Баранов К.В. (Москва) Иоанн Агафонович, созиратай Ярославской земли (эпизод из истории присоединения Ярославля)

Одним из основных источников по истории присоединения Ярославского княжества к Московскому давно и заслуженно считается статья 6971 (1462/63) г. Ермолинской летописи. В этой статье рассказывается о происходивших (начиная с 5 марта 1463 г.) исцелениях от гробов первого ярославского князя Федора Ростиславича и его детей, после чего изложение переходит к обстоятельствам присоединения Ярославля:

«В лето 971. Во граде Ярославли, при князи Александре Феодоровиче Ярославьском, у святого Спаса в монастыри во общине авися чюдотворец, князь велики Феодор Ростиславичь Смоленский, и з детми, со князем Костянтином и з Давидом, и почало от их гроба прощати множество людей безчислено.

Сии бо чюдотворци явишася не на добро всем князем Ярославским: простилися со всеми своими отчинами навек, подавали их великому князю Ивану Васильевичю, а князь велики против их отчины подавал им волости и села. А из старины печаловался о них князю великому старому Алекси Полуектовичь, дьяк великого князя, чтобы отчина та не за ними была.

А после того в том же граде Ярославли явися новый чюдотворец, Иоанн Агафонович, сущей созиратай Ярославьской земли: у кого село добро, ин отнял, а у кого деревня добра, ин отнял да отписал на великого князя ю, а кто будет сам добр, боарин или сын боярьской, ин его самого записал; а иных его чюдес множество не мощно исписати ни исчести, понеже бо во плоти суще цьяшос (то есть дьявол – зашифровано по способу простой литореи. – К.Б.)»1.

Хотя во многих летописных сводах второй половины XV в. есть известия о чудесных событиях 1463 г. при гробах ярославских князей, все они говорят только об исцелениях и не рассуждают об обстоятельствах, при которых современные ярославские князья «прощались» с своими вотчинами и ярославским княжением. Только в Ермолинской летописи сообщение о чудесах было продолжено уникальным для русского летописания рассуждением о потере местными князьями ярославского княжения, о подготовке этого присоединения в Москве и последующих шагах московской власти по закреплению нового положения вещей.

Еще большую необычайность этой статье придает кощунственная игра сакральными терминами, когда чудо – «прощение» болеющих от болезней сравнивается с прощанием князей со своими вотчинами, а рядом с святыми князьями-чудотворцами упоминается некий персонаж, чьи «чудеса» заставляют летописца назвать его дьяволом; да и сами святые князья-чудотворцы «явились», оказывается, не к добру для своих потомков.

Одним из деятелей присоединения Ярославля по текущей работе был некий Иван Агафонович. Занесение его имени на страницы Ермолинской летописи, да еще и с «чем» говорит о его высоком статусе, а именование его дьяволом (за его деятельность по отписке земельных владений и за разбор местных служилых людей) указывает на его активную роль в среде московской администрации Ярославля.

Неупоминаемым, но явно подразумеваемым отрицательным героем статьи является и московский великий князь Иван Васильевич, по чей воле в Ярославле начали происходить столь странные события. Видимо, поэтому, а не только из-за нечестивой иронии, дальнейшая летописная традиция не усвоила этот текст. В кратком виде эта статья отразилась лишь в ряде так называемых Сокращенных сводов конца XV в.2

pТекст Ермолинской летописи, по Лурье, основывается здесь на тексте свода начала 1470-х гг., составленного в стенах Кирилло-Белозерского монастыря3. Поскольку составитель известия иронически относится к чудотворности мощей первых ярославских князей, то, как предполагает В.А. Кучкин, статья Ермолинской сложилась в таком виде «скорее всего, до 6 августа 1467 г., когда ростовскую кафедру (в епархии которой находился Ярославль. – К.Б.) ставил архиепископ Трифон, о котором известно, что он сомневался в достоверности чудес, происходивших у гробниц трех ярославских князей, и с именем которого связывается составление ростовского летописного источника, использованного в Ермолинской летописи»4. Так или иначе, по общему мнению исследователей текст статьи 6971 г. Ермолинской летописи был составлен между 1463-1472 гг. в пределах Ростовской епархии5.

Внимание исследователей давно привлекает деятельность упоминаемого в статье в качестве дьявола во плоти Иоанна Агафоновича. Основное внимание было привлечено к установлению его личности, и в историографии давно утвердилась точка зрения А.Е. Преснякова, что под именем, точнее, псевдонимом «Иоанн Агафонович» в летописи подразумевается первый московский наместник в Ярославле князь Иван Васильевич Стрига Оболенский6. Так же полагали С.Б. Веселовский, Л.В. Черепнин, А.А. Зимин, Ю.Г. Алексеев и Я.С. Лурье7.

Смысл же мероприятий, проведенных Иоанном Агафоновичем в Ярославской земле, в историографии отражен недостаточно и сводится, в основном, к несложным констатациям. А.Е. Пресняков по этому поводу отделался восклицанием «круто берется московская власть за подчинение своим потребностям землевладения и личных сил годного в службу населения»8. Л.В. Черепнин определял деятельность нашего героя как отписку вотчин у местных землевладельцев «в целях подрыва их политической мощи»9. По мнению Ю.Г. Алексеева задачей этой деятельности было верстание местных служилых людей на великокняжескую службу и конфискация земельных владений у тех из них, кто к таковой службе был непригоден10.

Оставив на время Ярославль, обратимся к северо-западному краю нашей страны, к Пскову. Здесь во второй половине XV в. разворачивалась деятельность псковского посадника – полного тезки нашего героя, также Ивана Агафоновича. Его биография довольно хорошо зафиксирована псковской летописной традицией.

Впрочем, самые ранние сведения о нем сохранил до нас акт, точнее, изложение акта в писцовой книге конца XVI столетия: «А дали тое рыбную долю псковские посадники Иван Агафонович с товарыщы лета 6955-го году; на печати у даные образ Троицы Живоначалные». Однако я считаю сомнительной дату этого изложения. Согласно источнику, в 1446/47 (6955) г. Иван Агафонович занимал уже настолько значительное общественное положение, что возглавлял некую группу псковских посадников, глухо помянутых в качестве «товарищей». Первые же летописные упоминания Ивана Агафоновича показывают его подчиненное положение по отношению к другим посадникам11. Первые достоверные сведения о нем относятся к периоду не ранее 1463 г.:

1 сентября 1463 г. Иван Агафонович, упоминаемый третьим (последним) по счету среди псковских посадников, провожал из Пскова воеводу Ивана III князя Федора Юрьевича Шуйского «до Невадич», где провожающие и распрощались с ним12.

22 января 1464 г. посадник Иван Агафонович вместе с двумя другими отправился посольством в Москву к великому князю просить об учреждении в Пскове епископской кафедры и за помощью «на немец». Посольство вернулось 5 марта того же года13.

14 сентября 1470 г. посадник Иван Агафонович и другие были на границе на съезде с литовскими панами14.

В 1471 г., во время московско-новгородской войны, Псков послал на помощь великому князю своих воевод, в числе которых был Иван Агафонович. 15 июля он был ранен стрелой при осаде псковичами новгородского Вышгорода15.

Летом 1473 г. Иван Агафонович вел переговоры в Новгороде с орденским послом о мире16.

19 мая 1474 г. посадник Иван Агафонович возглавил псковское посольство к Ивану III, окончившееся неудачей: в Москве великий князь их не принял, псковичи даже не получили подворья и несколько дней жили за городом на поле. Посольство вернулось в Псков 23 июня17.

В декабре 1475 г., во время пребывания Ивана III в Новгороде, к нему приехала делегация псковских посадников во главе с Иваном Агафоновичем; вернулись в Псков они 31 декабря18.

7 декабря 1479 г., во время пребывания Ивана III в Новгороде, к нему приехала делегация псковских посадников, в числе которых был Иван Агафонович; вернулись в Псков они 25 декабря19.

В январе или феврале 1480 г. посадник Иван (Агафонович?) ездил за великокняжеским воеводой кн. Андреем Никитичем Ногтем с просьбой о возвращении его с войском в Псков20.

6 мая 1483 г. во Пскове псковичи «посекли» дворы нескольких посадников, в том числе Ивана (Агафоновича?)21.

Весной 1485 г., перед Троицыным днем, из Пскова поехало очередное посольство (в связи с спором о смердах) к Ивану III во главе с Иваном Агафоновичем; вернулись в Псков они после Петрова дня22.

Осенью того же 1485 г., перед Воздвиженьем, псковский князь Ярослав Оболенский с посадниками во главе с Иваном Агафоновичем отправились к московскому великому князю и вернулись перед Филипповым заговением23.

Это последнее упоминание Ивана Агафоновича в псковских летописях. Надо думать, в конце 1485 г. или вскоре после этого он окончил свой жизненный путь24.

Хотя в псковских летописях, так часто писавших об Иване Агафоновиче, нигде не упоминается о его пребывании в Ярославской земле, думаю, есть все основания считать «чудеса» ярославского Ивана Агафоновича одним из фактов биографии его псковского тезки. Именно псковский посадник упомянут в статье 6971 г. Ермолинской летописи, которая называет его дьяволом во плоти за его деятельность в Ярославле.

Первым, внешним признаком такого тождества, является редкое отчество обоих персонажей. Имя Агафон практически не употреблялось в среде московской служилой элиты XV-XVII вв., о чем говорят не только общие наблюдения, но и анализ имен из текста Государева родословца в редакции конца XVII века (Бархатная книга). Из общего массива имен (около 10 тысяч) Агафоны занимают только 0,05 %. В общем, в Северо-восточной Руси это имя было простонародным.

Более существенно другое – в своей биографии псковский посадник имеет необъяснимый провал, приходящийся на вторую половину 1460-х гг. Период после 5 марта 1464 г. и до 14 сентября 1470 г. местопребывание Ивана Агафоновича псковскими источниками не освещается. Другими перерывами в его деятельности можно пренебречь, поскольку они относятся к периоду после 1472 г., когда была создана статья Ермолинской летописи, да и все эти перерывы, в общем, незначительны (самый большой – с 1 января 1476 г. по 7 декабря 1479 г.).

Биография псковского посадника Ивана Агафоновича свидетельствует о его определенной специализации на московском направлении псковской внешней политики, причем с промосковской ориентацией. В этом смысле деятельность ярославского Ивана Агафоновича в интересах московской администрации не выглядит необычной, если принять тождество обоих персонажей.

Указанный период возможного пребывания Ивана Агафоновича в Ярославле (шесть с половиной лет с марта 1464 г. по сентябрь 1470 г.) удачно соотносится с хронологией присоединения Ярославля, как она рисуется из известных нам источников. Факт присоединения (очевидно, в виде акта продажи политических прав ярославским великим князем московскому) мог произойти после 5 марта 1463 г., когда начались чудесные исцеления у гроба князя Федора Ростиславича и его детей, и до 23 марта 1464 г., когда Иван III выдал первую из известных грамот на земли «в моей отчине, великого князя, в Ярославле»25. Таким образом, Иван Агафонович приехал в только что присоединенную московскую провинцию, а не в самостоятельное княжество, и его деятельность в Ярославле в тот период была бы весьма актуальна.

Но какая причина заставила псковского посадника, члена правительства самостоятельного государственного образования, пересекать страну и заниматься «чудесами» в Ярославле, действуя явно в пользу московской великокняжеской власти? Представляется, что ключом к разгадке служат как факты биографии первого московского наместника в Ярославской земле, так и политическая обстановка той эпохи.

Иван Васильевич Стрига Оболенский был сыном одного из преданнейших слуг Василия Темного и сам не раз доказал свою верность великому князю, участвуя в событиях гражданской войны второй четверти XV века. В 1456 г. во время московско-новгородской войны кн. Иван захватил Русу. Особо отмечу пребывание в течение года в Пскове в качестве псковского князя в 1460-1461 гг.26 После 1463 г. стал первым московским наместником в Ярославле. В этом качестве осенью 1467 г. И.В. Оболенский возглавил первый (и неудачный) казанский поход русских войск вместе с войсками царевича Касима. В походе 1471 г. на Великий Новгород кн. Иван был воеводой. В следующем 1472 г. был послан с ратью против войск большеордынского хана Ахмата. Завершил свой жизненный и служебный путь И.В. Оболенский в Великом Новгороде, в который прибыл вместе с великокняжескими войсками в конце 1477 г.27 Здесь 22 января 1478 г. он был оставлен в качестве одного из двух наместников Новгорода, но весной того же года умер. Похоронен был кн. Иван Стрига в Суздальском Спасо-Евфимьеве монастыре28.

Я думаю, что причиной появления Ивана Агафоновича в Ярославле была необходимость встречи и переговоров с кн. И.В. Стригой Оболенским. Несмотря на краткое, один год, пребывание в Пскове в качестве псковского князя – командующего вооруженными силами республики, кн. Оболенский оставил о себе добрую память, и псковичи неоднократно пытались пригласить его на княжение в свой город. Однако великий князь не позволил Стриге согласиться на лестные предложения, отвечая (в 1472 г.), что он «мне здесе у собе надобе»29.

Первой такой попыткой псковичей пригласить Стригу была поездка группы послов из числа во главе с посадником Алексеем Васильевичем к великому князю просить дать им на княжение либо Ивана Васильевича Оболенского, либо князя Федора Юрьевича Шуйского. Поездка была осуществлена зимой 1466/67 гг.; летопись не перечисляет никого из состава посольства, кроме возглавлявшего его Алексея. 29 апреля 1467 г. князь Федор Юрьевич сел на псковское княжение30. Причины, по которой великий князь не отпустил тогда Стригу в Псков, летопись не приводит, но нам она понятна: в этот момент он занимался значительно более важной для Москвы работой – был наместником в Ярославле.

Думаю, что поездка Ивана Агафоновича проводилась в рамках псковского посольства посадника Алексея, и его пребывание в Ярославле началось зимой 1466/67 гг. Целью этой поездки были предварительные переговоры о согласии кн. И.В. Стриги Оболенского приехать в Псков.

Однако в Москве Иван Агафонович оказался еще ранее – столь длительное отсутствие его в Пскове (1464-1470 гг.), даже при предположении о неполноте сведений о нем псковского летописания, может объясняться только его официальным положением в качестве постоянного посла Псковской республики при московском великом князе. Необходимость такого представителя в тот период следует из известия Псковской летописи от декабря 1464 г., когда псковичи жаловались Ивану III на невозможность прислать посольство из-за противодействия Великого Новгорода, не пропускающего его через свою территорию. Известно о подобном псковском представителе – после в Новгороде в июне 1466 г.31

Отказ великого князя отпустить Стригу в Псков не привел к немедленному отъезду Ивана Агафоновича на родину – псковские летописи фиксируют его появление там только в сентябре 1470 г. Вместо этого псковский посадник стал одним из усердных проводников московской политики в Ярославской земле, что и было отражено в Ермолинской летописи. Мотивация такого поведения явно не выражена (вряд ли он уполномочивался псковским вечем так глубоко входить в заботы москвичей в новоприсоединенной Ярославской земле), но в своей дальнейшей биографии Иван Агафонович определенно специализируется на сношениях с московским великокняжеским правительством, как это видно из его биографии (см. выше). В первое время после возвращения в Псков его усердие поистине не знало границ: в 1471 г. он с такой горячностью отстаивал московские интересы, что был даже ранен стрелой при осаде новгородской крепости Вышгород.

Как мы помним, деятельность Ивана Агафоновича в Ярославле заключалась в отписке лучших сел и деревень на великого князя, а так же в некой «записи» ярославских бояр и детей боярских. Надо признать, что и первая и вторая стороны его тогдашней деятельности были весьма актуальны для 1467 г. Как показал В.Д. Назаров, уже к январю этого года был наложен запрет на пополнение монастырских вотчин новыми приобретениями без ведома московской администрации32. Установление контроля над монастырским землевладением требовало такого же контроля и над землевладением светским. Следы такого контроля можно видеть в завещании 1473 г. ярославского вотчинника Якима Алексеева сына, который, оставшись бездетным, свою вотчину завещает шурину, а в ярославские церкви и монастыри дает исключительно деньги, хлеб и одежду33. Одним из агентов по установлению такого контроля и был наш Иван Агафонович, который «у кого село добро, ин отнял, а у кого деревня добра, ин отнял да отписал на великого князя ю». Возможно, непосредственной задачей его деятельности было собирание массива дворцовых (подклетных) волостей из числа монастырских и светских вотчин, так, как это делалось спустя два десятилетия в Великом Новгороде.

Но куда записывал Иван Агафонович ярославских бояр и детей боярских? Это не могло быть просто приемом на московскую службу, приведением к присяге великому князю, поскольку проведение этого важнейшего акта спустя четыре года после присоединения показывало бы несвойственное московскому правительству легкомыслие. Упоминавшаяся грамота 23 марта 1464 г. как раз и показывает, что ярославцы очень быстро были приняты на службу новому государю. В 1467 г. произошло другое событие, потребовавшее призвания на действительную воинскую службу ярославцев – в сентябре 1467 г. состоялся первый поход на Казань.

Номинально главой похода был татарский царевич, которому некоторые представители казанской знати обещали престол в Казани. В этом походе русские войска возглавлял ярославский наместник князь Иван Стрига и ясно, что ярославская рать должна была активно присутствовать в составе этих войск. Как известно, поход кончился неудачей и трудным отступлением34. Для нас важно другое – деятельность Ивана Агафоновича в 1467 г. по «записи» бояр и детей боярских как раз удачно оправдывается подготовкой осеннего казанского похода и являлась мерой по мобилизации войск. Возможно, и сам Иван Агафонович принимал участие в казанском походе 1467 г.

Вероятно, после неудачи этого похода наш герой покинул Ярославль, тем более, что псковские события требовали его присутствия как активного политика. В 1468-69 гг. в Пскове происходит ряд важных административных реформ – реорганизация управления пригородами и церковная реформа. И действительно, к сентябрю 1470 г. Иван Агафонович был уже во Пскове.

Принятие гипотезы о тождестве Ивана Агафоновича ярославского и Ивана Агафоновича псковского во многом проясняет текст Ермолинской летописи и сам процесс включения Ярославской земли в Московское государство.

Начало деятельности Ивана Агафоновича в Ярославле, за которую он получил от летописца квалификацию «дьявола», следует относить к периоду весны 1467 г., года больших перемен в строе поземельных отношений в Ярославской земле, перемен, проводимых московской администрацией. Суть этих нововведений заключалась в установлении жесткого контроля над оборотом земельных владений, в первую очередь, вероятно, земель служилых землевладельцев, бояр и детей боярских. Кроме того, Иван Агафонович участвовал в мобилизации местных служилых сил для похода русско-татарской рати на Казань, похода, одним из руководителей которого был кн. Стрига.

  1. Полное собрание русских летописей. Т. 23. СПб., 1910. С. 157, 158. В этой публикации определение «сущей» напечатано с большой буквы как прозвище Иоанна Агафоновича.
  2. Лурье Я.С. Общерусские летописи XIV-XV вв. Л., 1976. С. 180-189.
  3. Там же. С. 201-204.
  4. Кучкин В.А. К вопросу о статусе ярославских князей после присоединения Ярославля к Москве // Феодализм в России. М., 1987. С. 220.
  5. Исключением из этого является мнение В.Д. Назарова, считающего, что указанная статья Ермолинской летописи составлена в Москве и отражает «настроения, свойственные той части политической московской элиты, которая ходом борьбы в первые годы правления Ивана III была оттеснена от ведущих позиций». См. Назаров В.Д. Рассказы об открытии мощей ярославских князей в летописи XV в. // История и культура Ростовской земли: тезисы докладов научной конференции. Ростов, 1991. С. 13.
  6. Пресняков А.Е. Образование великорусского государства: очерки по истории XIII-XV столетий. Пг., 1918. С. 421.
  7. Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 436; Черепнин Л.В. Образование русского централизованного государства в XIV-XV вв. М., 1960. С. 828, 829; Зимин А.А.Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV – первой трети XVI в. М., 1988. С. 48; Алексеев Ю.Г. Под знаменами Москвы: борьба за единство Руси. М., 1992. С. 63; Лурье Я.С. Две истории Руси XV века: ранние и поздние, независимые и официальные летописи об образовании Московского государства. Спб, 1994. С. 162.
  8. Пресняков А.Е. Образование великорусского государства: очерки по истории XIII-XV столетий. С. 421.
  9. Черепнин Л.В. Образование русского централизованного государства в XIV-XV вв. С. 829.
  10. Алексеев Ю.Г. Под знаменами Москвы: борьба за единство Руси. С. 64. В.Д. Назаров в опубликованной в виде тезисов работе о присоединении Ярославля вообще не упоминает Иоанна Агафоновича и его «чудес», что особенно жаль, поскольку автор специально размышляет о мероприятиях великокняжеской власти по организации контроля над оборотом земельной собственности в княжестве (см.: Назаров В.Д. Ликвидация самостоятельности Ярославского княжества и первые годы правления Ивана III // Проблемы отечественной истории и культуры периода феодализма: чтения памяти В.Б. Кобрина. М., 1992. С. 131-134).
  11. Сборник московского архива министерства юстиции. Т. 5. М., 1913. С. 94; Марасинова Л.М. Новые псковскиеграмоты XIV-XV веков. М., 1966. С. 61, 91. (принимает дату документа как вполне возможную, хотя и отмечает,что в летописи впервые упоминается только в 1463 г.).
  12. Псковские летописи. Вып. I. М.-Л., 1941. С. 68, 70; Вып. II. М., 1955. С. 157 (здесь «Иоан Агахонович»).
  13. Псковские летописи. Вып. I. С. 70, 71; Вып. II. С. 53, 158 (здесь «Иоан Гахонович»). В тексте летописи это посольство ошибочно значится и под следующим годом. Вып. I. С. 71.
  14. Псковские летописи. Вып. II. С. 171.
  15. Там же С. 55. 182.
  16. Там же. С. 193.
  17. Там же. С. 56, 198.
  18. Там же. С. 200.
  19. Псковские летописи. Вып. I. С. 76; Вып. II. С. 218.
  20. Псковские летописи. Вып. I. С. 77; Вып. II. С. 220.
  21. Там же. С. 79.
  22. Псковские летописи. Вып. I. С. 80; Вып. II. С. 66.
  23. Там же. С. 68.
  24. Кафенгауз Б.Б. Древний Псков: очерки по истории феодальной республики. М., 1969. С. 40; Колосова И.О. Степенные посадники в Пскове XV в. // Вестник Московского государственного университета. Серия 8: история. 1984. № 2. С. 89-91.
  25. Акты служилых землевладельцев XV – начала XVII веков. Т. 1. Составители А.В. Антонов и К.В. Баранов. М., 1997. № 312.
  26. Кн. И.В. Оболенский сел на псковский стол 23 марта 1460 г., а уехал из Пскова 31 мая 1461 г. («в неделю святых отец 318»). См. Псковские летописи. Вып. II. С. 147, 149.
  27. В этом походе кн. Иван возглавлял владимирскую рать; не значит ли это, что он был тогда владимирским наместником? Разрядная книга 1475-1598 гг. Подг. В.И. Буганов. М., 1966. С. 48.
  28. ПСРЛ. Т. XII. Спб., С. 187. 189. Биография кн. И.В. Оболенского см.: Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых земледельцев. С. 436; Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во втор. пол. XV – перв. трети XVI вв. С. 48, 49. Зимин принимает мнение Л.В. Черепнина о хронологии пребывания Стриги в Ярославле между 1463 и «1468» (правильнее – 1467/68) гг., деятельности в качестве наместника (Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV веках. С.829). Но это недоразумение – ничто не мешало кн. Ивану возглавить войска в походе на Казань, оставаясь при этом ярославским наместником.
  29. Псковские летописи. Вып.II. С. 164.
  30. Полное собрание русских летописей. Т. 16. СПб., 1889. С. 218, 219.
  31. Назаров В.Д. Ликвидация самостоятельности Ярославского княжества и первые годы правления Ивана III.
  32. Акты служилых землевладельцев XV – начала XVII веков. Т. 1. № 278.
  33. Алексеев Ю.Г. Под знаменами Москвы: борьба за единство Руси. С. 77-79.




Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!