Электронная библиотека

Основной причиной затянувшейся до самого недавнего времени путаницы в атрибуции и датировках сохранившихся и исчезнувших с научного горизонта произведений ростовского цикла В.В. Верещагина оказалось десятилетиями господствовавшее в искусствоведческой литературе ошибочное представление о том, что художник приезжал в Ростов и работал здесь якобы лишь дважды: с декабря 1887 по 24 февраля 1888 г. (с перерывом на поездку в Кострому) и, в другой раз, в июле-августе 1891 г. При этом, из-за незнания точной даты первого его сюда приезда, состоявшегося, как недавно нами установлено, не ранее 28 или 29 декабря 1887 г. (по старому стилю, т.е. 9 или 10 января 1888 г. по новому), утвердилась необоснованная в нижней своей дате двойная датировка большей части цикла и примыкающих к нему произведений 1887-1888 годами. Истинную картину создания ростовского цикла Верещагина существенно искажали и ошибочные сведения о времени изготовления выдающимся ростовским мастером-резчиком Михаилом Дмитриевичем Левозоровым сохранившихся до наших дней высокохудожественных рам к картинам Верещагина (якобы до лета 1889, на самом деле, не позже июля 1888 г.)

Эти несоответствующие действительности представления получили развернутую критическую оценку, которая, в разных аспектах, была сформулирована в недавних работах автора настоящей статьи¹. В них рассматривается целый ряд ранее неизвестных или ложно интерпретированных письменных, а также забытых печатных источников. В результате введения в научный оборот обойденных вниманием исследователей неопубликованных писем Верещагина к ростовским его адресатам и других источников оказалось возможным обнаружить и прочитать некогда выпавшие из биографии художника две содержательные страницы, открывающие подробности еще двух его приездов в Ростов и без малого полуторамесячного пребывания и работы на ростовской земле: с 26 июня по 25 июля 1888 и в первой половине мая 1889 г.² Эти открытия, вместе с аналитическим осмыслением ранее известных фактов, позволили окончательно разрешить практически все проблемы, связанные с историей создания ростовского цикла В.В. Верещагина и значительной части примыкающих к нему работ (из костромского и ярославского циклов). При этом удалось установить их датировки с редкой, за единственным исключением, точностью (до одного-двух месяцев, иногда – недель). Хронология и география создания этих работ представляется теперь в следующем виде: 1) не ранее 28-29 декабря 1887 – 24 февраля 1888 г. (с. Богослов на Ишне Ростовского уезда, окрестности Ярославля, Ростов Великий) – «Иконостас церкви Иоанна Богослова на Ишне», «Внутренний вид церкви Иоанна Богослова на Ишне», «Отставной дворецкий» (все три в ГРМ), «Вход в церковь Иоанна Богослова на Ишне», «Улица в городе Ростове при закате солнца зимой», «Княжьи терема в Ростовском кремле» (местонахождение неизвестно); 2) после 2 февраля-16 февраля 1888 г. (Кострома) – «Усыпальница бояр Салтыковых и других боярских фамилий в Богоявленском женском монастыре в Костроме», «Входная дверь в собор Ипатьевского монастыря» (местонахождение неизвестно); 3) вторая декада мая – 25 июня 1888 г. (с. Толчково близ Ярославля) – «Паперть церкви в селе Толчкове близ Ярославля» (ГТГ), «Паперть церкви в селе Толчкове близ Ярославля с детьми сторожа», этюды отдельных уголков той же церкви с иконами и фресками (местонахождение неизвестно); 4) 26 июня – 25 июля 1888 г. (с. Богослов Ростовского уезда) – «Перед исповедью на паперти сельской церкви» (ГРМ); 5) первая половина мая 1889, 21 июля – 4 августа 1891 (с. Богослов Ростовского уезда) – наброски и, возможно, эскиз интерьера церкви Иоанна Богослова на Ишне (местонахождение неизвестно) к картине «На этапе. Дурные вести из Франции» (ГИМ; закончена в Москве не ранее конца 1891 г.); 6) после 15 июля 1888 – не позднее октября 1895 г. (с. Богослов Ростовского уезда) – набросок с видом церкви Иоанна Богослова на Ишне, «выкрашенной старостой-ревнителем в ярко-красную краску» (местонахождение неизвестно)³. Однозначно устанавливается время создания выполненных в Ростове сохранившихся рам М.Д. Левозорова к трем из этих произведений⁴. С большой долей вероятности определяется и судьба трех ростовских работ Верещагина 1888 г., не вернувшихся в Россию после нью-йоркского аукциона 1891 г. («Вход в церковь Иоанна Богослова на Ишне», «Улица в городе Ростове при закате солнца зимой», «Княжьи терема в Ростовском кремле»)⁵.

В переписке художника с И.А. Шляковым, А.А Титовым и другими лицами с февраля 1888 и вплоть до начала января 1904 г., встречаются сведения о пожеланиях или прямых его намерениях посетить Ростов в ближайшее, либо в более или менее отдаленное время. В большинстве случаев определенно известно, состоялись или не состоялись эти приезды. Несколько других предполагавшихся кратковременных (от «двух-трех часов» до одного-двух дней) посещений или остановок В.В. Верещагина в этом городе на настоящем этапе исследования могут быть подтверждены или опровергнуты только в результате привлечения новых, неизвестных сейчас документов. Наиболее перспективным для положительного разрешения представляется вопрос о возможном кратком его пребывании в Ростове, в отсутствие здесь И.А. Шлякова, летом 1890 г.⁶ Но в любом случае, эти сведения, за исключением, касающемся вышеупомянутого приблизительно датированного небольшого наброска с видом церкви Иоанна Богослова на Ишне, вряд ли могут внести какие-либо дополнения в хорошо прослеживаемую по документам историю создания известных сейчас из разных источников произведений ростовского цикла⁷. Основная цель дальнейшего исследования этих и других документальных материалов – вписать новооткрытые ростовские страницы личной и творческой биографии В.В. Верещагина в летопись художественной и культурной жизни города рубежа 80-90-х годов XIX в. во всей полноте исторических, бытовых и психологических подробностей.

Ранее неизвестные ростовские страницы в биографии Верещагина получили отражение более чем в пятидесяти источниках, хранящихся в нескольких архивных и книжных собраниях. Помимо разноязычных выставочных каталогов, прижизненных газетных и журнальных публикаций, это письма к В.В. Верещагину И.А. Шлякова, А.А. Титова и других лиц, главным же образом, письма самого Василия Васильевича, написанные непосредственно в Ростове и его ближайших окрестностях, присланные им сюда из местечка Мезон-Лаффит под Парижем, из самой французской столицы, из Петербурга, Москвы, Ярославля, Костромы, Нью-Йорка, Кисловодска, Пятигорска, Ахена – почти отовсюду, куда бы в эти годы судьба ни приводила художника. Эти письма отражают и пребывание Верещагина на ростовской земле, и подготовку к его сюда приездам, либо ретроспективно проливают дополнительный свет на произошедшие когда-то события ростовской жизни и на его в них участие. При всей условности такого деления, оно имеет смысл, способствуя в ряде случаев уточнению сведений биографического характера и датировки недатированных источников.

Ввиду весьма значительного объема материала и, нередко, необходимости аналитического сопоставления документов разного времени, в том числе, относящихся к многочисленным лицам и событиям, упомянутым в переписке художника, мы вынуждены разделить публикацию этого своего исследования на несколько частей. В настоящей статье ставится цель подробно рассмотреть ряд документальных свидетельств, в которых отражены связанные с Ростовом события и факты после переселения художника из этого города в Москву в феврале 1888 г. и во время его здесь пребывания до отъезда в Париж в начале марта того же года. Оговоримся сразу, что по отношению к этому периоду речь идет о неопубликованных и впервые вводимых в научный оборот письмах самого Василия Васильевича, поскольку соответствующие послания его ростовских адресатов не выявлены. В каком-то смысле, настоящую статью можно рассматривать как результат разработки источников, которая должна лечь в основу развернутых комментариев к соответствующим письмам Верещагина в подготавливаемом в настоящее время издании переписки художника с И.А. Шляковым, А.А. Титовым и др. (в рамках совместного издательского проекта ГМЗ «Ростовский кремль» и ГАЯО)⁸.

Итак, как известно, в первый свой приезд Верещагин покинул Ростов 24 февраля 1888 г. (по ст. стилю), т.е. 7 марта по новому (год был високосный), с пятью созданными здесь относительно небольшими по размеру живописными работами: двумя городскими пейзажами («Улица в Ростове при закате солнца зимой», «Княжьи терема в Ростовском кремле») и тремя интерьерами пригородной церкви Иоанна Богослова на Ишне, которые, в рамах ростовского резчика М.Д. Левозорова, вскоре были представлены, в числе 74 написанных в разное время и в различных странах произведений живописи, на открывшейся 1 апреля (по нов. стилю) 1888 г. третьей персональной его выставке в Париже⁹.

Выехав 24 февраля (7 марта) из Ростова, Василий Васильевич, судя по датам на письмах, более недели, по крайней мере, до 3 (15) марта включительно, живет в Москве, остановившись в гостинице «Славянский базар» на Никольской улице и поддерживая интенсивную переписку с ростовскими своими знакомыми. За шесть дней, с 27 февраля по 3 марта им будет отправлено четыре письма к И.А. Шлякову в Ростов и одно передано А.А.Титову, находившемуся тогда по своим делам в Первопрестольной¹⁰. Отражая чисто человеческие отношения художника с новыми ростовскими его знакомыми, эти письма содержат целый ряд ранее неизвестных ценных сведений историко-культурного характера.

В первом своем письме от 27 февраля Верещагин обращается к Шлякову с необычайно теплыми словами благодарности за оказанное ему в Ростове гостеприимство: «Многоуважаемый Иван Александрович! Земной Вам поклон за Ваше милое, доброе участие ко мне и жене моей за все время нашей поездки, надеемся и впредь пользоваться Вашим благоволением, которое будет сказываться на Вас большим или меньшим успехом в работах, здоровье и проч.»¹¹ Эта часть письма требует комментария. Выраженная художником надежда и в будущем пользоваться «благоволением» со стороны И.А. Шлякова (и, заметим от себя, – его родственников), несомненно относится к возможности снова приезжать и работать в Ростове, принимая «и впредь» помощь И.А. Шлякова в обустройстве здешнего своего быта, в организации работ по изготовлению рам для картин, в приобретении предметов старины для верещагинской коллекции и их реставрации, пересылке корреспонденции, при знакомстве с экспонатами Белой палаты, экскурсиях по ростовским и пригородным храмам и монастырям и многим иным услугам, которые с первого же приезда ему здесь оказывались, вплоть до предоставления в долг довольно крупных денежных сумм¹². С другой стороны, с полной откровенностью и присущей Верещагину подчас обескураживающей прямотой, он подчеркивает и заинтересованность самого Шлякова проявлять «благоволение» к приезжей знаменитости, что и «будет сказываться» (подразумевается – отчасти «уже сказалось») «в больших или меньших успехах в работах» гостеприимного ростовца. Здесь Василий Васильевич имеет ввиду уже состоявшееся плодотворное свое участие в комплектовании музейного собрания, авторитетную поддержку деятельности Ростовского музея, творческих и общественных начинаний его хранителя перед лицом светского и духовного начальства и, на будущее – сочувственные о них печатные отзывы, оценку рисунков и литературных трудов Шлякова, помощь ему в разработке реставрационных и художественных проектов, готовность споспешествовать экспонированию изделий шорной мастерской братьев Шляковых на промышленной выставке в Париже и т.д.¹³ Не забыта здесь Верещагиным и собственная роль, кажется, несколько преувеличенная, в деле поправления здоровья Ивана Александровича¹⁴.

В том же письме от 27 февраля содержится ранее неизвестное и на данное время единственное, весьма ценное для истории художественной жизни в Ростове свидетельство о пребывании здесь в феврале 1888 г. петербургского художника академика М.Я. Виллие и о его знакомстве с В.В. Верещагиным¹⁵. Оно представляется важным источником для установления более точной датировки отдельных акварелей Виллие, выполненных в Ростове и его окрестностях в 1886 – начале 1890-х годов, а также проливает дополнительный свет на историю реставрации настенных росписей кремлевской Воскресенской церкви, с 1886 г. раскрывавшихся из-под под позднейших записей по инициативе и под наблюдением Виллие¹⁶.

Имеются определенные основания полагать, что В.В. Верещагин и М.Я. Виллие знали друг друга еще по Парижу, где оба постоянно проживали в 1880-х годах (последний до 1886 г.)¹⁷ Не исключено также, что работавшие в начале 1888 г. в Ростове и его окрестностях над близкими по тематике произведениями (церковный интерьер, городской пейзаж, памятники архитектуры с элементами жанра), Верещагин и Виллие тогда же и здесь же могли познакомиться. На жанровую и, в определенной степени, тематическую близость ростовских работ того и другого указывает список произведений Виллие: «Церковь Иоанна Богослова на Ишне», «Ишна», «Внутренность церкви Спаса на Сенях в Кремле», «Алтарь церкви Воскресения в Кремле» «Церковь Воскресения в Кремле», «Церковь св. Иоанна Богослова в Кремле», «Праздничный звон на соборной колокольне», «Храм Всемилостивого Спаса и Толкучий рынок», «Ростов», «Общий вид г. Ростова Великого», «Яковлевский монастырь на озере Неро» и др.¹⁸ Однако знакомство художников едва не привело к серьезному между ними конфликту, в предотвращении которого невольно пришлось принять непосредственное участие И.А. Шлякову, причем, выступить в качестве доверенного лица Верещагина именно в Ростове. Из письма от 27 февраля 1888 г. следует, что, едва прибыв в Москву, Василий Васильевич узнал о слухах, которые распространяет про него все еще находившийся в Ростове Виллие. Суть их заключалась в том, что Верещагин-живописец якобы использует или использовал в своих целях знакомства и связи в высших аристократических кругах Запада. Василий Васильевич дает решительную отповедь этим слухам: «Будьте добры, – обращается он к Шлякову, – скажите Вилье, что в рассказе его обо мне вкрадываются очевидные неверности: принц Уэльский никуда не таскал меня с собою, и я никогда не пользовался его покровительством (хотя и знаком с ним, как со многими государями и принцами). По натуре своей, я всегда любил уединение и независимое занятие, заказов же никогда, никаких, ни от кого не принимал»¹⁹. Здесь речь идет, вероятнее всего, о событиях, относящихся к пребыванию Верещагина в Дели в 1875 г., во время приезда туда принца Уэльского (Валлийского) Альберта-Эдуарда, в 1901-1909 гг. – английского короля Эдуарда VII, изображенного на его картине «Будущий император Индии» (1875-1879. Музей «Викториум-мемориум» в Калькутте)²⁰. Не исключено также, что близкий к русским придворным кругам Виллие что-то знал и о возможных недавних встречах Верещагина с принцем Альбертом-Эдуардом в Лондоне, куда художник заезжал на краткое время по дороге из Парижа в Россию за два месяца до описываемых событий, в декабре 1887 г.²¹ Декларируемую свою принципиальную независимость от царственных особ Василий Васильевич поручает заявить перед работавшим в Ростове по личному заказу Александра III Виллие постоянно безотказному И.А.Шлякову, с его «всегдашним тактом и умеренностью», а в случае несогласия, высказывает намерение написать петербургскому гостю такое «письмо по этому поводу, что ему может не понравиться»²². Поручение, вероятно, было выполнено, т.к. в дальнейшей переписке Верещагин к этой теме не возвращается. Как видим, исполнение Шляковым этого поручения весьма деликатного свойства – еще одна грань упомянутого «благоволения», которым Василий Васильевич «пользовался» со стороны своего ростовского друга и почитателя.

Значительный биографический и историко-культурный интерес представляет упоминание в цитируемом письме еще двух связанных с Ростовом и, одновременно, с В.В. Верещагиным, лиц, чьи фамилии приведены здесь без инициалов. «Андрей Александрович [Титов], – сообщает Шлякову из Москвы Верещагин, – доставит Вам несколько вещей, которые потрудитесь переслать от меня Волоцкому (выделено нами – Е.К.) Покупая кое-какой хлам, не утерпел, чтобы не приобресть, что попалось под руку <...> Я поговорил с Сизовым (выделено нами – Е.К.) на счет Волоцкого, пусть он перешлет свою книжку Сизову, который представит ее и сделает все остальное»²³. Личность упомянутого здесь общего московского знакомого Верещагина и Шлякова, сотрудника Исторического музея Сизова хорошо известна и не вызывает вопросов, хотя связи его с Ростовом никогда не были предметом специального исследования. Владимир Ильич Сизов (1840-1904) – историк-археолог, в качестве члена Императорского Московского Археологического общества участвовал в наблюдении над реставраций Белой палаты и побывал с этой целью в Ростове еще до открытия в ней Музея церковных древностей, в мае 1883 г.²⁴ 29 сентября 1885 г. он принял участие в торжествах освящения реставрированной т.н. «пещерной церкви» – придела св. Леонтия Ростовского в Успенском соборе и опубликовал статью об этом событии, содержавшую малоизвестные тогда сведения по истории Ростова²⁵. В тот же день побывал в Белой палате и оставил свою подпись в музейной Книге посетителей²⁶. Не позднее 1886 г. В.И. Сизов получил почетное звание «члена-сотрудника Ростовского музея церковных древностей»²⁷. Разнообразными были его деловые и дружеские связи с В.В. Верещагиным. В январе 1888 г., во время пребывания художника в Ростове, В.И. Сизов оказывал содействие при покупке в Москве произведений искусства для его коллекции, в частности, картины И.И. Левитана «Осеннее утро. Туман» (1887. ГТГ)²⁸. Содействовал временному хранению вещей из верещагинской коллекции в Историческом музее²⁹. Целый ряд публикаций 1886-1904 гг. о выставках Верещагина и воспоминания о нем в газете «Русские ведомости» имеют подписи «В. Си-въ» и «В. Сизовъ»³⁰.

Что касается упомянутого в процитированном письме Волоцкого и его «книжке», то возникает соблазн предположить, что речь здесь идет о Василии Николаевиче Волоцком – в начале 1900-х годов преподавателе Ростовского 4-классного училища, авторе-составителе «Сборника для изучения Ростовского (Яросл. губ.) говора» (Спб.,1902), издания, состоявшегося через 14 лет после описываемых событий благодаря поддержке А.А. Титова³¹. Но такое предположение не соответствовало бы действительности. Из контекста верещагинской переписки и по свидетельству документов, хранящихся, в частности, в ГМЗ «Ростовский кремль», ясно, что в письме имеется в виду совершенно другое лицо. Это полностью забытый в историографии Ростова и его музея популярный в 70-90-х годах крупный общественный и культурный деятель русского Севера, общий знакомый В.В. Верещагина, И.А. Шлякова и А.А. Титова Дмитрий Владимирович Волоцкой (1826-1892). Вологодский губернский предводитель дворянства и председатель губернского Земского собрания, он был известен и как основатель и создатель первого в Вологде музея – открывшегося в 1885 г. мемориального Домика Петра I³². Д.В. Волоцкой бывал в Ростове еще в 50-х годах и был горестным свидетелем упадка и разрушения здешнего кремля. С тем большим восхищением относился он, по собственному свидетельству, к последующему «восстановлению древней нашей святыни, так долго остававшейся в запустении, на которое в годы юности моей взирал я во время посещений моих Ростова»³³. В 1880-е годы труды по созданию и комплектованию коллекции основанного им вологодского музея связывали Волоцкого с ростовскими его собратьями по музейной и реставрационной работе. Дмитрий Владимирович восхищался ими как людьми, заслуживающими «полного одобрения и благодарности русского человека» за «собирание древности и старины в Ростовском музее, а главное, за приведение в порядок Ростовской святыни и его древнего кремля...»³⁴ Заканчивая цитируемый здесь отзыв, оставленный им в музейной Книге посетителей, Д.В. Волоцкой возглашал «честь и славу устроителям кремля». С другой стороны, будучи крупным и опытным общественным деятелем, близким к властным структурам, он хорошо понимал, что «с возрождением Ростовского кремля возродился и самый город» и признавал, что «мало видел городов губернских», где было бы осуществлено нечто подобное³⁵. Потомок древнего дворянского рода, известного с начала XVI в., отставной боевой офицер – ветеран Кавказских войн, Д.В. Волоцкой умел сказать о дорогой ему русской старине ярко и вдохновенно. Кроме двух весьма содержательных отзывов в Книге посетителей Ростовского музея, отражающих его посещения Ростова в летние месяцы 1884 и 1888 гг., удалось выявить еще один документ – опубликованную в Ярославских губернских ведомостях телеграмму Волоцкого с извинениями за невозможность приехать в Ростов для участия в торжествах по поводу освящения возрожденных усилиями реставраторов кремлевской церкви Григория Богослова и Княжьих теремов, состоявшихся 28 октября 1884 г.³⁶ В телеграмме объясняется и более чем уважительная причина, по которой Дмитрий Владимирович был «лишен удовольствия и чести присутствовать на торжестве великого Ростова» – начавшийся голод в некоторых уездах Вологодской губернии и срочный созыв по этому поводу Чрезвычайного Губернского Земского собрания, председателем которого он являлся. Известны также призывы Д.В. Волоцкого к частным лицам содействовать пополнению собрания созданного им вологодского музея предметами старины, пересылая дары, предложения или сведения лично к нему³⁷.

Думается, связи этого незаурядного человека с любимым им Ростовом и его музеем еще найдут своих заинтересованных исследователей-историков. Для нас важно особо отметить, что переписка В.В. Верещагина с И.А. Шляковым проливает свет на роль ростовских деятелей культуры в становлении музейного дела в других регионах России, в частности, в Вологде, и на участие в этом выдающегося художника. Одно из известных тому свидетельств – цитируемое письмо Верещагина из Москвы в Ростов от 27 февраля 1888 г. В нем же в первый, но не в последний раз зафиксирован факт знакомства Верещагина с Волоцким и деловых с ним отношений. Время пребывания художника в Ростове в июле 1888 г. совпадет с приездом сюда гостя из Вологды³⁸. Одно из позднейших писем Верещагина к Шлякову подтверждает продолжавшиеся контакты художника с вологодским предводителем дворянства и в мае 1889 г.³⁹ В нем сообщается, что Д.В. Волоцкой просит Василия Васильевича передать А.А. Титову список лиц из высшей администрации Вологодской губернии, начиная с губернатора, которым он рекомендует послать экземпляры «Устюжского летописца», в издании которого Титов принял участие как автор предисловия⁴⁰.

Возвращаясь непосредственно к неоднократно цитируемому письму от 27 февраля 1888 г., следует напомнить, что за несколько дней до отъезда Верещагина из Ростова, в начале 20-х чисел февраля И.А. Шляков посетил Вологду для отбора музейных экспонатов в рухлядной Софийского собора⁴¹. Здесь он, судя по всему, встречался с Д.В. Волоцким. Скорее всего, с этой встречей и связана переданная через В.В. Верещагина В.И. Сизову упомянутая в письме просьба относительно «книжки», которую тот согласился куда-то «представить» и «сделать все остальное». Из этого же источника мы узнаем, что находясь в Москве, Верещагин приобрел для Волоцкого какие-то старинные вещи. Безусловно, речь идет об экспонатах для вологодского музея, куда по инициативе и активном участии Дмитрия Владимировича собирались предметы старины, в том числе, от частных лиц. Передача в Ростов из Москвы нескольких приобретенных здесь вещей Шлякову, которому поручалось «переслать» их от имени Верещагина Волоцкому, могла означать или дар художника в упомянутый вологодский музей или, скорее всего, быть частью каких-то «коллекционерских» обменов, подобных тем, которые практиковались между Верещагиным и Титовым. Во всяком случае, сразу же после упоминания о купленном для Волоцкого в письме следует просьба о том, чтобы отправлявшийся из Ростова в Москву М.Д. Левозоров доставил в «Славянский базар» «доски с крестами» – две ставротеки, «уступленные» художнику А.А. Титовым в обмен на рукописи, которые в будущем могут встретиться Василию Васильевичу в его странствиях при многочисленных контактах с торговцами-антикварами в разных городах. Что касается упоминаемой в том же письме «книжки», то речь идет об одной из двух незадолго перед этим опубликованных книг, в которых освещалась история вологодского Домика Петра I и открытия в нем музея – детища Волоцкого. Обе книги анонимные: первая из них вышла в свет без обозначения автора, другая подписана псевдонимом «Житель Вологды»⁴². Передача экземпляра любой из них В.И. Сизову могла преследовать сразу две цели, поскольку тот был тесно связан с музейной и частной собирательской деятельностью и, одновременно, имел возможность содействовать популяризации издания и самого вологодского музея в московской прессе.

Письмо от 27 февраля было уже написано и отправлено в Ростов, когда в тот же день Василий Васильевич получит по почте от И.А. Шлякова «любезный совет, что посмотреть в Москве», и немедленно на него ответит во втором письме, датированном тем же числом⁴³. Из ближайшего по времени еще одного послания художника к Шлякову от 1 марта 1888 г. видно, что речь шла о каких-то московских монастырях⁴⁴. Из того же источника следует, что воспользоваться «любезным советом» ростовского своего знакомца Верещагин затруднился из-за отсутствия времени: «Тороплюсь уезжать и, может быть, не успею повидать монастырей, Вами указанных. Впрочем, через два месяца надеюсь воротиться»⁴⁵. Этот эпизод для нас важен как один из довольно многочисленных примеров, отражающих роль хранителя Ростовского музея в становлении и развитии интереса художника к «древнерусским» и «церковным» темам и в ориентации работ его «русской серии» в целом. Письмо от 1 марта содержит еще два чисто «ростовских» сюжета. Во-первых, к этому времени в Москву уже приехал М.Д. Левозоров, доставивший часть неоконченных вовремя рам, по поводу чего следует указание Шлякову: «Работа от Левозорова принята, деньги ему можно уплатить». Как видим, бухгалтерские расчеты с ростовскими мастерами – еще одна обязанность, взятая на себя Иваном Александровичем по отношению к своему знаменитому другу. И в дальнейшем Верещагин предпочитал уклоняться от подобных дел, предоставляя Шлякову вести переговоры с ростовскими ремесленниками относительно цен, сроков исполнения заказов, оплаты и т.д.

Кроме того, из каких-то источников, возможно, из недошедших до нас писем того же Шлякова, Верещагину стали известны обстоятельства продолжавшейся борьбы основателей Ростовского музея с действиями тогдашнего настоятеля Успенского собора прот. Павла Фивейского, прозванного ими «Каиафой», который в самом начале 1888 г. сдал находившуюся в ведении соборного причта одну из кремлевских башен под пивной склад, причем, со своекорыстными, по их данным, целями. Эта была та самая башня, за плачевное состояние которой Василий Васильевич, не знавший еще всех обстоятельств дела, два месяца тому назад, сразу же после приезда в Ростов упрекал Титова⁴⁶. В борьбе за сохранение и достойное использование памятников старины художник, естественно, на стороне своих ростовских знакомых, но не одобряет «тайного донесения» на сей счет, переданного в какие-то инстанции А.А. Титовым, предпочитая и предлагая «явное обличение церковных воров»⁴⁷. Что и просит, вместе с поклоном, передать Андрею Александровичу.

В письмах в Ростов из Москвы конца февраля-начала марта 1888 г. Верещагин уделяет особое внимание пополнению своего собрания предметов старины. Он сообщает Шлякову об удачной покупке в Москве по недорогой цене целой коллекции старинных «крестов, серег и проч.» («теперь я просто Крез по этой части») и дает поручение впредь приобретать для него «только очень хорошие вещи, или по форме, или по работе»⁴⁸. Как особенно «интересную» для покупки Василий Васильевич упоминает «финифтевую эмаль, к которой здесь в Москве нет приступа»⁴⁹. Чрезвычайно важно было бы установить, не идет ли в его письме речь о произведениях ростовской финифти, разумеется, старинной, и их приобретении в верещагинскую коллекцию. Однако сделать определенно положительный вывод по этому поводу на основании известных сейчас источников затруднительно и преждевременно. В выявленных нами в переписке Верещагина упоминаниях эмальерных изделий (семь из них принадлежит перу самого художника, одно – его корреспонденту) используются и, кажется, без различения, термины «финифтевая эмаль, «эмаль», «хорошая финифть», »финифтевые вещи», «эмалевые вещи» и т.д. При этом, в половине случаев упоминаются украшенные эмалью серебряный крестик, серьги, ножны кинжала, эмалевая сахарница петровского времени, т.е. старинные изделия, к Ростову никакого отношения не имеющие. Ни сам термин «ростовская финифть», ни сведения о произведениях определенно ростовского происхождения, купленных для его коллекции, в известных нам источниках пока не обнаружены. Учитывая реальности тогдашнего богатого рынка древних и старинных эмальерных изделий, отечественных (средневековые русские и грузинские, более поздние устюжские, выголексинские и вообще старообрядческие, петербургские и московские), а также западных и восточных, окончательно решить вопрос об отношения нашего художника к старой ростовской финифти – дело будущего.

Занятый многочисленными хлопотами накануне отъезда в Париж, Верещагин находит время ознакомиться с давним, опубликованным еще в 1876 г., очерком А.А. Титова, посвященным больным санитарным и, как теперь принято выражаться, экологическим проблемам Ростова, и просит И.А. Шлякова передать свое мнение автору, в целом, положительное: «Скажите Андрею Александровичу, что его «Вымирающий город», хотя и полон «шуточек», но очень интересен и, сколько могу судить, верен»⁵⁰. Однако, в дни предшествовавшие отъезду времени у Василия Васильевича остается уже в обрез и, не успев написать обещанную статью в Ярославские губернские ведомости, он срочно уезжает – устраивать свою новую парижскую выставку: «Теперь тороплюсь за границу к моим картинам»⁵¹.

В переписке его с И.А. Шляковым наступает почти трехнедельный перерыв. На это время приходятся переезд художника из Москвы в Мезон-Лаффит, монтаж выставочной экспозиции в Литературно-художественном клубе на рю Вольней в Париже, издание иллюстрированного каталога на французском языке, торжественное открытие выставки и первые дни ее работы.

1. Ким Е.В. Ростовский цикл В.В. Верещагина (проблемы датировки и атрибуции). Доклад, прочитанный 28 октября 2005 г. на Всероссийской научной конференции в Мемориальном доме-музее Верещагиных в г. Череповце (в печати); того же автора. В.В. Верещагин в Ростове Великом (факты, гипотезы, домыслы). СРМ. Вып. XVI. Ростов, 2006. С. 414-463; того же автора. Ростовский цикл В.В. Верещагина (история создания, проблемы атрибуции и датировки). Доклад на научной конференции «Экспертиза и атрибуция произведений изобразительного и декоративно-прикладного искусства» в ГТГ 23 ноября 2006 г. (в печати). Основные положения настоящей статьи заявлены в докладе «В.В. Верещагин в Ростове (неизвестные страницы)», сделанном 10 ноября 2006 г. на ежегодной конференции в ГМЗ «Ростовский кремль».
2. Ким Е.В. В.В. Верещагин в Ростове (факты, гипотезы, домыслы)... С. 431-433, 435-436, 456. Эта работа осуществлялась на основании анализа переписки В.В. Верещагина, хранящейся в ГАЯО (тексты подготовлены к печати Л.Г. и Е.Л. Гузановыми), и той ее части, которая находится в ОР ГТГ и введена в научный оборот автором настоящей статьи, а также ряда прижизненных печатных источников, русских и иностранноязычных, обнаруженных нами в книгохранилищах Москвы и Санкт-Петербурга. В связи с тем, что разборка фонда В.В. Верещагина в ГАЯО не закончена, ссылки на источники из этого фонда делаются по машинописи с текстами писем, аутентичные экземпляры которой хранятся в ГАЯО и в архиве картинной галереи ГМЗРК, с указанием дат или устанавливаемых датировок. См.: Там же. С. 450, прим. 15.
3. Все даты, в соответствии с источниками, приводятся по старому стилю. В переводе на новый стиль работа над картинами, указанными в пунктах 1-2, началась не ранее 9-10 января и была завершена к 7 марта 1888 г.
4. Январь-февраль 1888: 1) рамы к картинам »Иконостас церкви Иоанна Богослова на Ишне», «Внутренний вид церкви Иоанна Богослова на Ишне», (обе в ГРМ). 2) Июль 1888: «Перед исповедью на паперти сельской церкви» (ГРМ). Ким Е.В. В.В. Верещагин в Ростове (факты, гипотезы, домыслы)... С. 421-423, 452-454.
5. Там же. С. 435, 456, прим. 116.
6. Определенный вывод автора настоящей статьи, что приезд художника в Ростов летом 1890 г. не состоялся, ввиду недавно обнаруженных документов, следует считать преждевременным. Ср. Ким Е.В. В.В. Верещагин в Ростове (факты, гипотезы, домыслы)... С. 437.
7. Там же. С.415, 439, прим. 144.
8. В.В. Верещагин. Из эпистолярного наследия (предварительное название). Подготовка текстов – Л.Г. Гузанов, Е.Л. Гузанов (ГАЯО); Е.В. Ким (ОР ГТГ). Вступительная статья, комментарий – Е.В. Ким.
9. Ким Е.В. Ростов Великий в творческой биографии В.В. Верещагина. // Россия рубежа веков: культурное наследие Верещагиных. Материалы Всероссийской научной конференции. Череповец, 2005. С. 108-109; того же автора. В.В. Верещагин в Ростове (факты, гипотезы, домыслы)... С. 415, 418, 420-422, 424-431, 449-450. О дате отъезда художника из Ростова см. Брюханова Е.В. Верещагин и Ростов. СРМ. Вып. V. Ростов. 1993. С. 143. Здесь же впервые приведен текст записи в Книге посетителей Ростовского музея церковных древностей (.ГМЗРК. ОРКРИ. Р-866. Л. 48 об.), содержащий высокую оценку деятельности И.А. Шлякова и А.А. Титова. Факсимильное воспроизведение текста. Ким Е.[В.] В.В. Верещагин в Ростове (продолжение). Ростовская старина. №115 // Ростовский вестник. 24 мая 2004 г.
10. Речь идет о краткой записке, оставленной им А.А. Титову 27 февраля 1888 г. в гостинице, возможно. в том же «Славянском базаре», со словами благодарности за гостеприимство. Гузанов Л.Г., Гузанов Е.Л. Приложение 1. № 12. См. также. Гузанов Л.Г., Гузанов Е.Л. №12, 13 (оба от 27 февраля 1888), № 14 (от 1 марта 1888 г. ), № 15 (от 3 марта 1888 г.)
11. Там же. № 12.
12. Только на период от 17 января до 16 февраля 1888 г.сведения от этом содержатся в 10 из 11 писем В.В. Верещагина к И.А.Шлякову и едва ли не в каждом его письме последующих лет, вплоть до последнего, отправленного тому же адресату 28 ноября 1903 г. Гузанов Л.Г., Гузанов Е.Л. № 198. То же самое – в неопубликованных письмах И.А Шлякова к В.В. Верещагину 1890-1892 гг. ОР ГТГ. Ф.17. № 1178-1186.
13. См., например, письма от 2, 15, 16 февраля, 15 мая, 15 июня 1888 и др. Гузанов Л.Г., Гузанов Е.Л. № 4, 9-11, 27,32.
14. В письмах Верещагина к И.А. Шлякову, склонному к простудным заболеваниям и осложнениям, а также к обостренным нервным реакциям, постоянно встречаются дружеские советы не перегружать себя, не волноваться в случаях неприятностей и конфликтов, в частности, по поводу реставрационных работ в Ростове, Ярославле и Угличе, в которых Шляков принимал непосредственное участие. Здесь же содержатся настойчивые приглашения приехать в Париж, погостить и отдохнуть в загородном доме Верещагина в Мезон-Лаффит (ни одна поездка так и не состоялась). Из того же источника известно, что в январе-феврале 1888 г. Верещагин рекомендовал Шлякову, так же как и Титову, модное тогда лечение электричеством, для чего одалживал и тому и другому возимый с собой заграничного происхождения специальный прибор – «ящичек с электричеством». Однажды он призвал Ив