Электронная библиотека

В России ХV - ХVII вв. различались вотчины родовые, купленные, выслуженные. Автора интересует эволюция так называемой старинной (родовой) вотчины первой генерации и влияние, оказанное на нее установками средневекового (по преимуществу религиозного) сознания. На протяжении XV - XVII вв. происходил процесс активной мобилизации светских и духовных вотчин в рамках сложившейся к XV в. системы вотчинного землевладения (дарения, покупки, обмены, заклады земли, ее передача в монастыри, изъятия верховной властью и т. д.). В результате перехода светских вотчинных земель (крупных, средних, мелких) в руки духовных учреждений (разными способами, в силу различных причин и с разной степенью интенсивности в тот или иной исторический период) формируется церковно-монастырское землевладение в России. По природе своей его можно считать явлением вторичным, субфеодальным по отношению к светскому землевладению. На процесс поглощения монастырями большого количества светских вотчин воздействовали различные факторы - демографические (рост или пресечение ряда феодальных семей), государственной политики, общее состояние социально-экономического развития, соотношение в нем натурально-хозяйственного и товарно-денежного начала и др. Сказывался и духовный фактор, социально-психологический настрой индивидуального и коллективного сознания людей средневековья, их религиозные, родственные чувства и переживания.

В многочисленных поземельных актах средневековой Руси можно найти более или менее подробную и, как правило, религиозную (хотя не только ее) мотивацию передачи дарителем или завещателем земли в данный монастырь. Изложение религиозных мотивов такой передачи в актах частных лиц ХIV - ХVI вв. требует специального дипломатического анализа по разным монастырским фондам, разным регионам Северо-восточной и Северо-Западной Руси. Подобный обстоятельный анализ был проделан С.М. Каштановым в отношении богословской преамбулы княжеских жалованных грамот XII - XV вв.¹ В предварительном порядке отметим пока важность изучения таких видов актов, как данные (вкладные) и духовные грамоты, но не только их одних, а с привлечением к ним еще и "заупокойно-поминальной документации" монастырей. Имеем в виду их синодики, кормовые и вкладные книги, списки погребенных и т. п. источники. По Троице-Сергиеву монастырю подобного комплексного сопоставления актового материала с документами, отразившими профессиональную организацию заупокойного культа в этой крупнейшей и почитаемой обители России еще не проводилось. А между тем он многое мог бы дать для исследования фундаментальных представлений средневекового человека на Руси: о смерти, о монашестве, о пространстве и времени, о преходящих и вечных ценностях. Предлагаемый анализ должен, на наш взгляд, включать наблюдения над соотношением возвышенных, идеальных целей дарения земли ("в вечный поминок по душе", "своего деля спасения" и т. п.) с практическими, земными мотивами и потребностями ("за долг", с правом родового выкупа, с условиями получения разного вида социальной помощи от духовного учреждения - деньги, пострижение близких, поступление в состав слуг, устройство судьбы детей и т. д.).

Морально-религиозные обязательства монастырей перед своими вкладчиками (или "христолюбцами", как называют их вкладные и кормовые книги) выражались обычно в двуединой или двучленной поминально-заздравной формуле. Она предполагала молитву монастыря за усопших родственников дарителя и за здравие - его самого при жизни с его близкими. В наиболее ранней жалованной грамоте вел. кн. Мстислава Владимировича и его сына Всеволода Новгородскому Юрьеву монастырю на вол. Буец 1130 г. читаем: "И ты, игумене Исайе, и вы, братие, донеле же ся мир стоит, молите Бога за мя и за мое дети, кто ся изоостанет в монастыри, то вы тем должны есте молити за ны Бога и при животе и в смерти"².

В жалованных грамотах тверских князей Успенскому Oтрочу монастырю ХIV - ХV вв. двуединая формула поминания-заздравия выглядит как бы более сдвинутой в сторону заупокойного культа предков. Иммунитет монастырю князья предоставляют "на память преставльшимся от сего жития роду нашему, а нам пребывающим в житье сем за въздоровие"³. Довольно законченным, сформированным выглядит представление о единстве княжеского рода и необходимости монастырского поминовения всех своих предков в грамотах московских великих князей и княгинь (например, Софьи Витовтовны, Василия II, Ивана III). В жалованной грамоте, данной Василием II Спасо-Каменному монастырю 1453 - 1455 гг. на пустоши в Вологодском у, упоминается его прадед Иван II, дед Дмитрий Иванович, отец Василий I, мать Софья Витовтовна⁴. В грамотах Ивана III Спасо-Ефимьеву (1472г.) и Симонову (1481 г.) монастырям по случаю смерти брата, кн. Юрия Васильевича говорилось о поминовении "всего нашего рода" и о молитвах за здравие самого дарителя и его детей⁵.

В отличие от княжеских грамот, в частных поземельных актах ХIV -ХVI вв. уравновешенная формула поминовения-заздравия встречается реже (заздравных мотивов в этих документах вообще меньше), а представления о единстве тех или иных родственных ассоциаций (в рамках семей) отражаются в массе своей позднее, в ХVI - ХVII вв. Складывается впечатление, что взоры частных дарителей земли в монастыри более всего были устремлены из "сей жизни" в будущее, то есть к своей неизбежной земной кончине с последующим продолжением жизни души в потустороннем мире вечном. Даниил Андреев отмечает, что в своих раздумьях о жизни на земле религиозное мировоззрение всегда берет земную жизнь в связи с ее потусторонним продолжением⁶.

В частных грамотах XV в. наиболее употребима краткая поминальная формула при передаче земли в монастырь: они (то есть монахи) землею владеют и меня (вариант - мою мать, отца, мужа, сына) поминают. Так, давая Троице земли в Ростовском уезде "на Локсомери", Е.И. Зворыкина говорила о поминовении ее мужа, боярина и воеводы Владимира Андреевича Зворыкина, погибшего в Суздальском бою 1445г. Давая земли Троице в Угличском уезде, она же упоминала, помимо мужа, еще и своего сына Феогноста (имя, скорее всего, монашеское)⁷. Краткую поминальную формулу использовали и официальные лица в своих частных земельных сделках. Митрополит Фотий в 1420 г. передавал Успенскому Горицкому монастырю земли в Переяславском уезде "на поминок своих родителей и отцу моему Василию и матери моей иноки Агрипене"⁸. Во второй половине ХV - ХVI вв. на фоне обобщенного выражения "по всему нашему роду" в некоторых актах встречаются довольно пространные перечни имен своих ближних и дальних родственников, предназначаемых для поминовения в избранной обители. 14 имен названо в данной грамоте Авдотьи Нетребуевой 1539/40 г., 15 - в данной бежецкого вотчинника А.В. Кашкадамова 1569/70 г. Среди этих семейных поминальных списков встречаются иноки и инокини, схимники и схимницы, священноиереи⁹, что служит дополнительным аргументом в пользу наблюдения С.В. Сазонова об активизации практики предсмертных пострижений на Руси в ХV - XVI вв., связанной с возрастанием личностно-индивидуального начала в сознании людей, обеспокоенностью их собственными грехами и несовершенством, заботой о спасении своей души и душ своих умерших предков¹⁰.

Особого внимания заслуживают данные и духовные грамоты XV -ХVI вв., написанные или составленные людьми, уже ставшими монахами. Возможно, именно в них раньше всего (уже в ХV в.) встречается более возвышенная идеальная формулировка целей расставания с землей в пользу своей обители. Монах Кирилло-Белозерского монастыря Арсений Кормилицын в 1435 - 1447 гг. дал землю игумену Трифону "своего ради спасения"¹¹. Заметны такие фразы и в поземельных актах XV в. Троице-Калязина монастыря¹².

В XVI в. определение идеальной, высшей цели земельного дарения станет особенно пространным и витиеватым: "небесных ради благ и вечного ради наслаждения", "вечного ради покоя"¹³. Из грамот частных лиц эта формулировка переходит и в документы, оформляемые в монастырских канцеляриях. Именно так сформулировал цель своего земельного вклада в Троицу и сам знаменитый келарь и писатель Авраамий Палицын. В подлинной данной грамоте от 11 февраля 1611 г. он писал, что отдает свой жребий в сельце Лазареве Дмитровского уезда "в наследие вечных благ за 30 рублей... по своих родителях и по себе". Далее запись содержит перечисление 10 имен для занесения в синодики и кормовые книги¹⁴.

Л.Л. Карсавин отмечал присущее средневековому сознанию чувство единства своего рода, семьи. Ощущение духовного единства семьи являлось, как он считает, конституирующим моментом в христианской семье вообще. Выполнение доли усопших (а передача земли в монастырь нередко носила именно такой характер) в надежде на встречу со своими близкими "за гробом" помогала как бы преодолевать время в средневековье, прорываться человеческому сознанию из посюсторонней в иную, вечную, трансцендентную реальность¹⁵. Думаем, что в какой-то мере эти наблюдения русского медевиста приложимы и к трактовке поземельных актов Руси ХV - ХVII вв.

Добавим к этому также и то, что передача земель Троице-Сeргиеву монастырю (да и не только ему в ХV - ХVII вв.) и пострижение в нем зачастую не означали полного разрыва и с прежней собственностью, и прежних семейных уз. Сергиев монастырь имел несколько приписных к нему женских филиалов, в которых постригались (и не только перед смертью и не только престарелые вдовы) жены и дочери из тех феодальных семей, мужья, сыновья и братья которых стали троицкими монахами "большого монастыря". Дети их нередко в ХVI -ХVII вв. поступали в монастырские слуги, а служба именно Троице казалась в XVII в. более предпочтительное (не столь обременительной) по сравнению с государевой службой. Об этом свидетельствуют документы, опубликованные еще в XIX в. лаврским библиотекарем, иеромонахом Арсением¹⁶.

Полный набор социальных и религиозно-моральных услуг оказываемых обителью своим "христолюбцам", оформился ко второй половине XVI в.: это поминовение дарителя и егo близких, запись в монастырские синодики, литийные, кормовые и вкладные и другие "вечные большие повсядневные книги", пострижение при жизни (в случае желания или необходимости) или перед смертью и, наконец, погребение рядом со своими уже умершими близкими на монастырском кладбище. Важно еще и то, что на протяжении всех этих событий вотчины, данные "по душе в вечной поминок" нередко продолжали оставаться у светских землевладельцев в так называемом "держании до живота". Последняя форма держания была умелым компромиссом, найденным обеими сторонами (и светскими лицами, и духовной корпорацией), либо подсказанным самой жизнью способом смягчения непростого противоречия в их отношениях в ХV - ХVII вв. Вот наиболее полное выражение тесных личностно-поземельных связей и взаимопроникновений монастыря с отдельной феодальной семьей: "А за тот мой вклад меня у Живоначальные Троицы постричи и колейкою пожалавати упокоити и семью мою Матрену (!-М. Ч.) пожаловати, постричи у Пречистые богородицы под сосною и келейкою пожаловати, дати, да детей моих Василья да Микифора пожаловати, приняти в дом Живоначальной Троицы в слуги и деревеньку им пожаловати, дати, на чем им мочно прожита. И которой сын похочет постричися, и архимандриту з братией пожаловати, велети его постричи в чернцы и колейкою пожаловати, устроити за тем же вкладом"¹⁷.

Однако нет оснований идеализировать поземельно-личностные отношения Троицкого монастыря с широким кругом своих "христолюбцев". В конце XVI в. особенно явственно обнаружилось изначальное противоречие двух фундаментальных принципов: передачи земли "впрок без выкупа" как залог вечного поминовения и права родового выкупа, как защитного механизма против полного исчезновения фонда родового землевладения в составе монастырских латифундий. Активизируя это свое право, светские вотчинники попытались (правда, безуспешно, не получив поддержки у государства) выкупить у Троицы часть своих земель, попавших к ней в неблагоприятные предшествующие десятилетия. В этом конфликте правительство царя Федора Ивановича твердо заняло позицию помощи монастырю от напора бывших вкладчиков (либо их родственников), апеллируя к каноническому праву неотчуждаемости "в богови данных благ". В дальнейшем устанавливается не слишком устойчивое равновесие: в конце XVI - XVII в. вотчины продолжают дариться монастырю, но в грамотах почти всегда присутствует статья о родовом выкупе и определены его размеры. Денежная состоятельность позволяла наиболее видным феодалам эффективнее осуществлять свое право родового выкупа по сравнению с малообеспеченными деньгами землевладельцами. Так, из четырех крупных сел вотчины князей Хворостининых в разных уездах только два в первой четверти XVII в. удержались за монастырем - село Баскаки в Бежецком Верхе и село Клементьевское в Угличском уезде. Два же других были отданы на выкуп: ростовское с. Павловское (за 450 руб. кн. М.Ф. Волконскому) и переяславское с. Богородицкое (кн. А.М. Львову за 400 руб.)¹⁸. В связи с Хворостининскими вотчинами уместно заметить, что религиозные чувства вкладчиков к знаменитому общерусскому Троицкому монастырю не вытеснялись таковыми же по отношению к своим, местным или даже собственным родовым монастырям или церквам-усыпальницам. Завещая ростовское с. Павловское в 1617 г. Троице, кн. А.В. Хворостинина одну деревню этого комплекса - Токовую - передавала Борисоглебскому на Устье монастырю по душе своего зятя, Б.А. Щекина. Кроме того, она распоряжалась о переносе его тела из с. Павловского в Борисоглебский монастырь.

Столетием раньше известны аналогичные случаи, и тоже в Ростовском уезде. Г.Д. Русинов в своей духовной грамоте 1521/22 г., завещая Троице с. Берлюково, одну деревню этого комплекса передавал "Илье пророку в дом" в село Ильинскоe¹⁹. Религиозные потребности (поминовения, пострижения, погребения) светских землевладельцев удовлетворялись с помощью местных церковных центров и в других уездах. Можно назвать село Кушелево с ц. Спаса в Тверском уезде (вотчина Киндыревых), село Заборовье в том же уезде с Тутанским Рождественским монастырьком (вотчина Заборовских), село Алексино в Стародубе Ряполовском с церковью Рождества Богородицы (вотчина князей Стародубских), церковь-монастырь "Великое Воскресение" в Переяславском уезде, монастырь Флора и Лавра в муромском с. Дубровы²⁰. Широкое участие местного духовенства в оформлении поземельных документов в ХV - ХVII вв. не требует особых доказательств. В духовных грамотах знатных феодалов нередко назначаемые ими своими душеприказчиками троицкие монахи соседствовали с духовными отцами местных церквей. Так, в духовной инока Ионы (Ивана Воина) Киндырева 1599 г. среди его душеприказчиков названы троицкие соборные старцы Евстафий Головкин и Варсонофий Якимов и свой, Пречистенский священник Захарий (20). На ход межфеодальных поземельных отношений и эволюции светской вотчины заметное влияние оказал и денежный фактор, чему автор собирается посвятить специальную статью.

Публикация осуществлена в рамках научного проекта, получившего поддержку Российского гуманитарного научного фонда.

1. См.: Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1973. Вып. V.
2. Грамоты Великого Новгорода и Пскова. - М.-Л,, 1949. № 81.
3. АСЭИ. Т. III. № 116, 117.
4. Там же. № 266. Cм. также: АСЭИ. Т. II. № 446.
5. Там же. № 394, 467. Cм. также: АСЭИ. Т. III, № 59.
6. Андреев Д. Роза Мира. М., 1992. С. 136.
7. АСЭИ. Т. I. № 185 (земли в Ростовском у. В.А. Зворыкин купил у местного землевладельца Чечки Микулина). - Там же. № 114, 208.
8. АСЭИ. Т. III. № 94.
9. РГАДА. Ф. 281 (ГКЭ), по Галичу, № 3353, по Бежецку, № 1275. Cм. также - по Дмитрову, № 3853.
10. Сазанов С.В. К проблеме восприятия смерти в средневековой Руси // Русская история: проблемы менталитета. Тезисы докл. научн. конф. М., 1994. С. 47 - 52.
11. АСЭИ. Т. II. № 84.
12. Там же. №№ 122 - 126, 128, 152 (1440- 1 460-e гг.).
13. РГАДА. Ф. ГКЭ, по Дмитрову, № 3806, по Костроме, № 5028, 5094, 5107, по Ростову, № 10552, 10561, Акты феодального землевладения и хозяйства. Акты Московского Симонова монастыря. 1506 - 1613 гг. Л.. 1983. № 112, 116, 124, 126, 143.
14. ОР РГБ. Ф. 303 (АТСЛ). № 1006.
15. Карсавин Л.Л. Философия истории. СПб., 1993. С. 139 - 140.
16. Арсений, иером. Доклады, грамоты и другие акты о служках Троицкого Сергиева монастыря. М., 1868. Рукописи некоторых документов см.: АТСЛ. № 849, ОР РГБ. Ф. 256 (Н.Л. Румянцев). Кн. 365. Л. 97 - 103.
17. АТСЛ. Кн. 520. Л. 75 об. - 78. (1567/68 г.).
18. АТСЛ. Кн. 541. Л. 295 - 297 об., Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. М., 1987. С. 47 - л. 135 об. - 136.
19. АРГ. № 196.
20. РГАДА. Ф. ГКЭ, по Мурому, № 7787, АТСЛ. Кн. 532. Л. 264 - 268, ПКМГ. Отд. II. С. 257, Чернoв С.З. Воскресенская земля Троице-Сергиева монастыря // АЕ за 1981 г. М., 1982. С. 95 - 109.