Электронная библиотека

Целью настоящего сообщения является выяснение особенностей земельной, судебно-административной и финансовой политики правительства Ивана IV по отношению к Ростовской земле в составе Русского централизованного государства. Ростовский уезд, судя по сохранившимся источникам XVI в., не был объектом столь пристального внимания центральной власти, как некоторые другие, особенно более близкие к Москве уезды, например, Переславль-Залесский, Дмитровский и т. д. Тем не менее, уже при выдаче и подтверждении жалованных грамот правительством Елены Глинской в 1534 г. ростовские вотчины Троице-Сергиева монастыря не были забыты.

9 февраля 1534 г. были подтверждены некоторые старые грамоты на ростовские владения Троице-Сергиева монастыря: жалованная грамота ок. 1467 - 1474 гг. в. кнг. Марии Ярославны на двор в Ростове (полный податной иммунитет; несудимость, "опроче душегубства")¹; жалованная грамота Василия III 1522 г. на сц. Берликово в Лутском ст. Ростовского уезда (освобождение от "проторов" и "размеров"; несудимость, "оприч душегубства и разбоя с поличным")²; жалованная грамота Василия III 1529 г. на с. Поникарово в Согильском ст. Ростовского уезда, расположенном к западу от Ростова (несудимость, кроме душегубства и разбоя с поличным; право монастырского "пятна" - освобождение от "пятна" праведников)³.

12 апреля 1534 г. была выдана жалованная грамота на другие владения Троице-Сергиева монастыря в трех станах Ростовского уезда: Печеготцком (с. Гусарниково, сц. Новое). Подольском (сц. Губимо, сц. Взманово) и Лутцком (дд. Неврюево, Медведково и др.)⁴. По этой грамоте вотчины Троице-Сергиева монастыря в Ростовском уезде получали такой же иммунитетный статус, как и его владения в Переславль-Залесском, Юрьев-Польском, Владимирском, Костромском и ряде других уездов: освобождение от "дани" и всяких "пошлин", кроме яма, посошной службы и городового дела; несудимость, за исключением дел о душегубстве и разбое с поличным⁵. О фактическом исполнении городового дела крестьянами сц. Гусарникова в Переславле-Залесском речь идет в двух указных грамотах 1537 г. Грамоты запрещают местным властям "списывать" это сельцо с пустыми вытями пли сохами, но не отменяют саму обязанность выполнять городовую повинность⁶.

В период регентства Елены Глинской местные духовные корпорации Ростова, видимо, также получали жалованные грамоты. Мы не знаем, как именно было оформлено пожалование Никольскому попу Миките в 7043 (1534/35) г. на церковную землю в Ростовском уезде: д. Микулицыну в Якимовском стане (расположенном к востоку от Ростовского озера) сц. Спасское "в городе" и дворцовые пожни. Сведения об этом пожаловании приводит А.А. Титов на основании неизвестного нам "тяжебного дела" XVII в. Он пишет: "В выписи из тяжебного дела XVII в. упоминается, что в 7043 (1534/1535) году великий князь Иван Васильевич пожаловал попа Микиту который служит у церкви Николая чудотворца в Ростове на посаде, в монастыре на Всполье, церковною землею в Ростовском уезде, в Якимовском стану деревнею Микулициною, да в городе сельцом Спасским, да дворцовыми пожнями"⁷.

О заинтересованности правительства в усилении позиции великокняжеского землевладения в Ростовском уезде свидетельствует меновная грамота дворецких И.И. Хабарова и В.М. Тучкова, "по приказу" Ивана IV, с Павловым Обнорским монастырем. Дворецкие выменяли у монастыря "государю, великому князю Ивану Васильевичу всеа Росии и его детемъ" сц. Козлятево с деревнями в Раменском ст. Ростовского уезда, дав монастырю взамен черные деревни в вол. Обноре Вологодского уезда⁸. В этом обмене был, возможно, заинтересован и Павлов монастырь, расширявший таким образом круг своих владений в Вологодском уезде. В списке конца XVII в., в котором дошла меновная грамота, она датирована июнем 7040 (1532) г., что является, безусловно, ошибкой. Вероятно, в подлиннике был указан 7050 (1542), а не 7040 г. В таком случае грамота приходится на время второго правления Шуйских.

В этот период большое внимание было вновь уделено землевладению и иммунитету Троице-Сергиева монастыря в Ростовском уезде. В связи с приобретением с. Нового в Песьем ст. Ростовского уезда Троице-Сергиев монастырь получил на него жалованную грамоту от правительства Шуйских. Эта грамота, датированная 1 декабря 1542 г., не предоставляла монастырю никаких податных привилегий. Судебный иммунитет закреплялся в ней в обычном объеме ("опричь душегубства и разбоя с поличным"). В грамоте фиксировалось право монастырского "пятна" ("пятнают лошади доморощеные и купленые своим пятном в их селе в Новом у их у монастырьского приказсчика..."). Посторонним людям запрещалось въезжать в монастырские рощи и сечь их⁹.

При Шуйских же монастырь получил еще одну существенную привилегию для с. Нового. В грамоте от 5 октября 1543 г. крестьянам с. Нового разрешалось торговать в Переславле-Залесском "безмытно и безъявочно", "как Переславского уезда крастьяне торгуют в Переславле". Это уравнение ростовских крестьян с переславскими объясняется в грамоте тем, что с. Новое близко подошло к переславскому рубежу: "а то деи село пришло к городу к Переславлю на рубеже"¹⁰.

17 марта 1544 г. Троице-Сергиев монастырь получил льготную грамоту на все вотчины, в том числе и ростовские¹¹. Здесь упомянуты двор в Ростове на посаде, с. Новое, сц. Берляково с деревнями, деревни Гусарниково, Щипачево и др. (уездная принадлежность фигурирующих в грамоте владений не всегда ясна). В грамоте давалось освобождение от главных налогов и повинностей: дани, ямских денег, посошной службы, городового дела, наместничьих кормов и пр., однако при подтверждении грамоты 26 сентября 1545 г. срок льготы был ограничен временем до 17 марта 1548 г.

Другая общая жалованная грамота на все троицкие вотчины была выдана 9 или 19 ноября 1545 г. Она освобождала монастырские владения от поставки запасов для казанского похода¹². Порядок перечисления вотчин здесь такой же, как и в грамоте 1544 г. - ростовские владения выступают в окружении переславских и костромских: 43) двор в г. Переславле, 44) двор в Усолье Переславском, 45) с. Новое с деревнями, 46) с. Михайловское, 47) с. Оносово с деревнями, 48) дер. Гусарниково, 49) дер. Щипачево, 50) сц. Боронаволоково с деревнями, 51) двор в Ростове на посаде, 52) с. Берликово с деревнями, 53) с. Федоровское с деревнями, 54) сц. Кувакино с деревнями, 55) варницы и двор в Нерехте у Соли, 56) с. Марьинское с деревнями, 57) двор в Костроме.

В сентябре 1549 г. правительство Ивана IV санкционировало дальнейшее расширение троицкого землевладения в Ростовском уезде. Монастырю была выдана жалованная грамота на с. Дебалы, сц. Новое, пять деревень и слободку из пяти дворов на р. Где¹³. С. Дебалы, по-видимому, отождествляется с современным населенным пунктом Деболовская или Деболовское, расположенным в 10 км юго-западнее Ростова.

С. Дебалы монастырь получил вкладом от боярина Михаила Васильевича Тучкова. Жители монастырских владений, указанных в грамоте, освободились от поборов в пользу местной администрации - свадебных пошлин (выводной куницы и убрусного), поворотного, "пятна", строительства наместничьего двора, но не освобождались от главных налогов и повинностей. За монастырем закреплялось право взимать таможенные пошлины и конское "пятно" со своих крестьян. Монастырю предоставлялся судебный иммунитет, кроме дел о душегубстве и разбое с поличным. Устанавливался довольно широкий круг заповедей (от порубщиков, незваных гостей, ездоков, попрошатаев). В условиях более или менее ограничительной иммунитетной политики, проводившейся в 1549 г., пожалование Троице-Сергиеву монастырю выглядит как относительно щедрое.

В декабре 1550 г. Троице-Сергиев монастырь получил жалованную грамоту на с. Мамоново в Сетунском ст. Московского уезда (вклад боярина кн. Ив.Ив. Кубенского) и на Чюфаровские пустоши в Савине ст. Ростовского уезда, купленные Троице-Сергиевым монастырем у Богоявленского Аврамиева монастыря¹⁴. Савин стан находился юго-западнее г. Ростова. Покупка монастырем Чюфаровских пустошей была вызвана, видимо, желанием расширить комплекс троицких владений, концентрировавшихся вокруг с. Дебалы. Чуфарово находилось в 13,5 версты западнее Дебал.

Грамота предоставляла только судебный иммунитет, но зато в расширенном объеме - "опричь одного душегубства". Эта норма не случайна для судебной политики 1550 г. Она связана, скорее всего, с попытками ограничить юрисдикцию наместников до и после принятия нового Судебника.

Интересно и то, что грамота 1550 г. закрепляет подсудность келаря и казначея царю или его боярину введенному. Этот принцип был отменен в подтвердительной подписи от 17 мая 1551 г., согласно которой келарь, казначей и старцы в исковых делах подлежали суду митрополита Макария, за царем же сохранялось право суда над монастырским приказчиком.

Постановления Стоглава расширили сферу юрисдикции не только митрополита, но и областных иерархов. Так, подчинение настоятелей монастырей судебной власти архиепископа Ростовского и Ярославского было закреплено в грамотах Ферапонтову, Троицкому Усть-Шехонскому, Троицкому Гледенскому монастырям. Протопоп Великоустюжского Успенского собора также перешел под юрисдикцию ростовского владыки¹⁵. В то же время это правило как-будто не было распространено на Кирилло-Белозерский и, возможно, некоторые другие монастыри Ростовской епархии¹⁶. В грамоте, посланной в декабре 1551 г. в Заволочье, Иван IV требовал строгого надзора за деятельностью недельщиков ростовского архиепископа и его десятильника. О всех злоупотреблениях этих агентов следовало доносить архиепископу, а в случае, если он "не управит", то самому царю¹⁷.

Весной 1552 г. Иван IV пожаловал свою бабку, старицу Анисью Глинскую. 15 апреля 1552 г. ей была выдана жалованная грамота на с. Угодичи с шестью деревнями и четырьмя пустошами в Якимовском ст. Ростовского уезда¹⁸. Якимовский стан располагался на восточном берегу Ростовского озера, к югу от р. Которосли. С. Угодичи, сохранившееся до настоящего времени, находится примерно в 5 км к юго-востоку от Ростова (если измерять расстояние по прямой, через озеро). С. Угодичи числилось за кнг. Анной Глинской, женой кн. Василия Львовича Глинского, еще по писцовым книгам Ивана Плещеева 1543/44 г.¹⁹. Судя по челобитной, у Анны была на это село вотчинная жалованная грамота, которая сгорела "в большой московской пожар" (1547 г.). Вероятно, грамота долго не восстанавливалась из-за преобладания в правительстве после восстания 1547 г. политических противников князей Глинских, прежде всего родственников царицы - Романовых-Юрьевых.

Но, как отмечает А.А. Зимин, к концу 1551 г. умерли бояре Д.Д. Пронский, возможно, К.И. Курлятев и Д.Ф. Бельский, а в 1552 г. Г.В. Морозов и И.М. Юрьев. Боярами в это время сделались Захарий Петрович Яковлев (апрель) и Петр Семенович Серебряный (лето)²⁰. Сын Анны Глинской, Михаил Васильевич Глинский, после опалы 1547 г. вновь упоминается в разрядах как боярин в июле 1550 г. апреле и сентябре-октябре 1552 г., апреле 1554 г.²¹. Упрочение позиций М. В. Глинского в апреле 1552 г. совпадает, таким образом, с восстановлением привилегированного статуса с. Угодичи, принадлежащего его матери.

По грамоте 1552 г. с. Угодичи освобождалось от оброка с рыбных ловель и от наместничьего суда, кроме дел о душегубстве и разбое с поличным. Интересно, что царь устанавливал свою юрисдикцию над приказчиком Анисьи Глинской, но не над ней самой. Как "старица" она, видимо, подлежала святительскому суду.

В духе Стоглава была выдержана дошедшая в пересказе грамоты 1622 г. жалованная грамота Ивана IV 1554/55 г. ростовскому архиепископу Никандру на слободы в Ростове и земли в Ростовском, Ярославском, Вологодском, Устюжском и Белозерском уездах. Кроме предоставления ростовскому архиерейскому дому судебных и проездных привилегий, грамота провозглашала отмену тех жалованных грамот духовным корпорациям Ростовской епархии, которые освобождали церковнослужителей от уплаты налогов архиепископу²². Такая постановка вопроса была логическим следствием восстановления в 1551 г. святительского суда над духовенством не только в духовных, но и в светских делах. Расширение сферы святительского суда привело к активизации аппарата церковного управления, чья деятельность должна была оплачиваться за счет местного духовенства.

За период между 1555 и 1571 гг. у нас нет данных об иммунитетной политике в отношении Ростовского уезда. В июле 1571 г. Московский Новодевичий монастырь получил от Ивана IV тарханно-несудимую грамоту на свои вотчины во многих уездах, в том числе и в Ростовском, где он владел селом Кондаковым с деревнями - вкладом Евпраксии, жены Григория Юрьевича Захарьина²³. Нынешнее селение Кондаково, которое, вероятно, можно отождествить с упомянутым в грамоте объектом, находится в 38,5 км к северо-западу от Ростова. В грамоте не говорится, в каком стане помещалось с. Кондаково, но едва ли мы ошибемся, предположив, что оно принадлежало к Поречскому стану. Этот стан был расположен по левой стороне р. Устья и граничил с Угличским уездом²⁴. Как раз в левобережье Устья лежит и с. Кондаково, близко подошедшее к угличскому рубежу.

Грамота 1571 г. Новодевичьему монастырю отличалась большой щедростью иммунитетного пожалования. Она освобождала монастырскую вотчину от дани, ямских денег, примета, посошной службы, а также от городового дела ("города не делают") и других повинностей ("ни мостов не мостят, ни на ямах с подводами не стоят, и ямских дворов не делают"). Кроме того, население монастырской вотчины получило право беспошлинно покупать, продавать и провозить свой товар: "...и они с того мыта и тамги, ни померного, ни весчего, ни по рекам перевозов, ни мостовщин, никоторых пошлин не дают". За монастырем закреплялся полный судебный иммунитет: "А наместницы наши... и волостели, и их тиуни не судят и приставов своих не дают, и не посылают ни в чем". Для вызова по исковым делам назначался один срок в году, кроме особо опасных дел: "...оприч тех людей, что есми бояром своим приказал на Москве обыскивати лихих людей, татей и разбойников; и на которых будет слово лихое взмолвят в тадбе и в разбое, и яз сам, царь и великий князь, по тех людей пошлю или мой дворетцкий Болшого дворца".

Весьма интересно постановление грамоты 1571 г., касающееся податного и судебного иммунитета церковнослужителей в монастырской вотчине. В грамоте говорилось: "Что у их храмов попов и дияконов их учнут служити, и те их попы и дияконы митрополиту и архиепискупу Ноугородцкому и Ростовскому, и епископом Суздалскому н Крутицкому, и Тверскому дани, иных никоторых пошлин не дают, и десятилники и заезщики к ним не въезжают ни по что". Запрещение въезда десятильников и заезщиков означало отрицание права святительского суда. О том же свидетельствует освобождение попов и дьяконов от церковной дани митрополиту и областным иерархам.

Надо, однако, иметь в виду, что грамота 1571 г. основывалась, по-видимому, на формуляре более ранней грамоты, которая, как указывается в источнике, "в приход крымского царя в пожар згорела". Может быть, это была грамота 40-х годов, выданная до провозглашения принципа подсудности духовенства святителям в светских делах. Но восстановление старых принципов в новых условиях показывает существенную перемену правительственного курса в начале 70-х годов по сравнению с политикой 50-х годов. Постановление грамоты 1571 г. о неуплате дани иерархам и невъезде их агентов составляет резкий контраст с теми нормами права, которые провозглашались в жалованной грамоте 1554/55 г. ростовскому архиепископу Никандру. Из других источников также видно, что после смерти митрополита Макария в 1563 г. право святительского суда в отношении духовенства практически перестало предоставляться и подтверждаться.

Наряду с весьма существенными податными, таможенными и судебными привилегиями грамота 1571 г. содержала заповеди от незваных гостей и ездоков, а также от царских и посольских кормов, от взимания подвод и проводников ямщиками и гонцами.

Таким образом, по объему полученных иммунитетных прав ни одно другое ростовское владение XVI в. не может сравниться с новодевичьем селом Кондаковым, однако исключительность этих привилегий связана не с особой политикой по отношению к Ростову, а с особой политикой по отношению к Новодевичьему монастырю. Ростовский уезд был лишь одним из многих уездов, фигурирующих в грамоте 1571 г.

В копийной книге Кирилло-Белозерского монастыря XVI в. упоминается указная грамота Ивана IV "в Ростов городовому приказщику Стефану Сабурову да в Дмитров городовому приказщику Якову Саморокову: с манастырьские вотчины Романовского и Дмитровского уездов ямъских и приметных денег, и за городовые, и за засечные, и за емчюжное дело, и за посошных людей велено имати з живущаго"²⁵. Известие это весьма противоречиво, так как остается неясным, о каком уезде идет речь: Ростовском или Романовском. Кирилло-Белозерский монастырь, бесспорно, имел вотчины в Романове. Судя по грамоте от 9 марта 1577 г., были у него владения и в Ростове²⁶. Кстати, грамота 1577 г. указывает Ростов и Дмитров в той же прямой последовательности, что и цитированное известие, передающее содержание указной грамоты 1573 г.: "в Ростове и в Ростовском уезде, в Дмитрове и в Дмитровском уезде". Напротив, Романовский уезд ни в этой грамоте, ни в другой общей грамоте Кирилло-Белозерскому монастырю (от 11 марта 1577 г.)²⁷ не упоминается.

Учитывая это обстоятельство, а также то, что указная грамота 1573 г. направлялась в Ростов, можно отдать предпочтение конъектуре "Ростовского" вместо стоящего в источнике "Романовского". Помимо указной грамоты (или указных грамот?) в Дмитров и Ростов, в 1573/74 г. была послана еще указная грамота (или указные грамоты?) в Пошехонье, на Белоозеро, в Московский уезд, в Бежецкий Верх и на Углич с аналогичным предписанием - взимать подати с кирилловских вотчин только "з живущаго, а с пуста не имати"²⁸. Романовские владения Кирилло-Белозерского монастыря должны были упоминаться скорее в этой грамоте (грамотах?), где фигурировали Белоозеро и Пошехонье, чем в той, где речь идет о Дмитрове. Впрочем, с полной уверенностью настаивать на предложенной конъектуре мы не решаемся.

17 сентября 7084 (1575) г. Иван Грозный дал Кирилло-Белозерскому монастырю село Спас-Городец в Ростовском уезде, в 31 версте к юго-востоку от Ростова. Это был вклад по душе кн. Ивана Дмитриевича Бельского²⁹.

В 1575/76 г., в период "великого княжения" Симеона Бекбулатовича, Ростов имел особый статус, входя в "удел" Ивана IV, который принял в конце 1575 г. титул князя "Московского и Псковского, и Ростовского"³⁰. Впервые определение "Ростовский" было включено в титул московских великих князей при Василии Темном. В договоре 1449 г. с польским королем Казимиром IV московский государь выступает как "князь великии Василеи Васильевичъ Московъскии и Новгородскии, и Ростовъскии, и Пермъскии, и иных³¹. Однако в территориальный титул, сложившийся при Иване III и состоявший из 9 элементов, слово "Ростовский" не вошло. Начиная с 1514 г. стал употребляться более обширный великокняжеский титул, составленный из 22 территориальных атрибутов. В этом титуле эпитет "Ростовский" занимает шестое место от конца: "...и Бельский, и Ростовский, и Ярославский, и Белозерский, и Удорский, и Обдорский, и Кондинский, и иных".

Включение Ростова в "удел" Ивана IV в 1575/76 г. не было случайным. Уже из духовной царя, относимой обычно к 1572 г., можно заключить, что с Ростовом у него были связаны представления о некоторой автономии, обособленности. "Город Ростов с волостью и с путми, с селы, и со всеми пошлинами..." Иван Грозный завещал своей жене Анне³². Возможно, царь следовал примеру своего прадеда Василия Темного, который тоже завещал Ростов жене (Марии Ярославне)³³.

Однако, несмотря на то, что Ростов числился в 1575/76 г. в уделе Ивана IV, следов какой-то особой политики по отношению к нему в это время мы в источниках не находим. Удельный статус Ростова в 1575/76 г. определил его вхождение в дальнейшем в состав "дворовых" городов. Упоминавшаяся выше жалованная грамота Кирилло-Белозерскому монастырю от 9 марта 1577 г. была дана на монастырские вотчины в "дворовых городех": "на Вологде и в Вологоцком уезде, в Пошехонье и в Пошехонском уезде, в Ростове и в Ростовском уезде, в Дмитрове и в Дмитровском уезде, в Каргополе и в Каргопольском уезде, и н Поморье, и в-ыных городех". Какие конкретно ростовские владения Кирилло-Белозерского монастыря имеются в виду, грамота не говорит. Привилегии, зафиксированные в этой грамоте, были весьма значительными - освобождение от многих повинностей (в том числе посошной службы, городового и ямчужного дела), таможенных пошлин, полный судебный иммунитет и др. Однако не находим здесь освобождения от главного прямого налога - ямских денег, что делает грамоту менее льготной по сравнению с рассматриваемой выше грамотой 1571 г. Новодевичьему монастырю.

В апреле 1578 г. Троице-Сергиев монастырь получил тарханную грамоту на все свои вотчины во всех уездах, кроме Казанского и Свияжского. Упомянут в числе прочих и Ростовский уезд. Конкретные владения в грамоте не указываются. Выдача грамоты мотивировалась запустением монастырской вотчины "от хлебного недороду и от лихово поветрея; "а нынече де их и досталные крестьяне от пустоты разошлися". Для поправки положения монастырю был предоставлен широкий круг податных привилегий (освобождение от посохи, ямщины, городового дела, таможенных пошлин и др.) полный судебный иммунитет, односрочность, освобождение попов и дьяконов от дани митрополиту и архиепископам, запрещение въезда митрополичьих и владычных десятильников и заезщиков³⁴.

После 1580 г. иммунитетная политика правительства стала менее льготной, чем в 1577 - 1578 гг. Так, из грамоты октября 1582 г. узнаем, что вотчины Кирилло-Белозерского монастыря в разных уездах должны были обеспечивать варку) 38 пудов "емчуги" (селитры) и поставку ее в Москву в Пушечный приказ. Среди уездов, где имелись земли Кирилло-Белозерского монастыря, назван и Ростовский, однако опять таки без указания конкретных владений: "Кирилова монастыря вотчины на Белеозере, в Бежетцком Верху, на Углече на Костроме, в Ростове, в Дмитрове, в Пошехонье, в Клине всего семнатцать сох с полусохою и полполполчети сохи"³⁵.

Некоторые грамоты Ивана IV, касающиеся Ростовского уезда, известны лишь по упоминаниям без точной даты. Это преимущественно грамоты местным духовным корпорациям" Ростова. Такова, например, жалованная грамота Ивана Грозного Ростовскому Андреевскому на посаде монастырю не с. Сельцо, дер. Борисовскую и слободку под монастырем³⁶. Деревня Борисовская может быть, вероятно, отождествлена с ныне существующим селением Борисовским на восточном берегу Ростовского озера, в 1,2 км к северу от Угодичей.

В жалованной грамоте ц. Михаила Федоровича от 20 марта 1618 г. Богоявленскому Авраамиеву монастырю³⁷ излагается монастырское челобитье, согласно которому "царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии пожаловал, дал к ним в Богоявленской монастырь из дворцовых сел деревню Богословскую на речке на Ишне, где встретил чюдотворецъ Аврамей апостола³⁸ Ивана Богослова, и реку Ишню, и перевозь³⁹ по Богословскую деревню и под⁴⁰ Юрьевскую⁴¹ слободкою, и рыбную ловлю, и грамоту де жаловалную на ту реку Ишню дал". Эти владения находились западнее Ростова .Там протекает р. Ишня, впадающая в Ростовское озеро с западной стороны. Нынешний поселок Ишня расположен в 1,75 км к западу от Ростова.

Особенно плохо сохранились жалованные грамоты церквам. Дошли упоминания 1623 г. о выдаче Василием III жалованных грамот ростовским румяным церквам в 1528/29 и 1529/30 г.г.⁴². В известии 1623 г. названы церковь св. Василия на Чютцкой улице, церковь св. Седмидесят апостол за Болотом, церковь св. Власья в Заровье, Пятницкая церковь. Все ли они были пожалованы при Василии III, неясно. В челобитной, составленной ок. 1669 г., упоминается жалованная грамота царя Ивана IV церкви Николы чудотворца, что на Всполье, в Ростове⁴³. Речь, видимо, идет об уже упоминавшейся грамоте 1534/35 г. попу Миките.

К сожалению, значительный пласт некогда бывшей документации безвозвратно утрачен. Удивляет, что до нас не дошло ни одной грамоты Ивана IV Борисоглебскому монастырю, важному опорному пункту северо-западнее Ростова. Мне неизвестны даже упоминания о таких грамотах. Оперируя данными о землевладении крупнейших монастырей, чьи архивы сохранились в лучшем виде, чем документальное наследие более мелких монастырей, мы рискуем представить общую картину развития несколько однобоко. Во всяком случае, наличный материал не отражает всей сложности взаимоотношений между местными духовными землевладельцами и такими лидерами монастырской колонизации, как Троице-Сергиев или Кирилло-Белозерский монастыри.

1. АСЭИ Северо-Восточной Руси ХIV - начала XVI в. М., 1952. Т 1. № 349.
2. АРГ 1505 - 1526 гг. М., 1975. № 205.
3. ОР РНБ. Собр. актов и грамот. № 1-100; ОР РГБ. Ф. 303. Кн. 518. Л. 437об.- 438; Кн. 527 - 529. № 221; Каштанов С.М. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI века [Ч. 1] // АЕ за 1957 год. М., 1958 (далее - ХП. 1). С. 336 - 337. № 260.
4. ХП. 1. С. 346. № 339.
5. Подробнее см.: Каштанов С.М. Социально-политическая история России конца ХV - первой половины XVI в. М., 1967. С. 296 - 298, З10; Он же. Очерки русской дипломатики. М., 1970. С. 75 - 79 (см. о формуляре Т5); Он же. Финансы средневековой Руси. М., 1988. С. 62 - 63.
6. Каштанов С.М., Кириченко Л.А. К истории феодального землевладения в Ростовском уезде в XVI в. (Две указные грамоты 1537 г. о городовой повинности крестьян сельца Гусарникова) // История и культура Ростовской земли. 1992. Ростов, 1993. С. 128 - 147.
7. Титов А.А. Вкладные и записные книги Иосифова Волоколамского монастыря XVI века и упраздненные монастыри и пустыни в Ярославской епархии. М., 1906. С. 142 (на это известие наше внимание обратила А.Е. Виденеева).
8. РЯАХМЗ, Р-169. Л. 47 - 49. Список конца XVII в.
9. ОР РНБ. Собр. актов и грамот. № 1 - 123: ХП. 1. С. 359. № 443
10. АИ. СПб., 1841. Т. 1. С. 208 - 209. № Г43; ХП. 1. С. 361. № 457.
11. ОР РГБ. Ф. 303. Кн. 527 - 529. № 288; ХП. 1. С. З62. № 466.
12. ОР РГБ. Ф. 303. Кн. 527 - 529. № 292: ХП. 1. С. 364 - 365. № 493
13. РГАДА. Ф. 281. (ГКЭ), по Ростову. № 23/10560; ОР РГБ. Ф. 303. Кн. 527 - 529. № 304: Каштанов С.М. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI века. Ч. 2 // АЕ за 1960 год. М., 962 (далее - ХП. 2). С. 133. № 610.
14. ОР РГБ. Ф. 303. Кн. 519. Л. 162 об. - 170 об.; Кн. 527 - 529. № 309: ХП. 2. С. 135. № 631.
15. См.: Каштанов С.М. Финансы средневековой Руси. С. 133.
16. Там же. С. 134.
17. ААЗ. СПб., 1836. Т. 1. № 231; РИБ. Пг., 1916. Т. 32. № 187; ХП. 2. С. 139. № 662.
18. ХП. 2. С. 140. № 669.
19. В перечне П.Н. Милюкова эти писцовые книги не упоминаются (см.: Милюков П.Н. Спорные вопросы финансовой истории Московского государства, СПб., 1892. С. 162).
20. Зимин А.А. Состав Боярской Думы в ХV - ХVII веках // Археографический ежегодник за 1957 год. М., 1958. С. 64.
21. Разрядная книга 1475 - 1598 гг. М., 1966. С. 127, 134, 137, 138, 144.
22. Каштанов С.М., Назаров В.Д., Флора Б.Н. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI в. Ч. 3 // Археографический ежегодник за 1966 год. М., 1968 (далее - ХП. 3). С. 231 - 232. № 1 - 316.
23. ОР РНБ. Собр. актов и грамот. № 1 - 168; ХП. 2. С. 175. № 945.
24. См.: Готье Ю.В. Замосковный край в XVII веке. Изд. 2. М., 1937. С. 399. № 13; ср. карту с номерами станов в конце книги.
25. ОР РНБ. Q-IV-113 а. С. 216 - 217; XII. 3. С. 244. № 1 - 441.
26. XП. 2. С. 184. № 1017.
27. Там же. № 1018.
28. XП. 3. С. 244. № 1 - 437.
29. Титов А.А. Ростовская старина. Ростов. 1883. Вып. 1. С. 20 - 21 (на это известие наше внимание обратила А.Е. Виденеева).
30. Подробнее см.: Каштанов С.М. О внутренней политике Ивана Грозного в период "великого княжения" Симеона Бекбулатовича // Труды Московского государственного историко-архивного института. М., 1961. Т. 16. С. 430.
31. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV - XVI вв. М.; Л.; 1950. № 53. С. 160.
32. Там же. № 104. С. 443.
33. Там же. № 61. С. 195.
34. ХП. 2. С. 187. № 1039; Каштанов С.М. Общие жалованные грамоты Троице-Сергиеву монастырю 1550, 1577 и 1578 гг. на все вотчины (соотношение текстов) // Записки Отдела рукописей. М., 1966. Вып. 28. С. 97. (Примеч. 6) и сл.
35. РИБ. Т. 32. № 300. СТб. 589; ХП. 2. С. 197- 198. № 1121.
36. ХП. 3. С. 216. № 1 - 173.
37. РЯАХМЗ. Р-1203. Список второй половины XVII в. Водяной знак - голова шута и литеры IСО в прямоугольнике. Грамота 1618 г. опубл.: Иустин, архим. Описание Ростовского Богоявленского Авраамиева мужескаго второклассного монастыря Ярославской епархии. Ярославль, 1862. С. 52 - 56 (публикацию указал А.Г. Мельник); Ярославские епархиальные ведомости. 1895 г. Ч. неофиц. Стб. 209 - 212 (указала А.Е. Виденеева).
38. Слово вписано на левом поле и над строкой другим почерком и другими чернилами.
39. Так в рукописи.
40. В публикации Иустина "подъюрьевскую" (Иустин, архим. Описание... С. 52), однако тот же автор говорит не о "Подъюрьевской", а о "Юрьевской" слободке: "от деревни Богословской до Юрьевской слободки" (Там же. С. 23).
41. В публикации Иустина "подъюрьевскую" (Иустин, архим. Описание... С. 52), однако тот же автор говорит не о "Подъюрьевской", а о "Юрьевской" слободке: "от деревни Богословской до Юрьевской слободки" (Там же. С. 23).
42. ХП. 3. С. 209 - 210. № 1 - 101, 1 - 105.
43. Там же. С. 215. № 1 - 164.