Пуцко В.Г. (Калуга) Серебряная рака с мощами св. Игнатия Ростовского. c.145.

Русское художественное серебро XVIII в., исторически связанное с Ростовом, не обращало на себя внимание, и поэтому надо всячески поддерживать изучение этого материала в собрании музея. Представленный обзор произведений показал, что среди них есть выдающиеся изделия, заслуживающие монографического изучения. К сожалению, сегодня это практически неосуществимо по отношению к великолепным серебряным ракам ростовских святителей, находившимся в Успенском соборе, поскольку они уничтожены. В литературе есть лишь упоминания о них, с воспроизведением существующих надписей, включающих дату изготовления1. Первой была выполнена рака для мощей св. Игнатия, в 1795 г.; затем в 1799 г. последовало изготовление раки для мощей св. Исаии, и, наконец, в 1800 г. «построися гробница… над святыми мощами святителя Леонтия». От первых двух уцелели лишь отдельные чеканные картуши с сюжетными композициями в орнаментальном обрамлении.

Предлагаемые здесь заметки посвящены двум серебряным пластинам раки св. Игнатия Ростовского, сохранившейся и иной, известной только по архивной фотографии, уже однажды использованной пишущим эти строки для доказательства ошибочности отождествления ярославской иконы Богоматери Великой Панагии с легендарным произведением преп. Алимпия Печерского, некогда находившимся в ростовском Успенском соборе2. По крайней мере последнее к концу XVIII в. уже не существовало и, следовательно, не могло быть перемещено в Ярославль. Так была развенчана одна из красивых легенд, не соответствовавшая данным исторических реалий3. Обе рассматриваемые пластины кроме художественной ценности важны и как исторический источник, благодаря воспроизведенным на них ростовским церковным постройкам.

Нам сегодня трудно ответить на вопрос о причинах первоочередного изготовления раки для мощей св. Игнатия, хотя ответ в будущем все-таки может быть найден, причем не столько в большем чествовании этого святителя по сравнению с Леонтием и Исаией, как в иных факторах, более обыденного характера. Ведь мы в сущности не знаем в деталях состояние гробниц с мощами в ростовском соборе в конце XVIII в., свет на что могут пролить соборные описи церковной утвари этого времени.

По замечанию В.О. Ключевского, «Жития двоих ростовских святых современников, еп. Игнатия и ордынского царевича Петра принадлежат к числу древнейших памятников ростовской письменности… существующее житие Игнатия преимущественно наполнено описанием чудес, происшедших при погребении епископа»4. О епископе Игнатии в сущности известно мало. Его жизнеописание обычно состоит из нескольких фраз5. Наиболее обстоятельно оно изложено духовным писателем, историком и путешественником М.В. Толстым (1812–1896): «Преемник Кирилла учительного, св. Игнатий вступил на епископскую кафедру Ростова из архимандритов Авраамиева Богоявленского монастыря, в 1262 г., и управлял епархиею 26 лет, в самое тяжкое время порабощения татарского. Житие его мало известно; из летописей знаем мы, что он присутствовал в 1274 г. на соборе, созванном во Владимире митрополитом Кириллом II для исправления дел церковных, участвовал во всех семейных делах князей, живших в его время: в 1271 г. погребал в Спасском монастыре княгиню Марию, вдову и дочь князей-мучеников, в 1273 г. погребал в соборном храме княгиню Феодору, татарку, супругу князя Глеба, а в 1277 г. князя Бориса Васильковича на левой стороне собора; в 1278 г. венчал в Ярославле князя Михаила Глебовича с дочерью св. Феодора Черного, князя Ярославского. Наконец, в том же году похоронил честно в соборной церкви тело князя Глеба, которое через девять недель ночью изринул из могилы, по неизвестной причине, и похоронил в Спасском монастыре, за что от митрополита Кирилла подвергся строгому запрещению. Примирившись в последствии с сим знаменитым пастырем земли Русской, Игнатий присутствовал на отпевании тела его в Переславле-Залесском. Последним известным для нас деянием св. Игнатия было примирение князей Димитрия и Константина Борисовичей Ростовских, которые, отняв Белозерский удел у двоюродного брата своего Михаила, перессорились между собою и едва не дошли до кровопролития. Блаженная кончина святителя Игнатия последовала 28 мая 1288 г. Он один, из всех угодников Божиих в земле Русской, просиял нетлением и цельбоносною силою мощей своих еще прежде погребения, и вовсе не был предан земле, ибо чудеса, явившиеся при самом отпевании, побудили клир и народ поставить открыто святые мощи на том месте, где и доныне они обретаются. Когда тело, по древнему обычаю, на одре было несено в церковь, две благочестивые черноризницы видели святителя восставшим с одра, восшедшим на высоту по воздуху, как бы по лестнице, и остановившимся над местом, которое было предназначено для погребения. Тогда же исцелился архимандрит Стефан, прикоснувшийся к мощам сведенною рукой, которая тут же распрямилась. На другой день, когда, по совершении литургии и отпевания, переложили тело в гроб и подали список священников и диаконов, посвященных святым Игнатием в продолжение жизни его, усопший святитель, как бы живой, простер руку и принял свиток. Память св. Игнатия празднуется 28 мая»6.

Е.Е. Голубинский, приводя летописные сведения о погребении св. Игнатия, сопровождавшемся великими знамениями и чудесами, заметил: «По всему этому должно быть признано весьма вероятным мнение, что местное празднование памяти епископа началось или тотчас или вскоре после его кончины». И далее, в примечании к сказанному, добавляет: «Некоторые из новейших агиографов утверждают, что тело Игнатия, вследствие чудес, совершавшихся при его отпевании, не было предаваемо земле, а поставлено было открыто стоять в церкви. Но на каком основании, утверждают, неизвестно, и в справедливости утверждаемого мы позволяем себе весьма сомневаться»7. Как позже выяснилось, для этого были основания. «Акт вскрытия и обследования мощей свв. Игнатия и Исайи, находящихся в соборе», составленный 25 апреля 1920 г., свидетельствует о сохранившихся лишь черепе и разъединенных костях8. В обнаженном виде они оставались на своем месте, покрытые деревянной крышкой раки (со следами крепления металлической обкладки), еще в середине 1960-х гг. Следовательно, агиографический мотив прославленного чудесами тела почившего святителя еще не предполагает его реальное нетление, как и факт нахождения гроба на том же месте, где он ныне находится. Ведь с того времени Успенский собор неоднократно перестраивался9. Кроме того известно и местонахождение аркасолия св. Игнатия в соборе 1231 г. Развитие почитания св. Игнатия в Ростове, прослеживаемое по текстам его жития, как будто приходится на 1350-1400 гг.10 Но оно должно было иметь как предшествующий этап, так и заключительную фазу, кстати засвидетельствованную иконописным изображениями, известными лишь с первой половины XVI в.11 Однако среди них нет композиций, сюжетно связанных с житием и погребением ростовского святителя. Таким образом, рассматриваемые в данном случае серебряные чеканные рельефы конца XVIII в. оказываются едва не единственными с указанной тематикой.

В книге А.А. Титова о раке сказано довольно кратко, поскольку она была у всех на виду, и, следовательно, доступна для обозрения:
«У северной части храма, напротив раки Св. Исаии, также пред иконостасом, почивает епископ Игнатий в серебряной раке. В подножии раки находится надпись:
«Сия гробница построися при державе Благочестивейшия Самодержавнейшия Великия Государыни Императрицы Екатерины II-я и при Наследнике Ея Благоверном Государе Цесаревиче и Великом Князе Павле Петровиче, по благословению Преосвященнаго Арсения, Архиепископа Ростовскаго и Ярославскаго, в лето мира бытия 7303, от воплощения Бога Слова 1795 года».

В возглавии раки в двух боковых с лицевой стороны клеймах переданы житие Святителя и чудеса при его погребении, а на крышке у подножия значатся стихи:

«Нетленным тленному быть вовсе невозможно,
Все что ни сложено, здесь тлеет непреложно:
В прах обратится плоть, разрушатся тела,
Едина праведных безсмертна похвала!
Лежащий в раке сей уверит в том Святитель,
Игнатий ревностный священных прав блюститель;
Се несколько веков, как он скончал живот,
Но вот до днесь живет, до днесь нетленна плоть»12.

Приведенных указаний достаточно, чтобы быть уверенным, что раку св. Игнатия Ростовского украшали только две сюжетные композиции в овальных картушах, соответственно расположенные в изголовье и с боковой стороны, обращенной к солее. В 1922 г. они были изъяты из Успенского собора в числе иных церковных ценностей, и только первая из них, переданная в Государственную Оружейную палату в Москве, в 1926 г. вернулась в Ростовский музей13. Она размером по ширине 63,6 см, выполнена из массивной серебряной позолоченной пластины в технике чеканки, резьбы, с канфареными отдельными участками. На пластине именник одного из лучших московских ювелиров, цехового мастера серебряного и черневого дела Алексея Иванова Ратькова (1777–1821 гг.)14. Клеймо пробирного мастера датировано 1796 г. Обрамление образуют плавно изогнутые пальмовые ветки, перевязанные лентой внизу; верхняя часть с вплетенными розами и иными цветами. Справа вверху кресты на церковных главах и маленькая фигура стоящего на облаках святителя как бы накладываются на это цветочное обрамление, подчеркивая его ирреальность.

В описываемом картуше представлена многофигурная похоронная процессия с телом св. Игнатия, приближающаяся к западному входу ростовского Успенского собора. Впереди идут облаченные в стихари мальчики певчие; за ними, тоже в диаконских стихарях, – крестоносец (ставрофор) и двое хоругвеносцев. Одр с телом почившего епископа несут четыре диакона. За одром следует архиерей в малом облачении и митре, с жезлом в руке, и далее – монахи в мантиях и клобуках, а также толпа мирян. Подощедший к одру и касающийся его правой рукой – архимандрит Стефан, в облачении и митре, указывающих на сан. Видение благочестивых черноризцев иллюстрировано изображением восшедшего «на высоту по воздуху, как бы по лестнице» св. Игнатия, идущего вверх по густым облакам, стоящего на карнизе собора, обратившись лицом к процессии, и , наконец, как бы с небесной высоты обеими руками благословляющего участников его погребения. Пятиглавый Успенский собор с четырехскатной кровлей, хотя и с некоторыми упрощениями, представлен каким был в XVIII в., с папертями, из которых показана только северная. Городская каменная застройка с характерными двухэтажными домами, можно предполагать, тоже в целом отражает ростовские реалии конца того же столетия. Тем не менее, не приходится говорить о документальном воспроизведении зданий, непосредственно примыкавших к соборной площади. Более того: надо было бы повернуться лицом на запад и затем пройти довольно далеко от архиерейского дома, чтобы именно таким увидеть ансамбль Спасского, что на песку, монастыря, с его пятиглавым собором конца XVII в., шатровой колокольней и Георгиевской церковью15. Надо отметить, что реконструкция А.Г. Мельника в целом соответствует чеканенному изображению, отличающемуся лишь в деталях, возможно здесь интерпретированных в соответствии с характером архитектурных кулис композиции. Пока не ясно, был ли в данном случае выполнен лишь специальный рисунок или использована нам неизвестная гравюра, которой следовал чеканщик-ювелир.

Нет никакого сомнения в том, что событие 1288 г. при выполнении описываемого изображения перенесено в обстановку второй половины XVIII в., и в соответствии с этим действующие лица имеют облик не свойственный людям конца XIII в. В частности, это касается характера облачений, употребления митр, типологии архиерейского жезла; удивляет и то, что кроме названного архимандрита в процессии не участвуют священники. Последние вместе с епископом должны предшествовать одру с телом усопшего. Аналогичный мотив церковной процессии хорошо известен в искусстве XVIII в. Можно указать гравюру Леонтия Тарасевича с изображением освящения Великой церкви среди иллюстраций Киево-Печерского патерика, напечатанного в 1702 г., с совпадающими некоторыми деталями (дети и лежащий убогий). Еще ближе сцена обновления храма в среднике житийной иконы св. Георгия, середины XVIII в., из Раменской Богоявленской церкви бывшего Грязовецкого уезда16. Здесь также нашли отражение современные церковные реалии, включая выносной крест такой же формы.

В произведении А.И. Ратькова обобщенная трактовка фигур сочетается с умением выделения наиболее существенных деталей, отличающихся тщательной проработкой. Большей частью это лица и орнаментика церковных облачений. В чисто декоративных целях мастер применяет пластическую разделку пилястр собора, в действительности имеющих гладкую плоскость. В целом рельеф выполнен с большим мастерством, отличающим лучшие произведения эпохи. Для трактовки исторического события характерен умеренный реализм, со сведенным к минимуму бытовым элементом, присутствие которого обусловленное жанровой принадлежностью композиции.

Второй картуш раки св. Игнатия Ростовского известен лишь по фотоснимку, и поэтому не может быть описан столь подробно: иконография ясна, но детали более слабо различимы. Судьба картуша, равно как и облицовочных гладких серебряных пластин раки, с рельефными чеканными обрамлениям и медальонами с надписями (в орнаментированных картушах меньшего размера), остается не выясненной. Увезенные в Москву в 1922 г., эти детали пластического убранства раки бесследно исчезли.

Заключенный в пышное орнаментальное обрамление с растительным мотивом, сильно вытянутый по горизонтали картуш заполнен сложной многофигурной композицией, представляющей отпевание св. Игнатия в интерьере ныне существующего ростовского Успенского собобра, изображенного в поперечном разрезе, с неизбежным элементом схематизации. Это сказалось на масштабах сооружения и его притворов, заполненных фигурами участников погребения святителя, а также на упрощенном воспроизведении схемы иконостаса. В последнем случае, однако, воспроизведены местные иконы Спаса и Богоматери Владимирской, равно как и большой запрестольный крест с крупным распятием. В центральной части собора одр с телом почившего, расположенный так, как принято помещать плащаницу и мощи, но не гроб при отпевании. Стоящий за одром архиерей в митре держит в руках список рукоположенных покойным лиц. В правой части композиции изображена соборная звонница, с одной главой: как известно, постройку увенчивают четыре главы. В связи с этим трудно однозначно определить сооружение слева – одноглавую церковь с шатровой колокольней: это должна быть Спаса на Торгу (Ружная), но она в действительности пятиглавая и с малой шатровой колокольней, а не с высокой, по типу скорее напоминающей часобойню, по реконструкции А.Г. Мельника17. Подобные метаморфозы в декоративном пластическом искусстве возможны, поскольку архитектура здесь создает лишь своеобразный исторический фон. Иногда он имеет значение источника, дающего представление в лучшем случае об общей типологии и определенных деталях.

Доступные сегодня для изучения отдельные части серебряного убранства раки с мощами св. Игнатия Ростовского позволяют сделать некоторые наблюдения, но, к сожалению, никак не общие выводы. Поэтому нет смысла нагромождать различные предположения. Что касается мастера А.И. Ратькова, то его произведения, бесспорно, заслуживают выявления и тщательного изучения. Это шедевры серебряного дела, в большинстве случаев не получившие известности в силу того, что предметы церковной утвари не привлекали к себе внимания исследователей по самым различным причинам.

  1. Титов А.А. Ростов Великий в его церковно-археологических памятниках. М., 1911. С. 18-20.
  2. Пуцко В. Богоматерь Великая Панагия // Зборник радова Византолошког института. Кнь. XVIII. Београд, 1978. Рис. 8.
  3. Подробнее см.: Пуцко В. Киевский художник XI века Алипий Печерский (По сказанию Поликарпа и данным археологических исследований) // Wiener slavistisches Jahrbuch. Bd. 25. Wien, 1979. C. 63-88.
  4. Ключевский В. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871. (репринт. изд. М., 1988). С. 38-39.
  5. Словарь исторический о святых, прославленных в Российской Церкви, и о некоторых подвижниках благочестия, местно чтимых. Изд. 2-е. СПб., 1862. С. 101; Барсуков Н. Источники русской агиографии. СПб., 1882. Стб. 207-211; Книга, глаголемая Описание о российских святых. Доп. биограф. сведениями М.В. Толстой. М., 1881. С. 92-93. № 222; Жизнеописания угодников Божиих, живших в пределах нынешней Ярославской епархии. Сост. М.В. Толстой. Ярославль, 1887. С. 7-10. № 3; Дмитриева Р.П., Семенченко Г.В. Житие Игнатия Ростовского // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. I (XI – первая половина XIV в.). Л., 1987. С. 150-151. Также см.: Мельник А.Г. Защитник Ростова святой Игнатий // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2003. № 4 (14). С. 44-45.
  6. Толстой М. Святыни и древности Ростова Великого. Изд. 3-е, испр. и доп. М., 1866. С. 38-40.
  7. Голубинский Е. История канонизации святых в Русской Церкви. Сергиев Посад, 1894. С. 42.
  8. Сообщения Ростовского музея. Ростов, 1993. Вып. 5. С. 50-51.
  9. См.: Леонтьев А.Е. Древний Ростов и Успенский собор в археологических исследованиях 1992 г. (Предварительное сообщение) // ИКРЗ. 1992. Ростов, 1993. С. 163-166; Иоаннисян О.М., Зыков А.Е., Леонтьев А.Е., Торшин Е.Н. Архитектурно-археологические исследования памятников древнерусского зодчества в Ростове Великом // СРМ. Ростов, 1994. Вып. 6. С. 201-217; Мельник А.Г. Исследования памятников архитектуры Ростова Великого. Ростов, 1992. С. 4-10.
  10. Босли Р.Д. Житие св. Игнатия Ростовского // ИКРЗ. 1992. С. 62-69.
  11. Ср.: Мельник А.Г. Защитник Ростова святой Игнатий. С. 44-45. Недавно опубликованная икона (Новиков В.А. Реставрация иконы «Св. Леонтий, Исайя, Игнатий Ростовские» // ИКРЗ. 2002. Ростов, 2003. С. 318-323), по нашему мнению, относится не к последней четверти XV в., а ко времени около 1551 г., о чем свидетельствуют иконография и стиль. Близкая стилистическая аналогия – икона св. Леонтия Ростовского из Введенской церкви в Ростове (Живопись Ростова Великого. Каталог. М., 1973 (авт.-сост. Ямщиков С.) С. и цв. табл. ненум.).
  12. Титов А.А. Ростов Великий в его церковно-археологических памятниках. С. 20.
  13. Государственный музей-заповедник «Ростовский кремль», инв. № 15586.
  14. Постникова-Лосева М.М., Платонова Н.Г., Ульянова Б.Л. Золотое и серебряное дело XV–XX вв. (территория СССР). М., 1983. С. 209. № 2236.
  15. Мельник А.Г. Ансамбль ростовского Спасского монастыря // Труды Ростовского музея. Ростов, 1991. С. 112-140.
  16. Рыбаков А. Вологодская икона. Центры художественной культуры земли Вологодской XIII–XVIII веков. М., 1995. Илл. 114, 115.
  17. См.: Мельник А.Г. Часобойня Ростовского кремля // Колокола и колокольни Ростова Великого / СРМ. Ярославль, 1996. Вып. 7. С. 170-178. Рис. 3.




Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!