Плешанов Е.В. (Ростов) Княгиня Мария Ростовская

В 1850 г. настоятель Спасо-Яковлевского монастыря под полом Преображенской церкви, оставшейся от упраздненного в 1764 г. Спасо-Песоцкого монастыря, обнаружил гробницу Марии, жены князя Василька Ростовского. То, что он увидел и о чем рассказал, впоследствии породило слух об удивительной сохранности одеяния усопшей, в частности, желтых сафьяновых сапожек. В 1879 г. архимандрит Илларион произвел перестройку храма, уничтожил надгробные плиты и сделал мозаичный пол, лишь запомнив место погребения княгини, со временем забытое. Прошло более полувека. И вот в конце 1930-х гг., как вспоминал житель Ростова С.Е. Богословский, в городе вновь заговорили об обнаружении захоронения Марии, и будто бы по-прежнему в прекрасном состоянии оставались сафьяновые сапожки. Интерпретировать это сообщение, как и предыдущее, достаточно сложно. Весьма странным кажется то, что княгиня-основательница Спасо-Песоцкого монастыря оказалась погребенной в светском наряде. Но несомненно одно: эти рассказы отразили былое почтительное отношение ростовцев к жене князя Василька. Исследователи считали княгиню Марию причастной к ростовскому летописанию. Академик Д.С. Лихачев даже ввел в литературу термин «летописание Марьи»1. Однако следует отметить отсутствие тому прямых доказательств. В последнее время выяснилось, что возможности использования скудных известий источников о жизни и деятельности ростовской княгини далеко еще не исчерпаны.

Мария происходила из черниговского княжеского рода. Ее прямым предком был знаменитый Олег Святославич, потомки которого заслужили у автора «Слова о полку Игореве» прозвище Гориславичей. Один из внуков Олега Святослав Всеволодович, прапрадед Марии, имел «свою волость», в которую вошли города Сновск, Стародуб, Карачев и Воротынск2. Позднее он вокняжился в Чернигове, в 1174 г. взял и разграбил Киев, а затем отбился от выступившей против него мощной княжеской коалиции. В 1181 г. произошло ожесточенное столкновение дружины Святослава с войсками Всеволода Большое Гнездо на реке Влене3. В боях особенно отличился Всеволод Святославич, дед Марии. Незадолго до того, в декабре 1179 г., Святослав женил своего среднего сына на дочери польского короля Казимира4. Таким образом, по линии бабушки Мария принадлежала к польской королевской семье. В кон. XII – перв. четв. XIII вв. черниговские князья проводили активную общерусскую политику, что неизбежно вело к осложнению отношений с соседними княжествами. В 1207 г. Всеволод Большое Гнездо поддержал киевского князя против Всеволода Черниговского и разгромил союзных черниговцам рязанцев.

Для владимиро-суздальских князей Черниговская земля всегда имела важное стратегическое значение. Через нее проходил кратчайший путь в Южную Русь, на часть которой претендовали северные потомки Мономаха. Военные столкновения владимирцев и черниговцев случались эпизодически, а периоды союзнических отношений были гораздо более продолжительными и укреплялись династическими браками. К примеру, Юрий Всеволодович был женат на сестре Михаила Черниговского, родной тетке Марии. Дочь свою владимирский князь, стремясь к укреплению старых связей с галицкими князьями, вместе с черниговцами помогавшими еще Юрию Долгорукому утвердиться в Киеве, то есть в Южной Руси, выдал за Василька Романовича, брата знаменитого витязя Даниила Галицкого5. Еще после 1157 г. от Черниговского княжества отделился г. Курск. Население курского посемья недоброжелательно относилось к черниговским Ольговичам. Князь Олег Курский обрел значительную силу, заимел прочные связи с Переяславлем Русским и начал борьбу за Чернигов6. Это не устроило Юрия Всеволодовича, и он оказал шурину прямую военную и дипломатическую поддержку. В дальнейшем он помог Михаилу Черниговскому получить княжеский стол в Новгороде. Ради укрепления владимирско-черниговского союза в январе 1227 г. был осуществлен еще один династический брак. Специально приглашенный во Владимир-на-Клязьме митрополит Киевский обвенчал племянника Юрия Всеволодовича Василька Ростовского и дочь Михаила Черниговского Марию7. 12 февраля 1227 г. молодую княжескую чету торжественно встречали в Ростове.

Год рождения Марии неизвестен. Учитывая то, что замуж выдавали в 12-14 лет, хотя летописи знают и 8-летних невест, можно предположить, что она родилась между 1211-1214 гг.

Уже в 1229 г. Михаил Черниговский начал новый этап борьбы за власть в Южной Руси, и его действия задели интересы владимиро-суздальских князей. Именно здесь следует искать причину тщетной попытки Ярослава Всеволодовича поссорить Василька Ростовского, потенциального союзника черниговского князя, с Юрием Всеволодовичем. Это обстоятельство, а также лишение ростовского епископа Кирилла кафедры посеяли «нелюбие» между ростовцами и переяславцами. Сложности междукняжеских отношений этого периода закалили ростовскую княгиню и дали ей так пригодившийся впоследствии политический опыт.

4 марта 1238 г. в битве на р. Сить погиб Василько Ростовский. Мария не постриглась в монахини, что было частым явлением в ту эпоху, а осталась регентшей при 7-летнем сыне Борисе, сохраняя за ним Ростов. В первое время после батыева погрома на Руси по-настоящему не осознали случившегося. Так же когда-то впервые грозно пришли половцы. Но от них научились обороняться. Полагали, что и новая напасть временная. Отсидевшись в Новгороде, Ярослав Всеволодович занял Владимир и, видимо, по своему хотел распорядиться Ростовом. Но его воля столкнулась с волей княгини Марии.

Однако, старая политическая система уже рухнула. Древняя Русь перестала существовать, сделавшись улусом Золотой Орды. Теперь хан распределял города между русскими князьями. От его имени на местах распоряжались баскаки. Основной их задачей было обеспечение бесперебойного сбора дани. С этой целью Орда сохранила институт княжеской власти, наделив его полицейской функцией и обязанностью поставлять воинов в распоряжение хана. Теперь каждый князь должен был получить свой стол непосредственно из ханских рук и быть верным только своему благодетелю.

В 1244 г. 13-летний Борис Василькович получил ханский ярлык на Ростов. Мария уже могла отойти от участия в политической жизни. Еще осенью 1239 г. монголы уничтожили ее родной Чернигов. Князь Михаил до прихода врага бросил город на произвол судьбы и бежал на запад. После этого события, не ранее начала 1240 г. Мария основала Спасский монастырь к югу от Ростова на берегу озера, предполагая жить в нем, как только старший сын перестанет нуждаться в ее помощи. Название монастыря не случайное. Во-первых, образ Спаса был религиозно-политическим знаменем ростовских князей. Во-вторых, княжеский терем в Чернигове, в котором выросла Мария, находился недалеко от каменной церкви Спаса, служившей родовой усыпальницей предков княгини8. Возможно, в 1244 г. Мария поселилась в Спасском монастыре и завещала в нем похоронить себя. Однако при ее жизни обитель более походила на княжескую резиденцию. Сюда к дочери в 1246 г., направляясь в Орду, заехал Михаил Черниговский.

В 1240-х гг. ордынского ига, как такового, еще не было. На Руси сложившееся положение рассматривали как временное и начали напряженно искать выхода из него. Часть общества, в условиях усилившейся католической экспансии, не оставлявшей православию право на жизнь, склонна была опереться на веротерпимую Орду. Русь платила дань за мир еще с легендарных дорюриковых времен. Для многих князей, нередко полуполовцев, привыкших решать династические проблемы при помощи врагов своих конкурентов, пусть даже это будут степняки, Орда еще не представлялась настолько опасной, чтобы искать на западе союза против нее. С ханом, как и с половцами, надеялись со временем найти общий язык, а если понадобится, то и силу применить. На это, видимо, рассчитывал и Михаил Черниговский, направляясь за ярлыком на княжение к Батыю. В Ростове как раз решался вопрос о поведении в Орде, а в широком смысле вырабатывалась политика на ближайшие годы, и в этом деле активно участвовала Мария. Не исключено, что она хлопотала за отца и получила какие-то гарантии его безопасности. От того вместе с Михаилом к хану поехали внук его князь Борис и ростовские бояре. Но в Орде не забыли, что в 1239 г. Михаил приказал уничтожить направленное в Чернигов монгольское посольство, и подвергли князя особенно тщательному «очищению» и проверке на лояльность, которые тот не смог принять и пошел ва-банк. Внук и ростовские бояре уговаривали его согласиться с откровенным унижением, которому вряд ли в полном объеме подвергали других князей, обещали, что вся Ростовская земля наложит за него на себя епитимию, а владыка отмолит. Но тщетно. Михаил отказался выполнить то, что потребовали от него ордынцы, и 20 сентября 1246 г. был убит, заподозренный в злых помыслах против хана9.

На первый взгляд Мария Ростовская и ее сын оказались в лагере «примиренцев». Но нужно помнить, что позиции княжеской власти в Ростове никогда не были сильны. Ростовские бояре не позволяли вести политику, противоречившую их интересам. А главный интерес заключался в сохранении обширных вотчин от повторных погромов. Еще в 1216 г., накануне Липицкой битвы, Константин Ростовский предупреждал своих союзников, что его бояре «к бою не дерзи» будут, если Ростов не окажется в полной безопасности10. В новых условиях и при более тяжелых обстоятельствах эта характеристика оправдалась целиком. Церковь в свою очередь берегла полученное право не платить налоги и занимала аналогичную боярской позицию. Все это заставило Марию и Бориса внешне признать власть Орды. Однако некоторые факты свидетельствуют о том, что княгиня приняла активное участие в создании тайного княжеского союза, направленного против ордынского владычества. Прежде всего она сделала шаг к примирению с переяславской ветвью рода Всеволодовичей. В 1247 г. в бою с литовцами погиб старший сын Ярослава Михаил Храбрый. Мария попросила епископа Кирилла позаботиться о погибшем11. Будучи вдовой старшего из внуков Всеволода Большое Гнездо, она использовала свое влияние для консолидации князей и твердого противостояния ордынской политике их стравливания. Она устроила женитьбу сына Бориса на муромской княжне Марии Ярославне. Используя родственные связи на юге, Мария способствовала важному для Руси браку Андрея Ярославича и дочери Даниила Галицкого. В 1249 г. второй ее сын Глеб был отправлен в Орду за ярлыком на Белоозеро12. Ростов восстанавливал свой контроль над северными владениями. Вполне очевидна связь ростовских князей с Великим князем Александром Невским. Во втор. пол. 40-х – начале 50-х гг. XIII в. Северо-Восточная Русь копила силы. То же самое происходило на юге, где укреплялся Даниил Галицкий.

В 1248 г. Батый перепоручил Орду сыну Сартаку в обход брата Берке. На Руси появилась надежда использовать ставший реальным раскол в ордынской верхушке. Берке не утратил своего влияния, но и молодой Сартак не собирался ему уступать. Русские князья, и в первую очередь ростовские, начали всячески демонстрировать ему верность, намекая на помощь в случае экстраординарных обстоятельств. Чтобы пресечь опасную для себя тенденцию Берке требовал ужесточения политики по отношению к русским княжествам, но Сартак на это не шел. Попытки стравить князей приняли острые формы. В конце 1248 г. во Владимире при загадочных обстоятельствах умер Владимир Константинович Угличский, а в феврале 1249 г. там же и также внезапно скончался Василий Ярославский13. Можно было ожидать конфликта между ростовскими князьями и Ярославичами на радость Берке, но этого не случилось. В том видна заслуга княгини Марии, в общем определявшей политику Ростова. Контакты ее сына с Сартаком стали еще интенсивнее14. Это означало, что главную опасность Мария увидела в происках Берке. Преждевременное выступление Андрея Ярославича сорвало все замыслы. Пока Александр Невский был в Орде и объяснял Сартаку, что великокняжеские войска собирались против литовцев, Берке настоял на посылке карательной «Неврюевой рати», которая разорила земли Переяславля, но не тронула ростовских владений. Вряд ли на сей раз попытка рассорить ростовцев и переяславцев была целиком неудачной.

Видимо, в Ростове засомневались в возможностях Сартака и придумали новый политический ход. Он был завуалирован настолько, что до сих пор появление под рукой ростовских князей чингизида, известного под именем царевича Петра, рассматривается просто как обращение в христианство ханского родственника, и, видимо, не дальнего, поскольку к его потомкам еще в начале XIV в. с почтением относились татары. Естественно, он стал христианином, но еще раньше он мог стать претендентом на ханский престол. Тайна «царевича Петра» не будет открыта, но можно полагать существование замысла Марии, ее сына и епископа Кирилла II по использованию своей креатуры в Орде вполне реальным. В него, видимо, был посвящен и Александр Невский. Великий князь вплоть до своей смерти не терял прочных связей с Ростовом, где в 1253 г. был освящен храм Бориса и Глеба. Эти святые, как гласила народная молва, помогли «сроднику» Александру в бою со шведами в 1240 г.

В 1256 г. Берке убил Сартака и стал ханом. Тотчас на Руси началась масштабная перепись податного населения. Во избежание опустошительного нашествия Великий князь Александр Ярославич и его правая рука Борис Ростовский вынуждены были обеспечить ее и применить при этом силу. Летопись однажды отметила знаменательный факт: оба князя приезжали к епископу Кириллу и княгине Марии, ища у них морального оправдания своим силовым действиям против христиан15.

Исследователи обратили внимание на разработку древнерусскими книжниками идеологии так называемого «ордынского пленения»16. Во втор. пол. 1250-х гг. она пустила корни в Ростове. Проводником ее уже после воцарения Берке на ханском престоле могла стать княгиня Мария. Новая идеология не была безобидной для ордынцев. Она объясняла все бедствия, постигшие Русь, грехами. Ее сторонники нашли аналогию произошедшим событиям в библейском сказании о пленении Иудеи. Новая идеология обещала избавление и кару поработителям при условии сохранения веры и покаяния. В этом заключалась угроза Орде и таилась надежда для всех отчаявшихся.

С кон. 1250-х гг. княгиня Мария, видимо, уже не покидала своего монастыря, предаваясь литературным трудам. Они могут быть разделены на два этапа. Первый выпал еще на период 1240-х – сер. 1250-х гг., когда княгиня либо сама делала хроникальные записи, либо контролировала их. Именно в это время, скорее всего, появился некролог Васильку. Эта форма имени была уже архаичной к сер. XIII в. и восходила к южнорусской традиции, как и вся характеристика ростовскому князю в целом. Сходные литературные приемы заметны в некрологах черниговским князьям, в частности, Мстиславу Владимировичу и Глебу Святославичу17. Мария наверняка читала их. В особо отточенном тексте о Васильке представлен образ идеального князя, слуги которого уже не могли служить другим сюзеренам18. Не трудно угадать, что под него вполне подходил Александр Невский, который, по мнению Марии, и должен был сплотить всех князей. На втором этапе, начавшемся с приходом к власти хана Берке, заметны перемены. В трудах Марии теперь проступила идея бесполезности открытого сопротивления. Восстание в Ростове и других городах против откупщиков дани в 1262 г. и смерть Александра Невского, ценой своей жизни предотвратившего карательный поход ордынцев, объективно способствовали укреплению этой идеи. Самой крайней формой сопротивления признавалась только пассивная, например – мученическая смерть Михаила Черниговского. Вероятно, после 1262 г. Мария создала раннюю редакцию «Повести» об отце. В ней были использованы некоторые записи кон. 1240-х гг., в первую очередь включены яркие детали события, сообщенные очевидцами гибели князя, в первую очередь Борисом Ростовским. Их сохранила Лаврентьевская летопись19.

9 декабря 1271 г. княгиня Мария Ростовская умерла. Ей суждено было увидеть завершение периода наивысшего расцвета Ростова. Надо сказать, что княгиня Мария была одной из немногих русских женщин, активно вмешивавшихся в политическую жизнь. В значительной степени этому способствовала гибель большинства князей во время нашествия Батыя. Княгиня Мария достойно заменила мужа и участвовала в выработке политики русских княжеств на начальном этапе становления ордынского ига, когда существовал, в общем-то призрачный, но шанс его избежать. К ее советам прислушивался даже Великий князь Александр Невский. Видимо, имели место попытки канонизации Марии, о чем свидетельствует предание, об обнаружении захоронения княгини в уцелевшем одеянии. Но можно предположить, что тому помешало неоднозначное отношение к ней. Уже несколько лет спустя епископ Игнатий потревожил покой княгини погребением рядом удаленных из Успенского собора останков ее сына Глеба. Кроме того, горожане иногда вступали в конфликты с потомками принятого некогда в Ростове Марией и Борисом «царевича Петра». Словом, существовали незизвестные нам препятствия для канонизации. Так или иначе, но следует признать, что Мария стала последней яркой личностью в истории раннего Ростова.

  1. Козлов С.А., Анкудинова А.М., Иерусалимский Ю.Ю. Ярославская земля в древности. М., 2002. С. 110.
  2. Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971. С. 111.
  3. Летопись по Лаврентьевскому списку. СПб. 1872. С. 368. (Далее Лавр. лет.)
  4. ПСРЛ. Т. 2. Изд. 2. СПб., 1908. Стлб. 612.
  5. Лавр. лет. С. 154.
  6. Зайцев А.К. Черниговское княжество // Древнерусские княжества в X-XIII вв. М., 1975. С. 94.
  7. Лавр. лет. С. 428.
  8. Холостенко Н.В. Исследования Борисоглебского собора в Чернигове // СА. 1967. № 2. С. 189, 200, 209.
  9. ПСРЛ. Т. 23. СПб., 1910. С. 81.
  10. Лавр. лет. С. 471.
  11. Русские летописи. Т. 1. Симеоновская летопись. Рязань, 1997. С. 105.
  12. Лавр. лет. С. 447.
  13. Там же. С. 447, 449.
  14. Там же. С. 449 и сл.
  15. Там же. С. 452.
  16. Лаушкин А.В. Идеология «ордынского пленения» и летописные известия о «Неврюевой рати» // ИКРЗ. 2000. Ростов, 2001.
  17. ПСРЛ. Т. 2. С. 138, 191.
  18. Лавр. лет. С. 444.
  19. Там же. С. 446-447.




Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!