Электронная библиотека

К политической истории Ростовского княжества XIV-XV вв. стали обращаться еще в дореволюционной литературе. Работы В.Н. Татищева, М.М. Щербатова, Н.М. Карамзина, С.М. Соловьева, Д.А. Корсакова, А.В. Экземплярского, А.Е. Преснякова¹ затрагивали многие вопросы, связанные с присоединением княжества к Москве, но специально эта тема ими не изучалась. Наиболее интересным представляется сообщение В.Н. Татищева, который первым обратил внимание на события, связанные с условиями продажи в 6982 (1473/74) гг. ростовскими князьями Ивану III второй половины Ростова: «Тоя же зимы князи ростовские, князь Володимер Андреевич со всеми детьми и братаничи, продали отчины своей половину города Ростова со всем, а взяша за него два села великого князя да денег 5000 рублев (курсив мой – С.С.); а великий князь даде ту половину матери своей к вотчине ея Переславлю»². Данное известие в сравнении с записями под тем же годом в других летописях является уникальным, поскольку в последних ничего об условиях продажи не сказано. Но на какие источники опирался Татищев или же просто домыслил, неизвестно.

Наиболее полно общую картину развития московско-ростовских отношений в XIV-XV вв. представил В.А. Кучкин³. Основные его выводы были следующими. Раздел Ростова на две половины – Сретенскую и Борисоглебскую – между братьями Федором и Константином Васильевичами произошел не позднее 1331 г., когда умер старший брат Федор. Федору досталась первая половина, Константину – вторая. При этом произошло не только деление власти между ростовскими князьями, но и, вероятно, территории Ростовского княжества. Присоединение Сретенской половины Ростова следует относить к 1332 г., а Борисоглебской – к 1474 г. В период борьбы за великокняжеский престол между Дмитрием Московским и Дмитрием Суздальским ростовский князь Константин Васильевич, получив ярлык в Орде, захватывает все Ростовское княжество, в том числе приобретение Калиты – село Богородичское. Однако в 1363 г. князь Андрей Федорович, сын Федора Васильевича, изгоняет своего дядю из Ростова, который вынужден был в 1364 г. удалиться в Устюг – удельное владение ростовских князей на севере. В двинских землях, в Заволочье (так называемая «Ростовщина») ростовские князья Борисоглебской линии располагали обширными земельными владениями. Князь Андрей Федорович, представитель Сретенской линии князей, в 30-60-е гг., когда в Ростове правил Константин Васильевич, вероятно, находился в другом северном уделе – Бохтюге, – который на рубеже XIV-XV вв. принадлежал его потомкам. Наличие ростовских двуименных монет, на которых сосуществовали имена представителей обеих княжеских линий, отразило деление власти и территории Ростова в кон. XIV – нач. XV в. Обладание Сретенской половиной Ростова было привилегией только великого князя Владимирского. Поэтому она не входила в состав домена московских князей XIV в. Слободка Караш, которой Дмитрий Донской благословил Василия Дмитриевича, также являлась частью великокняжеской территории в Ростове. Между 6 марта 1390 г. и 13 февраля 1392 г. Василий Дмитриевич променял слободку митрополиту Киприану на Алексин.

В.Л. Янин не согласился с точкой зрения В.А. Кучкина о присоединении первой половины Ростова к Москве при Калите⁴. Главным аргументом В.Л. Янина о присоединении Сретенской половины Ростова к Москве при Василии II служит чеканка двуименных монет ростовских князей, что могло отражать владельческие права обеих линий ростовских князей на половины Ростова при Василии Дмитриевиче, поскольку лишь духовная Василия II фиксирует владение первой половиной Ростова.

В.Б. Кобрин обратил внимание на то, что Василий II завещает не часть Ростовской земли, а Ростов «со всем, что к нему потягло». Ростовские князья – уже не полные собственники: они только «ведают» и «держат» свои владения, причем не сами по себе, а лишь «при великом князе» и «при... княгине». По В.Б. Кобрину, духовная Василия II говорит о судебном двоевластии в Ростовской земле. Покупку московскими князьями сел в Ростовском княжестве В.Б. Кобрин рассматривает как нарушение общепринятых тогда норм междукняжеских отношений. Относительно продажи второй половины Ростова в 1474 г. В.Б. Кобрин предположил, что ростовские князья продали не часть географической территории, а оставшуюся к 1474 г. часть судебной власти⁵.

Г.В. Семенченко не согласился с последним положением В.Б. Кобрина, отметив территориальный характер “половин” Ростова, их тяготении к расположенным в разных частях города ростовским церквам Сретенья и Бориса-Глеба. Исследователь вслед за В.А. Кучкиным и В.Л. Яниным полагает, что не только город, но и весь уезд был поделен. Г.В. Семенченко отметил связь покупки половины Ростова в 1474 г. с острым конфликтом внутри великокняжеской семьи, возникшим за обладание уделом Юрия Дмитровского, так как, согласно завещанию Василия II, Ростов в случае смерти княгини Марии Ярославны передавался её сыну Юрию. Следовательно, в великокняжеской семье возник вопрос о перераспределении земель, входивших в удел Юрия, и тех земель, которые могли бы войти, если бы умерла Мария Ярославна. Чтобы обезопасить себя в будущем от претензий братьев, Иван III зимой 1473-1474 гг. оперативно покупает у ростовских князей оставшуюся половину Ростова⁶.

Вновь обратился к событиям, связанным с присоединением ростовских половин, К.В. Баранов, отметив, что коренной перелом во взаимоотношениях Великого княжения Владимирского и Ростовской земли произошел в период правления Василия Темного, когда «территория Сретенской половины… потеряла последние остатки самостоятельности и фактически превратилась в собственность князей московского дома»⁷. Начало присоединения Сретенской половины автор вслед за В.А. Кучкиным относит ко временам Калиты (около 1332 г.)⁸.

Н.Л. Коньков, обратившись к событиям 1397-1398 гг. в двинских землях, оспорил мнение В.А. Кучкина о том, что двинские земли в середине XIV в. принадлежали ростовскому князю Константину Васильевичу⁹. По мнению Н.Л. Конькова, «Список Двинских земель» необходимо связать с событиями 1397-1398 гг., когда Двинская земля временно вошла в состав Великого княжения Владимирского. Упомянутые в списке четыре ростовских князя являлись московскими наместниками на Двине, подобно ростовскому князю Юрию Андреевичу – московскому наместнику на Устюге¹⁰.

Ю.В. Кривошеев приравнял «купли» Белоозера, Галича и Углича к «насилованию» в Ростове при Иване Калите, что, по его мнению, было связано с правом откупа сбора ордынской дани в этих городах¹¹.

Оригинальное мнение высказал К.А. Аверьянов, предположивший появление первых московских владений в Ростовском княжестве «не при Иване Калите, а еще раньше – при его старшем брате кн. Юрии Даниловиче»¹². По мнению исследователя, Галич, Белоозеро и Углич, которые Дмитрий Донской в своем завещании 1389 г. именует «куплями своего деда», являлись ничем иным, как землями, полученными в приданое московскими князьями Иваном, Афанасием и Юрием Даниловичами¹³. Вместе с Угличем Юрий Данилович получил в качестве приданого от своей невесты из Ростовского княжеского дома ростовское село Василевское¹⁴.

Таков спектр мнений по политической истории Ростовского княжества XIV-XV вв.

Итак, существуют различные точки зрения относительно времени и обстоятельств присоединения Ростовского княжества к Москве. Так, при всей стройности концепции В.А. Кучкина относительно времени присоединения Ростова (первая половина княжества – в 1332 г., вторая – в 1474 г.) источники не дают оснований рассматривать князей Борисоглебской половины до 1474 г. в качестве суверенных правителей. Как заметил еще В.Б. Кобрин, «при чтении актов 50-х годов XV в. создается впечатление, что Ростов был уже полностью присоединен»¹⁵. Мнение Г.В. Семенченко в поддержку территориального характера «половин» вызывает большое сомнение, поскольку на территории Ростовского княжества по источникам не наблюдается ни малейшего следа подобного деления. Предположение Н.Л. Конькова о том, что в «Списке Двинских земель» ростовские князья выступают не как суверенные правители, а в качестве московских наместников, представляется малообоснованным, т.к. в «Списке» земли ростовских князей названы вотчинами, что не соответствует представлению о наместничьем кормлении. Попытка К.А. Аверьянова увидеть в «куплях» результат брачной политики московских князей представляется весьма спорной. К тому же исследователю не удалось установить прямой взаимосвязи между «куплей» и приданым.

Чтобы хоть как-то разобраться в этой череде историографических представлений, часто противоречащих друг другу, необходимо еще раз пересмотреть имеющиеся известия о Ростовском княжестве XIV-XV вв. Поскольку до сих пор не ясно, что представляли собой «ростовские половины» и как они соотносились с компетенцией ростовских князей и великих князей Владимирских, то, на мой взгляд, было бы правильнее акцентировать внимание, главным образом, на актовом материале (духовных, договорных и жалованных грамотах) XIV-XV вв., который наиболее отражал реальный объем княжеской власти в Ростове.

Из Епифаниевской редакции Жития Сергия Радонежского известно, что, когда Иван Калита получил ярлык на Великое княжение Владимирское, «купно же и досталося княжение Ростовьское к Москве»¹⁶. В Житии временная привязка этих событий – год спустя после Федорчуковой рати (зима 1327-1328 гг.), то есть конец 1328 – начало 1329 гг. Летописи также получение Калитой Великого княжения Владимирского датируют 1328 г.¹⁷ Здесь вроде бы никаких расхождений нет: и Житие, и летописи говорят практически об одном годе. Однако В.А. Кучкин полагает, что этой дате как времени присоединения первой половины Ростова верить нельзя. По его мнению, присоединение могло произойти после 1331 г., когда умер князь Сретенской половины – Федор Васильевич. Сам Иван Калита в 1328 г. выдал свою дочь Марью за князя Борисоглебской половины Константина Васильевича. Итак, умирает князь Сретенской половины и, по мнению В.А. Кучкина, именно она достается Калите, несмотря на то, что княжение Федора Васильевича не было выморочным. У него еще оставался, как следует из родословцев, малолетний сын Андрей. Как полагает В.А. Кучкин, был произведен захват Калитой половины княжества, что вроде бы находит подтверждение в Житии¹⁸.

Данная конструкция вызывает определенные сомнения. Так, из жития известно, что Калите досталось все княжество, а не половина. Более того, в житии сказано, что «князем их, яко отъася от них власть, и княжение, и имение, и честь, и слава, и вся прочаа потягну к Москве»¹⁹. Следовательно, речь идет не об одном князе, а минимум о двух. Значит, в 1328 г., когда происходило присоединение Ростова, вероятно, был жив и князь Федор Васильевич. Напомним, что и Василий II по духовной передавал своей супруге не половину княжества, а Ростов «со всем, что к нему потягло», то есть опять же целиком.

Каков же тогда был статус Ростова со времен Калиты и до Ивана III? Можно согласиться с мнением В.А. Кучкина, предполагавшим, что Ростов был присоединен к территории Великого княжения Владимирского. Само Житие увязывает приобретение Калитой Ростовского княжества с одновременным получением ханского ярлыка на все Великое княжение. Терминология жития дает основания так полагать: «купно… досталося…» Можно предположить, что Калита в Орде смог себе не только выхлопотать Владимирский стол, но также получил ярлык и на Ростовское княжество.

Ко времени Ивана Калиты относится еще несколько его приобретений. Речь идет о так называемых куплях Ивана Калиты. В источниках можно найти немало общих черт между Ростовом и «куплями».

Как известно, по своей духовной (второй) Дмитрий Донской передает старшему сыну Василию не только земли московского домена, но и все Великое княжение Владимирское. Сама духовная вначале перечисляет московские земли, наследуемые детьми Донского, а лишь затем переходит к территории Великого княжения. И именно в этой части духовной впервые упоминаются «купли» Ивана Калиты – Галич, Белоозеро, Углич. Их отсутствие в духовных предыдущих московских князей также говорит в пользу того, что эти земли были присоединены именно к Великому княжению. Эти земли и раньше входили в состав Великого княжения, однако при Иване Калите власть великого князя над этими территориями, скорее всего, становится уже не номинальной, а вполне реальной.

Когда в духовной Донского встречается упоминание «купель» Калиты? Лишь тогда, когда Галич, Белоозеро и Углич из состава Великого княжения были переданы братьям Василия I в качестве уделов. Осмелюсь предположить, что если бы эти города не были переданы братьям, а остались в составе великокняжеских земель, переданных Донским старшему сыну, то мы бы ничего не узнали о статусе этих земель в XIV в. Так, Ростов появляется в духовной грамоте Василия II лишь потому, что он передается в качестве удела великой княгине Марии Ярославне. Не окажись он в уделе супруги Василия II, сведения о его статусе мы смогли бы почерпнуть лишь из духовной Ивана III.

Итак, Галич, Белоозеро, Углич и Ростов упоминаются в духовных Донского и Василия II лишь тогда, когда они выделяются из состава Великого княжения в удельные княжества. Иначе говоря, до тех пор, пока Ростов передавался в качестве великокняжеских земель старшим сыновьям, о нем духовные молчали и лишь, когда был передан в удел вдове, то, что в XIV в. называлось «опришниной», становится известно о его статусе как о территории подконтрольной великому князю. «Опришными» называет Ермолинская летопись города, переданные Донским младшим детям²⁰.

Итак, самостоятельность всего (а не половины!) Ростовского княжества была упразднена при Иване Калите. На это обстоятельство прямо указывает Житие Сергия Радонежского и косвенно – духовная Василия II. При этом сами ростовские князья перешли на положение служебных князей.

Ростовские князья в XIV в. (точнее – с кон. 20-х гг.) постоянно выступают в походах совместно с московскими князьями, занимавшими великокняжеский стол во Владимире. Исключением стал период борьбы Дмитрия Суздальского с Дмитрием Ивановичем Московским за Великое княжение, когда ростовский князь Константин Васильевич принял сторону первого, что позволило ему на некоторое время вернуть под полное свое влияние Ростов. Союзнические отношения ростовского князя с Дмитрием Суздальским не были каким-то политическим поворотом, поскольку Константин Васильевич в междоусобной борьбе поддержал того князя, который первым получил Великое княжение Владимирское, то есть суздальского князя. Получение Константином Васильевичем ярлыка на «весь Ростов» можно рассматривать и как получение московско-великокняжеской Сретенской половины, что делает В.А. Кучкин²¹, и как ссору со своим племянником Андреем Федоровичем Ростовским, о чем сообщается в летописях²². В последнем варианте можно предположить, что дядя, получив все княжество, фактически отстранил племянника от управления в Ростове. Победа Дмитрия Московского над Дмитрием Суздальским привела к восстановлению московского, а следовательно, и великокняжеского контроля над Ростовом. С кон. XIV в. и по 60-е гг. XV в. ростовские князья обеих линий встречаются в источниках в качестве московских наместников на Двине, в Устюге, Пскове. Если предположить, что вторая половина Ростова была до 1474 г. суверенной, то непонятно тогда, каким образом «владетельный князь» Владимир Андреевич, известный как князь в Ростове в 1458 г. и 1474 г., являлся великокняжеским наместником в Пскове в 1461-1462 гг.²³ Скорее всего, Ростов до 1474 г. являлся полусамостоятельным княжеством.

Что же тогда представляли собой «половины» Ростова? Вероятно, прав В.Б. Кобрин, утверждая, что под ними надо понимать не территорию княжества, а часть доходов, собираемых с нее; аналогичное московским «третям».

Духовная Василия II, передавая Марии Ярославне Ростов, оговаривала и права ростовских князей: «А князи ростовские, что ведали при мне, при великом князи, ини по тому и деръжат и при моей княгине, а княгини моя о у них в то не въступается. А возьмет бог мою княгиню, и княгини моя даст Ростов моему сыну Юрью, а он держит по тому же, как держала его мати, что князи ведали свое, и не по тому ж держат»²⁴.

О том, какие это могли быть права, говорит жалованная грамота Василия II игумену Троице-Сергиева монастыря Зиновию (1432-1445 гг.). Грамота была дана на право рыбной ловли в Ростовском озере и на право покупки двора в Ростове²⁵. Кроме этой грамоты из архива Троице-Сергиева монастыря дошла еще одна грамота²⁶. Сравнение этих грамот имеет свою историографию.

С.Б. Веселовский предположил, что грамота без имени игумена была выдана «как бы в дополнение к предыдущей для разъяснения порядка смесных судов с ростовскими князьями»²⁷.

С мнением С.Б. Веселовского не согласился В.Б. Кобрин, который обратил внимание на то, что грамоты отразили разные формы управления Ростовом. В одной грамоте Василия II (№ 98) судят «наместницы мои ростовские и их тиуни», а в другой (№ 107) – «князи ростовские и мои судьи вопчие и их тиуни». В.Б. Кобрина вслед за С.Б. Веселовским предположил, что грамота №107 была выдана в 1446-1447 гг. в период безыгуменства в Троице-Сергиеве монастыре²⁸. В обстановке феодальной войны Василий II заменил наместничий суд судом местных князей со своими судьями²⁹.

По мнению М.С. Черкасовой, Троице-Сергиев монастырь уже к 1435 г. располагал двором в Ростове³⁰. Основанием для такой датировки служило судное дело кон. XV в., где старожильцы утверждали наличие троицкого двора еще за 10 лет до Суздальского боя, т.е. в 1435 г. С.М. Каштанов, передатировав данное судное дело, отнес его к 1493 г. Один из старожильцев говорил, что помнит за 60 лет, т.е. 1433 г.³¹ В этом случае, грамота игумену Зиновия была дана около этого времени, в 1432-1433 гг.

Г.В. Семенченко обратил внимание на то, что в одной из грамот, а именно той, где говорится о ростовских князьях, адресат персонально не указан, тогда как другая грамота была адресована игумену Зиновию. Отсутствие имени игумена в первой грамоте привело исследователя к мысли, что грамота была составлена в период безыгуменства 1427/28 гг. или 1432 г.³²

В связи с этим необходимо заметить следующее. Обе грамоты дошли в списках в составе копийных книг Троице-Сергиева монастыря. Следовательно, мы не знаем точно, сознательно ли в одной из грамот было пропущено имя игумена, или это небрежность переписчика.

Сколько все-таки было грамот Василия II на двор в Ростове? В судном деле при перечислении документов, предъявленных судье 2-й инстанции, были названы «грамоту… великого князя Василья Васильевича, да великие княгини Марьину, да и великого князя Ивана Васильевичя всеа Руси»³³. Следовательно, монастырь в кон. XV в. предъявил не две, а одну грамоту Василия Темного, правда, неясно какую. Интересно, что здесь помимо грамоты Марии Ярославны упоминается также грамота Ивана III, о которой нам ничего неизвестно. Зато сохранившаяся грамота Марии Ярославны 1467-1474 гг. имела подтверждения Ивана III, Василия III и Ивана IV³⁴. Возможно, в судном деле под грамотой Ивана III понималось его подтверждение в грамоте Марии Ярославны. В противном случае, необходимо признать факт существования в кон. XV в. несохранившейся грамоты Ивана III на двор в Ростове. Итак, о наличии двух грамот Василия Темного источники кон. XV в. ничего не упоминают, что само по себе еще не может говорить о позднейшей фальсификации.

Рассматривая формуляры обеих грамот, обращает на себя внимание более детальное перечисление налоговых и судебных привилегий в грамоте игумену Зиновию по сравнению с грамотой без имени игумена.

Сравнение формуляров двух грамот позволяет сделать вывод о том, что перед нами не единовременные грамоты Троице-Сергиеву монастырю на право покупки двора в разных половинах Ростова, а совершенно разновременные документы, к тому же наполненные отличающимся друг от друга содержанием. Формуляр грамоты № 107 более архаичен и краток, нежели формуляр грамоты № 98. Право зимней ловли грамоты № 107 заменено в грамоте № 98 торговой привилегией, что, вероятно, отражало изменение реалий в иммунитетной политике Василия II.

Но главной особенностью грамот были разные формы управления Ростовом. В одном случае речь идет о ростовских князьях и великокняжеских «вопчих судьях», в другом – о ростовских наместниках. Однако и в том и в другом случаях оба института подчинены великому князю. Более того, грамота № 107 отражает совместное управление Ростовом ростовских князей и великокняжеских «вопчих судей». Князья «ведают» и «судят», но при этом «не вступаются». Это известие грамоты следует сравнить с духовной Василия II: «А князи ростовские что ведали при мне, при великом князе, ини по тому и деръжат и при моей княгине, а княгини моя оу них в то не въступается. А возьмет богъ мою княгиню, и княгини моя дастъ Ростов моему сыну Юрью, а он держит по тому же, как держала его мати, что князи ведали свое, ине по тому ж держат»³⁵. По духовной, князья «ведают» и «держат» при великом князе, затем – при великой княгине и ее сыне. Сравнение духовной Василия Васильевича с его грамотой Троице-Сергиеву монастырю (№ 107) позволяет говорить, по меньшей мере, о наличии судебных функций ростовских князей в Ростовском княжестве.

Сравнение грамот № 107 и № 98 между собой, учитывая датирующие признаки, особенности формуляров и различия в системе управления Ростовом, приводит к мысли о более раннем происхождении грамоты № 107. Используя предложенную Г.В. Семенченко систему датировки по междуигуменствам, можно отнести время выдачи этой грамоты либо к 1432 г., либо к 1427/28 гг. Учитывая, что под 1433 г. в летописи упоминается уже действующий великокняжеский наместник в Ростове³⁶, предпочтение при датировке следует отдать 1427/28 гг. Время выдачи грамоты № 98 следует отнести к 1432-35 гг.

Замена одной грамоты другой, вероятно, была связана с изменением системы управления Ростовом. Надо полагать, что ростовские князья в кон. 20-х – нач. 30-х гг. XV в. утратили свои судебные функции, которые перешли к великокняжеским наместникам. Однако и до этих изменений власть ростовских князей в управлении Ростовом нельзя признать полной. Они вершат суд в Ростове вместе с великокняжескими «вопчими судьями». Вместе с тем, из обеих грамот хорошо видно, что в отличие от судебных пошлин сбор основных налогов и освобождение от них является привилегией великого князя. Ни одна из грамот не позволяет рассматривать ростовских князей как суверенных князей.

Если же говорить о территориальном характере ростовских половин, то каков тогда их статус? Предположим, что грамоты все-таки были даны Троице-Сергиеву монастырю на разные половины Ростова. В этом случае, в одной половине Ростова управляют наместники великого князя, а в другой – ростовские князья с «вопчими судьями» опять же великого князя. Следовательно, ни о каком суверенитете Борисоглебской половины Ростова говорить не приходится. О сокращении прав местных князей при Василии II косвенно свидетельствует и отсутствие двуименных монет ростовских князей, дошедших лишь от первой четверти XV в.³⁷

Если же говорить о делении территории всего Ростовского княжества, как полагает В.А. Кучкин, то непонятно тогда, где проходила граница. Василий II передал митрополиту Киприану волость Караш, которая являлась самым южным станом от Ростова. В 1453 г. Василий II дал жалованную грамоту Троице-Сергиеву монастырю на земли в Рождественском стане, самом северном стане Ростовского уезда. Примерно в эти же годы он дал Ростовскому Борисоглебскому монастырю село Шульце (к западу от Ростова). Практически власть великих князей распространялась в станах к западу, северу и югу от Ростова. У нас отсутствует лишь информация о станах к востоку от Ростова.

Не только под 1433 г. упоминается наместник великого князя, но и приблизительно в период между 1464 и 1473 гг. наместником великой княгини Марии Ярославны назван Григорий Романович Курица Каменский. Следовательно, до 1474 г., когда состоялась продажа второй половины, в Ростове за разные годы был всего один наместник. Известно, что спустя 40 лет, в 1513/14 гг., в Ростове упоминаются уже два наместника – Андрей Дмитриевич Курбский и Василий Андреевич Микулинский³⁸. Можно предположить, что на каждую половину Ростова приходилось по наместнику. В этом случае получается, что до 1427/28 гг. в Ростове великокняжеских наместников не было, а Ростовом управляли зависимые от великого князя ростовские князья и великокняжеские «вопчие» судьи. В 1432-1433 гг. появляется наместник в первой половине Ростова, а после 1474 г. другая половина располагала своим наместником. Если это так, то прав В.Л. Янин, отнесший присоединение первой половины ко времени правления Василия II.

Однако в этой схеме есть одно уязвимое звено. Обозначение «князи ростовские» в грамоте Василия II Троице-Сергиеву монастырю неоднозначно. Так, князь Федор Ростовский был в качестве наместника отправлен в 1397 г. на Двину³⁹. Год спустя новгородцы, изгнавшие его, напали на Устюг Великий, где управляли князья⁴⁰. Одним из князей на Устюге был Юрий Андреевич⁴¹, представитель Сретенской линии ростовских князей. В ходе переговоров с новгородцами устюжане упомянули, что подчиняются великому князю. Более того, Двинская уставная грамота 1397 г. упоминает устюжских наместников. Следовательно, устюжские князья являлись наместниками великого князя в Устюге. Вычегодско-Вымская летопись также подтверждает, что Устюг Великий с 1364 г. подчинялся великому князю⁴². Напомним, что именно туда удалился, проиграв борьбу за стол в Ростове, ростовский князь Константин Васильевич. Таким образом, ростовские князья вполне могли оказаться великокняжескими наместниками в Ростове.

Однако наличие двух грамот Василия II на одно пожалование говорит, скорее всего, об отстранении ростовских князей от управления Ростовом, возможно, даже в качестве наместников и замене их наместниками, происходящими не из Ростовского княжеского дома. Впрочем, чеканка двуименных монет ростовских князей в перв. четв. XV в. и забвение подобной практики в последующие десятилетия также позволяет сделать вывод об усилении великокняжеских позиций в Ростове в нач. 30-х гг. XV в. Последний раз «ростовские князи» как военный фактор упомянуты в летописи в походах 1410 г. и 1414 г.⁴³

Хронология событий, предшествовавших окончательному присоединению Ростова в 1474 г. также подтверждает этот тезис.

В 1436 г. перед сражением между войсками Василия II и Василия Косого в Ростовской области великий князь распустил свое войско «по кормы»⁴⁴.

В 1439 г. великий князь некоторое время жил в Ростове⁴⁵.

В договоре 1449 г. между польским королем Казимиром и Василием Темным последний назван в титулатуре ростовским князем⁴⁶.

В 1450 г. великая княгиня Софья Витовтовна, находясь в Ростове, выдает грамоту Троице-Сергиеву монастырю⁴⁷. Вероятно, к этому времени относится выдача Софьей Витовтовной и Василием II жалованных грамот Ростовскому Борисоглебскому монастырю, упоминание о которых содержится в «Повести» этого монастыря.

В 1453 г. Василий Темный выдает уже упоминавшуюся жалованную грамоту Троице-Сергиеву монастырю на земли на Локсомери и в Рождественском стане. Впервые появляется упоминание стана как части ростовской территории, подконтрольной великому князю. Примерно к этому времени относится земельный вклад Василия II (сельцо Шульце) в Ростовский Борисоглебский монастырь «по своих родителех и прародителех», что могло произойти лишь после смерти Софьи Витовтовны в 1453 г.⁴⁸

В 1462 г. Василий Васильевич передает Ростов своей супруге Марии Ярославне «со всем, что к нему потягло».

Можно полагать, что в 1474 г. ростовские князья в результате продажи были полностью отстранены от управления княжеством. Власть в Ростовском княжестве всецело и окончательно перешла в руки великого князя.

Итак, при Иване Калите не часть, а все Ростовское княжество было присоединено к великому княжению Владимирскому⁴⁹. Присоединение Ростова необходимо связать с другими куплями Ивана Калиты. Ростовские князья, разделившись на две княжеские линии, переходят на положение служебных князей. Деление Ростова на две половины было связано, прежде всего, с правом сбора налогов и суда. Великокняжеская власть над Ростовом выразилась, вероятно, в получении половины собираемых доходов и судебных пошлин. Другая же половина налогов и пошлин шла в пользу ростовских князей. Однако внешняя политика всего Ростовского княжества со времен Ивана Калиты всецело зависела от Великого княжения Владимирского. В начале правления Василия II великий князь заменяет суд ростовских князей и великокняжеских «вопчих» судей наместничьим судом. Сбор налогов к этому времени являлся лишь великокняжеской привилегией.

Со временем Василия II также связано татищевское упоминание о недошедшей до нас уставной грамоте, данной Василием Темным ростовским боярам, в которой «велел судить по их старым законам»⁵⁰. Данное известие очень примечательно, поскольку, судя по всему, речь идет о грамоте не просто для отдельной группы лиц (бояр), а для целой территории. Сам В.Н. Татищев это сообщение приводит для обоснования своего тезиса о наличии местных законов в отдельных княжествах. Нам известны две дошедшие жалованные уставные грамоты XIV-XV вв. Это Двинская и Белозерская уставные грамоты. В отличие от Белозерской в преамбуле Двинской грамоты Василий I обращается к двинским боярам, а затем лишь к сотскому и черносошному населению Двинской земли. Такая преамбула позволяет определить, как могла бы выглядеть вступительная часть в недошедшей Ростовской уставной грамоте. Однако при каких обстоятельствах Ростовское княжество (а речь, скорее всего, идет о всем княжестве, чем об отдельной прослойке населения) могло бы получить от великого князя Василия II уставную грамоту? Так, выдача Двинской и Белозерской уставных грамот была связана с присоединением этих территорий к Московскому государству. Следовательно, можно было бы предположить, что нечто похожее произошло в отношении Ростова и при Василии Темном. Однако не в одной из жалованных грамот Василия II по Ростову, дошедших из архива Троице-Сергиева монастыря, не встречается суда по «старым законам». Нет и малейшего следа о каких-либо уникальных судебных институтах в Ростове и Ростовском уезде. Следовательно, к данному известию В.Н. Татищева вряд ли можно относиться с доверием.

Тот факт, что Ростовский Борисоглебский монастырь получал грамоты не только от Василия Темного, но и от его матери, великой княгини Софьи Витовтовны, которая в 1450 г., будучи в Ростове, выдала грамоту Троице-Сергиеву монастырю на нерехотские владения, позволяет предположить, что при жизни великой княгини Ростов находился под ее юрисдикцией. Иначе говоря, после присоединения Ростова в 1427/28-1433 гг. Василий II передал Ростов своей матери в удел, за которой он, вероятно, находился до 1453 г., когда скончалась Софья Витовтовна. Передача, скорее всего, была подобно той, которая последовала по духовной Василия Темного, передавшего Ростов своей супруге Марии Ярославне⁵¹. Позднее Иван III, откупив у ростовских князей половину Ростова, передал ее также матери. Однако в духовной Софьи Витовтовны Ростов не упоминается. К марту 1453 г. относится жалованная грамота Василия II Троице-Сергиеву монастырю на земли в Рождественском стане Ростовского уезда, хотя сам вклад поступил в монастырь в 1446-1447 гг. Возможно, в последние месяцы перед смертью Софья Витовтовна, скончавшаяся в июне, уже не управляла Ростовом. То, что Борисоглебский монастырь стал пользоваться покровительством Софьи Витовтовны и Василия Темного при игуменах Ионе и Питириме, позволяет также отнести начало управления Ростовом к 30-м гг. XV в. Поскольку игумен Питирим крестил будущего великого князя Ивана III в 1440 г.⁵², то покровительство венценосных особ его предшественнику Ионе могло быть оказано именно в 30-е годы.

Вероятно, тогда же, в 30-е гг. XV в. одновременно с присоединением княжества начинается переход местных служилых людей на великокняжескую службу. Отсюда обозначение «ростовцами» великокняжеских дьяков Ивана и Степана Бородатого.

Зимой 1473-1474 гг. в Ростовском княжестве были проведены мероприятия, подобные тем, что произошли в 1463 г. и 1486 г. при включении Ярославского и Белозерского княжеств в состав формирующегося Русского государства. Под 6982 (1473/74) гг. Типографская летопись сообщает: «Тое же зимы продаша великому князю Ивану Васильевичю князи Ростовьские свою отчиноу, половину Ростова съ всем, князь Володимер Андреевичь и брат его князь Иван Ивановичь и съ всеми своими детми и з братаничи; князь же великий, купив оу них, дасть матери своей ту половину, великой княгине Марьи»⁵³. Однако этим событиям предшествовали другие. Как явствует из приписки к житию преподобного Авраамия Ростовского, у Ростовского Богоявленского монастыря было взято «на время» сельцо Угодичи. Добавление «и оу иных оу многих» позволяет предположить, что изъятие сел носило массовый характер. Подобная ревизия феодального землевладения должна была подготовить Ростовское княжество к окончательному переходу под власть московских князей. Известно, что к 1473 г. великая княгиня Мария Ярославна приобрела в Ростовской земле села Покровское и Савинское, а также район в бассейне реки Локсомерь. Вероятно, приобретение этих земель относится к 1472 г., поскольку со 2 июля и до сентября 1472 г. великая княгиня находилась в Ростове, как отмечает летопись, «впервые после великого князя Василья Васильевича»⁵⁴. Эти земли являлись куплями Марии Ярославны и, вероятно, были не единственным ее приобретением⁵⁵. Село Покровское принадлежало Скорятиным, которые утрачивают свои владения в Ростовском уезде. Земли Троице-Сергиева монастыря на реке Локсомерь не получили подтверждения Ивана III. Скорее всего, именно об этих землях на Локсомери идет речь в докончании Ивана III с братом Андреем 1473 г. Позднее, из докончания 1481 г. становится известно и о других селах Терентьевское, Тимофейково, Погорелка, Болдырево, Трепарево, Толмачево, Павловское с деревнями⁵⁶. Неслучайно, их требовалось «обыскати, очисти», поскольку купли Марии Ярославны были из «земель боярских и монастырских и служних и черных»⁵⁷. К таким же куплям относится и соляной колодезь у Соли Ростовской⁵⁸, приобретенный, вероятно, у Симонова монастыря. Интересно, что и в куплях Марии Ярославны, и в покупке Иваном III половины Ростова, основной формой приобретения власти и собственности была купля. Достаточно вспомнить, что Галич,