Лаушкин А.В. (Ростов) Послание Иакова Черноризца: к вопросу о времени написания. c.202.

Послание Иакова Черноризца дошло до нашего времени в ряде списков XV – XVII вв., полное описание которых, к сожалению, до сих пор отсутствует. Некоторые из них, будучи упомянуты в работах XIX в., затем выпали из научного оборота1. Полное имя адресата Послания – «князь Дмитрий Борисович» – сохранилось в заглавии одного из списков (РНБ. Q.I.1130; посл. четв. XV в.), который был обнаружен только в конце XIX в. В тексте памятника (в списках, имеющих указания на автора и получателя)2 адресат именуется обычно «великим князем Дмитрием» (без отчества). Исключение в этом отношении представляет список РГБ. Рум. № 233, где слова «великии князь» опущены, но их отсутствие, судя по всему, следует отнести на счет ошибки переписчика, работавшего над рукописью3.

До открытия списка РНБ. Q.I.1130 исследователи, отталкиваясь от древности языка Послания, датировали его в промежутке от середины XI до конца XIII в. и, соответственно, указывали на великих князей Изяслава-Дмитрия Ярославича, Всеволода-Дмитрия Юрьевича или Дмитрия Александровича как на возможных его получателей. Единой точки зрения по этому вопросу в историографии XIX – начала XX в. выработано не было4. После открытия списка РНБ. Q.I.1130 на его важность для датировки памятника первым указал А.И. Соболевский, увидевший в «Дмитрии Борисовиче» ростовского князя XIII в.5

Это наблюдение было вскоре развито С.И. Смирновым6, который показал, что отчество князя навряд ли могло быть позднейшей вставкой, и попытался уточнить время создания памятника. Согласно его наблюдениям, в тексте Послания отыскиваются три чтения, которые содержат датирующую информацию. Во-первых, – это упоминание жены князя (известно, что свадьба Дмитрия Борисовича состоялась зимой 1276/77 г.)7. Во-вторых, – рассуждение автора о «мужестве» и «юности»: «Мужества бо не дошедше и ни разума и еще имея что, соблазнихомся! А бы не попустилъ и ныне уности играти собою» (200)8. Это место Смирнов понял как свидетельство того, что на момент написания Послания князь был «юношей, но уже в конце юности». При этом, по мнению исследователя, грань между «юностью» и «мужеством» определялась в Древней Руси точно и приходилась на 30-летие (как, к примеру, в «Номоканоне» Иоанна Постника). Поскольку названного возраста князь Дмитрий Борисович достиг 11 сентября 1283 г.9, то Послание, по Смирнову, должно было появиться ранее этой даты. В-третьих, внимание ученого привлекло упоминание «года ратного» на фоне обращенных к князю призывов удерживать гнев и не мстить врагу (200-201). В полученных выше хронологических рамках (1276-1283 гг.) Смирнов отыскал единственное событие, соответствующее описанным обстоятельствам, – ссору Дмитрия Борисовича с братом Константином, которая едва не привела к возникновению междоусобной войны, причем – с участием на стороне Константина великого князя Дмитрия Александровича (1281 г.)10. К этому году (впрочем, с некоторыми оговорками) ученый и приурочил создание памятника. Что же касается неправомерного титулования Дмитрия Борисовича в Послании «великим князем», то тут, как предположил Смирнов, проявилась характерная для Древней Руси нестрогость в употреблении титулов, тем более возможная в доверительном письме духовного отца к своему раскаявшемуся чаду11.

С корректировкой выводов С.И. Смирнова выступила Н.В. Понырко. Исследовательница отметила, что гранью между «юностью» и «мужеством» в Древней Руси мог выступать не только 30-летний, но и 28-летний возраст, а сама фраза «Мужества бо не дошедше...» содержит указание, скорее, не на близящуюся к своему завершению «юность», а на уже наступившее «мужество» (при счете семилетними периодами – возраст от 28 до 35 лет). При этом, однако, контекст Послания не дает основания «с абсолютной уверенностью» утверждать, что в данном месте автор имел в виду «конкретный возрастной период в жизни человека», так как слово «мужество» имело и более общий смысл, обозначая «возмужание по сравнению с более молодым возрастом». Усомнилась Понырко и в обоснованности предположения Смирнова о том, что Послание писалось в 1281 г., в период распри между Борисовичами, поскольку выражение «год ратен» могло обозначать не только военную пору, «но и вообще время неспокойное, когда человек оказывается ратуем со стороны обрушившихся на него испытаний». В результате, исследовательница пришла к выводу, что «о датировке послания черноризца Иакова с уверенностью утверждать можно только одно: оно написано после 1276 г., года женитьбы князя Дмитрия Борисовича, всего скорее в годы возраста «мужества» этого князя, то есть около 1281 – 1288 гг.»12.

Наблюдения над текстом Послания можно продолжить. Как представляется, он содержит еще некоторую информацию, касающуюся обстоятельств и времени создания памятника.

1. Призывая князя блюстись от блудного греха, Иаков пишет: «Живи въ чистоте, акы въ церкви святеи, потыкаемъ свестью в горнии Еросалимъ, и тамо в первеньцехъ же вписанъ имаши быти...» (200). «Первенец» – это перворожденный сын. В ветхозаветные времена первенцы имели особые преимущества, в том числе и в получении наследства13, что породило такой присущий церковнославянскому языку оттенок значения этого слова, как «избранник» («соборъ первенец» = сообщество избранных Богом)14. Смысл фразы в целом ясен: если князь будет жить в чистоте, то наследует Царствие Небесное. При этом выражение «и тамо в первеньцехъ же» намекает, что адресат Иакова является «первенцем» и здесь, в земной жизни. Что означает этот намек? Ясно, что Иаков, обличающий грехи своего духовного сына, не может одновременно причислять его к числу праведников или подвижников веры. Этот вариант значения здесь исключен. Позволительно допустить, что таким странным образом духовник хочет напомнить Дмитрию о его высоком княжеском достоинстве. Однако оборот, избранный для подобного напоминания, приобретает весьма двусмысленное звучание, если князь и на самом деле не является старшим сыном в семье своих родителей. Вопросы династического статуса были слишком существенны для рассматриваемой эпохи, чтобы можно было относится к ним без должной аккуратности. И потому следует думать, что речь тут идет именно о перворожденности адресата Иакова, его династической «избранности». Дмитрий Борисович Ростовский, как известно, действительно был первенцем (по крайней мере, ни о каких его предшественниках ростовская летописная традиция середины XIII в. не сообщает). А вот из числа великих князей XI – XIII вв., носивших имя Дмитрий и выдвигавшихся исследователями XIX в. на роль возможных адресатов Послания (см. выше), ни одного первенца не было. По этому же признаку из списка потенциальных получателей Послания следует исключить и таких великих князей XIV – XV вв., как Дмитрий Константинович Суздальский и Дмитрий Юрьевич Шемяка. Первенцами у своих отцов в названные столетия были великие князья Дмитрий Михайлович Грозные Очи и Дмитрий Иванович Донской (от второго брака), однако и они не могут претендовать на роль духовных чад Иакова, написавшего, что его подопечный ради жены «остави отца и матерь» (200). Это выражение, библейское по своему происхождению (ср.: Ефес. 5:31), было бы неуместным по отношению к людям, потерявшим родителей еще до свадьбы15. Последнее относится также к Всеволоду Большое Гнездо, Дмитрию Шемяке и, скорее всего, к Дмитрию Переяславскому16.

Таким образом, использование автором Послания слова «первенец» и упоминание о живых родителях на момент свадьбы косвенно подтверждает правоту списка РНБ. Q.I.1130, сообщающего отчество духовного сына Иакова Черноризца.

2. Представляются обоснованными сомнения Н.В. Понырко в том, что под «юностью» и «мужеством» Иаков понимает непременно конкретные возрастные отрезки. Следует учесть, что в сознании людей традиционного общества стадии телесного, социального и духовного взросления человека часто имеют различные границы и порождают сложную систему взаимонакладывающихся возрастных периодов17. Так, указанная С.И. Смирновым грань 30-летия – это возраст вышедшего на проповедь Христа, время духовного созревания личности. Именно с этого возраста разрешалось рукоположение в священники18. При этом правовая дееспособность человека наступала значительно раньше. Киево-Печерский патерик, к примеру, рассказывает историю о юноше, который должен был получить наследство, «егда возмужаеть» (т.е. достигнет возраста «мужества»)19. Юноша с полным основанием потребовал причитающиеся ему деньги, когда ему исполнилось 15 лет20. Важнейшей возрастной вехой в жизни человека, менявшей и его социальный статус, и строй духовной жизни, являлось вступление в брак. Показательно, что древнерусское «моужь» одновременно означало и зрелого полноправного (свободного) человека, и супруга (вне зависимости от возраста)21. Контекст, в котором находится восклицание Иакова о «юности» и «мужестве», позволяет предполагать, что именно эту веху в жизни Дмитрия Борисовича и имеет в виду духовник. Настойчиво убеждая князя одолеть блудную страсть и обратить взоры к «честному» брачному ложу, он сетует, что соблазны обычно сопутствуют тем, кто не достиг «мужества», но «ныне» князь не должен позволять «уности играти собою» (200). Смысл этого рассуждения становится понятен, если вспомнить, что прелюбодеяние (измена) считалось грехом более тяжким, чем холостяцкий блуд, к которому древнерусские духовники еще могли относится с некоторым снисхождением22. То, – увещевает Иаков Дмитрия Борисовича, – что еще как-то могло быть прощено до женитьбы, становится совершенно нетерпимым в освященном Церковью браке. Тон Иакова в данном фрагменте может навести на предположение, что после свадьбы Дмитрия прошло не так уж и много времени, однако говорить об этом с уверенностью нельзя.

В итоге, приходится признать, что разбираемое место, вопреки мнению Смирнова, не несет определенной датирующей информации. Предположение о том, что понятие «мужество» в Послании содержит указание на конкретный возраст, оказывается недоказуемым и, по всей видимости, неверным.

3. Представляя собой частное письмо, Послание заключает в себе многочисленные намеки на события и обстоятельства, хорошо известные обоим участникам переписки. Это и неведомая постороннему читателю выходка князя против Иакова, которую духовник прощает, и какой-то грех (или грехи) князя против 7-й заповеди («не прелюбы сотвори»), что толкает Иакова к составлению целого поучения на эту тему с использованием «Пандектов» Антиоха23 (199-200).

Не менее подробно духовник рассуждает и о некой неприятной ситуации, в которой оказался Дмитрий, и убеждает его удерживать свои «гневъ и ярость», остужать «мысли зверины» (200-201). По обмолвкам Иакова можно попытаться составить некоторое представление о случившемся. При всей своей строгости он убежден, что виновником произошедшего был не Дмитрий, а его противник (противники?), и отговаривая князя от мести (тем более – слепой, от которой могут пострадать невинные), обещает, что Господь Сам придет ему на помощь («пожди... Господа, да ти поможеть!»). В чем состоял поступок неведомого врага, духовник не сообщает (заметив только, что молящихся «за напакостьникы» – за лжецов, злодеев – «и беси бояться»). Однако ясно, что последствия произошедших событий для Дмитрия тяжелы. Они заставляют его страдать («мука есть в мысли таина, симъ безъ железа можемъ быти мученици») и терпеть козни «злыхъ человекъ», которые ««обостриша, яко копья, языки своя»» (Пс. 63:4). Показательно, что в цитируемом тут 63-м псалме Давида речь идет о тайном заговоре против «непорочного», которому затем приходит на помощь Господь. Лучший выход из создавшегося положения, – убеждает князя Иаков, – терпеть и ждать. Ведь и сам «Вседержьць» Христос, седящий «одесную Отца», безвинно страдал и терпел унижения от своих мучителей. По мнению Г.П. Федотова, Иаков использует евангельские тексты наиболее «вдохновенно» именно в связи с важной для него темой терпения24. Уговаривая князя не совершать необдуманных поступков, черноризец советует вспомнить заповедь любви и проявить милость, брать пример с ветхозаветного Еффая, который не пожалел ради Господа единственной дочери, и с евангельской вдовицы, отдавшей в жертву Богу все свое скромное достояние. Эти призывы духовника косвенно характеризуют его позицию: рано или поздно князю нужно будет примириться со своим обидчиком (с которым, надо думать, его по-прежнему что-то связывает). Не случайно, видимо, напоминая, что «Павелъ велить присно вооруженым быти», Иаков отсылает князя к апостольскому поучению, в котором речь идет о воинствовании не против «крови и плоти» (т.е. людей), а «противу кознемъ диаволскимъ» и «духовомъ злобы» (Ефес. 6:11-12). Перед нами – любимая древнерусскими книжниками мысль, что причиной ссор является «соблажненье дьяволя»25.

В целом, картина получается такой: незаслуженно пострадав от чьих-то интриг, князь хочет мстить, но сразу нанести ответный удар он почему-то не может, и этим промедлением пользуется для своей проповеди духовник.

Описанная ситуация, если она понята нами правильно, более всего похожа на следствие неких политических потрясений (как это и предполагал С.И.Смирнов). Источники, повествующие о политической истории Северо-Восточной Руси в последней четверти XIII в., весьма лаконичны и редко дают ясное представление о происходившем. Однако сомнительно, чтобы Дмитрий мог попасть в столь затруднительное положение, пока еще был жив его отец, т.е. до 16 сентября 1277 г.26

Из того немногого, что известно о Дмитрии Борисовиче после этой даты, на роль возможного исторического контекста для написания Послания могут претендовать сразу несколько событий. 1) В 1277 – 1278 гг., после смерти отца, Дмитрий конфликтовал со своим дядей Глебом Васильковичем, занявшим ростовский стол. Прав дяди он, видимо, не признал и бежал из города. 11 октября 1278 г. Глеб Василькович умер. Ростов перешел к Дмитрию27. 2) В 1280 г. прибывший из Киева митрополит Кирилл запретил в служении ростовского епископа Игнатия, который незаконно перезахоронил останки Глеба Васильковича (вынес их из усыпальницы ростовских князей)28. Перезахоронение было осуществлено явно по указке Дмитрия и имело политический характер29. Суровая церковная кара, таким образом, косвенно затрагивала и его. Именно князю пришлось «бить челом» перед митрополитом о прощении епископа. Показательно, что ростовский летописец так и не признал правоты митрополита, записав, что Игнатий пострадал «по оклеветанью»30. Этот мотив роднит рассматриваемую ситуацию – как ее понимали в Ростове – с Посланием, где упоминаются языки «злых человек» и загадочные «напакостьникы». Может быть найдена и еще одна перекличка между событиями 1280 г. и Посланием. Иаков, говоря о приближающемся конце света, описывает его как огненное испытание: «зри Господа, с небесъ уже грядуща на судъ человеческымъ таинамъ... Ведомо ти буди: огнь нас ждеть и огньмъ питану и быти. И огньмь открывается житье же человече, и огньмъ искушена будуть дела наша...» (202). Кроме книжных образов31 на Иакова могли тут повлиять необычайные огненные катаклизмы этого года – «молонья многа, и много людеи громъ побилъ, и мнози молоньями опалени быша»32. 3) В 1281 г. имел место упоминавшийся выше конфликт Дмитрия с братом Константином. Дмитрий находился в Ростове и собирал войска, но до рати дело не дошло. Именно с этими событиями, как уже говорилось, связывал появление Послания С.И. Смирнов. Однако следует обратить внимание на сам факт переписки князя и монаха (Дмитрий присылает духовнику «велми смиренное» покаяние, Иаков отвечает на него). Не приходится сомневаться, что духовник, столь осведомленный в делах своего подопечного и привыкший говорить с ним в таком решительном тоне33, должен был жить где-то поблизости от него, скорее всего – в одном из ростовских монастырей. И если бы князь был в интересующий нас момент в городе (как в 1281 г.), ему было бы удобнее покаятся перед духовником и выслушать его наставления при личной встрече. Факт переписки наводит на мысль, что Дмитрия в городе не было и что речь в Послании, скорее всего, идет не о событиях 1281 г. 4) Зимой 1281/82 г.34 окрестности Ростова (вместе с рядом других областей Северо-Восточной Руси) были разорены очередной ордынской ратью. Вместе с татарами тогда действовал и Константин, брат Дмитрия. Местонахождение Дмитрия во время этих событий неизвестно35. Однако есть основание сомневаться в возможности появления Послания на фоне этих событий. Это основание дает сам Иаков, пишущий об отсутствии гонений на христиан («не гонять бо человеци», 201). Между тем, известно, что во время рати 1281/82 г. татары «и манастыри, и церкви пограбиша, иконы и кресты честныа, и сосуды священныа служебныа, и пелены, и книги, и всяко узорочие пограбиша, и у всехъ церквеи двери высекоша, и мнишьскому чину поругашася погании»36. 5) В 1288 г., как позволяют догадываться сохранившиеся источники, по воле хана Телебуги Дмитрий был лишен Углича, в котором княжил после уступки Ростова Константину, и какое-то время оставался без удела. Лишь в следующем году он смог вернуть себе власть и вновь сел в Ростове, что, видимо, породило новый конфликт с братом37.

Таким образом, в качестве возможных дат создания Послания более реалистично выглядят 1277 – 1278, 1280 или 1288 – 1289 гг. Во всех случаях Дмитрий должен был остро переживать нанесенную ему обиду и, видимо, без труда отыскивал виновников своего несчастья. Однако необходимо признать, что поиск «подходящей» политической ситуации – далеко не самый надежный метод датировки. Более осторожный подход заставляет относить появление памятника к весьма широкому промежутку времени между кончиной Бориса Васильковича в 1277 г. и смертью самого Дмитрия в 1294 г.

  1. Смирнов С.И. Материалы для истории древнерусской покаянной дисциплины // Чтения в Обществе истории и древностей Российских. М., 1912. Кн. 3 (242). Отд. 2. С. 432; Щапов Я.Н. Собрание И.Я. Лукашевича и Н.А. Маркевича. Описание. М., 1959. С. 12, 16.
  2. Списки, лишенные таких указаний, упоминает Г.А. Розенкампф (Розенкампф Г.А. Обозрение Кормчей книги в историческом виде. М., 1829. С. 248).
  3. По свидетельству А.Х. Востокова, великокняжеский титул читался в утраченной затем Кормчей Румянцевского музея № 234, которую исследователь считал скопированной с того же протографа, что и рассматриваемая Кормчая № 233 (Востоков А.Х. Описание русских и словенских рукописей Румянцевского музеума. СПб., 1842. С. 304, 309). В представляющих ту же Лукашевичскую редакцию, что и Кормчая № 233, Кормчих РГБ. Ф. 152. № 1 (л. 350) и РГБ. Ф. 199. № 5 (л. 256), слова «великому кн(я)зю» также читаются.
  4. См.: Розенкампф Г.А. Указ. соч. С. 248; Востоков А.Х. Указ. соч. С. 304; Калачов Н.В. О значении Кормчей в системе древнего русского права. М., 1850. С.27-28; Погодин М.П. Иаков Мних, русский писатель XI века и его сочинения // Известия Императорской Академии Наук по Отделению русского языка и словесности. СПб., 1852. Т. 1. Стб. 331-334; Срезневский И.И. Древние жизнеописания русских князей X – XI века // Там же. СПб., 1853. Т. 2. Стб. 129; Тюрин А.Ф. Мнение о Иакове мнихе академика П.Г. Буткова // Там же. Стб. 94-95; Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. М., 1995. Кн. 2. С. 194-195, 201-202; Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. М., 1901. Т. 1. Первая половина тома. С.825 (примеч. № 3); Никольский Н.К. Ближайшие задачи изучения древнерусской книжности. СПб., 1902. С. 29-31; и др.
  5. Соболевский А.И. Николай Никольский. Материалы для повременного списка русских писателей и их сочинений (X – XI вв.). Корректурное издание. Издание Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. СПб., 1906 [Рецензия] // Журнал Министерства народного просвещения. 1906. Октябрь. Т. 5. С. 391-392.
  6. Ссылаясь на А.В. Экземплярского, Смирнов указывает еще на одного потомка Рюрика, носившего имя Дмитрий Борисович, – выходца из рода галицких князей по прозвищу Береза. При этом ученый считает невозможным видеть в нем адресата Послания, т.к. Дмитрий Береза был «безудельным князем», а Дмитрий Послания, судя по словам Иакова, имел власть над людьми и должен был приводить их к благочестивой жизни. К тому же употребляемый в Послании титул «великого князя» был бы «еще менее приличен безудельному князю», нежели владетельному князю ростовскому (Смирнов С.И. Указ. соч. С. 436. Примеч. 1). Следует обратить внимание и на следующее обстоятельство, не известное Смирнову, но подтверждающее его правоту. Ни сам Дмитрий Береза (XV в.), ни его отец Борис Васильевич князьями уже не титуловались (Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 418-419). По-видимому, отчество «Борисович» имел еще один представитель галицкого рода по имени Дмитрий – князь XIV в., сведений о котором сохранилось крайне мало (См.: Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г. СПб., 1891. Т. 2. С. 211-215, 218-219; Полное собрание русских летописей (далее – ПСРЛ). М., 2000. Т. 15. С. 69, 74; Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X – XIV вв. М., 1984. С. 245-246). Если это так, то нельзя исключить возникновения Послания и в XIV столетии. Однако возможность приложения великокняжеского титула к слабому галицкому владетелю, согнанному московским князем Дмитрием Ивановичем со своих земель вопреки ханскому ярлыку, представляется сомнительной.
  7. ПСРЛ. СПб., 1913. Т. 18. С. 75.
  8. Здесь и далее в скобках дается ссылка на «Послание Иакова Черноризьца ко князю Дмитрию Борисовичу» по изданию: Понырко Н.В. Эпистолярное наследие Древней Руси XI – XIII вв. Исследования, тексты, переводы. СПб., 1992.
  9. См.: ПСРЛ. М., 1962. Т. 1. Стб. 473.
  10. ПСРЛ. Т. 18. С. 78.
  11. Смирнов С.И. Указ. соч. С. 434-436, 439-441. Аргументация С.И. Смирнова была, в целом, поддержана исследователями (см., напр.: Прохоров Г.М. Иаков (XIII в.) // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1987. Вып. I (XI – первая половина XIV в.). С. 192-193).
  12. Понырко Н.В. Указ. соч. С. 196-198.
  13. Библейская энциклопедия. М., 1991. Т. 2. С. 61-62.
  14. Словарь русского языка XI – XVII вв. М., 1988. Вып. 14. С. 197. Специальное рассуждение о прямом и переносном значении этого слова (в связи с его приложением ко Христу) см.: Шестоднев Иоанна экзарха Болгарского. Ранняя русская редакция. М., 1998. С. 460-463.
  15. Отец Дмитрия Грозные Очи погиб в 1319 г., женился князь в 1320 г. Отец Дмитрия Донского умер в 1359 г., мать – в 1364 г., женился князь в 1366 г. (ПСРЛ. М., 2000. Т. 15. Стб. 39-41, 68, 78, 83 (первой пагинации)).
  16. Всеволод Большое Гнездо родился около 1154 г., отца потерял в младенческом возрасте в 1157 г. (ПСРЛ. СПб., 1862. Т. 9. С. 198; Т. 1. Стб. 348). Дмитрий Александрович Переяславский, посаженный отцом в Новгороде, через несколько месяцев после его смерти (1263 г.) был изгнан новгородцами, поскольку «еще малъ бяше»; видимо, на момент смерти отца Дмитрий еще не был женат по малолетству (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 477; Новгородская первая летопись... С. 84). Мать Дмитрия Шемяки умерла в 1422 г., отец – в 1434 г., сватался князь в 1436 г. (ПСРЛ. СПб., 1897. Т. 11. С. 238; СПб., 1901. Т. 12. С. 20-21). Необходимых данных о Дмитрии Константиновиче Суздальском не сохранилось.
  17. См.: Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека. СПб., 2000. С. 84-96; Бернштам Т.А. Молодость в символизме переходных обрядов восточных славян: учение и опыт Церкви в народном христианстве. СПб., 2000. С. 240-253.
  18. Книга правил святых Апостол, святых соборов Вселенских и Поместных и святых Отец. М., 1893. С. 80, 147.
  19. На то, что «възмужати» = достичь возраста «мужьства», ясно указывает Повесть временных лет под 6463/955 и 6472/964 гг. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 64).
  20. Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 1997. Т. 4. С. 310, 312.
  21. Словарь древнерусского языка (XI – XIV вв.). М., 2002. Т. 5. С. 38-39; Колесов В.В. Указ. соч. С. 85-86.
  22. Романов Б.А. Люди и нравы Древней Руси: историко-бытовые очерки XI – XIII вв. М., 2002. С. 185, 187; Левина Е. Секс и общество в мире православных славян. 900 – 1700 гг. // «А се грехи злые, смертные...». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России. М., 1999. С. 326-327.
  23. См.: Смирнов С.И. Указ. соч. С. 444-445.
  24. Федотов Г.П. Русская религиозность. М., 1988. Т. 1. С. 257.
  25. См., напр.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 135, 167, 183, 206, 252, 257, 310, 320, 400, 412, 420, 439-440, 474; Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 168, 172, 197, 260, 262, 272-273, 284, 289, 308; и др.
  26. ПСРЛ. Т. 18. С. 75.
  27. См.: Экземплярский А.В. Указ. соч. Т. 2. С. 25; Лаушкин А.В. Малоизученный эпизод ростовского летописания второй половины XIII века // История и культура Ростовской земли. 2001. Ростов, 2002. С. 9-11.
  28. ПСРЛ. Т. 18. С. 77.
  29. Пресняков А.В. Образование великорусского государства. М., 1998. С. 350. Примеч. 125.
  30. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 525-526.
  31. См.: Лаушкин А.В. Стихийные бедствия и природные знамения в представлениях древнерусских летописцев XI – XIII вв. // Русское Средневековье. 1998 год. Вып. 1. Книжная культура. М., 1998. С. 50-52, 57-58.
  32. ПСРЛ. Т. 18. С. 77.
  33. Г.П. Федотов справедливо отметил, что Послание написано «в смелом, почти воинственном духе» (Федотов Г.П. Указ. соч. С. 258).
  34. Обоснование датировки см.: Горский А.А. Москва и Орда. М., 2000. С. 15-16.
  35. ПСРЛ. Т. 18. С. 78.
  36. Там же.
  37. Горский А.А. Политическая борьба на Руси в конце XIII века и отношения с Ордой // Отечественная история. 1996. № 3. С. 76-79; Он же. Ногай и Русь // Тюркологический сборник. 2001. Золотая Орда и ее наследие М., 2002. С. 142-143.




Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!