Вопрос о наличии в Ростове в конце XIX в. резчиков по дереву до сих пор не изучен, хотя обилие материальных памятников этого периода, украшенных резьбой, заставляют предположить присутствие таковых в городе в указанный период.
Чтобы исследовать этот вопрос обратимся к печатным изданиям Ростова этого времени. Их немного, но сведения в них содержащиеся достаточно интересны.
Так, в отчете о Ростовской выставке 1880 г.1 упоминаются имена трех резчиков: Владимира Лаврентьевича Никольского, Абрама Николаевича Гогина и Михаила Дмитриевича Левозорова. Приводится обширный перечень работ, представленных на выставке, среди которых киоты для икон, небольшие иконостасы, рамы, шкатулки и даже этажерки. Причем первый из перечисленных - В.Л. Никольский назван лучшим мастером в Ростове, а 2 последних удостоены Похвальных Листов Министерства Государственных Имуществ первого разряда.
О Михаиле Дмитриевиче Левозорове мы еще раз встречаем упоминание в Журналах Ростовского уездного земского собрания за 1899 г.2 в связи с обоснованием необходимости открытия в Ростове школы резьбы и позолоты по дереву. Здесь приводится письмо ярославского губернатора Алексея Яковлевича Фриде председателю ростовской уездной земской управы, из которого можно почерпнуть много дополнительных сведений об этом резчике, сам он, правда, ошибочно назван Леозоровым.
Из письма становится известно, что у Левозорова есть в Ростове своя мастерская, которая находится в трудном положении, а сам он назван прекрасным мастером, резные рамки которого, сделанные им для В.В. Верещагина "...обратили в Париже общее внимание изяществом и тонкостью работы..." Из этого письма также становится известно, что часть работ Левозорова находится в Ростовском музее.
Обращение к печатным материалам, связанным с Ростовским Музеем Церковных Древностей, расширяют более представление о другом ростовском резчике - В. Л. Никольском.
Из протокола торжественного собрания при освящении Белой Палаты в Ростове Великом в 1883 г.3 мы узнаем, что резчики Никольский и Семенов поставили в музей резную мебель. А из протокола торжественного собрания по случаю освящения храма Григория Богослова в Кремле становится известным, что Никольский выполнил для этой церкви иконостас, царские врата и клиросы. Царские врата представляли собой копию с царских врат ц. Иоанна Богослова на реке Ишне, также как и весь иконостас был сделан подобным иконостасу этой церкви, поскольку прежний иконостас не сохранился, а клиросы, с небольшими изменениями в колоннах были сделаны по образцу клиросов церкви Иоанна Богослова в кремле4.
Эта работа Никольского всеми отмечалась как высокохудожественная. А в 1885 г. за эту работу он был удостоен представления Великому Князю Владимиру Александровичу, посетившему Ростов в июне этого года. Временная Комиссия по возобновлению древних Кремлевских зданий преподнесла Великому Князю также собрание видов возобновленных зданий Ростовского Кремля и снимков с некоторых предметов Музея Белой Палаты, вложенное в альбом из дубового дерева, ввиде старинного сундучка, с металлическою прозрачною отделкой, под которой проложена цветная кожа; альбом этот, как писали тогда: "весьма художественной работы" также был выполнен Владимиром Лаврентьевичем Никольским5.
На этом заканчиваются сведения, почерпнутые в дореволюционных изданиях.
Более полную картину дают нам архивные источники. К их числу относятся приходо-расходные книги Музея Церковных Древностей, материалы Комиссии по восстановлению древних кремлевских зданий, археологической комиссии, школы резьбы и позолоты по дереву, а также к ним примыкает переписка между В.В. Верещагиным - известным художником баталистом и Иваном Александровичем Шляковым - одним из основателей музея.
Последняя содержит наиболее разносторонние сведения о ростовских резчиках.
Специфичная для эпистолярного жанра открытость, эмоциональность человеческих чувств и отношений способствует здесь тому, что называемые в письмах Верещагиным имена резчиков перестают быть абстрактными, обрастают живой плотью человеческих поступков и взаимоотношений.
Верещагин общался с ростовскими резчиками на протяжении периода с 1888 по 1894 гг., размещая среди них свои заказы на рамы и мебель.
Нужно сказать, что все ростовские резчики, с которыми он имел дело, отличались строптивостью нрава и неуступчивостью характера. Степень мастерства их не всегда в одинаковой степени удовлетворяла заказчика, но за некоторыми он признавал высокий профессионализм. Из писем Верещагина мы получаем представление о бытовой стороне жизни ростовских резчиков, о том как строились взаимоотношения мастера и заказчика, исходя из чего оценивался труд резчиков. А именно: цена устанавливалась за аршин резьбы и стоимость определялась в зависимости от размеров и степени сложности работы. Если узор представлял собой разновидность народной резьбы, то цены были значительно ниже: "...Вы можете заплатить Ефрему что Вам угодно, - замечает Верещагин в письме Шлякову от 28 марта 1990 г., - ...но думаю все-таки что более 60 рублей давать - значит баловать его. Я узнал, что этого рода работы по простому дереву (не дуб, не орех напр.) не дороги и хоть бы дуга резная вся сверху донизу крытая и прекрасным и чистым узором - но не много сравнительно дороже дуги раскрашенной"6.
В системе оплаты необходим учитывать также возможности заказчика. Заказы Верещагина оплачивались явно дороже обычной платы. Музей свои заказы оплачивал значительно дешевле. Например, за резьбу рамки с позолотою музей заплатил М.Д. Левозорову 10 руб., а самая маленькая рамка для Верещагина размером 8 х 6 вершков стоила 25 рублей. А рама среднего размера обходилась ему по 500 рублей7. Хотя, возможно, что рама для музея была значительно проще по исполнению. К сожалению, определенней судить об этом нельзя, так как ни одной музейной рамы этого времени не сохранилось.
Судя по всему, каждый мастер имел свои рисунки орнаментов, но если они не устраивали заказчика, мог сделать по предложенному образцу8.
В среде резчиков существовала, видимо, некоторая специализация. Так, выделялись иконостасные мастера. Последние, вероятно, представляли собой более высокую имущественную, а возможно, и профессиональную ступень. Это можно предположить на основании письма Верещагина от 31 января 1890 г. Верещагин пишет: "Как видите Вашему люду честному работы будет по самую бороду, лишь бы они не зазнались и не полезли опять добровольно в хомут иконостасных мастеров"9.
Вероятно, что именно к таким иконостасным мастерам относился упомянутый выше Владимир Лаврентьевич Никольский. В Ростове он имел свою столярную мастерскую, где содержал 7 рабочих10.
С одной стороны, о том, что он был иконостасным мастером, говорит перечень его работ на Ростовской выставке 1880 г., а с другой, единственная известная нам сохранившаяся работа - это также иконостас.
В перечень сохранившихся резных работ, выполненных Никольским в церкви Григория Богослова в Кремле, помимо царских врат, входят обрамления икон двух нижних ярусов, полоса орнамента в промежутке между первым и вторым ярусами, полоса резных элементов под иконами нижнего яруса, а также резной орнамент колонн алтарных проходов. Все перечисленные выше орнаментальные полосы выполнены в технике сквозной резьбы и являются накладными. Орнамент же выступающих на 3/4 колонн, выполнен в технике глухой резьбы.
Согласно процитированным выше документам, работы в церкви Григория Богослова носили копийный характер, вместе с тем, сравнивая интерьер кремлевской церкви и интерьер церкви Иоанна Богослова на реке Ишне, можно убедиться, что между ними не так много сходства. А, если сравнить царские врата обеих церквей, то и здесь разница очевидна: если в размерах, пропорциях, орнаментальных мотивах царские врата действительно представляют собой копии, то в прочтении характера орнамента они значительно отличаются.
Повторяя извивы орнамента трехсотлетней давности, Никольский отходит от той значительной степени стилизации, которая присутствует в древнем образце, которая позволяет органично слиться орнаменту с деревянной основой не только технически, но и зрительно. Напротив, через небольшие изменения в пластической трактовке, он привносит в орнамент объем, энергию движения, зрительно отрывающие орнамент от основы и придающие ему самостоятельность, самоценность, несмотря на то, что техника остается прежней - это глухая резьба.
В музейных документах имя Никольского упоминается с 1883 вплоть до 1905 г. За этот период им были выполнены образцовая витрина для хранения вещей в палате, два шкафа для книг и рамки; им были сделаны 3 кресла для Белой Палаты, витрины, золоченая рамка, резьба и позолота З-х грифоно-орлов (так указано в музейных документах) к шкафам музейским, а также письменный стол и рамы для картин, пожертвованных В.Л. Мордвиновым. Судьба этих вещей пока неизвестна.
Нужно сказать, что выступая в роли подрядчика, Никольский выполнял в кремле не только работы, связанные с резьбой. Так, в делах Ростовской Археологической комиссии за апрель 1885 г. сохранилась смета за подписью Никольского на изготовление лестницы для входа в церковь Спаса на Сенях"11.
Изученные документы позволяют назвать около 16 фамилий ростовских резчиков. Кроме упомянутых выше двое Дубовых, Семенов, Шухвостов, Рахманов, Мясников, Кудрявцев, Чебоксаров, Красотин, Меркулов, Чистяков, Солярский.
Большая часть их упоминается в музейных документах, поскольку на долгие годы музей становится для них постоянным заказчиком.
Работы, которые выполняли резчики при музее, специфичны: это поправка (как писали тогда) - иными словами - реставрация древних образцов, изготовление рам для различных нужд и изготовление музейной мебели. Музейная мебель подразумевала под собой не только витрины, так в расходах за 1892 г. значится оплата счета Петра Федорова Дубова за резное кресло12.
Музейная мебель почти не сохранилась, за небольшим исключением. Она считалась хозяйственным инвентарем и по мере старения уничтожалась. О сохранившейся же сведения собрать очень сложно, поскольку неизвестна дата ее поступления в музей, трудно соотнести ее поэтому и с записями в приходо-расходных книгах, поскольку в тех почти отсутствует описание.
Однако относительно некоторых витрин можно высказать несколько предположений. Так, 15 декабря 1888 г. Ивану Артемьевичу Комарову был оплачен счет за работу витрин, копированных с древних образцов резных ящиков13.
Среди экспонатов музея сохранился свечной ящик XVII века, богато украшенный выемчатой резьбой14. Происхождение его неизвестно. Известно только, что он поступил в собрание музея в период между 1883 -1887 гг. Сохранилась также одна из старых витрин Музея Церковных Древностей. Последняя, с поправкой на материал, инструмент и назначение, является копией этого свечного ящика.
В музее сохранился также шкаф и часть витрины, которые украшены аналогичными мотивами. А на старых фотографиях можно увидеть несколько витрин, украшенных подобными мотивами. Сравнив их, становится очевидным, что все эти орнаменты являются производными от орнамента на свечном ящике.
Трудно сказать, выполнял ли Комаров резную отделку. В музейных документах он проходит как столяр и подрядчик, в письмах Верещагина он также назван столяром. Поэтому вполне возможно, что резьбу выполнял другой мастер, например, Ефрем Базин. О нем речь пойдет ниже.
В ноябре того же 1888 г. было "отдано по счету" резчику Ф.А. Чистякову за резьбу символических изображений для витрин музея 18 рублей15.
Можно предположить, что речь идет о витринах, подобных той, что сейчас находится в реставрационной мастерской музея. На фризе этой витрины находятся резные вставки с изображением крылатого льва, двуглавого орла, а также льва и коня по обе стороны от вьющегося растения.
Касаясь вопроса изготовления резной мебели в Ростове, необходимо упомянуть имя Ефрема Николаевича Базина. Имя это известно как по музейным документам, так и по письмам В. В. Верещагина.
С 1889 по 1894 гг. Базин выполнял заказы художника на мебель. Для его московского дома в разное время он выполнил не менее 14 шкафов разного размера.
Какого характера был орнамент резной отделки частично было уже упомянуто выше. К этому можно добавить еще несколько отрывков из писем: "...Ефрему, надеюсь, Вы не даете более 60 рублей? Право не стоит - целый крестьянский дом покроют Вам такою резьбою за 25 рублей"16. В письме от 28 марта 1890 г. он замечает, что цена на резьбу была поднята из-за замеченного увлечения Верещагина и Шлякова прелестью и простотой простонародных рисунков17. В планах отделки лавок для московского дома он замечает, что "...от лапок почти до полу можно пустить тот узор, что у вас на старом столике-витрине"18. Покрыта мебель была в "ореховый" цвет19.
Наиболее интересной и в то же время загадочной личностью в свете изученных документов предстает Михаил Дмитриевич Левозоров. Суммируя все сведения о нем, содержащиеся в архивных и печатных источниках можно сказать о кем следующее: он был мещанином города Ростова и по предварительным данным умер в 1891 г.20 в возрасте 51 - 53-х лет. В Ростове имел свою мастерскую и штат рабочих21. Отличался высоким мастерством как резчик и как рисовальщик, что можно заключить по отзывам Стасова и Верещагина.
В архиве Шлякова находится письмо В.В. Стасова А.А. Титову. Оно относится к периоду работы Стасова над изданием "Славянский и восточный орнамент" и помечено 25 февраля 1885 г.22. Хочется здесь привести его полностью: "Что касается рисунков Левозорова, то они так превосходны, что все знающие на них любуются, и по окончании работы я их подарю в один из художественно-промышленных музеев и там они будут выставлены в орнаментальном отделении.
Я, конечно, вовсе не имел надобности в такой массе их для моего издания, места нет. Поэтому мне и тратить понапрасну деньги за непотребные мне вещи - досадно и накладно, несмотря на все это, цена Левозорова (сама по себе взятая, независимо от моего издания) слишком ничтожна. Вы знаете что за подобные вещи взяли бы здесь или в Москве? По крайней мере по 10 рублей за каждый такой листок - так они сложны, многодельны и превосходно выполнены! И Вы, извините меня Андрей Александрович, напрасно называете Левозорова "мастеровым". Нет, он не мастеровой, а превосходный художник-рисовальщик, и я не знаю, где он так научился! Не был ли он в Московской Строгановской школе?"22.
Известно, что в музее Левозоров также выполнял некоторые работы, связанные с рисованием. Так из документов за 1885 г. выяснено, что М.Д. Левозоровым "поправлены" Остромирово евангелие, древняя икона, а также выполнен "плановой" рисунок123.
Как резчика, его более всего характеризуют письма Верещагина. Так, в 1889 г. из Парижа он пишет: "Работу Левозорева здесь хвалили..." Позднее в письме он просит, чтобы Левозоров написал ему свидетельство, что рамка, которую В.В. Верещагин высылает из Парижа выполнена им в Ростове. Это было необходимо для того, чтобы она не облагалась пошлиной как работа иностранного мастера24.
Эти отрывки дополняют слова ярославского губернатора из уже упомянутого выше письма. Письмо это очевидно явилось следствием разговора Верещагина с ярославским губернатором летом 1890 г.: "Я крепко накрепко говорил Алексею Яковлевичу насчет росписи Белой палаты и устройстве школы резьбы и позолоты с Левозоровым как учителем и Вами как директором"25.
Относительно того, какие именно рамы были выполнены Левозоровым можно предположить, что подлинные рамы, сохранившиеся на картинах "Иконостас церкви Иоанна Богослова на реке Ишне близ Ростова Ярославского" и "Перед исповедью на паперти сельской церкви" (интерьер той же церкви, обе хранятся в Русском музее), являются работой этого мастера. Деловые отношения художника с Левозоровым поддерживались до лета 1889 г., затем они прерываются, так как Верещагина не устраивала медлительность в исполнении заказов. Но, по-видимому, Верещагин по-прежнему считал Левозорова лучшим мастером в Ростове, поскольку предлагал его в качестве преподавателя в вышеупомянутую школу.
В музейных документах имя Левозорова упоминается еще в связи с выполнением им орнаментов, бывших на карнизах и стенах Белой Палаты, резанных на дереве (не сохранились), а также "поправкой" З-х серафимов26.
После смерти М.Д. Левозорова для преподавания в открывшейся в 1889 г. школы резьбы и позолоты по дереву был найден другой мастер - Иван Абрамович Солярский. Как сказано о нем в документах школы: "образования нисшаго, обучался ремеслу в Москве, имеет свою мастерскую". Ничто, на наш взгляд, не может так характеризовать лицо мастера, как работа его учеников, да к тому же в первый же год обучения.
В фондах музея хранится великолепно исполненная головка херувима (горельеф, №Ц922/735) с надписью на обороте: "От преподавателя резного искусства Ив. Абр. Солярского Его Высокоблагословению О. Протоиерею Александру Пречистенскому.
Копировали ученики под руководством преподавателя 2 дек. 1899 г.".
Таким образом, в конце прошлого столетия в Ростове проживало значительное число резчиков по дереву. Многие из них обладали высоким профессиональным мастерством, владели различными техниками: сквозная, глухая, выемчатая, рельефная резьба. Они применяли свое умение в различных областях быта: это и резная мебель, иконостасы, киоты для икон, ларцы, рамы, декоративные блюда. Не случайно поэтому в 1889 г. в Ростове была открыта школа резьбы и позолоты по дереву.
- Титов А. Подробный отчет о Ростовской выставке 1880 года. Очерк живописи по финифти в Ростове. Ярославль, 1880. С. 81 - 83.
- Журналы Ростовскаго уезднаго земскаго собрания. Очередная сессия 1890 г. Экстренное заседание 7 февраля 1891 г. Ярославль, 1891. С. 144 - 145.
- Протокол торжественнаго собрания при освящении Белой Палаты в Ростове-Великом. Ярославль, 1883. С. 7.
- Протокол торжественнаго собрания 28 октября 1884 г. в г. Ростове-Великом. Ярославль, 1884. С. 6 - 7.
- О пребывании Великаго Князя Владимира Александровича в Ярославской губернии 2, 3 и 4 июня 1885 года. Б. м., б, г. С. 20, 22.
- ГАЯО, Коллекция рукописей. № 285.
- Там же. Л. 82, 259; РФГАЯО, Ф. 103. Оп. 1. Д. 3.
- ГАЯО, Коллекция рукописей. № 285. Лл. 110 об., 150, 253.
- Там же. К. 143 об.
- РФГАЯО, Ф. 2. Оп. 1. Д. 204. Лл. 47 об.- 48.
- РЯАХМЗ. А-330.
- РФГАЯО, Ф. 103. Оп. 1. Д. 5.
- РФГАЯО, Ф. 103. Он. 1. Д. 3.
- РЯАХМЗ. Инв. № Д-345.
- РФГАЯО, Ф. 103. Оп. 1. Д. 3; РЯАХМЗ, А-34.
- ГАЯО, Коллекция рукописей. № 285. Л. 145.
- Там же. Л. 150.
- Там же. Лл. 163 - 164.
- Там же. Л. 335.
- РФГАЯО, Ф. 2. Оп. 1. Д. 28.
- Журналы Ростовскаго уезднаго земскаго собрания. Очередная сессия 1890 г. Экстренное заседание 7 февраля 1891 г .Ярославль, 1891. С. 144 - 145.
- ГАЯО, Коллекция рукописей. № 285.
- РЯАХМЗ, А-17. Л. 41.
- ГАЯО, Коллекция рукописей. № 285. Л. ЗЗоб
- Там же. Л. 166; РЯАХМЗ. А17. Л. 2.
- РФГАЯО, Ф. 60. Оп. 1. Д. 2. Лл. 22 об - 23.
