторожа. Как уже указывалось выше, нанимались специальные работники для косьбы и уборки сена, а также “набивки” погреба льдом, “тяпанья” капусты, пилки и рубки дров.

Любовь Ивановна Кайдалова вела примерный образ жизни, соответствующий ее общественному положению - вдовы богатого ростовского купца. Она часто посещала церковь, соблюдала все посты и религиозные обряды. Об этом свидетельствует характер некоторых записей: о затрате денег на покупку в церкви свеч, на заказывание молебнов, панихид, “на праздничную службу”, “на постную молитву” и т. д.

В расходных записях можно еще выделить несколько небольших статей: обучение младшей дочери в гимназии, затраты на лечение и покупку лекарств, дорожные расходы на поездки в Москву, Вологду и Ярославль.

Таким образом, записи о приобретенных вещах, продуктов питания, различных материалов, об оплате работ и услуг свидетельствуют о том, что Л.И. Кайдалова являлась хозяйкой зажиточной городской усадьбы, при которой имелся и скотный двор, и огород, и сенокосные пожни, и штат прислуги, и выездные дрожки с кучером.

К сожалению, приходо-расходные записи и книги, в отличие от описей имущества горожан, не сохранились в таком большом объеме. Это не позволяет использовать их как источники, дающие всеобъемлющую характеристику материальной и бытовой культуры определенного отрезка времени. При исследовании того или иного явления быта нужно учитывать субъективный характер таких записей, несущих отпечаток домашних устоев семьи или человека. И тем не менее, приходо-расходные книги содержат богатую информацию о повседневной частной жизни людей минувшего времени, которая помогает нам лучше узнать и понять их.

  1. РФ ГАЯО Ф. 204. Оп. 5. Д. 1838. Л. 22 об.
  2. ГМЗРК. Инв. № Р-550.
  3. В 1814 г. Комиссией Духовных училищ А.Т. Тихвинскому была присвоена степень кандидата. А.Т. Тихвинский мог преподавать математику, физику, церковную историю, еврейский язык.
  4. ГМЗРК. Инв. № Р-556.
  5. Михаил Иванович Леонтьев (1755-1833), родной дядя Ивана Сергеевича Леонтьева, владелец имения в с. Воронино. Будучи бездетным, еще в 1816 г. составил завещание на владение родовым имением в пользу племянников Ивана и Варвары.
  6. Более подробно об одежде Миши Леонтьева см.: Сазонова Е.И., Сазонов С.В. Одежда мальчика из дворянской семьи 1820-1830-x годов //Памятники истории, культуры и природы европейской России. Нижний Новгород, 1995.
  7. ГМЗРК. Инв. № А-1254.

Продолжение. Начало в СРМ. Ростов, 1992. Вып. III. С. 173-202; СРМ. Ростов, 1993. Вып. V. С. 225-245; СРМ. Ростов, 1994. Вып. VI. С. 236-253; СРМ. Ярославль, 1995. Вып. VIII. С. 202-219.

№ 9. Одиннадцатая тетрадь (продолжение)
(Л. 12 об.) 1926 г.

27 января ст.ст. - 9 февраля н. ст. Вторник.

Сегодня утром (от 5-ти до 6-ти час.) приснился, видимо, знаменательный сон. Приснился в первый раз за все 8 лет революции Ленин и при оригинальной обстановке. Снится мне какой-то разукрашенный город (надо полагать, наш Ростов): везде развешаны плакаты, электрические лампочки, кого-то встречают. Я стою у какой-то каменной стены, а передо мною открыт вход (что-то похожее на парадное крыльцо с небольшой лестницей) внутрь здания. В комнате находятся разодетые в форму (полная парадная форма не то полиции, не то пожарную) люди, а перед ними Ленин что-то (Л. 13) говорит. Представляется он мне в том виде, как обыкновенно его изображают на картинках: в картузике фабричного, в пиджачке, с галстуком на рубашке, брюки навыпуск, и в ботинках. После этого он мелко пошел, с одним из чинов простившись за руку, а другого мелкого чиновника по дороге поцеловав. Я немало дивился, как же это так: Ленин и вдруг разговаривает с полицией. Спустившись с лесенки, он увидел меня, стоящего за углом, и, взяв меня под руку, и что-то разговаривая, пошел дальше. Я, заметив, что он принимает меня, может быть, по ошибке, за кого-то другого, не преминул объяснить ему, что я ветеринарный врач и служу в на(Л. 13 об.)стоящее время в уезде, и мне очень хочется попасть в город, на что он ответил довольно ласково: “Хорошо, хорошо! Я скажу агроному”. Подумав, при чем тут агроном, я все-таки не стал его больше беспокоить, тем более, что он торопился куда-то далее.

Потом, через некоторое время он увидал меня снова и сам уже, без всякого с моей стороны повода, остановился и добавил: “будьте покойны”, я же в это время, оторвав у белой фуражки, в которой был, кромку, положил конец ее под подошву башмака, намереваясь оторвать совсем... и вдруг... ”тррр” ...И я проснулся, слушая, как я храпел во сне.

Что “сей сон значит?” спрашиваю я себя, и почему приснился мне Ленин, (Л. 14) а не кто-либо другой? Думаю, что это потому, что читаю я книжки и о Ленине и днем вижу много его портретов. Будущее покажет, будем ждать...

За прошлый год оказалась одна только заметка, так редко я стал писать в свой дневник, а, между прочим, в этом году сойдется 20 лет, как я веду свой дневник (с 1906 года). Интересно проглядеть теперь его весь... Между прочим, я замечаю, что прилив энергии касательно записей в дневник больше является к весне и осенью...

6 декабря по нов.ст. - 23 ноября ст.ст.

Вчера был на собрании членов союза “Медсантруд” и заспорил по поводу отчисления 1 % проц. в пользу бастующих английских горняков. Я дока(Л. 14 об.)зывал, что процент взноса очень велик, и для некоторых членов, получающих жалованья всего 12 р., будет очень тяжел. Кроме того, не следует делать его обязательным, а мне доказывали, что я должен подчиниться большинству, и на мое возражение, что это насилие, отвечали отрицательно. “Взноси и больше никаких, и не смей рассуждать!” И это не насилие, а добровольное отчисление. Происходило все это в д. Березниках, где я начал служить уч. ветврачом вот уже 2 год. Здесь я должен оговориться, что такую службу, когда человека отрывают от семьи, я называю не службой, а ссылкой, с той только разницей, что все-таки платят жалованье. Итак, вот уже (Л. 15) 2 год, как я нахожусь воленс-ноленс в изгнании. Сначала был в с. Ивановском-Рудаковых, а с 16 сентября с.г. в с. Верзине. Ну, каково же я себя чувствую? Откровенно говоря, очень скверно. Какая может быть служба или работа, когда человек все время вынужден думать о семье. Что же я делаю здесь? В свободное время, попросту говоря, “валяю дурака”. Имеется здесь один не совсем умный экземпляр, с которым мы вместе и философствуем на разные темы.

Вернусь снова к английским горнякам. В самом деле, я не понимаю, что нам за дело до них? Говорят, что когда на нас наступали “белые генералы”, (Л. 15 об.) то английские горняки не давали своему правительству угля для военных судов. А кто же воевал с нами в это время, кто наступал на Архангельск?!

24 ноября ст. ст. - Екатеринин день. 7 дек. н. ст. - вторник.

В “Северном рабочем” помещена заметка о том, что в Ростовское озеро во время нашествия поляков была опущена серебряная рака, наполненная золотом, которую после ухода поляков не могли найти. Эта рака, будто бы, находится и по сие время на дне озера. До войны немцы, якобы, брались вычистить озеро и давали за это (Л.16) 200 тысяч с тем, чтобы, что окажется в озере, поступило в их пользу. Так ли это, не так ли, а важно то обстоятельство, что озеро Неро вычистить не мешало бы. В той же газете было как-то сообщение об ассигновании Ростовским Исполкомом на это дело определенных сумм, но почему-то вопрос о чистке озера находится и сейчас на точке замерзания. А сделать это не мешало бы, и, по-моему, вот почему: на дне озера находится очень ценный ил, ценен он как прекрасное удобрение, а известно, как страдает наше крестьянское хозяйство от отсутствия удобрительных туков. Кроме того, (Л. 16 об.) вычистив озеро, можно устроить по нему хорошее пароходство по всем направлениям, а не только от Ростова до Угодич.

1-е декабря ст.ст. - вторник. 14 дек. н.ст.

Сколько времени я пишу свой дневник, а самого главного не исполнил до сих пор: все время собираюсь написать краткие (хотя бы) биографии своих родственников и вот, наконец, надумал... Начну с бабушек и дедушек, так как прадедов, как со стороны отца, так и со стороны матери, я совершенно не помню... Дед со стороны отца был священник. Звали его Серапион Васильевич Соколов, так что меня назвали в дедушку. В былые годы это было, конечно, принято. Имя очень редкое (Л. 17) и мудреное, так что немногие могут называть и редко, кто называет правильно. Священствовал дедушка в то время, как я увидал его первый раз в жизни, в селе Раменье Романов-Борисоглебского уезда. Село это находится верстах в 12-ти от станции Уткино по Вологодской ж.д. Сколько мне было лет, когда родители меня взяли с собой в гости к дедушке, я не помню, вероятно, годов 7-8, кажется, что в это время я еще не учился. Насколько я припоминаю, взят был и еще младший меня брат Александр. Дабы попасть в Раменье, надо было ехать через Ярославль по жел. дор., а через Волгу на пароходе. В Ярославле заезжали к тетке Серафиме (Л. 17об.) Серапионовне (дочери описываемого дедушки). Жила она где-то на Никитской ул. во флигеле, в д. Свиблова. Фамилию домовладельца я запомнил, а остальное помню очень смутно. Почему-то мне запомнилась церковь Вознесения, только не в том виде, как я видел ее после. Смутно припоминаю езду на “Звездочке” (так звали перевоз через Волгу) и по жел. дороге. Особенно меня поражали розовые цветы, растущие по откосам полотна. Как называются эти цветы, я не знаю и теперь, хотя вижу их часто и даже нынешним летом видел их в с.Ивановском-Рудаковых. Растут они больше на болотистых местах и чаще всего в каком-то мусоре, бурьяне или валежнике. От станции Уткино ша(Л. 18)гали по образу “пешего хождения”. Как встретили нас дедушка с бабушкой, что говорили с родителями, я не представляю. Дедушка был довольно пожилой мужчина (лет 65), с седой бородой, нахмуренными бровями. Словом, типичный сельский священник. Родители побыли недолго, а нас, двоих ребятишек, оставили гостить. Помещался летом дедушка в каком-то чулане, где у него стояла и койка, здесь он большую часть дня проводил, лежа на кровати, за чтением книг. Библиотека у него была довольно порядочная, причем книги были разнообразного содержания. Были тут и религиозного содержания, были и романы, исторические и т.д. Дедушка очень (Л. 18 об.) любил чтение и в свое время был очень неглупый человек, и весьма начитанный. Прочитавши книгу, он делал на ней свое заключение или излагал полученное от нее впечатление или просто делал надпись, вроде такой: “суа ману конскрипсит” (своей рукой написал) и весьма часто по латыни, ибо чувствовал себя знающим латинский язык. Пил дед запоями: уж запьет, так надолго. Все время просил у бабушки водочки, которую та от него прятала. А то, бывало, нальет ему рюмку, наполовину разбавив водой, дедушка, ничего, пьет. За пьянство деда недолюбливало его духовное начальство и весьма часто переводило с места на место.

(Л. 19) Так, был он одно время в приселке Никольском, верстах в 3-5-ти от Раменье. Был в Троицком на Устье Угличского у., где родился мой отец. За ум был сделан даже благочинным, а за какие-то “чудотворства” (за что именно, я не знаю) был даже под “началом” и низведен в дьячки. Так как в Раменье были раскольники (старообрядцы), то дедушка нередко сражался с ними, звали они его “отец Сарапион”, но за ум почитали. Припоминаю такой случай: как-то вечером (летом) сели ужинать (а ужинали в кухне). Было подано не то “холодное”, (так называлась окрошка с квасом), не то (Л. 19 об.) какое другое жидкое блюдо, и вот попади в это кушанье муха. Дедушка проглотил эту муху, и его начало рвать, да так сильно, что насилу оправился и чуть не заболел. Домашние, конечно, все перепугались, в том числе и мы струсили и присмирели. Этот случай, особенно мне почему-то запомнился. Впоследствии дедушка вышел за штат и переселился на житье в г. Ярославль. Здесь он доживал свои старческие дни за Которослью у своей младшей дочери Аллы Серапионовны, бывшей тогда замужем за кондуктором Григорием Семеновичем Розиным. Доживал свои последние дни дед в Ярославле в безвестности и страшной бедности. Дожил не то до 76 лет, не то до 78 (хорошенько не помню) и был похоронен на Туговой горе на кладбище. На похоронах были его дети: мой отец и дядюшка о.Александр Серапионович. И кой-кто еще из родственников. Выпили, помянули, и тем дело кончилось. Я не был на похоронах, ибо учился в Ростовском Духовном Училище, и меня, конечно, в Ярославль не взяли... Где теперь его могила, наверно, тоже не найдешь; родственников же, помнящих, где дедушка похоронен, почти никого в живых не осталось.

1927 год 7 сентября н.ст. - 25 августа ст. ст.
Среда.

А вот бабушка. Звали ее Клавдия Петровна Соколова. Как ее девичья фамилия, я не знаю, кажется тоже чуть ли не Соколова. Чья она дочь, тоже не знаю: не то дочь попа, не то псаломщика Помню я ее, как умную и хитрую старуху. Любила она тоже и выпить, хотя в этом упрекала дедушку. (Л. 20 об.) Ходила часто на базар в соседнее торговое село Давыдково Романов-Борисоглебского уезда (верстах в 10 от Раменье), где на оставшиеся от закупок деньги пила “малиновочку”. Придет, бывало, с базара - и носик красный. Дедушка начнет спрашивать отчет в израсходованных деньгах, а бабушка начнет сердиться, и дело нередко доходило до ругани.

8 сентября - 26 августа.

Горит свеча дрожащим светом,
Бандиты все спокойно спят,
“Немты” решетки не проверяют,
Замки железны не гремят.
Один бандит был всех моложе,
Склонивши голову на грудь,
С тоской по родине далекой
Нисколько он не мог заснуть.
Везде бандита презирают,
Нигде покою не дают
(Л. 21) И нами тюрьмы наполняют,
Советской пулей нас убьют!
Ах, мать ты мать моя родная.
Зачем на свет ты родила?
Судьбой несчастной наградила,
“Джентом” бандита мне дала!

11 сентября - 29 августа Иванов день (Ивана постного)

Сегодня мне, наконец, удалось побывать на так называемом “Сарском” болоте, или как его неправильно называют, “Царское”, и даже приурочивают к этому названию следующую легенду. Будто бы на том месте, где теперь это болото, было раньше озеро. И вот по этому-то озеру каталась царица на лодке и утонула. Царь, в наказание, проклял это озеро, и оно заросло и стало болотом. Указывают даже и на остатки лодки, которые в конце концов оказались остатками сруба на месте бывшего когда-то колодца. Что здесь было в очень (Л. 21 об.) давние времена озеро, на это указывает котловина, в которой находится болото. “Сарское” болото получило свое название от реки Сары, которая начинается в этом болоте и впадает в Ростовское озеро. Чтобы попасть на это болото, надо ехать до дер. Деляева, откуда, спустившись с горы, очутишься в этом болоте. Видом своим оно скорей напоминает тундру, покрытую мохом и кочками, на которых растет весьма слабая растительность: молодые березки и чахлые сосенки. Деревня Деляево (6 домов) находится в 7 верстах от с. Верзина и расположена на самом берегу “Сарского” болота. Здесь была когда-то (лет 200 назад, не менее) деревянная церковь, на месте которой стоит кирпичный столб с крестом. Тут же, очевидно, было и кладбище, остатки которого видны и теперь.

(Л. 22) Я ходил по болоту сам, хотя и недалеко. В окружности оно верст 10-12, в длину верст 5, да в ширину от 1 версты до 3х. Хорошо бы устроить здесь торфоразработки, да стоит это недешево, хотя, надо полагать, торфом окупили бы все расходы. На дне этого болота, как говорят старожилы, находится камень и очень много ключей, которые и питают реку Сару. Все рассказы о том, что Ростовское озеро со временем может заболотиться и высохнуть, надо считать ничем не обоснованными, пока существует “Сарское” болото. Я привез с собой немного клюквы, моху и ветку сосенки, покрытой также мохом. В общем, впечатление от этого болота осталось самое сильное. К этому добавлю несколько слов еще о могилах (Л. 22 об.) на кладбище в д. Деляево. Одну из них (по предположениям - барскую) пытались раскопать, но кроме костей ничего не нашли, еще ниже находится кирпичный склеп. Интересно, знает ли обо всем этом Ростовский Госмузей?

16 сентября н.ст. - пятница.

С наступлением осени и началом молотьбы в деревнях начались пожары. Палят больше риги. На днях сгорела рига в д.Фролово и в д. Брюхово. Иначе, как “палюшками”, по-моему, эти пожары назвать и нельзя. Люди отлично знают, что при нашем устройстве риг их топить нельзя, да еще натапливают так, что от одного жара рига вспыхивает сразу. Хотя Госстрах выдает и небольшую премию, но, мне кажется, что и такой выдавать не следует, ибо если это нельзя назвать намеренным пожаром, то все-таки (Л. 23) тут есть неосторожное обращение с огнем. Для того, чтобы сушить снопы в риге, надо так устраивать печи, дабы от них самое здание не загоралось.

19 октября н.ст. 26 октября ст.ст. Среда.

Сегодня исполнилось 25 лет, как я первый раз увидал свою жену и посватался к ней. Было это в воскресенье в 1902 году. Не мешает вспомнить через 25 лет, как произошло такое событие. Весной этого года я окончил Каз. Вет. Инст. и до самой осени пробыл в доме родителей. Осенью мне Мин. Вн. Дел предложило командировку в Туркестан и я от нее не отказался, но только раздумывал, как поеду один. “Сначала надо жениться, а потом уже и ехать” - так я рассуждал тогда. Беда была за небольшим, не было подходящей невесты. Не помню, рассказывал я об этом в своем днев(Л. 23 об.)нике ранее или нет, ну, да все равно, раз начал об этом речь, то надо кончить. Вечером, часов в 11 я вместе с своей матерью сел на поезд и поехал до ст. Пречистое Волог. ж.д. На станцию мы приехали часа в 4 утра, было еще темно. Здесь, напившись чаю и закусивши, нашли возницу и отправились на обыкновенной деревенской телеге за 12 верст от Пречистой в с.Покровское. Грязь была порядочная. Я был одет в пальто из бурки, в чем была мать - я не помню. Подъезжать к месту назначения мы стали часу в 8 утра, еще не кончилась обедня. Встретила нас у крыльца дома, к которому мы подъехали, какая-то старушка (как потом оказалось, мать невесты). Встретила довольно радушно, не будучи еще знакома. Наверное, сообразила, что приехал жених. Я, конечно, отрекомендовался, назвавшись Ростовцем. Невеста была еще в церкви, и ког(Л. 24)да ей сказали: “Варюшка, поди, приехал жених!” - она ответила: “Подождет - не уедет!” И действительно, жених не думал уезжать и не уехал один.

Что значит нет настроения, никак и не пишется, а потому пока рассказ об этом откладываю до другого раза.

9 октября ст. ст. 22 октября н.ст. суббота.

Пошел сегодня прогуляться и зашел по дорожке в лес. Здесь сначала стали попадаться “поганки” и “мухоморы”, а потом “опенки” и “масленники” (козляки), и, наконец, встретил два “белых” (коровки), да таких ядреных и не мороженых. Я немало удивлялся, как это в октябре месяце - и вдруг белые грибы. Небывалая осень. Правда, погода стоит теплая, хотя уже (Л. 24 об.) выпадал снег, и пробовали ездить на санях, да снова растаял.

Помню, я находил в Вощажникове накануне Воздвижения грибы, и то удивлялся, а тут в октябре - после Покрова. Интересно, как объяснить это с научной точки зрения. Думаю, что земля еще теплая, и не промерзла, вот “завязи грибные” и сохранились, а потому идут и грибы.

26 октября - среда.

Продолжение советской песни (см. 26 августа).

Сажайте в темную карету,
Вези скорее на расстрел,
Прощай, родные, прощай, свобода,
Прощай, весь белый, белый свет.
И вот уж кладбище готово,
Готова яма для меня,
Прощай, родные, прощай, свобода,
Здесь жизнь покончена моя!

(Л. 25) Другая вариация 2-го и 3-го стиха: (соч.С.А.Соколова)

Один бандит был всех моложе,
Ему взгрустнулося в тиши,
И он запел про ясны очи,
Про очи девицы-души!
“Ах, очи, очи голубые,
Зачем сгубили молодца,
Ах, люди, люди, люди злые
Зачем разрознили сердца!?”..

Продолжаю биографии дедов и бабушек. Деда со стороны матери я не знаю совсем, так как он умер, когда меня еще не было на свете. Звали его Александр Иоакимович Андреевский. Был он священником при церкви Иоанна Предтечи, где служил потом и мой отец. Умер он в 1870 году, кажется, от чахотки 52 лет от роду, как зна(Л. 25 об.)чится на кресте его могилы. Отец женился на его дочери Вере и поступил “со взятием”. Дедушка Александр похоронен в Ростове на Николо-Воржищевском кладбище с левой стороны алтаря. На могиле его поставлен моим отцом металлический крест...Бабушка по матери (жена отца Александра) умерла еще раньше и, кажется, тоже от туберкулеза. Знаю я, что звали ее Павла Гаврииловна Мизерова (до замужества), и больше ничего мне об ней неизвестно. Была она похоронена рядом со своим мужем, но в ее могилу впоследствии была положена ее дочь (а моя тетка) Мария Александровна Андреевская.

(Л. 26) 14 октября ст.ст - четверг 27 н.ст.

Прошло 25 лет, как я женился. Думал ли я в то время, что буду через 25 лет где-то в Верзине, вдали от семьи, один. На пороге 26 года женитьбы мне хочется вспомнить, как я проводил холостую жизнь, рано ли лишился девства и т.д. Припоминая далекое прошлое, оказалось, что я пал очень рано, было мне всего 14 1/2 лет.

Виной тому товарищество. Случилось это, когда я перешел из Духовного Училища в Семинарию и стал учиться в Ярославле. Не помню, в какой-то праздник (надо быть, в Иванов день) семинаристы подвыпили, угостили и меня, и пошли гулять сначала в “портерную” (так назывались тогда пивные), а потом и на “сладкую” улицу. Потащили с со(Л. 26 об.)бой и меня, вместо того, чтобы уговорить, или даже прямо приказать не ходить. “Сладкой” улицей в то время считалась Пошехонская часть Борисоглебской (так называемой Кучерской переулок). Теперь все эти улицы сгорели...

(Л. 27). 28 октября ст. ст. - Дмитриев день. 10 ноября н.ст. - четверг.

Вчера я вернулся из Ростова, где был на юбилейных торжествах по случаю десятилетия Октябрьской революции. Вышел в 8 ч. утра, а пришел часов в 5 вечера. Идти пришлось по невозможной дороге, так что все удивляются, как я мог дойти. И, дивное дело, почти не устал и не натер ногу, хотя сапоги промокли, и ноги были мокрые. Пришел бы я и ранее, да заблудился в одном месте. Как только я сбился с дороги, и сам понять не могу. Вот, не верят в леших, а тут, на поди, сбился днем (хотя уже начинало вечереть), пришлось идти в деревню и расспрашивать дорогу. Когда я нашел наконец путь, я пустился вовсю, не разбирая ни луж, ни колей, все боялся, как бы не (Л. 27 об.) сбиться снова, тем более, что дорога шла лесом. В Ростове я был на вечере воспоминаний, на торжественном заседании союза “Медсантруд”, ходил смотреть на карнавал и на выставку, где мне особенно понравился музей. В нем я давно не бывал и остался весьма доволен. Хороши комнаты из дворянского быта: отдельная гостиная и отдельная игральная для карт комната. Висят редкостные старинные часы, два старинных зеркала и много других замечательных вещей и картин...

№ 10 Тетрадь № 12

(Л. 1) 1928 год 1/14 января - суббота. Новый год.

“Что день грядущий мне готовит?” - принято спрашивать в день нового года. Отвечаю на этот вопрос. Одно я вижу с неумолимой ясностью, а именно: после 50 лет жизни все пошло катиться под гору, и нет возможности, при всем желании, подняться в гору, поехать назад. Расшифровываю эту фразу: немощи человеческие начинают одолевать сильнее и сильнее, усиливаются всяческие болезни. В то время как прежде на какой-нибудь насморк не обращал внимания, теперь с ним приходится считаться серьезно. О других испытаниях, вроде болезней домаш(Л. 1 об.)них, я уже и не говорю: каждая из них прибавляет седину в бороду. Сегодня, между прочим, у меня обломился коренной зуб, и осколок его я чуть было не проглотил с куском хлеба.

(Л. 2 об.) 11/24 февраля - день св. Власия.

Св. Власий считается покровителем скота. Откуда идет это поверье, я что-то не помню. Думаю, не был ли Власий каким-нибудь “скотским лекарем” или попросту коновалом, а что наш мужичеок еще до сих пор верит всяким коновалам, знахарям, попам и разным бабушкам, - это я с досто(Л. 3)верностью знаю. Коновальство еще до сих пор не только существует на Руси, но и наносит громадный ущерб крестьянскому хозяйству, и подрывает авторитет ветеринарного дела. Что за тип эти “коновалы”, всем хорошо известно. “Коновал” - это, я бы сказал, “бродячий лекарь”. С началом ранней весны расхаживают они по деревням, снабженные разными “коновальскими” атрибутами: повалом, ножами, различными “кладями”, и даже нередко сулемой. Больше всего их происходит из Тверской губ. Занимаются коновальством нередко и “татаре”. Кастрируют они лошадей самым примитивным способом (чаще посредством грязных лещеток) и берут за кастрацию от 10 до 20 руб. Как бороться с этим (Л. 3 об.)? Товарищи предлагают много средств, начиная от санпросвещения и кончая репрессивными мерами. По-моему, единственным и лучшим способом борьбы с коновальством является просвещение этих самых коновалов. Для достижения этой цели необходимо выявить их всех, а не загонять в подполье, как предлагают некоторые товарищи. Когда они будут все зарегистрированы, следует созвать какие-либо “коновальские” курсы. И это тем более необходимо сделать, что сами коновалы стали за последнее время прислушиваться и приноравливаться к ветеринарам. У меня, например, были такие случаи: 1) один коновал посылал владельца лошади к “ветинару”, причем (Л. 4) говорил, что у лошади внутри “червь”, и его может выгнать только ветеринар. При исследовании у лошади оказались глисты. 2) Другой коновал просил научить его кастрировать (правильно) мелких животных.

13/26 февраля - Прощеное воскресенье.

В последний день масленицы существует трогательный обычай, сохранившийся еще кой-где до сих пор, обычай ходить по домам и прощаться друг с другом. Обычай этот, несомненно, церковного происхождения: церковь готовится к великому посту и вот, чтобы достойно встретить его, установила прощение обид. В самом деле, если кому приходилось мириться со врагом, тот испытал, какое это сладостное чувство.

(Л. 4 об.) 4 ноября н.ст. - 22 октября ст.ст.

Сегодня для “зимней-Казанской” (как говорят ростовские мужики) дочь Тоня принесла из нашего “палисадника” цветов и сделала букет. Это тем более удивительно, что в некоторые годы в это время бывает уже зимняя дорога и вообще около этого времени устанавливается зима. В этом году и лето было плохое, дождливое, и осень тоже не лучше: все время льют дожди, дожди, и грязь, грязь... Когда кончится осень - неизвестно, но, судя по деревьям, затянется надолго, так как некоторые из них (например, верба) до сего времени не свалили лист. При такой погоде только и сидеть дома, да читать книжки или писать дневник. Несмотря на работу, я в (Л. 5) свободное время стараюсь делать и то, и другое... Выписываю из песенника “Песни нового быта” (а по-моему, это старинная песня, еще студенческая, только переделанная на новый лад)...

Много песен слыхал я в родной стороне,
Не про радость - про горе в них пели,
Из всех песен одна в память врезалась мне,
Это песня рабочей артели.
Первый припев. Эх, дубинушка, ухнем!
Эх, зеленая, сама пойдет...
Подернем, подернем, да ухнем!
И от дедов к отцам, от отцов к сыновьям
Эта песня идет по наследству.
И лишь только работать невмочь станет нам -
Мы к дубине, как к верному средству.
Первый припев.
(Л. 5 об.) Умирая, отец на дубовой скамье
Завещает родимому сыну:
“Ты пойди, мой сын, в лес и дубину там срежь,
На проклятую царскую спину”.
Первый припев.
За годами года проходили чредой
Изменилась родная картина.
И дубина с сохой отошли на покой -
Их сменила царица-машина.
Второй припев: Эх, машинушка, легче!
Эх, железная, сама пойдет...
Наладим, наладим, да пустим!
Старый строй разрушил капитал-властелин,
С корнем рвал он дворянские роды,
Мужиков и ребят из родных палестин
Гнал на фабрики, верфи, заводы.
Второй припев.
Без бояр, без дворян оказался наш царь...
(Л. 6) Кто поддержит тебя, сиротина?
Кто опорой тебе будет в новой судьбе?
Кто заменит тебе дворянина?
Второй припев.
Но наш царь не сплошал - он купца обласкал,
И купец ему стал тут опора.
А наш русский мужик и к машине привык -
Его душит купецкая свора.
Второй припев.
Но настала пора - и проснулся народ,
Разогнул он могучую спину,
И стряхнул он с ней царя, богатея-купца,
Да прибрал он к рукам и машину.
Второй припев.
Правит целой страной наш народ трудовой.
И не гнет ни пред кем свою спину.
Лишь как память былой старины отжитой
Запевает теперь он “Дубину”...

(Л. 6 об.) К этому прибавлю еще старинный куплет:
Англичанин-мудрец, чтоб работе помочь,
Изобрел за машиной машину,
А наш русский мужик, коль работать невмочь,
Он затянет родную “Дубину”:
Первый припев.
Октябрьская революция. 25 окт./7 ноября.

Для октябрьского праздника вспомнились мне советские инженеры и попы. Первые потому, что я нагляделся, как они строят здания, и вообще ведут постройки. Сто раз переделывают одно и то же дело: очевидно, раздумывают, что сделать: окно или дверь. Так было дело с постройками и у нас в Ростове. Ремонтируют бывшее здание Чистякова (у каменного моста) и вот внизу целое (Л. 7) лето и осень возились с окном, то его заделают и прорубят дверь, а то опять снова сделают окно. Я все ходил и наблюдал. Теперь окно победило и очутилось там, где раньше была дверь. Не знаю, не раздумают ли после и не сделают ли опять дверь? Будущее покажет...

Попы пришли в голову потому, что они тоже являются строителями, только строят не дома и переделывают окна, а воздвигают “церкви божии” на средства рабочих, которые они среди них собирают. И это делается на виду у всех и в то время, когда многие церкви закрываются или переделываются на другие здания, или совсем сламываются, как ненужные никому.

(Л. 7 об.) 27 ноября (н.ст.) вторник.

Сегодня один из бойцов рассказал мне, как спасают пожарники лошадей, провалившихся на льду озера весной и осенью. Осенью, как известно, озеро замерзает не сразу: сначала лед, даже при сильных морозах, бывает не толще вершка. Вот тут-то и рискуют лошадями неопытные ездоки. Провалившись на тонком льду, лошадь сама выбраться уже не в состоянии, так как лед тонок и обламывается. Приходится владельцу лошади, дабы спасти ее, нередко обращаться за помощью к пожарной команде. Пожарники в этом случае прибегают к очень остроумному способу спасения утонувшего животного, (Л. 8) о котором я слышу в первый раз в жизни и хочу рассказать. Берут средней толщины канат (или веревку), делают из него мертвую петлю и накидывают лошади на шею. После этого сильно стягивают эту петлю и “душат” лошадь (так выражался боец). Я сначала не понимал, в чем дело, а потом разобрался. “Душат” лошадь не совсем, не до смерти, а только временно, так сказать, задерживают дыхание. И это понятно вот почему. Когда я вспомнил, что то же самое происходит у животного, которое подавилось инородным телом. Вследствие закупорки пищевода животное сейчас же начинает “вздуваться”, у него в желудке развиваются (Л. 8 об.) газы, является “тимпанит”. Так и тут: надавливая веревкой на область шеи, вместе с трахеей сдавливается и пищевод, происходит развитие газов в желудке, животное “вздувает”, вследствие чего оно становится более легким и поднимается водой кверху, на поверхность ее. Вот этим-то моментом “удушения” и пользуются пожарники. Быстро выдергивают на лед всплывшее животное, предварительно подложив под него какие-либо жерди или доски. Потом по льду подтягивают постепенно и потихоньку и к берегу и здесь начинают отхаживать лошадь, для чего “мертвую петлю” снимают с шеи не сразу, а посте(Л. 9)пенно, понемногу. Лошадь начинает сначала потихоньку шевелить ногами, потом понемногу восстанавливается и дыхание, и животное оживает. Вот что значит “душить” лошадь. Вся забота владельца до прибытия помощи состоит в том, чтобы не давать лошади погрузиться в воду с головой. Иначе она погибла.

8 декабря/25 ноября - суббота.

За 10 коп. был сегодня на “кино” в гортеатре. Играли “Белый орел” с участием артистов: Качалова, Мейерхольда, Петровского, Стэрн и др. На экране несколько раз появлялась вывеска: “Твердая власть!” В том-то и дело, что не было твердой власти. Иначе губернатор не (Л. 9 об.) переживал бы тех мучений, какие изображались на картине. Хорошо играл архиерей, и вообще все артисты вели себя живо и правдоподобно.

1/14 декабря - пятница.

Зима нынешний год наступила нормально - с декабря. Вместе с зимой кончаются, кажется, и мои передряги. Сегодня выдержал последний буран. Так иносказательно я говорю об одном деле, которое заделалось еще в бытность мою в Верзине, а теперь остаются одни отклики. Мать отравившейся А.З. предъявила ко мне иск, ни много, ни мало, на 185 р. Пришлось нанимать адвоката, что обошлось мне в 33 р. Конечно, мог бы и сам я без ущерба, может быть, для дела выступать на суде, (Л. 10) но адвокат мне нужен как ширма, тем более советский суд классовый. Истица притворилась, конечно, беднячкой, обиженной, замученной и т.д., и суд мог быть разжалоблен ее слезами, тем более, что на суде 3 бабы и 3-я истец. Да, к несчастью истицы, она не сумела отстоять свой иск, запуталась, и суду ничего не оставалось более, как отказать.

5/18 декабря - вторник.

Вчера я имел рассуждение о борьбе с пьянством в России. Этот вопрос, конечно, не новый, и ничего особенного я не хочу сказать по этому поводу, так как боролся с пьянством у нас и царь, и борется теперь советская власть, но надо сказать, что пьянство в России ничуть не уменьшилось, если не ска(Л. 10 об.)зать, что увеличилось. В чем же причина? Почему борьба с пьянством не увенчивается успехом? Мне кажется, что к этому вопросу мы подходили не с того конца. Мы боремся все запретительными мерами: запрещали продажу вина, самогоноварение, торговлю в трактирах и т.д. Я же полагаю, что надо сделать как раз наоборот: не запрещать пить вино, а разрешить повсеместную торговлю им. Известно ведь, что “запрещенный плод сладок”. Чем больше запрещают, тем больше хочется нарушить это запрещение. Возьмем такой пример (может быть, и не совсем подходящий, скажут мне): мальчику запрещают курить табак, так его как нарочно тянет к нему, соблазн велик, ему хочется научиться, узнать, как это большие (Л. 11) курят? Так и тут: алкоголик что ребенок, его тянет запретный плод. И вот, я думаю, что питье водки не воспрещать надо, а открыто разрешить: следует сказать (как бы так): “пей, ребята, вовсю!” Для этого надо не сокращать продажу вина, а устроить торговлю им везде: пусть будут “казенки” в каждой деревне, а в городе на каждой улице. Казне от этого прибыль увеличится (хотя большевики любят говорить, что Государство торгует вином не ради прибыли), доходу будет более, и в то же время уменьшатся расходы. Мужичку незачем будет ехать в город (на “базар”), “пить вино”. Все деньги, какие он тратит по поездке в город “за вином”, будут идти на месте. Мне будут (я это пред(Л. 11 об.)вижу) возражать, что “так де пьянство не уменьшится, а увеличится”, я на это отвечаю: “ну и пусть увеличится”. Только это увеличение, я полагаю, продолжится недолго: год какой-нибудь, самое большее, три года, а потом начнет постепенно уменьшаться, в конце концов совсем сойдет на нет и прекратится. И это вот почему: пьяница ведь это прежде всего больной, и надо дать ему почувствовать его болезнь во всей силе. Ну, пока будет, хочется спать! Не знаю, сумел ли я ясно высказать свою мысль так, как хотел. Завтра допишу все, что еще вспомню!

23 декабря н. ст. Воскресенье.

В четверг был я на докладе Упрофбюро и выслушал, между прочим новость: кем-то и когда-то (я не могу сказать (Л. 12) иначе) решено строить трехэтажный каменный дом для рабочих, на месте разрушенного теперь б. трактира “Тулон”. Место это в самом центре города, очень хорошее, как раз напротив почты. По моему мнению, оно было бы более пригодно для постройки театра: в Ростове считается около 20000 населения, а хорошего театра нет, имеется небольшой в б. народном доме, да и тот “обуродованный”. Хотя он и расширен и поотремонтирован за последнее лето, но вверху и плохо слышно, и плохо видно. На постройку рабочего дома будто бы уже и имеются какие-то сто тысяч. Но это, конечно, мало, и хорошего каменного здания на эти деньги не выстроишь!

(Л. 12 об.) 25 и 26 декабря нов. ст. Вторник и среда.

В этом году рабочие решили не праздновать дни Рождества (сказал бы я Христова, да нельзя говорить), и поэтому мы работали на бойне, хотя дела особенного и не было. Соввласть совсем предполагает вычеркнуть из календаря празднование как Рождества, так и Пасхи. И было бы правильно: раз Бога нет, раз религия дурман, зачем церковные праздники? Интересно посмотреть, будет ли рабочий праздновать “поповское” рождество. Мне думается, что будет, хотя не гласно, а потихоньку напьется, тем более, что в нынешнем году рождество приходится по-церковному в понедельник.

(Л. 13) Накануне день отдыха - воскресенье, как не выпить, а в понедельник с похмелья можно на работу и не ходить. Выходит, отменой празднования “советского” рождества сыграли только в руку попам.

Теперь по другому вопросу: в Рождественском номере “Северного Рабочего” напечатана статья: “рождение неродившегося человека” и говорится об избитой истине, что никакого Христа не существовало. Статья очень слабая. Вот с этим я никогда согласиться не могу. Если отрицать существование Христа, значит, надо отрицать собственное существование, придется отрицать и существование ближайших (по времени) к (Л. 13 об.) Христу людей, как то: апостолов, мучеников и их мучения. Придется доказывать, что Римских Императоров, мучивших первых христиан, никогда не было. В конце концов, можно дойти до полного абсурда. Я уже не говорю о существовании документов, в которых определенно говорится о смерти И. Хр. и т. д.

27 декабря - Четверг.

Хочется мне записать один анекдот про Николая II. Приехал он, будто бы, в ставку и спрашивается Вел. Князя Н.Н.: “Враг близко? “ Тот оглядел его и говорит: “Уж я не знаю, кто из нас в плену, ты или я?”. Сзади Николая стоял Фредерикс, министр двора и немец. Этот анекдот я слышал и ранее, но только (Л. 14) несколько длругой вариант, который теперь забыл.

№11. Тетрадь № 13.

(Л. 1) 1929 год. Января 9-го ст.ст. Кровавое воскресенье. 22 янв. н.ст.

“Трещи, не трещи, прошли водокрещи!” - говорит русский мужичок о “крещенских” морозах. В самом деле, после “крещенья” солнце начинает пригревать. В связи с термином “водокрещи” мне пришло на ум другое мужицкое слово: “крещенье” с ударением на последнем слова этого звуке “ё”, и таких слов у мужика много: “успленьё”, “введеньё”, “зачатьё” и т.п. Я стараюсь пускать эти и другие словечки в обиход. Мои, например, выражения: “мужик едя на базар вино пить” гуляют уже повсеместно. “Сивая кобыла ржет, значит здорова и мужик весел” - другое пущенное в обиход выражение. А о поездке мужика “на базар” мной нарисована целая картина. Мужик “едя” на базар не один, а чаще всего с бабой, приезжает в город, продает свинину и потом отправляется с выручкой в трактир (Л. 1 об.) чай пить “с ситным, с колбасой”, напьется “вина” и пьяный едет домой, гонит вовсю и бьет свою

Современное архитектурно-реставрационное дело с его трудностями и проблемами имеет свою историческую глубину. Погружение в нее заставляет обратиться к первым десятилетиям советской власти. Именно тогда идея охраны памятника старины неразрывно слилась с идеей музея. Отныне жизнь древнего здания стала делом музейным: сначала коллегий по делам музеев и охране памятников искусства и старины (всероссийской и местных), затем комиссий, отделов, подотделов, секций, комитетов... Учет, охранные и ремонтные мероприятия, забота об использовании памятников - все это легло на местные музеи. Гораздо позже (после BOB) часть забот перешла к местным реставрационным мастерским.

Документы ГАВО позволяют заглянуть в прошлое музейно-охранно-реставрационного дела во Владимире. Настоящий свод охватывает два десятилетия (1918 -1941 гг.). Его составляют акты осмотра памятников, сметы на ремонты, переписка - все то, что содержит информацию о состоянии, использовании, ремонтах белокаменных и некоторых других памятников архитектуры, бывших в ведении Владимирского музея. От него зависело их благосостояние или, напротив, неблагополучие. Поэтому несколько слов о музее. Сначала, с 1918 г., это был губернский музей: во Владимире - исторический и картинная галерея, и уездные музеи - в уездных городах. В 1925 - 1926 гг. в составе губмузея выделился Владимирский гос. обл. музей с отделениями в Переславле и Суздале; с 1930 г. - Ивановский областной музей (вместо Владимирской губернии образовалась Ивановская промышленная область); Владимирский музей стал окружным, потом районным. Но гораздо существеннее были перемены иного рода. До 1927 г. губмузей находился на государственном содержании, но с 1924 г. имел так называемые спецсредства от сдачи в аренду, внаем, в пользование земельных владений, угодий и строений при памятниках. Спецсредства шли на поддержание памятников и составляли половину или несколько более половины всех музейных средств. В 1927/28 г. губмузей перевели с госбюджета на местные средства: Владимирский музей (с отделениями в Суздале и Переславле) на губернские, прочие - на уездные. С 1931 г. музей сняли и с местных средств; одновременно он терял и источники спецсредств. Таким образом, музей вместе со своими памятниками оказался совершенно нищ. Экономическая немощь отягощалась слабой квалификацией работников, их малым количеством. Но не только в этом причины запущенности памятников: это только внешние симптомы; существо дела - в определенном отношении государства. Так, в 1930 г. из 8 тыс. российских памятников архитектуры 6 тыс. были сняты с охраны; сотни тысяч пудов колокольной бронзы, художественной меди, латуни поглотила индустриализация, уж не говоря о художественных и нехудожественных драгметаллах из бывших церковных ризниц, поначалу пополнивших музейные коллекции. Ничто в памятнике не было неприкосновенным для государства - иконостасы шли на смывку золота, чугунные полы и решетки - в переливку, более поздние части ансамблей - на кирпич, самое здание - под склад...

Настоящий свод преследует двоякую цель: дать в руки вдумчивому реставратору исторический материал о состоянии памятников и одновременно показать происхождение нынешних проблем в охране и реставрации древнего зодчества.

№ 1

Телеграмма Всероссийской коллегии по делам музеев во Владимирский губернский исполнительный комитет.
6 августа 1918 г.
Всероссийская коллегия по делам музеев и охране памятников искусства и старины при Наркомпросе просит исполком созвать в воскресенье, 11 августа, 14 дня заседание в музее из местных деятелей в области искусства и исследователей старины при непременном участии трех представителей отделов народного образования совдепа. Цель заседания: организация Владимирской губернской коллегии по делам музеев и охране памятников искусства и старины. Всероссийская коллегия делегирует на заседание своих членов Грабаря, Бакланова, Яновича. Председатель коллегии Н. Троцкая.
Ф. 24. Оп. 1. Д. 101. Л. 47. Телеграфная лента.

№ 2

Телеграмма из Главнауки Наркомпроса во Владимирский губмузей.
23 сентября 1922 г.
Главнаукой переводится 166 тыс. для ремонта древностей. Командируется архитектор Жуков. Подготовьте материал. Кондрашев.
Ф. 1826. Оп.1. Д. 26. Л. 18.

№ 3

Акт осмотра древнего владимирского Дмитриевского собора.
12 октября 1922 г. комиссией в составе заведующего Владимирским губмузеем А.И. Иванова, заведующего историческим музеем X.В. Медведкова и архитектора-техника М.В. Машкова произведен был осмотр владимирского Дмитриевского собора в видах частичного в нем ремонта. При осмотре внешней стороны собора комиссией обнаружено:
1. Несколько железных с позолотой звезд, покрывающих главу-шлем, отвалились и упали на землю благодаря тому, что прикреплявшие их гвозди перержавели.
2. Крыша собора в некоторых местах обнаружила ржавчину и протекает. Водосточные желоба у алтарных абсид совершенно проржавели и протекают. То же замечается в некоторых местах и у желобов надстенных.
Водосточные трубы с восточной стороны обветшали и частями отвалились.
С внутренней стороны комиссией обнаружено:
1. Ввиду отсутствия правильной вентиляции стены собора покрываются плесенью. В некоторых местах штукатурка отваливается.
2. Проведенный в нижней части купола собора желоб засорился и задерживает правильный сток воды.
Ввиду всего вышеизложенного комиссия считает необходимым в целях предохранения собора как редкого памятника древнерусского зодчества от порчи и постепенного разрушения срочно произвести в соборе частичный ремонт крыши, прочистку и ремонт водосточных желобов и устройство правильной вентиляции. Смету поручается составить архитектору-технику М.В. Машкову.
Подписи членов комиссии.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 26. Л. 41. Подлинник.

№ 4

Губмузей - в отдел по делам музеев Главнауки НКП.
20 октября 1922 г.
...В настоящее время дело с ремонтом находится в следующем положении.
1. Кредит на ремонт древних владимирских храмов открыт губмузею только 6 октября с. г. Архитектора Жукова до сих пор нет. Между тем строительный сезон заканчивается. При наступивших холодах едва ли возможно производить внешние ремонты (починка крыши, покраска и заделка стен).
2. При существующей страшной и все увеличивающейся дороговизне на рабочие руки и материалы отпущенных сумм (166 тыс. руб.) совершенно недостаточно. Этих сумм едва хватает только на материалы по ремонту наиболее нуждающихся в починке храмов: Дмитриевского собора и церкви в с. Кидекше.
3. Владимирский губмузей представляет при сем сметы на ремонт Дмитриевского собора на сумму 154.470 руб. и церкви в с. Кидекше на сумму 320.308 руб., всего на сумму 474.778 руб. Сметы составлены архитектором Машковым в самом скромном размере... Таким образом, необходим дополнительный кредит на ремонт вышеозначенных храмов в сумме 308.778 руб.
Ввиду вышеизложенного Владимирский губмузей считает наиболее целесообразным следующий план:
1. На отпущенные суммы произвести закупку сейчас же всех необходимых для ремонта материалов. Губмузей заготовил уже значительную часть материалов.
2. Самые работы по ремонту в силу необходимости (недостатка средств и позднего времени) придется отложить до весны. К тому времени необходимо получить дополнительные кредиты на ремонт согласно представленным сметам.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 26. Лл. 20 - 20 об. Копия.

№ 5

Музейный отдел Главнауки НКП - во Владимирский губмузей.
4 ноября 1922 г.
Музейный отдел Главнауки Наркомпроса в ответ на отношение от 20 октября с. г. сообщает, что наиболее необходимыми работами являются:
I. Дмитриевский собор:
а) устройство форточек с балансом в окнах шеи главы с двух противоположных сторон (западной и восточной) для проветривания,
б) устройство внутренней передвижной лестницы для обследования и ремонта трещин в парусах под главою. Предварительно следует наложить гипсовые или стеклянные маяки на трещины в парусах. Расшивка трещин и отбивка штукатурки может быть произведена лишь после обследования и в случае отсутствия следов древней живописи, что должно быть установлено экспертом из Москвы.
II. В церкви с. Кидекши ремонт северо-восточной абсиды должен быть сделан из тех же материалов и того же качества, из которых сложены стены, т. е. из тесаного камня для наружного слоя и мелкого для внутреннего заполнения стены и обязательно на известковом растворе, так как цемент совершенно недопустим.
В случае больших затруднений произвести полную реставрацию, допустима заделка кирпичом, но как временная мера и без оштукатурки...
III. Следует также установить наблюдение за состоянием пилястр Успенского собора, давшего трещину, установив маяки.
Что касается закупки строительных материалов... вполне целесообразно. В дальнейшем предположен отпуск еще 334 000 руб., но возможности гарантировать время и размер ассигнований нет.
Подпись заведующего отделом музеев Главнауки НКП.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 26. Л. 25. Подлинник.

№ 6

Предварительная смета на ремонт Дмитриевского собора в г. Владимире.
Составил Машков.
1922 г.
1. Устройство подмостей, лестниц и стремянок для ремонта крыши, надстенных желобов и водосточных труб.
2. На сделание и положение надстенных новых желобов, всего 10 пог. саж.
3. На сделание 10 пог. саж. водосточных труб с установкой и укреплением их.
4. Устройство 4-х вентиляторов в окнах купольного барабана размером 6х10 вершков с крышкой с внутренней стороны и железным навесом с наружной (козырьком). Железа... Проволоки отожженной для открывания внутрь крышки... Пружин стальных...
5. Для разборки старой крыши.
Для покрытия вновь железом в разобранных местах с промеркою его.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 26. Лл.33 - 34 об. Подлинник.

№7

Предварительная смета на ремонт старинного (ХII в.) храма в с. Кидекше близ г. Суздаля.
Составил Машков.
18 ноября 1922 г.
1. Разобрать бутовую кладку стены, где образовалась сквозная трещина, сложенную на известковом растворе, всего кладки 3х2х7 = 42 куб. арш. = 1,55 куб. саж.
2. Разобрать бутовую кладку фундамента в том же месте 3х2,5х2 = 15 куб. арш. = 0,55 куб. саж.
3. Сложить вновь фундамент из булыжного камня на известковом растворе, углубив его, если встретится надобность, до 3 арш. 3х2,5х3 = 22,5 куб. арш. = 0,83 куб. саж.
4. Заложить по лицу внутренней стены трещину известковым камнем (пятикатом) мерой 34х17х8,5 каждый, на каждый дюйм высоты камня, ...раствора известкового 11,51х0,006 Скоб железных 6 фх17 шт. = 102 ф.
5. Забутить стену известковым камнем в неправильных кусках по известковому раствору.
6. Обтесать обе постели и две боковые грани известкового камня по скобе для стен получисто. На 34 камня, мерой 34х17хдюйм.
7. Обтесать лицо стены под правило. Всего лица стены кв. саж. 1/2х2,33 = 1,66
Приготовить раствор из извести, принимающей на 1 объем 2 части песку, с гашением извести до состояния густого теста и с ручным смешением его с песком.
8. а) для бутовой кладки
б) для кладки стен.
9. Перевезти камень для облицовки стены из г. Владимира в с. Кидекшу на расстояние 38 верст, в количестве 442 пуда.
10. Углубить, если встретится необходимость, ров под фундамент, всего 0,28 (в тесном месте).
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 26. Лл. 10 - 12 об. Подлинник.

№ 8

Акт осмотра церкви в с. Кидекше Суздальского уезда Владимирской губернии.
12 октября 1922 г.
Комиссия в составе заведующего Владимирским губмузеем А.И. Иванова, заведующего Суздальским музеем В.И. Романовского и архитектора-техника М.В. Машкова... приходят к следующим выводам.
1. Северо-восточная алтарная апсида дала глубокую трещину. Происхождение трещины недавнее. С каждым годом трещина заметно увеличивается. В настоящее время трещина в самой нижней части имеет ширину пол-аршина, а в вышину 3 аршина, постепенно суживаясь. Причины трещины заключаются в оседании северо-восточного угла храма вследствие, по-видимому, порчи фундамента.
2. Крыша храма ввиду очень давнего беспризорного состояния во многих местах проржавела и несомненно протекает.
...крайне необходимо произвести частичный ремонт храма, то есть починку фундамента, заделку трещины и починку крыши.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 26. Л. 47. Подлинник.

№ 9

Предварительная смета на временный ремонт храма в Кидекше.
Составил Машков.
1922 г.
1. Разобрать бутовую кладку стены, где образовалась сквозная трещина, сложенную на известковом растворе, всего кладки 3x2x7=42 куб. арш.=l,55 куб. саж.
2. Разобрать бутовую кладку фундамента в том же месте, 3x2,5x2=15 куб. арш. =0,55 куб.саж.
3. Сделать перемычку над разобранной частью на цементном растворе в 5 кирпичей.
4. Сложить вновь фундамент из булыжного камня на цементном растворе, углубив его, если встречается надобность, до 3-х аршин.
5. Заложить стену кирпичом на цементном растворе толщиной в 6 кирпичей. Всего кладки 7x3,5x2=49 куб. арш. =1,81 куб. саж.
6. Заштукатурить с двух сторон стены, всего 2x3x2=12 кв. саж. (под правило).
7. Углубить при необходимости ров под фундамент, всего 0,28 куб. саж.
8. Сменить негодной крыши до 4 кв. саж., с добавлением нового железа. Окрасить крышу и купол серой краской, до 50 кв. саж.
9. Вставить стекол взамен разбитых 8х8 вершков, 10 штук.
10. Перемазать фальца в летних и зимних переплетах...
11. Исправить плитяного пола с подсыпкой под него песка - до 4 кв. саж.
12. Произвести побелку стен известкою снаружи - 216 кв. саж.
13. Побелить местами мелом, краской внутри храма стен по штукатурке, до 18 кв. саж.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 26. Лл. 37 - 39 об. Подлинник.

№ 10

Владимирский губмузей - в рабоче-крестьянскую инспекцию тов. Мартовой.
16 января 1923 г.
Владимирский губмузей на запрос Ваш относительно Успенского и Дмитриевского соборов и церкви в с. Кидекше Суздальского уезда сообщает следующее.
Владимирские Успенский и Дмитриевский соборы и церковь в с. Кидекше Суздальского уезда как редчайшие памятники древнерусского зодчества XII в. находятся в ведении и под непосредственной охраной губмузея.
В Дмитриевском соборе и церкви в с. Кидекше церковных служб не бывает и они в пользовании верующих не состоят. В Успенском же соборе Главмузеем разрешены богослужения в 1918 г. в силу особого религиозного значения этого храма.
Все вышеозначенные храмы могут считаться отделениями музея, так как губмузей несет ответственность за их сохранность и обязан поддерживать их в надлежащем виде как ценнейшие памятники старины.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 26. Л. 17. Копия.

№ 11

Владимирский губмузей - в Главнауку НКП, отдел по делам музеев.
(Москва, Сретенский бульвар, д. 6, подъезд 3).
15 мая 1923 г.
Владимирский губмузей препровождает при сем сметы на ремонт Дмитриевского собора в г. Владимире в сумме 192 руб. 40 коп., Успенского собора в г. Владимире 324 руб. 50 коп., церкви в с. Кидекше 462 руб. 10 коп. и на устройство подвижных лесов для работ и осмотров внутри соборов в сумме 346 руб. 71 коп. Всего на сумму 1343 руб. 73 коп. золотом (в дензнаках 1923 г. 60.465 руб.)
...Владимирский губмузей настоятельно ходатайствует об удовлетворении представляемой сметы, так как ремонт указываемых в смете памятников мирового значения крайне необходим. Дальнейшее промедление с ремонтом может угрожать серьезной опасностью целости и сохранности данных архитектурных памятников. Обещанные отделом по делам музеев осенью прошлого года суммы до сих пор не получены. Из местных средств денег на ремонт не отпускают.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 26. Л. 15. Копия.

№ 12

Акт осмотра Успенского собора в г. Владимире.
1924 г. (?).
Комиссия в составе заведующего губмузеем т. Иванова, представителей верующих церкви тт. Небова и Зубкова, начальника технического подотдела Госстроя т. Фаворского и прораба Госстроя т. Шушкина осматривали здание Успенского собора на предмет определения ремонта; при осмотре оказалось необходимым произвести следующий ремонт:
1) сломать деревянные пристройки у сторожек в боковых воротах 2 шт.,
2) произвести побелку внутри помещения сторожек и исправить печи,
3) отремонтировать и покрасить крыши на сторожках,
4) засыпать образовавшуюся яму под водосточной трубой и сделать цементный сток воды,
5) сменить сгнивший настил по ходам крыши,
6) вставить выбитые стекла в соборе,
7) заштукатурить оконные коробки в шейке купола,
8) возобновить кровлю над входом в топку,
9) отремонтировать отопление.
Ф. 24. Оп. 1. Д. 1051. Л. 346. Копия с копии.

№ 13

Доклад в музейный отдел Главнауки НКП заведующего музеем б. Симонова монастыря Троицкого В.И.
(о храмах г. Киржача).
29 декабря 1924 г.
...Благовещенский собор, названный каменным в описи 1562 г., может быть отнесен по архитектурным данным к концу XV в. В сводах его внутри виден трехступенчатый переход к среднему барабану. Под крышей сохранились киотцы, обрамляющие барабан. Над алтарной средней абсидой сохранился древний поясок из скоб с продетыми в них клиньями. Косвенным подтверждением постройки этого собора около 1492 г. может служить надгробная плита у северной стены собора под галерею с годом 7000-м. Такая плита над могилой едва ли могла сохраниться, если бы после этого срока погребений строился самый собор. Обновлений в этом соборе немало: открытая когда-то галерея сделана закрытою. Наверху собора перед барабаном введен восьмигранник. Крыша вместо трехступенчатой обращена в четырехскатную. На стенах устроены каменные накладки в виде закомар. Внутри собор весь расписан по стенам и перспективным порталам росписью в конце XIX в., но еще старожилы помнят, что на западной стене был изображен Страшный суд, теперь записанный другими сюжетами. Иконостас также половины XIX в. с иконами второй половины XVIII в. и несколькими совершенно новыми. В подклеть собора введена духовая печь, а также произведены закладки древних окон и арок.
В одну группу с древним Благовещенским собором связана закрытою галереею Спасская церковь, каменная же, построенная Милославским в 1656 г. Церковь эта имеет вид четырехгранной высокой башни, с галереей по крыше, и с восьмигранной шатровой в средине крыши колокольней. Изменения совне этого храма состоят в том, что галерея-гульбище поверх храма подведена под четырехскатную крышу, шатровая колокольня облицована по столбам новым кирпичом и частью скрыта под четырехскатную крышу. Стены сохранились без повреждений. В подклете храма сохранился целый ряд гробниц рода Милославских. Снаружи только галерея из открытой сделана закрытою и дополнена соединением в одну галерею с собором. Помещение для больших башенных часов пустует. Внутри храма сделаны два выступа в виде четырехгранных столбов, приставленных к западной стене вплотную, внутри полые, на которые оперты храмовые своды. В этих столбах внутри - в одном ход на колокольню, в другом помещение для башенных часов. Западный входной портал сходен по форме с порталом (сев.) Благовещенского собора, с орнаментикой с северным же порталом северного придела из Грузинской церкви в Москве. Стенопись и иконостас этого храма обновлены в 1856 г. местным художником- меценатом Соловьевым, иконы же в иконостасе по письму... XVII в. Царские врата сделаны под древний стиль с сохранением в них подлинной старины XVII в. в 4-х киотцах и частью резных оловянных накладок, служивших образцом для искусного подражания реставратора. Внешний вид этих врат совпадает с описанием 1642 г., в котором такие врата отмечены, кажется, наличными в Благовещенском соборе.
В этой церкви и примыкающей к ней же церкви с севера небольшой ризнице и в галерее, соединяющей эту церковь с собором Благовещения, размещены все художественные сокровища названных храмов и частью древнего же Сергиевского храма: значительная серия небольших икон XV - XVII вв. разложена на специальных горках, покрытых красным сукном, шитье и ткани подвешены в витринах, удобных для обзора. Ценные предметы по материалу хранятся под крепким запором в помещении в стеклянных шкафах. Экспонаты музея в большинстве очень интересны в художественном отношении. Из резьбы по дереву интересны царские врата XVII в. - резные с сенью - без икон, несколько резных фигур XVIII в. и прорезные врата входные в монастырь, составленные из квадрантов с врезными крестами - деревянные.
Сергиевская церковь, каменная, известна по описи от 1562 г. Время построения этого храма в точности неизвестно, но всяком случае ее можно считать построенной в начале XVI в. Церковь эта состоит из двух частей - Сергиевского храма и прилегающей к нему трапезной палаты. Палата эта в настоящее время покрыта полусферическим сводом, но подклеть показывает, что эта палата имела своды, опертые на средний столб, то есть была палатой со средним столбом - типа палат XV - XVI вв. Храм этот внутри обновлен и только в окнах и архитектурных деталях подклети сохранились древние черты...
Забота об охранении вышеназванных памятников древности и несомненная польза популяризации в них высокой техники, трудолюбия и искусства в древности вызывают необходимость изыскать средства к поддержанию этих памятников. Современное состояние Благовещенского и Спасского соборов не внушает опасений, но в Сергиевском храме наблюдается местами течь...
Лучшим средством к более правильной постановке в Киржаче музейного дела было бы объявить этот музей филиалом Александровского музея...
Подпись Троицкого.
Дополнение. Киржачский Благовещенский монастырь во все времена своего 500-летнего существования связан административно и отчасти хозяйственно с Троице-Сергиевой Лаврой. Несомненно потому, что историко-художественную сторону этого монастыря можно с большой точностью осветить, пользуясь архивом Сергиевского монастыря. В литературе имеется описание этого монастыря, составленное Токмаковым.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 38. Лл. 118 - 118 об. Подлинник.

№ 14

Акт... осмотра древней колонны Андрея Боголюбского в с. Боголюбове, отошедшей от осадки бута с своего места с целью определения реставрации таковой в первобытное состояние.
28 марта 1925 г.
...1. Разобрать колонну и пилястры из гранитного камня на бутовом фундаменте на известковом гидравлическом растворе...
2. Разобрать фундамент из бутовой плиты с очисткою камня куб. саж. 0,104.
3. Забутить фундамент на цементном растворе правильными рядами с приправкою и приравниванием к забутке плиты с рядами каменной одежды куб. саж. 0,104.
4. Сложить вновь из старого гранита колонну пог. саж. и дл. 264,00.
5. Отбить местами старой штукатурки с особой осторожностью с колонки и пилястр... кв. саж. 3,15.
6. Расчистить в старых плитных стенах швов и расшить их вновь раствором пог. саж. 36,00.
7. Расчистить в старых плитных стенах швов и расшить их вновь раствором кв. саж. 10,40.
8. Стесать неровности и выпусков на старых плитных стенах кв. саж. 7,80.
9. Оштукатурить цементом колонну и пилястры кв. саж. 4,05.
10. Сделать отвод дождевых вод от колонны и пилястр пог. саж. 36.00.
11. Покрыть крыш над палатой кв. саж. 6,40.
12. Починить железных крыш без снятия листов кв. саж. 64.00.
13. Окрасить железной крыши графитом кв. саж. 110,00.
14. Оскоблить и перетереть с песком старой штукатурки с мелкой починкой кв. саж. 12.
Подпись начальника хозяйственного управления Владимирского отделения милиции Фадеева.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 46. Л. 77. Подлинник.

№ 15

Из сметы на ремонт колонны в Боголюбове.
4. Сложить вновь из старого гранитного камня колонну и пилястры. Кладка логом и тычком с укреплением скобами (анкерами) и пиронами, заливкой их свинцом.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 46. Л. 83 об. Подлинник.

№ 16

Владимирский губмузей - в отдел по делам музеев Главнауки НКП. (Москва, Сретенский бульвар, 6).
13 апреля 1925 г.
Владимирский губмузей просит внести в план ремонтно-реставрационных работ по Владимирской губернии на лето текущего года следующих неотложных работ.
1. Продолжить реставрацию древнего Успенского храма б. Успенского женского монастыря во Владимире. В прошлом году... была восстановлена на церкви древняя глава с шлемовидным покрытием XV в. В текущем году предполагалось устроить перекрытие на самой церкви с открытием и в некоторых местах восстановлением трех ярусов закомар.
2. Произвести ремонтно-реставрационные работы по укреплению северо-восточного угла (колонны) древних палат Андрея Боголюбского в Боголюбовском монастыре XII в. Означенный угол в силу оседания фундамента и давления надстроенной над башней колокольней отошел от стен и требует неотложной разборки и перекладки с устройством отвода подпочвенной воды. Осмотр здания был произведен архитектором Барановским в прошлом году.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 38. Л. 250.

№ 17

Акт осмотра здания Владимирского губернского отделения ОГПУ (стен Рождественского монастыря).
20 мая 1925 г.
1. Необходимость производства разборки наружной стены с северо-восточной части владения, согласно акта комиссии с участием губернского инженера 20.9.1924 г. означенную стену разобрать на протяжении около 5 саженей между двумя трещинами, с восстановлением этой стены вместе с фундаментом под нее и устройством в ней водоспускных отверстий, для предупреждения размывания, толщина стены должна быть возможно тонкая для облегчения нагрузки на грунт в целях экономии, характер стены снаружи должен быть прежний.
2. Разобрать старый каменный с деревянными постройками сарай.
3. Устроить водоспуск в стене между угловой северо-западной башней и зданием отдела и клуба.
4. Разобрать на протяжении около 6 саженей верхние зубцы стены у башни в северо-западном углу участка на высоту двух аршин, на первый поясок; покрыть верх этой стены железом.
5. По всей наружной стене, ограничивающей участки со всех сторон, произвести очистку от растений и мелких деревьев, растущих на стене, разрушающих ее своими корнями.
6. Стену и здание, выходящее на северную сторону на ул. III Интернационала, желательно отремонтировать в целях сохранения... и в целях благоустройства города, путем частичной побелки и штукатурки всей стены и здания.
7. ... частичный ремонт крыш над всеми зданиями и окраска крыш над всеми зданиями.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 38. Л. 113.

№ 18

Акт осмотра Успенского собора в г. Владимире.
2 июля 1925 г.
1925 г. июля 2 дня мы, нижеподписавшиеся, архитектор музейного отдела Главнауки НКП П.Д. Барановский, заведующий Владимирским губмузеем А.И. Иванов и сотрудник губмузея X.В. Медведков произвели осмотр Успенского собора во Владимире XII в. и нашли, что в соборе вследствие отсутствия вентиляции имеется большая сырость, весьма вредно отражающаяся на древних фресках, вследствие освещения лампадами, имеется большой налет копоти, которая вместе с сыростью вредно отражается на сохранности фресок. Комиссия сочла необходимым срочно принять меры к устранению указанных недостатков в уходе за зданием, доводя об указанном до сведения и центральных властей. Подписи членов комиссии.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 38. Л. 130.
Подлинник (автограф П.Д. Барановского).

№ 19

Акт осмотра П.Д. Барановским стены Рождественского монастыря.
5 июля 1925 г.
...я... Барановский П.Д. ...осмотрел древнюю стену XVII в. б. Рождественского монастыря, а также находящиеся внутри ее здания на основании удостоверения Главнауки от 1 июля 1925 г. ввиду составления губкомиссией акта 20 мая 1925 г. о необходимости произвести ряд работ по капитальной переделке и ремонту стены б. Рождественского монастыря...
1. Нет необходимости разбирать всю северо-восточную угловую часть стены, давшую трещины, так как этот участок еще достаточно прочен и только необходимо пробрать и разделать кирпичом указанные трещины и сделать наружу стоки воды, скопляющейся за стеною и являющейся причиной появления указанных двух трещин.
2. Нет совершенно никакой нужды разбирать верхнюю часть стены с зубцами у северо-западного угла, так как она в данном месте совершенно прочна, и достаточно удалить траву и молодые деревья с нее и произвести обмазку этих мест известью. Подобную же обмазку известью с удалением растительности необходимо произвести и по всем остальным участкам стены. Оштукатурка стен недопустима. Производство других работ... допустимо.
Подпись П.Д. Барановского.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 38. Л. 152.
Подлинник (автограф П.Д. Барановского).

№ 20

Акт осмотра палат XII в. в Боголюбове. 15 июля 1927 г.
Комиссия в составе заведующего Владимирским губмузеем Селезнева Ф.Я., представителя губернского инженерно-строительного отдела т. Юматова и завхоза б. Боголюбовского монастыря Круглова Ф.П. осмотрела храм в б. Боголюбовском монастыре с так называемой Андреевской палатой и нашла следующее. От неисправности крыши и водосточной трубы помянутое сооружение в части северо-восточного угла дало трещину, вследствие чего угольная колонна, состоящая из тесаных каменных частей, отделилась от своего места и грозит разрушиться; скрепляющие эти части со стенкой железные полосы вышли из оснований. Для предотвращения катастрофы необходимо колонну немедленно разобрать и вновь собрать, поставив каждую часть на известковом растворе с небольшим добавлением портландского цемента с заделкой трещины в стене и с укреплением частей колонны, кроме прежних железных полос, массивными железными крючьями с сердечками между смежными частями и с закладкой противоположных концов (крючьев) в стену.
Подпись заведующего губмузеем Селезнева.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 175. Л. 21. Копия.

№ 21

Акт осмотра палат XII в. в Боголюбове.
23 августа 1927 г.
Комиссия в составе заведующего губмузеем т. Селезнева Ф.Я., представителя Владимирского губернского инженерно-строительного отдела т. Юматова и завхоза б. Боголюбовского монастыря т. Круглова осмотрели работы по ремонту северо-восточного угла храма в б. Боголюбовском монастыре с так называемой Андреевской палатой с разборкой и постановкой колонны и нашла работы выполненными согласно акту предварительного обследования и указаниям губинжа.
Подпись заведующего губмузеем Селезнева.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 175. Л. 23. Копия.

№ 22

Владимирский губмузей - в отдел по делам музеев Главнауки НКП.
23 февраля 1928 г.
В июне месяце прошлого года губмузей получил извещение из бывшего Боголюбовского монастыря, где отходящая колонна у Андреевской палаты, предназначенная к укреплению, пошатнулась еще более и может совсем упасть. Была составлена экстренная комиссия с представителем строительной части губинжа, которая подтвердила сказанное и нашла необходимым немедленно разобрать колонну и переложить заново. При этом было замечено, что работы ввиду того, что колонна состоит из отдельных частей, которые оказываются цельными и не пострадавшими от времени, будет носить характер не реставрации, а ремонта, и может быть произведена по указаниям строительной части губинжа хозспособом: все части колонны ставятся на свое место с сохранением прежнего состава извести. По договору губмузея с артелью строительных рабочих работа была выполнена при постоянном надзоре членов комиссии, каковая работа по акту от 23 августа 1927 г. была принята. Приложение: копии актов от 15 июля и 23 августа 1927 г. и чертеж разреза колонны.
Подпись директора губмузея Селезнева.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 175. Л. 19. Подлинник.

№ 23

Из отчета о работе Владимирского музея с 1 октября 1929 г. по 1 октября 1930 г.
...За текущий год музеем производились промывки фресок в б. Дмитриевском и Успенском соборах реставраторами Кириковым В.О. и Тюлиным И.И.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 217. Л. 71. Подлинник.

№ 24

Список архитектурных памятников высшей категории, находящихся в г. Владимире и районе. (1931 г. ?)
1. Успенский собор 1158 г. Иконостас XVIII в., фрески XII, XV - XVI вв.
2. Дмитриевский собор 1193 г. Фрески XII в.
3. Церковь Покрова на Нерли 1165 г.
4. Палата Андрея Боголюбского XII в.
5. Золотые ворота XII в.
6. Земляные валы XII в.
I Категории
7. Церковь Успенского б. женского монастыря XIII - XV вв., фрески XVII в.
8. Богородицкая церковь 1649 г. Иконостас XVII в.
9. Церковь Георгия XII-XVII вв. Иконостас и фрески XVIII в.
10. Рождественская церковь в Боголюбове, примыкающая к палатам Андрея Боголюбского.
11. Церковь Спаса 1657 г., церковь Успения 1666 г., б. Козьмин монастырь.
12. Церковь с. Сновиц XVI в.
13. Флорищева пустынь: Успенская 1681, Троицы 1684, Зосимы 1692, колокольня XVII в.
Г. Гороховец.
14. Благовещенский собор XVII в., Воскресенская церковь XVII в., Сретенская церковь 1689 г., церковь Троицы XVII в., Знаменская церковь XVII в.
15. Никольский монастырь XVII в.
16. Знаменский монастырь XVII в.
17. Дом Селина XVII в.
18. Дом Сапожникова XVII в.
19. Дом Шумилина XVII в.
20. Дом Румянцева XVII в.
21. Дом Судоплатова XVII в.
22. Дом Белова XVII в.
23. Б. тюрьма XVII в.
...Церковь Бориса и Глеба находится в ведении Суздальского музея; церковь Никиты во Владимире следует перенести во II категорию, здание клуба им. Рыкова (б. Дворянское собрание) - то же самое, собор и колокольню Боголюбовского монастыря исключить из учета как памятники, не имеющие историко-художественных признаков, собор и колокольню Рождественского монастыря в г. Владимире исключить с учета как разобранные.
Георгиевская церковь, построенная в XVII в. и перестроенная заново в XVIII в., от XII в. имеет только фундамент и в архитектурном отношении особого интереса не представляет и занимает добавочную большую площадь, мешает движению. Владимирский музей просит дать заключение о ее разборке в весенний сезон для употребления материала на постройки.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 217. Л. 27.

№ 25

Список памятников, находящихся в эксплуатации.
1931 г.
1. Золотые ворота - бюро архматериалов.
2. Теплая церковь женского монастыря - ему же.
3. Холодная церковь женского монастыря XV в. - по договору Союзхлебу под склад хлебофуража.
4. Богородицкая церковь - под склад хлебофуража.
5. Ильинская церковь - Владимирский ЦРК.
6. Главный собор 1852 г. Боголюбовского монастыря - сдан Владимирскому ЦРК под склад хлебофуража.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 217. Л. 67.

№ 26

Сектор науки НКП - в ГАИМК и Владимирский музей.
11 января 1931 г.
Сектор науки считает вполне необходимым произвести изучение состояния здания Дмитриевского собора-музея во Владимире. Целесообразно организовать на месте совместное обследование специалистами ГАИМК и ЦГРМ для установления плана систематических наблюдений. Выезд комиссии желательно осуществить в конце января. Желательно привлечь профессора П. И. Дмитриева.
Ф.1826. Оп.1. Д. 217. Л. 21. Подлинник.

№ 27

Владимирский музей - в Ивановский областной музей.
11 января 1931 г.
Владимирский музей сообщает, что церковь Покрова на Нерли в настоящее время в удовлетворительном состоянии: в 1929 г. она была побелена, крыша вновь загрунтована и покрашена, вокруг церкви поставлена деревянная ограда. Вместо украденной железной двери навешена новая деревянная дверь. В отношении прочих зданий - колокольни XIX в. и теплой церкви XVIII в., то они предназначены к разборке, о чем было сообщено Вам, деревянный двухэтажный жилой дом Вами разрешено продать на слом.
Владимирский музей считает..., что Покровская церковь не в таком ужасном положении, как это считают до сих пор.
Подпись: за заведующего музеем Григорьев.
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 217. Л. 23. Подлинник.

№ 28

Акт осмотра Георгиевского придела Успенского собора.
6 марта 1931 г.
1931 г. марта 6 дня комиссия в составе... на основании предложения заведующего владимирским горкомхозом произвела осмотр помещения Георгиевского придела б. Успенского собора в г. Владимире на предмет пригодности его для размещения картинной галереи Владимирского музея.
Осмотром установлено: 1) площадь придела около 420 кв. м, 2) высота (средняя) 600 м, 3) температура 3 - 4 С, 4) влажность 78 %, 5) естественное освещение недостаточное, 6) отопительные приборы в количестве трех голландских печей по площади нагрева недостаточны...
Ф. 1826. Оп. 1. Д. 217. Л. 1. Подлинник.

№ 29

Владимирский музей - в сектор науки НКП и ЦГРМ.
18 апреля 1931 г.
Владимирский музей сообщает, что в настоящий момент является необходимость обследования комиссией из ЦГРМ и ГАИМК состояния Дмитриевского собора, так как памятник имеет ряд трещин на юго-западном столбе, маяки треснули... музей снят с госбюджета... ввиду чего музей просит сектор науки об отпуске денежных ассигнований на реставрацию Дмитриевского собора.
...Музеем было передано для антиквариата экспонатов на сумму 75 тыс. руб., ввиду чего музей просит еще раз об отпуске средств из этих сумм на реставрацию Дмитриевского собора.
Подпись заведующего музеем Титова.
Ф. 1826. Оп. 1

В 1984 г. авторы проводили раскопки ранее не исследовавшегося поселения у раннесредневекового городища близ с. Алчедар (Шолданештский район, Республика Молдова). Комплекс раннесредневековых памятников в кусте эпонимного городища в 50-60-е годы был объектом долговременных планомерных исследований Прутско-Днестровской археологической экспедиции АН СССР во главе с Г.Б. Федоровым, а городище, как и Екимауцкое, было отнесено к древнерусским и легло в основу концепции генезиса феодализма в Днестро-Прутско-Дунайском междуречье1. Наш объект прежде не привлекал внимания исследователей, что и вызвало к нему интерес.

Поселение вытянуто примерно на 900 м к северо-западу от городища вдоль северо-восточного склона лощины, параллельно грунтовой дороге Алчедар-Матеуцы; ширина выхода культурного слоя местами достигает 200 м. В 600 м к северо-западу от подошвы вала городища, на удалении 70 м к северо-востоку от дороги, был заложен раскоп площадью 2169 кв. м (рис. 1).

Перепад высот на участке раскопа составлял 0,2 м на 10 м склона. Культурный слой поселения подвергался неоднократной плантажной вспашке; толщина его достигала 0,3-0,5 м. Раннесредневековый горизонт подстилался слоем первых веков н.э., сведения о котором составили отдельную статью. Насыщенность слоя была невысокой, увеличивалась над углубленными сооружениями. Инвентарь из слоя малочислен: железное тесло-молоток (рис. 2. 1); обломки железных пластинок (рис. 2. 6), стержней (рис. 2. 3), ножей (рис. 2. 4, 5), ведерных дужек и ушек (рис. 2. 9, 12, 14); два гвоздя (один - подковный) (рис. 2. 11); граненый ланцетовидный бронебойный наконечник стрелы (рис. 2. 2); костяные проколки; астрагалы; стеклянная зонная лимоновидная бусина (рис. 2. 8); точильные бруски; глиняные пряслица и их заготовки (рис. 2. 13, 15); фрагмент тигелька (рис. 2. 10); обломок глиняной антропоморфной статуэтки (рис. 2. 7), а также - 1053 фрагмента раннесредневековой керамики.

К раннесредневековому горизонту раскопа относятся шесть жилищ, восемь отдельных печей, один горн, десять крупных и несколько столбовых ям (рис. 1. 2). Случаи взаимного прорезания сооружений встречены не были; глубины измерялись от уровня материка; описания комплексов приводятся в порядке сплошной нумерации.

Все жилые сооружения представлены полуземлянками, ориентированными скругленными углами по сторонам света и оборудованными сложенными насухо печами-каменками. Длины сторон котлованов указаны начиная с юго-запада по часовой стрелке.

ЖИЛИЩЕ 1 (рис. 1.2; 3.1) - было обнаружено в 620 м к северо-западу от вала городища. Длины сторон котлована: 2,8 м, 3 м, 2,65 м, 2,95 м; глубина достигала 0,65 м. Стенки к неровному полу скруглялись. По углам и у середины стен были расчищены столбовые ямы; для северо-восточного столба была вырезана в стене желобчатая выемка. Вход, видимо, был оборудован с востока, где столбы формировали дверной проем шириной 0,85 м. К ремонтным можно отнести парные ямки вдоль юго-западной стены и одну яму у входа. Квадратная в плане печь длиной 1,7 м, шириной 1,6 м, высотой 0,57 м, стояла вплотную к восточному углу, устьем к югу. Прямоугольная в плане топка длиной 0,5 м, шириной 0,35 м, высотой 0,4 м, была сложена из плит. Материковый под печи был прожжен на 2 см. В трех углах печи были прослежены столбовые ямки от крепиды.

В затечной линзе заполнения были найдены полукольцевая железная пластинка и кости животного; ниже заполнение состояло из смеси чернозема и суглинка, в которой были обнаружены: железное калачевидное с язычком кресало (рис. 2.16); обломок железной пластины и 121 фрагмент раннесредневековой керамики (рис. 3.3-7).

ЖИЛИЩЕ 2 (рис. 1.2; 3.2) - было выявлено в 24 м к северо-западу от Жилища 1. В плане имело подквадратную форму с длинами сторон котлована 3,4 м, 3,4 м, 3,3 м, 3,8 м, при глубине до 0,85 м. Пол был материковым, неровным, с повышением в восточном и южном углах. Характер заполнения и особенности конструкции свидетельствовали о наличии двух строительных горизонтов.

Первоначально жилище было подквадратной в плане формы, с длинами сторон котлована 2,8 м и 3 м, с расположением столбов по углам и у середины стен, со входом с южной стороны. Прямоугольная в плане печь, размерами 1,2 X 1,4 м, была возведена в восточном углу на останце, устьем к югу; под ее был желобчатый, размерами 0,7 X 0,75 м; стенки топки были сложены из небольших камней; по углам располагались столбики крепиды. Позднее был произведен ремонт жилища с расширением котлована до размеров 2,8 X 3 м, углублением его до 0,85 м и переносом входа, ширина которого составила 1,05 м, к западному углу, а также - с подмазкой пола тонким слоем глины с примесью золы. Под печи был усилен слоем мелких камней и глины, замене подверглись столбики крепиды.

В верхнем строительном периоде размеры жилища увеличились до указанных и была изменена конструкция обшивки стен: в котлован опустили сруб, от нижнего венца которого в полу остались желобчатые канавки. Венцы сруба упирались в печь, а посередине юго-западной стены формировали дверной проем шириной до 1,1 м. Печь была увеличена до размеров 1,4 X 1,6 м, по трем ее углам были уложены крупные камни, сменился западный столбик крепиды. Новая топочная камера, размерами 0,5 X 0,7 м, была сложена из крупных плит, под ее был покрыт тонким слоем глины.

Заполнение котлована состояло из смеси чернозема и глины, перекрытой с запада и юга суглинистым затеком и сверху - черноземной линзой. В слое над жилищем были найдены: обломок железной дужки ведра; фрагмент глиняного биконического пряслица (рис. 2.18); половина астрагала и спил отростка оленьего рога. К верхнему строительному горизонту относятся: железная пластинка; шиферное биконическое пряслице (рис. 2.17); молоток из оленьего рога (рис. 2.21); две костяные проколки (рис. 2.19); спиленный с трех сторон олений рог (рис. 2.22); обломок сланцевого оселка; два фрагмента точильных камней и кусок каменной соли. Нижнему строительному периоду принадлежат обломки астрагала и амулета из клыка животного. Обнаружены также 382 фрагмента раннесредневековой керамики (рис. 3. 8-15).

ЖИЛИЩЕ 3 (рис. 1.2; 4.1) - было локализовано в 25,7 м к северо-западу от Жилища 1. В плане имело подтрапециевидную форму, с длинами стен котлована 2,8 м, 2,9 м, 3,4 м, 2,8 м, при глубине до 0,83 м. Стенки скруглялись к горизонтальному полу. Столбовые ямы располагались по углам и у середины стен. Вход, видимо, находился в западном углу, близ которого за пределами котлована расчищена столбовая ямка от навеса тамбура? Жилище подвергалось ремонту, в ходе которого были вбиты несколько новых несущих столбов и переоборудовано отопительное сооружение. Печь располагалась в восточном углу, устьем к югу: первоначально была возведена в желобчатой яме, глубиной 0,15 м от пола и имела размеры 0,7 X 1,15 м; при ремонте яма была засыпана и обмазана глиной нового, прямоугольного - размерами 0,47 X 0,65 м - пода, а печь приобрела квадратную в плане форму и размеры 1,2 X 1,2 м.

Котлован был заполнен золистым черноземом и сверху перекрывался затечной линзой. Из заполнения происходят: половина каменной бусины уплощенно-шаровидной формы; точильный камень и 26 фрагментов раннесредневековой керамики (рис. 4.3-5).

ЖИЛИЩЕ 4 (рис. 1.2; 4.2) - было обнаружено в 35 м к северо-северо-востоку от Жилища 1. В плане имело подквадратную форму, с длинами сторон котлована 4,35 м, 4,1 м, 4 м, 4,1 м, при глубине до 1 м. По периметру котлована, за исключением западного угла и отрезка северо-восточной стены, был прослежен материковый останец шириной до 0,3 м и высотой до 0,2 м над полом. Пол, в целом горизонтальный, к западному углу повышался на 0,2 м, образуя пандус входа. Столбовые ямы располагались по углам и у середины стен, местами врезаясь в останец. Печь находилась в восточном углу, устьем к югу, была сооружена на останце; размеры ее, судя по столбовым ямкам крепиды, достигали 1,4 X 1,65 м; сложена была из мелких камней. Под печи в плане был прямоугольным, размерами 0,7 X 1 м, обмазан слоем глины в 2 см.

Котлован был заполнен суглинком с вкраплениями угольков, перекрытым сверху линзой затека. Из заполнения происходят: обломок железной пластинчатой с шипами шпоры (рис.6.1); железный бронебойный граненый наконечник стрелы (рис. 6.4); целый и обломанный железные ножи (рис. 6.3, 5); обломки 2 железных пластин (рис. 6.2, 6); ожерелье из 8 бусин (рис. 6.9), одна из которых янтарная биусеченно-коническая, остальные сердоликовые призматического граненого (5 шт.), бипирамидального 16-гранного (1 шт.) и уплощенно-прямоугольного (1 шт.) типов; от этого же ожерелья найдена еще одна обожженная бусина последнего типа (рис. 6. 8) и просверленный молочный зуб оленя (рис. 6.7); 4 целых и обломок биконических глиняных пряслиц (рис. 6. 12, 13, 16-18); 6 астрагалов (2 просверлены, 2 с насечками; рис. 6.10, 11, 14, 15); 3 костяные проколки и обломок точильного камня, а также 431 фрагмент раннесредневековой керамики (рис. 4.6-8).

ЖИЛИЩЕ 5 (рис. 1.2; 5.1, 2) - было зафиксировано на удалении 19 м к востоку от Жилища 1. В плане имело подквадратную форму с длинами сторон котлована 4,1 м, 4,3 м, 4 м, 4,15 м, при глубине до 0,74 м. Пол жилища был неровным, несколько более углублен в центре. Характер заполнения котлована и расположение столбовых ям свидетельствовали о наличии двух строительных горизонтов.

Первоначально жилище в плане имело подквадратную форму, при размерах до 3,6 X 3,8 м; столбы располагались по углам и у середины стен; вход был оборудован у южного угла, где столбы формировали дверной проем шириной до 0,9 м. Печь находилась в восточном углу, устьем к югу, подквадратной в плане - судя по расположению столбиков крепиды - формы, размерами до 1,1 X 1,15 м; под имел подтрапециевидную в плане форму, размерами до 0,5 X 0,6 м, залегал ниже уровня пола на 0,12 м, был обмазан сантиметровым слоем глины.

В верхнем строительном периоде размеры котлована были увеличены до приведенных выше, столбовые ямы засыпаны и в жилище был сооружен сруб, обугленные остатки которого позволили проследить особенности конструкции. По периметру котлована, за исключением северного угла, были уложены расколотые вдоль отрезки бревен, упиравшиеся в серединные столбы и связанные “в лапу” в южном, восточном и западном углах, где они были усилены угловыми столбами. В северном углу и до середины северо-восточной стены обшивка состояла из вертикальных столбов. Снаружи сруб был обмазан слоем глины с примесью шамота, толщиной до 7 см. Стратиграфия и взаиморасположение деревянных остатков свидетельствовали, что в пожаре первой рухнула двускатная крыша, на конек которой опирались стропила из плах, скрепленные жердями; очередность обрушивания стен не реконструируется. Установлено, что с северо-восточной стороны высота сруба достигала около 1,4 м, т. е. он превышал уровень материка на 0,6 м. При перестройке жилища под печи был засыпан слоем суглинка толщиной 4 см и вымазан таким же слоем глины; из мелких камней были возведены стенки печи (размеры не восстановимы) и вбиты два новые столбика крепиды.

Заполнение котлована состояло из чернозема с примесью обмазки и углей, перекрытого линзой затека. В жилище найдены: железный четырехгранный бронебойный наконечник стрелы, застрявший в обмазке стены у входа (рис. 6.19); фрагмент железной пластинки (рис. 6.21); 2 целых и 2 обломка глиняных пряслиц биконической и шаровидной форм (рис. 6.22-25); астрагал; обломок костяной проколки (рис. 6.20); 2 обломка точильных камней, а также 67 фрагментов раннесредневековой керамики (рис. 5.4-8).

ЖИЛИЩЕ 6 (рис. 1.2; 5.3) - было выявлено в 21 м к востоку от Жилища 1. В плане имело подпрямоугольную форму, с длинами стен 2,1 м, 2,6 м, 2,5 м, 2,6 м, при глубине до 0,6 м. Пол жилища в центре залегал несколько ниже, имел небольшой уклон к югу. Вход в жилище был оборудован с юга, где два столба формировали дверной проем шириной до 1 м. Печь располагалась в восточном углу, устьем к югу; в плане имела прямоугольную форму, размерами 0,9 X 1,2 м, при остаточной высоте до 0,2 м; сложена была из мелких камней. Под имел подпрямоугольную в плане форму, размерами 0,4 X 0,9 м; был обмазан сантиметровым слоем глины. В северной части жилища в полу были зафиксированы три ямки в ряд, одна из которых была заполнена дробленым шамотом, а другая - зеленой сарматской глиной с примесью толченого пирита (типичное гончарное тесто для памятников типа Алчедар - Екимауцы).

Заполнение котлована состояло из смеси суглинка и чернозема, перекрытой линзой затека. Из жилища происходят: 2 бронзовых гладкопроволочных с несомкнутыми заходящими концами кольца, сцепленных вместе (рис. 6.26); 2 фрагмента белой пастовой и черной стеклянной бусин; обломок песчаника с отверстием, а также 72 фрагмента раннесредневековой керамики (рис. 5.9-12).

Изученные на памятнике открытые печи представлены двумя типами; печами-каменками (Печи 1, 3, 4, 5, 7, 8) и купольными глинобитными (Печи 2 и 6).

ПЕЧЬ 1 (рис. 1. 2; 7. 1) - была обнаружена на расстоянии 6,4 м к юго-востоку от Жилища 2. В плане имела подовальную форму, размерами 0,65 X 0,7 м, при высоте 0,35 м. Выстроена была из небольших камней на останце, в яме Г-образной формы, максимальными размерами 1,73 X 1,5 м, глубиной 0,23 м; устьем была обращена к югу. Топка, прямоугольной в плане формы, имела размеры 0,25 X 0,45 м, при высоте 0,2 м; сложена из мелких камней; под был материковым.

Заполнение печи и ямы состояло из чернозема с примесью угольков, железного шлака и печины; из него происходят 11 фрагментов раннесредневековой керамики (рис. 7.10).

ПЕЧЬ 3 (рис. 1.2; 7.2) - была зафиксирована на удалении 1,2 м к югу от Жилища 4; сильно разрушена. Устьем была обращена к югу, ко входу в жилище. В плане была подпрямоугольной формы; сохранившаяся задняя стенка имела размеры 0,3 X 1,2 м. Топочная яма, овальной в плане формы, имела размеры 0,8 X 1,4 м.

Заполнена была черноземом с примесью угольков. В заполнении обнаружены лепной тигелек (рис. 6.30) и 15 фрагментов раннесредневековой керамики.

ПЕЧЬ 4 (рис. 1.2; 7.3) - была выявлена в 17 м к юго-западу от Жилища 4, сильно разрушена. Топочная яма в плане имела овальную форму, размерами 0,72 X 1,3 м, при глубине 0,2 м; стенки ее были покатыми. Под печи подвергался ремонту: на материковом дне ямы прослежена подушка из суглинка, перекрытая слоем мелких камней, обмазанных сверху глиной; при ремонте был оборудован новый глиняный под подквадратной в плане формы, размерами 0,2 X 0,25 м, толщиной 3 см. Вблизи развала печи была расчищена столбовая ямка от навеса.

Заполнена была черноземом с примесью угольков, в котором найдены 17 фрагментов раннесредневековой керамики.

ПЕЧЬ 5 (рис. 1.2; 7.4) - была обнаружена на удалении в 22 м к юго-западу от Жилища 4. Сооружена была на останце в яме подтреугольной формы, максимальными размерами 1,5 X 1,7 м, глубиной до 0,15 м. Печь в плане имела подпрямоугольную форму, размерами 0,58 X 0,6 м, при высоте до 0,3 м; устьем была обращена к югу; сложена из мелких камней. Топка имела прямоугольную в плане форму, размерами 0,28 X 0,3 м, под был обмазан сантиметровым слоем глины с примесью известняка.

Заполнение состояло из чернозема, из которого происходят 3 фрагмента раннесредневековой керамики.

ПЕЧЬ 7 (рис. 1.2; 7.5) - была зафиксирована в 3 м к западу от Жилища 5. Представлена развалом небольших камней на площади 0,38 X 0,44 м, высотой 0,2 м. Размеры разрушенного пода не восстановимы.

Чернозем заполнения был насыщен обломками пода и глиняной жаровни; в нем были найдены 4 фрагмента раннесредневековой керамики.

ПЕЧЬ 8 (рис. 1.2; 7.6) - была выявлена на расстоянии 5,6 м к западу от Жилища 5. Была сооружена в круглой яме, диаметром 0,54 м, глубиной 5 см, дно которой являлось подом. Устьем была обращена к югу; стенки не сохранились.

В черноземном заполнении, насыщенном мелкими камнями, обломками жаровни и угольками, были найдены 11 фрагментов раннесредневековой керамики (рис. 7.11, 12).

ПЕЧЬ 2 (рис. 1.2; 7.7) - была обнаружена на удалении в 3,75 м к юго-востоку от Жилища 2. Представлена овальной в плане купольной глинобитной печью, сооруженной в круглой яме с выходом в предтопочную яму. Общие размеры сооружения 1,7 X 3,8 м, из которых предтопочная яма занимала пространство 1,7 X 2,65 м; общая ориентировка комплекса северо-восток - юго-запад. Стенки печной ямы были отвесными, размеры ее составляли 0,82 X 1,15 м, при глубине 0,67 м; дно ее было вогнутым, а перед устьем печи - горизонтальным. Стенки предтопочной ямы были сильно наклонными, сужали размеры дна до 0,4 X 1,25 м, глубина ее достигала 2,05 м. Печь в плане имела размеры 0,82 X 1,15 м, при высоте до 0,18 м; свод ее был двуслойным, с толщиной наружного слоя 4,5 см, внутреннего - 1 см. Вогнутый под печи также состоял из двух слоев толщиной по 4 см каждый; нижний под был наполовину выстлан камешками.

Заполнение сооружения состояло из смеси чернозема и глины с примесью золы и железного шлака. В печи был найден астрагал (рис. 6.28); в предтопочной яме - железный нож с горбатой спинкой (рис. 6.27); астрагал (рис. 6.29), а также 39 фрагментов раннесредневековой керамики (рис. 7.13, 14).

ПЕЧЬ 6 (рис. 1.2; 7.8) - была равноудалена от Жилищ 1 и 5 на 15 м. Представлена купольной глинобитной печью в овальной яме, устьем обращенной к востоку, в предтопочную яму. Свод печи не сохранился. Претопочная яма в плане имела подовальную форму, размерами до 1,07 X 2,12 м, при глубине 0,4 м. Печная яма при размерах 1 X 1,6 м, имела глубину 0,4 м. О неоднократном ремонте печи свидетельствовала пятислойность ее пода. Первоначальный под был овальным, размерами 1 X 1,6 м, состоял из двух прослоек мелких камней, вымазанных глиной, общей толщиной 12 см; второй под был прямоугольным, размерами 1 X 1,2 м, толщиной 9 см, состоял из прослойки камешков, обмазанных глиной, которой были футерованы и стенки печи на высоту 12 см; третий под конструктивно был близок второму, при размерах 1 X 1,35 м и толщине 7 см, по краям имел глиняный бортик высотой 0,2 м; четвертый под аналогичен первому, при размерах 0,9 X 1,5 м и толщине 13 см, по краям был огражден каменной стеночкой высотой 15 см; пятый, последний под, был овальным, размерами 1 X 1,6 м, полностью выстланным камнями слоем в 9 см, имел устье размерами 0,3 X 0,4 м, переходящее при впадении в предтопочную яму в небольшой каменный бортик.

Заполнение комплекса состояло из чернозема с примесью золы и печины, из него происходят 9 фрагментов раннесредневековой керамики (рис. 7.15, 16).

ГОРН 1 (рис. 1.2; 7.9) - был выявлен в 12 м к юго-западу от Жилища 4. Представлен купольной глинобитной печью яйцевидной формы, возведенной в овальной яме устьем к югу, в предтопочную яму. В плане комплекс имел подовальную форму, размерами до 2,7 X 3,1 м; предтопочная яма занимала пространство 2,25 X 2,8 м, глубина ее составляла 0,61 м. Горновая яма имела размеры 1,05 X 1,2 м, при глубине 0,85 м. Максимальные размеры горна с устьем достигали 1,2 X 1,3 м, свод лежал на поде, реконструируемая высота составляла 1 м, толщина свода достигала 5 см. Трехслойность пода характеризовала его реконструкции. Первоначальный под был выложен сланцевыми плитками, обмазанными сверху глиной слоем в 3 см; второй под состоял из мелких камней слоем до 6 см, зашлакованных сверху; верхний под состоял из слоя глины и камешков толщиной до 4 см, сверху был зашлакован. Устье шириной 0,25 м, высотой 0,4 м, было образовано стеночками из крупных камней, обмазанных снаружи глиной. Рядом обнаружены обожженные камни от пробки устья. На дне предтопочной ямы была расчищена ямка от столба навеса.

Заполнял сооружение чернозем, насыщенный золой и железным шлаком. На втором поде горна найдены 2 железные крицы? и 12 фрагментов керамических квадратного сечения сопел; на верхнем поде у устья - 3 обломка таких же сопел. Обнаружены также 39 фрагментов раннесредневековой керамики (рис. 7.17-19).

Из исследованных в раскопе крупных ям (рис. 1.2): Ямы 1 и 7 относятся к хорошо известному типу кувшиновидных, для хранения общественных припасов, а Яма 5 - к типу колоколовидных.

Приведенные описания комплексов раннесредневекового горизонта раскопа позволяют обобщить следующее:
1. Жилища первоначально строились по единому образцу - столбовой конструкции, с печью в восточном углу, устьем обращенной к югу, к входу. Жилища 1, 2, 3, 5 ремонтировались; в верхнем строительном периоде Жилищ 2 и 5 расширялся котлован, в него был опущен полный или комбинированный сруб, реконструировались печи; печь Жилища 3 перестраивалась. Печь Жилища 4 была оборудована глиняной жаровней. Все эти особенности не выходят за рамки восточнославянской домостроительной традиции.
2. Печи - каменки открытого типа сооружены также по единому образцу. Печь 4 ремонтировалась, была прикрыта навесом. На печах 4, 7, 8 были установлены глиняные жаровни. В отличие от каменок в жилищах, не выявлены следы крепиды открытых печей. Подобные печи характеризуются как летние, для приготовления пищи.
3. Купольные глинобитные печи аналогичны по конструкции, неоднократно ремонтировались. Классифицируются как печи для выпечки хлеба, обжига керамики или обогащения железной руды (агломерационные)2.
4. Конструкции, аналогичные горну 1, ранее зафиксированы на Алчедаре3.

Микротопография исследованного участка выявляет тенденцию разнотипных сооружений к тяготению в значительно удаленные друг от друга группы, из которых выделяются:
1. Жилище 2, Печи 1 и 2; 2. Жилище 4, Печь 3, Ямы 2 и 3, столбовые ямы; 3. Жилища 5 и 6, Печи 7 и 8, Яма 10; 4. Горн 1, Печи 4 и 5, Ямы 5-7, столбовые ямы; 5. Печь 6, Ямы 8 и 9, столбовые ямы.

Интересны группы 4 и 5, не связанные с жилыми сооружениями - возможно комплексы общественного пользования.

Анализ остеологического материала из раскопа выявил в составе стада крупный и мелкий рогатый скот, свинью и лошадь; дикие животные представлены волком, зайцем, северным оленем а также лесной птицей.

Из инвентаря раскопа определению поддаются только некоторые находки: лимоновидная бусина из слоя (рис. 2. 8) - относится к 1-му типу восточнославянских бус, бытовавшему в Х-ХI вв.4; наконечник стрелы из слоя (рис. 2.2) - датируется Х-началом XII вв.5; тесло-молоток для работ по дереву из слоя (рис. 2.1) - имеет аналогию IХ-Х вв. на поселении Монастырек, а в Новгороде датируется Х-ХII вв.6; калачевидное с язычком кресало из Жилища 1 (рис. 2.16) - относится к 1-му типу древнерусских кресал, характерному для Х-ХI вв.7; шиферное пряслице из Жилища 2 (рис. 2.17) - характерно для XI в.8; наконечники стрел из Жилищ 4 и 5 (рис. 6.4, 19) - датируются Х-ХI вв., одна подобная стрела даже вошла в классификацию А.Ф. Медведева9; пластинчатые шпоры, подобные изделию из Жилища 4 (рис. 6.1) - появились в Восточной Европе в IХ-Х вв., изготовлялись местными кузнецами в подражание скандинавским10, сердоликовые бусы из Жилища 4 (рис. 6.8, 9) - появились в восточнославянских землях в IX в.11; гладкопроволочные височные кольца из Жилища 6 (рис. 6.26) - характерны многим восточнославянским племенам в Х-ХI вв.12

Керамический материал из слоя и комплексов довольно единообразен. Вся посуда изготовлена на ручном гончарном круге; основные примеси в тесте - толченый пирит, мелкий песок и дресва, реже встречен толченый известняк и очень редко (1 %) - шамот. Ведущие формы посуды - горшки и сковороды; миски единичны. Горшки в основном округлобокие, приземистые, с покатыми невысокими плечиками и сравнительно широкими днищами; наибольшее расширение тулова у них приходится на середину высоты. Около 15 % общего количества горшков составляют сосуды со сравнительно крутыми плечиками, наибольший диаметр тулова которых приходится на верхнюю треть высоты. Основная масса горшков имеет короткий отогнутый венчик с закругленным или срезанным краем (29 %), часто манжетовидным (до 40 %) или утолщенным (до 23 %), встречены также оттянутые венчики (8 %). Сковороды имеют невысокие вертикальные бортики, слабо отклоненные наружу, иногда с приподнятым краем. Миски имеют конусовидную форму с ровными стенками. Лепные изделия представлены жаровнями, устанавливавшимися на печах-каменках. Основные виды орнаментации горшков - врезная линейная и линейно-волнистая, иногда в сочетании с косыми насечками или овальными вдавлениями по горлу; сковороды и миски не орнаментированы.

Учитывая недостаточную разработанность хронологии раннесредневековой керамики для памятников Днестро-Прутско-Дунайского междуречья, наряду с использованием имеющихся датировок по Алчедарскому городищу имеет смысл поиск аналогий в посуде других областей восточнославянского расселения.

Комплекс Керамика Аналогии Датир.,вв.
IX X XI
Жил. 1 3.3 Киев, Алчедар13   +  
3,6 Киев,Новгород14   +  
Жил. 2 3,8 Киев, Монастырек15 + +  
3,9 Киев16   +  
3,11,14 Киев, Буковина17   + +
3,12 Волковыск18   + +
Жил. 3 4,6 Алчедар, Буковина, Новгород19      
Жил. 4 4,7 Волковыск20   + +
Жил. 5 5,6 Буковина21   +  
5,8 Алчедар22   +  
Жил. 6 5,9 Киев, Буковина23   +  
5,10 Киев24   +  
5,11 Алчедар25   +  
5,12 Старая Рязань, Монастырек, Киев   +  
Алчедар26 + + +
Печь 1 7,10 Монастырек27 + +  
Печь 2 7,13 Алчедар28   +  
Печь 6 7,15 Алчедар29   +  
7,16 Монастырек, Алчедар, Буковина, Волковыск30 + + +
Печь 8 7,11 Алчедар31   +  
Горн 1 7,19 Монастырек32 + +  

Синхронизация инвентаря и керамического материала позволяет констатировать одновременность существования исследованных комплексов в X в., не исключая возможности функционирования некоторых из них ранее и позднее. Наличие в материале из раскопа значительного количества керамики более совершенных, по сравнению с городищем, форм, и почти полное отсутствие лепной керамики дает нам основания ограничить хронологические рамки периода обитания поселения Х-ХI вв., т. е. - предполагать большую длительность существования поселения, нежели городища.

Следует дать пояснения нашему отнесению памятника и соответственно - обнаруженного материала в категорию раннесредневековых. Согласно действующей до нынешнего дня концепции, памятники типа Алчедар-Екимауцы определяются как древнерусские. Наши данные, полученные при исследованиях 80-х гг., а также результаты обработки нефондированных коллекций с этих памятников дали возможность включить круг синхронных поселений и городищ Среднего и Нижнего Поднестровья в синкретичный ареал “контактной зоны” восточнославянской и степных вариантов салтово-маяцкой культур, верхняя граница которого ранее проводилась по низовьям Днестра и Дуная. Поэтому на данной стадии изученности проблемы мы воздерживаемся от этнических и державных ярлыков для культурной атрибуции нашего памятника.

  1. Федоров Г.Б. Работы Прутско-Днестровской экспедиции в 1960-1961 гг. // КСИА. Вып. 99. 1964; Он же. Генезис и развитие феодализма у древнерусского населения Днестровско-Прутского междуречья в IХ-ХII вв. (по археологическим данным) // Юго-Восточная Европа в эпоху феодализма. Кишинев, 1973; и др.
  2. Древняя культура Молдавии. Кишинев, 1974. С. 117.
  3. Федоров Г.Б. Работы Прутско-Днестровской экспедиции в 1960-1961 гг. С. 82.
  4. Щапова Ю.П. Стекло Киевской Руси. М., 1972. С. 84, 85, 96. Рис. 16.
  5. Медведев А.Ф. Оружие Новгорода Великого // МИА. № 65. 1959. С. 169.
  6. Максимов Е.В., Петрашенко В.А. Славянские памятники у с. Монастырек на Среднем Днепре. К., 1988. С. 89, 90; Колчин Б.А. Железообрабатывающее ремесло Новгорода Великого. // МИА. № 65. 1959. С. 104.
  7. Колчин Б.А. Железообрабатывающее... С. 99.
  8. Розенфельдт Р.Л. О производстве и датировке овручских пряслиц // СА. 1964. № 4. С. 233.
  9. Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие (лук и стрелы, самострел). САИ. Е1-36. 1966. С. 145, № 28; 149, № 42.
  10. Перхавко В.Б. Появление и распространение шпор на территории Восточной Европы // СА. 1978. № 3. С. 118. Рис. 3. Тип X.
  11. Седов В.В. Восточные славяне в VI-XIII вв. Археология СССР. М., 1982. Табл. XXI (36).
  12. Там же. Табл. XIX (5), XXV, XXVI (5, 48), XXVII (4).
  13. Толочко П.П. Древний Киев. К., 1983. С. 162. Рис. 80; Равдина Т.В. О датировке городища Алчедар // Средневековые памятники Днестровско-Прутского междуречья. Кишинев, 1988. С. 64. Рис. 6.15.
  14. Толочко П.П. Указ. соч.; Смирнова Г.И. Опыт классификации керамики Древнего Новгорода // МИА. № 55. 1956. С. 235. Рис. 3.3а.
  15. Новое в археологии Киева. К., 1981. С. 76. Рис. 27; Максимов Е.В., Петрашенко В.А. Указ. соч. С. 21. Рис. 21.6.
  16. Толочко П.П. Указ. соч.
  17. Новое в археологии...; Тимощук Б.О. Давньоруська Буковина. К., 1982. С. 157. Рис. 94.5; 174. Рис. 98.2.
  18. Зверуго Я.Г. Древний Волковыск. X-XIV вв. Минск, 1975. Рис. 23.
  19. Равдина Т.В. Указ. соч. С. 65. Рис. 7.5; Тимощук Б.О. Указ. соч. С. 157. Рис. 94.8; Смирнова Г.И. Указ. соч. С. 238. Рис. 4.1.
  20. Зверуго Я.Г. Указ. соч. Рис. 23. 22.
  21. Тимощук Б.О. Указ. соч. С. 20. Рис. 5.5.
  22. Равдина Т.В. Указ. соч. С. 60. Рис. 1.9, 27.
  23. Толочко П.П. Указ. соч.; Тимощук Б.О. С. 56. Рис. 30.8.
  24. Новое в археологии... С. 299.
  25. Равдина Т.В. Указ. соч. С. 60. Рис. 1.7.
  26. Монгайт А.Л. Старая Рязань. МИА. № 49. 1955. С. 123. Рис. 83; Максимов Е.В., Петрашенко В.А. Указ. соч. С. 53. Рис. 45.5; 58. Рис. 51.2; Новое в археологии... С. 76. Рис. 27; Равдина Т.В. Указ. соч. С. 65. Рис. 7.3.
  27. Максимов Е.В., Петрашенко В.А. Указ. соч. С. 58. Рис. 51.9.
  28. Равдина Т.В. Указ. соч. С. 62. Рис. 4.16.
  29. Там же.
  30. Максимов Е.В., Петрашенко В.А. Указ. соч. С. 21. Рис. 15.6; 88. Рис. 64.8; Равдина Т.В. Указ. соч. С. 65. Рис. 7.5; Тимощук Б.О. Указ. соч. С. 63. Рис. 35.3; Зверуго Я.Г. Указ. соч. Рис. 23.22.
  31. Равдина Т.В. Указ. соч. С. 65. Рис. 7.5.
  32. Максимов Е.В., Петрашенко В.А. Указ. соч. С. 34. Рис. 26.3.

Идея о сожжении городища Екимауцы (Шолданештский район, Республика Молдова) в начале XI в. во время печенежского набега, высказанная в 1953 году Г.Б. Федоровым - автором многолетних исследований на этом памятнике, неоднократно им повторялась и перешла в разряд хрестоматийных1. Аргументами для этого заключения послужили железные втульчатые шиловидные наконечники стрел и керамический сосуд из слоя пожарища, а также породы лошадей, костяки которых были найдены при раскопках городища2.

Результаты исследований на памятнике, ставшем эталонным для раннего средневековья Днестро-Прутского междуречья, позволили Г.Б. Федорову выдвинуть ряд фундаментальных исторических выводов: 1. о вхождении Днестро-Прутского междуречья в состав Киевской Руси в X в.; 2. об отходе населения в XII в. под натиском тюркских кочевников в лесную зону Среднего Поднестровья; об исторических судьбах разных групп раннесредневекового населения междуречья и др.

На сегодняшний день существуют три основные точки зрения по проблеме этнокультурной ситуации в регионе на рубеже I-II тыс., согласно которым основными земледельческими культурами здесь называются: 1. древнерусская и балкано-дунайская3; 2. восточнославянская, балканодунайская и восточнороманские варианты4; 3. восточнославянская и степные варианты салтово-маяцкой в эклектичном сочетании феномена “контактной зоны”5. Автор, придерживаясь последней концепции, в рамках статьи опускает вопросы этнической атрибуции (хотя анализ многочисленных свидетельств присутствия в регионе значительного тюрко-болгарского субстрата и определение его роли в становлении основных культур междуречья тоже может приблизить решение поднимаемой проблемы), ограничиваясь лишь всесторонним рассмотрением фактов базиса концептуальных построений тридцатилетней давности. Автор считает возможным отнести городище Екимауцы к памятникам “контактной зоны”, не имея оснований для надежного включения его в круг древнерусских городищ.

Первостепенное значение для нас приобретают предметы вооружения из Екимауц, в частности приведенный Г.Б. Федоровым тип наконечников стрел. В материалах из раскопок городища, хранящихся в фондах Национального исторического музея Молдовы, Музея археологии и этнографии АН Молдовы, Одесского археологического музея АН Украины (возможно, и в других, учитывая рассеянность коллекций), имеются 74 железных кованых бронебойных шиловидных втульчатых наконечника стрел (16 целых). Общая длина наконечника составляет 6,8-10,5 см и более, длина боевой части 4-10,3 см, ширина грани или диаметр боевой части 0,2-4,5 см, длина втулки 1,7-3,7 см, наибольший наружный диаметр втулки 0,6-1,1 см. Боевая часть откована в виде прямого заостренного стержня квадратного (55 шт.), прямоугольного (14 шт.) или овального (5 шт.) сечений, в некоторых случаях скрученного вдоль оси. Втулка сформирована конусообразно свернутой, раскованной в пластину нижней частью стержня наконечника (в трех случаях отмечена несомкнутость втулки). Многие наконечники носят следы боевого применения.

По мнению А.Н. Кирпичникова, подобные наконечники стрел использовались в Х-ХI вв., в основном, населением юго-западных окраин Киевской Руси и не встречены у номадов. А.Ф. Медведев, использовавший в своей классификации аналогичные находки из раскопок Алчедарского городища6, определяет эти стрелы как древнерусские (Тип 8.1), бытовавшие массово на юго-западе Руси в конце IX-начале XI вв., отмечая, что такие наконечники ни в других областях расселения восточного славянства, ни у степных кочевников не употреблялись, а имели ограниченное распространение в районах контакта восточных славян с западными соседями7. В целом приведенные нами наконечники из Екимауц соответствуют данным А.Ф. Медведева. Не отмечены, правда, случаи ромбического сечения боевой части, но имеются стрелы со стержнем овального сечения. К сожалению, только один наконечник снабжен полевым шифром, остальные нумеруются Полевой описью, нами не обнаруженной, что при отсутствии достоверных чертежей раскопок Г.Б. Федорова не позволяет представить топографическую картину боя на городище. Таким образом, мнение основных специалистов по раннесредневековому оружию заставляет отказаться от версии кочевнического происхождения наконечников из Екимауц. Можно добавить, что аналогичные стрелы встречены в количестве 83 шт. в материалах Алчедарских городища и поселения, мирно окончивших свое существование.

В качестве несомненного доказательства гибели городища от рук номадов Г.Б. Федоровым приводился также “...найденный в слое пожарища остродонный сосуд с орнаментом из заштрихованных треугольников и нескольких линий... кочевнического облика, напоминающий по форме сфероконус”8. Данный сосуд (фонды МАЭ АН Молдовы, коллекция из раскопок 1951 г.) изготовлен из хорошо подготовленного глиняного теста с примесью мелкого песка и толченой ракушки на быстром круге. Обжиг сквозной, равномерный, в восстановительной среде. Цвет поверхности серый, имеются следы лощения.

Сосуд биконический с сильно закругленным ребром, приходящимся на середину высоты; донце очень небольшое, плоское. Шейка узкая, выделена на переходе в плечики узким валиком. Горло высокое, с острым выпуклым ребром посередине, венчик загибается вовнутрь, край его слабо отогнут наружу и косо срезан. По ребру сосуда пролощены четыре параллельные линии, ниже валика шейки до середины плечиков нанесен сплошной пояс орнамента из штрихованных треугольников, ограниченный снизу горизонтальной линией. Размеры: высота общая 20,3 см; высота горла 4 см; диаметры по ребру тулова 16,5 см, по шейке 6 см, по ребру горла 8 см, по краю венчика 6,5 см; диаметр донца 4,3 см; толщина стенки 0,8 см.

Полную аналогию сосуду найти в регионе не удалось, однако из раскопок 1949 г. на поселении Диногеция происходит одна подобная форма - опубликованный I. Ваrnеа небольшой толстостенный сероглиняный сосудик из слоя пожарища середины - третьей четверти XI в.9 Соотношения основных размеров и профиль этого сосуда очень близки нашим, но высота его всего 12 см. Отличия состоят в больших размерах донца, округленности края венчика и иной орнаментации - чуть выше ребра сосудика пролощена горизонтальная полоса.

I. Ваrnеа сосуд из Диногеции относит к сфероконусам (что, на наш взгляд, не совсем верно: скорее, эта форма переходная к классическим), имевшим распространение в Х-ХIV вв. в некоторых областях Восточной Европы, на Среднем Востоке, в Малой и Средней Азии, Поволжье и Закавказье, т. е. на северных направлениях торговли арабского Востока10. Автор раскопок связывает появление этого сосуда с торговыми отношениями оседлого населения Диногеции и номадов Нижнего Подунавья предположительно печенегами или узами, предавшими огню это поселение11, а значит, склоняется к точке зрения Г.Б. Федорова. В связи с этим обращают внимание следующие обстоятельства:
- в опубликованных погребальных кочевнических комплексах Х-ХI вв. Северного Причерноморья подобные сосуды не обнаружены12;
-для Х-ХI вв. такие формы керамики не фиксируются в Поволжье, Приуралье и на Северном Кавказе, входивших в жизненное пространство номадов13;
- в Днестро-Прутском междуречье и Нижнем Подунавье появление сфероконусов связано с оседанием Золотой Орды в XIV в., принесшей их из Средней Азии, напрямую связанной с арабским миром14.

Поскольку такие сосуды номадам не были характерны, обратимся к керамическим традициям местного земледельческого населения. Если отбросить морфологические особенности, в технологических приемах изготовления нашего сосуда выявляется много общего с салтово-маяцким гончарством. Так, для керамического теста междуречья весьма редок такой отощитель, как толченая ракушка; в то же время в сочетании с мелким песком эта примесь характерна тесту кухонной салтовской посуды 1-го типа, распространенной в степных зонах болгарского расселения, где, кстати, типичны были круглые и яйцевидные формы сосудов15. Восстановительная среда обжига, лощеная поверхность и нестандартность форм также присущи именно степному болгарскому варианту салтово-маяцкой керамики16. Мастер (мастерица?) - изготовитель, видимо, привнес в канонический облик сосуда индивидуальные особенности, создав эклектичную форму, переходную между кухонным и столовым типами и собрав на нем несколько распространенных видов орнамента.

В качестве косвенного доказательства гипотезы Г.Б. Федоров приводил отмеченную В.И. Цалкиным разницу в росте лошадей, 43 костяка которых были обнаружены на городище: “...наряду с высокорослыми лошадьми в бою участвовали и типичные степные низкорослые лошади...”17

Действительно, по мнению В.И. Цалкина, на рубеже I-II тыс. использование лошади в качестве тягловой силы и для военных целей вызвали стремление восточнославянского населения к созданию более крупных и мощных лошадей. В то же время для этого периода отмечается прямая генетическая связь лошадей лесного и степного регионов с незначительными отклонениями для лошадей степи, а приводимые автором статистические данные свидетельствуют о следующем распределении лошадей в “славянском” стаде по физическим параметрам: мелкие лошади 23,7%; малорослые лошади 46%; средние лошади 25%; рослые лошади 3,3%18. Иными словами, в данном случае рост лошади не может служить гарантированным индикатором принадлежности ее к стаду степняков, т. к. лошади номадов и славян в этот период имели единые корни происхождения, и именно “славянское” стадо характеризовалось небольшим (69,7%) ростом лошадей. Учитывая максимальную тесноту контактов населения юго-западных окраин Руси с исконными коневодами-степняками, состав “славянских” табунов ярко должен был отражать эти контакты и соответственно включать в себя большее количество степных лошадей, нежели в центральных и северных зонах Руси.

Таким образом, приведенные Г.Б. Федоровым доказательства гипотезы приходится признать спорными.

Не отказываясь от кочевнической версии гибели городища, попробуем выяснить датировку этого события и сопоставить ее с нарративными данными.

К хронологической разработке материалов Екимауц не привлекался пока такой массовый вид датирующих находок, как железные наконечники стрел; скорее общая датировка Екимауцкого комплекса иногда влияла на установку рамок бытования некоторых типов наконечников (А.Ф. Медведев). Мы полагаем, что максимальное использование этой информации поможет уточнить хронологические границы периода функционирования реперного памятника.

На сегодняшний день нам известны 256 наконечников стрел из раскопок Г.Б. Федорова на городище Екимауцы, хранящиеся в вышеуказанных фондах. Небольшое их количество было опубликовано автором раскопок, и какая-то часть его была использована А.Ф. Медведевым при составлении “Свода”19. Определению по типологии А.Ф. Медведева поддаются 218 наконечников, приводимых ниже. Некоторые типы - 56, 57, 61, 71, 82 - использованные автором классификации, нами не обнаружены; типы наконечников 86, 90, 91, 93, 100.2 выявлены впервые.

Сводка данных по наконечникам стрел из Екимауц

Тип Кол. Датировка Тип Кол. Датировка
1 8.1 74 к. IX-н. XI 17 65 3 VIII-ХI
2 41.1 16 VIII-с.ХI 18 71.1 ? VIII-н.ХI
3 42 5 IХ-Х 19 75.1 1 Х-ХII
4 44.2 6 Х-ХIV 20 76.2 1 Х-ХII
5 45 4 IХ-с. ХI 21 78.1 5 IХ-Х
6 48 14 IХ-ХIV 22 81 1 Х-ХIV
7 51 6 Х-ХIV 23 82 ? к. IХ-н. ХI
8 52.1-3 18 VIII-ХIII 24 84.1,2 15 Х-н. ХI
9 53 11 IХ-1 п. ХIII 25 86 1 Х-с. ХI
10 55 6 IХ-ХI 26 90 4 I-ХIV
11 56 ? VIII-IХ 27 91 1 Х-ХIV
12 57 ? VIII-Х 28 93 1 Х-ХIV
13 60.2 2 IХ-Х 29 97.1 2 IX-Х
14 61 ? I-ХIV 30 98 1 Х-н. ХI
15 62 3 IХ-1 п. ХI 31 100.2 5 2 п. ХI-1 п. XIII
16 63 12 IХ-ХIII

Количественно хронологически екимауцкие наконечники, опуская не выявленные типы, подразделяются следующим образом:
1. Тип 90 - “сквозной” - 4 шт., 1,9% общего количества.
2. Типы 42, 60, 78, 97 - включительно X в. - 14 шт., 6,4%.
3. Типы 8, 41, 45, 55, 62, 65, 84, 86, 98 - включительно XI в. - 123 шт., 56,4%.
4. Типы 44, 48, 51, 52, 53, 63, 75, 76, 81, 91, 93, 100 - за рамками XI в. - 77 шт., 35,3%.

Все наконечники употреблялись, таким образом, в X в., подавляющее большинство их - 93,6% - характерно для XI в. и более чем треть продолжала свое существование после XI в. Это дает нам определенные основания отнести верхнюю границу периода обитания городища к XI в., что вполне согласуется, например, с наличием в материалах раскопок большого количества полных форм и фрагментов горшков (типа Алчедар-Екимауцы, не опубликованы) с так называемыми манжетовидными венчиками, бытовавших в крупных городских центрах Киевской Руси в Х-ХI вв., хронология которых достаточно полно разработана20. Учитывая отдаленность Екимауц от этих центров, а значит вероятность более позднего распространения этих форм посуды, можно предполагать и более поздний рубеж финала для этого памятника. Отметим, что наша датировка - третья по счету (Т.В. Равдина ограничивает период существования Екимауц X в.) - не претендует на категоричность, т. к. окончательный ответ может дать только полная картина материалов городища21.

Сведения письменных источников о раннесредневековой истории Днестро-Прутского междуречья крайне фрагментарны и до сего дня являются предметом многолетней дискуссии археологов, историков и лингвистов. Прямые упоминания о боевых действиях, приведших к гибели какого-либо населенного пункта? здесь обнаружить пока не удалось, как, впрочем, и увязать летописную топонимику с конкретными археологическими памятниками. Попытаемся увязать данные наиболее известного и изученного древнерусского источника - “Повести временных лет” - о географии походов различных кочевников в XI и на рубеже XII вв. с Днестро-Прутским регионом. Исчерпывающей полноты нам, конечно не добиться, т. к. привлечь можно также другие древнерусские и иноземельные - византийские, германские, польские, венгерские, арабские и другие источники, но в данном случае такой подход может служить директивой использования объемистого фонда раннесредневековых нарративных свидетельств.

Походы кочевников XI нач.-XII вв. по “Повести временных лет”22

Дата Племя Цель, события, географические реперы
1015г. печенеги пошли на Русь, в составе войска Святополка были разгромлены Ярославом у Любеча
1019г. печенеги были разбиты Ярославом в составе войска Святополка у Альты
1023г. касоги участвовали в походе Мстислава Тмутараканского на хазарыЯрослава, были разбиты
1036г. печенеги разгромлены Ярославом при осаде Киева
1061г. половцы совершили первый поход на Русь, хан Искал разгромил Всеволода
1068г. половцы разбили Изяслава, Святослава и Всеволода у Альты; Святослав разгромил их у Чернигова
1071г. половцы разгромили русских князей у Ростовца и Неятина
1078г. половцы разгромили Всеволода на р. Сожице в составе войска Олега и Бориса
1079г. половцы приведены Романом против Всеволода к Воиню; ушли обратно, убили Романа
1080г. торки от Переяславца пошли на Русь; разбиты Владимиром Всеволодовичем
1092г. половцы взяли города Песочен, Переволоку, Прилук и села; участвовали в походе Василька Ростиславича на поляков
1093г. половцы половцы пошли на Русь, взяли Торческ; разбив Святополка и Владимира у Треполя, совершили набег на Киев и Вышгород
1094г. половцы от Тмутаракани пришли в составе войска Олега к Чернигову и осадили его
1095г. половцы пошли на Византию с Девгеневичем; осадили Юрьев и взяли его
1096г. половцы хан Боняк пошел на Киев; хан Куря взял Переяславль и Устье
1106г. половцы воевали у Зареческа, были разбиты воеводами Святополка
1107г. половцы ханы Боняк и Шарукан пошли на Переяславль и Лубен

Из рассмотренных боевых мероприятий кочевников географически непосредственно связан с Днестро-Прутским междуречьем только половецкий поход 1095 г. во главе с Девгеневичем в византийские владения, т. к. трасса его безусловно пролегала через лесостепь Среднего или степь Нижнего Поднестровья. Следы этого похода фиксируются на некоторых памятниках румынского Нижнего Подунавья, и Диногеция была сожжена, по мнению румынских коллег, именно тогда23. Кроме того, в Нижнем Поднестровье до сих пор не уточнена дата сожжения малоисследованного городища Лукашевка, комплекс находок которого принципиально не отличается от екимауцкого или алчедарского.

Все вышесказанное не означает, что Екимауцы были уничтожены именно при этом походе; здесь надо учитывать историческую ситуацию в регионе и военную активность половцев в Карпато-Дунайских землях в конце XI в., совершавших грабительские набеги на Трансильванию, Венгрию и Византию, что даже заставило короля Андрея II Венгерского обратиться к Тевтонскому Ордену для временной защиты границ его государства от номадов24.

Как видим, географический анализ военных походов кочевников, жертвой которых могло оказаться Екимауцкое городище, не допускает пока однозначности ни в хронологической, ни в этнической сторонах проблемы. Это диктует необходимость по возможности полной интерпретации всего комплекса материалов Екимауц, что является самостоятельной темой.

В целом вопрос о гибели городища Екимауцы не исключает возможности уничтожения его силами киевской центральной власти или в результате междоусобицы, что было весьма характерно для событий периода сепаратизма в восточнославянских землях.

  1. Федоров Г.Б. Городище Екимауцы (работа Славяно-Днестровской экспедиции в 1951 г.) // КСИИМК. 1953. Вып. 50. С. 114; Он же. Из итогов работ Славяно-Днестровской археологической экспедиции в 1950-1951 гг. // ИМФ АН СССР. 1953. № 3-4 (11-12). С. 56; Он же. Славянские городища в Молдавии // ВАН СССР. 1953. № 4. С. 49 и др.; Большая Советская Энциклопедия. Т. 9. М., 1972. С. 76; Седов В.В. Восточные славяне в VI-ХIII вв. М., 1982. С. 130; История Молдавской ССР. Кишинев, 1987. Т. 1. С. 247 и др.
  2. Федоров Г.Б. Городище Екимауцы... С. 106, 109, 114. Рис. 46.1, 47.1; Древняя культура Молдавии. Кишинев, 1974. С. 126.
  3. Федоров Г.Б., Чеботаренко Г.Ф. Памятники древних славян (VI-ХIII вв.). АКМ № 6. Кишинев, 1974, и др.
  4. Постикэ Г.И. Глиняная посуда центральной Молдавии конца I - начала II тыс. н. э. как исторический источник. Автореф. дисс. канд. ист. наук. М., 1988.
  5. Бейлекчи В.В. О северной границе “контактной зоны” в Днестровско-Прутском междуречье в конце IХ-Х вв. // Проблемы истории и археологии Нижнего Поднестровья. Ч. I. Белгород-Днестровский, 1990. С. 94-96; Рабинович Р.А. К проблеме культурной и этнической интерпретации памятников типа Петруха-Лукашевка //Археологические исследования молодых ученых Молдавии. Кишинев, 1990. С. 51-57.
  6. Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие VIII-XIV вв. Лук и стрелы, самострел. САИ. Вып. Е1-36. М., 1966. С. 57. Табл. 15.10; 15.12.
  7. Там же. С. 58.
  8. Федоров Г.Б. Городище Екимауцы... С. 114.
  9. Barnea I. Elemente de cultura materiala vece ruseasca si orientala in asezarea feudala (secolele X - XII) de la Dinogetia (regiunea Galati) // Studii si referate privind istoria Rominiei. Partea I. Bucuresti, 1954. P. 220. PI. IV/9.
  10. Idem. P. 207, 208.
  11. Idem. P. 209.
  12. Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. М., 1981. С. 258, 259; Добролюбский А.О. Кочевники Северо-Западного Причерноморья в эпоху средневековья. Киев, 1986. С. 109-118. Табл. II-ХII.
  13. Степи Евразии... С. 254, 256, 272, 273; Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966. С. 88-91; Хлебникова Т.А. Керамика памятников Волжской Болгарии. М., 1984. С. 134-140, 153, 157, 159, 164, 167. Рис. 53-64, 72, 76, 77, 79, 80, 85, 87, 88.
  14. Полевой Л.Л. Городское гончарство Пруто-Днестровья в XIV в. Кишинев, 1969. С. 135, 136.
  15. Степи Евразии... С. 73, и др.
  16. Плетнева С.А. От кочевий к городам. МИА № 142. М., 1967. С. 106-114.
  17. Цалкин В.И. Материалы для истории скотоводства и охоты в Древней Руси. МИА № 51. М., 1956. С. 97; Федоров Г.Б. Городище Екимауцы... С. 106; Древняя культура... С. 126.
  18. Цалкин В.И. Материалы... С. 96. Табл. 63; С. 97.
  19. Федоров Г.Б. Городище Екимауцы... Рис. 46; Медведев А.Ф. Ручное метательное...
  20. Толочко П.П. Древнерусский Киев. Киев, 1983. С. 163. Рис. 80, и др.
  21. Равдина Т.В. О датировке городища Алчедар // Средневековые памятники Днестровско-Прутского междуречья. Кишинев, 1988. С. 67.
  22. ПВЛ. Ч. 1. М. - Л., 1950. С. 87-89, 96-99, 101, 102, 109, 112- 116, 132, 133, 135, 141, 143-151, 159-162, 185.
  23. Spinei V. Relations between the local population of Moldavia and turk nomadian tribes in 10-13 cent. // Relations between the autochthonous and the migratory population on the territory of Romania. Bucuresti, 1975. P. 267, 268.
  24. Idem. P. 268.

АКМ    Археологическая карта Молдавии.
АСЭИ Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV-начала XVI в.
ВАН СССР Вестник Академии наук СССР.
ВИД Вспомогательные исторические дисциплины.
ГАВО Государственный архив Владимирской области.
ГАИМК Государственная академия истории материальной культуры.
ГАЯО Государственный архив Ярославской области.
ГИМ Государственный исторический музей.
ГИМ ОПИ ГИМ. Отдел письменных источников.
ГМЗРК Государственный музей-заповедник “Ростовский кремль”.
ГТГ Государственная Третьяковская галерея.
ЖМНП Журнал министерства народного просвещения.
ИА РАН Институт археологии Российской академии наук.
ИЗ Исторические записки.
ИИМК Институт истории материальной культуры.
ИКРЗ История и культура Ростовской земли.
ИМФ АН СССР Известия Молдавского филиала Академии наук ССР.
КСИА Краткие сообщения Института археологии АН СССР.
КСИИМК Краткие сообщения Института истории материальной культуры АН СССР.
МГАМИД Московский государственный архив министерства иностранных дел.
МГУ Московский государственный университет.
МИА Материалы и исследования по археологии СССР.
ПВЛ Повесть временных лет.
ПКНО Памятники культуры. Новые открытия.
ПСРЛ Полное собрание русских летописей.
РАН Российская Академия наук.
РГАДА Российский государственный архив древних актов.
РГБ Российская государственная библиотека (бывш. ГБЛ).
РГБ ОР Российская государственная библиотека. Отдел рукописей.
РГИА Российский государственный исторический архив.
РГНФ Российский гуманитарный научный фонд.
РНБ Российская национальная библиотека (бывш. ГПБ).
РФГАЯО Ростовский филиал ГАЯО.
СА Советская археология.
САИ Свод археологических источников.
СРМ Сообщения Ростовского музея.
ТОДРЛ Труды отдела древнерусской литературы.
ЦНБАНУ Центральная научная библиотека Академии наук Украины.
ЧОИДР Чтения в Обществе истории и древностей.
ЯГВ Ярославские губернские ведомости.
ЯЕВ Ярославские епархиальные ведомости.
ЯИАМЗ Государственный Ярославский историко-архитектурный музей-заповедник (ЯМЗ).

Появление статьи об Александре Вятском в “Словаре книжников и книжности Древней Руси” (СПб., 1992. Вып. 3. (ХVII в.) избавляет нас от необходимости предпослать изданию его сочинения сколь-нибудь значительное введение. Важная роль, которую играл вятский епископ в событиях своего времени, и место его обширного рукописного наследия среди исторических источников середины XVII в. не нуждаются в дополнительных комментариях. Однако судьба одного из сочинений, известного в литературе как “Обличение на патриарха Никона”, заставляет вновь обратиться к истории его публикации.

Впервые оно было напечатано Н.С. Тихонравовым в 1868 г.1 Н.И. Субботин указал, что текст “Обличения” был взят из сборника инока Авраамия “Христианоопасный щит веры”, и издал указанный сборник полностью в 1885 г.2

Несколько ранее, в 1884 г., принадлежность “Обличения” Александру Вятскому была отмечена Н. Гиббенетом в труде, представляющем собой подробный пересказ архивного дела патриарха Никона. Автор справедливо считал произведение вятского епископа прямым откликом на вопрос Паисия Лигарида, адресованный русским архиереям, почему они не берегут патриарший престол и не радеют об избрании нового патриарха. Н. Гиббенет привел первое известие о сочинении Александра, относящееся к 30 декабря 1662 года. В этот день поддьяк Василий Яковлев на допросе сказал, что “поданное им письмо послано с ним от вятского епископа Александра за его печатью, писано к великому государю по поводу письма бывшего патриарха Никона к газскому митрополиту Паисию, и писал то письмо он, поддьяк”3. Далее в книге приведены некоторые фрагменты этого сочинения.

По поводу сведений Н. Гиббенета Н.И. Субботин заметил: “Указание весьма интересное, и нельзя не пожалеть, что г. Гиббенет не объяснил, на каком основании делает его и где нашел сочинение с именем Александра Вятского, равно как нельзя не пожалеть, что не напечатал его в приложениях к своей книге”4.

В “Словаре” произошло ошибочное отождествление “Обличения” с письмом епископа Александра царю Алексею Михайловичу, поданным им 8 июля 1662 г. на Лобном месте5, так как автору остался неизвестен подлинник “Обличения”, хранящийся в РГАДА в “Деле Никона”6. Данные обстоятельства, равно как и замечание Н.И. Субботина, говорят в пользу того, что, видимо, назрела необходимость предпринять публикацию “Обличения” по оригиналу.

Рукопись в настоящее время представляет собой расшитый по склейкам и сброшюрованный внутри тома документов столбец из 13 листов. Скрепа по склейкам не читается. Последний лист столбца подшит в деле перед основным текстом на л. 328. Текст разбит на 30 частей, каждая озаглавлена словом “Статия” с буквенным обозначением ее номера. Чернила черные. Первая заглавная буква каждой статьи, строчные буквы в слове “Статия” и буквы, обозначающие номер статьи - киноварные. Почерк соединяет черты полуустава и скорописи. Бумага с водяным знаком - рыба внутри круга7.

Полностью утрачена статья 1, статьи 2, 5, 6, 7 - частично. Однако они почти полностью восстанавливаются по писцовой копии, подшитой рядом на листах 330-3558.

Под №№ 357 и 360 вшиты листы архивного делопроизводства, не относящиеся к письму Александра Вятского.

Для удобства чтения и использования все утраченные фрагменты приводятся по писцовой копии и даны в круглых скобках, равно как и номера листов писцовой копии; в примечании указаны утраты, восстановленные по публикации Н.С. Тихонравова и Н.И. Субботина. Разночтения, за исключением отдельных случаев, вынесенных в примечания, не оговариваются.

Памятник не имеет собственного названия и датировки и приводится под тем названием и датой, которые приняты в литературе. Публикуется в соответствии с “Правилами издания исторических документов в СССР” (М., 1969).

  1. Тихонравов Н.С. Летописи русской литературы. М., 1868. Т. 5. Отд. 2. С. 165-178.
  2. Материалы для истории раскола. М., 1885. Т. 7. С. XIX; 1-258 (“Обличение” - С. 112-150).
  3. Гиббенет Н. Историческое исследование дела патриарха Никона. СПб., 1884. Т. 2. С. 17-18.
  4. Материалы для истории раскола... С. XVIII-XIX.
  5. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3. (ХVII в.). СПб., 1992. Ч. 1. С. 56-57; Бубнов Н.Ю., Власов А.Н. Александр Вятский - писатель и книжник XVII века // ТОДРЛ. Л., 1988. Т. 41. С. 376-377. В своем последнем исследовании Н.Ю. Бубнов более осторожно называет неизвестный ему, но указанный Н. Гиббенетом текст “Обличения” списком отписки от 8 июля 1662 г. (Бубнов Н.Ю. Старообрядческая книга в России во второй половине XVII в. СПб., 1995. С. 70-71, 375).
  6. Текст “Обличения” см.: РГАДА, ф. 27, д. 140, ч. 3, л. 328, (330, 332а, 333а), 356а-368. Об обстоятельствах появления отписки от 8 июля 1662 г. и ее текст см.: Полознев Д.Ф. Письма русских архиереев царю Алексею Михайловичу 1662 г. (к истории внутрицерковной борьбы в связи с “делом Никона”) // Проблемы истории и культуры. Ростов, 1993. С. 61-80.
  7. Филиграни XVII века. По рукописным источникам ГИМ. Каталог. М., 1988. № 1180.
  8. Наблюдения над текстом позволяют предположить, что копия снималась с оригинала, уже имевшего некоторые утраты.

Обличение на патриарха Никона вятского епископа Александра

Статия 1

Лл. 330

Христолюбивый государь царь и великий князь, Алексей Михайлович, всея великия и малыя и белыя Росии самодержец, милостивно послушай своего государева богомолца, не свою честь гоняща, но о святой соборной и апостольской церкви боляща ко утверже-нию царствия твоего. Велий бо страх приведенный1 преосвященный Паисея митрополит газский, сице глаголя, яко велми согрешают архиереи, что не извещают тебе, великому государю, о вдовстве матери твоея святыя соборныя и апостольския церкви. Чрез правила святых апостол и святых отец боле бо триех месяц вдовствовать той правила не повелевают, не ра-дящих же о красоте ея запрещают и отлучают. Отрекшагожеся убо архиерейскаго престола с клятвою правдоглаголивый архиерей Паисея жива погребена нарицает, нас же, архиереев, вправду порицает, сице глаголя: пастыри, для какой причине2 бережете престола патриаршескаго, которой есть общая паства? Оберегатеся, чтоб та ваша непрележность Бога не возбудила до отмщения и ярости. Серп бо вижу, - рече Захария, - летающь, два десят лакот длиною, а шириною десять. //С. 173.//

Статия 2

Л. 356а

А)//ще (бо, рече, вы, архи)ереи, не имеете радения (о отби)ран (ии и постав)лении патриаршеском, кто ин(о) поро(деет? Чин)ите, что можете чинить.

К. Галат. зач. 213 Матфей зач. 15.

Ваше то дело, ваше радение. Для чего вы друг другу тягости не носите по апостолу, ни обще воспомогаете себе, презревше заповедь Божию, возлюбиши ближняго своего, яко самого себе, еже есть всех христиан? И дивяся преосвященный Паисея, рече, како едино ести веры, не милуете свой народ и сродники своя? И есть ли вы сами о своем добре и о своей чести не радеете, кто иной странной будет радеть? Сего ради и мы молим тебя, христолюбиваго государя царя, да по заповеди благочестиваго Иустинияна царя, избрание сотвориши в трех лицах.

Нов. зав. глав. 28 и 29

Блюдый себе, да не нечто праведно постражеши, по тридесятой главе того же благочестиваго Иустинияна царя. В правду убо, благочестивый царю, преосвященнаго Паисии митрополита праведное запрещение. Да не нечто от Бога постраждем, не радяще о сих.//

Л. 356

Статия 3

Сего ради священный он муж и тебе, великому государю, не стыдяся, праведно рек, яко аще ты, великий государь, матерь твою святую соборную и апостольскую церковь для достойныя притчи, и обычаем строительским, и для причин, которыя нам неведомы, о пастыре царствующеаго града не промышляешь, смертно, рече, не согрешаешь, от меншаго же греха неси свободен. Потому что многия соблажняются и почитают то дело в леность, что ты, великий государь, не радеешь и прилежность о том не имеешь.

Паисия глав.20

И моля тебя, великого государя, сице рек: твое, благочестивый царю, прилежное попечение о церкви, потому яко не укрепляются дела царския, донележе не укрепятся дела матере твоея святыя соборныя и апостольския церкве. Мати бо твоя, рече, благочестивый царю, церкви Божия, и якоже должен еси почитати матерь свою, которая тебя родила, много паче должен еси любити и почитати духовную твою матерь святую соборную и апостольскую церковь, которая тебя породила во //С. 174// святей купели святаго крещения и которая тебя помазала на царство маслом и харизмою радости.

Статия 4

Но от, благочестивый царю, священнаго оного мужа не ухищренная беседа, паче же молба. И мы, твои государевы богомолцы, молим, да действена будет. Во- истину убо, никоторое твое царское дело крепости имети не будет, донележе мати твоя, святая соборная и апостольская церковь, от смущения не свободится, и благ пастырь той даруется, могий праве промышляти о красоте ея и благ мир даровати. Отнележе бо он, Никон, начат вводити смущения догматы, не имамы чисты молитвы к Богу. Но по известном его отвержении, и во истинну странном и нелепотном патриаршескаго престола с клятвою, преосвященному Паисии митрополиту газскому дерзостно пишет сице: Никон, Божиею милостию патриарх, в Духу Святем преосвященному Паисии милостивое благословение. Облак свидетелей имать он, Никон, отрицанию своему. О благочестивый царю, почто озирается воспять?! Али не ползова его Христос, рекий: никто же, возложь руку свою на рало и зря воспять, управлен есть во царствие Божие.

Статия 5

Жена убо Лотова, обратившеся вспять, бысть столп слан. И не диво: не сохранши бо заповедь, пострада вправду.

Л. 357а

Лжет убо Никон, патриарха себе нарицая//и, прост чернец, сущему архиерею благословения дая. Не совершив бо службы, из церкве изшел есть. И без лепоты престол оставль, гневом и яростию томим, презрев Божийи страх. Прощения бо паче должен есть просити.

(Л. 332а)

(Т)аковаго дерзновения и ругательства и многих соблазна, (где бо об)рести имать в Писании таков образ оставле(ния престола?). Дерзость бо оного и безсовестия обычай, (правильно сугу)бо страдати его устроить. Иоанн бо мних (и молчалник) и сущия с ним черноризцы Святыя горы яве (показат имут,) сице рекуще: своею волею оставль(шу кому святительство,) аще подобает глаголати:
“благословен (Бог наш” и “Божие, уще)дри ны и благослови ны” и “Христос (истинный Бог наш”), или кадити кадилницею, не су(щу иному презвит)еру, или входити или причащати(ся внутрь святаго олт)аря? Но (бла)женный патриарх Николае (со всеми свята-го собора от)цы сице рекша: никако не досто(ит на месте, бо от) простых людей поставлен будет.

Статия 6

(Да аще “благочестивый3 Бо)г наш” и “Боже ущед-ри ны и благо(слови ны”, “Хри)4стос истинный Бог наш” глаголати не по(добает, оста)вльше волею святителство, и кадити и кадилницею, не сущу иному презвитеру, како убо Никон (паки архиерейская) действует и рукополагает, (противяся правилу два) надесят осмому святых апостол? (Изверженно бо по праве ве)5

(Л. 333а)

дней//вине о согрешении я(вленней и па-ки дерзнув)шу прикоснутися прежде вру(ят (из града, бегать в другий.

Статия 7

Но гонитель слышишис)я, о христолюбивый царю, от бу(яго сего. Но никто) весть, яко тобою, великимликий государь, у него похитил, и судят священной дания святых апостол и святых отец седми вселенских соборов и иных милостивейших царей. И то де владение приняло твое царское величество. Ево де самово судишь и преосвященныя митрополиты, архиепископы, и епископы, архимариты, и игумены, монастыри, освященныя старцы, и весь церковный чин. Но о сих, христолюбивый царю, от него Никона, при отречении престола с клятвою во церкви несть глаголано и неоткуду явленно, яко того ради он, Никон, оставил престол. И ныне, дерзая, пишет к странному архиерею, гонителя и хищника тя нарицая, презрев апостольское правило осемьдесят четвертое, сице глаголющее: аще кто досадит или князю без правды, аще епископ или причетник, извержется.

Пет. ос. зач. 58 Деян. зач. 47 и к Тим. зач. 282

Царя бо верховый апостол Петр чтити повелевает. Сице и божественный апостол Павел рече: князь людии своих да не речеши зла. И молитися повелевает за царя и за вся сущия в величестве. Досаждати убо церкви или князю в сем возбранено есть.

Статия 8

И паки пишет Никон, яко ты, великий государь, учинил пир болшой для некоторого царя грузинского, на которого пришествие к твоему царскому величеству един некто из велможных твоих, государь, ударил его патриарша стряпчево. А как де сказался патриаршим стряпчим, и что де бить ево не годится, и тот де твои государев человек болше придал ударов, и слова де (безче)стные говорил: для чего велми почитаешь пат-(риарха)? Не велика досада, благочестивый царю.

Л. 358

И немного без(честных) // слов, но болезненно Никону, и нищу сущу, и ни благородием от детьства цветущу, но и зело от худейших быв. Обаче власть и честь приим от тебя, великого государя, и в самовла-стии быв, не терпит и от болярина к стряпчему своему безчестия. И сего, что болярин рек стряпчему его: для чего велми почитаешь патриарха? И сих ради он, Никон, к твоему царскому величеству своею рукою писал, чтоб суд и управу об том деле ты, великий государь, учинил. И ты де, великий государь, рекся с ним повидать и того не зделал. Болшим гневом разсердився, июля в 8 день Богородице Казанской и празновать не пришел, тако же и в 10 день на празник Ризы Господни обычно прийти не изволил. Но в келью де прислал из своих князя одного со многими непрямыми словесы и без чести. И он де ту похвалку слышав, здумал место дать гневу.

Статия 9

Многим мнится, благочестивый царю, яко сего ради кручинен был Никон, что на пир не зван. Не сего ли ради дерзостно послал стряпчево своего безобразно в твою царскую палату чрез волю твою государеву? Вправду твоим государевым болярином отослан со гневом, не имый одеяния брачна и прекословив много. А что волю твою государеву болярин твой государев совершил, не имущаго одежды брачны ис полаты твоея государевы выслал, аще и со скорбию, бояся от тебя, великого государя, гнева, не в лепоту тут суд. И аще к смирению приводя ево, Никона, на оба торжества ты, великий государь, празновать не пришол. В лепоту сих ради смиритися Никону и болярину мир и благословение подати, а не престол оставляти с клятвою, еще же и безлепотно. А что он пишет о князе, которой прислан от тебя, великого государя, к нему в келью бутъто со многими непрямыми словесы и безчестием, и в сих совесть его весть, аще не лжа. Во многих бо бывый неверен, в малых кто веру имать ему? Яве бо показа свою лжу, паче же хулу, рек при отвержении бо, престола с клятвою, бутъто ты, великий государь, в соборную церковь к нему, Никону, прислал некотораго велможнаго с теми же позорными словесы, как и прежде.

Статия 10

Оле дерзость, благочестивый царю! На твое царское величество лжет Никон. И лжа сия известнейша всему священному собору, и всему причту, и множеству сущим в церкви народу, яко в соборную и апостольскую церковь прислан от тебя, великого государя, твой годарев болярин князь Алексей Никитич Трубецкой, а не без имени некто, и не с позорными словами, но с молением от тебя, великого государя, и с любо-//С. 178.// честными словами, якоже лепо святительскому чину. И аще сих ради он, Никон, поючи святаго Давида песнь, отдален и учинен есть, и бегая, розжился в пустынях, ожидаючи Бога Спасителя. Оле буесть! Нареченный от него новый Иерусалим, во истинну реку Никаполим, рекше смятение градовом. Ныне и сам пишет, что бегая, розжился в пустынях. Пустыня ли и в правду, яко пусты от благих и исполнены злоб? Вправду рек Никон, что отдален нелепотнаго ради отхождения святительскаго престола с клятвою, и правил не учинен чюжь святительския власти и чести, и бегая от благих нравов. Но не в пустынях розжился вещми века сего: властне взят патриаршескаго дому казну, и других епископий, и всего царствующаго града Москвы, и других градов выморных домов животы. Едва и твоей государеве казне не коснулся ли? И в сих тому трудившуся мзду трудов своих восприял есть. И не диво рек, яко розжился в пустынях? Великим бо обозом от царствующаго града изыде в свой Новой Иеросалим и урядством дивным, а ни неволею ни гоним, разоряя бо и грабя пустынныя места, казну тех к себе присовокупил. И вправду рек, яко розжился в пустынях.

Статия 11

О сих воистинну дивимся, благочестивый царю, яко будучи он, Никон, во своем Иеросалиме, год и два месяца недостаток харчев имел и от скудости в другий свой монастырь и в третий отшел, которой на море. Но и в скудости до трехсот подвод з запасы имел. И есть ли бы свидетельствовать истинными свидетельствы путь оного, им же идяше, подобно бы рещи, яко огнь хождение того, убогих домы наживая граблением. И егда тому жившу в пристанищи год, пишет, что ты, великий государь, в то время собрал розныя власти, зде живущия, и ничево свыше напи

Л. 359

санных о его отходе им не сказал, но то учи//нил, чтобы лживыя свидетельства написаны были на него, Никона, от некоторых людей, в твоих царских пала тах живущих. А иных де ты, великий государь, мучительствы стращаючи, приказал говорить, что он, Никон, добровольно оставил престол, а архиереом и прочим властем бутто ты, великий государь, дары дал, чтоб руки свои подписали, чтоб впредь ему патриархом не быть. И бутто мы, твои государевы богомолцы, даров ради учинилися тебе, великому государю, послушны и не изыскав противной притчи и не роспрося ответу, для чего он отехал, суд учинили непрямой по твоему государеву указу и все руки свои против ево подписали не по преданию святых апостол и святых отец, приводя правило одно шестое на десять второперваго собора.

Статия 12

Да аще, благочестивый царю, о тебе равноапостольном по мазаннике Божии и о всем освященном собо-ре таковыя хулы дерзает Никон произносити, явно имый отречение престола с клятвою и безлепотно, не суд убо чинити благоволившу ти, великому государю, о нем и не вин искати, чтоб ему патриархом не быть. Но без зависти и рвения и кроме тщетныя лсти роспрашивали властей, которыя прилучилися с ним, Никоном, в службе в то время и свидетельствовали о нем, Никоне, праведно, бояся праведнаго Божия суда, и ни по страсти и гневу, ни даров ради. Святители убо сказали по архиерейству. Сице и архимариты, и игумены, протопопы, и попы, и диаконы, сказали по священству. И весь причет по Христове евангельской непорочной заповеди сказали, что он, Никон, самоволно отречеся престола и власти с клятвою, и не пастырь, но пасомая овца звашеся, и не совершив божественныя службы, безчинно из церкви изыде. Свидетельствуют бо о сих скаски их за руками, и всего священнаго собора соборное деяние за архиерейскими и иеромонашескими руками. В нем же не одно шестое на десять правило второперваго собора, но и девятоеправило третиаго вселенскаго собора и осмое на десять правило сардийскаго собора и святых апостол правило шестьдесят второе. Облак же св