Электронная библиотека

Живописец по эмали Нина Николаевна Старчикова¹ более полувека своей жизни посвятила ростовской финифти. Придя шестнадцатилетней девушкой в артель «Ростовская финифть», она в 1956-1958 гг. была ее председателем, затем членом художественного совета, а позже входила в состав отдела технического контроля в живописном цехе.

Нина Николаевна родилась 4 мая 1921 г. в Ростове, в 1937 г. после окончания седьмого класса поступила в финифтяную артель «Возрождение»². Мастерству финифти училась у Александра Алексеевича Назарова³. Учеба у Назарова сводилась к следующему: ученики сначала рисовали простым карандашом на бумаге контур, затем обозначали свет и тень. Овладев светотенью, учились писать акварелью мелкими мазками по образцу, как на финифти.

В годы Великой Отечественной войны промысел прекратил свое существование⁴. Нина Николаевна работала медсестрой в ростовском госпитале, который располагался в гимназии⁵.

После войны художников собирал Николай Михайлович Хрыков⁶, лишь считанные единицы вернулись живыми с фронта. Н.М. Хрыков «не раз приходил и домой, и в госпиталь, – вспоминает Нина Николаевна. – В артели уже работали тогда: Анна Евдокимова, Елизавета Кайдалова, Николай Павлович Старчиков, Александр Алексеевич Назаров, Дмитрий Иванович Евдокимов».

Много сделал для промысла Н.М. Хрыков, он безвозмездно разрабатывал образцы, лишь бы финифть выжила. Финифть послевоенная открылась не как самостоятельное производство, а как часть 1-й механической артели. Кроме нее, в 1-й механической были цеха: эмальерный (где покрывали хозяйственную посуду эмалью), лудильный, велосипедный, жестяный, часовая мастерская. В финифтяном цехе сначала работали всего шесть человек, писали броши, оправляли их гладким медным или латунным кастом. Условия работы и организация труда продолжали оставаться примитивными: механизации никакой, обжигали кустарным способом, не хватало качественных материалов, оправа изделий оставалась гладкой.

Со стороны руководства 1-й мех. артели на развитие финифти почти не выделялось никаких средств. Были и такие курьезные случаи, когда в Дулево под Москвой не могли «сварить» очень нужной для ростовской финифти 13-й эмали, ссылаясь на отсутствие необходимого компонента – сурика. Руководители же 1-й мех. артели не потрудились узнать, что сурик производится, что называется «под боком», в Ярославской области, и только настойчивые требования, письма финифтяников в вышестоящие инстанции дали делу нужный оборот.

Состояние промысла оставалось неудовлетворительным, часто менялись руководители, на должность которых назначались в основном случайные люди, но бывали и счастливые исключения, например, художественный руководитель в конце 1940-х годов «присланный из Москвы» Аркадий Д. Галядкин. Хотя он и не являлся первым лицом в артели, но главные производственные вопросы, от которых зависело будущее промысла, решал он (ил. 1). На фото запечатлены Нина Николаевна и Аркадий Галядкин. Последний активно содействовал снабжению артели эмалью, способствовал обучению ростовских мастеров ювелирному делу в Красном Селе, что в дальнейшем сказалось на развитии финифти. А.Д. Галядкин видел, что скань для финифти открывает большие возможности, «финифтяная пластинка найдет, наконец, для себя место», – писал он. Несмотря на трудности, был изготовлен новый муфель, предполагалось сделать и плавильную печь⁷. А.Д. Галядкин проработал в артели не долго, в начале 1950-х он уже покинул Ростов.

«В послевоенные годы было тяжело особенно женатым мужчинам, – вспоминает Нина Николаевна, – им нужно было заботиться и о том, как прокормить семью. Сбыта финифти не было, о нас беспокоиться было некому и мы сами сделали несколько образцов. Вручную посеребрили их кое-как, отправили Хрыкова в командировку на какую-то выставку, чтобы он заключил договор на сбыт. В складчину собрали ему деньги на дорогу. В Ростове вообще никто не беспокоился о нашей финифти, наоборот, думали как бы ее закрыть, чтоб и проблем-то никаких не оставалось. Нашему начальству и правительству города финифть была не нужна, им не брошки, но продукты, одежду да обувь подавай. Вот и обращали внимание на те производства, а на нас нет, мы уж сами как-то выкарабкивались... Руководителями артели назначали людей просто некомпетентных, что на практике вело к уничтожению мастера и промысла в целом. Посади незнающего человека, вот он и набезобразит», – сетовала Нина Николаевна. На мой вопрос кого она конкретно имеет ввиду, я получила ответ: «Да все они такие были, все до одного, кроме, пожалуй, Зотова. Он был ювелиром из Красного Села, видимо по распределению приехал, но, проработав совсем немного, вернулся в Красное. Вот, например, Иван Михайлович Головкин был председателем сапожной мастерской, вдруг его ставят к нам. Чего он знал, чего он понимал в нашей работе? И затоварились, конечно», – говорит Нина Николаевна. Приехала с ним как-то раз Нина Николаевна на ярмарку в Москву, он все приготовленные к продаже зеркальца держал, чтобы продать оптом, но оптом такую продукцию не взяли, ее надо небольшими партиями продавать, как предлагала Нина Николаевна, и, конечно, вернулись ни с чем.

После этого его сняли с работы, а 24 сентября 1956 г. артель стала самостоятельной, и на общем собрании председателем была выбрана Нина Николаевна. «Мне пришлось на пустом месте искать сбыт. Помню, приехала случайно в Ярославль, в наш облпромсовет⁸, и слышу, идет разговор о какой-то выставке, я поинтересовалась, мне ответили, что не поздно в ней принять участие. В одной из гостиниц Москвы шла распродажа продукции всех промыслов. Взяла всего три-четыре или пять зеркал с цветочками, с пейзажами, и продала всю эту продукцию по договорам, по маленьким кучкам. Вот с этого и началось. Мы заключили договора с различными базами и магазинами на целый год вперед, и уже тогда начали стабильно работать. Так было в течение всех трех последующих лет».

«Ко мне стали люди приходить, а я их сортировала: кого в живописный, кого в ювелирный цех. Помню Н.А. Куландин пришел, а я ему говорю:
- принеси свои рисунки, а он спрашивает,
- а со стены можно?
- Ну неси со стены. Он принес небольшой красивый пейзаж. Приняла его в живописный цех учеником к Н.М. Хрыкову. Чувствую, парень-то может и портреты писать.
- Слушай, Куландин, подходи почаще к Хрыкову, смотри, как он пишет портреты, а ведь он писал по-настоящему, – пунктиром. Куландин-то и стал больше подходить к Хрыкову, - а пейзажи, говорю, смотри у Кулыбина, – отличный пейзажист»⁹.

Много времени Н.Н. Старчикова уделяла общественной и руководящей работе, но иногда и работала творчески. В эти годы она разработала запонки круглой формы с изображением птицы Сирин, овальную пластину с изображением цветов, которые экспонировались на выставках в 1950-е годы.

Н.Н. Старчикова писала главным образом цветы. В коллекции Государственного музея-заповедника «Ростовский кремль» хранятся две вытянутые по горизонтали пластины – заготовки для пудрениц¹⁰ (ил. 2). На одной из них мы видим характерный для этого времени набор цветов в букете: в центре роза, по бокам астры, незабудки и бледные цветы шиповника.

В коллекции ГИМа – круглая пластинка для пудреницы с изображением розы (ил. 3). В центре на белом фоне изображен бутон пышной пурпурной розы на коротком стебле с маленьким бутоном слева и несколькими ярко-зелеными листьями. Изображение реалистичное, роза на стебле аккуратно вписана в плоскость пластины, объем цветка строится за счет сочетания светлых и темных пятен, контуры лепестков кое-где на границах света и тени выделены более темным цветом. Художник вводит декоративные элементы, оживляющие рисунок: штрихи нежно-зеленой травки, направленные от центра к краям пластины. Листья написаны пятнами от более светлого в центре к более плотному цвету по краям, прожилки на них прочерчены красновато-коричневыми линиями. Нина Николаевна чаще писала цветы, но иногда копировала образцы с пейзажными мотивами. Так, например, в коллекции ГИМа хранится ее пластина для броши¹¹ с изображением берега моря с пальмами (ил. 4). Авторами образца могли быть Николай Михайлович Хрыков или Михаил Михайлович Кулыбин.

Но это не было главным, стержневым же ее вкладом было то, что она, будучи талантливым хватким организатором, способствовала новым достижениям в финифти, послужившим основой для дальнейшего развития промысла, а именно: при ней Михаил Михайлович Кулыбин вместо терпентина, на котором разводили раньше краску применил машинное веретенное масло. Это было, по словам ведущего художника-технолога современности Александра Геннадиевича Алексеева, настоящей технической революцией. Терпентин быстро загустевает, а веретенное масло способствует сохранению краски на долгое время в виде, весьма пригодном для письма. Сегодня большинство художников, наверное, и не представляют, как бы усложнилась работа, не будь этого эксперимента М.М. Кулыбина, горячо поддержанного Н.Н. Старчиковой. При Нине Николаевне талантливый художник-экспериментатор Николай Александрович Карасев, хорошо чувствовавший материал, блестяще его применял в своих новых разработках. Достаточно вспомнить его уникальные единичные вещи – дамский пояс из коллекции ГМЗРК, подстаканник из коллекции ФРФ, ларец в подарок И.В. Сталину¹² и другие эксклюзивные, как теперь говорят, произведения.

И второе, создание и поддержание атмосферы, действительно способствующей активной творческой работе, это, несомненно, ценно.

В 1958 г. художники (и живописцы, и ювелиры) артели активно готовились к выставке в Брюсселе. На ней экспонировались броши, серьги, коробочки работы А.М. Кокина, В.В.Горского, портрет К.Э. Циолковского письма Н.М. Хрыкова и произведения других художников, в их числе было колье Н.Н. Старчиковой с ромашками на черном фоне в оформлении С.М. Каретниковой. Творческий подъем в артели ощущался очень остро, – отмечает приезжавшая в это время из Москвы специалист Института художественной промышленности Мария Александровна Тоне. Объективно говоря, все это сказалось на результатах: достижения артели были оценены самой высокой наградой – золотой медалью Международной выставки в Брюсселе.

Атмосфера взаимопонимания и поддержки царила тогда в артели среди всех ее членов, а ведущего художника промысла, художественного руководителя артели Николая Михайловича Хрыкова и председателя Нину Николаевну Старчикову связывали теплые дружеские отношения, на фотографии (ил. 5) запечатлены Нина Николаевна и Николай Михайлович в библиотеке. Николай Михайлович с интересом писал ее образ на эмали. Один портрет был исполнен на круглом зеркальце с ручкой, на тринадцатой эмали (ил. 6), а другой – на довоенной девяносто шестой эмали, написан в 1953 г.¹³ (ил. 7). Оба портрета были выполнены по фотографии, так принято было в среде финифтяников, – с натуры могли писать в основном маслом или карандашом на бумаге.

Во втором портрете художник слегка добавляет цвет. Возможности эмали тринадцатой и девяносто шестой поразительно отличаются друг от друга. Художники с удовольствием писали до войны на 96-й эмали: краски ложатся мягко, легко лепится объем, несложно передать свето-воздушную среду, тогда как тринадцатая эмаль сухая, жесткая, на ней живописать очень сложно. И, кстати сказать, эмали середины прошлого века отличаются сухостью и непрозрачностью краски именно потому, что качество материала иное. Тщетно Нина Николаевна пыталась заказать Дулевскому заводу нужную эмаль, и только спустя некоторое время исследования Алексеева Александра Геннадиевича привели фабрику к выбору нужной эмали.

Советская система планирования улавливала производителя на естественном желании заработать, и если он больше выполнял продукции – снижались расценки и завышался план, с этим, видимо, бороться было очень сложно, и как-то раз финифтяная артель не выполнила в очередной раз завышенный план, в результате чего Нину Николаевну сняли с работы. Все последующие годы она честно проработала в живописном цехе, исполняя главным образом цветочную роспись, и, кроме того, вела кропотливую работу по сохранению высокого качества живописной продукции фабрики «Ростовская финифть», будучи бессменным членом отдела технического контроля.

Итак, Нина Николаевна Старчикова, всей своей жизнью и деятельностью на промысле внесла свой вклад в развитие советской ростовской финифти: она была вместе с другими членами артели (художниками Николаем Михайловичем Хрыковым, Николаем Александровичем Карасевым) в трудные послевоенные годы, когда артель была на грани закрытия и оказывала всяческую поддержку талантливым мастерам, своим самоотверженным трудом завоевавшим признание права промысла на жизнь. Своей деятельностью она ежедневно и ежечасно вносила уверенность художников промысла в то, что их искусство должно жить, что у него большое будущее. Будучи председателем, Нина Николаевна добилась улучшения технического оснащения артели, а в последующие годы стабильного существования промысла, ежедневно борясь за качество выпускаемой продукции.

1. См.: Суслов И.М. Ростовская эмаль. Ярославль, 1959. С. 31, 32, 44. Рис. 26; Тюнина М.Н. Ростов Великий. Путеводитель по городу и его окрестностям. Ярославль, 1969. С. 82; Пак В.Ф. Уникальный серебряный ларец: 50 лет со дня создания (К 90-летию Н.А. Карасева) // VII Тихомировские краеведческие чтения в Ярославском музее-заповеднике. Тезисы докладов. Ярославль, 1999. С. 99; Пак В.Ф. Коллекция ростовской финифти ХХ в. из собрания ГИМ // ИКРЗ 2002. Ростов, 2003. С. 292-297, 299; Пак В.Ф. Производство ювелирных украшений в ростовской финифти ХХ в. Исторический обзор. // Мода и дизайн: исторический опыт – новые технологии. Материалы международной конференции. СПб, 2004. С. 64. А также упоминания в газетных публикациях: Малай С. Слово о художнике / Ростовский вестник. Ростов, 27.10.1990.; Федорова М. Коллекция финифти Сивцовых на выставке в музее / Ростовский вестник. Ростов, 26.08.2003; Пак В.Ф. Ростовская финифть ХХ века. Иллюстрированный библиографиечский словарь. М., 2006. С. 6, 11, 13-15, 88 198.
2. «Когда я пришла в 1937 г., – вспоминает Нина Николаевна, – в артели работали выпускники Красносельского техникума Ламинский и др., делали только гладкую оправу».
3. Обучение проходило от трех до шести месяцев, потом переводили на план.
4. По воспоминаниям Н.Н. Старчиковой из артели «Возрождение» ушли на фронт: живописец Кулыбин Михаил Михайлович (вернулся, умер после войны), живописец Горский Виктор Владимирович (вернулся, умер после войны), живописец Карасев Николай Александрович – (вернулся, умер после войны), живописец Лещев Виктор (погиб на фронте), живописец Мошенин Владимир (вернулся и жил в Москве), живописец Кочин Павел Александрович (погиб на фронте), живописец Иванов Дмитрий (погиб на фронте), живописец Старчиков Николай Павлович (вернулся, умер после войны), живописец Мошков Владимир (вернулся и жил в Москве), ювелир Палинский Андрей (погиб на фронте), ювелир Шеин Александр (погиб на фронте), ювелир Кувшинников Владимир (вернулся, умер после войны), ювелир Горев Николай (погиб на фронте), ювелир Никифоров (погиб на фронте), ювелир Никифоров Александр (вернулся, умер после войны), эмальер Левский Евгений Константинович (вернулся, трагически погиб, сгорел на фабрике).
5. «В войну я немного работала в госпитале, – вспоминает Нина Николаевна, – была членом санитарной дружины еще до войны. Городская сандружина располагалась в центре, на площади, где теперь редакция газеты «Ростовский вестник». Начальником была Александра Короткина. Когда пришел в госпиталь первый эшелон раненых, нас сразу вызвали, а собирались мы «по цепочке», передавая друг другу, кто ближе живет. Ночью ходили поодиночке и не боялись, моя близкая дружинница тоже недалеко жила, я дойду до ее дома, постучу в окошечко, и иду на пункт, а она дальше кому-то сообщает. Когда мы все собирались, шли в госпиталь, там распределяли кого в мойку, кого таскать раненых с первого этажа, кого еще чего делать. Раненые поступали с фронта, с Москвы, там у них была первая перевязка. Госпиталь был на 1200 мест, кроме этого у Яковлевского был небольшой госпиталь, а также на улицах Революции и Пролетарской. Хоть я и маленькая была, а больше любила таскать раненых. Пошла учиться на медсестру, потом почему-то бросила. Во время войны работала несколько дней курьером, затем меня перевели в ВВС делопроизводителем, потом в финансовую часть, где я проработала до 1946 года». Из воспоминаний Н.Н. Старчиковой. Архив автора.
6. РФГАЯО. Р. 1130. Оп. 1. Д. 58. Л. 1. Архив Тюниной М.Н., воспоминания Н.Н. Старчиковой
7. См. Пак В.Ф. Коллекция ростовской финифти ХХ в. из собрания ГИМ // ИКРЗ 2002. Р. 2003. – С. 293-294
8. Областной совет промысловой кооперации
9. Воспоминания Н.Н. Старчиковой. Архив автора.
10. Пластина «Цветы» (заготовка для пудреницы) 1950-е. Медь, эмаль, живопись 2х6,5 ГМЗРК. Ф-1590; пластина «Цветы» (заготовка для пудреницы) 1950-е. Медь, эмаль, живопись 2х6,4 ГМЗРК Ф-2005.
11. Пластина «Берег моря». 1952-1953. Медь, живопись по эмали. d-4,3. ГИМ 98043/24 эм 4025; пластина круглая (для крышки пудреницы). 1952-1953. Медь, живопись по эмали. d-6,7. ГИМ 98043/30 эм 4034
12. Макет ларца с финифтяными пластинами Н.А. Карасева хранится в фондах ЯХМ
13. Портрет Н.Н. Старчиковой работы Николая Михайлович Хрыкова. На лицевой стороне справа внизу подпись: Хрыков Н. / 1953. Медь, эмаль, живопись, дерево, шпон. 11,8х8,5 (пластина).