Электронная библиотека

…Жизнь наша была вообще самая русская, хотя и городская, а не деревенская
А.Л. Кекин

Данная работа – это очередной этап проводимого нами на основе неопубликованных документальных источников, хранящихся в ГМЗРК¹, исследования культурной традиции ростовской купеческой среды Ростова XIX в. На этот раз в поле зрения – 1840-е годы и «Записи» Алексея Леонтьевича Кекина².

Ростовец, Санкт-Петербургский купец, почетный гражданин Петербурга и Ростова, крупный предприниматель, миллионер, самый щедрый благотворитель Ростова, Алексей Леонтьевич оставил воспоминания, являющиеся, благодаря его наблюдательности, блестящей памяти и литературным способностям, ценнейшим источником для изучения среды ростовской купеческой элиты, которой принадлежала семья Кекиных. Род Кекиных, известный в Ростове с нач. XVII в., отличался удивительной устойчивостью и предпринимательской активностью: на протяжении трехсот лет он был здесь одним из самых состоятельных и уважаемых – и, как представляется, не только за весомый капитал, но и за определенные качества, таланты, свойственные целому ряду его представителей. Это единственный ростовский купеческий род, история которого была написана и опубликована до революции³. А.Л. Кекин прожил в Ростове до 15 лет, но родного своего города не забывал никогда, о чем свидетельствуют и его «Записи», составленные в нач. 1880-х гг.

С возрастом люди склонны идеализировать прошлое, память человеческая избирательна, но даже по прошествии времени она хранит впечатления наиболее сильные, события самые яркие и важные. И особая ценность «Записей» в том, что в них детские воспоминания оформлены, осмыслены и пропущены через призму опыта умудренного жизнью человека, который вольно или невольно акцентирует наше внимание на самом главном, ненавязчиво и незаметно донося понятия, воззрения, видение мира, систему ценностей, свойственные его кругу в его время. А изобилие всевозможных сведений – от топографии до этнографии, которые даются «Записями», позволяет, нисколько не преувеличивая, назвать их энциклопедией жизни Ростова в 30-40-е гг. XIX в.

К этому времени Ростов в основном уже перестроен по Высочайше конфирмованному плану 1779 г. «…До того город был непрерывный, и у самых меньших валов, что около Кремля, уже были дома и улицы⁴. Так, «…почти напротив церкви Всех Святых, у самого меньшего вала была деревянная церковь Воскресения, которая сгорела и не возобновлена. До 50-х г. стояла тут маленькая невхожая часовенка, означавшая место храма, и еще вторая церковь была, тоже около валов, против Никольской улицы и церкви св. Исидора»⁵. То есть, со времени перепланировки прошло почти полвека, но предания о прежнем облике города в памяти ростовцев живут и передаются из поколения в поколение.

Столь долговременное бытование здесь этих преданий удивительно, но не случайно. В представлениях граждан Ростова именно с тем, былым городом ассоциируются и прочно связаны история их родов, деяния предков, память о которых, судя по «Записям» – так же сохраняется и передается. Сведения о доме Кекиных, собранные Николаем Алексеевичем Кекиным, хорошо известны его внучатому племяннику Алексею Леонтьевичу, и он своим родом гордится. Эта гордость наполнена воспринятым от предков сословным духом; ее питают чувство собственного достоинства, самоидентификация, профессиональное сознание, уважение к семейному занятию, осознание его важности (прадед А.Л. Алексей Григорьевич Кекин отказался от нобилитации⁶).

А.Л. Кекиным унаследованы от предков и капитал, и доброе имя, и жизненная позиция, которую выражает кредо: «Весь мир работать и работать должен прежде всего»⁷. Его слова о Леонтии Федоровиче, который «рабочий человек был»⁸ звучат, как похвала.

Стиль жизни Кекиных был свойственен многим и многим ростовским купцам. Значительная их часть находилась в постоянных разъездах по делам торговли, причем можно отметить цикловой характер этих разъездов, маршруты которых четко определены. При хороших профессиональных навыках, соответствующих способностях, удачном стечении обстоятельств и размахе разъездная торговля приносила высокую прибыль. Заметим, что активное купечество снисходительно относилось к тем, кто «дома жил». В ростовском купечестве таких называли «вотчинниками», и их было немало. Высокий и стабильный доход им обеспечивали средства, получаемые от сдачи в аренду родовых лавок во время знаменитой ростовской ярмарки, которая в исследуемый период времени находилась в самом расцвете. П.В. Хлебников, к примеру, имел от своих лавок до 40000 руб. годового дохода. Между «вотчинниками» и теми, кто родовых лавок не имел, долгое время существовало противостояние, которое закончилось в 1841 г., когда стараниями городского головы И.Ф. Кекина был построен общественный Гостиный двор⁹.

Широкие торговые связи несли. Ростову и ростовцам и благосостояние, и культуру. В описываемое время у ростовской купеческой элиты «золота…было так много, что оно отягощало, и платили лаж за бумажки, а серебро для нас представляло наказанье без причины счетом его в рублях и еще несноснее – в мелочи, которой много было, называемой «слепой», старинной, что трудно было разбирать стоимость»¹⁰. Элита составляла «4-5 домов богатых молодых купцов», давала «тон и пример всему городу» и возглавляла местное «интеллигентное общество», кое, «хотя и невелико тоже было,… все же оно тогда представляло домов 20-30»¹¹. Оно имело собственную культурную традицию, которая проявлялась во многих сторонах общественной, духовной и семейной жизни. На примере конкретной семьи познакомимся с субкультурой элиты ростовского купечества.

Семья Леонтия Федоровича и Любови Ивановны Кекиных жила в собственном каменном 20-ти комнатном 2-х этажном доме-усадьбе, располагавшейся на самой престижной улице Ростова – Московской (Покровская, совр. Ленинская, 32). По демографическому типу (супруги, их дети, мачеха, незамужняя сестра Л.Ф., племянница Л.И.) эта семья является расширенной; по типу отношений – патриархально-авторитарной, с ясно прослеживающейся иерархией. Каждый член семьи занимал определенное положение и имел соответственный круг обязанностей; отношения строились по четкой модели. Старших полагалось почитать, старость их покоить; супругам – уважать друг друга, детей растить в строгости, давать им необходимые для самостоятельной жизни навыки, устраивать их брак; детям – беспрекословно повиноваться.

Глава семьи Кекиных Леонтий Федорович, он же – глава дела, сосредотачивал в своих руках и власть, и средства. Он должен был (и обеспечивал) семье должное содержание, снабжал ее всем необходимым и передавал нужные умения сыновьям. Рабочий день независимо от того, находился он дома или в отъезде, начинался очень рано – в 5-6 час. утра. Находясь дома, в Ростове, летом он работал в саду – до чая, «подрезывал и чистил деревья, замазывал и прививал яблони, вишни, делал отсадки дичков, выпиливал сушь»11. После утреннего чая (летом в 8 час., зимой – 9) занимался документами «писал», затем в базарные дни отправлялся в кремль. «…Там сходились – вроде биржи – у лавки Хранилова ростовские богачи и сообщали новости с пристаней, из СПб и прочие, и местные». Возвращался к обеду (1-2 пополудни), после которого ложился отдыхать до 5-6 час., до чаю, а после до ужина писал письма, читал газеты. «…А не в базарные дни или приходил кто-либо, или уходил к Пичугину…занимались письмом в книгах или по долговым претензиям, сочиняли прошения»¹². Торговлю Л.Ф. вел крупную, предпринимателем он был сильным. В Ростов для него поступали целыми обозами выписанные им товары из СПб, в основном бумажная пряжа. Кекин сотрудничал с фирмами Томас Рейт и К0, Шалю, Шау, Пихлау (Рига), с российскими производителями – Мазуриным, Серебряковыми, Малютиными, Борисовскими, Крафтом, Меняевым, Морозовым, Скуратовым. Пряжу он отправлял на продажу в Казань (впоследствии в Чистополе завел бумагопрядильную фабрику). Из Казани Кекиным вывозились: сало, русское масло (их отправляли в СПб); мед, который перерабатывался («перепускался») близ Ростова, а также козий пух. Его покупали неочищенным, затем раздавали чистить переработчикам в Ростове и по деревням, далее в ярмарку собирали, расплачивались с работниками, а очищенный пух отправляли заграницу. Кроме торговли, Кекины занимались дисконтированием¹³. Осуществлялся этот четкий и беспрерывный товарооборот с помощью приказчика В.Г. Куракина и подраставших сыновей, которые с 12-летнего возраста вводились в дело.

Л.Ф. Кекин до 6-8 раз в год, в летнее время (июнь) и в декабре выезжал на 2-3 недели в Москву, на собственных лошадях (степные вятки Лебедь, Комар, Муха, купленные на Мензелинской ярмарке). Путь на Москву проходил «в три пряжки – Переславль – Троица – Москва». Если предполагалось задержаться в Москве на неделю, лошади оставлялись на Шуйском подворье, где Кекины обычно останавливались, если дольше – отсылались на утро в Ростов, а к отъезду из Москвы выписывались. В Москве Кекины «…жили экономно, ужинали не каждый день, никогда не обедали, – никогда, а утром за чаем сухари, в чаю ели, с Ростова привезенные». Дневной распорядок в Москве был еще более жесткий, чем в Ростове: вставали в 6 утра, весь день ходили по «рядам и конторам, в Биржу, но не в здание, чтоб входную плату не вносить», а оставались на площади перед ней «на снегу и дождю», с 3 до 5 час.¹⁴ Были еще и другие поездки – в Казань (декабрь-апрель, через озеро на Мясниковку-Писцово-Иваново-Шую-Пучежь-Балахну-Нижний), Ярославль (до 10 раз в год), Рыбинск (2 раза) и Нижний Новгород на ярмарку (сер. августа- нач. октября). Таким образом, дома, в лоне семьи Леонтий Федорович проводил не более полугода¹⁵.

Но длительное отсутствие главы семьи не сказывалось на течении установленного семейного порядка. Дом вела Любовь Ивановна. Отношения ее с супругом были далеки от эгалитарных (и даже в имущественном плане). Л.И. (урожд. Юрина, г. Романов) происходила из достойной купеческой семьи, но была «бедная», т. е. за ней денег дано не было, только приданое.

А.Л. сохранил о своей матери самые теплые, наполненные любовью и грустью, воспоминания, рисующие ее выразительный портрет и привлекательный образ.

«…Не похожа она была на купчих, а на барыньку: невысокого роста, круглолицынькая, не худая, но и не толстая, средняя; беленькая, нежненькая, … грациозная, с милыми голубыми глазками, прекрасные русые волосы и коса; прекрасного нрава, довольно умна. Нежная, кроткая, добрая»¹⁶. Л.И., как и полагалось представительницам ее круга, прекрасно одевалась: среди ее вещей А.Л. называет «белый салоп с черным, как смоль, лисьим воротником», шелковые, атласные, бархатные платья. Она никогда не носила ни чепчиков (кроме ночных), ни косынок, только «маленький шелковый платочек повязывала, когда на молитву вставала». Ее сложную прическу «весьма искусно» выполняла горничная (у Л.И. были и накладные «букли николаевских времен», но она их надевать не любила). Собираясь на бал или в гости, Л.И. обязательно затягивалась в корсет, надевала закрытое платье, предпочитая не декольте, а вышитые воротнички; на голову накидывала «мантильку, сетку или легкий убор». Золотые и серебряные украшения, перчатки, ридикюль (один из них был «такой оригинальный, черного бархату, и вышиты на нем узоры огуречными семенами, с золотыми блестками») дополняли и завершали ее наряд. Интересно, что детям (двум младшим сыновьям 5-8-летнего возраста) дозволялось, уже «после прически, зашнуровки корсета и платья входить в уборную…И мы продолжали одевать мамашу, подавали ей вещи, перерывали их, все, что ей угодно было надевать, подавали»¹⁷.

Любовь Ивановна выезжала редко, иногда с супругом, а больше с дочерью, когда та подросла. Очень любила кататься в коляске. Интересно, что маленьких сыновей, как пажей, ставили при этом на запятки, была такая мода¹⁸.

«…Из-за ласкового нрава все любили к ней ездить. Руку ее целовать имел право только полицмейстер, впоследствие – генерал-майор В.Л. Берсенев, М.А. Кекин – и больше никто. Мамочка хорошо вышивала, могла кроить, (это редко кто мог), писала плохо, самоучкой, но писала. На фортепьянах играла с 3 пиесы, в преферанс играла по маленькой с дамами. Она не танцевала, кроме польского экосеза, где ходят только вдвоем»¹⁹.

У хорошей хозяйки (а Л.И. именно такой и была) день всегда был занят самыми разнообразными делами. Утром приходила прислуга («Матвеевна») – «за приказом» (принять распоряжения, при этом «выдавался людям чай, сахар по бумажке»). Кушанья стряпала кухарка. Л.И. на кухне бывала редко, но «указывала и напоминала кухмистерше, и поэтому всегда все выходило хорошо». На стол подавали в том числе: пироги «глянцевые, воздушные и простые», паштеты с тмином, говядину с яйцом, подливки²⁰. Варенье, соленья (рыбу, мясо) Л.И. всегда готовила только сама. Для этого 2-3 раза в год («подобно богине Диане, сходы мамаши на кухню были») во время ярмарки и перед Рождественским постом она появлялась на кухне, которую к ее приходу особенно тщательно вымывали и выскабливали. В те времена предпочитались оптовые закупки. В марте делался годовой запас рыбы. Закупались осетры (более 10), белорыбица (1-3), белуги (3-4), севрюги, стерляди (20). Рыба готовилась по особому, собственному рецепту Л.И., «по градусам солености» и держалась в бочонках. Делалась и «душеная» (очевидно, маринованная, – Е.К.) осетрина в банках – с корицей, гвоздикой, душистым уксусом²¹.

Второй «сход» Л.И. в кухню бывал в конце ноября, когда до Рождества по первопутку в Ростов привозили говядину, свинину тушами, гусей, уток, поросят, окорока – «все мороженое и недорогое: 2-7 руб. говядина за пуд, 2 р. – гуси». Л.И. наблюдала за солением мяса, и все приготовлялось очень вкусно, особенно гуси. Говядину также солили тушами «посол самый нежный»²². Хранилось все это в двух погребах, имевшихся в доме; погреба были устроены в двойном срубе, загруженном льдом, но не глубоко, т.к. в Ростове грунтовые воды располагаются близко к поверхности земли²³.

Со всем этим большим хозяйством Л.И. могла бы справиться и без помощи «по кладовой» сестры мужа Марии Федоровны, если бы не почти ежегодные роды. Многодетность освящалась церковью. За 19 лет супружеской жизни Л.И. произвела на свет 12 детей, из которых выжило только пятеро. Все дети родились дома, всех она выкармливала сама, а растила с помощью няней, «по старине» – «свиванья, присыпанья, укутыванья и перекормленья». Зимой на улицу детей не выводили (это считалось вредным для здоровья); и все равно мало кто из них избегал болезней – корь, скарлатина, дифтерит составляли смертельную опасность²⁴.

С шести лет детей учили грамоте (это делали, как правило, дома, и самые свободные члены семьи; в случае с А.Л. – его 18-летняя кузина Елизавета). В Ростове того времени были и городские учебные заведения – приходские училища; Кекин их называет три. В дневном пансионе при одном из них, 2-м, у Ф.К. Назарова с 8-ми лет он учился письму²⁵. С 12-ти лет уже помогал отцу в ведении дел. «…Мой день после окончания школы был таков: утро или шла приемка и отдача сахару, пуху козьего пуху или меду. Затем счета писались, ходил в город за получением и со счетами. Иногда золота, серебра надают – едва несешь. На почту ходил за письмами и с письмами, случалось по 4 раза в день, и ежедневно – по 2 раза»²⁶; с 16-ти стал полностью самостоятельным²⁷.

Большое внимание в семье Кекиных уделялось религиозному воспитанию детей. Как и все ее родственницы, Л.И. была очень набожна, «твердо держалась старообрядчества, но не была противу Церкви, общества и затворничества не избирала». В храмы она ходила редко, к поздней обедне или вечерне в собор. Молилась дома: с 5-ти утра читала «Псалтырь, Полунощницу, канон Воскресенью, акафист, канон святому или того, чья память, и еще по лестовке». Такие книги, как Пролог, лежали в детской постоянно открытыми, и детям их читала тетушка²⁸. Начиная с пяти лет, дети должны были по воскресеньям вставать со второго звона, идти молиться в кабинет к отцу, бабушке или матери – читали каноны, Псалтырь. Отметим удивительную веротерпимость этой семьи, где Мария Федоровна была «рьяная старообрядка», а Анна Леонтьевна, ее мачеха, находилась в лоне официальной церкви, но «они мирно жили сами по себе и никогда не спорили о вере, а каждая в своей комнате молилась». Дети же, крещенные по православному обряду, молились и с тетушкой, и с бабушкой²⁹.

В глубокой вере Л.И. черпала силы смиренно принимать утраты, из которых самыми тяжелыми были болезни и смерть близких. Особенно часто умирали дети. Равные в смерти, не все дети получали равные последние проводы. Мертворожденную девочку, «которую приватно называли Олей», похоронили в маленьком ящичке, любимца же семьи 5-летнего Петю – в гробике, причем похороны были «парадные, приехали родственники, курили уксусом, провожали до могилы, устроили большой поминальный обед»³⁰.

И сама Любовь Ивановна готовилась к уходу из жизни в полном соответствии с религиозной моралью и обычаем: благословила детей, дала им наказы, простилась с ними и близкими, постилась и усердно молилась до своего последнего часа³¹.

О религиозности семьи говорит и соблюдение ею церковного ритуала. У Кекиных строго соблюдались все посты – великий, успенский, рождественский, петровский. В это время пища была исключительно «постная», только в Благовещенье и Вербное воскресенье подавалась рыба, в Вербную субботу – икра разных сортов. 1 и 7-ю недели поста все ели без масла. В чистый понедельник – до вечера ничего. Для детей устраивали обед в 2-3 часа и чай раз в день на 1-й и 7-й неделе; «старухи же ничего горячего вареного не ели весь пост»³².

Любопытно, что искренняя и глубокая вера в Бога сочеталась в этом семействе, как, очевидно, и во всем Ростове, с верой в приметы, а неукоснительное соблюдение религиозных ритуалов – с применением в повседневной жизни магических действий. Например, при трудных родах открывали царские врата в ближайшей церкви, «курили синей бумагой» (синий цвет – сакральный у славян – Е.К.). Видеть пожар, слышать писк самовара, треск мебели, неожиданный стук – предвещало несчастье. Погоду предсказывали по стаду коров – если первой идет черная, будет пасмурно, если рыжая – солнечно³³.

Церковные службы, как уже отмечалось, не всегда и не все Кекины посещали исправно, но на Вербное воскресенье – бывали обязательно. В Покровской церкви в этот день богослужение проходило очень торжественно. Посреди храма ставился большой деревянный брус с отверстиями, в которые «укреплялись ветви вербы, и делалось так высокое прекрасное дерево. После освящения древа народ разбирал веточки, и древо таяло, уменьшалось. Особенной толкотни не было, только шум ломаных сучьев»³⁴.

Церковные праздники, из которых самым главным был Пасха, встречали торжественным разговеньем. На Пасху ходили в церковь освящать куличи и «из сыру обыкновенной творожной пирамиды». Рождество отмечалось не столь торжественно: «…просто подавали с утра чай со сливками и барашек из масла»; к чаю приходили гости (кто-нибудь из родственников и близких друзей). Особенно весело проходили святки, когда устраивались гаданья, например, на курах. Их приносили в комнату, ставили в очерченный мелом круг диаметром 1,5 саж., и раскладывали вокруг кучками овес, воду, в которые клали кольца. В какую сторону курица откинет кольцо, в ту и замуж выходить. «Если выкинет из круга, в этот год выйти. Далеко если, то и замуж далеко, близко – так близко. Пьет много – муж будет пьяница, сядет – ленив, ест много – обжора, буянит – буян». Жгли и бумагу, клали на поднос, смотрели на тень, судили по ней о будущем. На Святках в дом Кекиных приезжали ряженые – один раз – «военные с музыкой на холщевых конях», человек 25-30, среди которых были «арапы, турки». Незваные гости были наряжены генералами и танцевали кадриль на этих конях. В другой раз – «…польки, вальсы, кадрили, очень мило маскированы итальянцами, турками, неграми, арапами, греками, англичанами, были с полчаса, не более». Как тут не вспомнить святки у Ростовых в романе «Война и мир» Л.Н. Толстого! «Иногда в Святки ездили кататься по городу, если в санях, то видели толпы ряженых, и толпы, ходящие за ними по кремлю». Чаще ездили в теплом возке, обитом сафьяном: «Как сейчас помню луну… мы смотрим на освещенные зданья, на толкотню в кремле, на пустоту Окружной улицы, где возвращались домой. Снег, бывало, хрустит под возком, лошади мчатся до дому»³⁵.

Сам Л.Ф. лично ездил поздравлять с большими праздниками только к брату Ивану Федоровичу и полицмейстеру – полковнику В.Л. Берсеневу, «правившему Ростовом лет 20 по-николаевски». По количеству даваемых при этом денег можно судить, на какой ступени ростовской иерархической лестницы находился тот или иной чиновник. Квартальным надзирателям, сортировщику почтамта, священнику приходской церкви «со святом» давали 1 р., (варницкому – 50 коп.), помощнику почтмейстера 2-3 р., почтмейстеру, приставу – 5 р., соборным священникам, думскому секретарю 3 р., полицмейстеру – 10. «Немного и мне приходилось носить эти праздничные [деньги – Е.К.] с поздравлением ответным их визитам, что было мне очень неловко»³⁶. Семья Кекиных благотворительствовала: 6-8 раз в год «кормили нищих»³⁷.

Помимо церковных, Кекины отмечали и семейные праздники – именины, свадьбы. В Ростове свадьбе обычно предшествовал сговор, проводившийся непременно в доме невесты и по определенному ритуалу, который стал доподлинно известен благодаря рукописи А.Л.

Сговор «…начался в 7 часов вечера. Приехали – сначала наша родня, а в 8 час. жених с родней и Ларцем, составляющем и доселе немалую суть сговора. Сейчас по приезду встретили жениха по старине: батюшка, матушка и все его родные. А священник с крестом и свечами сейчас вышел посреди залы и пред образы и начал читать молитвы, причем делалось полное обрученье, переменялись кольца у жениха и невесты (…в СПб, где сговора не бывает и иногда после обрученья расходятся, что нехорошо и немыслимо в Ростове, где сговор обыкновенно за 1, 2 или 3 для до свадьбы, в сущности – начало венчания и свадьбы по-старому). Затем, как только кончил священник молитвы и чтенье, то поздравил обрученных. Она [невеста – Е.К.] по наказу его [жениха] поцеловала и затем поразошлись в стороны, и пред женихом стали проносить подарки. Он обращался к невесте и просил ее принять, а она кланялась – не низко, а так, для порядку, кивала и подарки проходили далее по порядку. 1-й поднос несли две горничных, на нем был Ларец, т.е. шкатулка, ящик палисандровый, хорошей работы. Помню рисунок на крышке: Мазепа, привязанный к дикому коню поляками и пускаемый на все 4 стороны, или момент прибытия к казакам, только Мазепа был привязан на спину коня. В Ларце том, как после мы все смотрели, были платочки вышитые и шелковые, все больше для раздачи подругам по обычаю, затем воротнички вышитые гладью и кружевные, и рукавчики, затем перчатки лайковые и простые, затем духи, мыло, помада, гребешки, затем сережечки, брошечки, браслетки – все недорогие, для подарков подругам. 2-й поднос несли два лакея. На нем были 2 головы сахару, обвитые розовыми лентами и 6 ф. чаю, тоже все в [лентах – Е.К.]. 3-й поднос несла одна девушка. На нем были конфекты, бонбоньерки разнообразные и причудливые, которые наутро, т.е. на девичнике или позже на 3-й день, т.е. пред накануне свадьбы, всегда рассылались c особым посланным подругам.<…> 4-й поднос был – конфекты и мармелад для вечернего угощения. Это стародавний какой-то порядок даже, что все угощения, сласти и вина в этот день от жениха. <…> 5-й поднос был с материами шелковыми на платья для папа и мама, сестры и гувернантки. 6-й поднос – сукно на сертуки папа и нам, 3-м всем детям, 7-й – людям подарки – для прислуги, для няни и для горничных на платья недорогой шерсти и для кучера кумач и плис. Затем, когда эта процессия прошла, убыла по назначенью. Затем подали шампанское на подносах бокалы и папа и папа возгласил «За здоровье новообрученных», и все стали брать бокалы и чокаться в знак поздравления с женихом и невестой. Поздравляли их, затем поразошлись все по комнатам, чему мы все были рады. <…> Когда разошлись все по комнатам (их было 20 у нас), то подавали уже чай, кофе. Сейчас и танцы начались. Дьячок заиграл, <…> и все наши более или менее влюбленные пары натанцевались досыта»³⁸.

Таким был сговор в семье Кекиных, а семействах попроще после сговора устраивались не бал с танцами, а игры – в фанты, жмурки, пустынника (закрывалось лицо и должно было наугад отвечать на вопросы), и с 9 до 6 час. ужин, но он мог быть «из 30-ти перемен»³⁹.

В семьях ростовских купцов (и не только элиты) в 30-40-е гг. свадебное торжество проводилось в форме бала. Надо сказать, что в это время балы в Ростове давались довольно часто. П.В. Хлебников, И.Ф. Кекин устраивали их от 6-ти до 10-ти в год. Городничий Берсенев, Н.И. Морокуев, И.А. Титов, В.А. Мальгин, Л.Ф. Кекин, В.А. Мальгин, А.А. Серебреников, Ф.Д. Пичугин, полицмейстер С.Н. Полосин, предводители дворянства Протасьев, Бабкин и Чертков давали вечера 3-6 раз. В домах А.А. Мальгина, П.А. и П.П. Щаповых, М.А. Хлебникова, Н.Х. и И.Н. Быковых, И.В. Кекина, М.М. Кайдалова вечеринки происходили 1-2 раза в год. Всего около ста (!), то есть, исключая посты, разумеется, каждые 3-4 дня в Ростове был или бал, или вечеринка⁴⁰.

Наличие такого большого их количества представляет собой определенный показатель уровня развития коллективного быта, который говорит не только об открытости общества, но о формировании гражданского общества в Ростове. Отдельные семьи не представляли собой крепости, куда был запрещен вход посторонним лицам. Каждая семья находилось и в тесном контакте с родственниками и со своей корпорацией, в данном случае – купеческой. Знаменитые ростовские балы, о которых писали И.И. Хранилов и И.С. Аксаков⁴¹, собирали от 100 до 300 гостей. Как правило, проводились они по случаю крупных семейных событий – свадьбы, именин, новоселья, а также в честь приезда высоких гостей – губернатора, дивизионных генералов и т.п. Начинались балы в 7-8 часов вечера, оканчивались в 2-3 утра «богатым ужином и шампанским». Для балов дамы обязательно готовили новые наряды, на балах играл военный оркестр, привозимый из Ярославля (это стоило 60 р.), и молодежь «кружилась в вальсах и кадрилях, а старики сидели за преферансами, составляя своего рода Думу и сообщая новости». Бал мог стоить хозяину до 3000 р. Вечеринки обходились значительно дешевле (45-50 р.), начинались они также в 7-8 час. вечера, оканчивались раньше – около 12. Гостей на них собиралось от 50 до 150 (в зависимости от размеров помещенья). Музыка на таких вечерах была «местная» (дьячок из Ивановской церкви с тремя музыкантами) или «5-6 еврейских концертистов с неизбежным цимбалом». Главный интерес вечеринок также составляли танцы для молодежи и преферанс для «старшего возраста и дам, из которых немногие продолжали танцы, а предпочитали преферанс, или сидели, глядя на дочек»⁴². Кроме балов и вечеров в ростовском обществе были весьма популярны пикники, поездки на лодках по озеру в Поречье и «на Три Воды», не говоря уже о практически ежедневных и обязательных праздничных взаимных визитах⁴³.

Удивительная открытость ростовского купеческого общества с восхищением отмечается приезжими. Вся жизнь обитателей ростовского купеческого дома того времени проходила на виду у родственников, знакомых, соседей. Вот и у Кекиных течение повседневной жизни, помимо праздничных приемов, оживлялось постоянными визитами родственников и знакомых; приходами учителя танцев, музыкой. В доме было фортепиано и ручной орган, который «кроме танцев играл и русские пьесы. Горничная ручку вертела, и он играл»; очевидно, выписывались газеты и журналы, покупались книги – Л.И. любила читать⁴⁴.

Несмотря на внешние проявления развития процесса демократизации ростовского купеческого общества (балы, праздники), нравы в это время продолжали оставаться очень строгими, и соблюдение приличий, т.е. определенных правил и норм поведения, было неукоснительным и обязательным. Например, нельзя было свататься, минуя родителей. Совершенно неприличным считалось передавать девушке на выданье письмо в книге. Смеяться над старшими, пусть даже посторонними⁴⁵.

Моральные принципы того времени во многом выражены в наказах, полученных Алексеем Леонтьевичем Кекиным от матери перед ее смертью: «Ну, Алексеюшка, живи хорошо, будь трудолюбив, милостив, чужого не бери и своего не теряй тоже. Никого не обижай, особенно же напрасно»⁴⁶.

Слова эти не утратили своей актуальности и сейчас.

Таковы были быт и нравы элиты Ростовского купечества, которое сам А.Л. Кекин называл интеллигенцией, в 30-40-е годы XIX века. Именно тогда были заложены основы будущего блестящего периода развития гражданского общества в Ростове, которое через десятилетие уже будет удивлять приезжих своей «совершеннейшей свободою, независимостью, самостоятельностью, безо всяких претензий и чопорности»⁴⁷, из среды которого в дальнейшем выйдут спасители Ростовского кремля и основатели Музея Церковных древностей.

Итак, в исследуемый период ростовское купеческое общество:
• было стратифицировано;
• элита его имела высокий уровень культуры;
• этот уровень поддерживался широкими торговыми связями;
• имело черты, сближающие его с дворянством (балы, следование моде, стремление к культуре);
• при этом сохраняло традиции и обычаи старины (свадьба, замененная бальным вечером, но и – сговор в неизменном виде);
• внутрисемейные отношения носили публичный характер; но отношения в семьях сохраняли патриархальность.

1. Крестьянинова Е.И. К вопросу о традициях и особенностях субкультуры ростовской купеческой среды в 60-х годах XIX в. (по письмам С.А. Кекиной) // ИКРЗ. 2000. Ростов, 2001. С.177-185.; Ее же. К вопросу о традициях и особенностях субкультуры ростовской купеческой среды в 80-е годы XIX в. (по воспоминаниям А.А. Титова) // ИКРЗ. 2002. Ростов, 2003. С. 185-199; Ее же. К вопросу о традициях и особенностях субкультуры ростовской купеческой среды в 50-е гг. XIX в. (по «Журналу» А.П. Маракуевой // ИКРЗ. 2003. Ростов, 2004. С. 281-291.
2. ГМЗРК. Р-468. Данная рукопись была прочитана и переведена И.В. Сагнаком (3/4 объема) и Е.И. Крестьяниновой (1/4 объема). И. В. Сагнак предполагает опубликовать полностью текст «Записей» в своей книге о Кекиных, над которой в данное время работает. Выражаю Игорю Владимировичу Сагнаку глубокую благодарность за возможность познакомиться с частью переведенной им рукописи.
3. Титов А.А. Кекинский летописец. Ярославль, 1887.; A. Nero. Родные картинки. С. Петербург, 1899. С. 154-165.; Талицкий В.А. Алексей Леонтьевич Кекин и гимназия его имени в г. Ростове, Ярославской губ. Москва, 1910.
4. ГМЗРК. Р-468. Л. 1.
5. Там же. Л. 1 об.
6. Там же. Л. 20 об.
7. ГМЗРК. Там же. Л. 3.
8. ГМЗРК. Р-468. Л. 27 об.
9. Там же. Л. 1.
10. ГМЗРК. Р-468. Л. 2 об. Лаж (ажио-лаж) – приплата сверх номинальной цены денежных знаков и процентных бумаг.
11. Там же. Л. 22.
12. ГМЗРК. Р-468. Л. 22.
13. Там же. Л. 23. Л. 9. Л. 26. Дисконт – та процентная сбавка с цены векселя, которая делается при учете; дисконтирование – учет векселей: продажа или покупка векселей до наступления их срока.
14. Там же. Л. 22.; 22 об.; 26.
15. ГМЗРК. Р-468. Л. 23.
16. Там же. Л. 16. (на ярмарку супруг ей давал 5 рублей, и она все тут же раздавала).
17. Там же. Л. 17., 16.
18. ГМЗРК. Р-468. Л. 11.
19. Там же. Л. 17.
20. Там же. Л. 17 об.
21. Там же. Л. 17.
22. Там же.
23. Там же. Л. 16 об.
24. Там же. Л. 3.
25. Там же. Л. 5
26. Там же. Л. 22.
27. Сагнак И.В. Наследство Алексея Леонтьевича Кекина и Ростовский университет // На земле преподобного Сергия Радонежского. Вып. III. Ростов, 2004. С. 106.
28. ГМЗРК. Р-468. Л. 15.
29. Там же. Л. 6 об.
30. Там же. Л. 10 об., 11., 11 об.
31. Там же. Л. 13.
32. Там же. Л. 7 об.
33. Там же. 12.; 12 об.; 13.
34. ГМЗРК. Р-468. Л. 7.
35. Там же. Л. Л. 9 об.
36. Там же. Л. 8 об.; 9.; 9 об.
37. Там же. Л. 17.
38. ГМЗРК. Р-468. Л. 19 об.
39. Там же. Л. 21 об.
40. Там же. Л. 2.
41. Хранилов И.И. Ростовский уезд и город Ростов Ярославской губернии. Москва, 1859. С. 57., 58.; Барсуков Н. Жизнь и труды М. Погодина. СПб., 1898. 1. 11. С. 124-125.
42. ГМЗРК. Р-468. Л. 2 об.
43. Там же. Л. 3. «Три воды» – место слияния рек: Вексы и Устья, которые образуют Которосль. Находится близ с. Николо-Перевоз Ростовского р-на Ярославской обл.
44. Там же. Л. 22.
45. Там же. Л. 13., 14.
46. ГМЗРК. Р-468. Л. 13.
47. Указ. соч. Барсукова Н. 125.