Тема моего настоящего сообщения - религиозная жизнь прихожан Ростово-Ярославской епархии в 18 столетии. Эта тема может одновременно оказаться очень широкой и очень узкой. Узость темы объясняется тем, что сохранившиеся и доступные источники не могут нам рассказать всего, что мы хотели бы узнать о роли религиозных обрядов в ежедневной жизни прихожан, принадлежавших к Православной церкви, участвовавших в ее обрядах, и соглашавшихся с ее доктринами. Немного людей - а особенно среди тех, которые не принадлежали к образованным слоям общества, оставили мемуары этого периода, в которых описали свой внутренний мир. Таким образом, историки могут только предполагать о том, как прихожане в прошлом понимали свою религию, как они выражали свою религиозность. Тема, посвященная религиозной жизни прихожан - шире чем думаем, потому, что в XVIII веке религия еще была основным мировоззрением провинциальных прихожан всех социальных групп, с дворянства до крестьянства, и поэтому влияла на их поведение во многих сферах, кроме чисто "религиозных". Другими словами, невозможно рассматривать религию прихожан как отдельный, узкий раздел русской народной культуры. Люди часто принимали решения, основываясь на религиозных убеждениях, и их восприятие окружающей среды нередко определялось религиозными традициями, на которых они были воспитаны. Таким образом, деятельность, которую мы бы считали прежде всего выражением религиозности, например, вклады в монастыри, в действительности выполняла более сложные функции в русском провинциальном обществе, чем простое выражение веры.
В Ростово-Ярославской епархии, так же как и в других местах старой северо-восточной Руси, религиозная жизнь православных в первой половине XVIII века подчинялась традициям, которые сложились в ранних веках. В настоящем сообщении я сосредоточу внимание на основном аспекте, то есть попытаюсь выявить тонкую границу между небесной и земной жизнями, и личные взаимоотношения прихожан со святыми в раю, которые являются опекунами и помошниками прихожан. Власть святых проявлялась на земле через чудеса, которые они или их иконы, или их мощи, совершали, а также заступничество святых за умерших, когда о них ходатайствовали члены семьи прихожанина, чтобы помогать умершим попасть в рай. Хотя было несколько святых, культ которых имел общероссийское значение, например Св. Николай, много и, может быть, большинство святых имели самые значимые культы в одной местности, часто в местах, связанных несколькими аспектами жития святого. Исключениями из этого являются места паломничеств, где находились мощи, и те, кто там получил исцеления, продолжали благодарить святого за помощь. Культы святых и культы чудотворных икон в провинциях имели отчетливо местные корни. Например, Св. Геннадий, который основал Спасо-Геннадиевский монастырь недалеко от Любима, а потом там был похоронен, был "благоговедён" местным святым окружающей общине. Среди пожертвователей монастырю мы находим вкладчиков из Ярославля, но из отдаленных мест практически не было пожертвований. Хотя этот монастырь формально не находился в Ростовской земле, привожу пример Св. Геннадия потому, что трудно найти вкладные книги XVIII века. Вкладная книга названного монастыря с 1714 по 1775 год хранится в рукописном отделе Ярославского историко-архитектурного музея - заповедника1. Она показывает социальное происхождение пожертвователей (то есть дворян, купцов, посадских людей, крестьян), количество вкладов, время года и, самое важное - причину вклада. Предварительный анализ содержания этой рукописи дает возможность заключить, что вклады монастырям таким, как Спасо-Геннадиевский, не зависели от социального происхождения, и что там записаны члены почти всех социальных групп. Вклады не прекращались в течение 18 столетия, за исключением промежутка в конце 1750- начале 1760 годов (в эпоху секуляризации церковных земель). Дворяне имели склонность жертвовать в начале года, чтобы имена их семей занимали самую видную позицию в годовых записях. Крестьяне обычно жертвовали в конце года, после жатвы. Но одно неожиданное изменение в течение XVIII века появилось. Дворянские женщины начинают более часто появляться среди пожертвователей к концу века. Возможно, этот феномен объяснялся высоким количеством вдов среди населения, или был результатом возрастающего участия женщин в публичной религиозной деятельности. Данные других источников подтверждают последнее наблюдение. В течении века мы видим возрастающее желание многих женщин всех социальных групп, и особенно дворянок, уйти из светской жизни в монашество. Это видно на примере регистра указов Ярославского Казанского девичьего монастыря, который хранится в Государственном архиве Ярославской области2.
Возвращаясь к Спасо-Геннадиевской вкладной книге, приведем типичную запись: "1720-м году июня 16 день града Ярославля посадской человек Иван Якимов сынъ Кирпичев по обещанию своему всемилостивому спасу и преподобному отцу Геннадию чудотворцу дал вкладу телицу бурую по другому году для поминовения своих родителей"3. Отметим, что обещание вклада самому Св. Геннадию, а не монастырю. Это доказательство личного отношения к святому, которому прихожане несли пожертвования, и эти отношения укреплялись дальнейшими пожертвованиями. Отметим также, что Иван Кирпичев дал вклад для поминовения своих родителей, чтобы те оказались в раю. Целью вклада было укрепление связи с родителями в ином мире и сохранение о них памяти на земле.
Другим интересным феноменом вкладной книги являются пожертвования отцами малолетних дворян в честь детей, чтобы посвятить детей в семейную традицию. Таким образом, пожертвования монастырям имели в виду выражение и утверждение местной значимости семей. Поздние записи во вкладной книге тоже часто включают сведения о том, что человек дал вклад в обмен на написание имен его родственников и предков в синодике монастыря, особенно если человек был крестьянином. Так же, как и во вкладной книге, имена предков жертвователей были написаны в синодике для поминовения. Такие семейные списки в синодиках функционировали для связи жертвователей с монастырем на взаимовыгодных условиях4. Это также говорит о том, насколько прихожане ценили роль монаха в "системе духовной жизни" провинции: монахи были посредниками между живыми и умершими. Хотя американский историк Паул Бушкович утверждает, что ведущая роль монастырей в религиозной жизни дворянства XVII и XVIII веков упалa5, монастыри еще продолжали быть очень важными в обществе вообще, как видно из вкладной книги Спасo-Геннадиевского монастыря.
Кроме монастырей, религиозная жизнь прихожан XVIII века концентрировалась в приходе. Приход был не только духовным местом, но и местом светской жизни общины. На деле религиозная и светская функции прихода часто сливались. Эта тема уже исследована несколькими историками, включая А.В. Камкина с его работой по приходским структурам на севере6. Тем не менее, контроль Православной иерархии (а это значит высшего духовенства) за приходом был действительно довольно ограничен, потому что приходы отличались по количеству прихожан до реформы, а также потому что прихожане имели право выбирать своего приходского священника. Хотя в 1740-х годах Арсений Мацеевич, Митрополит Ростовский, заявил о своем праве назначать священников, прихожане сильно протестовали против этого. Они объявляли голодовки, ругали и выселяли священников, которых Арсений посвятил без их разрешения. Преемник Арсения Афанасий столкнулся с той же самой проблемой, а с того времени право прихожан выбирать священников не вызывало сомнений. Приходское духовенство также поддерживалось прихожанами за счет доходов в виде оплаты за исполнение таких таинств как браки и крещения. В результате приходское духовенство полностью зависело от доброго расположения прихожан, а поэтому не было возможности наказать тех членов прихода, чье поведение не одобрялось ни Православной иерархией, ни даже иногда приходскими священниками.
Тем не менее, религиозная жизнь прихожан Ростово-Ярославской епархии в XVIII веке не была столь простой, как это было отмечено выше. Она осложнялась тем фактом, что XVIII столетие в России было периодом больших социальных, политических и экономических перемен. Нигде эти перемены не чувствовались так остро, как в Русской православной церкви, которая в течение столетия испытала перестройку своей административной структуры, конфискацию земель, закрытие почти половины монастырей, и мужских, и женских. Церковная иерархия тоже испытала перемены в идеологии. Во время царствования Петра Первого иерархию занимали идеи реформ и новые административные дела из Протестантских и Католических церквей в разных странах Западной Европы, например, стандартизация величины приходов и обязательное ведение исповедных росписей. К тому же, Петр Первый не любил монашескую жизнь, думая, что монахи втуне тратили время вместо служения государству. Чтобы ограничить влияние и престиж монашества, Петр определил количество людей, которые были посвящены в монашеский чин, и повторил запрещение против пожертвований земли монастырям прихожанами7. Православная церковь тоже старалась переориентировать прихожан по отношению к монастырям, чтобы приходские церкви, а не монастыри, были центром религиозной жизни. По иерархии это означало, что было необходимо приходскому духовенству играть более активную роль в приходе как в религиозных, так и в светских делах. Иерархия и государство изменили свою политику только в конце века, когда государство начинало сомневаться в верности многих священников после Пугачевщины8.
Во второй половине 18 столетия Русская православная церковь поставила целью через Просвещение искоренить суеверия и иметь больший контроль над поведением прихожан. Американский историк Грэгори Фрийз аргументировал, что иерархия тоже хотела создать отдельную сферу для себя в Русском обществе параллельно с государством9. Эту тенденцию можно четко проследить в желании иерархии установить и контролировать границы между светской и духовной сферами. В том смысле, во-первых Православная церковь старалась подтвердить свою роль единственного настоящего посредника между небом и землей. Хотя святые еще оставались важными в православной вере, высшее духовенство само хотело занимать центральную позицию в качестве заступников перед Богом в религиозной жизни прихожан. Иерархия хотела добиться этого через принуждение прихожан участвовать регулярно в обрядах, которые контролировались приходским духовенством, особенно система таинств с рождения до смерти, в которых обязательно принимал участие священник. В том было заинтересовано и государство, так как законопослушание прихожан укрепило его систему. Другими словами, интересы государства и церкви в этом случае совпадали. Например, в 1800 году ярославская "посадская жена" Марина Осонина и посадский человек Иван Зеркальников были вызваны в духовную консисторию, чтобы объяснить, почему они не исповедались и не причащались за несколько лет. Марине и Ивану надо было сделать публичное покаяние, а Марина даже была заключена на три месяца, хотя она позднее была освобождена, когда ее муж объяснил, что она была беременна10.
Во-вторых. Православная иерархия старалась ограничивать места, где происходила религиозная деятельность прихожан. Эти места она контролировала, например, приходские церкви. Так, иерархия расследовала со скептицизмом явление чудотворных икон и мощей, которые не были обнаружены духовенством, и требовала, чтобы прихожане приносили свои чудотворные иконы в церковь. В одном из дел фонда Ярославской духовной консистории в 1803 году крестьянину Мокею Власову было запрещено консисторией говорить, что его собственная икона Владимирской Богоматери была чудотворная. Но когда консистория отправила представителя, чтобы взять икону, Власов сказал, что он ее уже пожертвовал в церковь в другом селе11. В другом деле, в 1749-м году посадский человек Петр Иванов сын вызвал возмущение в Романове, когда он старался жертвовать икону часовне, приписанной к его местной приходской церкви. Иерархия скоро узнала, что Иванов имел желание пожертвовать икону, чтобы привлечь паломников к часовне для поклонения мощам погребенного там местного святого, который, по словам Иванова, исцелил его от "падучей болезни". Раньше часовня была местом большого ежегодного паломничества и городского праздника. Но традиция постепенно приходила в упадок, и Иванов хотел возродить интерес к мощам среди горожан Романова. Когда Митрополит Арсений Мацеевич обследовал мощи и решил, что они не являются чудотворными, он приказал разрушить часовню, чтобы убрать из памяти горожан все остатки ее существования12. Вместе с тем, высшее духовенство особенно активно поддерживало культ святых, наиболее ярко отражавших религиозные идеи, которые иерархия хотела осуществить. Самым значительным примером этого процесса была канонизация Св. Димитрия Ростовского в конце 1750-х годов. Кульминацией становления культа является перенесение его мощей в новую серебряную раку в Ростовском Спасо-Яковлевском-Димитриевом монастыре в 1764 году. Даже Екатерина Вторая туда приезжала. Хотя достоинства жизни и дел Св. Димитрия, конечно, заслуживали его канонизации. Синодальная комиссия в XIX веке нашла, что иерархия XVIII века так сильно хотела канонизации Св. Димитрия, что не было обращено внимание на разложение его тела, эксгумированного 50 лет спустя после его смерти13. Епископ Ростова даже приказал игумену Спасо-Яковлевского-Димитриева монастыря записывать все чудотворные исцеления, которые происходили от мощей Св. Димитрия. Это не значит, что Св. Димитрий не был настоящим святым, или что любовь к нему прихожан не была подлинной. Я бы только хотела показать те усилия, которые были сделаны иерархией для обеспечения популярности культа Св. Димитрия.
Православное духовенство также старалось укоренить у прихожан идею, что церкви и соборы были особыми местами, отличными от светской жизни, а с того времени церкви и соборы были местами только религиозной жизни. Духовенство запрещало праздничные пиры в церквях и требовало наказания для людей, которые говорили, шутили или ругались в церкви во время службы. Духовенство также запретило строить питейные дома рядом с церквями, но Государственный Сенат изменил этот указ, потому что боялся большой потери доходов от продажи спиртных напитков. В конце концов достигли компромисса: уже существующие питейные дома остались на своих местах, но новые строились вдали от приходских церквей.
Можно считать, что большое количество прихожан вначале не поддавалось попыткам иерархии реформировать их религиозные обычаи. Часто они находили способы перехитрить или расстроить планы иерархии, как сделал Мокей Власов, когда он пожертвовал икону в другую церковь, но в конце концов большинство людей соглашались с желаниями их духовных лидеров. Дальнейшие последствия этого сопротивления в религиозной жизни прихожан требуют дальнейшего исследования. Тем не менее, одно последствие, которое сейчас можно упомянуть - это бифуркация популярной и элитной религии в провинциях. Это был процесс, который начался уже в конце XVII века в Москве. Продолжение процесса наблюдается, когда дворянство и образованные посадские люди больше чем другие подчинялись реформам Православной иерархии, и в результате религия начала играть все более отдельную и специфичную роль в их жизни, вместо того, чтобы быть фундаментом их мировоззрения, как это еще продолжалось в мировоззрении большинства крестьян и посадских людей. Но большим исключением в этом процессе были женщины. Они продолжали служить опорой традиционной религиозной культуры и участвовать в традиционной религиозной деятельности в XIX веке в большем количестве, чем мужчины. Женщины из дворянства и купечества особенно продолжали пополнять монашеский чин и, когда не было достаточно мест в существующих монастырях, учреждали новые формы религиозных общин. Женщины из низких сословий получили большинство исцелений от новоявленных чудотворных икон, так, например, исцеления в 1823 году от известной иконы Печерской Божьей Матери, которая написана на стене собора Ярославского Спасского монастыря, в то время уже архиерейского дома14.
Подводя итоги, отметим: предварительные результаты моего исследования по Ростовско-Ярославской епархии свидетельствуют, что прихожане имели богатую духовную жизнь в течение XVIII века, вместе с тем в их религиозной жизни было много неопределенности. Религиозная жизнь прихожан - такой широкий и сложный вопрос, что я сегодня касалась только нескольких аспектов этой темы, и надеюсь, что эти первые шаги к истории этой темы ободрят других исследователей продолжать эту работу в будущем.
- Ярославский историко-архитектурный музей-заповедник. Собрание рукописей. Инв. № 17056.
- Государственный архив Ярославской области. Ф. 1118. Оп. 3. Д. 432.
- ЯИАМЗ. СР. Инв. № 17056. С. 29.
- См. Rosenwein, Barbara, То Ве the Neighbor of Saint Peter: The Social Meaning of Clunys Property, 909 -1 049. (Ithaса, NY, 1989).
- Bushkovitch, Раul, Religion and Society in Russia: Тhе Sixteenth and Seventeenth Centuries (Охford), 1992).
- Камкин А.Б. Традиционные крестьянские сообщества европейского севера России в XVIII веке. Автореферат докторской диссертации. (Москва, 1993). см. тоже, Freeze, Gregory L. "The Disintegration of Traditional Communities: The Parish in Eighteenth-Century Russia", Journal of Modern History 48 (1976): 32 - 50; Знаменский П.В. Приходское духовенство России со времени реформы Петра Великаго* (Казан, 1873); Панков А. Упадок православного прихода XVIII - XIX вв. (Москва, 1899); Богословский М. Земское самоуправление на русском севере XVII в. Вып. 2. (Москва, 1912).
- Smolitsch, Igor. Russisches Monchtum: Еntstehung, Entwicklung und Wesen, 988 - 1917 (Wurzburg,1953).
- См., Gregoru Freeze, Тhе Russian Levites: Раrish Сlеrgy in the Еighteenth Century (Cambridge, МА, 1977).
- Gregory L. Freeze, "Handmaiden of the State? The Church in imperial Russia Reconsidered", Journal of Ecclesiastical History 36 (1985); 82 - 102 .
- ГАЯО. Ф. 230. Оп. 1. Дд. 263 - 64.
- ГАЯО. Ф. 230. Оп. 1. Д. 960.
- ГАЯО филиал в г. Ростове. Ф. 197. Оп. 1. Д. 1150.
- Российский государственный исторический архив. Ф. 796. Оп. 205. Д. 49
- ЯИАМЗ. СР. Инв. № 1056.
