Электронная библиотека

Один из крупнейших исследователей русской культуры XVII-XVIII вв. А.С. Лаппо-Данилевский главными аспектами ее изучения считал «развитие народного самосознания», «личного начала» и другие проявления «одушевленности». Временем интенсивного осознания русским народом своей национальной идентификации ученый называл позднее Средневековье и раннее Новое время: «Лишь со второй половины XVI в. получил он (русский народ – Л.С.) возможность сравнивать себя с народами более развитыми. События, которыми знаменуется переход от XVI в. к XVII и от XVII в. к XVIII в связи с такой сравнительной оценкой своего национального «я» способствовали, конечно, более сознательному отношению русских людей к потребностям и задачам последующей их государственной жизни»¹.

«Одушевленность» русской позднесредневековой культуры проявляется в том числе и при изучении религиозного поведения как целых социальных слоев населения, так и отдельных личностей. В XVII в. одной из традиционных сфер индивидуального и семейного благочестия стала ктиторская и донаторская деятельность, которая распространяется среди знати и купечества и нередко превосходит по своим масштабам великокняжескую и царскую благотворительность в пользу церкви предшествующего времени. Дошедший до нашего времени источниковый контент позволяет в ряде случаев достаточно полно восстановить картину взаимоотношений верующей личности с церковными структурами и организациями и попытаться понять мотивы и характер действий человека, щедро жертвовавшего свое имущество церкви или монастырю в условиях нарастающей рационализации национального жизненного уклада. Так, хорошо сохранившиеся письменные источники, эпиграфические и архитектурные памятники дают нам возможность не только реконструировать историю расцвета переславского Троицкого Данилова монастыря в последние десятилетия XVII в., но и прояснить роль в этом процессе личности его основного донатора – князя И.П. Барятинского.

Троицкий Данилов монастырь во второй половине XVII столетия еще не относился к числу древних обителей. Он был основан в 1508 г. преподобным Даниилом Переславским и в первые десятилетия своего существования пользовался покровительством московской великокняжеской семьи и царя Ивана Грозного – Даниилова крестника. Но в дальнейшем, в результате событий Смутного времени и смены правящей династии обитель утратила свое влияние и источники материального благополучия. Лишь в середине XVII в. после обретения мощей преподобного Даниила она вновь стала пользоваться авторитетом среди местного населения и паломников².

В последние два десятилетия XVII столетия Данилов монастырь оказался в сфере внимания щедрых благотворителей – рода переславских землевладельцев князей Барятинских (Борятинских). Принадлежность рода, возводившего свое происхождение к Рюрику, к старой аристократии давала возможность его представителям занимать важные военные и дипломатические должности и поддерживать высокий уровень материального благосостояния³.

В Даниловом монастыре для Барятинских открывалось широкое поле деятельности. В обители к середине XVII в. было только два каменных здания – Троицкий собор 1530-1532 гг. с приделом Даниила Переславского 1660 г. и сильно обветшавшая Похвальская церковь начала 1530-х гг.⁴ Остальные постройки оставались деревянными. И за десять лет донаторского усердия Барятинских обитель получила возможность перевести в камень все свои строения, включая стены и хозяйственные сооружения.

Причиной такой феноменальной даже для XVII в. вкладческой щедрости стали трагические события, преследовавшие род Барятинских в последней трети столетия. Безвременная гибель нескольких младших представителей семьи, с которыми их родители связывали определенные надежды, для человека того времени могла казаться грозным указанием на лишение божьего покровительства за совершенные ранее грехи. В этих условиях единственным выходом мыслилась попытка спасения душ членов рода и обеспечения им грядущей вечной жизни посредством благотворительности, что соответствовало сложившейся в культуре позднего русского Средневековья поминальной традиции⁵. Еще одной причиной могли оказаться изменения в политической жизни московского царского двора. В результате бурных событий 1680-х гг. старая знать, в том числе и та ее часть, что не могла или не хотела определить своей позиции в столкновении Нарышкиных и Милославских, оказалась оттеснена от трона и власти и в попытках сохранить свой образ жизни и мыслей она пыталась найти поддержку за монастырскими стенами.

В последней четверти XVII в. настоятелем Троицкого Данилова монастыря был архимандрит Варфоломей, которого вслед за историком Переславского края М.И. Смирновым принято считать ловким интриганом, приманивавшим в монастырь богатых вкладчиков, спекулируя на имени и мощах Даниила Переславского⁶. Источники не дают возможности судить, насколько искренен был Варфоломей в своей заботе о благополучии и благолепии вверенной ему обители. Но в том, что ему удавалось находить общий язык с монастырскими благотворителями, сомневаться не приходится. При новом игумене монастырь вновь попал в сферу внимания царствующих особ⁷.

Однако, одного авторитета, красноречия и дипломатии Варфоломея, возможно, было бы недостаточно, если бы не существовал еще один повод обращения благотворительности Барятинских именно в пользу Данилова монастыря. Троицкая обитель была построена Даниилом Переславским на месте городской скудельницы или «божедомья», и посвящение ее основных храмов Всем Святым, Похвале Богородице и Троице прочно связывало культовую жизнь монастыря с эсхатологией и поминанием умерших⁸.

Первым обратил свое внимание на Данилов монастырь Юрий Никитич Барятинский (ум. в 1685 г.) – боярин и воевода, принявший участие в целом ряде военных походов, и отличившийся в боях с войсками Степана Разина⁹. В 1683 г. он дал монастырю деньги на строительство больничных келий с храмом при них с тем условием, что церковь будет освящена во имя Федора Стратилата в память о погибшем в боях с разинцами сыне – воеводе и окольничем Федоре Юрьевиче¹⁰. Дело со строительством растянулось на четыре года, и после смерти донатора братия монастыря нарушила данное ему слово: было испрошено разрешение патриарха на освящение храма во имя Всех святых в память стоявшей когда-то на этом месте церкви преподобного Даниила, а Федору Стратилату посвящался только один из приделов¹¹.

Столь явное пренебрежение волей вкладчика не остановило другого представителя рода Барятинских – князя Ивана Петровича, приходившегося Юрию Никитичу двоюродным братом. И.П. Барятинский (1615-1701) – боярин и воевода возглавлял в 1661 г. русское посольство при заключении Кардисского мира со Швецией. С конца 1680-х гг. до самой своей смерти он оставался основным благотворителем Данилова монастыря, более того, он был самым щедрым монастырским донатором за всю историю существования обители. Его вклады превзошли даже дачи Великого князя Василия III, на чьи средства были построены Троицкий собор и первоначальное здание Похвальской церкви.

В свое время М.И. Смирнов высказал мнение, никак, впрочем, его не аргументируя, что семидесятитрехлетний Иван Петрович Барятинский, «ветхий и безвольный в старости», подпал под влияние Варфоломея, поэтому и отдал в монастырь почти все свое имущество¹². Следует, однако, заметить, что «ветхий старец» после начала своей благотворительной деятельности в пользу Данилова монастыря прожил еще более десятилетия, а пострижение в обитель принял не сразу, а также через несколько лет, видимо, действительно почувствовав себя слабым и ненужным в мирской жизни. Да и сами его благотворительные деяния свидетельствуют и о наличии собственной воли и самовластных представлений о благоустройстве и благолепии покровительствуемой им обители.

Свою благотворительную деятельность И.П. Барятинский начал с обычных для людей его социального круга и благосостояния вкладов ценными предметами церковного обихода. Сохранился, вложенный им в 1688 г. серебряный золоченый потир¹³. Подобные вещи князь дарил монастырю и в дальнейшем. В 1690 г. это была архимандричья, зеленого бархата с серебряными и жемчужными украшениями митра, а чуть позже Евангелие в золоченом чеканном серебряном окладе¹⁴.

В 1689 г. на средства И.П. Барятинского к придельному храму Даниила Переславского, примыкающему к северной стене Троицкого собора, была пристроена высокая шатровая колокольня. На юго-западном углу площадки звона выделяется маленькое кубическое помещение для часового механизма (следы циферблата еще недавно можно было рассмотреть на фасаде колокольни). В сохранившейся порядной записи на постройку колокольни зафиксировано не только имя благодетеля, но и стоимость постройки (670 рублей), а также условия, на которых подряжалась артель костромских каменщиков. Кроме денежной платы им выдавалось зерно с правом печь в монастыре свой хлеб, а также разрешалось есть по праздникам с монастырскими работниками¹⁵.

После постройки колокольни между князем Барятинским и архимандритом Варфоломеем видимо установились более доверительные отношения. В следующем, 1690 г. Иван Петрович передает в монастырь свое сельцо Твердилково. Эта дача подтверждена, в том числе, и вкладной записью на иконе Богородицы из местного храма: «Сей образ построил Данилова монастыря архимандрит Варфоломей и поставил в церкви Рождества пресвятой богородицы в сельце Твердилкове, как пожаловал то сельцо Твердилково вкладчик князь Иван Петрович Барятинский в монастырь Живоначальной Троице и чудотворцу Даниилу лета 7198 (1690) месяца мая 6-го дня, писал многогрешный иконописец Стефан Казаринов»¹⁶. Запись подчеркивает, что монастырь и его игумен помнят и ценят вклад боярина Барятинского.

В 1695 г. Иван Петрович Барятинский предпринимает перестройку каменной Похвальской церкви XVI в., к которой добавляется целый комплекс новых помещений. Во вкладной книге Данилова монастыря XVII-XVIII вв. предназначение этой постройки определяется достаточно точно и подробно: «церковь… с трапезою, и с гостиною, и с подкеларнею и с хлебодарнею, и с работничью палатами, а под церковью и под трапезною восемь полат; а под теми полатами семь погребов белым камнем»¹⁷.

В отличие от строительства Всехсвятской церкви, где архитектурные формы определял не вкладчик Ю.Н. Барятинский, а патриарх Иоаким, благословлявший строительство: «…а верх на той церкви построить против прочих церквей, а не шатровой и олтарь велел зделать круглой тройной…»¹⁸, облик Похвальского храма с трапезной предопределил сам заказчик в порядной записи. В ней, по мнению Н.Н. Воронина, иноземные архитектурные термины перемешаны с русскими. Наряду с барочными «капителями с архидратом», «краштенями» и «шпреньилями» упоминаются «яблочки», «ложки» и «шатры каменные»¹⁹. Такое участие заказчика в строительстве на стадии «проектирования» будущего сооружения не было в условиях второй половины XVII в. чем-то исключительным. И.Л. Бусева-Давыдова неоднократно приводит в своих статьях подобные примеры²⁰. Вполне возможно, что заказчики при этом даже пользовались альбомами архитектурных гравюр, чтобы показать русским мастерам примеры европейской работы, по образу которой нужно было выполнить отделку строящихся зданий. По крайней мере, сохранившаяся в Даниловом монастыре до нашего времени Похвальская церковь с трапезной демонстрируют в своем эклектичном архитектурном облике несомненное наличие каких-то европейских образцов, по подобию которых были устроены открытые лоджии на углу трапезной палаты и разработан ее сложный и богатый декор.

Строительство и отделка новых зданий обошлись И.П. Барятинскому в 11237 рублей, 30 алтын и 2 деньги²¹. Возможно, потраченные средства были вкладом на пострижение, так как в следующем, 1696 г. Иван Петрович упоминается уже как старец Ефрем. После смерти он был похоронен возле входа в трапезную палату с северной стороны. На стене, над могилой сохранилась белокаменная надгробная плита с искусно выполненными рельефными фигурами двух ангелов и надписью, текст которой в настоящее время практически не читается, но был хорошо различим еще 20-30 лет назад и зафиксирован во многих публикациях²².

В 1696 г., уже будучи монахом Данилова монастыря, Барятинский построил корпус братских келий. Эта постройка стоила 2564 рубля и 13 алтын²³. В пространной надписи на каменной плите, вмонтированной в стену келейного корпуса указано, что «7204 (1696) года сии палаты внизу с погребами и ледники построил своею казною вкладчик старец Ефрем, что в мире был боярин князь Иван Петрович Барятинский, длина 33 сажени, а поперег 6 сажен… для покою обители сей живущих в ней, да помолятся о мне грешном, чтобы избавил бог муки вечной…».

Традиционно, со времени публикаций А.И. Свирелина и В.Г. Добронравова, считается, что Иван Петрович постригся в монастырь после скоропостижной смерти своих близких в результате какой-то болезни, хотя твердых сведений на этот счет не имеется²⁴. М.И. Смирнов полагал, что пострижение Барятинского было выгодно игумену Варфоломею, который хотел завладеть имуществом и деньгами князя, поэтому и склонил к монашеству одинокого вельможу²⁵. Но в уходе бывшего воеводы и дипломата от мира не было ничего необычного. Старший брат Ивана Петровича – Григорий Петрович (в иноках Герасим) также постригся в свое время в Троице-Сергиев монастырь, где и скончался в 1652 г. В это время его жена Анна еще оставалась жива, что следует из записи в Троицкой Вкладной книге²⁶. Думается, что пострижение И.П. Барятинского было все же закономерным итогом его последовательного реализуемого благочестия, а не результатом спонтанного «движения души». В Москве в это время шла подготовка к Великому посольству царя Петра, а старый дипломат, удалившись от мира, думал уже не о земной, а о небесной жизни.

После пострижения старец Ефрем (И.П. Барятинский) продолжал благотворить от своего имени. Последние годы жизни он занимался строительством каменной монастырской ограды со святыми воротами и надвратной церковью и конюшенного двора. При этом вкладчик и архимандрит монастыря столкнулись с серьезными трудностями, в связи с указом царя Петра Алексеевича о прекращении каменного и деревянного строительства на территории всех русских монастырей без царского разрешения. Из сохранившейся переписки (обмена челобитными и грамотами) 1697 г. между монастырем и государем видно, что только настойчивость архимандрита, а также имя и былые заслуги вкладчика заставили Петра пойти на уступки и разрешить достроить «из припасенного кирпича» ограду и хозяйственные постройки, так как старые были ветхи, опасны в пожарном отношении, а конюшенный двор «стоит не на месте» и мешает проходу²⁷.

Долг христианской благотворительности перед опекаемым им Даниловым монастырем, был выполнен И.П. Барятинским до конца. Перед смертью он мог видеть свое детище практически завершенным. На месте ветхих, в том числе деревянных, построек возвышались новые каменные, большинство из которых отличалось определенной архитектурной изысканностью.

После смерти князя И.П. Барятинского большая часть его наследства осталась в монастыре. Но в новых условиях начала секулярных действий правительства Петра I сохранить и использовать имущество и денежные средства умершего вкладчика обители не удалось. Наследством Барятинского заинтересовались власти. Присланный из Москвы стольник, а затем и управляющий монастырским приказом при обыске в монастыре обнаружили в разных местах монеты на общую сумму около 20 тысяч рублей. Эти средства были конфискованы и употреблены на оплату жалованья «низового запорожского войска кошевому Гордеенко и на другие дачи»²⁸. Архимандрит Варфоломей, пытавшийся спрятать последний вклад монастырского благодетеля в земляных схронах и даже на дне кадушки с маслом, был обвинен в незаконном присвоении имущества покойного, большая часть которого должна была отойти государству или быть передана племянникам Барятинского. Игумен был переведен рядовым монахом в переславский Никитский монастырь. Но через некоторое время, вероятно за недоказанностью вины, был прощен и закончил жизнь в Даниловом монастыре.

Любопытно, что писавшие об этих событиях А.И. Свирелин, В.Г. Добронравов, М.И. Смирнов прямо или косвенно подозревали архимандрита Варфоломея в личной корысти²⁹. Что, на наш взгляд, несправедливо. Варфоломей, видимо, сам обладал довольно большими средствами и был крупным благотворителем. Одновременно с первыми действиями И.П. Барятинского в пользу Данилова монастыря он делает богатый вклад в свою обитель. В 1689 г. Варфоломей вложил в монастырскую ризницу полный набор литургических предметов из серебра, украшенных чеканкой, чернью и золочением³⁰. На большинстве из них указан вес металла и имя вкладчика. Тогда же им была сооружена водосвятная чаша «из голых ефимков». На собственные деньги им была заказана самому известному и дорогому их переславских иконописцев Стефану Казаринову и уже упоминавшаяся икона Богородицы в переданное монастырю Барятинским с. Твердилково. Не забывал даниловский архимандрит и другие переславские обители. Так, в 1690 г. он вложил серебряный потир черневой работы в Федоровский монастырь³¹. И действия Варфоломея, прятавшего имущество и деньги Барятинского от властей и других настоящих или мнимых «наследников», могли быть мотивированы желанием выполнить последнюю волю своего крупнейшего благотворителя – употребить его средства «на помин души» и дальнейшую застройку и украшение монастыря, хоть при этом и преступались решения Стоглавого собора русской православной церкви и соборов середины XVII в.

То, что для самого И.П. Барятинского была важна память о нем и поминание его на церковных службах подчеркивает не только традиционная запись рода благотворителя в монастырские синодики, но и наличие на каждом из построенных им в монастыре сооружений вмонтированной в стену белокаменной доски с вкладной записью. В этих текстах указаны не только светское, а потом, одновременно, и монашеское имя донатора, но, нередко и дано краткое описание постройки, ее предназначение и размеры. Для человека второй половины XVII в. важным было не только коллективное спасение всего рода, к которому он принадлежал, но и его индивидуальная судьба. Создается впечатление, что И.П. Барятинский, будучи значительной персоной при жизни, надеялся остаться таковой и после смерти, на что он мог рассчитывать, занимая особое место в поминальной практике Данилова монастыря. В его донаторской деятельности и поступках споспешествовавшего ей архимандрита Варфоломея нашло отражение характерное для религиозной жизни русского человека этого времени противоречие между стремлением следовать традициям «древлего» православного благочестия и новым индивидуализированным мироощущением.

1. Цит. по: Черная Л.А., Сорокина М.Ю. Предисловие // Лаппо-Данилевский А.С. История русской общественной мысли и культуры XVII-XVIII в. М.,1990. С.8.
2. Добронравов В.Г. История Троицкого Данилова монастыря в г. Переславле-Залесском. Сергиев Посад, 1908; Сукина Л.Б. Троице-Сергиева лавра и Троицкий Данилов монастырь в Переславле-Залесском // Троице-Сергиева лавра в истории, культуре и духовной жизни России: Материалы III Международной конференции. Сергиев Посад, 2004. С. 7-19. На пожертвования вкладчиков и паломников в монастыре в 1655 г. была построена церковь над гробом преподобного Даниила Переславского – придел Троицкого собора (Грамота патриарха Московского Никона архимандриту Данилова монастыря Тихону и строителю Никите с благословением на строительство каменной церкви в честь Даниила Чудотворца. 1655 г. // РФ ГАЯО.Ф.329. Оп.1. Д.69. Б/н).
3. Барятинские // Энциклопедический словарь. Брокгауз и Ефрон. Биографии. М.,1991. Т.1. С.719-720.
4. Воронин Н.Н. Переславль-Залесский. М.,1948. С.36-37; 40. На починку обветшавших монастырских зданий еще в 1669 г. жертвовал деньги тогдашний архимандрит монастыря бывший знаменитый старообрядец Григорий Неронов (Отписка архимандрита Данилова монастыря Гурия и келаря старца Даниловского монастыря Иакова в приказ Большого Дворца об истраченных ими на строительство в монастыре 200 рублей, полученных ими от архимандрита Григория Неронова. 1670 г. // РФ ГАЯО. Ф.329. Оп.1. Д.69. Б/н).
5. Сукина Л.Б. Представления о благотворительности в русской культуре переходного времени (на материале лицевых синодиков XVII – первой половины XVIII в.) // Благотворительность в России. Исторические и социально-экономические исследования. 2002. СПб., 2003. С. 49-63.
6. Смирнов М.И. Переславль-Залесский. Исторический очерк 1934 года. Переславль-Залесский, 1996. С.184-185.
7. Грамота патриарха Московского и Всея Руси Иоакима архимандриту Даниловского монастыря Переславля-Залесского Варфоломею с уведомлением о приезде в Данилов монастырь царя Федора Алексеевича и о порядке его встречи в монастыре. 1679 г. // РФ ГАЯО. Ф.329. Оп.1. Д.69. Б/н.
8. Сукина Л.Б. Эсхатологическая идея в Троичном цикле росписей Троицкого собора Данилова монастыря в Переславле-Залесском // Троицкие чтения 2001-2002 гг.: Сборник материалов научных конференций. Большие Вяземы, 2003. С. 34-39; Она же. Троицкий собор Данилова монастыря и Троичный культ в Переславле-Залесском // Троицкие чтения 2001-2002 гг.: Сборник материалов научных конференций. Большие Вяземы, 2003. С. 188-194.
9. См.: Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Сб. документов. М., 1954-1976. Т.I-IV. В документах этого сборника отражено участие в подавлении бунта С. Разина и других представителей рода Барятинских.
10. Грамота патриарха Иоакима на постройку церкви Федора Стратилата при больничных кельях. 1685 г. // РФ ГАЯО. Ф.329. Оп.1. Д.69. Б/н. Текст грамоты опубликован: Добронравов В.Г. История Троицкого Данилова монастыря. Приложения. С.12-13.
11. Грамота патриарха Иоакима на освящение церкви в Даниловом монастыре г. Переславля во имя Всех святых. 1687 г. // РФ ГАЯО. Ф.329. Оп.1. Д.69. Б/н.
12. Смирнов М.И. Переславль-Залесский. Исторический очерк 1934 года. С.184.
13. ПЗИХМ. Инв.1225.
14. ПЗИХМ. Инв.1239; 1207.
15. Воронин Н.Н. Переславль-Залесский. С.40.
16. Смирнов М.И. Актография Переславль-Залесского края XVIII ст. // Труды Переславль-Залесского историко-художественного и краеведного музея. Переславль-Залесский, 1929. Вып. X. С.80. У В.Г. Добронравова приведен несколько отличающийся текст записи, не меняющий, впрочем, ее сути (Добронравов В. Историко-статистическое описание церквей и приходов Владимирской епархии. Владимир, 1895. Вып. 2. С.177). Сама икона до нашего времени не сохранилась.
17. Воронин Н.Н. Переславль-Залесский. С.42.
18. Грамота патриарха Иоакима на постройку церкви Федора Стратилата при больничных кельях. 1685 г.
19. Воронин Н.Н. Переславль-Залесский. С.41.
20. Бусева-Давыдова И.Л. О роли заказчика в организации строительного процесса на Руси в XVII в. // Архитектурное наследство. М.,1988. № 36. С.43-53; Она же. О так называемом запрете шатровых храмов патриархом Никоном // Патриарх Никон и его время. М.,2004. С.314-323.
21. Воронин Н.Н. Переславль-Залесский. С.42.
22. Он воспроизводится в упомянутых выше работах В.Г. Добронравова, М.И. Смирнова и др.
23. Воронин Н.Н. Переславль-Залесский. С.43.
24. Свирелин А.И. Историко-статистическое описание Переславского Троицкого Данилова монастыря. М.,1860; Добронравов В.Г. История Троицкого Данилова монастыря в г. Переславле-Залесском.
25. Смирнов М.И. Переславль-Залесский. Исторический очерк 1934 года. С.184.
26. Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря / Публикация под ред. Б.А. Рыбакова. М.,1987. С.164-165.
27. Грамоты о строительстве Данилова монастыря средствами боярина И.П. Барятинского и о запрещении дальнейшего строительства после окончания этого // РФ ГАЯО. Ф.329. Оп.1. Д.58. Л.1-12.
28. Смирнов М.И. Переславль-Залесский. Исторический очерк 1934 года. С.185.
29. Свирелин А.И. Историко-статистическое описание Переславского Троицкого Данилова монастыря; Добронравов В.Г. История Троицкого Данилова монастыря в г. Переславле-Залесском; Смирнов М.И. Переславль-Залесский. Исторический очерк 1934 года.
30. ПЗИХМ. Инв. 1215-1224.
31. ПЗИХМ. Инв. 1290.