В 1993 г. при раскопках у ц. Григория Богослова в митрополичьем саду Ростовского кремля был найден человеческий череп (рис. 1). Находки такого рода обычно связаны с разрушенными средневековыми городскими кладбищами или с трагическими событиями прошлого. Таковы, например, останки погибших при монгольском нашествии, открытые при раскопках в Киеве, Старой Рязани, Владимире. Однако ситуация в Ростове иная. Череп был найден в слое, который датируется 60-70-ми гг. XI в. (раскоп РГ, пласт 9, кв. ЖЗ)1. Ни в это, ни в последующее время кладбища на этом месте не было. Какие-либо другие человеческие кости отсутствуют. Это обстоятельство заставляет предполагать криминальную подоплеку происшедшего: захоронена была отрубленная голова. Учитывая уровень (глубину залегания) находки, можно полагать, что событие произошло позднее 70-х годов столетия. Стратиграфические данные показывают, что такое могло случиться до 1105 г., когда ближайшая территория после нескольких десятилетий относительной заброшенности стала интенсивно застраиваться, а поверх места находки была проложена мостовая.
В обыденности средневекового города тайное убийство горожанина, жизнь которого проходила на виду у всех, маловероятно. Иное дело - чужие, враги. В этих случаях расправа зачастую бывала короткой и, как показывают летописи, не всегда по суду. В истории Ростова конца XI в. единственное бурное событие, с которым можно связывать гибель человека, произошло в 1096 г., когда черниговский князь Олег Святославич в усобице с Владимиром Мономахом вначале взял город (Ростов ему сдался), а затем вынужден был покинуть его2. Возможно, убитый был одним из отряда князя Олега. Эта версия тем более вероятна, что доживший до почтенного для своего времени возраста погибший, судя по данным антропологического анализа, явно был не чужд боевых утех.
При полном отсутствии иных источников единственную возможность узнать что-нибудь об исчезнувшем человеке дают методы физической антропологии. В нашем случае исследование более всего напоминает запоздалую судебно-медицинскую экспертизу.
Анализ краниологических особенностей черепа с учетом измерительных и описательных признаков позволил сделать следующие заключения. Мозговая часть черепа средней длины, довольно узкая, невысокая; лицо средневысокое, среднеширокое, прогнатное, то есть слегка выступающее вперед. Череп в целом характеризуется массивностью. Интересной представляется характеристика верхнего угла горизонтальной профилировки лица: назомолярный угол, характеризующий уплощенность лица на верхнем уровне, имеет значение 148,7. Чем больше значение угла, тем больше уплощено лицо. Для сравнения проведено сопоставление измерительных данных с табличными по средневековым группам славян, финно-угров, балтов и кочевников европейской степи. В результате оказалось, что основные расово-диагностические признаки изучаемого черепа входят в пределы вариаций всех рассмотренных групп. По сути дела лишь один признак - назомолярный угол позволяет более конкретно определить этнически значимую особенность облика индивида. Большие значения назомолярного угла характерны для населения Восточной Европы, имевшего значительную монголоидную примесь или вовсе монголоидного. Например, в серии полян киевской группы назомолярный угол колеблется в пределах 135,3 - 138,0. Вообще же в славянских сериях эпохи средневековья значения назомолярного угла варьируют в пределах 136,4-139,8. Для финно-угорских серий это значение находится в рамках 134,8-140,4, булгарских (тюрки Поволжья) - 137,3-142,4, балтских - в очень широких пределах от 134,0 до 140,4. Наибольшие показатели характерны для кочевников южнорусских степей - от 139,0 до 145,63. Таким образом, можно определенно говорить о значительной монголоидности облика изучаемого индивида.
Однако указать истоки этой особенности весьма затруднительно. С одной стороны, вполне возможны кочевнические корни монголоидности. Исторически такое возможно: русские князья в ХI-ХII вв. часто использовали в военных походах дружины степняков. Половцы участвовали и в боевых действиях Мономаховичей против Олега4. С другой стороны, по некоторым наблюдениям монголоидность могла быть свойственна облику коренного финского населения Северо-Восточной Руси, в том числе и жившей близ Ростовского озера мере. Поэтому не исключена возможность того, что изучаемый индивид был жителем сельской округи Ростова, сохранившим в своем облике субстратные черты мерянских предков. Следует отметить, что предложенные версии - не более, чем предположения. Для того, чтобы выводы об этнических особенностях того или иного населения были убедительны и достоверны, необходимо накопление серийного материала, как древнерусского времени, так и более позднего.
По состоянию зубной системы и швов на черепе возраст индивида варьирует в пределах 40-49 лет (возможно 45-50 лет). Вторые моляры на нижней челюсти отсутствуют - прижизненное выпадение вследствие воспалительного процесса. Признаки кариеса отмечены на правом клыке и левом предкоренном зубе верхней челюсти. У мужчины зафиксированы признаки одонтогенного остеомиелита на верхней челюсти справа в области третьего коренного зуба с образованием локально выраженной резорбции костной ткани челюсти (размер поражения диаметром примерно 5 мм). Кроме того, на одном из клыков в верхней челюсти отмечены следы линейной эмалевой гипоплазии - маркера эпизодического стресса, фиксирующего последствия негативных факторов, испытанных индивидом в детстве5. На одном из сочленовных суставов второго шейного позвонка отмечены следы воспалительного процесса, связанного с нарушением гиалинового хряща. Возможно, что это последствия воспалительного процесса в организме вследствие плохого состояния зубной системы. На костях черепа обнаружены следы различных травматических повреждений.
Особые обстоятельства находки этого черепа требовали подробного анализа травматических повреждений на нем и, в первую очередь, тех признаков, по которым можно было бы подтвердить или опровергнуть тезис о возможном отчленении головы при жизни индивида.
Известно, что признаки декапитации фиксируются чаще всего на телах I или II шейных позвонков. Намного реже насильственное отделение головы от тела проходит непосредственно по линии границы позвоночника и головы с повреждением мыщелков затылочного отверстия и/или сосцевидных отростков6. У обследованного индивида характерные механические повреждения фиксировались на нижней части второго шейного позвонка (рис. 2). Возможно, что незадолго до смерти ему был нанесен удар по голове тяжелым предметом (рис. 3), и затем уже голова была отделена от тела. На лобной кости у обследованного просматриваются следы старого зажившего компрессионного перелома (возможно, травма от удара тяжелым предметом). Над правой орбитой - след от удара режущим предметом, также старая травма (рис. 4). Очевидно, жизнь этого мужчины была достаточно авантюрной и опасной, а смерть трагичной.
- Леонтьев А.Е. Отчет о работе Волго-Окской экспедиции ИА РАН в 1993 г. Архив ИА РАН.
- ПСРЛ. Т. VII. Летопись по воскресенскому списку. СПб., 1856. С. 11.
- Алексеева Т.И. Этногенез восточных славян по данным антропологии. М., 1973.
- ПСРЛ. Т. VII. С. 11.
- Бужилова А.П. Древнее население (палеопатологические аспекты исследования). М., РГНФ, 1995. С. 189.
- Manchester K. The archaelogy of disease. Bradford, 1983. P. 99.
