В.О. Михневич
Данная работа является продолжением начатого нами исследования существовавшей некогда в Ростове купеческой среды и ее менталитета на основе ранее не публиковавшихся документальных источников из собрания Ростовского музея.
Рукопись воспоминаний1 сына ростовского историка и краеведа Андрея Александровича Титова – Александра Андреевича Титова (1878-1961) – ученого-химика, одного из основателей Трудовой народно-социалистической партии, Товарища министра продовольствия и снабжения Временного правительства, члена Союза городов в Санитарной комиссии при Добровольческой Армии, основателя ряда обществ и организаций русских во Франции (эмигрировал в 1919), крупного деятеля Земгора2 – одно из самых ценных музейных поступлений последних лет.
Мемуары его, написанные в 1952 г. во Франции, не предназначались ни для публикации, ни, тем более, для исследования. В них автор обращался к своим потомкам: «Теперь, желая для своих близких оставить о себе воспоминание, я решил в свободное время записать то, что сохранилось в моей памяти о моей жизни и о моей деятельности в разных областях, как научной, так общественной и организационно-практической»3.
Трудно сказать, насколько французским пра-пра-внукам Александра Андреевича Титова понятны, доступны, интересны и близки его мемуары. Для нас же это богатейший (и пока единственный) источник по изучению мировоззрения и домашнего быта ростовского купечества 80-х гг. XIX вв., а быт, по словам Ю.М. Лотмана, – «Это не только жизнь вещей, это и обычаи, весь ритуал ежедневного поведения, тот строй жизни, который определяет распорядок дня, время различных занятий, характер труда и досуга, формы отдыха, игры, любовный ритуал и ритуал похорон»4.
Картины жизни ростовской семьи, с традиционностью жизненных устоев, характерными особенностями и ускользающими чертами каждодневного быта того круга ростовского общества, к которому она принадлежала, оживают на страницах мемуаров А.А. Титова. Отметим, что воспоминания эти, написанные прекрасным русским языком, позволяют не только говорить о субкультуре того слоя, из которого семья Титовых вышла, продуктом которого являлась; сведения, предоставленные мемуарами, могут служить яркой иллюстрацией процессов генезиса личности, демократизации семьи в России 80-х гг. XIX в.
Отметим также, что Александр Андреевич обратился к написанию мемуаров в традиции своей семьи. Известны воспоминания его двоюродного пра-прадеда со стороны отца М.И. Маракуева5, пра-прадеда И.А. Титова6, дневники отца7 и сестры8.
Воспоминания Александра Андреевича охватывают совсем небольшой период – около десятилетия, но для Ростова это годы, предшествующие периоду его экономического и культурного расцвета. Трудами и тщанием предыдущих поколений Ростов отстроен и благоустроен: почтовая связь здесь действует с 1693 г., телеграф – с 1862 г., водопровод открыт в 1886 г. Заботами и усердием живущих – ухожен, наполнен всевозможными торговыми, промышленными, ремесленными предприятиями (характер ориентации этих предприятий – на обслуживание местного населения, либо переработку производимого в уезде сельхозсырья). С 1870 г. железнодорожным сообщением Москва-Ярославль город связан со всей Россией; ежегодная Ярмарка, проводимая здесь, еще далека от упадка9; город способен содержать на собственные средства (казенные и благотворителей, портреты которых украшают зал городской Управы) богадельни, приюты, школы, сад, целый ряд общественных зданий; на пожертвования граждан почти полностью отреставрированы здания Архиерейского дома, создан музей (1883 г.), функционируют общественные библиотеки…
Среди культурных сил России наблюдается большой, пристальный интерес к Ростову, как к неотъемлемой части истории великой Родины. Ростов, его святыни посещаются и исследуются учеными, профессорами, архитекторами, археологами (М.В. Толстой, Н.К. Шильдер, Н.П. Кондаков, И.А. Шляпкин, Н.В. Султанов, А.С. Уваров). Губернская газета регулярно помещает статьи-исследования Ростовских древностей…
Вот в этом городе, в среде его достойнейших граждан, проходят ранние годы А.А. Титова. Историю рода, воспоминания о детстве, отчем доме, родных и близких, семейном укладе он сохранил в памяти до конца своих дней.
Семьи ростовцев круга Титовых жили только в собственных домах. Очень часто эти владения были наследственными и являлись подлинными «родовыми гнездами»; история их приобретения обычно передавалась из поколения в поколение.
«Семейство Титовых проживало в каменном доме в конце Покровской улицы (она же Московская) против церкви Рождества Богородицы. Этот дом Иван Андреевич выменял на другой, находившийся ближе к центру города. Прежний владелец в подвальном помещении, очень просторном, имел свечной завод, а когда-то на этом месте было кладбище.…Дом был каменный, штукатуренный и окрашенный в белый цвет, впоследствии окрашенный в светло-бежевый цвет»10.
В родовых домах тогда жили многочисленными, но уже не составными семьями, а нуклеарными, или малыми, которые могли включать в себя представителей 3-х поколений. Семейные узы в тот период были еще очень прочными, они поддерживались, помимо кровных связей и родственных чувств, общими легендами и преданиями, взаимными визитами, перепиской; родственников, от дедов и прадедов, знали «в лицо» – по портретам и фотографиям.
«Мой отец… заинтересовался историей рода Титовых и установил, по записям в церковных книгах Борисоглебской волости Ростовского уезда Яросл. губ. 18 века, среди государственных крестьян, некоего Тита, сын его Макар, сын его Александр, сын его Андрей. Сын Андрея Титова Иван – мой прадед… У Ивана Андреевича было два сына: мой дед Александр Иванович и младший Николай Иванович… Александр Иванович женился на Анне Васильевне Дюковой из зажиточной крестьянской семьи «из-за озера». У них было двое детей: мой отец Андрей и моя тетка и крестная мать Александра. Анна Васильевна умерла от послеродовой горячки, оставив двух малюток и неутешного мужа»11.
В доме Титовых в 80-х гг. XIX в. жили: глава семьи – Андрей Александрович, его супруга Надежда Александровна, их младшие дети Варвара, Александр, Александра, незамужние тетушки А.А. Олимпиада и Елизавета Ивановны, его вдовствующая сестра Александра Александровна Гейденрейх с сыном Александром.
Устройство купеческого дома представляется очень удобным. У Титовых в нем были: парадные комнаты (гостиная, столовая), спальня и будуар хозяйки, кабинет и спальня хозяина, библиотека, детские и туалетные комнаты. Отапливались дома голландскими печами; в ряде комнат располагались изразцовые лежанки. Как правило, при домах имелись обширные дворы с многочисленными хозяйственными службами, среди которых можно назвать кладовые (для пищевых продуктов и одежды – отдельные), бани, прачечные, конюшни, каретники, крытые задние дворы для скота, дровяные сараи, ледники… Во дворе дома Титовых, кроме всего уже перечисленного, был флигель (в нем располагались людская, кухни для слуг и хозяев, а также жили «мальчики из магазина под присмотром приказчика»12.
Возле дома обычно располагался сад c прудом. Разведение садов в Ростове имеет давнюю традицию – по имеющимся данным, сады здесь были уже к 1802 г. (в них росли яблони, вишни, смородина). Но с середины XIX в. разведением садов при домах начинают заниматься специалисты-садовники.
«С трех сторон сада шли аллеи из старых деревьев, левая вдоль забора – тополевая аллея, задняя березовая и с правой стороны – липовая аллея. За тополевой аллеей был участок… засаженный елками… далее был луг, а вдоль заборов росли ивы… в самом конце был дуб»13.
В это же время при садах начинают появляться цветники: «Первая часть сада главным образом была посвящена цветочным клумбам… Эта часть сада стала более нарядной, с фонтаном посредине, с множеством клумб, в которых не переставали цвести левкои, душистый горошек, флокусы, астры, георгины, табак, вообще все, что могло цвести в нашем климате»14.
В садах устраивались беседки; когда приходило тепло, в них обедали, «кушали» чай. У Титовых беседка была двухэтажной, и в верхнем этаже дети проводили лето, как на даче.
Помимо сада и цветников при доме, также традиционно, разводился огород; во многих случаях имелись теплицы для ранних овощей и цветов, а также парники для выращивания собственной рассады, оранжереи, где «выводились разные примёры»15. Для развлечений детей в садах зимой устраивалась гора, летом – гамак и качели.
Вела дом (иногда чисто номинально) мать семейства; эту ее функцию могли исполнять также ближайшая родственница (очень часто незамужняя или вдовствующая сестра мужа) или экономка (из чиновниц или духовного звания, как у Титовых)16.
Можно говорить и о четком распределении функций членов купеческой семьи: хозяйка нанимала и увольняла прислугу, держала в поле зрения все вплоть до мелочей:
«Мама… все время занималась устройством дома, постепенно переменила мебель… это благоустройство ее весьма занимало… она же нанимала и рассчитывала прислугу, заказывала кушанье, для чего повар (впоследствии кухарка) появлялся к ней вечером, чтобы обсуждать меню на следующий день», она же «делала замечания, которых все боялись»17.
В прямой зависимости от величины дома и количества домочадцев находился штат прислуги. У Титовых служили: 3 горничных, 2 няни (для дочерей и сына отдельно), гувернантка, 2 кухарки (хозяйская и людская), 2 прачки (такое же разделение функций), две портнихи, лакей, кучер, садовник, дворник, коровница18. О домашней прислуге у Александра Андреевича остались самые теплые воспоминания. Почти всех он помнит по именам: Прасковью, прослужившую в доме больше 20 лет и знавшую привычки родителей; Аннушку, рябую, очень тихую, прибиравшую комнаты; кучеров Андрея и Ивана, повара Федора Васильевича, кухарку Настасью с ее котом Спирькой, наловчившемся открывать лапкой шкаф с провизией, повариху Варвару Абрамовну…
«Прислуга кроме жалованья получала ежемесячно 1/4 ф. чая и 2 ф. колотого сахара, а к Рождеству и Пасхе отрезы на платье»19.
Глава семьи занимался «делом». Рабочий день его лимитирован не был и начинался, как правило, с посещения предприятия и каждодневных дел: корреспонденции, распоряжений и т.п. В его руках был семейный капитал, хотя у его супруги мог быть и свой собственный20. Если семейное дело было крупным, при нем существовал целый штат приказчиков, которыми ведал также глава семьи.
«Он [Андр. Алекс. Титов. Е.К.] основал Торговый Дом «Титов и Малоземов», возведя в компаньоны старшего приказчика Федора Алексеевича Малоземова и выделив ему 15% капитала. Малоземов был в деле с мальчиков, за приказчиками следил строго и не давал им воровать – т.е. был идеальным «директором»21.
Случайных людей в дело не брали, предпочитая как близких родственников (двоюродные братья Андр. Алекс. Титова, Николай и Александр Михайловичи Кайдаловы, служили в его магазине соответственно кассиром и приказчиком), так и «выращенных» с детства «мальчиков» (при доме И.А. Титова жил целый ряд таких «мальчиков», среди которых был и упомянутый Ф.А. Малоземов).
Обязанностью главы семейства было и обеспечение его в необходимом количестве запасами продуктов питания, которые для экономии крупными партиями могли закупаться в ярмарку. Среди продуктов для «долговременного» хранения можно назвать муку, крупы; птицу, рыбу, мясо (хранили в леднике, а также засаливали); молочные продукты, как правило, были собственного производства; хлеб пекли свой. На зиму солили капусту и огурцы22. Из сладостей употреблялись различные варенья из ягод своего сада, изюм, и столь любимые детьми конфеты и пастила23.
Как уже отмечалось, ростовские купеческие семьи в рассматриваемый период были, как правило, многодетными. У Алекс. Андр. Титова было 4 сестры и старший брат, умерший в младенчестве. Дети появлялись на свет дома. Город содержал повивальную бабку, в состоятельных семьях прибегали к услугам специалистов, в частности, доктора Дувакина24.
В течение первых двух-трех дней жизни ребенка крестили в приходской церкви его родителей. Воспреемниками становились родственники, близкие друзья, хорошие знакомые.
«Решено было, что я совершенно подхожу к этой роли [крестного отца. Е.К.], так как знаю наизусть «Верую», и … при крещении девочки ее несет на руках крестная мать, а крестный отец только держит за ножки… Через несколько дней я фигурировал в роли крестного отца, и я тщательно исполнял свои обязанности, и когда мы должны были повернуться к задней стороне храма с нарисованной на ней картиной Страшного суда и священник сказал «дуньте и плюньте», я основательно плюнул в сторону диавола. Так же усиленно поддерживал «крестницу Сашу» за ножки, когда носили вокруг купели, а потом, когда поехали на квартиру Кайдаловых, чтобы поздравить родителей, я чокался шампанским и дал «золотой» акушерке, которая по обычаю обносила всех шампанским, и вообще чувствовал себя значительным лицом»25.
К новорожденным брали кормилицу, предпочитая здоровых, красивых крестьянок из уезда, многие из которых на долгие годы сохраняли связь с выкормленным ребенком. Кормилица А.А. «была крестьянка из уезда, которая потом изредка являлась к нам, чтобы навестить меня, даже когда я уже был в гимназии. Она была очень застенчива, очевидно смущена обстановкой нашего дома, и оставалась не подолгу»26.
Кормилицу сменяли няни, которые находились при детях неотлучно. Няни несли полную ответственность за своих питомцев, наблюдая за их здоровьем, ухаживая, приучая к самостоятельности, гуляя с ними.
«Значительную роль в нашей детской жизни играли няни…Когда родилась младшая сестра, то ко мне взяли собственную няню, т.наз. «няню Палю»…Она спала вместе со мной. Особа была очень тихая. Ко мне привязалась, как к родному ребенку, никогда на меня не кричала, а только уговаривала27.
«Остались у меня воспоминания того времени о прогулках с няней, то в близлежащий монастырь, где мы «прикладывались» к мощам и гробницам, то на кладбище и к жившим за кладбищем нашим родственникам Кайдаловым»28.
Няни следили за поведением детей за столом, во время их общения, игр. Среди детских игрушек того времени – куклы, как большие, настоящие (покупные), так и вырезанные из модных журналов, с соответственной мебелью и посудой (для девочек), пушки и солдатики – для мальчиков: «…у меня был любимый солдат Яшка, деревянный, с движущимися на шарнирах руками, ногами и головой, с соответственной лошадью, который совершал разные геройские поступки»29; (мечтой Саши Титова был игрушечный поезд).
Отметим, что в исследуемый период, в связи с начавшимся процессом гуманизации внутрисемейный отношений, детей за шалости практически не наказывали: «…ставили в угол, лицом к стене, но очень не надолго, и «На стене в детской одно время висела даже плетка, но я не помню, чтобы когда-нибудь меня «пороли»30.
Родители не связаны детьми, отец и мать заглядывают в детскую при наличии желания и свободного времени. Традиционное обращение детей к родителям – на «Вы», но у Титовых дети на «Вы» с матерью, а с отцом – на «ты»31.
В купеческих семьях ранга Титовых служили и гувернантки. Как правило, их брали к 6-7 летним детям; состоятельность Титовых позволила выписать гувернантку-иностранку:
«Когда мне было почти шесть лет, то отец решил, что нужно взять для нас гувернантку немку, чтоб с детства мы научились иностранному языку. Таких гувернанток выписывали через пастора Лютеранской церкви в Москве»32.
Грамоте дети могли научиться в процессе дидактических игр (Ал. Андр. научился читать по кубикам с буквами в 5 лет33), но для обучения их чтению, счету, письму, подготовки в гимназию, в дом приглашали учителей – как женщин, так и мужчин.
«Когда моей сестре Варе пошел 8-й год, а мне 7-й, то к нам пригласили учительницу, Варвару Ивановну Петропавловскую. Методы преподавания были самые примитивные … сначала мы писали грифелем на маленьких черных досках»; затем «ко мне был приглашен учителем Николай Иванович Чуфаровский, только что постриженный в священники»34.
Чтобы поддержать интерес детей к чтению, для них выписывали специальные журналы, приобретали книги; книг для взрослых детям читать не разрешалось.
В доме Титовых получались журналы «Модный Свет», «Исторический Вестник», «Русская мысль», «Вестник Европы», «Нива»; в их домашнюю библиотеку входили произведения классиков – Пушкина, Толстого, Тургенева, Мельникова-Печерского, а также романы Жюля Верна, Майн Рида35. В этой связи хочется отметить, что в Ростове домашние книжные собрания начинают появляться уже в конце XVIII в. Таким образом, интерес к книге, формирование домашних книжных собраний составляют одну из особенностей ростовской культурной традиции36.
Домашним образованием в то время уже не ограничиваются, и поскольку в Ростове тогда не было ни женской, ни мужской гимназии, детей отправляли в учебные заведения Ярославля, Москвы, Санкт-Петербурга.
«Варю подготовили в гимназию, и она переехала в Ярославль,…Отец решил отдать меня «к немцам», т.е. в Петропавловское Московское Училище… Сестра Валентина, которая была меня старше на 6 лет, училась в Мариинском училище на Софийской набережной37.
Но на каникулы: Рождество, Масленицу, Пасху и на все лето дети приезжали домой…И тогда устраивались всевозможные развлечения вроде домашних спектаклей («Волшебная кисть живописца Кузьмы или раскрашенная нянька»38 у Титовых), ярмарочных удовольствий:
«Когда мы приезжали на Масленицу, то сначала объедались блинами, а потом на 1-ой неделе поста начиналась Ростовская ярмарка, и тогда ходили в балаганы, на карусели, а главное – к приезжавшим из Ярославля кондитерам Лопатину и Петрову и покупали всякие чудные сласти – пряники с цукатами, халву всяких сортов, рахат-лукум, всевозможные пастилы (все это покупалось, чтобы захватить в Москву и немного утешиться по возвращении в «пансион»39.
Каждый праздник имел свои отличительные черты, свой ритуал. На Рождество наряжалась елка «Помню блестящую елку, которую старшие сестры убирали и зажигали в зале, и тогда нас, маленьких, пускали в зал, а тетя играла на рояле, и мы прыгали вокруг елки»40.
Накануне больших праздников «…дом тщательно мылся и прибирался. На праздник нас одевали в новые костюмы и платья, на Рождество мы ходили «славить Христа» и к родителям, и к бабушкам. Отец припасал совсем новые блестящие пятачки, и нам давал; другие давали гостинцы»41.
На Рождество и Пасху в первый и второй день причты всех ростовских церквей ходили «со Святом», т.е., с поздравлением по домам богатых и уважаемых ростовских граждан. Их могли принимать как хозяева дома, так и их представители – старший приказчик, сын.
«Священнику давался серебряный рубль. Духовенство поднималось в «зал» (впоследствии большая столовая), где славили Христа, а затем заходили в гостиную, где был поставлен большой стол с разнообразными закусками и многочисленными бутылками – водка, разные наливки и настойки, десертные вина. Батюшки и псаломщики «прикладывались» и закусывали. Я уже с утра был в зале и принимал священников – подходил ко кресту и давал рубль…»42. Помимо священников с причтом по домам ходили и соборные певчие, которые «громко пели на весь дом, основательно закусывали и получали 3 рубля».
На Пасху в Ростове всем желающим разрешалось подниматься на колокольни и звонить в колокола: «Я мог звонить в колокола на маленькой звоннице, которая стояла рядом с богадельней [Плешановской. Е.К.] в саду и где можно было, встав на скамейку, достать до веревки колоколов»43.
В дни больших праздников в богадельни было принято посылать гостинцы – лакомства, крашеные яйца.
Как уже говорилось, на праздники полагалось надевать новую одежду. Ее можно было приобрести в магазине, заказать у портних - своей или имевшей «заведение» в городе, но дамы ростовского «высшего света» предпочитали одеваться по последней моде (мода же, как известно, один из показателей стремления к индивидуализации личности):
«…Раза два в год она [Н.А. Титова. Е.К.] ездила в Москву, где…проводила 2-3 недели, делая себе туалеты, покупки»44.
Признаком хорошего тона в Ростове того времени считалось лечиться у столичных и даже заграничных докторов (хотя у многих семейств был свой, домашний доктор), посетить театральный спектакль в столице, а также бывать заграницей.
В свободное время женщины из исследуемого нами круга могли заниматься устройством дома, его «дизайном», например, Надежда Александровна Титова устроила себе «…прекрасный будуар с мягкой мебелью, со многими окнами, обращенными на юг и на запад, и была клетка с канарейками, которые усердно распевали»…У нее была большая страсть к цветам. В большинстве парадных комнат стояли в горшках пальмы, филодендры, фикусы, туи. Весной появлялись гиацинты, а затем… – азалии, тюльпаны». В доме был и зимний сад»45.
Свободное время дамы круга Н.А. Титовой было занято чтением, рукоделием, приемами, визитами. Ростовское общество того времени хоть и считалось достаточно открытым, но, как и везде, было разделено на «круги». В доме Титовых бывали духовные лица, их жены, доктора, впоследствии директор и учителя гимназии и интеллигентная молодежь:
«С тех пор, как себя помню, я не видал в нашем доме ни местных купцов, ни офицеров (которых отец не долюбливал)…Мои родители много принимали, катались верхом, ездили и в столицы, и на юг, и заграницу46.
Одним из любимых видов времяпрепровождения были прогулки – в экипаже; верхом могли себе позволить кататься лишь девушки и молодые дамы. Что касается мужчин, то они катались верхом и в более солидном возрасте.
«Отец … часто катался верхом, и когда возвращался домой, сажал меня впереди себя на седло. Это было не очень удобно, но вызывало какое-то гордое чувство…»47.
Одной из ярких особенностей ростовской субкультуры является цикличность торговой деятельности городского купечества, с практически всеобщим участием его в Нижегородской ярмарке, с активным включением в проведение ярмарки Ростовской, а также еженедельных ярмарок в Борисоглебских слободах и базарных дней в Ростове по вторникам, четвергам и субботам48.
Помимо работы в семейном деле, представители того круга, к которому принадлежали Титовы, уделяли много времени и, как тогда говорили, общественному служению, трудам на гражданском поприще. Именно к 80 гг. XIX в. закладываются основы для дальнейшего развития гражданского общества. В Ростове этого времени появляется первое общественное объединение, базирующееся на рациональном основании – «Общество взаимного страхования от огня недвижимых имуществ», в котором «…были застрахованы все городские имущества и в котором старые страхователи уже не платили премий, т.к. проценты с запасного капитала общества целиком покрывали стоимость перестрахования имуществ, застрахованных в обществе…Он [Титов-отец. Е.К.] увлекался народным образованием, и сеть земских народных училищ в Ростовском уезде была столь совершенна, что уже в 1900 году при наборе рекрутов не оказалось ни одного неграмотного»49.
К сожалению, воспоминания свои Ал. Андр.Титов не завершил, и поэтому еще многие черты жизни ростовского купечества не нашли отражения на страницах его мемуаров.
В одной из своих статей его отец Андрей Александрович Титов приводит местное предание о проклятии, которое ростовский митрополит св. Димитрий якобы наложил на тех жителей города, которые, покидая его, забывают родину и теряют с ней связь: «Предание это держалось крепко и ростовцы боялись забывать свой родной город»50.
Думается, дело тут вовсе в страхе грядущего наказания, а в удивительном патриотизме ростовцев, выражавшемся не только в интересе к истории Ростова, но и прочной исторической памяти. Как известно, многие егоуроженцы, уехав, в течение всей жизни сохраняли связь с Ростовом, стремились, если не вернуться сюда, то внести свой вклад в его процветание. В.И. Щапов, В.И. и Е.И. Королевы, А.Л. Кекин – вот далеко не полный перечень имен ростовцев, неразрывно связанных с историей Ростова Великого.
Процесс обогащающейся наследием культуры включает в себя и восстановление забытых имен. Ныне среди них и Александр Андреевич Титов, покинувший Родину в 1918 г.51 и возвратившийся к нам – своими воспоминаниями – навсегда.
Итак, в рассматриваемый период ростовское купечество:
• имеет достаточно высокий уровень жизни;
• стремится к образованности, видит приметы благородства в интеллигентском стиле жизни, не чуждаясь памяти предков. Образование, соединенное с природной одаренностью, порождает в одной семье ряд выдающихся личностей (отец и сын Титовы);
Вместе с тем, ряд купеческих семейств отличает чувство неприятия купечества как слоя, к которому они принадлежали, но уклад жизни продолжает сохраняться в прежних традициях.
В среде ростовского купечества отмечается:
• повышение культурных запросов;
• раскованность и органичность поведения;
• привыкание к современным формам светского общения (балы, совместные обеды в дружеском кругу, поездки с визитами);
• наличие гражданской позиции;
• высокая культура чувств и отношений.
- ГМЗРК. КП-38900/1-63; поступила в 2001 г. от дочери Ал. Андр. Титова – м-м В.А. Пеллиссье-Танон.
- Крестьянинова Е.И. // Титовы:Ростов-Париж-Москва. Живые голоса. Ростов, 2002. С. 58-60.
- Указ. соч. А.А. Титова. Л. 1.
- Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). СПб, 1994. С. 12.
- Маракуев М.И. Записки ростовца // журнал Русский Архив. 1907. С. 107-129.
- ЯГВ. 1889 г. № 56, 58.
- Мельник Л.Ю. Юношеский дневник Андрея Титова // Титовы… С. 19-42.
- Виденеева А.Е. Дневник Вареньки Титовой // Титовы… С. 55-57.
- На ярмарку 1888 г. было привезено товаров на сумму 1 млн.164 тыс. 128 р. ЯГВ. 1888. № 30.
- Указ. соч. А.А. Титова. Л. 3, 15.
- Указ. соч. Л. 2.
- Там же. Л. 16, 17.
- Там же. Л. 18.
- Указ. соч. Л. 19.
- Указ. соч. Л. 18.
- Там же. Л. 19.
- Там же.
- Указ. соч. Л. 19-23.
- Там же.
- Собственный капитал Н.А. Титовой составлял ок. 50 тыс. р. ГМЗРК. А-7256.
- ГМЗРК. КП-38900/1-63. Л. 7.
- Указ. соч. Л. 23.
- Указ соч. Л. 5.
- Указ. соч. Л. 24.
- Указ. соч. Л. 24.
- Указ. соч. Л. 21.
- Там же.
- Указ. соч. Л. 24.
- Указ. соч. Л. 31.
- Указ. соч. Л. 25.
- Указ. соч. Л. 13.
- Указ. соч. Л. 22, 24.
- Указ. соч. Л. 24.
- Там же. Л. 27.
- Там же. Л. 29.
- Первое из известных нам книжных собраний, принадлежавшее ростовской купчихе Ирине Ивановне Хлебниковой, насчитывало 13 книг (ок. 1798). РФ ГАЯО. Ф. 204. Оп. 1. Д. 3151. Л. 35.; собрание Льва Алексеевича Емельянова – 28 книг (1806). РФ ГАЯО. Ф. 204. Оп. 1. Д. 4189. Л. 35.
- ГМЗРК. КП-38900/1-63. Л. 37 об.
- Там же. Л. 26
- Там же. Л. 37, 38.
- Указ. соч. Л. 24.
- Указ. соч. Л. 33.
- Там же.
- Там же. Л. 34.
- Там же. Л. 14.
- Там же. Л. 12.
- Там же. Л. 11, 5.
- Там же. Л. 24.
- Там же. Л. 2, 9, 12, 20.
- Указ. соч. Л. 9.
- А.Nero. Родные картинки. СПб, 1899. С. 154.
- Указ. соч. См. Приложение.
Приложение
ГМЗРК. КП-38900/1-63.
Из воспоминаний А.А. Титова (нумерация страниц автора)
Л. 1 Лето 1918 года.
Чрезвычайно трудно писать воспоминания о давно прошедшем (исполнилось уже 36 лет со дня этих событий), когда под рукой нет никаких источников, чтоб проверить точную хронологию и припомнить что-либо, что испарилось из памяти. Но отдельные факты так хорошо запомнились, что попытаюсь занести их на бумагу.
Это происходило в начале лета 1918 года, когда юг России был оккупирован немцами, и шло формирование Добровольческой Армии.
Я перевез свою семью – Марусю с двумя детьми - в Киев. У Юры была кормилица, Вале шел 4-й год.
Мне удалось найти квартиру на Подоле у нашего старого покупателя Суворова (ему мы продавали, главным образом, зеленый горошек). Квартирка была небольшая, но прилично обставленная, и для нас, после жизни по комнатам, казалась, что лучше не надо.
В Киеве было правительство гетмана Скоропадского и мой приятель и сочлен по Н.[ародно]-С.[социалистической] Партии Димитрий Михайлович Одинец был министром по Великорусским делам. Но в это время происходило Ярославское восстание и, не получая никаких известий из дому, я очень беспокоился за своих, и решил поехать в Москву. Получив мандат от какого-то учреждения (вероятно от Всероссийского Кооперативного Союза), я смог добыть себе билет на поезд в вагоне I-го класса, в котором ехала в Москву делегация Гетманского Правительства.
Если не ошибаюсь, в составе делегации был и Мануильский.
Помню, что вышел прогуляться на какой-то станции. (Л. 2.) и слышал, как хохлы между собой толковали, что едет «Жидивска Дэлегация». Даже в числе ее у меня оказался знакомый, но я не очень пускался с ним в разговоры, предпочитая играть в винт, чтоб скорее прошло время.
В Москве из осторожности я не пошел на свою квартиру, а поехал к сестре Гране (Глафире Андреевне Кегель), жившей в самом конце Пречистенки, совсем близ Зубовского бульвара.
От нее я узнал, что ей сообщил управляющий моим домом, что у меня на квартире был обыск, спрашивали меня и взяли какие-то бумаги.
Следовательно, приходилось принять меры осторожности, и первая мера была, что я сбрил свою бороду, думая, что это изменит мое лицо, а также избегал ходить по местам, близким к Газетному переулку.
Поехать к себе в Ростов казалось тоже рискованным, так как меня могли там искать в связи с Ярославским восстанием. И эти мои предположения оправдались.
Кто-то донес большевикам, что я участвовал в восстании, и не нашедши меня, оштрафовали на миллион рублей, которые и были внесены за меня из магазина.
Но, чтобы отдать всякие распоряжения домой, я поехал на станцию Александрово – на полпути из Москвы в Ростов и вызвал туда нашего бухгалтера Вас.[илия] Александр.[овича] Талицкого, человека, глубоко преданного нашему семейству и кристально честного.
С ним мы проговорили часа два – между поездами, и я просил его передать моей матери, чтоб она за меня не беспокоилась, и дал всякие распоряжения материального характера. (Л. 3.) Ведь все мы тогда были уверены, что б[ольшеви]-ки долго не продержатся, нужно только избегать попасться им в руки.
Возвратившись в Москву, я решил не задерживаться там и поскорее пробираться на юг.
В Москве, в связи с покушением на Ленина, начался террор. Из моих знакомых был захвачен и расстрелян Саша Виленкин, офицер какого-то важного полка, арестован целый ряд с[оциал]-р[еволюционе]ров.
От своего зятя Вл.[адимира] Авг.[устовича] Кегеля, у которого я жил, я узнал, что на всех вокзалах производится проверка документов. Чтобы выбраться из Москвы, необходимо было иметь какую-нибудь командировку. Я, не долго думая, поехал в Центросоюз, где знал всех главных деятелей. Нашел Коробова, который тогда был председателем, и попросил его дать мне командировку на Украину для закупки махорки. В это командиров.[очное] свидетельство я просил вписать и двух студентов, как моих помощников – Братанова и Федорова, которые просили меня взять их с собой.
В Центросоюзе ко мне отнеслись по-дружески и необходимую командировку выдали, на бланке с печатями, но я чувствовал, что все они очень озабочены, что творится что-то неладное. После я узнал, что у них был произведен обыск, и что Коробов вместе с некоторыми сотрудниками в тот же вечер были арестованы. Опоздай я хоть на один день, не только не получил бы бумаги, но и сам мог попасться.
Теперь нужно было как-то выбраться из Москвы. Билет ж.[елезно]-д.[орожный] мне взял кто-то из надежных людей, имевший связи на вокзале. Кроме того, я узнал от сестры, что их (Л. 4.) большой друг, судебный следователь Иван Петрович Субботин прикомандирован к Павелецкому вокзалу, очевидно, для разбора всяких возникающих там дел. Его я повидал и попросил проводить меня в вагон вместе с моими двумя спутниками, что он охотно и выполнил. Когда мы стояли в коридоре вагона, я увидел какого-то военного чина в сопровождении солдата с винтовкой, который требовал у всех пассажиров документы.
Так как я знал, что меня разыскивают, и что дело может повернуться очень скверно, то я потихоньку сказал Ивану Петровичу, чтоб он вступил со мной в оживленный разговор при приближении этого чина.
И когда дошло дело до меня, то чин, любезно поздоровавшись с Субботиным, не решился спрашивать моих документов, и прошел мимо к следующим пассажирам.
Поезд тронулся. Я лежал на верхней лавке, а мои два спутника внизу. Вскоре я забылся глубоким сном.
Но уже ночью явились солдаты и довольно грубо меня разбудили, требуя документов. На них я просто закричал: «Зачем будите человека, который для вас же едет добывать табак!» - и показал им командировочное свидетельство. Мой решительный тон возымел действие, и они оставили нас в покое. Поезд шел черепашьим шагом, но все же мы приближались к той конечной станции, откуда нужно было переправляться в оккупированную зону пешком или на подводе, с риском быть ограбленным существовавшими там большев.[истскими] заслонами или просто грабителями.
Выйдя из поезда и решительно пронеся свой багаж через военный контроль, который, по рассмотрении моих документов, не решился меня обыскивать, мы попали в еврейское местечко (надеюсь, что я (Л. 5.) разыщу название этой станции). Там один еврей за приличное вознаграждение взялся переправить нас на ту сторону, но сказал, что мы должны у него остаться до раннего утра, когда переезд менее рискован. Закусивши имевшимися у нас припасами и выпивши чаю, мы расположились в комнате, служившей и кухней, и столовой. Помню еще сейчас, что молоденькая евреечка, его дочка, очень заинтересовалась Братановым – молодым инженером, окончившим Моск.[овское] Техн.[ическое] Училище и работавшим в Химич.[еском] отделе Земгора, где я был Председателем. Она несколько раз спрашивала меня, действительно ли он инженер, и со вздохом добавляла: «Ах, какой он красивый».
Еще не рассвело, как наш хозяин разбудил нас и сказал, что пора отправляться в путь.
Он усадил нас в дроги, очень примитивные и неудобные, и потихоньку повез. Погода была холодная, накрапывал мелкий дождь. Без всяких приключений мы доехали до какого-то моста, где он нас высадил, получивши свое вознаграждение, и сказал, что дальше уже оккупированная зона. Кстати, указал, где мы можем остановиться и что должны сказать немецкому патрулю, если его встретим.
Было уже совсем светло, как мы добрались до постоялого двора. Но тут нас ждал неприятный сюрприз. Оказывается, что накануне был объявлен карантин для всех, кто хотел ехать дальше. Будто бы было какое-то эпидемическое заболевание на Советской стороне, и немцы боялись, что его завезут вглубь их района.
Это меня совершенно не устраивало, и я решился пойти, переговорить с немецким комендантом. (Л. 6.) Я вспомнил, что в моем несессере, в секретном кармане, должна быть моя визитная карточка, остававшаяся с давних времен, с немецким текстом: Dr. Alexsander Titoff, Leipzig. Вот эту карточку я нашел и просил передать коменданту. Я был немедленно принят сравнительно молодым офицером, очевидно, мобилизованным из запаса, и, когда изложил ему свое дело и объяснил, что спешу в Киев и по делам, и по семейным обстоятельствам, то он немедленно написал мне и моим спутникам пропуск, благодаря которому мы сразу получили ж-д. билеты.
Мы доехали до Бердичева, а оттуда пересели на пароходик, доставивший нас без всяких прик
