Электронная библиотека

Высокий иконостас, по общему мнению - это одно из центральных явлений русской средневековой культуры. Естественно, что вопросы его истории и типологии с давних пор привлекали внимание исследователей¹. Особо в данном отношении следует выделить работы последних лет С. В. Филатова и В. М. Сорокатого². Согласно С. В. Филатову, который во многом следует за предшествующими авторами, иконостасы ХV-ХVI вв. условно можно разделить на следующие четыре типа:
1. Двухъярусный иконостас, состоявший из местного и деисусного чинов.
2. Трехъярусный, включавший в себя либо местный, деисусный и праздничный чины, либо вместо праздничного такой иконостас завершался пророческим чином.
3. Четырехъярусный, состоявший из местного, деисусного, праздничного и пророческого чинов.
4. Пятиярусный, который, кроме чинов последнего типа имел дополнительный праотеческий чин³.

В свете введенного в оборот в недавнее время большого фактического материала, касающегося отдельных иконостасов ХV-ХVII вв., данная типология нуждается в последующей дифференциации. В настоящей работе мы попытаемся проследить историю и установить типологию только тех иконостасов, которые имели так называемую полную схему, то есть состояли из четырех или пяти ярусов. В последующем только такие иконостасы мы и будем называть высокими, подразумевая под этим термином не физическую высоту алтарной преграды, а упомянутую полноту ее схемы. Условно верхней хронологической границей нашего исследования принята середина XVII в., когда стали происходить многочисленные изменения в традиционной структуре высокого иконостаса. Будут также нами привлекаться отдельные памятники, относящиеся ко второй половине XVII в., но восходящие к более раннему времени.

Известно, что старейшим фрагментарно дошедшим до нас русским высоким иконостасом является созданный в 1408 г. для владимирского Успенского собора иконостас, первоначально включавший в себя, кроме местных икон, полнофигурный деисусный, праздничный и поясной пророческий чины⁴.

Важно подчеркнуть следующее. Во-первых, до сей поры не обнаружено никаких данных о наличии иконостасов столь полного состава в более раннее время. Во-вторых, этот иконостас возник в главной соборной церкви тогдашней русской митрополии. По-видимому, данные обстоятельства свидетельствуют в пользу предположения о том, что он был первым русским четырехъярусным иконостасом. Думается, несомненное новшество, которое представлял тогда такой иконостас, могло возникнуть лишь с санкции высшей церковной власти, и появление его в главном храме митрополии с Предельной наглядностью олицетворяло эту санкцию.

Характерной чертой владимирского иконостаса является его пропорциональная схема. Деисусные иконы имеют высоту 317 см, праздничмые - 125 см, и пророческие первоначально, по расчетам М. А. Ильина, - 165 см. Явное превосходство по вертикальным размерам деисусного чина над остальными чинами свидетельствует о его иерархическом господстве в данном иконостасе, т. е. основная идея владимирского иконостаса выражалась деисусным чином.

Небольшое различие в вертикальных размерах праздничного и пророческого чинов вряд ли имело содержательное значение. Скорее всего, несколько большие вертикальные размеры икон пророческого ряда при взгляде снизу скрадывались, и они казались почти равными по высоте иконам праздничного ряда. И, как свидетельствуют сохранившиеся иконы иконостасов ХV-ХVI вв., по традиции, существовавшей в ту эпоху, иконы праздничного и пророческого чинов иконостасов данного типа должны были иметь примерно равные высоты. Так, например, равны по высоте праздничные и пророческие иконы иконостаса конца XV - начала XVI вв. Никольской церкви в Гостинополье⁵, а в иконостасе Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря 1497 г. пророческие иконы даже чуть меньше по высоте, чем праздничные⁶. Но все-таки в большинстве иконостасов пророческие иконы несколько выше праздничных.

На наш взгляд, два основных фактора, имевших содержательный характер, являются определяющими для отнесения высоких иконостасов к тому или иному типу:
1) Пропорциональная схема.
2) Важнейшие особенности иконографии отдельных чинов, точнее - какие изображения в них представлены, полнофигурные или поясные.

Во владимирском иконостасе 1408 г. уже отчетливо присутствуют все характернейшие черты первого типа высокого иконостаса. Единственным отличием от большинства последующих иконостасов этого типа является то, что владимирский иконостас был расчленен подкупольными столбами, то есть он не был сомкнутым. Полагают, что один из первых или самый первый сомкнутый иконостас данного типа появился около 1427 г. в Троицком соборе Троице-Сергиева монастыря. Таким образом, в троицком иконостасе мы видим вполне завершенный вариант первого типа высокого иконостаса. Уже не раз отмечалось, что по образцу владимирского и троицкого иконостасов создавались некоторые иконостасы ХV-ХVI вв. В частности, владимирский иконостас послужил образцом для иконостаса 1481 г. Успенского собора Московского Кремля⁷ и иконостаса 1497 г. Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря⁸. Наличие одного и того же типа высокого иконостаса в трех важнейших храмах России - в Успенских владимирском и московском, а также Троицком Троице-Сергиева монастыря - определило широчайшее распространение этого типа в XV-ХVI вв. Кроме указанных к первому типу можно отнести так называемый кашинский иконостас середины XV в.⁹, иконостас конца XV - самого начала XVI в. Никольской церкви села Гостинополье близ Новгорода¹⁰, иконостас 1502-1503 гг. собора Ферапонтова монастыря¹¹, иконостас XVI в. собора новгородского Хутынского монастыря¹², иконостас XVI в. тихвинского Успенского собора¹³, иконостас около 1570 г. соловецкого Преображенского собора¹⁴, иконостас XVI в. (?) церкви Иоакима и Анны новгородского Софийского двора¹⁵, иконостас второй половины XVI в. церкви села Спасского близ Переславля-Залесского¹⁶. Этот список можно было бы продолжать. Но и его достаточно для утверждения о том, что первый или, условно говоря, владимирский тип иконостаса являлся наиболее распространенным и даже господствующим в ХV-ХVI вв., конечно, только среди высоких иконостасов¹⁷.

Но и он не был единственным типом четырехъярусного иконостаса. Как документально установлено, в 1485 г. Дионисием для Успенского собора Иосифа-Волоколамского монастыря был создан иконостас, состоявший из местного, поясного деисусного, праздничного и поясного пророческого чинов¹⁸. Ныне трудно сказать, был ли этот иконостас первым в России или восходил к более ранней традиции. К сожалению, он не дошел до наших дней. Однако сохранилось, по крайнeй мере, два подобных иконостаса: в Успенском соборе Белозерска (середина XVI в.)¹⁹ и в церкви Иоанна Лествичника (вторая пол. XVI в. ?) Кирилло-Белозерского монастыря²⁰. У обоих этих иконостасов, хотя иконы деисуса и поясные, пропорциональные соотношения между высотой деисусного, праздничного и пророческого чинов примерно те же, что и у иконостасов первого типа. Можно думать, что и иконостас 1485 г. Иосифо-Волоколамского монастыря имел ту же пропорциональную схему. Об этом косвенно свидетельствует то, что в описях монастыря его поясной деисус называется большим²¹. Таким образом, во втором типе высокого иконостаса господствующая роль отведена деисусному чину. Этот второй тип иконостаса отличается от первого типа только характером иконографии деисуса. Поэтому можно предположить, что второй тип высокого иконостаса - назовем его условно волоцким - возник не самостоятельно, а появился в результате переработки первого типа высокого иконостаса.

Третий тип четырехъярусного иконостаса, по-видимому, впервые возник в новгородском Софийском соборе путем добавления к более древнему полнофигурному деисусному чину и праздникам полнофигурного пророческого чина в начале XVI в. Предположение о том, что последний возник в 1509 г., не подтверждено документально²². Несомненно, появление полнофигурного пророческого ряда высотой лишь немногим менее деисусных икон существенно изменило идею высокого иконостаса, в одинаковой мере присущую первым двум его типам. В третьем типе иконостаса деисус уже не обладает абсолютным господством. А это значит, что изначальная новозаветная идея иконостаса была здесь существенно потеснена, так сказать, ветхозаветной идеей, олицетворяемой пророческим чином.

По всей видимости, третий тип высокого иконостаса не был широко распространен в XVI в., хотя именно такой иконостас был создан в московском Благовещенском соборе в середине ХVI в.

Пропорциональные соотношения в третьем типе высокого иконостаса между полнофигурными иконами деисуса и праздниками, подобные соответствующим соотношениям в первом типе высокого иконостаса, позволяют предположить, что третий тип высокого иконостаса происходит от первого типа.

Далее мы подходим к проблеме появления в высоком иконостасе праотеческого чина, которая до сей поры является одной из самых спорных в науке. Одни исследователи предполагали, что праотеческий чин появился в начале XVI в.²³ Другие - что в начале XV в. - в эпоху Андрея Рублева²⁴. Г. В. Попов относит его к середине XVI в.²⁵ С. В. Филатов, а за ним В. М. Сорокатый, рассмотрев большой объем письменных источников XVI - начала XVII вв., присоединились к последнему мнению²⁶. Однако анализ приводимых ими документов свидетельствует, что до сей поры не найдено ни одного письменного источника, который бы прямо указывал на появление праотеческого чина именно в середине XVI в.²⁷ Не cуществует и праотеческих иконостасных чинов этого времени²⁸.

Мы знаем достоверно лишь о создании двух праотеческих чинов по заказу Бориса Годунова: для иконостаса Смоленского собора Новодевичьего монастыря в 1598 г.²⁹ и для иконостаса Троицкого собора в Троице-Сергиеве монастыре в 1599-1600 гг.³⁰ Источники же самого конца XVI - начала ХVIIвв. показывают, что в это время иконостасы с праотеческим чином в России были довольно редким явлением³¹. Широкое распространение их приходится уже на эпоху, наступившую после Смутного времени, т. е. на вторую четверть - середину ХVII в.

С появлением праотеческого ряда в иконостасе еще более усилилась ветхозаветная тема, и уже не раз отмечалось, что такой иконостас как бы представлял всю библейскую историю, правда, весьма специфически понятую. Пожалуй, именно данное качество пятиярусного иконостаса и позволяет приблизиться к пониманию причин его появления.

В 1580-1581 гг. произошло событие исключительного значения - Иваном Федоровым была Напечатана Острожская Библия. Впервые русский читатель получил сведенные воедино все библейские тексты.

Легко заметить, что пятиярусный иконостас изоморфен полному тексту Библии. Вряд ли это случайно. Скорее всего, распространение в России Острожской Библии³² стало одной из основных причин появления идеи пятиярусного иконостаса с праотеческим чином. Следовательно, иконостас с праотеческим чином возник, видимо, после 1581 г. Возвращаясь назад, можно предположить, что идея полнофигурного пророческого чина иконостаса новгородского Софийского собора была рождена под влиянием рукописной Геннадиевcкoй Библии 1499 г.

Существовавшие до 1581 г. три типа четырехъярусного иконостаса породили 5 типов иконостасов пятиярусных.

Надо полагать, от третьего типа четырехъярусного иконостаса произошло два типа пятиярусных иконостасов. Первый из них имел кроме местных икон полнофигурный деисусный, праздничный, полнофигурный пророческий и полнофигурный праотеческий чины. Наиболее ранним известным иконостасом такого типа, по-видимому, является дошедший до нас, правда, в перестроенном виде, иконостас 1598 г. Смоленского собора Новодевичьего монастыря. Второй тип - представлен местным, полнофигурным деисусным, праздничным, полнофигурным пророческим и поясным праотеческим чинами. Судя по описи 1601 г. Кирилло-Белозерского монастыря, к данному типу принадлежал иконостас придельной церкви Кирилла Белозерского³³, возникший, очевидно, между временем освящения указанного придела в 1587 г. и временем составления описи 1601 г., т. е. в конце XVI в. Более ранние подобные иконостасы нам неизвестны. К тому же типу принадлежат дошедшие до нас иконостасы Благовещенского собора Московского Кремля и Софийского собора в Новгороде.

От первого типа четырехъярусного иконостаса происходит третий тип пятиярусного, состоящий из местного, полнофигурного деисусного, праздничного, поясного пророческого и полнофигурного праотеческого чинов. Одним из первых иконостасов такого типа, видимо, стал иконостас Троицкого собора Троице-Сергиева монастыря, после добавления к его древней четырехъярусной части в 1599-1600 гг. праотеческого яруса.

По всей видимости, от первого же типа происходил еще один тип пятиярусного иконостаса - состоявший из местного, полнофигурного деисусного, праздничного, поясного пророческого и поясного праотеческого чинов. Таков иконостас Георгиевской деревянной церкви (1651 г.) Покшенгского погоста Архангельской губернии³⁴. Возможно, подобным же иконостасом в третьей четверти XVII в. являлся иконостас ростовского Успенского собора. Об этом свидетельствует то, что расстояние между тяблами, предназначавшимися для крепления праотеческого чина этого иконостаса, почти такое же, как расстояние между тяблами, в которых крепился, по-видимому, поясной пророческий чин³⁵.

Наконец, от второго типа четырехъярусного иконостаса произошел пятый тип пятиярусного, он состоял из местного, поясного деисусного, праздничного, поясного пророческого и поясного праотеческого чинов. Таков сохранившийся в перестроенном виде иконостас в Успенском соборе Белозерска³⁶ (иконы его праотечеокого чина отнесены О. В. Лелековой к концу XVII в.).

Предварительно время возникновения последних двух типов датируем концом XVI - серединой XVII вв.

Как видим, в пятиярусном иконостасе идея деисуса потеряла господствующее положение, потесненная идеями, выраженными в пророческом и праотеческом чинах, т. е. ветхозаветной идеей.

Особенно справедлив этот вывод для иконостаса с полнофигурным деисусным, праздничным, полнофигурным пророческим и праотеческим чинами. Одним из наиболее характерных памятников такого типа является дошедший до нас иконостас московского Успенского собора середины XVII в. В нем высота икон деисуса примерно равняется высотам икон пророческого и праотеческого чинов.

Итак, на настоящем уровне знания можно считать, что в России XV - середины XVII в. бытовало три типа четырехъярусных и пять типов пятиярусных иконостасов³⁷.

1. Голубинский Е. История алтарной преграды или иконостаса в православных церквах // Православное обозрение. М., 1872. Второе полугодие, № 7-12; Сперовский Н. Старинные русские иконостасы. СПб., 1893; Голубинский Е. История русской церкви // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. М., 1904. Кн. 2. С. 195-207; Успенский Л. А. Вопрос иконостаса // Вестник Русского западно-европейского патриаршего экзархата. Париж, 1963. № 44. С. 223-255; Ильин М. А. Иконостас Успенского собора во Владимире Андрея Рублева // Древнерусское искусство. Художественная культура Москвы и прилегающих к ней княжеств. ХIV-ХVI вв. М., 1970. С. 29-40; Бетин Л. В. Об архитектурной композиции древнерусских высоких иконостасов // Древнерусское искусство. Художественная культура Москвы и прилегающих к ней княжеств. ХIV-ХVI вв. М., 1970. С. 41-56; Его же. Исторические основы древнерусского высокого иконостаса // Там же. С. 57-72.
2. Филатов С. В. Проблемы взаимодействия станковой и монументальной живописи в памятниках архитектуры Московского круга конца ХV-ХVI веков. М., 1987. Диссертация; Сорокатый В. М. Новгородские иконостасы в XVI в., их состав и иконографические особенности // Русское искусство Позднего Средневековья. М., 1993. С. 59-102. B данных работах см. более полную библиографию по рассматриваемому вопросу.
3. Филатов С. В. Проблемы взаимодействия станковой и монументальной живописи в памятниках архитектуры Московского круга конца ХV-ХVI веков. М., 1987. Автореф. диссертации. С. 13.
4. См.: Ильин М. А. Иконостас Успенского собора во Владимире... С. 29-40.
5. См.: Смирнова Э. С., Лаурина В. К., Гордиенко Э. А. Живопись Великого Новгорода. XV век. М., 1982. С. 289-290, 340-343.
6. Лелекова О. В. Иконостас 1497 г. Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря (исследования и реставрация). Художественное наследие. М., 1988. С. 208-319.
7. Ильин М. А. Указ. соч. С. 32; Зонова О. В. К вопросу о первоначальном художественном убранстве предалтарной стены московского Успенского собора // Проблемы русской средневековой художественной культуры. М., 1990. Вып. VII. С. 57-66.
8. Лелекова О. В. Иконостас 1497 г. ... С. 66.
9. См.: Попов Г. В., Рындина А. В. Живопись и прикладное искусство Твери ХIV-ХVI вв. М., 1979. С. 209, 296, 302.
10. См.: Мельник А. Г. Об иконостасе конца XV - начала XVI вв. церкви Николы в Гостинополье // Плесский сборник. Плес. В печати.
11. См.: Подъяпольский С. С. Каким же был иконостас Рождественского собора Ферапонтова монастыря? // Ферапонтовский сборник М., 1991. Вып. 3. Рис. 4. 5.
12. См.: Гусев П. Л. Новгород XVI века по изображению на Хутынской иконе Видение пономаря Тарасия // Вестник археологии и истории, издаваемый С-Петербургским археологическим институтом СПб., 1900. Вып. XIII. С. 53.
13. См.: Смирнова Э. С. Живопись Древней Руси. Л., 1970. Илл. 31, 32, 33, 34. Приношу благодарность Татьяне Борисовне Вилинбаховой, сообщившей мне дополнительные сведения об иконах данного иконостаса. Для рассматриваемой темы не существенно то, что, как теперь полагают, настоящий иконостас первоначально не принадлежал тихвинскому Успенскому собору.
14. Мельник А. Г. Об иконостасах Преображенского собора Соловецкого монастыря // Археология и история Пскова и Псковской земли. 1992. Псков, 1992. С. 48-50.
15. См.: Соловьева И. Д. К истории иконописного собрания Александро-Свирского монастыря // ТОДЛР. СПб., 1993. Т. ХLVIII. С. 404.
16. См.: Масленицын С. И. Переславль-Залесский. Л., 1975. С. 96.
17. Известно, что количественно по всей Руси ХV-ХVI вв. преобладали иконостасы, состоявшие из местного и деисусного чинов.
18. Меняйло В. А. Новые данные о творчестве Дионисия // Древнерусское искусство. Художественные памятники русского Севера. М., 1989. С. 58.
19. Cм. воспроизведение в: Памятники Отечества. М. 1994. Вып. 30. С. 38-39. Приношу благодарность Ольге Владимировне Лелековой, сообщившей мне данные о датировке икон данного иконостаса.
20. Кочетков И.А., Лелекова О. В., Подъяпольский С. С. Кирилло-Белозерский монастырь. М. 1979. Рис. 54, 55, 57. Приношу благодарность Галине Олеговне Ивановой, сообщившей мне дополнительные сведения об этом иконостасе.
21. Меняйло В. А. Указ. соч. С. 58.
22. Гордиенко Э. А. Большой иконостас Софийского собора (по письменным источникам) // Новгородский исторический сборник. Л., 1984. Вып. 2 (12). С. 215.
23. Сперовский Н. Старинные русские иконостасы // Христианские чтения. СПб., 1892. С. 4-7; Успенский Л. А. Указ. соч. С. 234.
24. Ильин М. А. Указ. соч. С. 30; Бетин Л. В. Исторические основы... С. 71; Лазарев В. Н. Русская иконопись от истоков до начала XVI века. М., 1983. С. 143. Сноска № 195.
25. Попов Г. В. Иконостас Дионисия 1481 года: опыт исследования комплекса по письменным источникам // Успенский собор Московского Кремля. М., 1985. С. 135.
26. Филатов С. В. Проблемы взаимодействия... Диссертация. С. 91-93; Сорокатый В. М. Об иконостасе с праотеческим рядом и его развитии во второй половине XVI века // Русская художественная культура ХV-ХVI вв. Тезисы докладов. М., 1990. С. 70; Его же. Новгородские иконостасы... С. 80-82.
27. Названные авторы оперируют храмовыми описями самого конца XVI - начала XVII вв., экстраполируя их данные на более раннее время. Рискованность таких операций покажем на одном примере. В. М. Сорокатый, обнаружив в "Описи Новгорода 1617 г. свидетельство, что в соборе новгородского Клопского монастыря тогда существовал высокий иконостас с праотеческим чином, датировал этот иконостас 1560-ми гг. (Сорокатый В. М. Новгородские иконостасы в XVI в. С. 79-80). Однако, согласно опубликованной описи того же монастыря 1582 г., ни в одном из его храмов такого иконостаса не существовало. (Гневушев Г. М. Церкви и ризницы трех монастырей Новгородской области по описи 7090 (1582 г.) // Сборник новгородского общества любителей древности. Новгород, 1910. Вып. III. С. 1-4).
28. Как будто этому выводу противоречит наличие в иконостасе Благовещенского собора Московского Кремля икон праотеческого чина, датируемых по стилю серединой - третьей четвертью XVI в. (Щенникова Л. А. Станковая живопись // Качалова И. Я., Маясова Н. А., Щенникова Л. А. Благовещенский собор Московского Кремля. М., 1990. С. 61). Однако датировка только по стилю весьма ненадежна и, в частности, С. П. Филатов относит эти иконы к началу XVII в. (Филатов С. В. О времени появления праотеческого чина в русском иконостасе // Архитектурное наследие и реставрация. М., 1992. С. 110). Более того, они представляют собой врезки в киоты XIX в. (Филатов С. В. О времени появления... С. 110). Каково же первоначальное назначение этих очень маленьких иконок - неизвестно.
29. Сорокатый В. М. Новгородские иконостасы. С. 82.
30. Николаева Т. В. Древнерусская живопись Загорского музея. М., 1977. C. 61.
31. См.: Филатов С. В. О времени появления... С. 106; Сорокатый В. М. Новгородские иконостасы... С. 62, 79-82.
32. О распространении в России Острожской Библии см.: Сапунов Б. В. Острожская Библия в русских библиотеках конца ХVI-ХVII вв. // Федоровские чтения. 1981. М., 1985. С. 160-167.
33. См.: Никольский Н. К. Кириллo-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII в. 1397-1625. СПб., 1897. Т. I. Ч. 1. С. 153; РНБ. Кир.-Белоз. № 71/1310. Л. 88-117 об.
34. См.: Известия императорской археологической комиссии. СПб., 1911. Вып. 41. С. 132.
35. См.: Мельник А. Г. К истории иконостаса Успенского собора Ростова Великого // Памятники культуры. Новые открытия. 1992. М., 1993. С. 340-341.
36. Cм. воспроизведение в: Памятники Отечества. М., 1994. Вып. 30. С. 38-39.
37. В данной классификации не учитывается наличие в некоторых икoностасах ХV-ХVII вв. рядов пядничных икон и завершений в виде иконы Спаса Нерукотворного, или распятия с предстоящими, или ряда херувимов и серафимов.