С.В. Городилин (Москва). Ростовское боярство в первой трети XIV в. с.86.

Роль боярства в истории Руси периода раздробленности весьма слабо освещена источниками. Как отмечал еще А.Е. Пресняков, «не личные мотивы князей, а настроения и тенденции окружавшего их боярства дали бы нам полное понимание событий»1. Но летописцы, руководствуясь своими представлениями о социальной иерархии, упоминали о представителях нетитулованной знати лишь в виде исключения, – благодаря чему мы узнаем об одном из инициаторов борьбы за великое княжение между Дмитрием Переяславским и Андреем Городецким боярине Семене Тонильевиче, или о закулисном режиссере династической войны 1425-1453 гг. Иване Всеволожском.

К настоящему времени достаточно подробно исследовано формирование боярства Москвы, благодаря массовому переходу на московскую службу удается определить состав тверской и рязанской знати. Однако в летописях отсутствуют известия о ростовских боярах второй половины XIII-XIV вв., хотя для более раннего периода именно их политическое влияние и военная сила нередко определяли развитие событий в междукняжеских конфликтах.

Особое значение в истории Ростова имеет первая треть XIV в., когда за какие-то 20 лет одно из сильнейших в Северо-Восточной Руси Ростовское княжество попало под полный контроль Москвы. Учитывая, что именно бояре и вольные слуги составляли основу военно-политической мощи князей, представляется интересным рассмотреть положение ростовского боярства в связи с историей Ростовского княжества этого периода. Летописи не упоминают ни одного ростовского боярина в течение всего XIV в. Последний представитель этой группы, о котором есть сведения – это Илья Борисович, предок Ильиных и Ошаниных. Однако он уже связан с Василием Темным теснее, чем с князьями Ростова, у которых еще его отец получал села не за службу, а в счет долга3.

Единственным источником по рассматриваемой теме является фрагмент Жития Сергия Радонежского, рассказывающий о родителях и детстве святого. В нем говорится о том, что отец Сергия Кирилл, один «от славных и нарочитых» ростовских бояр, под старость растерял свое немалое имение. Когда после получения Иваном Калитой великого княжения в Ростове появились представители Москвы Мина и Василий Кочева, которые отбирали имущество у ростовцев, не останавливаясь даже перед насилием в отношении старейшего боярина ростовского Аверкия (очевидно, тысяцкого), Кирилл вместе с группой других ростовских вельмож перебрался в московскую волость Радонеж3. Данные, сообщаемые Епифанием Премудрым, оцениваются исследователями как достоверные. Дети Мины и Василия Кочевы Дмитрий Минич и Юрий Васильевич Кочевин Олешеньский были приближенными Дмитрия Донского4. Среди переселенцев из Ростова Епифаний называет Дюденя и Ивана и Федора Тормосовых. Землевладение их потомков Тормосовых и Дюденевых в Радонеже и его округе фиксируется в документах XV-XVI вв.5 До переселения Тормосовым, возможно, принадлежало упоминаемое в писцовых книгах 1629-1631гг. село Тормосово, расположенное в Назорном стане Ростовского уезда (ныне – в Ивановской обл., в 30 км. к юго-востоку от Ростова, в верховье р. Ухтомы). Все это позволяет со вниманием отнестись к содержащимся в Житии фактам.

Традиционно данный фрагмент приводится в исследованиях, посвященных возвышению Москвы, как образец тех жестких методов, которыми оно осуществлялось. В последнее время он рассматривался В.А. Кучкиным и Н.С. Борисовым6. Хотя их работы посвящены личности Сергия Радонежского, а не Ростовскому княжеству, авторы уделяют внимание политической ситуации во время детства преподобного, а также причинам переселения на московские земли. В.А. Кучкин следует тексту жития, упоминая о бедности, вызванной «частыми хоженми с князем во Орду, и чястыми ратми Татарскими, еже на Русь, и чястыми послы Татарскими, и чястыми тяжкыми данми и выходы тяжкими, еже во Орду, и чястыми глады хлебными», а также о вызванном энергичными действиями москвичей страхе.

Н.С. Борисов говорит о принудительном переселении Иваном Калитой ростовцев как неисправных должников по ордынскому выходу, который он за них уплатил. Поскольку главной ценностью были «земля и люди, способные заставить ее приносить плоды», переселенцы вынуждены были обустраиваться на новом месте, начав с шалашей и землянок и заботясь о хлебе насущном7. С этим предположением согласиться весьма трудно. И согласно Житию, и по данным о потомках переселенцев, они оставались свободными землевладельцами. Смысла использовать их для освоения земель не было – переселялись не крестьяне. Да и акции, подобные массовым испомещениям в Новгороде и Твери конца XV в., в первой трети XIV в. были Москве явно не под силу. Ростов в это время зависит от Москвы, юный ростовский князь Константин Васильевич только что стал зятем Калиты. В этой ситуации действовать подобным образом было бы бесполезно.

Таким образом, решение перебраться из Ростова в Радонеж было принято ростовцами самостоятельно. Однако, как отмечалось исследователями, не следует представлять боярский отъезд к другому князю как бытовое явление8. С точки зрения права для XIV в. представляется определенным, что бояре и слуги вольные давали за себя и за своих детей клятву князю «в верной службе, в том, что он и его дети всегда и во всем будут «хотеть добра» князю и его детям, по совести, без утайки сообщать своему государю о всяком «лихе и добре», касающемся князя, не нарушать клятвы и не отъехать ни к кому и никуда. Между сторонами существовали правовые отношения, где обязанности боярина служить князю корреспондировало право князя требовать такой службы, судить и казнить. Одновременно князь был обязан оказывать покровительство и защиту, держать боярина в чести – обеспечивать ему почет, достойное место на службе и соответствующие материальные выгоды. Отъезд боярина к другому князю также был поступком, имеющим юридические последствия – если отъезжающий предварительно не заявлял о своей обиде, т.е. о нарушении князем этих условий и не получал от князя удовлетворения или отказа, то есть не расторгал договор, то его отъезд считался клятвопреступлением и изменой.

В первой половине XIV в. за счет съезжающихся в Москву представителей боярских родов – Федора Бяконта, Нестера Рябца, потомков Акинфа Великого и Ивана Морхини, Ивана Мороза, Дмитрия Зернова формируется ядро правящего слоя Москвы9. Очевидно, московские князья были заинтересованы в концентрации боярства на их землях. Однако Кирилл и другие ростовцы, судя по всему, приехали на иных условиях. Несмотря на контакты с Протасием тысяцким (видимо, организовывавшим их размещение в Радонеже), у них явно не было надежд на место при князе. Все, что они получили – это земли в окраинной волости и некоторую «лготу». Их потомки, не связавшие себя с духовной карьерой, остались мелкими землевладельцами в глухом уделе. Налицо серьезное ухудшение социального статуса и материального положения бывших бояр. Страх сам по себе также не может служить мотивом их поступка – сел и дворов в Ростове у них не оставалось в любом случае, отнять что-либо серьезное у обнищавших москвичи не могли, а об угрозе их жизни в Житии ничего не говорится. Несомненно, им заранее было ясно, что переезд в качестве разорившихся вельмож, без денег и военной силы не оставит им и их детям надежд на какую-либо служебную карьеру. Если бы у них была возможность остаться в качестве бояр ростовских князей, в первую очередь Константина, находившегося до 1360-х гг. в хороших отношениях с Москвой, то шансов сохранить службу и почет было бы гораздо больше. Очевидно, такой возможности у Кирилла не было и объяснение этому нужно искать в предшествующей истории Ростовского княжества.

Сведения летописей о Ростовском княжестве в рассматриваемый период имеются, однако их немного и они достаточно противоречивы. Нет возможности четко определить последовательность правления князей с момента смерти Константина Борисовича (1304/05 или 1306/07) до раздела Ростова между его внуками Федором и Константином Васильевичами (около 1328 г.). Во всяком случае, к началу столетия были живы дети Константина Борисовича Александр (р. 1286 г., 1293 – посажен на княжение в Угличе, 1302 – женится), и Василий Константиновичи (р. 1291 г.). Известны и их дети Юрий Александрович (ум. 1320 г.), а также Федор (1310-1331) и Константин (после 1310-1365) Васильевичи. Еще один возможный наследник, сын умершего в 1294 г. Дмитрия Борисовича Иван (р. 1290 г.), не упоминается в сообщениях последующего времени. Учитывая то, что на его сестрах были женаты Иван Переяславский, Михаил Тверской и Андрей Городецкий, надо признать, что если бы он принял участие в борьбе за Ростов, развернувшейся на фоне борьбы Москвы и Твери за великое княжение, то, несомненно, попал бы на страницы летописей. Однако, скорее всего он умер на рубеже веков.

Только Никоновская летопись говорит о вокняжении Василия Константиновича после смерти отца. Очевидно, ее автор домыслил события, опираясь на последующие факты. Анализируя летописные сообщения, необходимо иметь в виду, что и Михаил Тверской, и Юрий Московский были женаты на ростовских княжнах (Юрий – на дочери Константина Дмитриевича), и имели своих сторонников в Ростовском княжестве. В 1315 г. по пути из Новгорода в Орду Ростов посещает Юрий Данилович10. Очевидно, в тот момент в городе правит поддерживающий его князь11. Это подтверждается тем, что возвращающийся из Орды великий князь Михаил с послами Таитемиром, Мархожей и Индыем осенью того же года в Ростове «много зла подеяша»12. Вслед за ним из Орды приходит младший сын Константина Ростовского Василий с послами Сабанчием и Казанчием и также «творит Ростову много зла». Летописи, кроме отредактированного сообщения Академической по Суздальскому списку (где не упоминается и о совершенном «зле»), не называют его «Ростовским»13. Очевидно, имеет место борьба за княжение со старшим братом Александром или с его сыном Юрием Александровичем, и в этой борьбе Василий опирается на Орду и Тверь. Зимой 1317 г. Юрий Данилович с великокняжеским ярлыком и отрядами Кавгадыя и Астрабыла по пути на Тверь проходит через Ростов «и много зла творяху христианом»14. В результате, видимо, в Ростове снова устанавливается власть Александра Константиновича или его сына Юрия. После событий, связанных с Бортеневской битвой и гибелью Михаила Тверского, именно ростовский епископ Прохор выступает в роли посредника между Юрием Даниловичем и Александром Михайловичем, именно в Ростов привозят из Твери тело умершей в плену жены Юрия Кончаки – Агафьи, и именно в Ростов возвращается из Орды Юрий Московский15.

Московско-ростовской коалиции приходит конец в 1320 г., когда умирает Юрий Александрович Ростовский16. Ему было не более 18 лет и он не оставил после себя наследников. Соответственно, власть в княжестве переходит к Василию Константиновичу, или к его детям. Одновременно в городе происходят беспорядки, направленные против бывших там «злых татар». Непосредственно вслед за этим летописи сообщают об отъезде брата Юрия, Ивана Даниловича, в Орду к царю Узбеку. Весной 1322 г. он возвращается с войском посла Ахмыла, который «много пакости учини по Низовской земли, и Ярославль взя, и много христиан иссече»17. С одной стороны, военная акция была направлена на обеспечение лояльности наследников Давыда Ярославского великому князю и Орде. О действиях в Ростовской земле нет известий в летописях, однако Ахмылова рать упоминается в житии Сергия Радонежского. Также о ней говорится в Повести о Петре царевиче Ордынском, написанной уже в XV в. Согласно Повести, ростовские князья бежали от Ахмыла, и лишь вмешательство местных татар, сославшихся на свои родственные связи с Чингизидами, и их дары спасли город от разорения18. Поскольку автор Повести называет именно Ахмылову рать, выделяя ее из множества ордынских карательных акций в Ростове, имевших место за прошедшие к моменту написания двести лет ига, это позволяет с определенным доверием относиться к данным сведениям. Очевидно, ростовские князья (Василий Константинович, если он еще жив к тому времени, Федор и Константин Васильевичи) бежали, так как имели основания предполагать, что рать направлена именно на них, и это связано как с выступлением горожан после смерти Юрия, так и с их связями с Тверью. Наиболее вероятные направления для их бегства – в Тверь, или на север, в Устюг.

Юрий Данилович в это время, испытывая серьезные проблемы со сбором средств для уплаты ордынского выхода, находится в Новгороде. Дмитрий Михайлович Тверской, зная об этом, отправляется к хану добиваться великокняжеского ярлыка. Именно в этот момент «устюжане» захватывают дань, собранную новгородцами с Югорской земли. Эта дань играла значительную роль в доходах Новгорода (и – возможно – в надеждах Юрия Даниловича). Московский князь лично возглавляет поход на Устюг и, захватив город, заключает мир «с князьми устюжскими»19. Это, конечно, не князьки местных финских инородцев, как предполагал А.Е. Пресняков, а князья Ростова, в состав владений которых Устюжская земля входила до конца XIV в. Действия ростовцев были явно направлены против Юрия Даниловича и в поддержку уже получившего великое княжение Дмитрия Михайловича. Юрий, видимо, наконец-то, обретя необходимые средства, прямо из Заволочья по Каме направляется навстречу своей гибели – в Орду, не заезжая уже ни в Новгород, ни в Москву, ни в ставший враждебным Ростов.

Восстание в Твери и возвращение зимой 1327/28 гг. Ивана Калиты с ордынским войском, направившимся в карательный поход на Тверь, перечеркнули все плюсы, связанные с ростовско-тверским союзом. «Великая рать татарская, глаголемая Федорчюкова Туралыкова» упоминается в Житии Сергия Радонежского как поворотное событие, которое предопределило и наставшее год спустя «насилование», связанное с тем, что «княжение великое досталось князю великому Ивану Даниловичю, купно же и досталося княжение Ростовское Москве»20.

К 1328 г. Василия Константиновича уже точно нет живых, княжество делится между его сыновьями – 18-летним Федором и еще более юным Константином. В его отношении Иван Калита предпринял такой же ход, как и в отношении 14-летнего Константина Михайловича Тверского, который, находясь в московском плену, в 1320 г. был вынужден жениться на дочери Юрия Московского. Несомненно, женитьба младшего Васильевича – Константина на дочери Калиты вкупе с разделом княжества были направлены против старшего – Федора Ростовского, теснее связанного, очевидно, с антимосковской политикой. Возможно, его реакцию демонстрирует зафиксированное в новгородском летописании новое нападение «устюжских князей» на новгородцев, шедших на Югру21. Известно, что в 1364 г., проиграв борьбу за Ростов поддержанному Москвой племяннику, Константин Васильевич отправляется в Устюг. Вероятно, он следовал примеру старшего брата. В 1331 г. Федор умирает. Его сын, младенец Андрей, будущий правитель княжества с 1363 по 1409 гг., получает микроскопический Бохтюжский удел в северной части ростовских земель22.

Несомненно, жестокая борьба между московской и тверской партиями, в ходе которой власть в княжестве переходила из рук в руки, привлечение небескорыстных ордынцев, требовавших выплат долгов по дани и дополнительных средств за помощь, а также просто грабивших население, – все это вело к обнищанию правящего слоя княжества. Особо болезненным для ростовской знати должно было быть многократное разорение сельской округи, очевидно уже тогда ставшей основой ее материального благополучия.

Скудость летописных источников делает трудноуловимым сам процесс изменения сущности боярства, которое, очевидно, на протяжении столетий претерпевает серьезные трансформации, превращаясь из верхнего слоя княжеской дружины в обладающих значительными земельными владениями руководителей административного и военного аппарата. Отсутствие убедительных письменных свидетельств не позволяет нам точно охарактеризовать процесс оседания ростовского боярства на землю. Однако археологические исследования показывают, что в Московском княжестве боярское землевладение формируется в XIV в.23 С учетом того, что плодородные земли в округе озера Неро активно обрабатывались еще в дославянскую эпоху, а развитие боярства Ростовского княжества явно началось раньше, чем в поздно обретшей собственный княжеский стол Москве, можно предполагать, что в Ростове боярские вотчины уже существуют в начале того же столетия. Другим аргументом в пользу наличия вотчин у ростовских бояр служит тот факт, что согласно Житию Сергий и его родители жили в «некоей веси не зело близ града Ростова», т.е. в вотчине.

Вообще, роль боярства в тогдашней политической действительности Ростова должна быть особо значима, поскольку и Юрий Александрович, и Василий Константинович, и Федор Васильевич Ростовские были весьма молодыми людьми. Так как с 1320 г. в Ростове правили или Василий Константинович, или Федор Васильевич, Кирилл и его сподвижники, очевидно, являлись их боярами и активно участвовали в формировании политики, направленной на союз с Тверью. В такой ситуации Константин и его московский тесть не были заинтересованы в их сколь-нибудь высоком положении при новом князе. Напротив, действия москвичей по получению с ростовцев долгов по ордынской дани, очевидно, направлялись в первую очередь на видных деятелей предыдущего правления. После смерти Федора, освобождавшей от присяги, перед боярами стоял выбор – присягнуть его сыну Андрею Федоровичу и отправиться с ним в бохтюжскую ссылку (возможно, навсегда), или переселиться на московские земли. Последнее явно представлялось предпочтительным и для Москвы, получающей над ними контроль, и для Константина, который учитывал возможность в будущем спора с племянником за княжение.

Таким образом, в начале второй четверти XIV в. значительная часть ростовской нетитулованной знати была вынуждена покинуть ослабленное междоусобной борьбой и попавшее под влияние Москвы княжество. Это, наравне с гибелью окружения ростовского князя в 1237 г. в битве на р. Сити, а также с поражением в 1364 г. попытавшегося выйти из московской зависимости Константина Васильевича, место которого занял Андрей Федорович Ростовский, послужило причиной тому, что в Ростове не сформировалось сильного и многочисленного потомственного боярства, обладающего обширными владениями в княжестве и способного активно защищать его независимость.

  1. Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. М.,1998. С.76.
  2. Баранов К.В. Ростовские предки опричника // История и культура Ростовской земли. 1993. Ростов, 1994. С.81.
  3. Памятники литературы Древней Руси. XIV – сер. XV вв. М., 1981. С.286-290.
  4. Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С.237., Горский А.А. Москва и Орда. М.,2000. С. 30.
  5. Чернов С.З. Исторический ландшафт Древнего Радонежа // ПКНО 1988. М.,1989. С.426-427.
  6. Кучкин В.А. Сергий Радонежский // Вопросы истории. М., 1992. №10. С.75-76., Борисов Н.С. Сергий Радонежский. М., 2001. С.13-29.
  7. Борисов Н.С. Указ.соч. С.28-29.
  8. Веселовский С.Б. Указ. соч. С.470-471.
  9. Горский А.А. Указ. соч. С.30-41., Веселовский С.Б. Указ. соч. С. 481.
  10. ПСРЛ. Т.7. С.186.
  11. К.А.Аверьяновым выдвинута гипотеза о связи частых посещений Юрием Даниловичем Ростова с тем, что московский князь получает в 1297 г. в приданое за ростовской княжной «часть княжества», в состав которой входили Углич и часть Ростова, включая «церковь Богородицы» (т.е. кафедральный Успенский собор). (Аверьянов К.А. Купли Ивана Калиты. М., 2001. С.196-202.). Предполагаемый К.А. Аверьяновым переход такой части с приданым к Юрию, затем к Константину Михайловичу Тверскому, а от того обратно к Ивану Калите не подтверждается никакими источниками. Кроме того, известно, что в 1290-х гг. замуж выдаются еще три ростовские княжны. Если за каждой из них давалась практически половина княжества, то, что осталось князьям Ростова? Если же особо значительное приданое получила лишь одна, то это также требует какого-либо объяснения.
  12. ПСРЛ. Т.4. С.48.
  13. ПСРЛ. Т.4. С.48.; Т.24. С.107.; Т.1. Стб.529.
  14. ПСРЛ. Т.15. С.409.; Т. 7. С.188.
  15. ПСРЛ. Т.15. Стб. 412., Т.7. С.198, Т.6. Вып. 1. Стб.396.
  16. ПСРЛ. Т.1. Стб. 530.
  17. ПСРЛ. Т.24. С.114.
  18. Памятники литературы Древней Руси. Конец XV – первая половина XVI в. М.,1984. С.34.
  19. ПСРЛ. Т.3. С.97.
  20. Памятники литературы Древней Руси. XIV – середина XV в. М., 1981. С.288.
  21. ПСРЛ. Т.3. С.99.
  22. Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. М.,1984. С.282.
  23. Юшко А.А. Из истории феодального землевладения Московской земли XIV в. // Российская археология. М., 2001. №1. С.45-53.




Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!