Электронная библиотека

Рождественский девичий монастырь - единственная женская обитель Ростова. Истории этого монастыря посвящены работы протоиерея Аристарха Израилева, жившего в Ростове в XIX в. и более 40 лет прослужившего священником в Рождественском монастыре. В своих книгах прот. А. Израилев основное внимание уделил описанию состояния монастыря в XIX в. Более ранняя история Рождественской обители до сих пор остается малоизученной.

В РФ ГАЯ О, в фонде Рождественского монастыря среди немногочисленных документов, относящихся к XVIII в., сохранился табель о монашествующих, составленный в 1733 г.1 В своем роде этот источник уникален. Для периода XVIII - начала XIX вв. аналогичные ему документы нам не известны, Обстоятельства появления табеля 1733 г. таковы. В 1732 г. был издан указ Синода, по которому все монастыри обязывались завести особые “именные книги” о монашествующих и составить “перечневые табели” “с подробным означением имен, прозваньев, мест и времени рождения и пострижения”. Табели требовались в трех экземплярах. Предусматривалось, что один экземпляр будет отослан в Синод, второй - передан епархиальному архиерею, а третий - останется на месте в монастыре2. В декабре 1732 г. из Духовной канцелярии Ростовского архиерейского дома синодальный указ поступил в Рождественский монастырь, а в следующем, 1733 г., требуемые Синодом документы были составлены. По всей вероятности, в нашем распоряжении оказался тот экземпляр табеля, который предназначался для хранения в монастырском архиве. Этот документ был известен прот. А. Израилеву. При описании Рождественского монастыря в главе, посвященной числу насельниц, он, в частности, упоминает, что в 1733 г. в обители проживало 67 монахинь3. Однако этим выводом возможности источника далеко не исчерпываются. В табеле зафиксированы следующие сведения: перечислены имена - мирские и монашеские, названы даты и места рождения и пострижения, указано происхождение и, в некоторых случаях, упомянуты занимаемые должности или монашеские послушания.

Основываясь на данных этого источника, в настоящей работе мы попытаемся дать характеристику состава общины сестер Рождественского монастыря. Поскольку в источнике отсутствуют данные о возглавлявшей монастырь наместнице, монахине Ирине Татаровой, и послушницах, речь пойдет лишь о монахинях (исключая наместницу). Так как для анализа нами использован только табель 1733 г., все сделанные в данной работе выводы относятся ко времени составления этого документа, т. е. к 1733 г. Данные, содержащиеся в табеле, сведены в представленную ниже таблицу. Даты рождения и в ряде случаев пострижения переведены на современную систему летоисчисления. Возраст пострижения монахинь вычислен нами. В графе с указанием имени первым названо монашес­кое, а мирское имя заключено в скобки. При составлении таблицы были использованы следующие сокращения:
д. - деревня;
кр. - крестьянин;
м. - монастырь (Р. м. - Рождественский монастырь, Т-В. м. - Троице-Варницкий монастырь);
с. - село;
у - уезд (Волог. у. - Вологодский уезд; П-З. у. - Переславль-Залесский уезд; Р. у. - Ростовский уезд; Ром. у. - Романовский уезд; Сузд. у. - Суздальский уезд; Яр. у. - Ярославский уезд).
Названия некоторых месяцев также даны в сокращении (январь - янв.; февраль - февр.; апрель - апр.; август - авг.; сентябрь - сент.; октябрь - окт.; декабрь - дек.).

Порядок расположения имен монахинь в табеле, на наш взгляд, соответствует определенной иерархии, существовавшей среди насельниц обители. Первой в табеле названа казначея - монахиня Феофана, и это вполне соответствует ее первенствующему после настоятельницы положению среди сестер. Вторым поставлено имя дочери московского стольника - монастырской золотошвеи монахини Надежды. Следом названа дочь помещика Романовского уезда - монахиня Есфира, которая через год станет наместницей Рождественского монастыря; после нее идет имя старейшей насельницы обители - монахини Ираиды, жены помещика Ростовского уезда. На пятом месте в ведомости названа жена дворянина Ростовского архиерейского дома монахиня Таисия. Возможно предположить, что должность первой и высокий социальный статус остальных четырех монахинь явились причиной их особого привилегированного положения в монастыре. Места с шестого по четырнадцатое в документе занимают “крылошанки” - монахини, певшие в церковном хоре, причем первыми среди них названы две головщицы. Послушание певчих, вероятно, выделяло этих монахинь из числа прочих сестер. После “крылошанок” в ведомости перечислены имена остальных насельниц монастыря. Документ скреплен четырьмя подписями - на листах табеля проставлены имена казначеи Феофаны и монахинь Надежды Дашковой Елисафеты и Улеи. Не исключено, что подбор лиц, подписавших документ, также связан с внутренней иерархией, существовавшей в сестринской общине. Первыми подписались казначея Феофана и упоминаемая здесь монахиня Надежда Дашкова, что вполне понятно и проистекает из их высокого административного или социального статуса. Показательно, что дочь московского стольника сменив после пострига мирское имя, сохранила за собой право носить в монастыре, фамилию своего рода. Среди сестер, подписавших табель, значится монахиня Улея. В перечне сестер это имя встречается дважды - так звали “крылошную головщицу”, записанную в табеле на седьмом месте, и одну из рядовых сестер. Имя монахини Елисафеты также находим среди рядовых монахинь. Отметим, что в табеле ее имя названо сразу же после перечисления монастырских “крылошанок”.

Имя Дата и место рождения Происхождение Пострижение Должность или послушание
дата возраст место
1. Феофана (Феодора) Сент. 1666 г., Яр. у. Дочь кр. с. Прохоровское Яр. у. 24 мая 1702 35 Р. м. Казначея
2. Надежда (Наталия Дашкова) 11 авг. 1695 г., Москва Дочь московского стольника Ивана Андреева (сына) Дашкова 5 окт. 1721 г. 26 Т-В. м. Золотошвея
3. Есфира (Евдокия Золотилова) Февр. 1682 г., Ром. у. Дочь помещика Ром. у. Гаврилы Дмитриева (сына) Золотилова 1709 г. 27 Р. м. -
4. Ираида (Устинья Козина) Сент. 1651 г., Р. у. Жена помещика Р. у. Захара Васильева (сына) Козина 15 ноября 1713 г. 62 Р. М. -
5. Таисия (Татьяна Кринкина) Янв. 1671 г., Р. у. Жена дворянина Ростовского архиерейского дома Дмитрия Козьмина (сына) Кринкина Дек. 1730 г. 59 Т-В. м. -
6. Девора (Дарья) Март 1698 г., Р. у. Дочь кр. сельца Шишково Р. у. ноябрь 1727 г. 29 Т-В. м. Крылошная головщица
7. Улея (Ульяна Олтуфьева) Дек. 1682 г. Сузд. у. Дочь церковного дьчка с. Фроловское Сузд. у. Ивна Григорьева (сына) Олтуфьева Июнь 1703 20 Р. м. Головщица
8.Евдоксия(Екатерина) Ноябрь 1681 г., Р. у. Дочь кр. с. Ильинское Р. у. Февр. 1702 г. 20 Р. м. Крылошанка
9. Августа (Анна) Дек. 1701 г., Р. у. Дочь церковного дьячка с. Филимоново Р. у. Григория Васильева Ноябрь 1727 г. 25 Т-В. м. Крылошанка
10. Евпраксия (Ефимия) Мая 1684 г. Ростов Дочь архиерейского служителя Ларио Федорова Март 1703 г. 18 Р. м. Крылошанка
11. Филарета (Феодосия Лабожнева) Май 1702 г., Москва Дочь московского купеческого человека Григория Алексеева (сына) Лабожнева Ноябрь 1727 25 Т-В. м. Крылошанка
12. Досифея (Домна Щербакова) Янв. 1687 г., Москва Дочь московского иконописца Дионисия Ильина (сына) Щербакова Авг. 1702 г. 15 Р. м. Крылошанка
13. Матрена (Маремьяна Моисеева) Февр. 1670 г., Р. у. Дочь кр. Р. у. 1699 г. 29 Р. м. Крылошанка
14. Измарагда (Ирина) Апр. 1705 г., Ростов Дочь архиерейского певчего Якова Григорьева (сына) Володимирцева Июнь 1732 г. 27 Р. м. Крылошанка
15. Елисавета (Евфимия) Сент. 1671 г., Яр. у. Дочь кр. сельца Прохоровское Яр. у. Авг. 1702 г. 30 Р. м. -
16. Улея (Ульяна Лапшина) Февр. 1658 г., Р. у. Дочь кр. с. Угодичи Р. у. Сент. 1702 44 Р. м. -
17. Афанасия (Анна Рябинова) Янв. 1679 г. Дочь кр. д. Иванцово Р. у. Март 1701 г. 28 Р. м. -
18. Доминика (Дарья) Март 1669 г., Ростов Дочь ростовского посадского человека Абакума Вахрамеева Ноябрь 1698 г. 29 Р. м. -
19. Феврония (Феодора) Февр. 1672 г., Р. у. Дочь кр. д. Иевлево Р. у. Март 1697 г. 25 Р. м. -
20. Петронида (Пелагея) Апр. 1682 г., Сузд. у. Дочь кр. д. Красново Сузд. у. Февр. 1702 г. 19 Р. м. -
21. Анастасия (Анисья) Дек. 1671 г., Ростов Дочь архиерейского служителя Ермолая Захартьева Март 1690 г. 18 Р. м. -
22. Мария (Марфа) Авг. 1682 г., Ростов Дочь ростовского посадского человека Фомы Петрова (сына) Кобелина Янв. 1702 г. 19 Р. м. -
23. Ева (Евфросиния) Март 1665 г., Москва Дочь московского купецкого человека Григория Алексеева (сына) Лабожнева Ноябрь 1702 37 Р. м. -
24. Марина (Мария Опраксина) Авг. 1663 г., Р. у. Дочь кр. д. Холщевка Р. у. Янв. 1712 г. 38 Р. м. -
25. Екатерина (Евфимия) Сент. 1665 г., Р. у. Дочь священника Никольского погоста Р. у. Ноябрь 1696 г. 31 Р. м. -
26. Мавра (Мария) Март 1677 г., Р. у. Дочь кр. д. Ивашево Р. у. Март 1702 г. 25 Р. м. -
27. Естафья (Елена) Май 1672 г., П-З. у. Дочь кр. погоста Ильиского на Белыни П-З. у. Март 1702 г. 29 Р. м. -
28. Астропиона (Анна Панова) Дек. 1671 г., Ростов Дочь ростовского купецкого человека Лаврентия Иванова (сына) Панова Март 1702 г. 28 Р. м. -
29. Александра (Анисья Степыгина) Дек. 1681 г., Р. у. Дочь кр. д. Носово Р. у. Март 1702 г. 18 Р. м. -
30. Анисия (Анна) Янв. 1662 г., Р. у. Дочь кр. с. Подлесное Р. у. Март 1682 г. 20 Р. м. -
31. Гордиана (Ульяна Лапшина) Авг. 1683 г., Р. у. Дочь кр. с. Угодичи Р. у. Февр. 1704 г. 20 Р. м. -
32. Максимила (Маремьяна Куракина) Март 1677 г., Р. у. Дочь кр. с. Угодичи Р. у. 1705 г. 28 Р. м. -
33. Ермиона (Екатерина) 1662/3 г., Р. у. Дочь кр. с. Великое Р.у. Ноябрь 1705 г. 32 Р. м. -
34. София (Стефанида Глухова) Ноябрь 1661 г., Москва Дочь тяглеца московской казенной слободы Стефана Евдокимова (сына) Глухова Март 1706 г. 44 Р. м. -
35. Паисия (Прасковья Шумилова) Июль 1662 г., Р. у. Жена кр. Вощажниковской волости Р. у. 1700 г. 38 Р. м. -
36. Мамелфа (Матрена) Ноябрь 1679 г., Яр. у. Дочь кр. Большого села Яр. у. Март 1711 31 Р. м. -
37. Анфея (Анна) Июль 1687 г., Яр. у. Дочь кр. Яр. у. Янв. 1727 г. 39 Т-В. м. -
40. Надежда (Наталья) Авг. 1682 г., Р. у. Дочь кр. Р. у. 1707 г. 25 Р. м. -
41. Анисия (Анна Масленникова) Авг. 1667 г., Ростов Дочь ростовского соборного сторожа Василия Ермолаева (сына) Масленникова Март 1707 20 Р. м. Отправляет пономарство
42. Афалея (Анастасия) Окт. 1668 г., Волог. у. Дочь кр. Волог. у. Май 1709 г. 40 Р. м. -
43. Евстратия (Евдокия Сухарева) Февр. 1688 г., Р. у. Дочь кр. Р. у. Февр. 1709 г. 21 Р. м. -
44. Евдокия (Екатерина Страхова) 1666/7 г., Р. у. Жена дворового помещичьего человека с. Мясниково Р. у. Май 1712 г. 45 Р. м. -
45. Колефена (Ксения) Янв. 1692 г., Р. у. Дочь церковного дьячка приселка Алексеевский Р. у. Федора Иванова Июнь 1714 г. 22 Р. м. -
46. Анисья (Анна Молодцова) 1689/90 г., Р. у. Дочь кр. Р. у. Дек. 1712 г. 22 Р. м. -
47. Евдоксия (Екатерина) Ноябрь 1671 г., Р. у. Дочь кр. Р. у. Окт. 1712 г. 40 Р. м. Отправляет пономарство
48. Сара (Соломонида) Авг. 1682 г., Р. у. Дочь кр. Татищева погоста Р. у. Окт. 1717 г. 35 Р. м. -
49. Филарета (Федосья Попова) Май 1682 г., П-З. у. Дочь священника погоста Иоанн Предтечи П-З. у. Ефимия Евдокимова Февр. 1717 г. 34 Р. м. Просфиренная
50. Селфора (Степанида) Ноябрь 1681 г., Яр. у. Дочь кр. д. Пустошково Яр. у. Ноябрь 1725 г. 44 Т-В. м. -
51. Назерета (Наталия) Авг. 1688 г., Ростов Дочь ростовского купецкого человека Кузьмы Обакумова Февр. 1713 г. 24 Р. м. -
52. Маргарита (Мария Попова) Янв. 1688 г., Ростов Жена сына священника с. Климатино Р. у. Андрея Данилова Июль 1714 г. 26 Р. м. -
53. Феона (Фекла) Сент. 1682 г., Р. у. Дочь церковного дьячка с. Подлесное Р. у. Ивана Логинова Март 1710 г. 21 Р. м. -
54. Александра (Акулина Боженова) Июнь 1681 г., Сузд. у. Дочь церковного дьячка с. Воскресенское Сузд. у. Ивана Степанова (сына) Баженова Ноябрь 1717 г. 36 Р. м. -
55. Федотья (Фекла) Сент. 1682 г., Р. у. Жена кр. Р. у. Ноябрь 1712 г. 30 Р. м. -
56. Евсевия (Ефимия Лисина) Июль 1682 г., Р. у. Дочь кр. с. Воржи Р. у. Ноябрь 1727 г. 45 Т-В. м. -
57. Варсонофия (Василиса) Авг. 1702 г., Р. у. Дочь кр. с. Сидорово Р. у. 1718 г. 16 Р. м. -
58. Серафима (Степанида) Июль 1682 г., Р. у. Дочь кр. д. Левково Р. у. Окт. 1710 г. 18 Р. м. -
59. Мастридия (Мавра) Апр. 1697 г., Р. у. Дочь кр. Р.у. Ноябрь 1727 г. 30 Т-В. м. -
60. Александра (Анна Шебонова) Сент. 1694 г., Р. у. Дочь кр. с. Вощажниково Р. у. Февр. 1726 г. 31 Т-В. м. -
61. Асинефа (Акулина) Июнь 1679 г., Р. у. Дочь кр. с. Сельцо Р. у. Март 1711 г. 31 Р. м. -
62. Федора (Фекла) Сент. 1671 г., Р. у. Жена кр. приселка Уславцево с. Вощажниково Р. у. Ноябрь 1727 г. 56 Т-В. м. -
63. Магдалина (Марфа Баженова) Авг. 1702 г., Сузд. у. Дочь церковного дьячка с. Воскресенское Сузд. у. Ивана Степанова (сына) Баженова Ноябрь 1727 г. 25 Т-В. м. -
64. Евстафия (Екатерина Куликова) Ноябрь 1681 г., Р. у. Дочь кр. д. Курякино Р. у. 1707 г. 26 Р. м. -
65. Ирина (Устинья Воронова) Ноябрь 1651 г., Р. у. Дочь кр. Р. у. Дек. 1728 г. 77 Т-В. м. -
66. Федулия (Феодосия) Май 1692 г., Р. у. Дочь кр. Юрьевской слободы Р. у. Ноябрь 1727 г. 35 Т-В. м. -
67. Солония (Стефанида) Ноябрь 1691 г., Ростов Дочь ростовского купецкого человека Андрея Исаева (сына) Черемухина Март 1719 г. 27 Р. м. -
68. Маремьяна (Марфа) Авг. 1662 г., Р. у. Дочь кр. с. Лазарцево-Скоропейново Р. у. 1681/82 г. 20 Р. м. -
69. Маргарита (Мария Чухонова) Июль 1682 г., Р. у. Дочь кр. с. Сидорово Р. у. Ноябрь 1727 г. 45 Т-В. м. -

Сведения о социальном положении монахинь до пострига приведены в таблице.

Социальное положение Число монахинь %
Дочери (жены) крестьян 43 63
Дочери (невестки) священвиков и церковных дьячков 9 13
Дочери посадских людей 7 10
Дочери купецких людей 5 8
Дочери (жены) дворян 4 6

Как видим, основу сестринской общины составляли представительницы крестьянского сословия. Вместе с тем, в общине было немало представительниц духовного сословия. Отметим, что в монастыре находилось пять монахинь, отцы или мужья которых состояли на службе у ростовского архиерея (архиерейский дворянин, архиерейский певчий, два служителя, соборный сторож).

В зависимости от места рождения насельниц мы выделяем городских и сельских жительниц:

Места рождения насельниц Число монахинь %
Города: Ростов 9 13
Москва 5 8
Уезды: Ростовский 40 60
Ярославский 5 8
Суздальский 4 6
Переславль-Залесский 2 3
Романовский 1 1,5
Вологодский 1 1,5

Большая часть монахинь (4/5 от общего числа) до пострига являлись сельскими или деревенскими жительницами, среди них явное преобладание имели уроженки Ростовского уезда. Горожанки - жительницы Ростова и Москвы составляли пятую часть сестринского общежития. Уроженки Ростова и Ростовского уезда имели в монастыре подавляющее большинство (4/5 от общего числа монашествующих).

Данные о возрасте монахинь сведены в таблицу.

Год рождения Возраст Число монахин %
Январь 1642 - декабрь 1651 гг. 80-90 лет 2 3
Январь 1652 - декабрь 1661 гг. 70-80 лет 2 3
Январь 1662 - декабрь 1671 гг. 60-70 лет 18 27
Январь 1672 - декабрь 1681 гг. 50-60 лет 13 19
Январь 1682 - декабрь 1692 гг. 40-50 лет 22 33
Январь 1692 - декабрь 1701 гг. 30-40 лет 6 9
Январь 1702 - декабрь 1711 гг. 20-30 лет 4 6

Подавляющее большинство насельниц (4/5 от общего числа монашествующих) имели возраст в пределах 40-70 лет. 12 из 67 сестер, т. е. без малого пятая часть, согласно ведомости, родились в 1682 г., таким образом, в 1732 г. всем им было по пятьдесят лет. Впрочем, нельзя не учитывать, что наличие в монастыре двенадцати 50-летних ровесниц возможно объяснить весьма простой причиной - возраст этих монахинь мог определяться приблизительно и в ведомости проставляться округленно. Самыми пожилыми сестрами были две монахини, родившиеся в 1651 г., возраст которых в 1732 г. перевалил за 80 лет. Самой молодой из сестер была 27-летняя монахиня, родившаяся в 1705 г. и принявшая постриг в год составления ведомости.

В следующей таблице представлены сведения о возрасте пострижения монахинь.

Возраст пострижения Число монахинь %
15 - 20 лет 13 20
21 - 30 лет 28 42
31 - 40 лет 16 24
41 - 50 лет 6 9
51 - 60 лет 2 3
61 - 70 лет 1 1,5
71 - 80 лет 1 1,5

Значительная часть насельниц обители (60% от общего числа сестер) приняли постриг в возрасте 18-22 или 25-32 лет. В целом возраст пострижения находился в пределах 15-77 лет. В 60-ти случаях из 67 постриженницами являлись никогда не бывшие замужем женщины, таким образом, Рождественский монастырь полностью оправдывал свое название - “девичий”. Имя, даваемое монахине при пострижении, как правило, начиналось на ту же букву, что и ее прежнее мирское имя.

Местом пострижения всех монахинь являлся Рождествен­ский монастырь. В 15-ти случаях в ведомости в качестве места пострига указан Троице-Варницкий монастырь, однако в действительности это та же самая Рождественская обитель, которая на короткое время сменила свое название и место расположения. Об этом следует рассказать подробнее. Ростовский мужской Троице-Сергиев Варницкий монастырь располагался в Варницкой слободе около Ростова. В 1725 г. по воле ростовского архиепископа Георгия братия Варницкого монастыря была расформирована по другим монастырям Ростова, а в освободившиеся помещения Варницкой обители ростовский архиерей перевел общину сестер Рождественского монастыря с переименованием ее в Троице-Варницкую. Нельзя сказать, что это перемещение оказалось удачным. Уже в 1731 г. архиепископ Иоаким, сменивший на ростовской кафедре архиепископа Георгия, по просьбе настоятельницы и сестер возвратил общину на прежнее место со старым именем4. Итак, поскольку все монахини, жившие в Рождественском монастыре, были постриженницами этого же монастыря, возможно предположить, что практика перемещений монашествующих из одной обители в другую либо не распространялась на Рождественский монастырь, либо в отношении к нему была сведена до минимума. Важно подчеркнуть, что и сами монахини Рождественского монастыря, по всей видимости, изъявляли желания покидать свою обитель, равно как и насельницы других женских монастырей Ростовской епархии стремились попасть сюда.

Сроки пребывания монахинь в монастыре были различны но, как правило, в обители жили подолгу. Из 67 сестер 37 находились в монастыре более 30 лет. Время проживания в монастыре у двух самых старших по возрасту монахинь составило более 50 лет.

В заключение следует подчеркнуть следующее. По данным табеля 1733 г. в состав сестринской общины Рождественского девичьего монастыря, помимо наместницы, входило 67 монахинь. Большинство из них имело крестьянское происхождение, вместе с тем в монастырской общине находились представтельницы духовного, купеческого и дворянского сословий, также уроженки городского посада. Численное преобладание в общине занимали жительницы Ростова и Ростовского уезда.Все насельницы Рождественского монастыря являлись его постриженницами. Наиболее распространенным возрастом принятия монашеского пострига был период с 18 до 40 лет. Возраст большинства сестер составлял 40-70 лет. Время пребывания монахинь в обители, как правило, исчислялось десятилетиями.

  1. РФ ГАЯО. Ф. 190. Он. 1. Д. 3. Л. 1-13.
  2. РФ ГАЯО. Ф. 190. Он. 1. Д. 2. Л. 2.
  3. Израилев А., прот. Описание ростовскаго Ярославской губернии Рождественскаго девичьяго монастыря. СПб., 1858. С. 30.
  4. Израилев А., прот. Описание... С. 39; Виденеева А. Как Варницкий монастырь был женским. Газета “Ростовский вестник”, Ростов 26 февраля 1992 г.

Из Никольской церкви села Гостинополья на р. Волхов (между Новгородом и Старой Ладогой) происходит целый комплекс икон ее древнего иконостаса. Сохранившиеся иконы полнофигурного деисусного чина кроме “Иоанна Златоуста” принято относить ко второй половине - концу XV в. Последняя икона, а также дошедшие до нас иконы праздничного, поясного пророческого чинов, царские врата и одна местная икона датируются концом XV - первыми годами XVI в.1 Хотя и частично2, но данные произведения представляют все ряды высокого иконостаса так называемого полного типа: местный, деисусный, праздничный и пророческий. Важно, что это старейший высокий иконостас из сохранившихся в Новгороде и его земле.

В недавнее время Вл. В. Седов опубликовал статью, посвященную архитектуре утраченной церкви Николы в Гостинополье, которую он отнес ко времени между 1471 и 1475 гг. Памятник представлял собой четырехстолпный, крестовокупольный, одноглавый, одноапсидный храм. В той же работе впервые были введены в оборот его обмерные чертежи3. В результате появилась возможность выполнить более или менее достоверные реконструкции древних иконостасов церкви и представить, каким образом они сочетались с ее интерьером.

Согласно упомянутым чертежам, ширина Никольской церкви, взятая по линии расположения иконостаса, составляла около 533 см. Это позволило определить первоначальное количество икон в каждом из иконостасных чинов. Оказалось, что деисусный чин состоял из девяти икон. Утрачены центральная икона Спаса и крайняя южная - видимо, какого-то святителя.

Ранее исследователями было установлено, что изображения каждого праздника и находившегося над ним пророка первоначально располагались на одной вытянутой по вертикали доске. Причем по высоте праздничные иконы точно равняются пророческим. Позднее по границе изображений эти доски были распилены пополам4. Таким образом, для крепления данного иконостаса требовалось только три тябла: нижнее, среднее и верхнее.

Изображения праздников и пророков были, видимо, написаны на одиннадцати досках, средняя из которых имела в два раза большую ширину, чем остальные. В ее нижней половине располагались изображения двух праздников, которых, следовательно, во всем ряду было двенадцать, в верхней же половине средней иконы помещалось, очевидно, изображение “Богоматери Знамение”. Справа и слева от нее находились иконы десяти пророков. Подобное устройство имеет иконостас XVI в. из села Спасского близ Переславля-Залесского5.

В иконостасах небольших русских храмов ХV-ХVII вв. высота тябловых брусьев равнялась примерно 15-16 см.6 Будем считать, что и тябла рассматриваемого весьма небольшого иконостаса обладали сходными вертикальными размерами. Теперь суммируем высоты каждого из верхних ярусов данного иконостаса, а также трех его тябел, и вычтем сумму обычных вертикальных размеров пазов7 для икон в этих тяблах. В результате получим высоту иконостаса (без местного ряда), равную 291-294 см.

Чтобы укоренить данный иконостас в интерьере Никольской церкви, необходимо определить, на какой высоте от пола располагалось его нижнее тябло. При полной утрате здания установить это можно лишь с известной долей гипотетичности.

Очевидно, наиболее вероятным уровнем расположения тябла является граница между круглой нижней частью западных подкупольных столпов и их верхней квадратной частью, что подтверждается подобным размещением нижнего тябла иконостаса церкви Успения на Волотовом поле близ Новгорода8.

Итак, зная высоту круглых частей западных столпов Никольской церкви (около 190 см)9, можно определить и общую высоту иконостаса от пола до его верхней отметки. Она равня­лась примерно 481-484 см.

Учитывая все вышесказанное, выполним графическую реконструкцию рассматриваемого иконостаса (рис. 2, 3). Местные иконы в данной реконструкции показаны условно. Их размеры соответствуют размерам сохранившейся местной иконы “Явление ангела женам мироносицам” - 80х58,5 см.

Как видим, в миниатюрном внутреннем пространстве Никольской церкви данный иконостас выглядел довольно высоким. Вместе с тем он не казался чрезмерно вытянутым вверх, так как его ширина несколько превосходила высоту. Зрительно же иконостас казался почти точно вписанным в квадрат. Иконы праздников и пророков поднимались несколько выше пят подпружных арок купола. Поэтому эти иконы располагались наклонно, что, в общемто, соответствовало традиции того времени10. Верхняя зона алтаря поверх иконостаса совершенно не просматривалась из пространства для молящихся. И лишь очень небольшая часть подкупольного пространства была вид­на из алтаря.

Замечательно, что высота иконостаса почти точно совпадала с длиной промежутка от западного входа в храм до иконостаса (рис. 2). Совпадали соответствующие размеры и в церкви Успения на Волотовом поле11. Ранее нами было установлено, что в целом ряде храмов ХV-ХVII вв. высота иконостаса составляла половину расстояния от западного входа в храм до иконостаса, а иногда равнялась этому расстоянию12. Причиной подобных решений являлась учитывавшаяся мастерами той эпохи известная особенность человеческого зрения, заключающаяся в том, что оптимальное расстояние для восприятия какого-либо предмета в целом равняется двум его высотам, а для восприятия предмета в деталях - одной его высоте13.

При сопоставлении фотографий интерьера Никольской церкви14 с нашей реконструкцией ее иконостаса обнаружилось следующее. Его верхние иконы частично заслоняли настенную роспись, которую датируют временем написания основной группы икон деисусного чина, то есть второй половиной - концом XV в.15

Ранее в науке сосуществовали два взаимоисключающих мнения о причине появления отличий в стиле упомянутых икон и фресок от прочих сохранившихся элементов рассматриваемого иконостаса. С одной стороны, предполагалось, что “икона “Иоанн Златоуст” исполнена позже остальных икон деисусного чина при переделке иконостаса вместе с Царскими вратами, пророками и праздниками”16. С другой - не исключалась возможность, что “гостинопольские фрески, деисусный чин и весь остальной иконостас были исполнены одновременно, в самом конце XV - первые годы XVI в., но различными художниками. Мастера фресок и деисусного чина - “старящие” - сохраняли в своем творчестве образность XV в., а мастера остальных икон, в том числе Царских врат - “младшие” - были ближе к стилю и образам XVI в.”17 В какой-то мере наша реконструкция подтвердила первое из этих предположений. По-видимому, во второй половине XV в. сразу после строительства храма и окончания его росписи существовал иконостас, состоявший из одного деисусного чина и местных икон (рис. 1) - ситуация, вполне характерная для Новгорода той эпохи18. В конце же XV - начале XVI в. данный иконостас был существенно перестроен. В результате в деисусе вместо более ранней появилась новая икона Иоанна Златоуста. Тогда же возникли новые царские врата, упомянутая местная икона и дополнительные ряды праздников и пророков. Такой иконостас принадлежит к старейшему типу высокого полного иконостаса, возникшему в 1408 г. во владимирском Успенском соборе и оформившемуся в московских и прилегающих к ним землях XV в.19

Возвращаясь к первоначальному иконостасу Никольской церкви, подчеркнем, что в отличие от описанного выше более позднего, он сохранял зрительную связь верхних зон собственно храма и алтаря. Поэтому внутреннее пространство храма первоначально воспринималось гораздо более цельным, чем на рубеже XV и XVI вв., когда оно было рассечено новым иконостасом на две почти совершенно зрительно изолированные зоны. Можно думать, что фресковая живопись церкви создавалась с учетом первоначального относительно невысокого иконостаса, поверх которого из пространства для молящихся были видны росписи и всего свода восточного рукава пространственного креста и, частично, его люнета.

В главном новгородском храме - Софийском соборе до начала XVI в. существовал иконостас, состоявший лишь из местных икон, праздничного и полнофигурного деисусного чинов20. О существовании иконостасов типа гостинопольского конца XV - начала XVI в. в Новгороде до начала XVI в. нам ничего не известно. Значит, можно предположить, что высокие четырехъярусные иконостасы распространились в Новгороде лишь после окончательного присоединения его к Москве в 1478 г.

  1. Смирнова Э. К., Лаурина В. К.. Гордиенко Э А. Живопись Великого Новгорода. XV век. М.. 1982. С. 289-290. З36-343.
  2. До нас дошли следующие иконы из иконостаса Никольской церкви в Гостинополье. Деисусный чин: “Богоматерь” - 146х57; “Иоанн Предтеча” - 146х55; “Арxангел Михаил” - 146х53; “Архангел Гавриил” - 146х54; “Апостол Петр” - 146х53; “Иоанн Златоуст” - 146х51. Праздничный чин: “Рождество Христово” - 54х43: “Бeседа Христа с книжниками” - 53х44: “Вход в Иерусалим” - 54х43,5. Пророки: “Пророк Даниил” - 53,5х43,5; “Пророк Михей” - 54х44,5. Местная икона “Явление ангела женам мипоносицам” - 80х58,5. Царские врата: левая створка - 166,5х40,5: правая створка - 166,5х45 (Смирнова Э. К., Лаурина В. К., Гордиенко Э. А. Указ. соч. С. 289. З38-349).
  3. Седов Вл. В. Церковь Николы в Гостинополье XV века. // Архитектурное наследие и реставрация. М 1990. С. 213-995.
  4. Смирнова Э. К., Лаурина В. К., Гордиенко Э. А. Указ. соч. С. 340.
  5. См.: Масленицын С. И. Переславль-Залесский. Л.. 1975. С. 96.
  6. см. напр.: Подъяпольский С. С. Каким же был иконостас Рождественского собора Ферапонтова монастыря? // Ферапонтовский сборник. М., 1991. Вып. 3. С. 176.
  7. Средняя глубина пазов для икон в тяблах, очевидно, равнялась 2 см или несколько больше.
  8. Установлено нами на основании анализа фотографий и обмеров церк­ви Успения, опубликованных в: Вздорнов Г. И. Волотово. Фрески церкви Успения на Волотовом поле близ Новгорода. М., 1989. С. 45, 70.
  9. См.: Седов Вл. В. Указ. соч. Рис. 6.
  10. см. напр.: Лелекова О. В. Иконостас 1497 г. Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря (исследование и реставрация). Художественное наследие. № 11. М., 1988. С. 20-66.
  11. Установлено на основании анализа обмеров храма. см. сноску № 8.
  12. см. напр.: Мельник А. Г. Новое о звоннице // Соборная эвонница Ростова Великого. Сообщения Ростовского музея. Ростов. 1993. Вып. IV. С. 13-14: Его же. Об интерьерах некоторых храмов Белозерья конца XV-первой половины XVI вв. // История и культура Ростовской земли 1993. Ростов. 1994. С. 97.
  13. Гликин Я. Д. Методы архитектурной гармонизации. Л., 1979. С. 26 - 33.
  14. См. воспроизведение в: Седов Вл. В. Указ. соч. Рис. 4.
  15. Смирнова Э. К., Лаурина В. К., Гордиенко Э. А. Указ. соч. С. 337.
  16. Там же. С. 340.
  17. Там же. С. 338.
  18. От новгородских иконостасов XV в. до нас дошли преимущественно иконы деисусных чинов. Пророческие же иконы Никольской церкви в Гостинополье для Новгорода той поры уникальны. (см.- Смирнова Э. К., Лаурина В. К., Гордиенко Д. Д Указ. соч.).
  19. См.: Мельник А. Г. К истории и типологии русских высоких ико­ностасов ХV - середины XVII вв. // История и культура Ростовской земли. 1994. Ростов, 1995. С. 116 - 117.
  20. Гордиенко Э. А. Большой иконостас Софийского собора (по письменным источникам). // Новгородский исторический сборник. 2 (12). Л., 1984. С. 214-215.

Композиции на сюжеты евангельских событий являются обязательной составной частью всякой церковной росписи, занимая в ней количественно большее или меньшее, но всегда идейно значимое место. Однако при анализе систем росписи именно евангельские сюжеты остаются обычно вне интересов последователей. Несмотря на то, что существует ряд работ1, посвященных и евангельской иконографии, и системе росписи, и даже евангельским циклам отдельных памятников, проблема существования евангельских сюжетов в стенописном комплексе остается практически неисследованной. Задачей настоящей работы является выявление некоторых закономерностей в группировке композиций евангельского цикла.

Чтобы точнее определить, о чем именно пойдет речь в работе, необходимо ввести некоторое разделение внутри широко понимаемого определения “евангельский цикл”.

Внутри круга евангельских сюжетов можно выделить несколько групп изображений, которые различаются по своей значимости, по частоте употребления, по закрепленному (или не закрепленному) традицией месту расположения.

Первая группа - это “праздники”, важнейшие события евангельской истории, особо отмечаемые в церковном году. К этой же группе, кроме праздников двунадесятых, относятся и изображения событий, воспоминаемых в дни приготовления и дни празднования важнейшего из праздников - Пасхи (так называемые праздники Постной и Цветной Триодей): “Притча о мытаре и фарисее”, “Притча о блудном сыне”, притча, соответствующая Неделе о Страшном суде (“О десяти девах”, “О богатом и Лазаре” либо “О неимущем одеяния брачна”) и “Уверение Фомы”, “Жены-мироносицы у Гроба Господня”, “Исцеление расслабленного у Овчей купели”, “Преполовение”, “Беседа с самарянкой”, “Исцеление слепорожденного” и “Первый Вселенский собор”. Сцены праздников обязательно присутствуют в каждой росписи и в XVII веке обычно размещаются в сводах2. Триодные циклы в XVII веке также становятся постоянным элементом стенописи, несколько потеснив изображения двунадесятых праздников.

Вторую группу составляют сцены Страстей. Они довольно рано организовались в особый цикл3, однако присутствие их в стенописи именно в виде цикла вовсе не обязательно. И мы относим к выделяемой нами группе именно отдельные сцены (“Тайная вечеря”, “Омовение ног”, “Увенчание тернием”, “Христос во гробе”). Расположение их может быть различным - в алтаре, в сводах, на стенах помещения для молящихся4. Различным бывает и количество сюжетов. Для интересующего нас периода характерен уже неоднократно отмечавшийся исследователями5 особый интерес к страстной тематике. Историю Страстей Господних начинают изображать в виде цикла сцен, последовательно иллюстрирующих евангельский текст. Однако эти Страстные циклы, сохраняя особое положение в росписи, становятся неотъемлемой частью комплексов более крупных, о которых пойдет речь ниже.

Наконец, третья группа - изображения различных евангельских событий. Сцены эти размещаются всегда на стенах помещения для молящихся, занимая либо две стены - южную и северную, либо три, включая и западную. Сюжетами их могут быть любые евангельские события, исключая только двунадесятые праздники. Именно сцены третьей группы в различных вариантах их сочетания и станут предметом исследования в нашей работе.

Евангельокие сцены, относимые нами к третьей группе, впервые появляются в XVII веке в росписи Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры 1635 г.6 Они занимают в стенописи два яруса из трех, прерываясь на западной стене композицией “Страшного суда”. Составляющие цикл сцены образуют внутри него несколько групп. Так, на северной стене, в близости к изображенным в своде “Раcпятию” и “Воскресению”, объединены праздники Цветной Триоди, а к композиции “Страшного суда” примыкают “Притча о блудном сыне”, “Обращение Закхея” и “Прощение грешницы”, чем подчеркивается определенный оттенок смысла в теме Суда. Не находит впоследствии аналогий помещение в начале цикла такиx композиций, как “Избиение младенцев” и “Бегство в Египет” (связанных здесь с композицией “Рождества” в люнете). Отмеченная связь композиций стен с композициями сводов и обусловленность первых последними позволяют заключить, что здесь евангельский цикл стен при том, что он занимает в росписи наибольшее место, не является еще самостоятельным элементом, независимым от своего окружения.

Следующий этап в развитии цикла мы наблюдаем в росписи московского Успенского собора 1642-1644 гг.7 Здесь цикл занимает один верхний ярус из четырех и построен по-иному: сцены в нем уже не тяготеют к лежащим вовне узловым пунктам, как в Троицком соборе Лавры, а следуют друг за другом согласно ходу рассказа8. Содержание его ограни­чено событиями Страстной недели.

Еще один важный этап - знаменитая стенопись ц. Троицы в Никитниках (1653 г.)9, где получают оформление многие черты последующих росписей. Здесь впервые евангельский цикл занял все четыре яруса южной и западной стен, здесь впервые встречается “большой” Страстной цикл, здесь подчеркнуто развернут цикл пасхальный на западной стене, к которому примыкают малые циклы триодных праздников - Цветной Триоди во втором ярусе западной стены и Триоди Постной в нижнем ярусе западной и северной стен. Е. С. Овчинникова отметила, что в этой росписи существует связь между сюжетными циклами стен и композициями, расположенными на четырех лопастях сомкнутого свода10. Однако по сравнению с такой же чертой Троицкого собора взаимообусловленность элементов здесь обратная: определяющими являются росписи стен, а в свод как бы выносится ключевая сцена каждого цикла11. Можно предположить, что роспись Троицкого собора явилась одним из образцов для Никитниковской церкви, и этим в большой степени обусловлена такая редкая и архаичная для XVII века особенность, как размещение сюжетных циклов обособленно каждого на отдельной стене12.

Отмеченные черты находят применение, осмысление и развитие в ростовских церквах Архиерейского дома - домовой ц. Спаса на Сенях13 и ц. Воскресения14 над северными воротами, выходящими на площадь Успенского собора. В этих храмах все содержание росписи помещения для молящихся составляет один евангельский цикл. Он занимает все пять ярусов стен, из них в трех иллюстрируются события Христова служения, а в двух нижних разворачивается “большой” Страстной цикл. Особенность названных росписей составляет стремление следовать (в самых общих чертах) структуре евангельского текста. Сцены, составляющие роспись, группируются в три блока: события, совершившиеся в течение трех лет проповеди Христа (в двух верхних ярусах), события, происходившие в Иерусалиме в первые три дня Страстной седмицы (в среднем ярусе), и события во дни страданий Христовых (в двух нижних ярусах). Интересно, что названная особенность не стала для последующих росписей предметом подражания, тогда как чисто внешние черты организации стенописи - отведение всех плоскостей стен под композиции евангельского цикла, с выделением темы Страстей в двух нижних ярусах, послужили образцом для целого ряда росписей как в Ростове, так и в Ярославле15.

В 1690 г. заканчивается роспись Введенского собора в Толгском монастыре16. Многие черты ее были новыми для ярославского стенописания, для нас важно отметить включение в роспись “большого” евангельского цикла не как единственного, а наряду с другими сюжетными циклами. Евангельские сцены занимают пять ярусов из семи и включают, кроме исцелений и чудес, большое количество иллюстраций притч. Страстной цикл в развернутом варианте занимает внутри евангельского один ярус. Особенность толгcкой росписи - включение в состав евангельского цикла в виде отдельного яруса иллюстраций Блаженств, молитвы Господней и Символа веры, то есть не конкретных описанных в тексте Евангелия событий, а важнейших положений христианского вероучения. Показательно и то, что названный ярус занимает в росписи центральное место.

Роспись Введенского собора завершает собою период формирования типологического репертуара ярославских стенописей. Ее основные черты (в частности, наличие развернутого евангельского цикла в качестве одной из составляющих росписи стен) были воспроизведены в целом ряде росписей - в цц. Спаса на Городу, Иоанна Предтечи в Толчкове, Федоровской Богоматери, Михаила Архангела. По-видимому, под влиянием притчевого цикла Введенского собора появляются такие циклы и в других храмах17, где наблюдается резкое увеличение количества притчевых композиций (от одной-двуx в храмах иoнинского круга до пяти-десяти) и совершенное изменение состава иллюстрируемых притч (вместо традиционных притч Постной Триоди появляются притчи о милосердном самарянине, о званных на вечерю, о безрассудном богаче, о работниках одиннадцатого часа, о сеятеле, о злых виноградарях, о потерянной драхме и пропавшей овце и др.).

Таким образом, расположение евангельских сцен на стенах помещения для молящихся в стенописях ХVII-ХVIII веков имеет ряд вариантой:

  1. Цикл занимает один ярус стенописи18.
  2. Цикл занимает два яруса19.

  3. Эти два варианта характерны в основном для росписей соборных храмов городов и монастырей. Кроме евангельского, на стенах этих храмов располагаются и другие сюжетные циклы.
  4. Евангельский цикл занимает четыре-пять ярусов и является единственным в росписи20. Распространен в основном в Ростовe.
  5. Цикл сохраняет размеры третьего варианта (четыре - пять ярусов), но при этом уже не является единственным в росписи21. Последний вариант встречается в росписях ярославских больших и богатых приходских храмов.
  6. Цикл занимает три яруса в системе росписи, близкой к третьему или четвертому из выделенных нами типов22.

  1. Покровский Н. В. Церковная старина на ярославском археологическом съезде. // Христианское чтение. 1888, № 1-2. С. 36-69; Покровский Н. В. Стенные росписи в древних храмах греческих и русских. М., 1890; Покровский Н. В. Евангелие в памятниках иконографии преимущественно византийских и русских. СПб., 1892; Титов А. А. Ростов в его церковно-археологических памятниках. М., 1911; Шамурин Ю. Ярославль. Романов-Борисоглебск. Углич. М., 1912; Шамурин Ю. Ростов Великий. Троице-Сергиева лавра. М., 1913; Грабарь И. Э. Стенные росписи в русских храмах XVII века. // История русского искусства. Т. IV. СПб., 1915; Пуришев Б. И., Михайловский Б. В. Очерки истории древнерусской монументальной живописи. М., 1941; Суслов А.И., Чураков С. С. Ярославль. М., 1960; Мнева Н. Е., Данилова И. Е. Живопись XVII века. //История русского искусства. Под ред. И. Э. Грабаря. Т.IV. М., 1959. С. 345-466; Некрасова М. А. Новое в синтезе живописи и архитектуры XVII ве­ка. (Роспись церкви Ильи Пророка в Ярославле). // Древнерусское искусство. XVII век. М., 1964. С. 89-109; Перцев Н. Древние фрески Вологды. // Баниге В. С., Перцев Н. Вологда. М., 1970. С. 43-51; Чураков С. С. Отражение рублевского плана росписи в стенописи XVII века Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры. // Андрей Рублев и его эпоха. М., 1971. С. 194-212; Воробьев И. М. Росписи Владимирской Богоматери Сретенского монастыря и их реставрация // Реставрация и исследование памятников культуры. Вып. 1. М., 1975. С. 206-212; Попова Л. С. О сюжетах росписи ц. Богоявления в Ярославле. // ПКНО ‘76. М., 1977. С. 220-224; Рыбаков А. А. Фрески Вологодского Софийского собора. // Древнерусское искусство. Монументальная живопись ХI-ХVII вв. М., 1980. С. 379-393; Зякин В.В. Стенопись церкви Спаса на Сенях (научная справка). Машинопись. Ростов, 1982. ГМЗ “Ростовский кремль”, А-422; Брюсова В. Г. Русская живопись XVII века. М., 1984; Зякин В. В. Евангельский цикл в росписи интерьера церкви Спаса на Сенях Ростовского кремля. // Труды Ростовского музея. Ростов, 1991. С. 163-171.
  2. Поскольку “праздники” есть важнейшие события священной истории и богослужебного круга, они размещаются в наиболее символически значимой пространственной зоне (своды, как известно, представляют область небесную). К этой же зоне часто относятся и люнеты, представляющие некую пограничную область между сводами и стенами.
  3. Если композиции двунадесятых праздников соотносятся каждая с одним событием, то композиции страстные связаны с одним праздником всей совокупностью, все они относятся к одному богослужебному дню (вернее, утрене Великой Пятницы). Страстные циклы встречаются во множестве памятников на Балканах в ХIII-ХIV вв., на Руси одни из первых - в ц. Феодора Стратилата и ц. Спаса на Ильине улице в Новгороде (см.: Ковалева В. М. Живопись церкви Федора Стратилата в Новгороде. По материалам новых открытий 1974-1976 гг. // Древнерусское искусство. Монументальная живопись ХI-ХVII вв.М., 1980. С. 161-175).
  4. В алтаре чаще всего встречаются изображения “Тайной вечери” и “Омовения ног”, но еще в росписи Волотовской церкви в нише жертвенника помещалось изображение Христа во гробе, в. ц. Троицы в Никитниках и ростовском Успенском соборе алтарную конху занимает “Распятие” сцены Страстей становятся частыми в роспиcях жертвенников храмов конца XVII в. (Рождественский собор Суздаля 1635 г., ц. Николы Надеина 1640-1642 г., Софийский собор Вологды 1658 г., ц. Николы Мокрого 1670-х гг., ц. Ильи Пророка 1680-1681 г., Троицкий (Зачатия св. Анны), собор Яковлевского монастыря в Ростове и др.). В сводах, кроме “Распятия”, “Снятия со креста” и “Положения во гроб”, ставших традиционными еще с древности, страстные сцены встречаются в цикле “Символа веры” (“Христос перед Пилатом”). “Приведение к Пилату” и “Увенчание тернием” помещены в сводах ростовской ц. Иоанна Богослова 1683 г. Отдельные сцены Страстей на стенах помещения для молящихся также характерны для очень раннего периода (как пример укажем “Приведение к Каиафе”, “Отречение Петра” и “Распятие” в поперечном нефе киевской Софии, сцены Страстей в Нередице и др.).
  5. См., к примеру: Буслаев Ф. И. О русских народных книгах и лубочных изданиях. // Буслаев Ф. И. Сочинения. СПб., 1908. Т. 1. С. 353; Миляева Л. С. Росписи Потелыча. М., 1971. С. 43-51.
  6. О росписи см.: Чураков С. С. Отражение рублевского плана росписи в стенописи XVII в. Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры. // Андрей Рублев и его эпоха. М., 1971. С. 194-212.
  7. О росписи см.: Зонова О. В. Стенопись Успенского собора Московского Кремля. // Древнерусское искусство. XVII век. М., 1964. С. 110-137.
  8. На южной стене; 1) Беседа Христа с фарисеями. 2) Беседа Христа с учениками. 3) Христос в доме Марфы и Марии. 4) Воскрешение Лазаря (?). 5) Исцеление слепого. 6) Беседа Христа с фарисеями. 7) Вечеря в доме Симона. 8) Христос и апостолы. На западной стене: 9) Христос и ученики у смоковницы. 10) Вечеря в доме Лазаря. 11) Христос и апостолы на пути в Иерусалим. 12) Христос посылает двоих учеников привести осла. На северной стене: 13) Омовение ног. 141 Тайная вечеря. 15) Выход в Гефсиманский сад. 16) Моление о чаше, 17) Целование Иуды. 18) Приведение к Анне. 19) Приведение к Каиафе. Начальные и завершающие сцены цикла закрыты высоким иконостасом и в приведенном перечне не названы.
  9. О росписи см.: Овчинникова Е. С. Стенопись ц. Троицы в Никитниках в Москве середины XVII в. // Труды ГИМ. Вып. ХIII. М., 1961; Она же. Церковь Троицы в Никитниках. М., 1971.
  10. Овчинникова Е, С. Церковь Троицы в Никитниках. М., 1971. С. 36.
  11. Там же. С. 36.
  12. Такая же особенность отмечена В. Г. Брюсовой для росписи костромского Успенского собора 1770-х гг., она же присутствует в грузинской росписи ХI в. в Атени. (См.: Брюсова В. Г. Русская живопись XVII века. М., 1984. С. 179, прим, 67). Такая же особенность свойственна росписи первой половины ХVII в. украинской ц. Святого Духа в местечке Потелыч и, по-видимому, целому ряду подобных церквей (см.; Миляева Л. С. Росписи Потелыча. М., 1971. С. 32-ЗЗ).
  13. О росписи см.: Брюсова В. Г. Русская живопись XVII века. М., 1984. С. 120-121; Зякин В. В. Евангельский цикл в росписи интерьера церкви Спаса на Сенях Ростовского кремля. // Труды Ростовского музея. Ростов, 1991. С. 163-171.
  14. О росписи см.: Покровский Н. В. Стенные росписи в древних храмах греческих и русских. М., 1900, С. 300; Грабарь И. Э. История русского искусства. Т. VI. М., 1909. С. 489; Михайловский Б. В., Пуришев Б. И. Очерки истории древнерусской монументальной живописи. М., 1941. С. 134-135, Брюсова В. Г. Изучение и реставрация фресок Ростовского кремля. .// Материалы по изучению и реставрации памятников архитектуры Ярославской области. Вып. 1. Древний Ростов, Ярославль, 1958. С. 101-110; Брюсова В. Г. Русская живопись XVII века. М., 1984. C.84-87.
  15. Такого типа росписи имеют ц. Спаса на Торгу (1690-е гг.), собор Рождественского монастыря (1715) и ц. Вознесения (Исидора Блаженно­го) (1720-е гг.) в Ростовe и ц. Богоявления (1691-1692) в Ярославле.
  16. О росписи см.: Суслов А.И., Чураков С. С. Ярославль. М., 1960. С. 215; Брюсова В. Г. Русская живопись XVII века. М., 1984. С. 128.
  17. Приведем лишь некоторые примеры: ц. Спаса на Торгу в Ростовe (1690-е гг.), ц. Богоявления в Ярославле (1691-1692), Владимирской Богоматери собор Сретенского монастыря в Москве (1708), ц. Феодоровской Богоматери в Ярославле (1715-1716), ц. Вознесения в Ростове (1720-е гг.), ц. Михаила Архангела в Ярославле (1731), Богоявленский собор Авраамиева монастыря в Ростовe (1736).
  18. Такого типа циклы имеют: Успенский собор Московского Кремля (1642-1643), Успенский собор Княгинина монастыря во Владимире (1647-1648), Рождества Богородицы собор Саввино-Сторожевского монастыря в Звенигороде (1650), Троицкий собор Данилова монастыря в Переславле-Залесском (1668), ц. Николы Мокрого (1673), ц. Ильи Пророка (1680-1681), ц. Димитрия Солунского в Ярославле (1686), Успенский собор Троице-Сергеевой лавры (1686-1688).
  19. Этот вариант встречается в Троицком соборе Троице-Сергиевой лав­ры (1635), соборе Богоявленского монастыря в Костроме (1672), Успенском соборе в Ростове (1669-1671), ц. Иоанна Богослова в Ростове (1683), Троицком соборе Ипатьевского монастыря в Костроме (1685), Софийском соборе Вологды (1686), Преображенском соборе Спасо-Евфимиева монастыря в Суздале (1689), соборе Владимирской Богоматери Сретенского монастыря в Москве (1708), Богоявленском соборе Авраамиева монастыря в Ростове (1736).
  20. В чистом виде этот вариант существует в цц. Воскресения (ок. 1675) и Спаса на Сенях (1675) ростовского Архиерейского дома, ц. Спаса на Торгу (1690-е гг.) и ц. Богоявления в Ярославле (1691-1692). С изменениями - в Троицком (Зачатия св. Анны) соборе Спасо-Яковлевского монастыря (1689).
  21. Таковы росписи Введенского собора Толгского монастыря (1690), ц. Спаса на Городу (1693), ц. Иоанна Предтечи в Толчкове (1694-1695), ц. Феодоровской Богоматери (1715-1716), ц. Михаила Архангела (1731) и др.
  22. Этот вариант встречается в ярославских росписях ц. Рождества Христова (ок. 1700) и ц. Иоанна Златоуста в Коровниках (1732), тяготеющих к четвертому из описанных типов, и в ростовских - собора Рождественского монастыря (1715) и ц. Вознесения (1720-е гг.), ориентированных на третий тип.

Икона “Святой преподобный Петр царевич”1 поступила в Ростовский музей из бывшего Ростовского Петровского монастыря. До сей поры она не привлекала внимания исследователей.

Судя по самой ранней из дошедших до нас описей (1748 г.) Петровского монастыря, эта икона находилась на южном краю местного ряда иконостаса Петропавловского собора, рядом с храмовой иконой Петра и Павла2. Место расположения рассматриваемой иконы обусловливалось еще и тем, что вблизи от нее, у южной стены храма, находилась рака над захоронением святого Петра, царевича ордынского3. Правда, надо отметить, что над самой этой ракой в XVIII в. помещалась еще одна икона Петра Царевича, но она не имела житийных клейм4.

Икона "Святой преподобный Пётр царевич", конеу XVII в.

К наиболее существенным утратам рассматриваемой иконы следует отнести опиленные в позднее время поля ее доски. Очевидно, это произошло при замене первоначального тяблового иконостаса собора резным барочным иконостасом. Видимо, икона Петра царевича не помещалась в отведенной для нее ячейке нового иконостаса. Вместе с верхним полем навсегда исчезла и часть, видимо, помещавшихся на нем надписей, относившихся к верхним клеймам иконы.

По стилистическим признакам икона относится ко второй половине XVII в. Еще более уточнить время ее написания помогает изображение каменного Петропавловского собора в 15-м клейме иконы. Как известно, этот храм датируется 1682-1684 гг., ранее же монастырский собор был деревянным5. Значит, наша икона создана после 1684 г., то есть в конце XVII в.

В качестве названия произведения нами принята следующая надпись, расположенная в верхней части его средника: “Святый пр[е]п[о]д[о]бный Петр царевич”.

В среднике иконы представлен преподобный Петр царевич в рост, облаченный в монашеские одежды. Его правая рука, поднятая на уровень груди, обращена открытой ладонью к зрителю. В левой руке - развернутый свиток с текстом духовного завещания: “Молю вы братия имети чистоту д[у]ш[e]вн[у]ю и телесную и любовь нелицемерную, от злых и скверных похотей отлучитися. Пищу же и питие имети немятежну наипаче же смирением оук... [по]стоянно”.

Над головой святого в облачном секторе неба изображен юный безбородый Христос6.

Средник произведения окружают восемнадцать клейм, в которых представлены важнейшие, с точки зрения автора иконографической программы иконы, эпизоды из “Повести о Петре, царевиче ордынском”. Большинство клейм снабжено пространными текстами, извлеченными из той же “Повести”.

Состав клейм:

  1. Исцеление ростовским епископом Кириллом сына хана Берке.
  2. Племянник хана юный царевич в одиночестве размышляет о вере.
  3. Надумал царевич уйти со святейшим владыкой в Ростов.
  4. Царевич раздает свои богатства нищим татарам.
  5. Царевич молит ростовского епископа, чтобы тот окрестил его.
  6. “И крестил сего отрока святой владыка Кирилл и нарек ему имя Петр”.
  7. Петр царевич охотится у Ростовского озера.
  8. Явление царевичу Петру апостолов Петра и Павла.
  9. Явление в “ночи” апостолов Петра и Павла владыке Игнатию.
  10. Петр царевич пришел с иконами к владыке Игнатию и сказал ему: “Петр и Павел Христовы апостоли послали меня к тебе”.
  11. “И почтил святой владыка Игнатий Петра и повелел взойти на колесницу с иконами, и повелел идти до места, где спал Петр”.
  12. Ростовский князь дает Петру царевичу грамоту на владение землей близ будущего Петровского монастыря.
  13. Пострижение в монахи Петра царевича.
  14. Преставление преподобного Петра царевича.
  15. Погребение преподобного Петра царевича.
  16. Рыбаки наследников Петра царевича ловят рыбу в Ростовском озере.
  17. Святые князья Борис и Глеб.
  18. Крестный ход ростовцев с потомком царевича Петра Игнатом и владыкой Прохором навстречу татарской рати, возглавляемой Ахмылом.

Основная часть клеим иконы расположена вполне традиционно и читается слева направо, 1-е клеймо находится в левом верхнем углу, последнее, 18-е, - в правом нижнем. Но характерно, что в этом порядке имеется нарушение. 9-е клей­мо расположено не правее восьмого, а ниже его, на одной стороне от средника. По другую сторону от средника, напротив данной пары клеим, 10-е и 11-е клейма также расположены одно под другим. С 12-го клейма обычный порядок расположения клейм восстанавливается. Объяснить это нарушение порядка чтения клейм можно следующим образом.

В 8-м клейме, после которого произошло нарушение указанного порядка, изображен эпизод встречи Петра царевича с апостолами Петром и Павлом. В следующем за ним 9-м клейме апостолы Петр и Павел изображены явившимися в “ночи” епископу Игнатию. В XVII в. указанная встреча Петра с апостолами считалась важнейшим событием его жития. Об этом свидетельствует, во-первых, то, что икона с подобным изображением находилась в местном ряду иконостаса конца XVII в. ростовского кафедрального собора7, во-вторых, наличие такого же изображения в настенной росписи (1666г.) московского Архангельского собора. Создатели иконы нарушением традиционного порядка чтения клейм подчеркнули особое значение этого и последующего эпизодов, в которых главными действующими лицами являются апостолы Петр и Павел, сошедшие с небес на ростовскую землю (8).

Возможно, на появление идеи изобразить апостолов Петра и Павла только в левой части нашей иконы повлияло еще и то, что слева от нее располагалась храмовая икона Петра и Павла (см. выше). Таким образом, все важнейшие изображения этих апостолов в посвященном им же соборе оказались зрительно связаны.

Как отмечалось, одна из основных идей “Повести о Петре, царевиче ордынском” заключается в обосновании права потомков царевича Петра и Петровского монастыря на земли, приобретенные царевичем Петром возле Ростова, а также права рыбной ловли в Ростовском озере9. Та же идея явственно прослеживается и в иконографической программе нашей иконы.

Так, например, в 12-м клейме изображен эпизод выдачи ростовским князем грамоты царевичу Петру на владение землей близ будущего Петровского монастыря. А в середине нижнего ряда клейм (клеймо 16) изображена ловля рыбы в Ростовском озере рыбаками потомков царевича Петра.

По всей видимости, помещение данного клейма в одном из самых заметных мест житийного цикла обусловлено следующим. В 1644 г. Петровский монастырь обратился к царю Михаилу Федоровичу с просьбой разрешить ему ловлю рыбы в Ростовском озере. При этом “игумен Леонтий с братьею” утверждали, что “до Московского де разоренья... на тое дерыбную ловлю дана им была жаловальная грамота, и в разоренье в церкви верховных Апостол Петра и Павла сгорела, а сожгли тое церковь литовские люди, а в прежних де летех было изстари владенье преподобного Петра Царевича, детей его и внучат”10. После специально проведенного разбирательства, включавшего в себя и aнализ сохранявшегося тогда текста “Жития Петра царевича”, датированного 1478/79 г.11 монастырю было предоставлено право рыбной ловли в озере Неро12. Надо полагать, когда писалась наша икона, в монастыре еще хорошо помнили об этом.

Монастырем как заказчиком иконы, видимо, определено и то, что в ее иконографической программе особо выделена тема монашества Петра царевича, представленная в “Повести” в предельно кратком виде.

Вот что об этом в ней сказано: “Преставися Петр же в глубоце старости в мнишеком чину к Господу отыде его же взлюби и положи у святого Петра и Павла”13.

Эти несколько слов “Повести” отразились в целых трех клеймах житийного цикла иконы. Тогда как значительное количество эпизодов “Повести” и, в особенности, многие из тех, которые касались светской жизни Петра, вообще оказались не отраженными в клеймах иконы.

Сопоставление надписей в клеймах с опубликованными текстами “Повести” свидетельствует, что эти надписи чаще всего почти дословно повторяют соответствующие фрагменты “Повести”14.

В некоторых случаях тексты в клеймах передают в более кратком виде лишь основной смысл соответствующего эпизода “Повести”. И только в одном клейме, 2-м, использован отрывок “Повести”, не соответствующий отраженному в клейме эпизоду. В этом клейме царевич изображен в пустынной местности, над ним в небе показаны солнце и луна. Согласно тексту “Повести”, данное клеймо соответствует тому эпизоду, в котором рассказывается о том, что юный царевич, услышавший христианское поучение ростовского владыки Кирилла, стал уходить в степь, уединяться там и размышлять: “Како cи веруют цари наши солнцу сему и месяцу, и звездам и огневe? И кто сей есть истинный бог?”15. Создатели же иконы поместили в этом клейме фрагмент текста “Повести”, расположенный позже текста эпизода, отраженного не только во 2-м, но даже и в 4-м клейме. Вот этот текст: “Огнь возгореся в сердце его, взыде луна во уме его, воссия солнце в душе его!”16

Какими же мотивами руководствовался автор иконографической программы иконы, заменяя первый текст вторым? Сравнение данных текстов позволяет приблизиться к пониманию этих мотивов.

Очевидно, самим автором “Повести” была установлена смысловая связь между рассматриваемыми частями ее текста. В самом деле, в первом отрывке говорится о возникновении сомнения у ордынского царевича в истинности его языческой веры. Во втором - описывается момент приятия царевичем новой христианской религии. То есть, данные тексты фиксируют начало и конец единого духовного процесса. Причем в первом тексте огонь, луна и солнце выступают в качестве объектов языческого поклонения ордынцев. Во втором - те же самые огонь, луна и солнце парадоксальным образом знаменуют обретение царевичем христианской веры.

Видимо, автор иконографической программы нашей иконы хорошо все это понимал, что и позволило ему избежать упоминаний о луне и солнце второго клейма как предметах языческого культа.

17-ть из 18-ти клейм житийного цикла иконы вполне соответствуют известным нам спискам “Повести о Петре, царевиче ордынском”. Однако существует одно, 17-е, клеймо, предпоследнее, полностью выпадающее из этого ряда. В клеймеи зображены святые князья Борис и Глеб. Подчеркнем, что они ни единым словом не упомянуты в указанной “Повести”17. Появление такого изображения, видимо, объясняется основным содержанием следующего последнего клейма иконы (см. выше), в котором потомок Петра Игнат выступает в роли защитника Ростова и Ростовской земли. Вот как об этом говорится в “Повести”; “Пришел Ахмыл на Русскую землю, и сжег город Ярославль, и двинулся на Ростов со всей силою своею, и устрашилась его вся земля, и бежали князья ростовские, и владыка Прохор побежал. Игнат же нагнал владыку, извлек меч и сказал ему: “Если не пойдешь со мною навстречу Ахмылу, то я сам зарублю тебя. Наше это племя, там есть мои сродники”. И владыка послушался его, и со всем клиром, облачившись в ризы и взяв крест и хоругвь, пошел навстречу Ахмылу”. Далее в “Повести” рассказывается, как была отведена от Ростова страшная угроза татарского разорения. В конце данного эпизода Ахмыл говорит: “Благословен и ты, Игнат, ибо спас людей своих и сохранил город этот”18.

Но хорошо известно, что свв. Борис и Глеб воспринимались в Древней Руси как небесные защитники Русской земли. Все помнят видение Пелгусия в ночь перед Невским сражением (1240 г.), когда cвв. Борис и Глеб явились в ладье посреди гребцов, “одетых мглою”, положив руки на плечи друг другу. “Брате Глебе, - сказал Борис, - вели грести, да поможем сроднику нашему Александру”19.

Возможно, на идею ввести именно в предпоследнее клеймо рассматриваемой иконы образы свв. Бориса и Глеба повлияло подобное изображение в предпоследнем клейме известной иконы “Александр Невский с деянием” из собора Покрова на Рву в Москве20.

Ясно, что изображение свв. Бориса и Глеба должно было особо подчеркнуть значение последнего клейма рассматриваемого произведения. Более того, глядя на эти два последних клейма, вольно или невольно приходишь к мысли об уподоблении потомка царевича Петра Игната, и, в какой-то мере, самого Петра, упомянутым святым князьям. Очевидно, именно к такой мысли и стремились подвести зрителя авторы данной иконы.

Итак, все вышеизложенное свидетельствует, что иконографическая программа житийной иконы Петра царевича появилась в результате целенаправленной и довольно изощренной интерпретации “Повести о Петре, царевиче ордынском”.

  1. ГМЗРК. Инв. № И-940, 154,2х96,4х3,6 см.
  2. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 1079. Л. 30 об.
  3. см. план собора Петра и Павла с обозначением кивория над ракой св. Петра царевича в: Мельник А. Г. Ансамбль ростовского Петровского монастыря // ПКНО. 1989. М., 1990. С. 401.
  4. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 1097. Л. 31.
  5. Мельник А. Г. Указ. соч. С. 400.
  6. Не связано ли данное изображение с полемикой второй половины XVII в. о том, как писать Иисуса Христа - с бородой или без бороды? (См.: Былинин В. К. К вопросу о полемике вокруг русского иконописания во второй половине XVII в.: “Беседа о почитании икон святых” Симеона Полоцкого // ТОДРЛ. Л., 1985. Т. 38. С. 281-589; Хромов О. Р. К истории иконографических споров в XVII столетия. Гравюра “Иисус Христос. Господь Вседержитель” без бороды // Филевские чтения, Тезисы конференции. М., 1995 С. 108-112).
  7. Мельник А. Г. Интерьер ростовского Успенского собора в XVI-XVIII вв. // СРМ. Ростов, 1993. С. 69.
  8. Мельник А. Г. Иконография ростовских святых по письменным источникам // Россия в Х-ХVIII вв. Проблемы истории и источниковедения. Тезисы докладов и сообщений вторых чтений, посвященных памяти А. А. Зимина. М., 1995. Ч. 1. С. 349-350.
  9. См.: Дмитриева Р. П. “Повесть о Петре, царевиче ордынском” // Словарь книжников и книжности Древней Руси (вторая половина ХIV-ХVI вв.). Л., 1989. Вып. 2. Ч. 2. С. 257.
  10. Грамота от 7153 (1645) г. царя Михаила Федоровича о рыбных ловлях в Ростовском озере // ЯЕВ. 1893. Ч. неофиц. Ст. 550.
  11. По нашему мнению, дата 1478/79 г. указывает на время создания “Повести о Петре, царевиче ордынском”.
  12. Грамота от 7153 (1645) г. царя Михаила Федоровича... Ст. 550-552.
  13. См.: Повесть о Петре, царевиче ордынском // ПЛДР. Конец XV-первая половина XVI века. М., 1984. С. 30.
  14. Там же. С. 20-30.
  15. Там же. С. 22.
  16. Там же. С. 22.
  17. см. издания “Повести” в: Православный собеседник. 1859. Ч. 1. Февр. С. 356-357; Русские повести ХV-ХVI веков. М.-Л., 1958. С. 98-105; Древнерусские предания (ХI-ХVI вв.). М., 1982. С. 142-146; Повесть 0 Петре... С. 20-37; Ярославская иерархия в описании прoт. Иоанна Троицкого с предисловием и примечаниями А. А. Титова. Ярославль, 1901. Вып. 1. С. 28-42.
  18. Повесть о Петре... С. 36-37.
  19. Федотов Г. Святые Древней Руси. М., 1990. С. 51.
  20. См.: Бегунов Ю. К. Житие Александра Невского в станковой живописи начала XVII в. // ТОДРЛ. Л. 1966. Т. 22. С. 315.

Шитые памятники с изображением Авраамия Ростовского представляют собой большой интерес для изучения всей иконографии святого, так как лицевое шитье - единственный вид искусства, где сохранились произведения с единоличным изображением Авраамия Ростовского. Они неизбежно связаны друг с другом и представляют собой одну иконографическую линию в традиции изображений святого.

С преподобным Авраамием Ростовским связана одна из интереснейших страниц в истории Ростова. Это не просто продолжатель трудов апостола Андрея Первозванного - просветитель края, “принесший сюда свет христианской веры”, но и родоначальник ростовского монашества, основатель первого монастыря Северо-Восточной Руси.

В настоящее время нам известны четыре произведения лицевого шитья с изображением Авраамия Ростовского. Это два покрова на раку с мощами святого, выполненные в конце XVI в., один покров 40-х гг. XVII в. и покров XVIII в.

О сохранившихся покровах XVI и XVII вв. каких-либо древних упоминаний сейчас неизвестно, не существует и старых описей монастыря, откуда можно было бы почерпнуть сведения об этих покровах. О них говорят лишь издания XIX века.

Первое упоминание о покрове XVI в. встречаем в “Отчете Ростовского музея церковных древностей за 1885-1887 гг.”1, где пишется, что “в 1885 году архимандрит Авраамиева монастыря о. Геласий принес в дар музею церковных древностей водосвятную чашу и покров преподобного Авраамия, данный вкладом в Богоявленский монастырь царем Иоанном Грозным”2. Описание покрова имеется в двух путеводителях по Ростовскому музею церковных древностей - 1889 и 1911 гг., где наряду с его описанием, даны размеры, указано его происхождение из Авраамиевой обители3. После реставрации покрова в Научном Реставрационном Центре им. И. Э. Грабаря была подтверждена его датировка серединой XVI в., а также его происхождение из мастерской царицы Анастасии Романовны4. В контексте проблем современной реставрации покров упоминается в статье Рябовой М. П. “Восстановление и реконструкция древнерусского шитья”5, где автор приводит его в качестве примера воссоздания размера и формата памятника шитья по сохранившейся ранее подкладке. Так же в этой статье имеется первая публикация произведения. Покров был представлен на IX выставке произведений искусства, реставрированных в ВХНРЦ им. И. Э. Грабаря6. Кроме того, он упоминается в статье Силкина А. В., посвященной малоизвестным памятникам Строгановского лицевого шитья при сравнении с ним покрова XVII в.7

Из этого анализа литературы видно, что данный покров не имел специального изучения с привлечением архивных и исторических данных, с использованием сравнительного материала.

Этот памятник представляет большой интерес еще и потому, что он является одним из самых ранних сохранившихся произведений с изображением Авраамия Ростовского. В русской изобразительной традиции древнейший шитый покров исторически часто является первоиконным изображением святого. Именно изображение на покрове находится в тесной догматической связи с почитанием мощей. Этот жанр искусства необычайно тесно привязан к месту погребения святого, часто к местной культурной традиции, он несет те первоосновные духовные представления о сущности жизни и подвига святого, которые вытекают из почитания его могилы, его мощей. То есть, изучая надгробный покров с изображением святого, мы занимаемся изучением первооригинала его иконографии.

В сущности, история отдельных покровов часто свидетельствует о том, что здесь сохраняется, в предельных возможностях средневекового искусства, документальность образа8.

Самый древний, из дошедших, русский шитый покров - это покров 1422 г. с изображением Сергия Радонежского. Он являет нам удивительную портретность, передает индивидуальные характерные черты, что порождает гипотезу о том, что образ выполнен с прижизненного изображения Сергия Радонежского. Сравнивая этот покров 1422 г. с другими сохранившимися покровами и иконами святого, можно видеть, что они в той или иной мере только деталями повторяют изображение на древнем покрове или вовсе отходят от него.

Следовательно, в древнем покрове какого-либо святого мы можем искать первоисток его иконографии, возможную документальность образа. Поэтому, в отношении покрова Авраамия Ростовского середины XVI в. мы вправе поставить вопрос: насколько этот покров является документальным в передаче облика святого. К сожалению в силу многовекового разрыва между временем жизни святого и временем создания покрова мы ничего не можем ответить на этот вопрос, но ставим его как проблему.

К сохранившемуся преданию о том, что покров был “дан вкладом” в монастырь Иоанном Грозным нельзя относиться как к исторически достоверному, но нельзя и пренебрегать им. В 1553 году царь посещал Авраамиев монастырь “по случаю построения его царскою казною Богоявленского соборногo храма”9. В этот приезд в Ростов Иоанн IV привез в монастырь и покрoв на раку с мощами Авраамия Ростовского, выполненный в мастерской Анастасии Романовны - так сообщает нам монастырское предание. Возможно, за преданием стоят какие-то серьезные источники. Стилистические признаки произведения, его образное решение подтверждают происхождение покрова из царской мастерской середины XVI в.

Царицыны светлицы в середине XVI в. достигли большого расцвета. Первая жена Иоанна Грозного Анастасия сама была хорошей рукодельницей. Среди произведений, вышедших из этой светлицы, следует отметить покров с изображением Креста на Голгофе, надгробный покров митрополита Ионы, интересную по композиции Псковскую плащаницу, покров с изображением Кирилла Белозерского10 и другою произведения. Свойственные этой мастерской высокий уровень исполнения произведений, особая тонкость и изящество рисунка, сочетание живописных традиций предшествующего XV столетия с необыкновенно тонкой техникой шелкового шитья и тщательностью выполнения произведений, характерными уже для XVI века, - все эти особенности мастерской отразились в надгробном покрове Авраамия Ростовского.

На покрове мы видим мудрого старца, проповедника, апостола христианства. Коренастая, широкоплечая фигура святого, изображенного прямолично в рост в монашеском одеянии, очень устойчива и прекрасно вписана в прямоугольник покрова. Авраамий стоит твердо, широко поставив ноги. Общее могучее звучание образа придает ему ощущение крепости, духовной молитвенной сосредоточенности. Полнота переживаемой эмоции, бесконечно длящееся “предстояние” создают впечатление незыблемости и вечного покоя, освященного строгим, и вместе с тем, полным христианской любви, ликом Авраамия. Перед нами не суровый аскет, но мудрый старец, учитель и проповедник христианства. Художник создал образ, совпадающий с духовным обликом Авраамия, каким его рисуют литературные источники: “к разуму благочестия наставниче”, “небесных чинов ревнитель, тех житие пожив”. Авраамий на покрове - это наставник и молитвенник, и в то же время - мужественный “добр воин Христов”. И потому возникает теплое ощущение защищенности как в плане житейском, историческом, так и духовном. “Снаружи” изображение замкнуто строгой выразительной линией контура, но “внутри” есть некая игра, которую создают жесты рук, ритм спадающих складок мантии и подрясника. Здесь все предельно лаконично; временное, непостоянное отброшено, а дано только главное, вечное - этим достигнута удивительная ясность и читаемость образа. Покров соразмерен человеческому росту11, но он производит впечатление огромного произведения за счет своего монументального строя, за счет большого количества работающих вертикалей: спадающих складок мантии и подрясника, прямоугольника парамана.

Изображение на покрове спокойно-просто, образ Авраамия имеет внутреннее наполнение, духовное горение, которые передаются прежде всего в лике и в жестах рук. Высоко поднятые, маленькие в пропорциях к общей фигуре, руки святого собраны у сердца: правая двуперстно благословляет, левая держит свиток. В руках просветителя - Авраамия Ростовского - этот жест получает новое звучание и выражает некое учение, исповедание веры, становится образом воплощенного слова.

На покрове святой изображен в монашеских символических одеждах: темно-вишневая мантия - “риза спасения”, песочного цвета подрясник, парадный синий параман, который есть образ связанности со Христом. Силуэт темных одежд преподобного на голубом фоне читается необычайно цельно, и невольно напрашивается сравнение этого произведения с неяркими, но очень насыщенными, словно бархатистыми цветами фресок. Следует не забывать, что в создании художественного образа покрова, кроме всех остальных элементов, когда-то большую роль играла надпись тропаря на каймах, не сохранившаяся до наших дней. Такое художественное звучание покрова создает не просто исторический портрет Авраамия Ростовского, но это прославление святого с символами его религиозного служения.

Тонко проработанные черты лика святого на покрове отмечены удивительной конкретностью и острой характерностью: некоторая асимметрия лица, большой выразительный лоб, шапка седых волос, короткая широкая борода, близко к переносице посаженные глаза, сам взгляд святого - немножко из-под бровей - мудр и проницателен. Переданная глубокая психологическая характеристика, заострение на духовной конкретности-образа святого позволяют сделать предположение, что этот покров исходит от каких-либо более ранних его изображений. На этом этапе изучения произведения мы не можем делать вывод, что отмеченная портретная характерность изображения на покрове документальна. Она может исходить из какого-либо ранее существовавшего изображения. Ведь не исключено, что в ХIII, ХIV и XV веках существовали изображения, посвященные Авраамию Ростовскому. Скорее всего, они были местного происхождения и имелись только в Ростове. Но им пришлось разделить участь многих других произведений того времени, бесследно исчезнувших под ударами исторической судьбы, полной тяжелых нашествий, грабежей и пожаров.

Такое внимание к тому, чтобы изображение было “по подобию”, т. е., чтобы в нем были переданы индивидуальные черты, и, одновременно, чтобы оно было “по cуществу” - является характерной чертой вообще культуры ХVI в., когда образование и укрепление централизованного Русского государства в конце ХV-ХVI вв. принесли с собой повышенный интерес к биографиям московских государей и их предков - князей владимирcких, тверских и др. митрополитов, русских святых и проч. Именно в это время создается целый ряд произведений литературы, в которых большое внимание уделяется жизни крупных государственных деятелей: “Летописец начала царствования Иоанна Грозного” с центральной ролью последнего, “Степенная книга” - обширное собрание биографий русских исторических лиц. Интерес к биографиям отразился в Великих Четьих-Минеях митрополита Макария. Та же тенденция имеется и в изобразительном искусстве. В это время появляется много изображений русских святых, только что канонизированных митрополитом Макарием к общему празднованию. Покровы, пелены, иконы этого периода отличаются чертами такого же осмысления деяний изображаемых подвижников через их житие, стремлением передать характерность образов святых. Вспоминая памятник первой трети XVI в. - икону “Сергий Радонежский с житием” (МиАР) и сравнивая лик преподобного на этой иконе с ликом Авраамия на нашем покрове, можно выделять ярко индивидуальные черты в изображении святых (шапка седых волос, большая широкая борода, густые резко очерченные брови Авраамия и русые волосы, широкая, но длинная борода, мягкие надбровные дуги над источающими доброту и свет глазами Сергия) - кротость и душевную стойкость в лике святого XI в. и особую вознесенность над миром в “светильнике духа” Сергии. И вместе с тем налицо стремление объединить эти образы единым стилем, который сложился в живописи и в литературе того времени - стремлением выразить в ликах идеал русского подвижника - “земного ангела”, “добросердечного утешителя”, но и стойкого защитника духовной истины.

Стиль живописи покрова, изображающего Авраамия Ростовского, роднит его с произведениями середины XVI в., вышедшими из той же мастерской: в качестве аналогий можно привести покров на раку Леонтия Ростовского, вложенный Иоанном Грозным в Успенский собор Ростова в 1553 г.12, и покров 1556-1560 гг. с изображением Никиты Столпника Переславcкого, также вложенный Иоанном IV в Переславский Никитский монастырь13. Характер постановки фигуры Никиты сближает его с Авраамием Ростовским, но Никита Столпник на покрове - это образ аскета и подвижника. Его губы твердо сжаты, строгие глаза молитвенно подняты вверх, над бровями легли глубокие морщины. На покрове с изображением Леонтия Ростовского создан образ праведника, апостола христианства, который словно выходит в блестящих одеждах к озверевшей толпе язычников - этот факт жития вспоминается при взгляде на это произведение. Покровы выполнены почти в одно время. В них одинакова выразительность величественной фигуры, обрисованной мягкими плавными линиями, трактовка ликов святых с тонкой проработкой черт, с идущими от углов глаз к вискам узкими притенениями, выполненными с помощью двух тонов шелка; на фигурах преподобных одинаков не только характер складок, но даже их количество и место расположения на монашеских одеяниях. Тонкость рисунка в сочетании с удивительной живописностью, идущей еще от традиций шитья XV в., значительность образов, которую подчеркивает нарядный нимб, где легкий узор извивающейся цветочной ветки своим рельефным золотым шитьем подражает драгоценным чеканным окладам - все эти черты говорят о том, что произведения исполнены художниками одного круга и лишний раз подтверждают принадлежность интересующего нас покрова с изображением Авраамия 50-м годам XVI в., дают основание считать его вышедшим из мастерской царицы Анастасии, а также указывают всю значительность этого неизученного до наших дней памятника.

Следующий по хронологии покров был опубликован в 1894 г. в одном из номеров “Археологических известий и заметок”14, где также указывалось, что покров находился во Флоренции в частном собрании Орcини. Вкладная надпись на нижнем поле сообщает, что он был шит в мастерской царицы Ирины, супруги царя Феодора Иоанновича (1584-1598) по случаю рождения в 1592 г. дочери Феодосии. Известно, что Феодосия умерла в 1594 г. По предположению Орсини, приводимому в публикации, этот покров из-за смерти царевны не был послан в Богоявленский Авраамиев монастырь, а во Флоренцию попал в Смутное время при неизвестных обстоятельствах.

На покрове Авраамий изображен благословляющим, в монашеской одежде, в левой руке он держит свиток. Характерной особенностью изображения является очень крупная голова Авраамия - словно художник хотел заострить внимание на лике святого. На данном этапе изучения покрова можно сказать, что черты лика святого, его внешний облик продолжают иконографическую линию первого покрова середины XVI в.: мастер явно видел тот памятник шитья и отталкивался от образа Авраамия на раннем покрове.

По верхнему и правому боковому краю вышит вязью тропарь. По левому боковому и нижнему краю - кондак.

Изучение этого памятника для нас затруднено, т. к., оно возможно лишь по фотографии в издании, а сегодняшнее местонахождение покрова неизвестно. В будущем необходимо провести анализ исторических сведений и событий, которые дали бы более полное объяснение причин возникновения этого произведения, пролили свет на его судьбу в последующее время, а также необходимо рассмотрение его образного строя и стилистических особенностей.

Иконографическая линия изображений Авраамия Ростовского на этих двух покровах сохраняется в другом памятнике, посвященном святому - надгробном покрове, исполненном в Строгановских мастерских.

Первое указание на этот покров находим в “Описании Богоявленского монастыря”15: “шитый серебром, золотом и шелками образ преподобного Авраамия во весь рост..., принадлежащий ко второй половине XVII в.”16 В 1883 г. покров был подарен архимандритом монастыря Геласием Ростовскому музею церковных древностей17. В путеводителях по городу и музею о покрове пишется как об одной из достопамятностей Авраамиева монастыря, в них он датируется также второй половиной XVII в., дается краткое описание стиля памятника и техники его исполнения18. В 1983 г. покров был реставрирован в Научном Реставрационном центре им. И. Э. Грабаря19, а в 1991 г. участвовал в выставке “Искусство Строгановских мастеров”20. В отличие от предыдущего покрова XVI в. этот покров нашел своего исследователя: малоизвестным памятникам Строгановского шитья из Ростовского музея была посвящена статья Силкина А. В.21 Произведение ранее не имело точной атрибуции и никогда не связывалось со Строгановской школой. Автор дает краткое описание покрова, а также сравнивает этот образ святого с его описанием в иконописном подлиннике С. Т. Большакова и Г. Филимонова отмечает их разницу в трактовке бороды Авраамия. Кроме того, Силкин А. В. помещает в своей статье краткий сравнительный анализ образа Авраамия на покровах середины XVI и XVII вв. и на иконе “Избранные святые” XVII в. из Сергиев-Посадского музея, выявляя все своеобразие облика святого на рассматриваемом покрове. Но большая часть работы посвящена анализу технических приемов выполнения личного, колористической гамме применяемых шелков, при этом исследователь пишет, что она типична для строгановского лицевого шитья середины XVII в. Анализируя технику шитья тропаря, автор называет его произведением каллиграфического искусства и отмечает его информативность (“читаемость”) и декоративность. При сравнении вязи тропаря с надписью по сторонам нимба, содержащей имя святого, А. В. Силкин считает, что она “выполнена той же рукой”22. Говоря об атрибуции покрова, автор статьи замечает, что “при датировке Строганoвского шитья неоценимую помощь оказывает генеалогия рода”23. Известно, что А. С. Строганов скончался в 1649 г., а в 1642 г. постригся в монахи с именем Авраамия. На основании этих данных автор делает вывод, что А. С. Строганов был вкладчиком в Ростовский Авраамиев монастырь созданного в период его иночества в 1642-1649 гг. этого покрова.

Как известно, “именитые люди” купцы Строгановы внесли значительный вклад в историю русской культуры. По их заказу создавались замечательные памятники архитектуры, монументальной и станковой живописи, художественного шитья, изделий из финифти и серебра. Лицевое шитье является одной из самых ярких страниц среди многообразной деятельности Строгановых. Здесь увидели свет как отдельные выдающиеся памятники, так и серии шитых пелен с праздниками, с избранными святыми, комплекты литургических тканей и облачений, образцы миниатюрного шитья, большие плащаницы и покровы.

В Сольвычегодске и других вотчинах Строгановых были различные мастерские. Для своих работ они привлекали “лучших государевых иконописцев”, в особенности тех, которые имели навыки особой тонкости письма, узорности и разработанности деталей, столь характерных для произведений этой мастерской, существовавшей с конца XVI до 30-х гг. XVIII столетия.

Не порывая с традициями прошлого, Строгановские мастера создали неповторимые прекрасные произведения “живописи иглой”: это уже шитье не яркими разноцветными шелками, как раньше, а “в прикреп”, с плотными разноцветными или под цвет зoлoтных и серебряных нитей прикрепами.

Круг произведений, связанных с фамилией Строгановых, настолько обширен, что позволяет исследователям говорить об определенном стиле строгановского шитья. Его отличает безукоризненное мастерство исполнения, поразительное разнообразие швов, образующих сложные узоры, абсолютная плоскостность изображения, толстые, шитые “по веревочке” серебряные контуры фигур и складок одежд.

Ростовская митрополия, к которой относилась самая крупная вотчина Строгановых Сольвычегодск, была основным потребителем изделий этих мастерских по всей стране24.

На вложенном А. С. Строгановым покрове Авраамия середины XVII в. перед нами “средовек” в зените духовных и физических сил, строитель - “яко первую общую обитель воздригл еси”, и проповедник, призванный утверждать Православие в стране с живыми еще языческими традициями, каковой была ростовская земля в XI в. Такая реальная физическая сила выражена не только в фигуре - подчеркнуто вытянутой и статной, но и в жестах рук святого: правая рука сложена в двуперстное благословение, в левой руке Авраамий держит вертикально свиток, как некое оружие или жезл. Энергия, мощь Авраамия, скрывающаяся за глубокими складками одежд, создает ощущение большой духовной силы святого: “столб непоколеблем Православия” - говорится о нем в акафисте.

Изображение вышито по “таусинной” (лиловой) камке c крупным орнаментом в виде вьющегося растения и гвоздик. Эта камка сохранилась только на кайме и двух фрагментах с именем святого. Художественный облик этого покрова слагается, помимо изображения Авраамия, еще из надписи в среднике и окружающей его вязи молитвенной надписи25, которые придают декоративность произведению. Несмотря на утраты, особенно на правой кайме, текст легко читается и одновременно образует декоративную раму, определяющую размеры всего покрова и создающую пространство для фигуры святого.

Силкин А. В. в своей статье26, вспоминая такие датированные памятники Строгановского шитья, как покровы митрополитов Ионы 1657 г., Петра 1654 г., покровы преподобного Сергия Радонежского 1665 и 1671 гг., отметил большую свободу и пластичность в позе святого, в жесте его руки, в складках одежд27. Эта свобода - в незатесненности пространства средника, в отличие от кремлевских и строгановских покровов. Вместе с тем, можно отметить простоту его исполнения, что отнюдь не умаляет художественных достоинств произведения. Такая простота в незашитом золотом фоне, в отказе от сложной орнаментальности. Ясность, отказ от широкого использования золота могут быть объяснены тем, что покров выполнялся для монастыря, имеющего более скромное значение по сравнению с Троице-Сергеевой Лаврой и Успенским собором Московского Кремля, к тому же этот памятник можно назвать сравнительно ранним произведением Строгановской школы, когда еще не полностью возобладали тенденции драгоценной декоративности за счет колористичности и пластики образа.

Рисунок лика святого на покрове следует чертам Авраамия на покрове середины XVI в. Отражением внутренней силы полны глаза с прямым, из-под сдвинутых бровей пронизывающим взглядом. Если там перед нами старец, то здесь это человек средних лет: возраст святого передают черты лица с русыми, а не седыми волосами, и бородой, с малым количеством морщин. Образ Авраамия на памятнике середины XVI в. молитвенно-сосредоточен, хотя полон горения, но горения внутреннего; на покрове XVII в. Авраамий весь обращен к предстоящему, к эпохе, проповедуя христианские заповеди. Реальная физическая сила святого на позднем покрове передана складками одежды, собранными в широкие волны поднятыми руками. На покрове середины XVI в. складок на одеждах меньше, они более ломкие, образ святого более бесплотен. Благословляющий жест правой руки на древнем памятнике молитвенный, обращен во внутрь, на позднем же покрове это жест не “внутреннего делания”, но жестам передано конкретное действие: это свидетельство передачи благодати от первообраза.

Так при сравнении образа святого на этом покрове середины XVI в. выявляется все своеобразие облика Авраамия на рассматриваемом покрове.

Как известно, древнерусский мастер, приступая к созданию образа какого-либо святого, не обходил без внимания созданные ранее произведения с его изображением. Предположить, что строгановские мастера шили покров с какой-либо иконы Авраамия Ростовского, учитывая, что он мог предназначаться только в ростовский Авраамиев монастырь, достаточно трудно, т. к., у этих двух памятников имеется слишком много повторяющихся моментов: они близки по пропорциям, по постановке фигуры с подчеркнуто широкими плечами, с опорой на правую ногу; на том и другом памятнике у преподобного Авраамия широкая окладистая борода, короткие вьющиеся волосы, опадающие на лоб; покров ХVII в. повторяет ритм жестов раннего покрова. В то же время нет исторических и летописных данных о том, что покров XVII в. шили, беря за образец ранний покров середины XVI в. Проведенный выше сравнительный анализ, показывающий большое количество различий в этих памятниках, также не дает оснований утверждать этот факт. То есть, для создания такого памятника - необычайно выразительного для Строгановского искусства - нужна была традиция стилистических изменений от покрова середины XVI в., которые бы по-своему заостряли и меняли образ. Все эти рассуждения дают нам право сделать вывод, что между этими памятниками был выполнен еще один покров, от которого и шли строгановские мастера при создании покрова в XVII в. Видимо, покров 1594 г., шитый в мастерской царицы Ирины Годуновой, и был этим промежуточным произведением.

Из истории древнерусского шитья нам известны такие процессы стилистических изменений между отдельными памятниками иконографии святых. Самым характерным примером могут быть несколько дошедших до нас покровов на раку с мощами преподобного Сергия Радонежского. В уже упоминавшемся первом покрове 1422-1424 гг. передана удивительная глубина образа, которая заставляет предполагать определенную портретность изображения Игумена земли Русской. Следующий гпо времени покров Сергия - середины XV в.28 - несмотря на все его художественные достоинства, лишен той острой индивидуальной характеристики, которой отмечен облик Сергия на первом покрове: изображение святого монументально, с выразительной мягкой трактовкой лица, выполненным с достаточной мерой условности. От этого покрова, видимо, исходили мастерицы и в покрове Сергия 1525 г.29: здесь иные пропорции по сравнению с ранним покровом, вместо острого угла волос, предполагающего пробор на покрове 1422-1424 гг., - здесь условная сплошная шапка волос с подчеркнуто широким лбом, лицо более вытянутое, нет акцентировки впалости щек, как на раннем покрове, взгляд Сергия - не такой глубокий и не несущий на себе в общем художественном строе произведения такого большого значения. То есть, в этих более поздних покровах появляются новые интерпретации образа Сергия по сравнению с первым покровом (которые прослеживаются и во всех более поздних изображениях преподобного), явно передающим портретные черты святого.

Такой процесс изменений, сопряженный с эволюцией образа в различных памятниках с изображением Авраамия Ростовского, находит себе аналогии в истории древнерусского искусства, когда в развитии иконографии того или иного святого существует период создания заостренного образа, где индивидуальное и драматическое превалирует над духовно-идеальным, а потом более поздние изображения, создавая иной образ, как-то мельчат, повторяя эти характерные черты.

Таким образом, в истории сложения иконографии Авраамия Ростовского большую роль сыграл покров 1594 г., на который и ориентировались мастера, создавая это произведение в XVII в.

От XVIII в. до нас дошел еще один покров Авраамия Ростовского. Он упомянут в работе Титова А. А. “Ростов Великий в его церковно-археологических памятниках”30, где автор сообщает о нем, что изображение шито шелками, лик святого выполнен в технике масляной живописи, и что этот покров был набит на южные двери иконостаса Богоявленского собора Авраамиева монастыря. Ныне этот покров хранится в Ростовском музее31. Ввиду плохой сохранности памятника, а также смешанной техники его исполнения, трудно говорить о каких-либо оттенках иконографии в характере образа Авраамия.

Нам неизвестно, когда родилась иконография Авраамия Ростовского, но ясно то, что во второй половине XV в. она уже существовала, о чем свидетельствует наличие службы святому32. Памятники с изображением Авраамия XV в. до нас не дошли, и, может, надгробный покров 50-х годов XVI в. является не самым ранним из имевшихся изображений святого, но он является этапным произведением, т. к. был явно создан “по образу и подобию” более раннего покрова, а наибольшую привязанность к историческому образу святых являет, как известно, рака. И, как видно из предыдущих рассуждений, в надгробных шитых изображениях Авраамия соблюдается особая иконографическая традиция, являющаяся местной, привязанной к гробу подвижника33.

Рассматривая иконографию святого, нельзя избежать и такого источника, закрепляющего изобразительный канон, традицию, как Иконописный Подлинник. В Подлиннике издания Большакова С. Т. содержится описание изображения Авраамия Ростовского: “Власы поджелты, толсты, брада аки Сергиева, ризы преподобничеcкие, испод дич”34. В Филимоновском Подлиннике к этому описанию добавлено: “... подобием стар”35. При сравнении этих данных Иконописного Подлинника с изображением Авраамия Ростовского на рассмотренных памятниках лицевого шитья заметна разница в передаче черт образа святого, а именно - большая широкая борода в произведениях шитья, а не “аки Сергиева”. В традиции древнерусской станковой и монументальной живописи сохраняется это следование Иконописному Подлиннику, и Авраамий изображается там “аки Сергий”. Шитые изображения Авраамия представляют собой одну, не повторяющуюся ни в одном из видов изобразительного искусства иконографическую линию, возможно, являющуюся архаической. Поскольку изобразительные памятники лицевого шитья неизбежно связаны друг с другом, они показывают нам некий этап развития иконографии преподобного Авраамия Ростовского.

  1. Титов А. А. Отчет Ростовского музея церковных древностей за 1885-1887 гг. Ярославль, 1888. С. 15.
  2. Титов А. А. Отчет Ростовского музея. Указ. соч. С. 15.
  3. Мансветов А. А. Ростовский музей церковных древностей. Ярос­лавль, 1889. С. 35-36. Богословский А. Путеводитель по Ростовскому музею церковных древностей. Б. м., 1911. С. 24.
  4. РЯАХМЗ. Инв. карточка Т-3811.
  5. Восстановление памятников культуры (проблемы реставрации). М., 1981.
  6. IX выставка произведений искусства, реставрированных в ВХНРЦ: Каталог выставки. М., 1988.
  7. Силкин А. В. Малоизвестные памятники Строгановского лицевого шитья из Ростова Великого. // Памятники культуры. Новые открытия. М., 1986.
  8. Достаточно вспомнить покровы с изображением Сергия Радонежского или Кирилла Белозерского.
  9. Описание Ростовского Богоявленского Авраамиева мужескаго вторoклассного монастыря Ярославской епархии. Ярославль, 1862. С. 37.
  10. Воспроизведение этих памятников см.: Маясова Н. А. Древнерусское шитье. М., 1971.
  11. Размеры покрова: 171х92.
  12. РЯАХМЗ, инв. Ц-2876.
  13. Переславль-Залесский художественный музей-заповедник, инв. КП-435 / 712.
  14. Археологические известия и заметки, издаваемые императорским Моcковским археологическим обществом. М., 1894. Т. П. № 1. С. 45.
  15. Описание Авраамиева монастыря. Указ. соч.
  16. Описание Авраамиева монастыря. Указ. соч. С. 15.
  17. Титов А. А. Отчет Ростовского музея церковных древностей. Указ. соч. С. 15.
  18. Иванов Д. А. Спутник по Ростову Великому Ярославской губернии. Ростов В., 1912. С. 68; Вахромеев И. А. Путеводитель по Ростовскому музею церковных древностей. Ярославль, 1886. С. 16; Мансветов В. Указ. соч. С. 36.
  19. Инвентарная карточка РЯАХМЗ, Т-3787.
  20. Искусство Строгановских мастеров. Реставрация. Исследования. Проблемы: Каталог выставки. М., 1991. С. 141.
  21. Силкин А. В. Указ. соч.
  22. Силкин А. В. Указ. соч. С. 424.
  23. Силкин А. В. Указ. соч. С. 422.
  24. В Ростовской митрополии находились следующие произведения Строгановской школы: Знамя Сапеги нач. XVII в. (ГТГ. 20982); Саккос митрополита Ионы 1665 г. (ЯИАМЗ 5279); Плащаница 1675 г. (РЯАХМЗ 35461); покров “Леонтий Ростовский” (РЯАХМЗ Ц-2876); епитрахиль митрополита Ионы 1665 г. (ЯИАМЗ 5279); клобук митрополита Ионы 1665 г. ГРЯАХМЗ-927/206); омофор митрополита Ионы 1665 г. (ЯИАМЗ-5275); комплект покровов на литургические сосуды.
  25. Текст надписи см. в приложении № 2.
  26. Силкин А. В. Указ. соч.
  27. Силкин А. В. Указ.соч.С.424.
  28. СПИХМЗ, инв. 43245.
  29. СПИХМЗ, инв. 410.
  30. Титов А. А. Ростов Великий в его церковно-археологических памятниках. М., 1912.
  31. РЯАХМЗ, инв. Т-380 (149х78).
  32. Голубинский Е. Е. История канонизации святых в русской церкви. М., 1903. С. 72.
  33. Существуют еще памятники лицевого шитья, где изображается Авраамий Ростовский. Это клобук митрополита Ионы 1665 г. (РЯАХМЗ. 927/206), вложенный Д. А. и Г. Д. Строгановыми в Ростовский Успенский собор: митра 1651 г. - вклад Ф. В. Сицкой в Авраамиев монастырь (РЯАХМЗ, Т-3662); плащаница кон. XVI в. - вклад Д. И. Годунова в Авраамиев монастырь. (РЯАХМЗ. Ц 921/320. 138х212).
  34. Подлинник иконописный. Изд. Большакова С. Т., под ред. Успенского А. И. М., 1903. С. 35.
  35. Сводный иконописный подлинник XVII в. по списку Филимонова Г. М., 1874. С. 181-182.
Приложение 1

Надпись на нижнем поле покрова 1594 г.:

“Повелением Благовернаго Гедря и великого князя Феодора Ивановича всея Руси Самодержца и его благоверные црцы и великое кнгини Ирины их Бгм дарованнои дщери благоверные црвны и великие кнжны Феодосьи зделан си покров Авраамия игумена Богоявлегаского монастыря Ростовского чудотворца. РВ г

Надпись тропаря на покрове 1594 г.:

Просветився благодатию божественною и по смерти явися светлость жития твоего истачаеши мирови благоухание притекающим к раце мощей твоих и неверныя люди наставил еси к свету Богоразумия Аврамие оче наш Христа Бога моли даровати нам велию милость.

Надпись кондака на покрове 1594 г.:

Иго Христово приим Авраамие и того крест на рамо взем последовал ему насажден бо в дому Господни и процвете яко финикс и яко кедр иже в Ливане оумножил еси чада твоя муж желании духовных чюдотворец бо восия преподобие Христа Бога моли непрестанно о всех нас.

Приложение 2

Надпись на каймах покрова 40-х гг. XVII в.:

Просветився бжственною блгдатию и по смерти явися светлость жития твоего истачаеши мирови благоухания притекающимъ еси к свету бгразумия Авраамие отче наш Хта Бга моли даровати нам велию милость.

В каталоге икон Третьяковской галереи, составленном В.И. Антоновой и Н. Е. Мневой, почти все справки о происхождении ростовских икон даны без ссылок на источники. Проверка этих сведений по архивным материалам и некоторым другим источникам позволяет внести в них ряд уточнений и изменений.

I. Происходят из Ростова.

1. Спас Нерукотворный, XIII в. Из церкви Введения (кат. 161).
2. Никола поясной, с житием. Конец XIV в. (кат. 175). Из церкви Введения.
3. Спас Нерукотворный, XVI (?) в. Из церкви Благовещения. (Инв. 28760).
4. Троица Ветхозаветная, XIV в. Из церкви Козьмы и Дамиана (кат. 166).
5. Никола, с деисусом и избранными святыми на полях. 1 пол. XV в. Из церкви Леонтия на Заровье (кат. 178).
Насколько достоверны эти сведения, и что они дают для атрибуции?

1. Икона Спаса Нерукотворного была найдена в 1929 г. в ликвидированной церкви Введения и перенесена в Ростовский музей членом комиссии по ликвидации Дмитрием Алексеевичем Ушаковым. По его сведениям, икона находилась в главном алтаре за жертвенником. На ней был деревянный накладной венец с левкасным узором. Поновлена около 1909 г., возможно, иконописцем Вл. Вл. Лопаковым1. Сведение о происхождении иконы подтверждается описью Введенской церкви 1836 года: “Над жертвенником у стены Нерукотворённый образ Спасителев, на нем венец и поля цырованные вызолоченные...”2

Икона Николы с житием (кат. 175) была взята в Ростовский музей Л. А. Ушаковым при ликвидации церкви3. В той же описи 1836 года о ней говорится так: “В простенке обpаз святителя Николы в чудесах, на оном венец и риза серебряная”. В зимнее время икона переносилась в теплую нижнюю церковь, где для нее был предназначен киот4.

Каменная церковь Введения была построена около 1762 г. на месте деревянной. В 1780 году сюда было передано все имущество упраздненной за ветхостью деревянной церкви Святых отец 1-го Вселенского собора5. Деревянная церковь Введения упоминается в переписной книге Ростова 1619 года, древнейшей из сохранившихся6.

Сведения о происхождении второй иконы Спаса Нерукотворного из церкви Благовещения восходят к записи в книге поступлений церковного археологического отдела Ростовского музея 1929 г. Об этом сообщают в своем отчете о командировке летом 1935 года А. И. Леонов и Н. Е. Мнева7. Деревянная церковь Благовещения также упоминается в переписной книге 1619 года. Икону, находившуюся под записью, А. И. Леонов и Н. Е. Мнева первоначально датировали ХII - ХIII вв. чем и объясняется повышенный интерес к ней. После пробных раскрытий датировку изменили на XVI век. По общей композиции икона действительно кажется более древней. Окончательную атрибуцию можно будет сделать после полного раскрытия.

3. “Троица Ветхозаветная” поступила в 1922 году в Ростовский музей из церкви Козьмы и Дамиана, где она была обнаружена на чердаке под слоем голубиного помета сотрудником музея Д. А. Ивановым8. Икона, по всей вероятности, была храмовой в церкви Троицы на Мостовой улице, упоминаемой впервые в переписной книге 1619 года. К 1781 году эта деревянная церковь обветшала, и Самуил, архиепископ Ростовский, распорядился ее сломать за ветхостью и малым числом прихожан, а материал продать на обжиг кирпича. По просьбе прихожан утварь и колокола были переданы в соседнюю каменную церковь Козьмы и Дамиана9. К 1835 году церковь уже именовалась Одигитриевской, а Козьме и Дамиану был посвящен южный придел. В главном храме за правым клиросом стояла “Троица” в резном киоте, с серебряной позолоченной басмой на полях, с тремя венцами и цатами, за левым клиросом в таком же киоте - икона “Козьма и Дамиан”10. Видимо, обе были храмовыми в деревянных церквах. В 1860-е годы они были украшены серебряными ризами11.

В собpании Ростовского музея-заповедника находится икона “Козьма и Дамиан, с 18 клеймами жития”. происходящая из церкви Козьмы и Дамиана (И-120, Ц-926/461. Размер 115х85см. Поступила в 1926 г. Датируется XVII веком). Совпадение ее размера с “Троицей” из собрания ГТГ (116х87 см) позволяет как будто предполагать, что именно эти две иконы располагались в 1835 году на клиросах южного придела в одинаковых киотах. Однако ознакомление с некоторыми другими архивными материалами заставляет в этом усомниться. Церковь была действующей до июля 1925 года, когда она была закрыта за неуплату налогов. Сохранился акт передачи имущества из церкви в Ростовский музей, датированный 7 июля 1926 года. В списке 72 иконы и 3 иконостаса (главного храма и двух приделов)12. Четыре иконы передавались вместе “с иконостасом-киoтой”: “Богоматерь Толгская”, “Богоматерь Грузинская”, “Козьма и Дамиан”, “Троица”. Под “Грузинской” следует понимать, вероятно, икону “Богоматерь Неопалимая Купина”, поступившую из той же церкви в 1926 году и имеющую тот же размер, что “Козьма и Дамиан” (117,8х88 см)13. Она датируется концом XVI - началом XVII в., тем же временем можно датировать, судя по фотографии, и “Козьму и Дамиана”. “Толгской” в настоящее время в собрании Ростовского музея нет. Таким образом, из четырех киотных икон три имеют одинаковые размеры, а две, кроме того, датируются одним временем. Относительно “Троицы” из собрания ГТГ остается одно из двух: либо она находилась в храме до 1926 года, и тогда сведение о ее нахождении на чердаке в 1922 году неверно, либо в одной церкви было две “Троицы” одинакового размера.

4. Происхождение иконы “Никола, с деисусом и избранными святыми на полях” из церкви Леонтия на Заровье подтверждено документально: согласно описи 1835 года, в трапезе нижней церкви находился “в киоте на правой стороне” “образ святителя и чудотворца Николая с разными на полях святых лицами”14. Церковь Леонтия в Заровье впервые упоминается в переписной книге 1619 года.

II. Иконы из Ростовского уезда.

Деревня Полянки. В этой деревне, согласно каталогу икон ГТГ, были найдены две весьма известные иконы: “Чудо Георгия о змие”. прекрасная икона начала XVI в., и “Тpехрядница” 1565 года. Мити Усова, сына Иванова, иконникa князя Юрия Ивановича Темкина-Ростовского15, а также не вошедшая в каталог икона “Всякое дыхание да хвалит Господа” (инв. АРХ ДР 61), которую можно датировать концом XVI века. В учетных карточках всех трех икон написано, со ссылкой на бывшего директора Ростовского музея Д. А. Ушакова. что в Полянки иконы попали из погоста Иисусов крест. В. И. Антонова предположила, что “Трехрядинца” происходит из Белогостицкого монастыря, где находились могилы князей Темкиных-Ростовских, в том числе и заказчика иконы. При этом она пишет, что Белогостицкий монастырь, Никольский погост, что у Иисусова креста, и деревня Полянки находятся недалеко друг от друга. Однако это не так: Белогостицкий монастырь находился в 7 верстах от Ростова на северо-восток, а Никольский погост, что у Иисусова креста, - в З0 верстах от города на юго-восток. Деревня с названием Полянки имеется в Ильинской волости, соседствующей со Щенниковской волостью, в которую входил Никольский погост. Она упоминается в описании Ростовского уезда, составленном А. А. Титовым. Другой населенный пункт с тем же названием есть на современной карте Ярославской области. Он находится близ Ярославской дороги, в 10 км от Белогостицкого монастыря. Это село Полянки, упоминаемое в списке сел Ростовского уезда 1761 года, причем в Полянский заказ входит село Георгиевское, что под Белогостицким монастырем16. Именно отсюда, скорее всего, происходят названные иконы. Тем самым хорошо объясняется нахождение здесь произведения иконника князя Темкина-Ростовского. В этом селе в XIX веке была деревянная Георгиевская церковь17.

Что касается села Никольское, что у Иисусова креста, то здесь в 1925 году было две церкви: Никольская 1776 г. и Покровская 1834 г. Среди икон, взятых на учет по акту от 12 июня 1925 г., подписанному Д. А. Ушаковым, нет ни “Чуда Георгия”, ни “Трехрядницы”18.

Иконы могли происходить из Георгиевской церкви с. Полянки или из Белогостицкого монастыря. Монастырь существовал уже в 1411 году. Из грамоты Ивана IV узнаем, что монастырь находился “на искони вечной” земле ростовских владык, а в писцовой книге он называется “Георгиевским домовым, что на Белогостице”19. Следовательно, монастырский собор был посвящен Георгию, храмовой иконой могло быть “Чудо Георгия о змие”. каменная церковь Георгия строилась в 1685-1686 гг. Нет сомнения, что ей предшествовали деревянные.

Можно высказать еще один косвенный аргумент в пользу нахождения иконы именно в этом селе. Как уже сказано, иконы в Ростовский музей вывозила, по всей видимости, Н. А. Домина. Это можно было сделать именно потому, что село находилось недалеко от города и рядом с шоссе. Трудно себе представить, чтобы из Ростова Н. А. Домина отправилась в труднодоступную и отдаленную часть Ростовского района.

2. Село Ивашково. Отсюда происходит деисусный чин, из которого две иконы находятся в ГТГ (архангел Михаил и апостол Петр) и 4 - в Ростовском музее (Спас, Богоматерь, арх. Гавриил и ап. Павел). В Каталоге говорится, что иконы попали в церковь села Ивашково из с. Гуменец20.

В документах Третьяковской галереи, начиная с 1931 года, село наз. Ивашково21, в документах Ростовского музея - Ивашево. В Ростовском районе имеется, по крайней мере, 3 населенных пункта с такими названиями: 1. село Ивашево Ивашевской волости - на реке Ухтоме, правее Суздальской дороги, в 46 верстах от Ростова, 2. деревня Ивашево - в 12 верстах от Ростова, в Шулецкой волости, рядом деревни Ивашево-Поддубное и Малое Ивашево22. 3. село Ивашково - левее ярославской дороги, недалеко от деревень Халдеево, Полянки23. В первом - в главном храме Спаса Нерукотворного был полнофигурный деисусный апостольский чин (в центре - Спас на троне, по сторонам - Богоматерь и Иоанн Богослов), в приделах деисусов не было24.

Наиболее вероятным представляется происхождение икон из села Ивашково. Оно упоминается в документах уже в XV веке. Из актов XV века известно, что село Ивашково было вотчиной бояр Пильемовых-Сабуровых. В 1562-1563 годах село получил Троице-Сергиев монастырь25. В Оброчной книге Троице-Сергиева монастыря 1617 года говорится: “Село Ивашково, а в нем храм Левонтия ростовского чудотворца, а другой храм внове ставет Успения Пречистые Богородицы, не совершен и не покрыт”26. В XIX веке в с. Ивашково имелись две каменные церкви.

Что касается происхождения икон из села Гуменец, то источник этого известия мне найти не удалось. По сведениям Д. А. Ушакова, в 1926 г. в церкви с. Гуменец был только один поясной чин XV века из 13 икон27, но в более ранней описи обнаруживаются иконы двух чинов28. Вопрос остается открытым.

3. Село Филимоново (Филимонки). Отсюда происходит икона “Никола в рост” (ГТГ, инв. АРХ ДР 205, 80Х55 см). Икона находится под записью, есть пробные раскрытия, которые позволяют предполагать живопись 1-й трети XVI века ростовского мастера. На карте есть два села с названием Филимоново, оба находятся на юго-восток от Ростова, довольно далеко от города. Скорее всего, икона происходит из третьего Филимонова, расположенного рядом с городом, к югу от озера Неро.

Борисоглебский монастырь и его окрестности являются местом происхождения большинства ростовских икон собрания ГТГ, что определяется историей их поступления.

Три иконы происходят из с. Троица на Бору:
1. Спас о силах (кат. 193, конец XV - нач. XVI в.).
2. “О тебе радуется” (кат. 404, II пол. XVI в.).
3. Спас Нерукотворный (инв. 28755, XVII в., под записью).

О первой из них В. И. Антонова пишет, что она происходит из упраздненного в XVIII веке монастыря Спаса на Могзе, приписанного к Борисоглебскому монастырю. В книге А. А. Титова, на которую она ссылается, говорится, со ссылкой на монастырскую опись 1723 года, что из Спасской пустыни, что с Могзы, перенесены в церковь Троицы на Бору икона “Собор Богоматери” и некоторые другие иконы29. Автор мог назвать “Собором Богоматери” икону “О тебе радуется”, а об иконе Спаса здесь не упоминается. Без проверки по описи доверять этим сведениям не следует.

Церковь села Троица-Бор построена в 1708 году, время основания прихода неизвестно30. Древнейшее известие о нем встречается в писцовой книге 1629-1631 годов: “Борисо-Глебского монастыря приписной Троицкий девичь монастырь на реке Устье. А на монастыре церковь живоначальные Троицы да предел Архангела Михаила деревянная клецки..., строение монастырское”31.

Спасская на Могзе пустынь находилась близ с. Вески, в 12 верстах от Борисоглебского монастыря. Существовала в XVI веке, будучи в заведовании Борисоглебского монастыря. В 1717 году туда были переведены монахини из Троицкого, что на Бору монастыря, к которому пустынь была приписана. Затем пустынь уничтожили, а иконы перенесли частью в Борисоглебский монастырь, частью в Троице-Борскую церковь32.

В непосредственной близости от Борисоглебского монастыря наряду с селом Троица-Бор находится с. Павлово, откуда происходит одна из древнейших ростовских икон - “Никола в житии” (кат. 164). Икону взял из сельской церкви в 1926 году Д. А. Ушаков33. Время основания прихода неизвестно. В селе церковь Тихвинской Богоматери, Козьмы и Дамиана, Иоанна Предтечи, построенная в 1774 году. Ранее была деревянная церковь Иоанна Предтечи и Козьмы и Дамиана34. Село Павлово - древняя вотчина князей Приимковых-Ростовских35. Из села Павлова происходит также икона “Иоанн Предтеча крылатый, с клеймами жития” (ГТГ, инв. 28752, 102х76 см). Последняя находится под записью XIX века, на пробных раскрытиях видна живопись Московской школы I трети XVI в. очень хорошего качества36.

Рядом с Борисоглебским монастырем находится и с. Спас-Подгорье, из которого происходит икона “Преображение” (кат. 176). Икона в каталоге датируется 1395 годом на основании поздней надписи на обороте: “Сия икона (н)апи(са)на в лето 6903” (1395), и которая по стилю должна быть отнесена ко II половине XV века. В селе была каменная церковь Преображения 1811 года, построенная на месте деревянной37. Икона была храмовой, стояла справа от царских врат, имела медную позолоченную ризу и 3 серебряных венца38.

Наконец, по соседству и с Борисоглебским монастырем, и с с. Павлово находятся недалеко одно от другого села Новоселки-Зюзино и Верзино. Из первого происходит икона “Спас в силах” (ГТГ, кат. 401, 107х80 см, ХVI-ХVII вв. Раскрыта Э. К. Гусевой в 1967 г.). Село называлось также Новоселки Княжая. В нем находилась церковь Симеона Богоприимца и Анны пророчицы, сооруженная в 1780 г. князем Щербатовым. Ранее была деревянная церковь на кладбище39. В конце XIX века в теплой церкви был 2-ярусный иконостас с иконами “греческого письма” в верхнем ярусе40. Видимо, в этот ряд входила икона ГТГ.

Из с. Верзино происходит икона “Никола поясной” (инв. ДР 43, 92х73 см, нач. XVII в.). По сведениям инвентарной книги, икона перенесена из деревянной часовни в с. Десягине. В Верзине имелись две каменные церкви, в холодной был 5-ярусный иконостас с иконами “греческого письма”. К приходу был приписан приход с. Деляева, деревянная церковь которого была упразднена за ветхостью41. Икона до сего времени находится под потемневшей олифой, но пробные раскрытия показывают хорошую московскую живопись начала XVII века отличной сохранности.

Оттуда же происходит “Одигитрия” II половины XVI ве­ка (кат. 402, 94х80 см), видимо, ростовского письма. Икона раскрыта и воспроизведена в каталоге икон ГТГ.

Остальные иконы, переданные в ГТГ из Борисоглебского музея через Ярославский музей, не имеют сведений о происхождении. Они могут происходить как из самого монастыря, так и из окрестных сел. Из них 6 принадлежат к одному иконостасу. Это: Иоанн Предтеча, арх. Михаил и апостол Павел - из деисусного чина, “Положение во гроб”, “Снятие со креста” и “Евхаристия” из праздничного. Иконы записаны. Судя по пробам, живопись относится к лучшим образцам московского письма I-й трети XVI века. Видимо, иконы происходят из иконостаса Борисоглебского собора (1522-1524) или Благовещенской церкви (1524-1527 гг.). Поля деисусных икон покрыты серебряной басмой хорошего качества.

Икона “Никола Зарайский, с житием и праздниками” (кат. 400), как указано, в каталоге, происходит из церкви Сергия. Запись об этом есть в хранительской карточке, одна­ко источник сведений не известен. По пробным раскрытиям икону можно датировать I-й третью или серединой XVI века. Рассмотрение ростовских икон и собрании ГТГ с точки зрения их происхождения позволяет сделать одно простое наблюдение: все они происходят или из самого Ростова с его пригородами, или из небольшого участка Ростовского уезда, примыкающего к Борисоглебокому монастырю. Этот факт можно объяснить направлением поездок сотрудников Ростовского музея и наличием музея в Борисоглебе.

  1. ОР ГТГ. Ф. 67. Ед. хр. 329.
  2. РФ ГАЯО. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 11707. Л. 3.
  3. ОР ГТГ. Ф. 67. Ед. хр. 404.
  4. РФ ГАЯО. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 11707. № 35.
  5. Морев Ф. Обозрение епархии пресса. Ионафаном, еп. Ярославским и Ростовским, в 1881 году // ЯЕВ, 1882. С. 334.
  6. Дозорные и переписные книги древнего города Ростова. Издание А. А. Титова. М., 1880.
  7. ОР ГТГ. Ф. 68. Ед. хр. 613.
  8. Архив ГТГ. Ф. 67. Ед. хр. 407. Автор записи ссылается на Д. А. Ушакова.
  9. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Ед. хр. 7705.
  10. РФ ГАЯО. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 11227.
  11. Морев Ф. Обозрение епархии... С. 366.
  12. РФ ГАЯО. Ф. Р-140. Оп. 1. Ед. хр. 193. Лл. 19, 141-143.
  13. Иконы из собрания Ростовского музея-заповедника. Каталог. Автор-составитель В. И. Вахрина. М., 1991. № 18.
  14. РФ ГАЯО. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 11225.
  15. Антонова В. И., Мнева Н. Е. Каталог древнерусской живописи. Т. 1. М., 1963, №№ 196-399. Далее: Каталог.
  16. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Ед. хр. 3011.
  17. Морев Ф. Обозрение епархии... С. 295.
  18. РЯ АХМЗ, А-730.
  19. Все сведения о монастыре из книги А. В. Гаврилова “Историко-археологическое описание Белогостицкого монастыря”. СПб., 1880.
  20. Каталог, № 188.
  21. ОР ГТГ. Ф. 8. 11, ед. хр. 459. Л. 27.
  22. Титов А. А. Ростовский уезд Ярославской губернии. М., 1885.
  23. Морев Ф. Обозрение епархии преосв. Ионафаном, епископом Ярославским и Ростовским, // ЯЕВ, 1881. С. 257-268.
  24. РЯ АХМЗ, А-728. Две иконы полнофигурного деисусного чина из села Ивашево (Леонтий Ростовский и Архангел Михаил) поступили в ростовский музей еще в 1889 году от крестьянина Алексея Куренкова (картотека музея). В Ростовском музее есть еще 5 икон того же чина: Богоматерь, Иоанн Предтеча, Архангел Гавриил, Апостол Павел, Никола. Все они имеют размеры около 103хЗ7 см. Передача икон в 1889 году свидетельствует, что иконостас к этому времени был заменен новым.
  25. Черкасова М. С. Ростовские вотчины Троице-Сергиева монастыря в XV - начале XVII вв. // История и культура Ростовской земли. 1993. Ростов, 1994. С. 87.
  26. Черкасова М. С. Монастырские крестьяне Ростовского уезда в начале XVII века // СРМ. Ваш. VI. Ростов, 1994. С. 46.
  27. РЯ АХМЗ, А-123.
  28. РЯ АХМЗ, А-726.
  29. Титов А. А. Ростовский уезд... С. 485.
  30. Там же.
  31. ЯЕВ, 1893. Ч. неофиц. С. 588.
  32. Титов А. А. Село Вощажниково и вощажниковская вотчина в старинном Запурском стану Ростовского уезда // “Вестник Ярославского земства”, 1903, № 18.
  33. ОР ГТГ. Ф. 67. Ед. хр. 403. Икона упоминается также в акте обследования церкви с. Павлово от 23 февраля 1925 г. Икона, находящаяся под масляной записью, была датирована Д. А. Ушаковым XVI веком. (РЯ АХМЗ, А-1037).
  34. Титов А. А. Ростовский уезд Ярославской губернии. М., 1885. С. 469.
  35. Это сведение содержится в Каталоге и протоколе реставрации. Источник его мне найти не удалось.
  36. Икона также упоминается в акте 1925 г. См. РЯ АХМЗ, А-1037.
  37. Титов А. А. Ростовский уезд... С. 476-477.
  38. РЯ АХМЗ, А-972.
  39. Титов А. А. Ростовский уезд... С. 426-427.
  40. Морев Ф. Обозрение епархии... С. 398.
  41. Там же. С. 399.

...на Ростове озере меря,
а на Клещине озере меря же.

Повесть временных лет.

Плещеево (в древности Клещино) озеро издавна привлекало человека на свои благодатные берега. Об этом свидетельствуют археологические памятники - своеобразная летопись прошлых эпох. В 1853 г. Л. С. Савельев, продолжая начатые А. С. Уваровым исследования, раскопал на берегах озера 2173 кургана и некоторые другие памятники. Результаты раскопок 1851-1854 гг. были впервые теоретически обобщены А. С. Уваровым1. Позднее А. А. Спицын, анализируя материалы раскопок, предложил более или менее обоснован­ные даты основных категорий вещей, принадлежащих в большинстве к общеславянским типам, и показал ошибочность вывода А. С. Уварова о безраздельной принадлежности этих древностей мере. Он резко отрицательно оценил методику раскопок А. С. Уварова и П. С. Савельева2. Депаспортизация основного фонда коллекции, допущенная, кстати, музейными хранителями, дала ему основание для вывода о гибели ее для науки, который долго считался несомненным3. В последнее время негативное отношение к этим материалам преодолевается4.

Источником предлагаемой работы служат дневники раскопок П. С. Савельева и коллекция находок, хранящиеся в ГИМ и ИИМК5. Работами автора в 1970-1980 гг. локализовано расположение курганов на оз. Плещеево, открыты и частично исследованы одновременные с ними селища6. Археологическую ситуацию курганного периода в регионе отражает таблица 1 и план (рис. 1).

По количеству насыпей в могильниках выделяются группы с. Веськово и Городище (№№ 1 и 11). Они относятся к числу крупнейших могильников на территории Древней Руси. Размеры курганных насыпей обычны для Северо-Восточной Руси: наибольшее их число имело диаметр 3,5-7 м и высоту 0,5-1,5 м (следует учитывать, что указанные в дневнике П. С. Савельева высоты не всегда соответствуют истинным часто они отмечались по глубине трупоположений). Крупные насыпи диаметром от 8 до 15 м и высотой 2-4,4 м отмечены в могильниках № 1 (70 насыпей), № 2 (одна насыпь), № 5 (пять насыпей), № 11 (девять насыпей) и № 12 (одна насыпь). При этом в могильнике № 1 насчитывается 33 насыпи диаметром свыше 10 м и высотой от 2,8 м и более. По этому показателю он сближается с могильниками у д. Тимерево и с. Михайловское под Ярославлем.

Безусловно, размеры курганной насыпи в какой-то мере отражают общественное положение, которое погребенный занимал при жизни. В больших курганах решительно преобладают мужские погребения. Женские погребения были всего в десяти таких курганах. Еще один (№ 1995) содержал парное погребение: рядом с безынвентарным мужским находилось женское с богатым ожерельем.

Многие погребения в больших курганах выделяются по инвентарю. В них содержится до 50% и более погребений с весами и гирьками (семь погребений), с амулетами в виде глиняных лап и колец (восемь погребений), с топорами, наконечниками копий и стрел (12 погребений), с поясными наборными бляшками (пять погребений). Самый большой курган в могильнике № 5 содержал безынвентарное трупоположение. На вершине кургана был насыпан меньший курган с конским захоронением. Еще одно погребение с конем было в рядовом по размерам кургане № 3039 могильщика № 12. При нем был не совсем обычный инвентарь: однолезвийный меч, стремя, наконечник стрелы, нож, медная поясная и железная портупейная пряжки. Соседний же курган № 3037 диаметром 15,3 м и высотой 4,2 м с безынвентарным трупоположением был одним из самых больших в регионе. Возможно, в этом случае были перепутаны курганы при регистрации в дневнике результатов раскопок за день. К тому же маловероятно, чтобы курган № 3039 при диаметре 6,3 м мог достигать высоты 3,2 м.

Почти все женские погребения в больших курганах отличались богатым инвентарем. В кургане 927 было редкостное во владимирских курганах золотое колечко с красной бусиной (в натуре - бронзовый стержень покрыт тонким листовым золотом). Тонкий листочек золота и такое же, но серебряное колечко с красной бусиной, было в кургане № 956. В кургане № 987 среди сплавов бус и медных вещей лежали две гривны, единственная в могильнике коньковая шумящая подвеска и другие вещи. Две коньковые и одна треугольная подвески с шумящими привесками, четыре монетовидные узорчатые подвески и другие украшения были в кургане № 1991. При женском костяке, находившемся в кургане № 1995 рядом с безынвентарным мужским, было единственное в регионе монисто из серебряной проволоки с бусами, пятью монетными и тремя монетовидными подвесками (рис. 2,1). Лишь два женских погребения в больших курганах не отличались особым богатством инвентаря.

В могильнике № 1 с высоким процентом безынвентарных и малоинвентарных трупосожжений было 40 больших курганов этой категории. В них отмечены горшки или черепки от горшков, иногда вместе с ножами. В одном из таких курганов найден нож “большей против обыкновения величины”, вероятно боевой. Еще в одном кургане отмечен только нож.

Конструктивные особенности в курганах единичны. Остатки сожжения в кургане № 829 помещались на тщательно заглаженном основании, расписанном на площади 0,7х0,35 м кругами красной, желтой и золотой краски. Среди них были украшения скандинавского стиля: две монетовидные подвески с рельефными “арабесками в виде перевитых змей”, серебряный крестик с “отломанным концом” (рис. 3, 14), а также деревянное ведро с железными обручами и дужкой. В кургане № 838 остатки сожжения были заложены грудой камней. В могильнике № 11 насыпи трех курганов были обложены мелкими камнями, а в одном кургане камень лежал над черепом погребенного.

На ранней стадии язычники на Плещеевом озере хоронили своих умерших по обряду трупосожжения. Небольшие могильники (№№ 7 и 15) составляли только курганы с трупосожжениями. В могильнике № 1 насчитывалось около 59% курганов с трупосожжениями, в могильнике № 11 - около 20%, в могильнике № 21 - 21% и несколько курганов в могильниках №№ 17 и 20. В могильниках №№ 1 и 2 было по одному кургану со смешанным обрядом.

По всей видимости, сожжения совершались на стороне. Остатки сожжений вместе с частично оплавленными на погребальном костре вещами помещались на основании кургана. В 25 курганах могильника № 1 и в одном кургане могильника № 11 кальцинированные кости с углями от погребального костра располагались слоем на всей площади основания кургана. Возможно, сожжение здесь производилось на месте сооружения насыпи. Различаются погребения с остатками погребального костра (по дневнику - жженые кости и угли), без остатков костра (жженые кости) и в урнах, часто разбитых. Последние описаны как скопления черепков среди жженых костей и углей.

Первый вариант зафиксирован в 135 курганах (по могильникам: № 1 - 27, № 7 - 30, № 11 - 72, № 15 - 5, № 21 - 1). Второй вариант отмечен в 125 курганах (по могильникам: № 1 - 37, № 7 - 2, № 11 - 33, № 15 - 29, № 17 - 6, № 20 - 3, № 21 - 15). Третий вариант отмечен в 180 курганах (по могильникам: № 1 - 155, № 7 - 2, № 11 - 17, № 17 - 1, № 21 - 5). Могильник № 1 выделяется высоким процентом погребений как по обряду кремации в целом, так и количеством погребений в урнах и с урнами, а также кремациями, которые совершались на месте погребения.

Трупоположения отличаются только по ориентировке и положению рук погребенных. Во всех могильниках обычна ориентировка погребенных головой на запад. Чаще всего она сочетается с положением рук скрещенно на груди или на поясе. Только в могильнике № 9, который был могильником города Клещина, более половины погребений имело северную и северо-западную ориентировку (85 погребений ориентировано на север, 61 - на север и северо-запад). В соседнем могильнике № 11 было лишь восемь погребений с такой ориентировкой. Видимо, это объясняется родственными связями, возникавшими между жителями соседних поселений.

Меридианальная ориентировка погребенных на рассматриваемой территории с полным основанием приписывается финскому этносу7. В раннесредневековых могильниках местных племен мери и муромы практиковалась и широтная, и меридианальная ориентация погребений, в том числе северная (Холуйский, Малышевский могильники). В XI - XII вв. северная ориентировка зафиксирована в курганных могильниках ближней округи у с. Вепрева Пустынь и д. Старово. Видимо, северная ориентировка погребений была свойственна некоторым родоплеменным группам мерянского этноса, и г. Клещин при основании был заселен людьми одной из таких общин.

Обычно в курганах содержались одиночные погребения, коллективные погребения редки. При трупосожжении последние выделяются с трудом. В одном сожжении могильника № 1 отмечены мужские вещи вместе с женскими украшениями. В другом кургане сожжение с женским инвентарем находилось над мужским костяком. Коллективные трупоположения встречены только в могильниках №№ 4 и 11. В трех курганах могильника № 5 рядом с мужскими костяками лежали женские, а в одном - два женских. В могильнике № 11 было парное безынвентарное трупоположение.

Особый обряд зафиксирован в кургане № 1224 могильника № 2. В основании кургана открыты остатки трупосожжения. При доисследовании кургана в 1988 г. здесь были найдены вещи, не замеченные во время расколок 1853 г.: поясные накладки и бляшки, два железных кольца, бронзовые иглы от пряжек (подковобразных фибул?), железные весы, обломки глиняного кольца, оплавленные вещи8. Выше располагались трупоположения в два яруса: в среднем ярусе восемь костяков, в верхнем - три9. Некоторые исследователи считают, что устройство коллективных усыпальниц характерно для финно-угров10. В кургане № 1224 отразился древний обряд, сохранившийся в качестве пережитка среди местного коренного населения. К тому же разряду можно отнести и один из курганов в могильнике № 11, в котором лежало пять костяков ярусом, один над другим.

Погребения в деревянных гробовищах, фиксируемые по древесному тлену и гвоздям, встречены в 98 курганах (могильники №№ 1, 4, 5 и 14). Костяки в них лежали вытянуто на спине со сложенными на груди руками. Они относятся к финалу курганного обряда погребения и датируются второй половиной XII - началом XIII вв., инвентарь отсутствовал.

Распределение инвентаря по могильникам характеризуют таблицы 2 и 3.

Большинство погребений по обряду трупосожжения отличается бедностью инвентаря. В могильниках №№ 7 и 15 они все безынвентарны. В других могильниках инвентарные трупосожжения составляют от 10% до 15% от общего их числа. В могильнике № 1 процент инвентарных трупосожжений достигает 55,7, но в 21,7 из них были только ножи. Остальные 34% погребений содержали от двух и более предметов. Бедность инвентаря в курганах с трупосожжениями на оз. Плещеево сближает их с подобными курганами Ярославщины и Верхнего Поднепровья11.

Классификация погребений по половому признаку на основе имеющейся документации возможна только по сопровождающему инвентарю. В трупосожжениях решение этой задачи затруднено состоянием материала: большая часть вещей была оплавлена на погребальном костре.

Время возникновения курганного обряда погребения на берегах оз. Плещеево решается на основе анализа деталей обрядности и инвентаря. Ранние курганы содержат, как правило, погребения по обряду трупосожжения. В них есть комплексы, которые А. А. Спицын датирует X в.12 В. А. Лапшин, уточняя эту дату, определяет время возникновения курганов с трупосожжениями на Владимирщине серединой X в.13 Вещи скандинавского происхождения (фибулы, поясные наборы и др.) дают полное основание для такого вывода. Выделенные А. А. Спицыным из коллекции вещи VIII-IХ вв. депаспортизованы или находятся в комплексах X - начала XI вв.

Раннюю дату клещинских курганов подтверждают и монетные находки. В кургане № 3172 с сожжением был найден край Саманидской монеты X в. В культурном слое Александровой горы, где жило население, оставившее могильник № 15 с сожжениями, также были монеты X в. (порядковые №№ соответствуют описи П. С. Савельева):
4. Половинка Самадидской монеты Исмаила 1, чеканенная в Шаше - 900 г. (287 г. х.);
41. Медная восточная монета X или XI в.;
59. Половинка Саманидской монеты из Шаша - 900 г. (287г.х.);
191. Серебряная Тагирадская монета - 858 г. (244 г. х.);
199. Подражание Саманидской монете X в.

Монеты VIII в. в курганах №№ 1987 и 1995 находились в комплексах XI в.

Переход от сожжения покойников к трупоположению происходит на рубеже Х-ХI вв. По документации П. С. Савельева можно отметить не менее 18 погребений по обряду трупоположения, в инвентаре которых были монеты X в. В кургане № 830 было парное захоронение. В нижнем ярусе лежал костяк с амулетом в виде глиняной звериной лапы и керамикой, в верхнем - сожжение с фибулой второй четверти X в. (рис. 9, 12). Фибула из кургана № 955 с сожжением относится к типу 51с и датируется второй половиной X в.14 Рубежом Х-ХI вв. может датироваться курган № 832 с мужским трупоположением, в состав инвентаря которого входили подвески скандинавского стиля, обычно датируемые X в. (рис. 2, 8, 23; 4, 1, 2). Вероятно, началом XI в. датируется трупоположение в кургане № 2636 с медным тазом (?) в ногах (рис. 7, 33) .

В погребениях XI в. обычно содержится более или менее богатый инвентарь. В женских ожерельях много разнообразных бус, нередки монетовидные подвески, среди которых бывают монеты. В ранних погребениях по обряду трупоположения преобладают синие стеклянные бусы, есть желтые и желтые полосатые - лимонки. Во второй половине XI в. на первое место выходят золотостеклянные и серебростеклянные бусы. В небольшом количестве продолжают бытовать сердоликовые и хрустальные бусы, но других форм. Коньковые и треугольные подвески с шумящими привесками мерянского типа и подковообразные фибулы доживают почти до конца XI в.15 В единичных мужских погребениях начала XI в. еще встречаются предметы торгового инвентаря - весы и гирьки. Самым употребительным видом вооружения на всем протяжении XI в. и в первой половине XII в. остаются топоры (рис. 9, 1-6, 8).

В ХII в. инвентарь погребений постепенно беднеет. Основным типом височных колец становятся перстнеобразные, количество которых в одном комплексе доходит до десятка и более. Уменьшается количество бус в ожерельях (золоченые и серебряные, мозаичные, реже янтарные). В моду входит отделка одежды импортными тканями, которая сохраняется в виде фрагментов золототканой тесьмы. В мужских погребениях остаются одни ножи, иногда овальные кресала. Погребения конца XII - начала XIII вв. сплошь безынвентарны (могильники №№ 3 и 4).

Надежной опорой для датировки курганов служат находки монет в инвентаре погребений (таблица 4).

По вышеуказанным (таблица 4) признакам произведен расчет курганов по хронологическим периодам (таблица 5).

Плещеево озеро русское летописание называет одним из центров расселения меряноких племен16. В X в. в истории края начинается новый этап, связанный с расселением славян. Славяне приходили и селились общинами, которые постоянно пополнялись новыми поселенцами. Это обусловило сохранение ими своей самобытности. Они принесли с собой свою культуру и курганный обряд погребения, вскоре усвоенный и местным населением. Ввзаимоотношения коренного и пришлого населения с самого начала носят мирный характер, неукрепленные поселения говорят об отсутствии столкновений.

На курганных материалах в общих чертах прослеживается история заселения берегов оз. Плещеево в средневековье. В середине X в. возникли поселения с могильниками №№ 1, 2, 7, 11, 21, и, возможно, 1 7. Поселения с могильниками №№ 1, 2, 11 и 21 существуют на протяжении всего курганного периода, почти до середины XIII в. На поселениях с могильниками №№ 7 и 15 жизнь прекращается на рубеже X - XI вв. Их жители могли переселиться на соседние, более перспективные поселения. Но около этого времени возникают небольшие поселки с могильниками №№ 17 и 20. В середине - третьей четверти XI в. основываются поселения по правому берегу оврага Слуда с могильниками №№ 5 и 6. Концом XI - началом XII вв. датируется основание могильника № 9 у Клещина городища и, вероятно, могильника № 12. В первой половине - середине XII в. начинают функционировать могильники №№ 8, 14, 19, а со второй половины XII в. - могильники №№ 3, 4 и 13. Могильник № 10 возник, вероятно, вместе с посадом при г. Клешни.

Количественный вклад мерянского этноса в культуру населения Клещинской округи определяется лишь в общих чертах, так как материал могильников не может быть зеркальным отражением сложных социальных и этнических процессов, происходивших в среде населения, оставившего эти могильники. По составу погребального инвентаря выделяется 82 кургана с мужскими погребениями и 76 курганов с женскими погребениями. Свойственная финским племенам обрядность наблюдается также в погребениях с северной и северо­западной ориентировкой (146 курганов в могильнике № 9 и восемь курганов в могильщике № 11), в погребениях ярусом (три кургана) и в погребениях с конем (три кургана)17. Всего в Клещинских могильниках насчитывается не менее 318 курганов с финскими элементами в инвентаре и обрядности.

Совместная жизнь в условиях тесных и продолжительных контактов аборигенного и пришлого населения привела к ассимиляции Клещинской мери славянами. Процесс ассимиляции, видимо, закончился в XII в., в погребениях этого времени уже нет мерянских признаков в инвентаре и обрядности. Сравнительно быстрая ассимиляция мори была обусловлена рядом причин:
1. Ранним включением мери в орбиту русской государственности18.
2. Более высоким уровнем социального развития славян: мерянская родовая община не устояла перед славянской соседской общиной.
3. Более развитой экономикой у славян (земледелие, ремесло и пр.).
4. Численным преобладанием славянского этноса, наблюдаемого с самого начала курганного обряда: большинство курганов с трупосожжениями безынвентарны или бедны инвентарем.

Своеобразие славяно-мерянской интеграции состояло в сохранении старой племенной знатью господствующего положения в обществе. Она имела глубокие корни в местной среде, уходящие в доплеменные отношения дославянского времени. Способствовала этому и княжеская политика феодализации залесской земли, шедшая по пятам славянской колонизации. В раннефеодальный период она заключалась в установлении даннических отношений. В лице “старой чади” княжеская власть нашла готовый аппарат для сбора дани.

В этом отношении показательны погребения с весами и гирьками. В четырех таких комплексах были амулеты в виде глиняных лап и колец (№№ 988, 1224, 2411, 2476). В кургане № 2408 с весами находились: квадратная ажурная подвеска с привесками-колокольчиками, подвеска в виде железного колечка с молоточками Тора, каменное долото (рис. 4, 21: 5, 1, 13). В некоторых сожжениях отмечены неопределимые вещи в виде обломков и сплавов. Несомненно, в этих курганах были похоронены представители клещинской мерянской знати. В данном случае весы и гирьки, считающиеся безусловным атрибутом купцов, могли быть необходимы и при сборе дани. Инвентарь погребений с весами и гирьками характеризует таблица 6.

Сбор дани, осуществляемый местной и племенной верхушкой, способствовал ее обогащению. Не случайно, во время крестьянских восстаний в 1024 и 1075-1076 гг. смерды избивали старую чадь, убежденные в том, что именно она скрывает “гобино”19. Экономическая и политическая власть на местах была главным источником сепаратизма старого боярства Ростова и Суздаля с которым князья Владимиро-Суздальской земли вели постоянную борьбу, доходившую иногда до кровавых драм.

Скандинавский элемент в Клещинских курганах незначителен. Убеждение Е. И. Горюновой в том, что “... в могильнике у с. Веськово почти в каждой могиле между жжеными костями и углями находилась нормандская скорлупообразная пряжка”20, основано на недоразумении. Они были только в двух курганах (№№ 830 и 955), по одному экземпляру в каждом. Уже поэтому они не могут свидетельствовать о скандинавском происхождении погребенных в этих курганах. Для скандинавского женского костюма обязательна пара фибул. К тому же сожжение с фибулой в кургане № 830 помещалось над костяком, в инвентаре которого была глиняная лапа.

Отдельные подвески скандинавского стиля, так же как и крестики так называемого скандинавского типа, не могут служить надежным этноопределяющим показателем. Подвеска в кургане № 987 (рис. 2, 5) находилась в комплексе с коньковой подвеской мерянского типа (рис. 5, 12). Отдельные подвески являются грубыми подражаниями скандинавским образцам (рис. 2, 9).

Предположительно скандинавскими можно считать три или четыре погребения. В кургане № 829 остатки сожжения были помещены на тщательно заглаженной площадке в основании кургана размерами 0,7х0,35 м, расписанной кругами красной, желтой и золотистой краски (в дневнике - “золотом”). В сожжении лежали две подвески скандинавского стиля и крестик на кольце (рис. 2, 19; 3, 14), железные обручи и дужка от деревянного ведра. Покойник в кургане № 832 был похоронен в деревянном гробу (следы досок и шесть гвоздей). На его груди под берестяным нагрудником лежал двусторонний крест с Распятием и Воскресением, склепанный из двух шиферных пластинок (рис. 4, 1, 2), и две подвески, на одной из которых было изображение “короля в короне как на англо-саксонских монетах”, очевидно, бога Одина (рис. 2, 21), на другой - птицы (рис. 2, 8). Вокруг шеи шла золотная канитель от галуна, завязанная узлом в виде креста. При костяке были топор и ключ.

Два погребения могут быть отнесены к скандинавским предположительно. В инвентарь кургана № 826 с сожжением входили: железная гривна, такие же две скобы (кресала?), пряжка “особенной формы”, нож, игла и “какое-то орудие в виде раздвоенной треугольной бляхи с крюком”, вероятно, наконечник портупеи с крючком для колчана. В ногах костяка в кургане № 2536 стоял медный тазик, имеющий аналогии в Бирке (рис. 7, 33).

Преобладание славянского этнического элемента в Клещинских курганах несомненно. Об этом со всей очевидностью свидетельствует обрядность и общеславянский тип инвентаря. Но критериев, по которым можно было бы определить принадлежность отдельных славянских погребений к той или иной племенной, группировке, практически не имеется. Височные кольца, как самый надежный этноопределяющий элемент наряда, в большинстве своем относятся к перстнеобразным. Во всех могильниках насчитывается только 14 комплексов с височными кольцами, которые с некоторой долей вероятности можно считать браслетообразными. П. С. Савельев называл их головными обручиками. Но принадлежность многих из них к классическому кривичскому типу сомнительна.

Другие типы височных колец представлены трехбусинными из полых и ажурных шариков и узелковыми. Лишь в кургане № 2078 найдены три височных кольца вятичского типа ХII в. (рис. 3, 1-3). Они могут свидетельствовать о значительном смешении населения на позднем этапе существования.

Многие вещи из коллекции Владимирских курганов А. А. Спицын определял западными типами по происхождению21. К таким, например, относится бронзовая четырехгранная гривна с гранеными головками из кургана № 987 с сожжением, найденная в паре с витой гривной. Подобные гривны были усвоены радимичами. На основе имеющегося материала можно лишь с большей или меньшей уверенностью утверждать, что первоначальное расселение славян в район оз. Плещеево происходило из области Верхнего Поднепровья и Подвинья. Суждение о продвижении славян в район озер Неро и Плещеево из Ярославского Поволжья не основано на фактах22.

В ранний период истории на побережье оз. Плещеево выделяются два центра: поселение у с. Веськово на горе Гремяч и у с. Городище, на плато справа от Глининского оврага. Видимо, вначале главенствовало поселение на горе Гремяч. Здесь было наибольшее количество курганов с трупосожжениями. Амулеты в виде глиняных лап и колец найдены в 11 погребениях могильника № 1 и только в двух погребениях могильника № 11. Возможно, это было связано и с большей долей коренной народности в числе жителей поселения на горе Гремяч.

В конце X - начале XI вв. местный центр перемещается на северо-восточное побережье озера, на поселение у с. Городище, оставившее могильник № 11. С начала XI в. число жителей поселения на горе Гремяч идет на убыль (немногим более 40% курганов с трупоположениями). Количество жителей поселения у с. Городище, наоборот, возрастает (более 80% трупоположений). Курганный могильник здесь известен как один из крупнейших на Руси. Необычайно увеличивается и плотность населения на этом берегу озера.

Показательно соотношение погребений с весами и гирьками в могильниках №№ 1 и 11. В первом они находились только в погребениях по обряду сожжения, во втором - в четырех трупосожжениях и пяти трупоположениях. При этом в первом могильнике собственно с весами было всего два погребения, а во втором - шесть. Видимо, основные торговые операции с XI в. сосредотачиваются в зоне поселения у с. Городище. Не случайно почти все монеты найдены на северо-восточном побережье озера.

Одно из ранних славянских поселений с примыкающим к нему могильником № 15 находилось на Александровой горе, возвышающейся над озерной поймой на 30 м. В 1853 г. П. С. Савельев раскопал площадку на вершине горы. Культурный слой достигал мощности 4,5 аршин, т.е. 3,2 м23. Исследователь делил его на восемь прослоек.
1. Слой “из углей” лежит на супесчаном материке. Видимо, с этим слоем связаны находки: черешковые двушипные наконечники стрел, из кости и железа (рис. 7, 9, 10), костяные шилья, проколки и гарпун, глиняная фигурка животного, крестовидная фибула с овальным щитком. Слой датируется серединой 1 тыс. до н.э. - 5 в. н.э. и относится к дьяковской культуре.
2. Черный слой “из кирпичей” вместе с углями (так Л. С. Савельев называл обожженые камни от печей-каменок). С этим слоем можно связать находки: монеты Тагиридов и Саманидов 858 и 900 гг., небольшие ножи, пряжку курганного типа, ключ в форме лопатки, обломок глиняного кольца и, вероятно, три каменные формочки для отливки украшений, два оселка со сверлиной, кресало, огниво, три железных булавки с кольцевым навершием, пинцет, костяной гребень с украшением на спинке в виде конька (рис. 7, 13) и др. Слой датируется X - началом XI в.
3. Слой из “углей и кирпичей”.
4. Слой из щебня. Вероятно, с третьим и четвертым слоями связаны находки: бронзовый затыльник плети - медный крюк особой формы (рис. 4, 22), три шиферные пряслица, датируемые второй половиной XII в.
5. Слой из щебня от разрушенной древней церкви с погребениями по христианскому обряду. Находки: монеты хана Джанибека (ок. 1350 г.), наконечник стрелы, кинжал, гривна новгородского типа весом ок. 179 г.
6. Слой новой (?) разрушенной церкви. Содержание: костяки с тельными крестами, покрытые каменными плитами, монеты Ивана III.
7. Уголь, бревна, ряд кирпичей.
8. Монастырский слой с фундаментами монастырских строений. Находки: более 1000 монет Ивана IV в кубышке, надмогильная плата с надписью 1512 г., бронзовый наугольник евангелия, наконечники копий и другие изделия, которые указывают “на формы и стиль изделий XV и XVI века”24 (рис. 7, 15, 21-23, 29).

В культурном слое на Александровой горе отложилось несколько периодов жизнедеятельности. Примерно с середины 1 тыс. до н.э. до 5 в. н.э. здесь было городище дьяковской культуры. Около середины X в. начинается древнерусский период, когда здесь поселяются славяне. На рубеже Х-ХI вв. жизнь на городище прерывается. Этому времени соответствует могильник № 15. Не ранее середины XII в. жизнь на городище возобновляется. На береговом плато за горой возникает могильщик № 13, совершенно не связанный с могильником № 15. Возможно, в это время здесь была боярская усадьба. Около середины XIV в. на горе был устроен филиал Никитского монастыря, просуществовавший до начала XVII в. После разорения в Смутное время жизнь на Александровой горе не возобновлялась.

Некоторые археологи пытались локализовать на Александровой горе древнерусский город Клещин25. Они обосновывали свое мнение скорее логическими, нежели фактическими доводами. Возникновение города Клещина должно было совпадать по времени со славянской колонизацией залесской земли, начало которой авторы относили к IX в. Поскольку на известном городище у с. Городище не найдено материалов ранее XII в., то летописному Клещину более соответствует Александрова гора. Содержание культурного слоя на Александровой горе и материалы прилежащих к ней могильников не соответствуют такому выводу.

Селище у д. Криушкино, к которому примыкает могильник № 21, шурфовалось автором в 1979 г.26 Лепная керамика составляет 77% от общего ее числа. Она подразделяется на две группы. Первая группа принадлежит большим и средним слабопрофилированным горшкам, пологое плечико плавно переходит в округло-коническое тулово, шейка прямая или слегка отогнута наружу, край венчика округлый или приплюснутый. Тесто содержит примесь крупнозернистой дресвы, поверхность бугристая, с трещинами. Вторая группа лепной керамики принадлежит сосудам тех же форм, но в ее тесте примешана мелкозернистая дресва, поверхность заглажена, иногда подлощена.

Гончарная керамика представлена фрагментами хорошо профилированных округлобоких горшков, украшенных линейным, линейно-волнистым и волнистым орнаментом. В тесте содержится примесь песка. Несколько фрагментов орнаментировано по всей поверхности точечным штампом. По формам гончарная керамика датируется ХI - началом XIII вв. По времени селище синхронно с соседним могильником. Видимо, к этому же селищу относились могильники №№ 19 и 20, но жители этого поселения почему-то хоронили своих покойников отдельно.

Могильник № 5, прилежащий к поселениям, расположенным по правому берегу оврага Слуда, выделяется по инвентарю женских погребений. В них содержится относительно высокий процент погребений с трехбусинными височными кольцами, в том числе филигранными (почти 68% погребений с височными кольцами). Этот тип украшений, обычно, приписывается городскому населению. Необычно велико здесь и число погребений в одежде, отделанной золототканой тесьмой. На этом основании было высказано суждение о вероятной принадлежности сел у оврага Слуда непосредственно князю27. В середине - второй половине XI в. владетельный князь населяет их специально призванными людьми для создания более надежной социальной и экономической опоры в Клещинской округе. Характерно, что в могильнике № 5 только два больших кургана. В кургане № 1908 погребен всадник, в кургане № 1995 - женщина с уникальным монисто (рис. 2, 1).

Могильник № 12, расположенный на отшибе от остальных в глубине берегового плато, отличается несколькими большими курганами. В одном из них погребен всадник с однолезвийным мечом архаичного типа (рис. 8, 21). Аналогии мечу находятся в Кочкинском могильнике X - XI вв.28 и в Лядинском могильнике Х - ХI вв.29 Вероятно в кургане № 3039 был похоронен феодал, происходивший из местной родовой знати, а небольшой могильник № 12 принадлежал боярской усадьбе.

Городище Клещин находится на мысу между Лисьим и Глининским оврагами. По периметру оно защищено валом, опоясывающим площадку в форме овала размерами 175х120 м (около 2 га). Высота вала относительно площадки городища равняется 2,5-3 м, гребень вала закругленный, местами островерхий, в поперечном сечении подтреугольный. С напольной стороны за валом идет ров глубиной до 3 м. На обращенном к озеру склоне мыса, у подножья городища располагался курганный могильник № 9.

В 1853 г. П. С. Савельев провел на городище 41 “пробную перекрестную канаву” длиной 10-21 м и глубиной 1-1,4 м. Были обнаружены остатки строений, основание деревянной церкви и кладбище. Находки невыразительны. В 1975 г. автор заложил две траншеи на месте предполагаемого кладбища. Были вскрыты частью перекопанные безынвентарные трупоположения в деревянных гробах. По темной серой лощеной керамике их можно датировать ХVII в. Другая группа гончарной керамики принадлежит образцам XII-XIII ив. На поверхности была найдена половинка шиферного пряслица30.

Примыкающий к городищу могильник датируется рубежом ХI-ХII вв. Видимо, этим временем нужно датировать основание городища. Это время совпадает с важным рубежом истории Руси - концом раннефеодальной монархии и началом периода феодальной раздробленности.

Новый период в развитии феодализма на Руси выразился в ослаблении экономической и политической власти центра и укреплении политической и экономической самостоятельности обособившихся княжеств. Нарастает междоусобие борьба. В Ростово-Суздальской земле первая крупная междоусобица разразилась в 1094-1096 гг., в которой погибает один из сыновей Владимира Мономаха. С другой стороны, развитие феодализма вширь сопровождалось усилением эксплуатации крестьян. Развитие новых отношений пришло в противоречие с патриархальными обычаями и традициями раннего феодализма. Возникла настоятельная необходимость в насаждении сильной княжеской администрации на местах.

В этих условиях эпизодические наезды князей “для устроения земли” (1024 и 1068 гг.) оказывались явно недостаточными. Верховный владетель Ростово-Суздальской земли Владимир Мономах предпринимает решительные меры по укреплению здесь своей власти, для чего сам приезжает сюда в 1101-1102 и 1108 гг. По его повелению строится оборонительный вал в Суздале, куда переводится княжеский стол из Ростова. Строится новый город - Владимир-на-Клязьме. Городское строительство сопровождается усилением христианизации края, в Суздале и Владимире стоятся храмы31.

Исторические факты убеждают в том, что укрепленные феодальные города на северо-востоке Руси возникают в начале XII в. Исключение составляет только Ярославль, основанный в стратегическом пункте на пересечении водных путей, ведущих в Ростовскую землю и далее в Волжскую Болгарию. Городки в Суздале, на р. Саре, на Александровой горе и, вероятно, в Ростове к рассматриваемому периоду не имеют прямого отношения. Известное отставание Северо-Восточной Руси в социально-экономическом развитии от южных и западных земель, а вместе с ними и в градостроительстве, начинает преодолеваться в конце XI - начале XII вв. Основание города Клещина также может быть датировано 1101-1108 гг., т.е. временем последних приездов Владимира Мономаха в Ростово-Суздальскую землю.

При постройке г. Клещина были удачно использованы топографические особенности местности - высокий мыс между двух оврагов. Такой прием градостроительства не применялся уже во второй четверти XII в. Принципиальная схема укреплений города одинакова с системой укреплений Суздаля (в излучине реки, с использованием береговых откосов для усиления оборонительных сооружений). Совпадает и конструкция валов Суздаля и Клещина. Исследования В. В. Седова показали, что вал Суздаля (вал Мономаха) по высоте и геометрии поперечного сечения соответствует современному валу Клещища32. Валы середины XII в., которые сохранились в Переславле, имеют другую, более мощную конструкцию.

Вероятно, первоначально Клещин

Керамическая коллекция Ростова, одного из древнейших древнерусских городов, к настоящему времени насчитывает около 70 тысяч фрагментов и около 30 полных форм сосудов. Из них к круговой керамике конца Х-ХIII вв. Принадлежат примерно 12,5 тысяч фрагментов и 13 полных форм (18% от общего количества керамики). Этот материал в полном объеме до сих пор не был введен в научный оборот. На данный момент существует единственная статья А. Е. Леонтьева и Н. Г. Самойлович о ростовской керамике, где опубликованы характерные формы верхних частей круговых сосудов, но лишь по материалам одного раскопа1.

В настоящей статье использованы материалы раскопок Н. Н. Воронина 1955-56 гг. в Митрополичьем саду Кремля2, керамический материал из шурфов В. Н. Хохлова 1984 г.3, а также керамика из раскопов и шурфов 1983, 1984, 1986-88, 1991-93 гг., закладывавшихся на территории Кремля и посада Волго-Окской экспедицией под руководством А. Е. Леонтьева4. Наиболее интересными были шурф 1983 г. у церкви Спаса на Сенях, раскоп во дворе у Часозвона в Кремле 1988 г., раскоп в Митрополичьем саду у церкви Григория Богослова 1989-93 гг., где сохранилась четкая стратиграфия слоев конца Х-ХIII вв. и откуда был извлечен основной керамический материал для периодизации и классификации. Подробное рассмотрение комплексов с ненарушенной стратиграфией - тема отдельной публикации, тем более, что их сопоставление (особенно сравнение комплексов разных раскопов), несомненно, приведет к интересным выводам о специфике ассортимента различных гончарных мастерских, о связях центра города и посада; о том, на какой основе возникло ростовское производство круговой керамики: на чисто местных традициях или здесь можно проследить связи с другими территориями, и в каких комплексах эти связи наиболее ярко выделяются и т.д. Здесь же следует отметить несколько таких комплексов: это постройка 5 (сер. - втор. пол. ХII в.), постройка 6 (ХI в.) шурфа 1983 г.; постройки 1-7 ярусов 1-9 раскопа 1988 г. с установленными дендродатами (таблица приведена в статье А. Е. Леонтьева и Н. Г. Самойлович)5, постройки 2, 3 (конец XI - начало ХII вв.) раскопа в Митрополичьем саду6.

Всего было отобрано 952 ф-та верхних частей (примерно; до половины тулова), а также полные формы и крышки, количество, безусловно достаточное для того, чтобы получить адекватное представление о хронологии, ассортименте и орнаментации керамики Ростова со втор. пол. X до втор. пол. XIII вв.

В процессе обработки материала было установлено, что между различными формами сосудов и оформлением края венчика не существует строгой зависимости (кроме некоторых случаев) (табл. 1), поэтому решено дать отдельно классификацию венчиков и верхних частей сосудов. При классификации учитывались следующие критерии:
- профилировка верхнего края у венчиков и верхней трети у сосудов;
- время бытования;
- в меньшей мере были приняты во внимание технологические характеристики (примеси, обжиг), т. к. красноглиняная керамика, появляющаяся в Ростово в середине XIII в., не рассматривалась;
- орнаментация.

Керамика была разделена на группы, куда вошли фрагменты и полные формы, совершенно различные по форме и функциональному назначению: были выделены группы горшков, мисок, крышек; типы - фрагменты одной группы, различные по профилировке, а у горшков - и по функциям; подтипы, выделяющиеся в основном по хронологическому признаку и некоторым особенностям профилировки. Венчики были разделены на варианты.

Перейдем к рассмотрению основных групп круговой керамики Ростова втор. пол. Х-ХIII вв.

Группа горшков

Тип 1 (14 ф-тов. Табл. 2: 1,2). К нему относятся горшки с низкой прямой или наклоненной внутрь шейкой, округлым туловом, максимальное расширение которого приходится на верхнюю треть высоты сосуда. Горшки имеют средние и большие размеры: d венчика = 17-32 cм, d тулова = 21-36 см, толщина стенок = 0,7-0,8 см. Тесто с примесью крупной и средней дресвы. На некоторых фрагментах есть следы нагара. Орнаментировано 64% ф-тов в основном глубоко врезанными линиями толщиной 3 мм, есть орнаментация плавным волнистым многорядом, волной с линией. Выделено 2 подтипа:
- подтип А (8 ф-тов. Табл. 2:1) включает сосуды больших размеров (d венчика = 25-32 см) с выраженными плечиками и шаровидным туловом;
- подтип Б (6 ф-тов. Табл. 2:2). К нему относятся сосуды меньших размеров со слабовыпуклыми плечиками, бочонковидным туловом.

Аналогии встречены на юге - в Черниговском Задесенье (ХI в.)7, есть похожие формы во Владимире (рубеж ХI/XII вв.)8, в Суздальском ополье - на селище 11 у с. Яновец (ХI в.) (Аналогии в статье даются только в границах территории Центра Ростово-Суздальской земли за небольшим исключением). Для сосудов этого типа характерны венчики вариантов 2А, ЗА, 6А. Время бытования горшков этого типа в Ростове - конец X (начало XI - рубеж ХI/ХII вв.). Их могли использовать и как кухонную (на что указывает нагар), и как хозяйственную посуду для хранения различных продуктов.

Тип II (5 ф-тов. Табл. 2:3). К нему принадлежат горшки вытянутых пропорций: плавно изогнутая шейка средней высоты переходит в покатые плечики и овальное тулово. Максимальное расширение тулова равно половине высоты сосуда. D венчика = 14-21 см, предположительная Н = 17-21 см. Толщина стенок = 0,6-0,7 см. Сосуды имеют примесь мелкой дресвы и песка в тесте. Следов нагара нет, также нет и орнамента. Все фрагменты имеют венчик варианта 7А. Вероятно, эти сосуды использовали для хозяйственных нужд. В Ростове они бытуют в последней трети XI - начале XII вв. Все ф-ты извлечены из постройки 6 раскопа 1988 г.9 Для северных древнерусских городов такие формы сосудов были не характерны, скорее здесь можно усмотреть связь с гончарными традициями юго-западных территорий: сосуд похожей формы был найден, например, в Чернигове (ХI в.)10. Но в целом, по-видимому, этот тип не был распространенным и там. Не получил он дальнейшего развития и в Ростове.

Тип III (832 ф-та и 7 полных форм). Наиболее распространенный тип горшков в Древней Руси. В Ростове к этому типу также принадлежат 88% сосудов. Тип III включает так называемые горшки эсовидного профиля, имеющие отогнутый наружу венчик, изогнутую шейку средней величины, плавно переходящую в плечики, овальное или конусовидное тулово, максимальное расширение которого приходится на верхнюю треть или четверть высоты сосуда. Размеры горшков различны: d венчика = 9-17-ЗЗсм, d донца = 6-10-14 см, Н = 8-16-29 см. Толщина стенок = 0,5-0,8 см. Тесто на ранних этапах существования сосудов (конец Х-Х1вв.)
- с примесью в основном крупной или средней дресвы, позже увеличивается процент мелкой дресвы и песка. Есть добавления шамота, хотя они не являются характерной примесью в тесте для керамики Ростова. Горшки этого типа использовались как кухонная посуда. Тип разделен на 5 подтипов:
- подтип А (18 ф-тов. Табл. 2:4) включает наиболее архаичные формы горшков, близкие по внешнему облику к раннекруговой керамике. Это толстостенные (толщина стенок = 0,7-0,8 см) сосуды средних размеров: d венчика = 16-19 см, - незначительно отогнутый наружу шейкой и конусовидным приплюснутым туловом. Имеют венчик с кососрезанным краем (вариант 1А, Б, В). Орнаментировано нанесенными небрежно линиями с волной (толщина - 3-4 мм) примерно 50% сосудов. Аналогии найдены на селище у с. Кривец Мышкинского района, Ярославской области11, на селище Гнездилово-2 под Суздалем (ХI в.)12. В Ростове этот подтип датируется концом X - перв. пол. ХII вв.;
- подтип Б (141 ф-т. Табл. 2:5,6). К нему относятся горшки с покатыми плечиками, туловом, близким по форме к овальному. Максимальное расширение тулова приходится на верхнюю треть высоты сосуда. Горшки в основном имеют средние размеры: d венчика = 16-23 см, d тулова = 19-27см. Толщина стенок = 0,6-0.7 см. Наиболее распространенные варианты венчиков - 7А, Б, 8А (на более позднем этапе существования горшков), 5А, 1В, Г. Выделяются подтипы Б1 и Б2:
- Б1 (125 ф-тов. Табл. 2:5). Горшки имеют средневыпуклые плечики (d плечиков больше d венчика на 2-2,5 см. Бытуют с конца X до середины XIII вв.;
- Б2 (16 ф-тов. Табл. 2:6). Датируется началом XI - концом XII вв. У них d венчика был равным или превышал d плечиков. Имели более архаичную форму, чем горшки подтипа Б1 и были менее распространены.

Орнаментировано 65%. В основном это линейный и волнистый орнаменты в разных сочетаниях, но есть и орнаментация штампом.

Горшки такого подтипа встречаются в Ярославле13. На Тимереве14, в могильниках Оленино Мышкинского района, Ярославской области (конец XI в.)15, Веськово Переславского района, Ярославской области (конец XI в.)16, на городище Кидекша под Суздалем(XI - XIII вв.)17.
-подтип В (220 ф-тов. Табл.2:7-10). Включает горшки с изогнутой, довольно короткой шейкой и плечиками, конусовидным туловом, максимальное расширение которого приходится на верхнюю четверть высоты сосуда. Горшки имеют малые и средние размеры: (d венчика = 11-23 см, d тулова = 13-26 см, предполагаемая Н - 9-20 см. Наиболее типичны венчики вариантов 1В, Г, ЗБ, В, 5А, 7А, 8А, 10Б. Выделены подтипы В1 и В2:
- В1 (195 ф-тов. Табл. 2:7-9) включает горшки со слабовыраженными плечиками (d плечиков > d венчика). Сосуды такой формы бытуют с конца X по втор. пол. XIII вв. Орнаментировано более 80% сосудов в основном сочетаниями линейного и волнистого орнаментов, но есть также ногтевой орнамент, как одиночный, так и в сочетании с линией;
- В2 (25 ф-тов. Табл. 2: 10). Горшки подтипа В2, вероятно, возникли как модификация подтипа В1 в конце XI в. В это время как раз начинается усовершенствование уже существующих форм сосудов. Для горшков подтипа В2 характерны сильновыпуклые крутые плечики. На более поздних этапах существования сосудов (середина ХII-ХIII вв.) в месте перехода шейки в плечико иногда образовывалось ребро. Горшки имеют средние размеры. Линейным орнаментом украшено 58% сосудов.

Аналогии горшкам подтипа В встречены в Ярославле (ХII в.)18, на селище Введенское Некрасовского района, Ярославской области (конец ХI-ХIII вв.)19, в Тутаевских курганах (ХI в.)20;
- подтип Г (431 фрагмент и 7 полных форм. Табл. 2: 11-13). К этому подтипу принадлежат горшки с отогнутой наружу шейкой средних размеров, хорошо выраженными плечиками и конусовидным туловом. Максимальное расширение тулова приходится на верхнюю треть или четверть сосуда. Данная форма считается классической древнерусской формой круговой керамики ХI-ХIII вв. Аналогии можно встретить практически во всех городах и поселениях домонгольского времени. Выделены подтипы Г1, Г2, ГЗ:
- Г1 (26 ф-тов и 6 полных форм. Табл. 2: 11). К нему относятся горшки небольших размеров: d венчика = 9-16 см, d донца = 5-8 см, Н = 7-13 см. Тулово приплюснутое, максимальное его расширение приходится на верхнюю треть высоты сосуда. Толщина стенок = 0,6-0,8 ом. Тесто часто плохо промешано, дресва может выступаит на поверхность особенно в придонной части. Орнаментировано 85% горшков линиями, сочетаниями линий и волны, есть отпечатки треугольного и прямоугольного штампов. Горшки такой формы являются наиболее ранними сосудами подтипа Г: в Ростове они появляются в первой половине XI в. и бытуют до конца XIII в Достаточно хорошая сохранность сосудов, очевидно, связана с их малыми размерами. Наиболее характерные варианты венчиков: 1Г, 4Б, 7А, 8А (в ХII-ХIII вв.);
- Г2 (376 ф-тов и 1 полная форма. Табл. 2: 12). Включает горшки средние и достаточно больших размеров, которые имеют более вытянутую форму, чем подтип Г1: d венчика = 16-23-28см, d донца = 8-13см, Н = 14-21-25см. Максимальное расширение тулова совпадает с верхней четвертью высоты сосуда. Толщина стенок = 0,5-0,7 см. Тесто с примесью в основном мелкой и средней дресвы и песка. Орнаментировано 63%. Орнаментация довольно разнообразна: помимо основного линейно-волнистого орнамента встречаются разные штампы, наколы, вдавления и их сочетания с линиями и волнами. Сосуды имеют венчики вариантов 1В, Г, ЗБ, В, 5, 7, 8, 10. Датируются концом ХI-ХIII вв.;
- ГЗ (29 ф-тов. Табл. 2: 13). К нему относятся горшки больших размеров: (d венчика = 23-33 см, с хорошо выраженными крутыми плечиками: при переходе от шейки к плечику могло образовываться ребро. Толщина стенок = 0,6-0,7 см. Тесто довольно хорошо промешано с примесью мелкой дресвы и песка. Орнаментировано 60 % сосудов тонкими ровными линиями, проведенными по подсушенной глине, встречается сочетание линии с волной. Венчики в основном относятся к вариантам 7Б, 8А. Горшки такой формы характерны для середины ХII-ХIII вв.;
- подтип Д (11 ф-тов. Табл. 2: 14) включает сосуды средних размеров (d венчика = 16-24 см, d тулова = 21-29 см) с сильнопрофилированной шейкой, покатыми плечиками, переходящими в округлое тулово, максимальное расширение которого соответствует верхней трети высоты сосуда. Толщина стенок = 0,6-0,7 см. Тесто с примесью мелкой дресвы и песка. Орнаментировано 70% горшков линиями и сочетаниями линий с волной. Все венчики относятся к варианту 8А. Датируются эти сосуды втор. пол. ХII-втор. пол. XIII вв. Большого распространения, судя по количеству найденных фрагментов, этот подтип в Ростове не получил. Не был он характерен и в целом для Ростово-Суздальской земли. Аналогии встречены пока только на Семьинском городище Юрьев-Польского района, Владимирской области в слоях конца ХII-XIII вв.21

Тип IV (69 ф-тов. Табл. 2: 15-23). Включает широкогорлые сосуды с прямой вертикальной или чуть наклоненной шейкой (иногда с валиками), высота которой составляет одну четвертую или пятую часть общей высоты сосуда. К этому типу принадлежат 7% сосудов. Толщина стенок = 0,6-0,8 ом, тесто с примесью мелкой дресвы и песка. Они могли использоваться и как кухонная, и как столовая посуда. Выделено 4 подтипа:
- подтип А (7 ф-тов. Табл. 2: 15, 16). К нему относятся довольно приземистые горшки средних размеров (d венчика = 15-20 см, предположительная Н = 9-13 см). Шейка незначительно отогнута наружу, плечики покатые. Орнаментировано 25% в основном волной или одиночной, или в сочетании с линией. Для венчиков характерен вариант 10В. Аналогии встречены у с. Еремейцево Мышкинского района22, в могильниках у с. Веськово и у д. Киучер (втор. пол. XI в.)23 Переславского района. В Ростове такие сосуды датируются втор. пол. XI - началом XII вв.;
- подтип Б (7 ф-тов. Табл. 2: 17, 18). Включает сосуды с вертикальной или несколько отогнутой наружу шейкой (Н шейки = одной пятой Н сосуда), резко переходящей в плечики, при этом иногда образовывая ребро. Максимальное расширение тулова приходится на верхнюю треть Н сосуда. Д венчика = 16-22 см, предположительная Н = 13-18 см. Орнаментировано сочетаниями волн и линий или просто линиями 25%. Найдена верхняя часть сосуда с ушком. Венчики относятся в основном к варианту 9А. Аналогии довольно редки: похожие формы есть в Суздальском ополье24. В Ростове эти сосуды бытовали в конце XI - перв. пол. XII вв.;
- подтип В (5 ф-тов. Табл. 2: 19). К нему относятся приземистые сосуды с прямо поставленной шейкой, резко переходящей в низкие плечики. Тулово конусовидное, приплюснутое (максимальное его расширение совпадает с верхней третью высоты сосуда). Д венчика = 15-19 см, Н » 10-13 см.

Все ф-ты орнаментированы сплошным линейным многорядом или линиями. Венчики принадлежат к вариантам 7А и 9А. Сосуды такой формы встречены в Суздале в слоях XI - середины XII вв.25, на Семьинском городище26. В Ростове они датируются концом XI - перв. пол. XII вв. Практически все фрагменты извлечены из постройки 4 раскопа 1988 г., которая была, по-видимому, хлевом27.

Принимая во внимание недолгое время существования подтипов А, Б и В типа IV и малое количество фрагментов от этих сосудов, можно предположить, что это были пробные формы, которые впоследствии трансформировались в более устойчивые (например, вполне вероятно, что из типа IVБ возник тип IVГ);
- подтип Г (50 ф-тов. Табл.2:20-23). Включает горшки с довольно высокой, несколько отогнутой шейкой, плечикам плавных очертаний. Д венчика = 13-23 см. Выделены подтипы Г1 и Г2;
- Г1 (13 ф-тов. Табл. 20:20, 21). У этих сосудов d венчика = d тулова, длина шейки составляет одну четверть высоты сосуда. Наиболее характерные варианты венчиков - 9В, 10В. Орнаментировано 45%. Орнамент представляет собой линии, сочетания линий и волны. Аналогии найдены на Семьинском городище (ХII - ХIII вв.)28, в Ярославле29. В Ростове такие сосуды датируются началом XII - началом XIII вв.;
- Г2 (37 ф-тов. Табл. 2:22, 23). Сосуды такого подтипа имеют d тулова, несколько превышающий d венчика, шейку, равную одной пятой высоты сосуда, овальное тулово. 54 % горшков оргнаментировано. В основном это сочетания линейного и волнистого орнаментов, но есть и вдавления, и ногтевой орнамент. Венчики относятся, как правило, к вариантам 7А, 8В, 9В. Горшки такой формы были довольно распространены в Ростово-Суздальской земле: они встречены на Семьинском городище30, во Владимире31 и Ярославле32 в слоях XII - XIII вв., в Суздальском ополье33. В Ростове они бытуют с середины XII до конца XIII вв.

Тип V (27 ф-тов и 1 полная форма. Табл. 2:24-28). К этому типу принадлежат сосуды с высокой вертикальной шейкой, равной одной третьей - одной четвертой высоты сосуда, и имеющей снаружи от 3 до 6 хорошо выраженных валиков. Тулово коническое или овальное. Сосуды такого вида являлись первыми кринками. Они использовались исключительно как столовая посуда для отстоя молока. На некоторых из них есть следы нагара, особенно с внутренней стороны. Вероятно, он образовывал специальную защитную пленку внутри горшка для того, чтобы молоко из него не просачивалось в процессе длительного отстоя. Выделено 3 подтипа:
- подтип А(11 ф-тов. Табл. 2:24,25) включает сосуды с несколько наклоненной внутрь шейкой, резко переходящей в крутые плечики. Тулово конусовидное, приплюснутое. Сосуды имеют средние размеры: d венчика - 16-20 см, d тулова = 20-23 см, предположительная Н = 15-18 см. Толщина стенок значительная: 0,7-0,9 см, однако тесто достаточно хорошей промешанности, с примесью в основном мелкой дресвы и песка. Орнаментировано 70% волнами с линиями. Венчики принадлежат к вариантам 9В и 10В. Аналогии довольно редки: горшки такой формы встречены, например, в Ярополче Залесском (ХII в.)34. В Ростове они датируются втор. пол. XI - рубежом ХII/ХIII вв.;
- подтип Б (13 ф-тов. Табл. 2:26, 27). К нему относятся сосуды с вертикально поставленной шейкой, плавно переходящей в покатые плечики. Тулово вытянутое, овальное. Сосуды имеют небольшие размеры: d венчика = 12-19 см. Н = 14-21 см. Толщина стенок = 0,5-0,7,ом; тесто с примесью мелкой дресвы и песка. Орнаментировано 60% ф-тов. В орнаменте преобладает одиночная волна, есть линии. Венчики принадлежат к вариантам 9В, 10В. В Ростове эта форма сосудов была распространена с конца XI по начало XIII вв. Сосуды такого вида встречены в Ярославле (ХII в.)35, на селищах Угличского района Ярославской области (ХII-XIII вв.)36, на Семьинском городище (ХII-XIII вв.)37;
- подтип В (3 ф-та и 1 полная форма. Табл. 2:28). К нему принадлежат горшки с вертикальной шейкой, конусовидным туловом, максимальное расширение которого приходится на половину Н сосуда. Горшки имеют средние размеры: d венчика = 16-20 см, Н = 17-21 см, d донца = 7,5-9 см.

Толщина стенок = 0,6-0,7 см. Тесто с примесью мелкой дресвы и песка. Венчики относятся к варианту 10В. Орнамента не обнаружено. Такие сосуды датируются втор. пол. XI - началом XII вв. Вероятно, являлись пробной формой высокогорлых сосудов.

Группа мисок

Для ростовской керамики ХI - ХIII вв. характерны 2 типа мисок.

Тип 1 (11 ф-тов. Табл. 2:29). Включает наиболее ранние формы мисок, бытовавшие в Ростове в конце XI - перв. пол. XIII вв., которые можно назвать скорее мисковидными сосудами, так как они были профилированными: имели невысокую прямо поставленную или чуть отогнутую наружу шейку, достаточно резко переходящую в крутые плечики (d плечиков равен или чуть больше d венчика) и конусовидное тулово. Однако, поскольку d венчика = 16-22 см, а предположительная Н=7-10 см, т.е. меньше половины d венчика, то эти сосуды все же следует отнести к группе мисок. Толщина стенок = 0,6-0,8 см. В тесто добавлялась средняя и мелкая дресва и песок. Наиболее характерными вариантами венчиков были 7А, 8А, 9А. 60% сосудов орнаментировано линиями. Аналогии встречены на Семьинском городище38, в Суздале39.

Тип II (5 полных форм. Табл. 2:30). Появляется примерно на рубеже ХII-ХIII вв. К нему относятся миски без поддона с прямыми или чуть округленными стенками, имеющие венчик варианта 7А. Миски типа II были меньше по размеру, чем типа I: d1 венчика = 12-19 см, Н=2,5-5,5 см, d донца = 7-12 см. Толщина стенок=0,5-0,7 ом, тесто - с примесью мелкой дресвы и песка. Орнамента нет. Аналогии найдены на Тимереве40, Семьинском городище, в Угличе в слоях XII-XIIIвв.41

Миски, без сомнения, служили столовой посудой, хотя на некоторых ф-тах есть темные пятна, похожие на нагар. Они могли образоваться в результате обжига посуды; кроме того по-видимому, в мисках часто подогревали пищу.

В коллекции ростовской керамики есть еще 16 полных форм мисок и 1 блюдце, относящиеся ко втор. пол. XIII-XIV вв., также в слоях этого времени найдены фрагментеы верхних частей кувшинов, верхняя часть небольшого сосуда с ушками, точное назначение которого пока не ясно (может быть, использовался в качестве умывальника?), но все эти формы принадлежат уже к красноглиняной керамике.

Группа крышек

Крышки появляются в Ростове примерно в конце XI века.

В слоях конца ХI-ХII вв., однако, найдено всего 3 крышки, что указывает на незначительное их применение в это время.

Найденные крышки четко делятся на 2 типа:

Тип I (2 крышки. Табл. 2:31). Конические крышки средних размеров с бортиком снизу. Д наружной части крышки =11-14 см, d бортика=8-11 см. Снаружи поверхность обработана лощением. Эти крышки предназначались для сосудов с высокой шейкой: бортик позволял крышке плотно закрывать горло горшка. Так как эти крышки найдены при раскопках постройки 4 раскопа 1988 года, то можно предположить, что они изготовлены для сосудов типа VБ, так как подходят к ним по размерам. Датируются такие крышки XII веком.

Тип II (1 крышка. Табл. 2:32). К нему относится коническая крышка без бортика с ручкой округлой формы с круглым отверстием посередине. Д наружной части=14 см, Н=5,5-6 см. Такими крышками закрывали сосуды, имевшие венчики со специальными закраинами изнутри, позволявшими удерживать крышку (варианты, ЗВ, 8, возможно, 9А). За отверстие в ручке крышку можно было привязать к сосуду. Крышка этого типа найдена в слое конца XI-начала XII вв.

Ни одна из найденных крышек не орнаментирована.

Выделено 10 вариантов венчиков (Табл. 3):
- в а р и а н т I (145 ф-тов (15% от общего количества). Включает венчики с косым срезом, отогнутые наружу. Наиболее архаичен вариант IА, который датируется втор. пол. X - рубежом ХI/ХII вв. (в статье А. Е. Леонтьева и Н. Г. Самойлович он датируется концом X - третьей четвертью XI вв.42 (Датировки А. Е. Леонтьева и Н. Г. Самойлович могут несколько отличаться от приведенных в данной статье, что является одним из подтверждений специфики отдельных раскопов Ростова)); вариант IБ относится к ХI-ХIIвв., IВ - ко втор. пол. ХI-ХII вв. (тип IБ по А. Е. Леонтьеву и Н. Г. Самойлович датируется третьей четвертью XI - перв. пол. XII вв., втор. пол. XII - началом XIII вв.); IГ - ко втор. пол. XI - середине XIII вв.;
- в а р и а н т 2 (8 ф-тов (0,9%). Включает венчики с двумя косыми срезами. Вариант 2А относится ко втор. пол. X - втор. пол. XI вв.; вариант 2Б - к середине XI - середине XII вв.;
- в а р и а н т 3 (91 ф-т (9,7%). К нему относятся отогнутые наружу венчики с косо срезанным краем, но со скругленными краями и желобком изнутри. Вариант ЗА датируется втор. пол. X - серединой XI вв. (тип 2 по А. Е. Леонтьеву и Н. Г. Самойлович (перв. пол. XI века); ЗБ - серединой XI - серединой XII вв., ЗВ - концом XI - серединой XIII вв. Из этого варианта мог выделиться и вариант 8;
- в а р и а н т 4 (29 ф-тов (3%). Включает венчики с заостренным верхним краем и округлым нижним. Вариант 4А относится к середине XI - середине XII вв.; 4Б - ко втор. пол. ХI-ХII вв.; 4В - к рубежу ХI/ХII - середине XIII вв.;
- в а р и а н т 5 (71 ф-т (7,2%). К нему относятся венчики со слегка утолщенным, оттянутым, загнутым внутрь верхним краем. Вариант 5А датируется ХI-ХIIвв., 5Б - серединой XII - серединой XIII вв., 5В и 5Г - серединой ХII-XIII вв.;
- в а р и а н т 6 (36 ф-тов (4%). Включает так называемые "манжетовидные" венчики. Вариант 6А относится к XI-XII вв., 6Б - ко втор. пол. XII - началу XIII вв.;
- в а р и а н т 7 (201 ф-т (21,1%). К нему принадлежат венчики с округлым краем, который может быть несколько утолщен снаружи. Вариант 7А датируется серединой XI - перв. пол. XIII вв., 7Б - серединой XI - серединой XII вв. (соответственно типы 6А и 6Б по А. Е. Леонтьеву и Н. Г. Самойлович (конец XI в., втор. пол. XII - начало XIII вв.), 7В - перв. пол. XII - концом XIII вв.;
- в а р и а н т 8 (212 ф-тов(22,3%). Включает венчики со скругленным загнутым внутрь краем, который образует желобок для крышки. Вариант 8А относится к концу XI - началу XIII вв. (тип 4, выделенный А. Е. Леонтьевым и Н. Г. Самойлович (конец XI - начало XIII вв.), 8Б - к середине XII - середине XIII вв.;
- в а р и а н т 9 (95 ф-тов (9,9%). К нему относятся венчики со срезанным внутрь краем. По срезу может проходить желобок. Вариант 9А датируется серединой XI - началом XIII вв. (тип 3 в статье А. Е. Леонтьева и Н. Г. Самойлович) третья-четвертая четверти XI в.), вариант 9Б относится к середине XI - рубежу ХII/ХIIIвв., вариант 9В, включающий венчики горшков с высоким горлом, - ко втор. пол. XI - началу XIII вв.;
- в а р и а н т 10 (67 ф-тов (6.9%). Включает венчики с горизонтально срезанным краем. По срезу может проходить ложбинка, один из концов может быть оттянут. Вариант 10А относится к концу XI - середине XIII вв., 10Б (вероятно, модификация варианта 10А, не получившая распространения) - ко втор. пол. XII в., 10В (венчики горшков с вертикальным горлом) - к концу XI - середине XIII вв. (тип 5 у А. Е. Леонтьева и Н. Г. Самойлович, относящийся к третьей четверти XI - середине ХIIвв.).

Наиболее распространенными вариантами являлись варианты 8, 7, 1В, Г: к ним относится 57% всего количества венчиков. Наиболее архаичными, появляющимися уже во второй половине X века были варианты 1А, 2, ЗА. Аналогии встречены на Сунгиревском селище Владимирской области в слоях Х-ХI вв.43, в Суздале (ХI в.)44. А вот варианты венчиков 1Г, 4В, 7В, 8А, Б, 10А переходят на красноглиняную керамику и продолжают существовать до первой половины - середины XIV века. Единичными ф-ми представлены варианты 5Г и 10Б, но их аналогии есть в Ростово-Суздальской земле: вариант 5Г встречается в Суздале (ХII-ХIII вв.)45, на Семьинском городище (ХII-ХIII вв.)46, вариант 10Б - в Угличе в слоях ХI-ХIIIвв.47

Интересно наличие довольно значительного количества манжетовидных венчиков. Они встречаются и в других городах и поселениях Ростово-Суздальской земли в слоях XI-начала XII вв. (например в Суздале48, на селище Гнездилово-2 под Суздалем), хотя это типичная форма южных территорий Древней Руси, бытовавшая там а X - начале XI вв.49

Из 960 фрагментов и полных форм сосудов орнаментировано 599, т. е. 62%. Приемы орнаментации и степень орнаментированности тех или иных типов сосудов Ростова представлены в таблицах 5 и 6. По данным этих таблиц можно сделать следующие заключения:
- орнаментация круговой ростовской керамики конца Х-ХIII вв. была довольно разнообразной: для украшения сосудов использовались:
1 - различные штампы, которые:
а) вырезались из кости или дерева (Табл. 5 :49, 50);
б) наносились на специальное колесико, которое прокатывалось по поверхности горшка (Табл. 5:1-7);
2 - палочки с заточенными по разному концами. Ими наносились:
а) вдавления различной формы (Табл. 5 : 36-38, 40-44, 46, 48, 52);
б) линии, волны, зигзаги (Табл. 5:9-12, 16-19, 24-27, 29, 32-34) (в более позднее время (ХII-ХIII вв.) линии и волны могли прочерчиваться ножом);
3 - ногтевой орнамент (Табл. 5:35, 45, 47);
4 - щепочки (щеточки) из дерева или специальные гребни из дерева или кости. Их использовали для нанесения:
а) линейного или волнистого многоряда (Табл. 5:12-14, 20-23, 28, 30, 31);
б) наколов (Табл. 5:39);
- сосуды орнаментировались только по тулову и шейке, причем для керамики Ростова, как и для керамики других древнерусских городов, характерно уменьшение орнаменти­рованной площади сосуда с течением времени (примерно с конца XI века орнаментируются, как правило, лишь верхняя половина тулова, с середины XII века - верхняя треть). Орнаментация по срезу венчика и тулову одновременно одиночной волной встречена лишь на 1 фрагменте;
- наиболее распространенным видом орнамента был линейный (72% от всей орнаментированной керамики). Причем для конца X- начала XII вв. характерна орнаментация глубокими линиями толщиной 1-5 мм, потом толщина ли­ний уменьшается и доходит до 0,5 мм. Линии проводятся уже по полуподсушенной глине, а не по сырой, как на ранних этапах, расстояние между ними увеличивается, а сами они становятся более ровными. Довольно распространенным элементом орнамента был линейный многоряд (8%), причем наиболее ранним его видом был сплошной (Табл. 5: 13, 14), а потом получает распространение раздельный линейный многоряд (Табл. 5:15). 9% ф-тов орнаментировано сочетаниями линейного и волнистого орнаментов. Среди волнистого орнамента наиболее распространена была плавно идущая по верхней части тулова волна толщиной 1-2 мм. Другие виды орнаментации: штампы, наколы, вдавления и их сочетания зафиксированы в единичных случаях;
- наибольшее разнообразие в орнаментации сосудов приходится на конец ХI-ХII вв. В конце XI века наряду Б типично славянскими линией и волной и различными их композициями начинает бытовать орнаментация штампом. В начале XII века появляются различные вдавления, ногтевой орнамент, а также их сочетания с линией и волной. Причину такого разнообразия орнаментации можно объяснить тем, что она совпадает по времени с увеличением ассортимента посуды;
- определенной зависимости в целом между видами орнаментации и формами сосудов не обнаружено (Табл. 6), кроме того, что 75% орнаментированных столовых сосудов типа УБ украшено одиночной волной, которая вообще довольно редко встречается на ростовской керамике. Но так как почти половина фрагментов сосудов этого типа найдены при расчистке построек 4 и 5 раскопа 1988 года и были изготовлены, по-видимому, одной династией гончаров, то данную зависимость можно рассматривать как исключение;
- можно также предположить, исходя из данных таблицы 6, что на пробные формы сосудов (например тип II, IVБ) орнамент часто не наносился и, наоборот, - чем устойчивее, были типы сосудов, тем разнообразнее они орнаментировались. Однако, это вопрос спорный, так как на разнообразие орнаментации могла влиять распространенность в быту тех или типов посуды.

Итак, исходя из данных хронологической классификации и сопоставления ее с орнаментацией, можно говорить о трех периодах развития ростовской круговой керамики втор. пол. Х-ХIIIвв.:
- втор. пол. X - втор. пол. XI вв. Появление и утверждение круговой керамики. Возникают типы I, IIIА, Б, ВI, ГI, варианты венчиков IА, Б, 2А, ЗА, 4А, 5А, 6А, 7А, 9А. Ассортимент сосудов был невелик;
- конец XI - рубеж ХII/ХIII вв. Время творческого поиска и расширения аcсортимента посуды. Появляются новые формы горшков, как не получающие дальнейшего развития (типы II, IVВ), так и утвердившиеся на довольно продолжительный срок (типы IVГ2, VА, Б). Кроме этого, начинают бытовать такие группы керамики, как миски, крышки. Оформление вариантов венчиков становится более разнообразным: к уже существующим добавляются варианты IВ, Г, 2Б, ЗБ, В, 4Б, В, 5Б, В, Г, 7Б, В, 8, 8Б, В, 10;
- XIII век. Начало процесса унификации круговых форм. Исчезают типы V, IIIА, IVА-В, сокращается количество вариантов венчиков: к “дожившим” до рубежа ХII/ХIII вв. вариантам IГ, ЗВ, 4В, 7А, В, 8, 9В, 10В добавляется лишь 6Б. Уже в первой половине XIII века в Ростове появляется красноглиняная керамика, которая окончательно утверждается к концу XIII вв.

Хронология типов круговой керамики Ростова
Виды орнаментов керамики Ростова втор. пол. X-XIII вв.
  1. Леонтьев А. Е., Самойлович Н. Г. Керамика Ростова Х-ХIII веков // Керамика раннего железного века и средневековья Верхневолжья и соседних территорий. Тверь, 1991. С. 56-66.
  2. РЯ АХМЗ, фонд археологии. № А91.
  3. Хохлов В. Н. Отчет об археологической разведке в г. Ростове Ярославской области в 1984 г. Архив ИА РАН, Р-1, № 10605, 10605А.
  4. Леонтьев А. Е. Отчеты за 1983-92 гг. Архив ИА РАН, Р-1, №№ 9653, 9653А, 10352, 10352А, 1133, 1133А, 11300. 11300А, 11982, 12859, 14624.
  5. Леонтьев А. Е., Самойлович Н. Г. Указ. соч. С. 59. Табл. 2.
  6. Леонтьев А. Е. Отчет о полевых исследованиях Волга-Окской экспедиции Института Археологии РАН в 1992, г. Архив ИА РАН, С. 2-7.
  7. Моргунов Ю. Ю. Древнерусские городища течения р. Ромен / КСИА. 1983. Выл. 175. С. 76. Рис. 2:20.
  8. Мошенина Н. Н. Отчет об археологических раскопках, проводившихся на могильнике “Сунгирь” и в г. Владимире в 1972-73 гг. Ар­хив ИА РАН, Р-1. № 5193. 5193А. Табл. 46.
  9. Леонтьев А. Е. Отчет о работе Волга-Окской экспедици в 1988 г. Архив ИА РАН, Р-1, № 12859. С. 40-42.
  10. Коваленко В. П., Шекун А. В. Летописный Листвен (к вопросу о локализации) // СА. 1984. .№ 4. С. 71. Рис. 8 : 14.
  11. Материалы хранятся в Народном музее г. Мышкина Ярославской области.
  12. См. напр.: Лапшин В. А. Раскопки селища Гнездилово-2 под Суздалем в 1985 г. Архив ИА РАН, Р-1, № 10771, 10771А, Табл. 23:8.
  13. Материалы хранятся на кафедре всеобщей истории. ГУ.
  14. Седых В. Н. Керамика Тимеревского комплекса. Дубов И.В. Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневековья Л., 1982. Рис. 50:1,2.
  15. Кашкин А. В. Отчет о работе Волжского отряда Волго-Окской экспедиции в 1989 г. Архив ИА РАН,Р-1,№ 13781. Ряс. 16.
  16. Вишневский В. И. Отчет о раскопках селища раннего железного века, кургана IХ-Х вв., грунтового могильника Х-ХI вв. у. с. Веськово Переславского района Ярославской области в 1988 году. Архив ИА РАН, Р-1№ 13936. С. 6. Рис. 14.
  17. Сабурова М.А., Чукова Т.А., Лапшин В.А., Мощенина Н. Н. Отчет Владимира-суздальской экспедиции за 1986 г. Т. II. Исследования в округе г. Суздали. Архив ИА РАН, Р-1, № 11963. С. 59. Табл. 21.
  18. ЯИАМЗ, фонд археологии, № 7057.
  19. Материалы хранятся на кафедре всеобщей истории ЯрГУ.
  20. ЯИАМЗ, фонд архелогии: № 7002/31.
  21. Мошенина Н. Н. Отчет об археологических раскопках Семьинского городища в Юрьев-Польском районе Владимирской области в 1979 г. Архив ИА РАН, Р-1. № 7746. С. 11-12.
  22. Комаров К. И. Отчет о работе Ярославского отряда ИА СССР в 1986г. Архив ИА РАН, Р-.1, № 11861. Рис. 93.
  23. Горюнова Е. И. Отчет о работе Верхневолжского отряда Волжской экспедиции 1960 г.*Архив ИА РАН, Р-1, № 2101. 2101А. Рис. 23, 44.
  24. Лапшин В. А. Раскопки селища Гнездилово-2 под Суздалем в 1987 г. Архив ИА РАН, Р-1, № 12076. 12076А. Табл. 67:9.
  25. Лапшин В. А. Керамическая шкала домонгольского Суздаля // Древнерусская керамика. М., 1992.0. 100. Рис. 1.
  26. Мошенина Н. Н. Отчет об археологических раскопках... в 1979 г.
  27. Лентьев А. Е. Отчет о работе... в 1988 г. С. 37-40.
  28. Мошенина Н. Н. Отчет об археологических р

Продолжение. Начало в “Сообщениях Ростовского музея”. Ростов, 1992. Вып. III. С. 173-202; в “Сообщениях Ростовского музея”. Ростов, 1993. Вып. V. С. 225-245; в “Сообщениях Ростовского музея”. Ростов, 1994. Вып. VI. С. 236-253.

№ 8. Десятая тетрадь

(Л.18 об.) ...(1923г.) 4 марта - суббота. Герасима-грачевника. Завтра в 12 ч. дня назначено второе общее собрание корововладельцев. Я прошусь врачом в это общество. Побуждения вот какие. В земской лечебнице громадные приемы деревенских пациентов (до 130 в день), так что вра(л. 19)чу и фельдшерам не до городских пациентов, поэтому корововладельцам необходим свой отдельный врач. Второе побуждение. Необходим специальный надзор за быками-производителями в городском стаде. Быков приводит с собой и содержит на свой счет пастух, а специального надзора за ними не имеется. В-третьих, в стадо поступает скот, закупленный на базарах и в других местностях местными мясниками. Пускается он в общее стадо прямо после привода, без всякого осмотра. Вот тут-то и необходим специальный надзор, дабы не заразить городской скот, что неоднократно и ранее имело место. Нередко таким путем в стадо заносился ящур и другие болезни. Кроме лечебной ча(л. 19 об.)сти для общества корововладельцев необходим врач и во всех других отношениях: в юридическом, при страховании скота и проч. К кому другому обратиться за советом по ветеринарной части, как не к своему врачу? Ко всему этому надо добавить, что по понедельникам в земской лечебнице приемов не бывает, и городскому скоту, в случае его заболевания, деваться некуда.

(Л. 21 об.) 25 марта Благовещение. Великая суббота. (Далее на лл. 21 об. - 24 об. - тексты песен “Огородник”, “Тройка”, “Где твое личико смуглое...” - Л. М.).

(Л. 25) 7 апреля по ст. стилю - пятница Фоминой недели. По нов. стилю 20 апреля. В этот день я бываю именинник. Вот уже несколько лет подряд день ангела я провожу совершенно скромно. Прошлый год был в Вощажникове и старался этот день даже скрывать, чтобы никто не знал, а здесь в Ростовe нет даже и этой (л. 25 об.) надобности, так как никто об этом не знает, да и мне справлять именины некогда, да по нынешним временам и не по карману. В 1921 году одна из дочерей преподнесла мне в этот день именинный сюрприз: она умерла 5 апреля, а в этот день ее беднягу хоронили, так что у меня за одно был именинный и похоронный обед. Дочь эта Катя, о смерти которой я без слез не могу вспоминать и сейчас. Это была лучшая из дочерей, и вот мы её-то и лишились. Умерла она 15 1/2 лет, так что ей было бы теперь 17 1/2 лет, она уже кончала бы курс гимназии и была бы, полагаю, совсем уже барышней. Бог не сулил видеть этого! Вероятно, это к лучше(Л. 26)му. Судьбы Божий не исповедимы! Нынешний год надо справить ее могилку и поставить на ней крест. Знаменателен этот день еще и тем, что сегодня я, по-видимому, остался в своем доме один только со своей семьей, без квартирантов.

19 апреля ст. стиль. Преполовения Пятидесятницы.

По поводу сегодняшнего дня большевики не оставили в покое даже Ростовский Кремль. Вот что пишут они в своей Ростовской газете “Трудовые дни” по поводу первомайской демонстрации: “Спящим пустынным Кремлем, с его седыми поросшими мхом стенами идет (л. 26 об.) великая первомайская демонстрация рабочих, крестьян и красноармейцев. Как символ умирающего произвола разсеивающегося религиозного дурмана стоят мрачные великаны - кремлевские церкви, во главе с собором! “В область предания уходят наше былое величие, блеск и слава, построенные на обмане” - как будто говорят они своим унылым видом!”.

А вот другое описание того же Ростовского Кремля: “Вид с озера Неро на Кремль чрезвычайно живописен...”, “С западной стороны вид Кремля не менее живописен, но отсюда он производит несколько иное впечатление. Картина Кремля, окопанного кругом двойным (л. 27) рядом земляных валов доселе уцелевших и сохранивших свое величие, - невольно переносит мысль нашу в далекое прошлое Ростова и возстановляет в памяти времена его былого историческaго значения...”.

“В развалинах одно время находился весь Ростовский Кремль. Драгоценные здания и старинные храмы - прекрасные памятники архитектуры до-Петровской Руси - представляли тяжелую картину разрушения, которому никто и ничто не мешало. Небрежение дошло до того, что в средине прошлаго столетия возник даже вопрос о продаже Кремля на слом!.. Но кощунственное решение не было приведено в ис(л. 27 об.)полнение. Нашлись люди, которые поняли, что потеря такого редкаго памятника ляжет неизгладимым пятном невежества на древний Ростов - и решились положить предел дальнейшей гибели Кремля...”. Сами того не замечая, большевики, надумав посмеяться над Ростовским Кремлем, хвалят его. Действительно, Великан этот представляет очень величественный вид, хотя за годы войны и большевицкого владычества во многих местах начал разрушаться и приходить к упадку. Но, я думаю, и теперь, как в былое время, найдутся люди, которые не допустят Ростовский Кремль до (л. 28) полного разрушения, так что петь ему “вечную память” рано.

26 апреля - 9 мая по нов. стилю. Среда.

Надо мной снова сгустились тучи и снова пронеслась грозовая туча. Сегодня меня опять, как 3 года назад, судили квартирантки. Привлекали меня к ответственности за оскорбление словами и действием квартирантки Жегловой. Припутали тут же и самоуправство. По 2 статьям (172 и 103 ст. Угол. Код.) полагалось наказание до года принудительных работ или до 1000 р. штрафа золотом. Свидетельница ложно показала, будто (л. 28 об.) я ударил Жеглову по шее. Суд, видимо, не поверил свидетельнице, но сделать ничего нельзя.

Верить требуется по закону, что бы ни наврал свидетель. Если бы не это, то меня оправдали бы совершенно, а тут присудили к 15 дням принудительных работ по специальности. В чем будут состоять эти работы и как будет выполнен приговор, я пока не представляю.

23 мая ст. стиль - вторник.

День Св. Ростовского Леонтия.

Попала мне в руки книжка А. А. Титова “Житие Св. Леонтия” на древнеславянском языке. Так как жизнь этого святителя известна немногим, да к тому (л. 29) же читать по-славянски весьма затруднительно, я постараюсь сделать вольный перевод этого жития и, насколько понимаю сам, объяснить все непонятные места.... (далее дан перевод по л. 39 об. - Л. М.).

(Л. 40) 22 октября 1923 г. ст. стиль, 4 ноября н. стиль. Казанской.

Вот еще 2 стихотворения Некрасова... (далее - отрывки из “Кому на Руси жить хорошо” - Л. М.).

(Л. 40 об.) Между поэзией вставлю самую житейскую прозу: сегодня начали первый раз в этом году топить лежанку - такая теплая стоит нынешняя осень.

(Л. 41) Накануне Светлого Праздника. Из стихотворений, посвященных русским детям. (Далее - несколько стихотворений Н. А. Некрасова - Л. М.).

(Л. 43 об.) 28 октября ст. стиль. Дмитриев день. 10 ноября новый стиль.

Сегодня по случаю 40-летня основания Музея церковных древностей я надумал идти на торжественное собрание, которое было назначено в 12 час. дня. Я проходил по Музею до 1 часу, но никакого заседания еще не было, и я возвратился домой, полный впечатлений от всего того, что я видел. Этими впечатлениями я и не премину поделиться.

Прежде Музей помещался только в “Белой Палате” и “Княжих Теремах”, а теперь для него отдано Духовное Училище. Все, что прежде помещалось в нескольких комнатах, теперь разбросано по (л. 44) всему училищу. Заняты все классные комнаты и даже верхний этаж, где помещались спальни и квартиры Помощника Смотрителя и надзирателей. Нижний этаж, где была столовая, обращен в музей революции.

Прежде всего, что меня поразило, это какая-то смесь французского с нижегородским. Тут все свалено в одну кучу: в одном зале помещаются и иконы с иконостасами, и портреты царей и чуть ли не революционных деятелей. Кроме того, я никак не понимаю, как же это тaк? Ведь иконы, иконостасы, ризы, лампады и прочая церковная утварь являются (л. 44 об.) орудиями и средствами “религиозного дурмана” и, как таковые, должны быть выброшены или сожжены, а тут они выставлены не только на показ, но и должны поучать посетителей, экскурсантов и в особенности молодежь тому, что сделано было через этот “религиозный дурман”. Наше поколение должно забывать все эти религиозные предметы почитания, если они нам не нужны. А тут мы должны хранить их и притом с особенной тщательностью. Вот этого противоречия я никак не понимаю. Не возьму в толк этого расхождения рассуждений и идей с делами: с одной стороны гнать (л. 45) насадителей “религиозного дурмана” и их дела и предметы, служащие проводниками этого дурмана, а с другой - хранить их и беречь для изучения по ним какой-то старины?

Дальше, не мало я был удивлен, когда увидел портреты царей, губернаторов, архиереев и прочей буржуазии. Как я выше сказал, в одной из комнат висит портрет Александра II. Что это такое, древность или ценность? Если древность, то всем нам известно, что Александр II жил не так давно. Если это ценность, то мы знаем, что не менее ценные, чем портрет, уничтожены памятники тому же Александру Второму (л. 45 об.), в том числе и в Москве. Среди портретов я видел портрет бывшего Ярославскаго Архиерея Ионафана во всем его блеске, в полный рост. Это один из самых ревностных распространителей “религиозного дурмана”. Имеется также находящийся в зале б. Духовного училища портрет губернатора Левшина. Как и зачем он тут попал, я тоже не понимаю. Из буржуев висят портреты Ростовских археологов Титова А. А. и Шлякова И. А. Как бы то ни было, а Титов, как бывший торговец, не мало попил крови из рабочих. Теперь укажу на некоторые беспорядки, какие я заметил при обходе Музея. Я не нашел в Музее, прежде всего, некоторых (л. 46) предметов, которые там находились. Так, не видал я модели Ростовского Кремля, которая стояла, помнится, на окне в одном из “Княжих Теремов”. Проходя по “Отдаточной Палате”, я заглянул в шкафики (4), сделанные в стене, и увидел там старинные лампады, подсвечники и обломки украшений с иконостасов. Несколько таких же вещей я на­шел в чуланчике, находящемся в одной из комнат “Княжих Теремов”. Зачем эти “древности” выкинуты сюда? Если этo ненужный уже хлам, рухлядь, так такого хламу много и в Музее, и он с неменьшим успехом может быть выкинут, как и эта “негодная рухлядь”.

(Л. 46 об.) Если же это “древность”, то, я полагаю, ей место нашлось бы и в Музее, ну, хотя бы, лампады привесить к потолку, а не выбрасывать в чуланчик. Не видел я также, где помещается ценная библиотека Музея, усиленная библиотеками из Воронина и Вощажникова. Вероятно, где-нибудь в канцелярии?

В одном из чуланчиков, находящемся в “Княжих Теремах”, очень тесно, а по сему случаю там сделано отхожее место, так как очень отзывает мочой.

Из осмотренных мною вещей особенно мне понравилась одна риза, вероятно, 17 века. Отличается она от современных (л. 47) тем, что не имеет спереди выемки и представляет из себя сплошной мешок.

27 ноября ст. стиля (понедельник. Праздник св. Иакова Ростовского).

Вот какие мрачные мысли меня одолевают: мука ржаная дошла до 2 с лишним миллиардов за пуд, а червонец (10 р. золотом) поднялся до 16.300 р. (16 миллиардов 300 миллионов). Такие головокружительные цифры, что не скоро и напишешь. А что будет весной, я думаю, что мука дойдет до 10 миллиардов пуд. Как будем жить тогда?

Только одни наши коммунисты не унывают! На что они надеются, и что хотят сделать? Пока “темна вода во облацех”... Мне кажется, что они ничего не хотят делать, а предоста(л. 47 oб)вляют все течению обстоятельств. Одного только я не понимаю, почему они не хотят сделать жизнь населения мало-мальски сносной! Где же их “земной рай”? То они говорили, что им мешают устроить этот “рай на Земле” буржуи и генералы и иностранные бандиты, а теперь, кажется, никто уже не мешает, война кончилась, а жизнь не улучшается и день ото дня становится тяжелее?! Чем же это объяснить?

(Л. 48) 1924 год. 1 января ст. стиля, понедельник. Начал я новый год с благословения Апостольского. Понравился мне в новогоднем апостоле один стих, который я привожу целиком на славянском языке и в русском переводе: “Братие, блюдитеся да никтоже вас будет прельщая философиею и тщетною лестию, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу”. По-русски: “Смотрите, братия, чтобы никто не увлек вас философией и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу”.

Точно в руку положил Апостол Павел, как бы предви(л. 48 об.)дя наши времена. А разве нас сейчас не обольщают философией? Разве не заставляют жить по “стихиям мира, а не по Христу”?

1 марта старый стиль. (Евдокиин день).

Не могу не записать события, которому наши потомки, возможно, не поверят. Я говорю о денежной реформе, преподнесенной Советским Правительством. Декретом от 10 марта оно решилось, наконец, остановить падение нашего рубля и перейти на твердую валюту. Дошло дело до того, что 1 копейка стала равняться 500 миллионам рублей, а золотой рубль поднялся до 50 миллиардов. Какой-то абсурд (л. 49) или кошмар, как хотите называйте! Я все время думал и твердил, что с деньгами мы запутаемся и когда дойдем в счете до сумасшествия, тогда остановится падение рубля! Так оно и есть на самом деле. Мы перестали понимать друг друга, называя миллиарды, и миллионы! Дальше ехать некуда! Вот соввласть и решила этому безобразию поставить крест, выпустив твердые деньги и серебряную монету. Сегодня для 1-го марта мороз “ляпнул” до 15 градусов R холода. Весна, очевидно, обещает быть холодной.

25 марта ст. стиля. Благовещение. Понедельник 5 нед. вел. поста.

Из окон моего дома видать двухэтажный каменный дом на Покровской, некогда принадлежавший коммерции советнику Михаилу Михайлo(л. 49 об.)вичу Полежаеву, а теперь занятый каким-то музеем (только не церковных древностей) и станцией защиты растений. Вверху этого дома сзади имеются антресоли, две комнаты которых в данное время занимает родной племянник (по жене) Дмитрий Иванович Мальгин. На днях я зашел к этому Мальгину по своему делу, и он рассказал мне много любопытного, чем я давно интересуюсь и что считаю необходимым записать. Прежде всего, узнал я от него, что дом этот выстроен в 1855 году, на что имеется указание на березе, находящейся в бывшем Полежаевском саду. Дата эта вырезана на дереве, очевидно, кем-то из владельцев этого, дома или его родственниками, так что сомневаться в правильности ея нет (л. 50) оснований. Таким образом, дому этому около 70 лет. Сам владелец этого дома Полежаев умер в 1876 г. Этим показанием опровергается упорно держащаяся до сих пор в народе легенда, что Полежаеву было приказано свыше умереть в 24 часа. Дело в том, что про Мих. Мих. Полежаева говорили, будто бы он в Турецкую кампанию (в 1877-78 гг.) поставлял на Турецкую армию полушубки, на каковой операции нажил миллионы. Племянник его Мальгин (о котором идет речь) эту басню отрицает, рассказывая, что он сам был очевидцем смерти своего дяди и видел его в гробу. У него до сих пор хранится фотографическая карточка, изображающая (л. 50 об.) Полежаева в гробу. Умер он в Петербурге и для похорон был привезен в Ростов. Схоронен он в Яковлевском монастыре. Между тем, в Ростове, как я сказал, можно и сейчас слышать рассказы, что хоронили вовсе не Полежаева, а какого-то солдата или просто чурку, а сам Полежаев жил после этого несколько лет. После его смерти, спустя даже 5 лет, власти не оставляли в покое его жену, Веру Леонтьевну Полежаеву. Раз, в глухую полночь, в дом к ней заявились прокурор, исправник, надзиратель и полицейские и произвели обыск. Искали все владельца дома. На заявление лакея, что Мих. Мих. умер уже пять лет назад, прокурор ска(л. 51)зал: “Врешь ты, говори, где хозяин, тебе дали рубль, вот ты и не сказываешь”. Конечно, покойника не нашли, а обитателей дома (Веру Леонтьевну и ее детей) перепугали смертельно. Очевидно, власти смешивали этого Полежаева с созвучной фамилией Полетаева из Ярославля - тоже знаменитым купцом. Вера Леонтьевна - тоже замечательная старуха. Она принимала в своем доме Александра II. В нашей семье она крестила четырех братьев и одну сестру. После своей смерти, о которой я хорошо помню, она отказала одному старинную киоту с 4 образами в серебряных ризах и каждому крестнику по 100 р. денег. Каждый год, в день своих именин мы, крестники, ходили к ней на поклон и отно(л. 51 об.)сили большую просфору, за что получали каждый раз по серебряному рублю и по апельсину. Подарки эти она выносила иногда сама, иногда высылала со своей экономкой. Отец Дм. Ив. Мальгина приходился ей родным братом. Звали его Иван Леонтьевич.

Много мне рассказал Дмитрий Иванович и о том, что он перенес за эти годы: сколько издевательств и глумления, невозможно и рассказать обо всем, приходится удивляться, как еще он остался жив. Ему теперь 59 лет. Последнее время его, как я сказал выше, загнали на антресоли, в 2 комнаты, вместе с 4 сестрами. Какой-то умник сказал ему: “Будет, вы ели в свое время, а теперь можно и не есть!” Вот до чего доходит (л. 52) глумление! Имущество у него почти все разворовали, вывезли на семи возах. Дошло даже до того, что убили у него корову, проломив ей череп. Дом ухайдачили до неузнаваемости, надворные постройки и сад также разорены. Я спрашивал у него, не осталось ли чего после Полежаевых, каких-либо рукописей или книг, он сказал, что книги, составлявшие довольно большую библиотеку, все почти увезли неизвестно куда, а из старинных вещей осталось очень мало. Подарил он мне одну брошюрку.

30 марта ст. стиля - суббота 5 недели великого поста...

Как хорошо по Волге ехать в полую воду! Припоминается мне как я ехал на первом курсе Ветеринарного Института из Казани в Ярославль. Волга только что прошла. Дело было, кажется, в первых числах апреля, или в Вербную субботу, или на Страстной. По Волге едешь, как по морю, нигде никаких задержек, нет ни перекатов, ни мелей. Одно плохо, вода никуда не годится: мутная, как какое-либо пойло. Несмотря на фильтр, очищается плохо. Нас ехала на Пасху целая компания студентов. Как сейчас помню: пароход остановился где-то (кажется, в Работках - между Нижним и Казанью). для (л. 53) погрузки-выгрузки и простоял часов 6-8. Мы, воспользовавшись стоянкой, слезли на берег и отправились в “пивнушку”, где так засиделись за “ермолаевским” пивом, что едва не прозевали было пароход.

1 апреля ст. ст. - понедельник.

В этот день принято обманывать друг друга, причем стараются сделать это так, чтобы заставить обманываемого куда-либо сходить или что-нибудь сделать. Интересно знать, откуда этот обычай ведет начало и что он значит?

С 1 марта я поступил псаломщиком к Борисо-Глебской церкви, и пока что своим положением доволен. Оплачивается “дьяческий (л. 53 об.) труд” куда лучше, чем ветеринарный. И удивительное дело: почти те же самые “пациенты” платят мне, как “дьячку”, лучше, чем как ветеринару. Вот как у нас ценится ветеринарный труд?! Вот как население понимает, с каким риском для жизни и вообще для благополучия и здоровья сопряжена та и другая работа?! Об этом надо не только писать, но кричать на каждом переулке. Недаром за последнее время на малое жалованье жалуются даже участковые ветеринары, а медики так те прямо бегут и отказываются служить. О, Русь! Долго ли ты будешь находиться как в забытьи, скоро ли проснешься от векового сна?!..

По первому вопросу существует та (л. 54)кое объяснение: обычай обманывать ведет свое начало будто бы от первосвященников еврейских, которые хотели обмануть народ, распуская молву, что Христос не воскрес, а был украден ночью учениками. По другой версии, апостол Фома не верил воскресению Христа до тех пор, пока не убедился в этом, ощупав “язвы гвоздиныя”...

5 апреля - пятница 6 недели.

Сегодня ночью мне пришла в голову такая мысль: большевики говорят - “религия - дурман, религия отравляет людей, религия есть зло и с ней надо бороться, дабы уничтожить это зло” Конечно, уничтожать зло следует, бороться со·злом надo неотступно, но ведь в мире так много зла (л. 54 об.) более сильного, более худшего, чем религия! Таковым следует считать хотя бы пьянство, самогончество. Мне кажется, что это зло похуже религии, пьянству необходимо объявить борьбу не на живот, а на смерть. Сравнительно с ним “религиозный дурман” - пустяки! Религия не так вредна, как пьянство. Посмотрим, как с ним борются большевики! Да, по-моему, никак, борются они с пьянством только на словах, пишут об нем даже в газетах, а на деле для искоренения его никаких мер не предпринимают, и “зеленый змий” цветет по деревням так, как никогда не бывало. Пьянством заражены поголовно все: муж(л. 55)чины и женщины, взрослые и малолетние, и даже дети. Вот, чем бороться с религией, объявили бы такую борьбу не на живот, а на смерть пьянству-самогончеству, вот это была бы населению польза! А то возиться с религией, которая никому и ничему не мешает, право, повторять ошибки других народов. Во Франции также боролись с религией во время революции, да что из этого получилось! Католичество нигде так не процветает, как во Франции. Да, с другой стороны, большевики объявили поход на православие собственно и то только в России, вот попробовали бы они бороться с католичеством, так узнали бы, что из, этого может получиться. Православие в России ма(л. 55 об.)ленькая горсточка, а католичество находится во всех странах света, даже в Америке...

Сегодня первый весенний день: в тени +14 R. К вечеру, конечно, собрался дождичек. Я видел скворцов.

Сегодня же година по Кате: прошло 3 года, как она умерла.

14 апреля ст. ст. Светлое Христово Воскресение.

В этом году замечательна была Светлая ночь: во время крестного хода валил снег. Выпало снегу не меньше, чем на вершок, лежал он почти целый день. Вот вам чудо, а, говорят, что теперь нет чудес!.. Они есть, только мы их или не замечаем, или стараемся не замечать. Мне кажется, что все 7 лет революции идут непрерывные чудеса: то голод, то чума (л. 56), то дожди и проч.

23 апреля ст. ст. Егорьев день - Радоница.

После продолжительных дождей для “Егорья”, наконец, наступил теплый день. Погода, вообще, обещает установиться, в противном случае дело дрянь: надо бы начинать пахать, а на полях еще вода. На что наше озеро и то никак не может войти в норму: разлилось до самой большой дороги, и вода еще не сбывает до сих пор. Дурная погода ничего не дает делать даже во дворе: стоит везде вода, надо бы чистить двор, а и того делать нельзя.

8 мая ст. ст. - Преполовение и день Иоанна Богослова.

Самым злободневным вопросом теперь считается так называемая “денежная реформа”. В этом деле мы дошли, что называется, до “Геркулесо( 56 об.)вых столбов”, так что дальше было идти некуда. Начали уже считать не миллионами и не миллиардами, а триллионами, а какая дальше цифра идет, не знаем, а потому вернулись назад и начали снова вести счет на копейки и рубли. Я давно говорил, что в денежной системе мы дойдем до “идиотизма”, до “сумасшествия” - перестанем понимать друг друга и вернемся к старому счету, так оно и вышло. В самом деле, что за дурачество, называть одну и ту же монету тремя именами: на бумажке, допустим, написано: “одна тысяча рублей” - это значит “один миллиард” (но не рублей, а копеек), или “две копейки”. Потомки, прочитав эти cтроки, вероятно, ничего не поймут, но это подлинный факт. Теперь одна копейка - это пятьсот миллионов - или пять(л. 57)сот рублей. Выпущены новые деньги и бумажные и серебряные. Серебряные деньги по виду почти такие же, как и николаевские, только вместо двуглавого орла на обороте серп и молот и надпись: “Пролетaрии всех стран, соединяйтесь”. Размер их точь-в-точь такой же. Интересно, много ли в них серебра? Бумажные деньги тоже похожи на старые, словом, уехали недалеко.

9 мая - Никoлин день.

Для Никoлина дня сегодня с 8 часов утра идет снег при сильном северо-восточном ветре. Температура упала до +1 R. Весна нынче похожа пока что на прошлогоднюю: все время идут дожди, наш Ростов утопает в грязи, и никаких мер к очистке ее не предпринимается. Улицы не мостятся уже несколько лет, асфальтовые тротуары все повыбились, во многих ме(л. 57 об.)стах проваливаются. Вообще, все городское благоустройство страшно хромает. Бульвар приведен в такой вид, что по нем ходить стало совершенно невозможно: понаделали тропочек ниже бульвара, над самой канавой. Лавочек на всех бульварах не более 2-3. Около благовещенского бульвара сломана вот уже с год витрина для наклейки объявлений и валяется в канаве. Грязь на дорогах обычно каждую весну сгребается в кучу, причем кучи эти не вывозятся, как бы следовало, и лежат на дорогах целый год до следующей весны. Летом они высыхают, притаптываются и опять растаскиваются по дорогам или обрастают, в лучшем случае, травой. Несколько раз указывалось на такие “порядки” в газетах. Но толку от этого мало. Finis.

№ 9. Одиннадцатая тетрадь

25мая 1924 г. - 10 ноября 1927 г.

(Л. 1) 12 мая ст. ст. 1924 года - 25 мая новый стиль. Воскресенье.

Сегодня так называемая неделя о Самаряныне. Весьма немногие знают, что это за Самарянка? Сведения о ней находятся в “синаксаре”. Так называется описание празднуемого события, находящегося в церковной книге “пентикостарий”. Синаксар рассказывает, что жена Самарянка, с которой беседовал Христос у колодца Иакова, была потом обращена в христианство и названа Фотиньей. Пострадала она за Христа при Нероне вместе с семерыми своими сыновьями. Подвергали ее различным истязаниям и, наконец, привязали к двум финикам, которые ее и разорвали пополам. В этом же “синаксаре” говорится, что устье (“горлице”) колодца Иакова и камень, на ко(л. 1об.)тором сидел Христос, были перенесены императором Юстианом в храм Св. Софии, где от них происходили исцеления многих недугов и особенно они помогали от “трясавицы” (очевидно, от лихорадки).

15 мая ст. ст. Среда.

С. Наумов в “Северном рабочем” ополчается на сельских учителей, говорит, что большинство их из духовного звания. Да, это правда, и надо добавить, что большинство “лучших”, и не только сельских, но и “городских” учителей - из духовного звания. Я бы спросил Наумова, а на других поприщах разве мало семинаристов? Возьмем врачей: разве мало их из духовного звания? Скажу более: большинство знаменитостей медицины вышли из семинаристов. А ветеринары: больше половины их семинаристы.

(Л. 2) Взять хотя бы юристов: один Ярославский Лицей сколько дал и довольно-таки видных адвокатов из семинаристов. Да берите любую сферу деятельности, везде вы найдете работников из духовного звания. Заметка Наумова вяжется у меня с сегодняшним разговором с одной учительницей. Она говорит, что старых учителей стремятся, по возможности, всех повышибать и наставить своих “красных”. Будет ли из этого какой толк, покажет недалекое будущее. Думаю, что звание (хотя бы и духовное) никакой роли в учительстве не играет: есть и хорошие из духовного звания, а бывают плохие учителя и из рабочего класса.

(Л. 2 об.) 2 июня ст. ст. - 15-го новый стиль.

Троицын день.

Обычай украшать зеленью дома и церкви, принятый в этот день, начинает отходить в область преданий. Церкви украшают зеленью и не в этот день, а дома совсем перестали украшать. Против рубки “троицких березок” особенно вооружились большевики, говоря, это в этот день - “день древогубления” - истребляется очень много березок. Это правильно. Pубят обыкновенно молодняк - березка только поднимется, начнет укрепляться, как ее срубают без всякой пощады. Конечно, это происходит от незнания и народной темноты: если бы рубящий понимал, (л. 3) что дерево тоже “живет”, так он не стал бы губить его во цвете лет. Я не буду говорить о том, какой вред от уничтожения лесов, укажу только на простой способ избежать этого зла. Для украшения домов и церквей не требуется непременно березки и обязательно молодые, можно великолепно украшать и сучьями с тех же берез (только взрослых), или растениями, менее дорогими, например, различными кустарниками, ивой, ветлой, мозжухой и т. п. Кроме того, можно плести целые гирлянды из мелких сучьев. В “украйне” существует великолепный обычай посыпать пол (л. 3 об.) в церквах сжатой или скошенной травой. И у нас когда-то существовал обычай, да, пожалуй, и теперь ведется кой-где посыпать пол “мозжухой”.

В сегодняшнем № “Северного рабочего” задевается злободневный вопрос: о воспрещении производить церковные звоны. Дабы попы не мешали рабочему люду спать по утрам, следует воспретить им производство звонов, а колокола употребить на другие нужды. Да, наверное, скоро этого попы и дождутся, и виноваты в этом они сами.

Если можно, как это делается теперь, безобразничать со звонами, то уж лучше их запретить совсем. Почему прежде попы считали своей обязанно(л. 4)стью наблюдать за правильностью производства звонов, а теперь не обращают на это никакого внимания. Я думаю так, что, если советская власть и воспретит звоны, то попы найдут лазейку: заведут какие-нибудь трубы, кимвалы и тимпаны и по образцу древних евреев будут ими сзывать верующих на молитву. Ведь делали же они обходы по другим случаям: например, при изъятии ценностей. Попы, что мухи: ты гони его в дверь, он влетит в окно. Мне думается, что с религиозным дурманом надо покончить одним ударом раз и навсегда, а не применять какие-то половинчатые меры, не проводить реформу частично. Надо сразу (л. 4 об.) прикрыть эту лавочку: воспретить всякое публичное оказательство всех без различия вероисповеданий. Уж запрещать, так запрещать не одни церковные звоны у православных, а воспретить звон и католикам, звон которых посредством “балаболенья” языком о края колокола (известно, что католики ударяют не в край колокола языком, как православные, а раскачивают весь колокол сразу, и вот у них язык колокола “балаболит”) изводит слушателя более, чем звон русских. Следует запретить кричать на минаретах и “маэдзинам” - “изнагам” у магометан.

Кто жил в мусульманских (л. 5) местностях, Казани, например, в киргизских поселениях, тот знает, что значат эти “завывания” (призывания правоверных на молитву), знает, как они надрывают душу! Но нет ничего печальнее, нет ничего заунывнее, как звоны армян! Когда мне пришлось слушать эти армянские звоны в Елизаветополе, я никак не мог быть равнодушным: так они дергали за душу!

Дальше... Если наша республика есть республика “безбожников”, то в ней не должно быть и никаких предметов “религиозного одурманивания”. Вся эта лавочка должна быть прикрыта повсеместно: (л. 5 об.) церкви, костелы, мечети, синагоги должны быть закрыты. Бояться каких-то последствий этого не должно.

21 июня ст. ст. - 4 июля н. ст.

Пятница 10-я. Вчера, после продолжительного перерыва, как я никаких вообще увеселительных мест не посещаю, я попал на концерт в городской сад. Цена билета сравнитель­но невысокая - 35 копеек. Играл на скрипке пpофессор Моcк, консерватории Шидлер, пела сопрано Дудкина и балет - Петунина. Особенно хорошо играл на скрипке. Великолепно были исполнены: Крейцерова соната Бетховена, Пляска ведьм, венгерский танец и ма(л.6)зурка Венявского. Народу на концерт было сравнительно порядочно, только мало я видел рабочих: плохие, видно, они ценители искусства. А ведь из-за них рубили весь лес, и революция была устроена для того, чтобы по возможности придвинуть рабочего ближе к культуре и искусству, а на деле придвинули ближе всего к самогону и пьянству. Бедный наш рабочий!

1З августа ст. ст. - 26 августа н. ст. Вторник.

Сегодня в народном суде 1-го района г. Ростова снова судили нашего архиерея Иосифа и двух свящ. Поройкова и Виноградова за то, что они не зарегистрировали церковный совет. Суд происходил в б. народном доме - те(л. 6 об.)перь гортеатр. Народу к концу заседания набрался полный зрительный зал, а когда был вынесен оправдательный приговор, то публика не вытерпела и захлопала в ладоши. Такова была у всех радость, ибо народ знает, что судят понапрасну, за то только что они - попы. Многие женщины крестились. В чем же дело? Как будто бы событие и неважное, а такой восторг, такой подъем духа у публики? Дело в том, что многие не ожидали такого исхода дела, в числе их и я никак не думал, что архиерея и “попов” и вдруг “оправдают”, и этo делает партийный суд! Ведь это называется “Иордан потек вспять” - это против естествa. Тем более, что главный свидетель Дрозд показывал ложно, о чем во (л. 7) всеуслышание объявил один из обвиняемых. Хотя дело таким образом само по себе и малозначительно, но победа велика. Это победа духовенства над беззаконием и насильем большевиков, победа (чуть ли не первая) на мирном фронте. Как только допустили попов говорить, оправдываться и защищаться, они сумели сами себя отстоять. Это одна сторона дела. С другой стороны, в этом случае восторжествовала, наконец, правда над кривдой, - ложь побеждена! Конечно, обвиняемых привлекали неправильно: как показывал архиерей и как гласит их же советский закон, церковный совет и регистрировать совсем не надо было, так что суд в своем приговоре совершенно (л. 7 об.) неправильно говорит, что оправдывает их за недоказанностью. На суде преступление было доказано - это бесспорно, да дело не в этом, а в том, что самого преступления не было, сказать же этого суду нельзя.

Как похож этот процесс на суд над Бейлисом: как тому в свое время трудно было оправдаться, так и попу теперь доказать свою правоту нелегко. Вот почему важен этот “маленький” процесс: это начало будущих побед нашего “бесправного” духовенства над безбожием, это победа логики и дара слова (по-моему, самое сильное оружие) над бесправием и насилием!

15 ноября ст. ст. - 28 н. ст. (Пятница).

Читаю в настоящее время “Иисуса” Ренана и его продолжение. Эти книги во время учения в семинарии нам строго запрещались. Очевидно, боялись, как бы не сделать семинаристов неверующими, а мне кажется, наоборот: Ренан основательно доказал “божественность” Христа и сам, очевидно, был человеком верующим. Особенности, сравнительно с учением православной церкви, какие я заметил у Ренана, вот какие: у всех 4 евангелистов Иуда - предатель называется “Иуда Искариотский”, но это, по Ренану, не совсем верно: Иуда происходил из города (л. 8 об.) Кериотт, поэтому следовало бы его называть “Иуда Кериотский”, или из Кериотта. Здесь, видимо, ошибка переписчиков. Вместо того, чтобы писать предлог “из” отдельно, они писали его вместе и, таким образом, получалось “Изкериотский”, а впоследствии изменили букву “з” на “с”, а “е” на “a” и вышел “Искариотский”. Другая особенность в неправильном названии Пилата. В символе веры сказано: “Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате...” употреблено прилагательное, тогда как Пилата звали “Понтий” - это имя, а “Пилат” - прозвище, от слова “дротик”, и надо бы (л. 9) изменить так: “при Поитин Пилате...” Как произошла эта грубая ошибка, сказать трудно.

16 ноября - суббота.

Необходимо в этом году отметить осень. Все лето было сухое, сушь стояла и первую половину осени: воды в колодцах было не более чем на 1 1/2 аршина. На 24 октября (ст. ст.) начало подмерзать и выпал снег. Установилась форменная зима и стояла 3 почти недели (почти до 10 ноября), потом наступила оттепель, согнало весь снег и развело грязь. Сначала думали, что в этом году обойдемся без грязи, но нет... эту неделю пришлось ее помесить, теперь опять как будто подмораживает. В общем, осень хорошая.

(Л. 9 об.) 1925 год. Февраля 6 дня ст. ст. - четверг.

Давно уже идет новый год, а я еще не удосужился записать в свой дневник. Это далеко не значит, что не о чем пиcать: наоборот, тем очень много, да все лень, да не хочется... Возьмем хотя бы последнее событие в Ростовe: лекции проф. Введенского и между ними на тему (скажу здесь - старую избитую тему): “Есть ли Бог?” Когда меня спрашивали знакомые, почему я не был на этой лекции, я отвечал: “Зачем я пойду? Ведь все равно меня Введенский не убедит в том, что Бог есть, и Минин-Дмитриев (главный оппонент Ростовский Введен(л. 10об.)кого) не разубедит в том, что Бога нет”.

Слушатели рассказывали, что лектор весьма острил над возражавшими ему и особенно молодыми “комсомольцами”. Так, например, на вопрос одного оппонента: “Что будет делать Бог, когда кончится вселенная?” лектор ответил: “Не беcпокойтесь, во всяком случае безработным не будет!”. Или: “Когда будет Страшный Суд?” (спрашивает другой слушатель) ответ: “Нам с вами пришлют повестки”. Я повторяю, хотя и не был на лекции, но судя по рассказам слушавших ее, заключаю, что это было скорее что-то балаганное, чем что-(л. 10 об.)нибудь серьезное. А вот что пишут о Боге серьезные люди (во всяком случае, посерьезнее Введенских и

АИ - Акты исторические.
АрГВ - Архангельские губернские ведомости.
АрЕВ - Архангельские епархиальные ведомости.
АО - Археологические открытия. М.
АС - Археологический съезд.
АСЭИ - Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV - начала XVI вв. М., 1964.
БАН - Библиотека Академии наук.
ВХНРЦ - Всероссийский художественный научно-реставрационный центр им. И.Э. Грабаря.
ГИМ - Государственный исторический музей.
ГМЗРК - Государственный музей-заповедник “Ростовский кремль”.
ГТГ - Государственная Третьяковская галерея.
ИА РАН - Институт археологии Российской академии наук.
ИИМК - Институт истории материальной культуры Российской академии наук.
КСИА - Краткие сообщения Института археологии АН СССР. М.
КСИИМК - Краткие сообщения Института Истории материальной культуры АН СССР. М., Л.
МАР - Материалы по археологии России. СПб.
МиАР - Музей древней культуры им. А. Рублева.
МИА - Материалы и исследования по археологии СССР . М., Л.
НПЛ - Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., Л. 1950.
ОПИ ГИМ - Отдел письменных источников Государственного исторического музея.
ОР БАН - Отдел рукописей Библиотеки Академии наук.
ОР ГТГ - Отдел рукописей ГТГ.
ПВЛ - Повесть временных лет.
ПЛДР - Памятники литературы Древней Руси.
ПСРЛ - Полное собрание русских летописей.
РГБ - Российская государственная библиотека.
РНБ - Российская национальная библиотека.
РФ ГАЯО - Ростовский филиал Государственного архива Ярославской области.
РЯАХМЗ - Государственный Ростово-Ярославский архитектурно-художественный музей-заповедник (ныне Государственный музей-заповедник “Ростовский кремль”.
СА - Советская археология. М.
САИ - Свод археологических источников.
СПИХМЗ - Сергиево-Посадский историко-художественный музей-заповедник.
СРМ - Сообщения Ростовского музея.
ЧОИДР - Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете.
ЯЕВ - Ярославские епархиальные ведомости.
ЯИАМЗ - Государственный Ярославский историко-архитектурный музей-заповедник (ЯМЗ).
ЯрГУ - Ярославский государственный университет.

В июне 1829 г., во время археографической экспедиции на Двину, П.М. Строев обнаружил в Антониево-Сийском монастыре лицевое пергаменное евангелие, относящееся по палеографическим признакам и по имеющейся в нем записи с датой к первой половине XIV в.1 По месту находки евангелие получило название “Сийское”, утвердившееся за ним в литературе2. Однако предназначалось оно не для Антониево-Сийcкого монастыря, основанного в 1520г.3, а для монастыря св. Богородицы на Двине, как об этом свидетельствует выходная запись, помещенная в конце рукописи: “на Двину, къ святеи Богородици”. Г. К. Бугославский (1902 г.), пользовавшийся консультациями известного знатока двинских рукописей И. М. Сибирцева, пришел к выводу, что упомянутая в записи корпорация может быть отождествлена только с Успенским Лявлинским (Лявливым) монастырем: “Другого Богородичного монастыря на р. Двине мы не знаем”4. Как же оказалось евангелие, предназначенетое для Лявлинcкого монастыря, в Антониево-Сийском монастыре? На этот вопрос Бугославский дал следующий ответ: поскольку в 1633г. Лявлинский монастырь был приписан к Антониево-Сийскому5, древние богослужебные книги присоединенной корпорации “как вышедшие уже из употребления” (благодаря наличию печатных книг) “были переданы на хранение в Сийский монастырь”, и в числе этих рукописей находилось рассматриваeмое евангелие6. В середине 60-х годов XVIII в.7 Лявлинский монастырь прекратил свое существование, будучи обращен в приход. Вот как характеризует этот монастырь В. В. Зверинский (1892 г.): “Успенский-Лявлинский, мужской, ныне погост Лявля, Архангельской губ. и уезда, в 29 вер. к юго-воcт. от Архангельска по С.-Петербургскому почтовому тракту, на правом берегу р. Двины, при впадении в нее рч. Лявли”8.

Время основания Богородицкого Лявлинского монастыря достоверно неизвестно. В. В. Зверинский ссылался на “указ” ц. Василия Шуйского 1610 г., из которого “видно, что в прежнее время на этом месте была поставлена церковь Успения посадницею новгородскою Настасиею над гробом брата своего Стефана”9. Легенда о построении церкви Лявлинского монастыря посадницей Настасьей встречается в ряде сочинений, посвященных истории Двинского края. Ее находим у Н. Соколова (1858 г.)10, И. Легатова (1879 г.)11 в “Историческо-статистическом описании церквей Архангельской губернии” (1895-1896 гг.)12, в исследовании Г. К. Бугославского (1902 г.)13, при этом Соколов ни на какие источники не ссылается, Легатов дает глухую ссылку на “документы церковного архива”, а Бугославский, опиравшийся только на книгу Легатова и “Историческо-статистическое описание...”, говорит о церковной летописи с. Лявли, в которой посаднице Анастасии приписывается построение местной церкви в 1589 г.

Честно признаваясь в незнании источников этой информации, Бугославский предполагает, что здесь смешаны два события: построение церкви в 1589 г. и основание монастыря в XIV в. Именно с основанием монастыря следует, по Бугославскому, связать имя Анастасии. Ее брата Стефана исследователь предположительно отождествляет с новгородским воеводой Степаном Ивановичем, упоминаемым в летописях под 1401 г.14 Автор, видимо, не заметил, что таким отождествлением он переносит основание монастыря в XV в., хотя сам же говорит, что “время основания Лявленского монастыря должно отнести к XIV веку - ко времени написания Сийского евангелия”15.

Значительный вклад в разъяснение вопроса о “посаднице Настасье” внес А.И. Копанев, обнаруживший в Архангельском областном архиве грамоту царя Василия Шуйского 1608 г., в которой изложена челобитная крестьян Княжеостровской волости. Крестьяне жаловались на то, что их права в отношении Лявлина монастыря нарушаются16. Волостные крестьяне рассматривали монастырь как свое “строение” и, видимо, боролись со всякими попытками его “приватизации” или превращения в независимую от волости корпорацию. “Суть жалобы крестьян, - пишет А. И. Копанев, - заключается в том, что служивший в монастыре и высланный “за воровство” дьячок этот “мирской монастырь” представил местному воеводе (“воровски и ябедничеством подал в 1596 г. изветную челобитную”) как “поставление новгородские посадницы Настасьи”, а в подтверждение “ябедничеством” вписал в напрестольное Евангелие подложную духовную грамоту той Настасьи. Хотя двинские воеводы убедились в подложности духовной, тем не менее, желая обобрать монастырь, от крестьян “тот монастырь, их строение, отвели”, не обратив внимания на то, что в книгах писцов Заболоцкого и Звенигородского написано, “что тот Лявлин монастырь искони вечно строение вcи Княжеостровской волости крестьян”. Царь приказывает восстановить права волости...”17.

Вероятно, грамота 1608 г. и была источником информации об основании монастыря “посадницей Настасьей”, причем позднейшая историография как бы прошла мимо содержавшейся в грамоте критики достоверности этой информации. Конечно, текст грамоты был известен далеко не всем. Не грамоту ли 1608 г. имел в виду Зверинский, говоря о грамоте 1610 г.? В перечне иммунитетных грамот 1584-1610 гг., составленном Д. А. Тебекиным, мы не находим указаний на грамоты 1608-1610 гг., которые касались бы Лявлина монастыря18.

Из всех известных Настасий “посадницей”, т.е. женой посадника, могла быть с полным правом названа Настасья, жена (с 1467 г. вдова) посадника Ивана Григорьевича, “поиманная” Иваном III в 1484 г.19 Софийская II летопись называет ее “славной, богатой”20. В 1476 г. Настасья и ее сын Юрий устроили пир на Городище в честь великого князя21. Был ли у этой Настасьи брат Стефан и имела ли она владения в Лявле, нам неизвестно. Зато землями в районе Лявлина монастыря располагала другая Настасья, дочь Степана Есиповича, крупного двинского землевладельца, который был сыном двинского посадника Есифа Филипповича22. Большой интерес представляет “рядная” или “дельная” грамота, по которой Яков Александров сын Мартемьянов и его братья учинили полюбовный раздел “Заволоцкой земли” с Настасьей Степановой и ее детьми23. Издатели сборника документов “Грамоты Великого Новгорода и Пскова” (1949 г.), обозначаемого нами далее как ГВНП, датируют этот акт временем “до 1478 г.”, В. Ф. Андреев относит его к периоду “не позднее 1469 г.”, В. Л. Янин - к 60-м годам XV в.24 По мнению А. И. Копанева, Настасья и Мартемьяновы могли иметь общего предка где-то на уровне прапрадеда25.

В документе говорится, что Настасья должна владеть землями по отца ее “по Степанову владению, и по Степанову рукописанию, и по грамотамъ, и по сеи по ряднои и по делнои грамоте и в веки ...”26. Одному из контрагентов сделки, Якову Мартемьянову, “досталось ... на Лявле острове села и земля, и вода, и пожни”27. Лявлин остров находился, по-видимому, в рч. Лявле, из чего можно заключить, что участники сделки, в том числе Настасья Степанова, являлись близкими соседями Богородицкого монастыря. Этот монастырь не был, конечно, монопольным владельцем земель по рч. Лявле. Так, некий Петр купил у Трофима “наволок в Лявле в реке”28. Нет сведений о владениях Богородицкого монастыря на “Лявле острове”, который неоднократно упоминается в источниках. В начале XV в. Марфа, жена Филиппа, отдала “куплю” своего мужа, село “на Лявле острове”, Николаевской церкви на Карельском берегу29.

О землевладении Богородицкого монастыря свидетельствуют, по крайней мере, четыре акта XV в. 1) Некий Василий дал монастырю “святеи Богородицы в Лявлю” “село в Лявли в векъ, где Повоша седел”30. Видимо, село находилось где-то рядом с монастырем, на берегу рч. Лявли. 2) В середине XV в. княжеостровцы (староста и крестьяне) купили у Харитона Родионова “церковными кунами святои Богородицы” “село земли на Княжеострове” с тоней и лесом на Лявлинской стороне31. Богородицкий монастырь покупал землю не непосредственно у владельца, а через посредство волостных властей Княжеострова, разрешение которых на покупку участка земли в их волости было, вероятно, необходимым условием сделки. Ясно, однако, что фактическим покупателем являлся монастырь, а не староста “и вси княжеостровцы”, ибо сделка совершалась “церковными кунами”. 3) Кирилло Юрьевич дал Богородицкому монастырю село в Емецкой слободе32, по поводу чего 4) состоялось соглашение вкладчика с представителями слободы о невзимании податей с половников, живущих в этом селе33. В четвертом акте, так же, как и во втором, наблюдается явная стесненность прав частных лиц в распоряжении своими владениями: коллективный землевладелец в виде волости или слободы решал вопрос о тягловых обязанностях жителей отчуждаемой земли.

Известен по имени игумен монастыря св. Богородицы Григорий, являвшийся духовным отцом игумена Николаевского Чухченемского монастыря Василия и послухом акта середины XV в.34

До исследования А. А. Шахматова пергаменные двинские акты в литературе было принято датировать XIV в. Такой датировки придерживались А. X. Востоков, И. И. Срезневский и др. Шахматов доказал, что двинские акты на век моложе, т.е. их надо относить к XV столетию35. Вместе с тем некоторые авторы, писавшие после появления труда Шахматова, продолжали по традиции считать пергаменные двинские акты документами XIV в. Н. Козмин (1906 г.) обнаружил два таких акта в архиве Антониево-Сийского монастыря. Это были рассмотренные выше данная и рядная Кирилла Юрьевича (акты № 3, 4)36. Козмин отнес их к XIV в.37 Г. И. Вздорнов, следуя датировке Козмина, утверждает, что эти грамоты доказывают факт основания Богородицкого Лявлинского монастыря в первой половине XIV в.38 Опубликованные в 1909 г. И. М. Сибирцевым и А. А. Шахматовым и переизданные в 1949 г. в ГВНП, акты Кирилла Юрьевича стали объектом внимательного изучения. Издатели ГВНП датируют их серединой XV в., В. Ф. Андреев и В. Л. Яшин - концом XIV - первой четвертью XV в. (terminus post quem - 1398 г.)39.

Таким образом, дошедший актовый материал не позволяет сомневаться в том, что Богородицкий монастырь существовал уже в первой половине XV в. В челобитной настоятеля Антониево-Сийского монастыря Иова 1632 г. говорилось, что Лявлинский монастырь “зачался с полтретьяста [лет] и болши”40. В челобитной крестьян Княжеостровской волости начала З0-х годов XVII в. указан тот же возраст Лявлинского монастыря: “более полтретьихсот лет”41. Cледовательно, к 1630 г. монастырю было не менее 250 лет42, т. е. он возник, если верить этим известиям, не позже 1380 г.43 О его более раннем существовании свидетельствует только надпись на т.н. “Сийском” евангелии.

Акты Кирилла Юрьевича, найденные Н. Козминым в Антониево-Сийском монастыре, перешли сюда, безусловно, из Лявлинского Богородицкого монастыря, так же, как и знаменитое “Сийское” евангелие. Вероятно, до приписки к Антониево-Сийскому монастырю в Богородицком монастыре хранился и ряд других документов. Тот пресловутый дьячок, который в конце XVI в. составил подложное завещание Настасьи и изобразил монастырь в качестве ее “строения”, творил не на пустом месте. Он, конечно же, пользовался документами монастырского архива. Встретив в нем акты с именами Настасьи и Степана, фальсификатор, по-видимому, отождествил упоминаемую в документах Настасью с “богатой” и “славной” новгородской посадницей второй половины XV в. Настасья Степанова, которая фигурирует в двинских актах, являлась внучкой двинского посадника, что тоже могло послужить основанием для определения ее в качестве “посадницы”.

Было ли то напрестольное евангелие, куда фальсификатор вписал подложное завещание Настасьи, “Сийским” евангелием, сказать трудно. Сейчас в “Сийском” евангелии этого завещания нет, хотя оно могло быть из него удалено позднее. Фальсификатор не воспользовался записью на “Сийском” евангелии, чтобы удревнить историю монастыря. Возможно, эта запись была ему неизвестна, или она не давала, с его точки зрения, достаточных аргументов для доказательства “частного” происхождения Лявлинского монастыря.

Выходная запись на последнем листе “Сийского” евангелия (л. 216-216 об.) начинается с указания даты его написания. Затем говорится, где евангелие было написано (“въ граде Москве”). После этого сказано, куда оно направляется (“на Двину къ святеи Богородици”). Затем упоминается заказчик кодекса (“повелениемь рабомь божьимь Ананиею черньцемь”). Далее идет пространная Похвала великому князю Ивану (Ивану Калите), который дважды как бы отождествляется с чернецом Ананией: “Ананиею черньцемь. О семь бо князи великомь Иване...”; “Сия бо великий рабъ божий Анания чернець”. Заключительная фраза написана киноварью, отступя на одну строку от предшествующего текста, более крупными буквами: “А писали многогрешнии дьяци Мелентии да Прокоша, благословите ихъ, а не клените”.

Текст записи написан одним из основных почерков кодекса (почерк 1а по нашей классификации; подробнее см. ниже). Это свидетельствует о том, что запись более или менее синхронна основному тексту кодекса. Вместе с тем дата, содержащаяся в начале записи, состоит из ряда противоречащих друг другу элементов: “В лето 6000-ное 800-е 47-е, индикта 12, миротворенаго и солнечного круга въ 4-е лето високостное, жидовьсего ирук въ 7-е лето, епакта 18 лето, въ 5-и каландъ месяца марта, жидовьскы нисана, написано бысть сие Еуангелие...”. В записи поражает обилие и разнообразие элементов датировки, собранных как будто нарочно для того, чтобы показать читателю хронологическую эрудицию составителей или сбить с толку тех, кто захочет разобраться, ког­да же на самом деле евангелие было написано.

В дату, приведенную в начале записи, входят десять элементов: 1) число года по византийской эре от С. М. - 6847; 2) индикт - 12; 3) номер года в “миротвореном” круге - [4?]; 4) номер года в солнечном круге - 4; 5) указание на високост, 6) указание типа года по еврейской эре - “ирук”; 7) номер года в еврейском “малом цикле” - 7; 8) эпакта - 18; 9) число дня и месяц по римскому календарю - “5-и каландъ месяца марта”; 10) еврейское название месяца - “жидовьскы нисана”.

Номер года в “миротвореном” круге автор записи не указывает, как бы oтождествляя его с номером года в солнечном круге. Вместе с тем это разные понятия. Номер года в “великом миротворном круге” есть остаток от деления числа года по византийской эре на 53244. Для 6847 г. он равен 463.

При установлении даты кодекса большинство исследователей не принимало в расчет иных хронологических показателей, кроме года, индикта, месяца и числа. Уже первые описатели “Сийскoго” евангелия считали указание на 12-й индикт ошибкой, т.к. 6847-му сентябрьскому году соответствует 7-й индикт. Путем вычитания 5508 из 6847 год написания рукописи был определен как 1339 (И. И. Срезневский, А. И. Соболевский, И. М. Сибирцев, Е. Ф. Карский, Е. М. Сморгунова и др.). Поскольку 5-й день мартовских календ равен 25 февраля, датировка записи 25 февраля 1339 г. возможна при сентябрьском и ультрамартовском стилях. При мартовском же начале года из 6847 надо вычитать для февраля не 5508, а 5507, что дает 1340 г. Н. А. Мещерский впервые попытался истолковать термин “ирук” записи. Он сопоставил его с древнееврейским понятием “сана ирук”, обозначавшим “долгий год”, который иначе может быть определен как високосный год. Древнееврейский “долгий”, или високосный год отличается от простого наличием второго месяца адар. 1340 г. был високосным по эре от Р.Х., а в еврейском календаре ему соответствовал високосный же 5100 г. На основании этого совпадения Н. А. Мещерский предположил, что в записи имелся в виду не 6847 простой год, а 6848 високосный сентябрьский год, я датировал запись 25 февраля 1340 г.45 Однако указанию на високосный год противоречит 7-й номер года в “малом” (19-летним) цикле. 7-й год цикла никогда не был високосным или “долгим”. Таковыми являлись соседние с ним 6-й и 8-й годы46. Следовательно, предложенная Н. А. Мещерским датировка отнюдь не сняла всех противоречий, имеющихся в хронологической части записи.

В отличие от Н. А. Мещерского, Г. И. Вздорнов исходил из допущения, что автор записи пользовался мартовским стилем. Он предложил два варианта даты: либо 25 февраля 1339 г., либо (если отбросить слово “каландъ”) 5 марта 1340 г.47 Но оба варианта невозможны при мартовском начале года, ибо в первом случае для февраля надо вычесть 5507 из 6847, что дает 25 февраля 1340 г. (вариант Мещерского), а во втором случае для марта следует вычесть 5508 из 6847, что дает 5 марта 1339 г.

Новую попытку решить загадку записи “Сийского” евангелия предпринял Я. Н. Щапов. С одной стороны, он признал вероятной ту датировку евангелия, которую предложил Г. И. Вздорнов: 5 марта 1340 г. С другой стороны, ссылаясь на частые случаи датировки календами при указании не следующего, а текущего месяца, Щапов допустил, что в записи шла речь не о календах марта, а фактически о календах апреля: 28 марта 1340 г.48 Этот вариант возможен лишь при дате “6848”.

Нам представляется, что в литературе не было найдено удовлетворительного объяснения хронологических противоречий в записи на “Сийском” евангелии. В настоящей работе авторы ставят своей целью не только показать степень несогласованности различных элементов записи, но и попытаться раскрыть причины этой несогласованности в связи с изучением вопроса о происхождении рукописи.

Начнем с числа года: 6847. Ему могли соответствовать месяц, и число (25 февраля), а также номер года в еврейском “малом цикле” - 7. В 268-м “малом цикле” 7-м был 5099 г. эры от Адама. Он начинался 15 сентября 1338 г. (1 тишри) и кончался 3 сентября 1339 г. (1 тирши нового, 5100 года приходилось на 4 сентября 1339 г.)49. 25 февраля находилось в пределах совпадения 5099 г. эры от Адамa с 1339 г., что говорит в пользу датировки записи 1339, а не 1340 г. 6847 г. византийской эры приравнивается к 1338/39 г. по сентябрьскому и ультрамартовскому стилям и к 1339/40 г. по мартовскому стилю. При сентябрьском начале года на 1338 г. приходятся месяцы с сентября по декабрь, а на 1339 г. месяцы с января по август. При ультрамартовском стиле к 1338 г. относятся март-декабрь, а к 1339 г. январь и февраль. Мартовское начало года предполагает, что март-декабрь 6847 г. проходят в 1339 г., а январь-февраль в 1340 г. Наибольшее по протяженности совпадение с годом эры от Адама имеет, следовательно, сентябрьский год, он близок к нему по датам начала и конца года. Одновременное использование эры от Адама и эры от С. М. вообще наиболее логично при сентябрьском начале года.

Сравнивая число года - 6847 - с другими элементами даты в записи, легко установить, что большая часть этих элементов не согласуется с числом года. Таковы индикт 12 (в 6847 г. - 7), круг солнца 4 (в 6847 г. - 15), эпакта 18 (в 1338, 1339 и 1340 гг. соответственно 28, 9 и 20)50, указание на високост (6847 г. не был високосным).

Но согласуются ли приведенные элементы между собой? Оказывается, что согласуются попарно. В XIV в. 12-й индикт приходился на годы 6822, 6837, 6852, 6867, 6882 и 6897, из ко­торых лишь одни - 6837 - помещается в хронологических рамках княжения Ивана Калиты. На эру от Р. X. он может быть переведен как 1328/29 или 1329/30. 12-й индикт в 1329 г. совпадал с 18-й эпактой. Это единственное их совпадение на протяжении ХIV-ХV вв.

4-й круг солнца в ХIVв. приходился на 6808, 6836, 6864 и 6892 гг. Все они были високосными. Из них к периоду княжения Ивана Калиты относится только один год - 6836, т.е. 1327/28 или 1328/29.

Обратим внимание на хронологическую близость индикта и эпакты, с одной стороны (6837 г.), и круга солнца, с другой (6836 г.). В рамках 6837 г. имеется период, которому соответствует 4-й круг солнца. Это март-декабрь 1328 г. при ультрамартовском начале года. Но на данном отрезке времени индикт ультрамартовского 6837 г. уменьшается на 1 и становится 11, превращаясь тем самым в индикт сентябрьского 6836 г. Остается признать, что круг солнца указан в записи с разницей в год сравнительно с индиктом и эпактой.

Итак, наиболее ранняя дата, которую мы косвенным путем (через круг солнца) устанавливаем в записи, - это 6836 г. Следующая дата, прикрытая ссылкой на индикт и эпакту, - 6837 г. И, наконец, последняя, открыто объявленная дата, - 6847 г.

Если не считать запись позднейшей подделкой (а против этого свидетельствует совпадение ее почерка с одним из почерков основного текста), хронологическую трехслойность даты записи можно объяснить только тем, что в ней объединена информация нескольких записей. Мы полагаем, что позднейшая запись, 1339 г., заменила предыдущие, вобрав в себя элементы их хронологии. Но где могли находиться предшествовавшие ей, несохранившиеся записи? Для ответа на этот вопрос надо внимательнее присмотреться к палеографическим и кодикологическим особенностям “Сийского” евангелия.

Кодекс, эаключающий в себе “Сийское” евангелие, представляет собой пергаменную рукопись на 216 нумерованных листах. Текст написан уставом в два столбца. Имеются заставка и инициалы, выполненные в стиле тератологического орнамента. На л. 172 об. помещена миниатюра “Отослание апостолов на проповедь”. Как уже говорилось, в выходной записи указано, что писцами рукописи являлись “многогрешнии дьяци Мелентии да Прокоша” (л. 216 об.). Г. К. Бугославкий различал о рукописи два почерка и считал, что они идут вперемежку. Так, по его мнению, первые две строки кодекса написаны первым, лучшим почерком, третья строка “как бы вторым почерком и т. д.”51. Бугославский отметил, что во втором столбце л. 81 об. почерк “крупнее принятого в евангелии и не так чист”. Почерк I (лучший) он приписывал Мелентию, считая его старшим, более опытным писцом, почерк II (“неустановившийся”) - Прокоше, чье имя, приведенное в уменьшительной форме, давало исследователю основание для заключения, что это был молодой человек52. Кро­ме того, Бугославский связал с разницей почерков и различие в употреблении гласных “о” и “е”: “сoбе”, “тoбе” в тексте, написанном поч. I, и “себе”, “тебе” в тексте, написанном поч. II. Принимая во внимание это различие, Бугославский допускал, что обладатель поч. I (Мелентий) был выходцем из южной Руси (откуда происходил митрополит Петр, и, возможно, часть его клириков), обладатель же поч. II (Прокoша) являлся уроженцем северной или средней Руси53. Вместе с тем указывающее на московский говор написание “апустевшии земли” в выходной записи, почерк которой Бугославский отождествляет с почерком Мелентия, заставило его предположить, что и этот, старший писец тоже был уроженцем средней полосы, а не юга: он строго следовал южному правописанию в основном тексте исключительно в силу своей профессиональной опытности, не позволяя себе, в отличие от Прокоши, невольных отступлений от описываемого “образца”54.

В последующих трудах, посвященных “Сийскому” евангелию, речь идет, как и в работе Бугославокого, только о двух почерках этой рукописи55. Однако палеография евангелия представляется нам более сложной. При наличии двух почерков, которые можно считать основными, наблюдаются и определенные отступления от них. По близости почерковых вариантов к тому или иному основному почерку мы обозначаем эти варианты как Iа, IIа и IIб. В целом картина распределения почерков выглядит, с нашей точки зрения, следующим образом: поч. I - л. I - 49, 58 об, (строки 10-24 второго столбца) - 81 об.; поч. Iа - л. 49 об.-58, 58 об, (строки 1-9 второго столбца), 82-111, 173-216 об.; поч. II - л. 112-113 об.; поч. IIа - л. 114-144; поч. IIб - л. 144 об.-172 об. Не менее 15 раз писцы меняли чернила. Кроме писцов основного текста, над рукописью работал еще некто Иоанн, рисовальщик заставки и инициалов, а также безымянный художник, автор миниатюры, помещенной в евангелии. Имя Иоанн известно из записи в основании заставки на л. 1: “Господи, помози многогрешному Иоанну [писати]56 заставицю сию”. Г. К. Бугославский отождествлял Иоанна с автором миниатюры57.

Кодекс, содержащий “Сийское” евангелие, состоит из 28 тетрадей58. Большинство тетрадей пронумеровано буквенными цифрами. Номер тетради ставился на обороте ее последнего листа, на нижнем поле. Не имеют буквенного номера тетради № 2 и 22 (по нашей нумерации). Обычный размер тетради - 8 листов. От этой нормы отступают тетради № 1, 22 и 28. В тетради № 1 (л. 1-7 об.) отсутствует лист, предшествовавший современному л. 1. По сохранившейся узкой полоске пергамена у корешка перед л. 1 видно, что он был вырезан. Этот лист составлял пару с нынешним л. 8 (сейчас в тетради только 7 листов). К остатку вырезанного листа позднее был приклеен лист бумаги, соединенный с переплетом.

Тетрадь № 22 состоит из 5 листов (л. 168-172 об.). От одного листа сохранился остаток у корешка шириной в 0,12 см внизу, 0,2 см в середине и 0,17 см вверху листа. Этот остаток расположен после л. 172. В тетради № 22 парными являются л. 169 и 172, 170 и 171. Вырезанный лист составлял пару с л. 168. Тетрадь № 28 содержит 4 листа (л. 213-216 об.). Они представлены двумя парами: 1) л. 213 и 216; 2) л. 214 и 215.

Кроме неполных тетрадей, следует отметить наличие в рукописи места, где текст был смыт на довольно значительном протяжении. Это л. 111-111 об.: на л. 111 смыты четыре последние строки первого столбца и весь второй столбец, на л. 111 об. - текст обоих столбцов.

Таким образом, из рукописи явно удалялись какие-то части текста, что подкрепляет наше предположение о возможности существования в ней более ранних записей, впоследствии изъятых. Однако где именно, в какой тетради могли находиться эти записи или запись? У нас нет уверенности в том, что выходная запись была помещена на первом, ныне отсутствующем листе первой тетради. По предположению О.С. Поповой59, поддержанному Г. И. Вздорновым60, вырезанный первый лист “Сийского” евангелия можно отождествить с пергаменным листом из коллекции Гос. Русского музея, содержащим миниатюру “Поклонение волхвов”61. Против этого отождествления говорит меньший размер листа из коллекция Русского музея (22,2ХЗО,6 см) по сравнению с форматом листов основной части “Сийского” евангелия (24,5ХЗ1,4 см).

Разницу форматов листов “Сийского” евангелия и листа с миниатюрой из коллекции ГРМ можно было бы объяснить тем, что лист ГРМ обрезан. Но ведь и листы кодекса, содержащего “Сийское” евангелие, тоже обрезались. От этого сильно пострадали пояснительные надписи к евангельским чтениям на нижних полях листов, сделанные почерком XV в. Видимо, вскоре после XV в. у “Сийского” евангелия сменился переплет. Возможно, он менялся и позже. Сейчас рукопись “Сийского” евангелия имеет пергаменный переплет (ХVIII в.?). Его верхняя и нижняя крышки расписаны акварелью в стиле барокко. Хорошая сохранность листа, находящегося в коллекции ГРМ, позволяет думать, что он в течение долгого времени помещался внутри кодекса и был обрезан, вероятно, не раньше ХVIII-ХIХ вв. Если этот лист являлся до ХVIII-ХIХ вв. частью рукописи “Сийского” евангелия, то, будучи вырезан из него, он мог быть подогнан под формат другого кодекса, меньшего по размеру, чем “Сийское” евангелие. Вместе с тем на листе из коллекции ГРМ как будто не видно следов его прикрепления к корешку рукописи.

В пользу гипотезы О. С. Поповой свидетельствует, по мнению Г. И. Вздорнова, наличие отпечатков изображения золотых капителей и стилизованных цветов миниатюры на л. 1 кодекса, к которому предшествующий лист (ныне отсутствующий в евангелии) прилегал своей оборотной стороной, где, видимо, и была помещена миниатюра, тогда как лицевая сторона листа оставалась чистой.

Загадку представляет смытое место на л. 111-111об. Теоретически здесь могла находиться какая-то запись типа выходной, поскольку на л. 111 об. кончалась одна из тетрадей кодекса (№ 14) и проходила граница почерков (поч. Iа на л. 82-111 и поч. II на л. 112-113 об.).

Еще больше оснований предполагать наличие выходной записи в первоначальном составе тетради № 22, где отсутствует, по крайней мере, один лист, находившийся после л. 172. Обозначим его условно как л. 172а. Если тетрадь №22 была шестилистной, то л. 172а являлся последним листом этой тетради, и на нем мог стоять буквенный номер “22”. Тетрадью № 22 явно завершался какой-то этап работы над “Сийским” евангелием. Во-первых, здесь проходит очередная граница почерков и чернил: на л. 172-172 об, заканчивается почерк IIб, а с л. 173 возобновляется другими чернилами прекратившийся после л. 111 почерк Iа, который затем господствует до конца книги.

Во-вторых, на л. 172 об., помещена миниатюра. Если согласиться с мнением О. С. Поповой и Г. И. Вздорнова о том, что миниатюра была также на обороте ныне отсутствующего перового листа кодекса, факт присутствия миниатюры на л. 172 об. может рассматриваться как признак окончания на л.172 основного текста евангелия: оно открывалось миниатюрой и миниатюрой же заканчивалось. К тому же, миниа­тюра л. 172 об., помещалась в конце Евангелия от Матфея.

В-третьих, шестилистный состав тетради № 22 (если не считать, что в ней могли находиться еще два листа, которые впоследствии были удалены) служит намеком на ее расположение в конце кодекса. В древнерусских кодексах последняя тетрадь часто бывала меньшего размера, чем предшествующие: предвидя окончание работы, писцы отводили на последнюю тетрадь ограниченное число листов пергамена, дабы не расходовать зря этот дорогостоящий материал.

Обращение к нумерации тетрадей показывает, однако, что почерк и чернила буквенных номеров меняются не после 22-й, а лишь после 24-й тетради: номера 25-27 написаны другим почерком, чем предшествующие, и очень светлыми, полустершимися чернилами. Особую палеографическую проблему представляет номер последней, 28-й тетради62. Он принадлежит к тому же типу и написан тем же почерком (Iа), что и номера 1, 3-21, 23. 24. Номер находится в середине нижнего поля л. 216 об. Первая цифра номера - “К”(20) - читается без затруднений, в то время как вторая цифра испорчена круглым штампом “Рук. отд. БАН СССР”. Она может быть прочитана как “В” (2) или “И” (8). Поскольку тетрадь, которая отмечена этим номером, является по счету 28-й, большинство исследователей читали вторую цифру номера как “И” (8). При просмотре ее через увеличительное стекло можно заметить тончайшую соединительную линию между верхними концами левой и правой “вертикалей” буквы. Кроме того, создается впечатление, что правая “вертикаль” состоит из двух круглящихся верхней и нижней линий. Прочтение второй буквы номера как “В”63 и, следовательно, всего номера как “КB” (22) дает основание для допущения, что л. 216 и парный с ним л. 213 находились раньше в составе 22-й тетради, где л. 216 об. являлся последним, поскольку на нем стоял номер тетради, а л. 213 - первым.

В этом случае получается, что тетрадь № 22 была нормальной восьмилистной тетрадью. Тогда наличие на тетрадях № 23 и 24 номеров того же типа, что и на предыдущих тетрадях, можно объяснить тем, что они нумеровались заранее, в расчете на продолжение текста евангелия, но после того, как работа по нумерации тетрадей была доведена до № 24, переписка евангелия остановилась на тетради № 22. Впрочем, такой ход дела был возможен и при шестилистном составе тетради № 22.

Гипотеза о вхождении л. 213 и 216 в состав 22-й тетради предполагает, что л. 213 (как первый в тетради № 22) шел сразу после л. 167 об. (последнего в тетради № 21). Однако в рукописи мы не наблюдаем никакой стыковки текста л. 167 об. с текстом л. 213. Более того, текст л. 167 об. продолжается без перерыва на л. 168, а текст л. 213 является естественным продолжением текста л. 212 об., последнего в тетради № 27. Итак, по тексту, л. 213-213 об. между л. 167 об. и 168 со­вершенно не нужен и является здесь инородным телом, в то время как в тетради № 28 он на своем месте и продолжает текст тетради № 27. Остается допустить, что в составе тетра­ди № 22 л. 213-213 об. и 216-216 об. были чистыми. Они могли предназначаться для миниатюр, для пропущенных часов великой пятницы, для чтения субботы великой недели (к которому был составлен только заголовок) и т. п. Мы можем предполагать все, что угодно, но это не докажет факта пребывания л. 213 и 216 в составе тетради № 22. Столь же трудно доказать, что номер тетради на л. 216 об. - “КВ” (22), а не “КИ” (28). Бесспорно лишь то, что из тетради № 22 был вырезан лист, следующий за л. 172, и на этом утраченном листе вполне могла находиться выходная запись, более ранняя, чем та, которая ныне присутствует на л. 216-216 об.

Принадлежность почерка записи на л. 216-216 об, к варианту Iа не позволяет говорить о большом разрывe во времени между окончанием текста евангелия на л. 215 об. и появлением записи на следующем листе. Вместе с тем некоторые особенности соотношения текста записи и евангелия, а также специфика разлиновки л. 216-216 об. показывают, что запись возникла как особый документ и, по-видимому, не сразу после окончания основного текста кодекса. На л. 215 об. во втором столбце заполнены только 14 строк, остальные 10 оставлены чистыми, запись же начата не на этих свободных строках, а на новом, 216 листе. Она выполнена более мелким письмом, чем текст евангелия. Лишь в конце записи фраза о писцах, отделенная от предыдущего текста чистой строкой, написана крупными буквами киноварью64.

Запись отличается от текста евангелия количеством строк в столбце. Во всем кодексе, кроме л. 216-216 об., столбцы имеют по 24 строки. Листы были разлинованы по трафарету. Расстояние между столбцами составляет 1,4 см, ширина каждого столбца - 8 см, высота - 24 см. Некоторые колебания этих величин от листа к листу (до 0,1-0,2 см) связаны с особенностями способа разлиновки: расчерчивалось одновременно по 2 развернутых пергаменных листа, наложенных друг на друга, т.е. за один присест разлиновывалось сразу полтетради (4 листа in-2°). Линии продавливались на верхнем и отпечатывались на нижнем листе. Иногда из-за большой плотности пергамена линии разлиновки на нижнем листе несколько смещались или отпечатывались неотчетливо.

Развернутый лист, из которого сформированы л. 213 и 216, был первоначально разлинован на 24 строки по общему правилу с помощью трафарета. Об этом свидетельствует прежде всего то, что на л. 213 насчетывается 24 строки и имеются все другие признаки трафаретной разлиновки. Более сложная картина на л. 216. Сейчас здесь 25 строк в каждом из двух столбцов и столько же строк в первом столбце л. 216 об., второй столбец которого не дописан до конца (окончание записи занимает в нем первые 11 строк, написанных чернилами, 4 строки, написанные киноварью, и одну чистую строку между чернильным и киноварным текстом). Ширина левого и правого столбцов л. 216 различается и составляет соответственно 9,7 и 7,7 см (на остальных листах ширина обоих столбцов - 8 см), высота столбца - 25 см (на других листах - 24 см), расстояние между столбцами равняется 1,5 см вверху и 1,4 см внизу (на других листах - 1,4 см на всем протяжении столбцов).

Вместе с тем эта разлиновка накладывалась на уже бывшую здесь трафаретную разлиновку. Так, через весь первый столбец л. 216, на расстоянии 8 см вправо от его левого края, проходит вертикальная линия, особенно заметная на уровне 1-3 и 22-23 строк. По трафаретной разлиновке эта линия должна была служить правой границей первого столбца. Однако при новой разлиновке правая граница первого столбца передвинулась на 1,7 см вправо и совпала с бывшей левой границей второго столбца. Впрочем, следы первоначальной разлиновки не всегда отчетливы на л. 216-216 об. Это объясняется не только воздействием вторичной разлиновки, но, возможно, и тем, что открытый лист, из которого образовывались л. 213 и 216, занимал нижнее положение в паре листов, подвергавшихся одновременной разлиновке.

Таким образом, палеографический и кодикологический анализ рукописи позволяет предполагать, что ее формирование прошло несколько этапов. Какая-то остановка в создании кодекса произошла, возможно, после того, как была закончена тетрадь № 22. Не исключена вероятность паузы и перед включением в книгу выходной записи на л. 216-216 об. Можно указать, по крайней мере, три места в изу

Так сложилось, что среди источников по истории церкви XVII века, свидетельствующих о повседневной жизни отдельной епархии, лучше всего сохранились ростовские памятники. Уже введены в научный оборот и широко известны специалистам Окружное послание митрополита Ионы к пастве 1652 года1, ряд его писем и грамот2, Опись архиерейского двора 1691 года3, дело о раскольнике Силке Богданове с учениками4. Известны и другие документы, хотя и не собственно ростовского происхождения, но дающие представление о церковной жизни Ростова и подведомственной ему епархии.

Столь значительный корпус источников, заметно отличающий Ростов от других территорий, несколько ослабил поиски и публикацию новых памятников. Но возможности исследователей в этом направлении далеко не исчерпаны. Наше внимание давно привлекли публикации Е. В. Барсова по истории ростовской епархии, что привело, в частности, к изучению его фонда в ОПИ ГИМ. В нем оказалась небольшая подборка ранее не опубликованных ставленных и благословенных грамот ХVI-ХVII вв. ростовских и вологодских архиереев.

Несмотря на небольшой объем как самих грамот, так и всей подборки, они представляют определенный интерес для изучения. Не предвосхищая результатов работы будущих исследователей, мы попытаемся кратко указать на информационные возможности этих памятников как исторических источников.

С внешней стороны все они представляют собой отдельные листы. Текст написан черными чернилами на лицевой стороне скорописью. Листы не переплетены, некоторые из них имеют филиграни5, печати6 и на обороте подписи архиереев, занимающих должность после тех, от имени которых грамоты составлены7. Местами текст утрачен из-за плохой сохранности документов (при публикации утраченные и плохо читаемые фрагменты обозначены многоточием в круглых скобках, а восстановленные по смыслу заключены в квадратные скобки).

Как явствует из заглавия, грамоты делятся на ставленные и благословенные. Первые представляют собой документ о том, что получивший его священнослужитель был местным архиереем, последовательно возведен из мирянина в чтеца, поддиакона, диакона и пресвитера и поставлен к определенному храму епархии. Благословенная грамота подтверждает права священнослужителя, уже имевшего ранее ту или иную степень священства, совершать богослужения и обряды.

Грамоты содержат одинаковую формулу обозначения архиерейских полномочий: “Божиею милостию (имярек) по благодати Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, данней нам от пресвятаго и животворящаго Духа”. Отличия имеются в грамоте вологодского архиепископа Симона 1665 года. В ней имя Христа написано через два “и” - “Iисус”, а сам Христос назван великим архиереем, чего нет в предыдущих документах. Оба отличия связаны с церковной реформой: грамота дана накануне церковного собора 1666/67 гг., который официально закрепил преобразования в церкви. И если написание Иисус в данном контексте не нуждается в комментариях, то подобное наименование Христа очень показательно и корреспондирует теме “Христа - великого архиерея” в памятниках искусства того времени8.

Среди проблем, постоянно занимавших внимание церковных властей, были богослужебная подготовка рядовых священнослужителей и их морально-нравственные качества. Критика недостатков и пороков духовенства шла как из самих церковных кругов, так и со стороны антицерковной оппозиции. Нехватка священнослужителей порождала упрощенный порядок их подготовки к посвящению в сан. Ставленные грамоты дают нам документальное свидетельство того, что простой мирянин практически сразу становился попом, пройдя в момент совершения церемонии поставления все ступени подготовки к вступлению в сан, каждая из которых предполагала более или менее длительную “стажировку”. Дополнительное изучение персоналий упомянутых в грамотах священнослужителей, вероятно, поможет составить более полную и точную картину отношений местного клира с населением и вышестоящим духовенством.

Грамоты могут служить дополнительным источником по исторической географии, так как в них встречаются упоминания населенных пунктов и храмов. Но особое значение они имеют для изучения вопроса о границах епархий. Как известно, в течение длительного времени в русской церкви не было четкого епархиального деления. Некоторое разрешение эта проблема получила, пожалуй, лишь на соборе 1589 года, когда в связи с учреждением патриаршества был определен перечень епархий и их иерархический статус. Однако впоследствии она не раз возникала в связи с изменением границ епархий, выделением новых из состава существующих, внутрицерковной борьбой и церковной реформой. Одно из центральных мест она заняла на соборе 1667 года, а собор 1675 года специально рассмотрел вопрос о границах епархий. В рассматриваемых грамотах встречается нечастое титулование ростовских архиереев “ростовскими и ярославскими и белозерскими”, а вологодского архиерея - “вологодским и белозерским” (после выделения вологодской епархии из состава ростовской в 1659 году).

Точная датировка грамот может оказать помощь в атрибуции других памятников, а также послужить материалом для составления хроники событий ХVI-ХVII веков, так как в них указывается, где происходило поставление священника и выдача грамоты. Пребывание местного архиерея в Москве может косвенно указывать на те или иные значимые события в церковной и придворной жизни, которые требовали его присутствия в столице.

Упоминания об архиерейских чиновниках - тиунах и десятильниках - служат материалом к изучению епархиального управления.

Интерес могут представлять попытки реконструкции всего корпуса подобных документов, а значит и соответствующей отрасли епархиального делопроизводства, собственно практики наставления священнослужителей и место этого обряда в повседневной жизни епархии. Поставленные в ряд с уже известными источниками по Ростову, благословенные и ставленные грамоты позволяют дополнить наши представления об этом городе как центре древнерусской культуры, искусства, религиозной и политической жизни.

Грамоты публикуются в соответствии с “Правилами из­дания исторических документов в СССР” (М., 1969).

  1. АИ. СПб., 1842. Т. 4. № 62.
  2. ЧОИДР. 1848. Год З-й. Отд. 4. С. 56; 1849. Кн. 3. Отд. 3. С. 1-3; 1882. Кн. 2. Отд. 5. С. 12-13, 15; 1884. Кн. 1. Отд. 5. С. 21-22. ЯЕВ. 186О. Часть неоф. № 33. С. 309-310; 1864. Часть неоф. № 47; 1873. Часть неоф. № 48. С. 388-389; 1880. Ч. неоф. № 22. С. 176; 1893. Ч. неоф. № 33. Стб. 519-520, 524-525; Полознев Д. Ф. Письма русских архиереев царю Алексею Михайловичу 1662 г. // Проблемы истории и культуры. Ростов, 1993. С. 69-73.
  3. РЯ АХМЗ Р-1083.
  4. Барсов Е. В. Новые материалы для истории старообрядчества ХVII-ХVIII веков. М., 1890. С. 3-13; Румянцева В. С. Народное антицерковное движение в России в XVII веке. М., 1986. С. 223-225.
  5. Филиграни XVII века. По рукописным источникам ГИМ. Каталог М., 1988. Водяные знаки на л. 7 близка №№ 631, 671, 692 каталога; на л. 8 - №№, 245, 246; на л. 9 - №№ 1106, 1109, 1115; на л. 10 - №№ 353, 355, 360, 363, 364. 404.
  6. Лл. 2, 7, 8, 10.
  7. Лл. 2, 4-5, 7.
  8. Мельник А. Г. О храмовых интерьерах второй половины XVII в. Ростова Великого, созданных по заказу митрополита Ионы // СРМ. Ростов, 1992. Вып. 3. С. 89-105.

Благословенная грамота ростовского архиепископа Никандра священноиерею иноку Симону Иванову 1558 года.

Божию милостию ее яз преосвященный Никандр архиепископ ростовский и ярославский по благодати Господа Бога Спаса нашего Исуса Христа, данной нам от пресвятаго и животворящаго Духа, благословил семи священноиерея инока Симана Иванова сына, [ч]то мной (...). А сказывает, что в диаконы и в попы поставлен епископом вологоцким Алексеем, и ставленую и отпускную грамоту свою передо мною положил. А в стасленой его пишет: поставлен Семен Иванов сын в четцы и в поддиаконы и в диаконы к церкви святаго архистратига Михаила в Кубенскую десятину на сям лете 7043 (...) святей Божий церкви 7 лете и по Божий де воли овдове, и после подружия своего пребывал благочинно со всякою чистотою и воздръжанием, и потом постригся в (...) Успения Пречистая Богородица и преподобнаго отца (...) его Кирил[ла] Белозерьскаго чюдотворца при игумене Афонасии (...) ска о нем отцем его духовным своего двора черным священноиноком Семионом, что он пребывал в иночестве благочинно, а как постригся тому (...) лет и литоргисати в [святей] Божии церкви и вся сеященноиноческая деиствовати достоин. Да и благословил есми его служити в святей Божии церкви и священническая действовати (...) же Кирилове монастыре.

И аще кто к нему при[дет] от детей духовных, и да разсуждает по правилом святых апостол и святых отец, имея и волю вязати и решати по [благословению] нашего смирения. И да не преходит от церкви к [церкви] без нашего благословения, или не явяс нашем (...) или тиуну. Аще преиде, не явяс, и да не [литоргисает] во святей Божии церкви по сеи нашеи грамоте. И се[го] ради дана бы ему грамота сия нашего смирения благословенная на утаерждение (...) [его] в Ростове лета 7(...) февраля в (...).

Божию милостию [преосвящ]енный Никандр архиепископ ростовский и ярославский и белозерский.

ОПИ ГИМ. Ф. 450. Е. В. Барсова. № 77. Л. 1.

Ставленная грамота ростовского архиепископа Корнилия дьяку Павлу Невлеву Попову 1572 года.

Божию милостию яз смиренный Корнилий архиепископ ростовский и ярославский и белозерский по благодати Господа бога и Спаса нашего Исуса Христа, данней нам от пресвятаго и животворящаго Духа, поставил есми дьяка Павла Иевлева сына Попова в четцы, и в поддиаконы, и в диаконы и совершил есми его в попы в свою архиепископию к церкви страсточеръпцех святым Борису и Глебу на Белоозеро на посад. И аз сего имею благословена и прощена и свидетельствована в сем по исповеданию отца его духовнаго. И он да литургисает во святей Божии церкви по благословению нашего смирения. И аще кто к нему приходит от детей духовных, и разсужая их по правилом святых апостол и святых отец, имеет волю вязати и решати по благословению нашего смирения. И съвет имея во всем от нас, паче же в недоумеваемых и во всех духовных вещах. И да не проходит от церкви к церкви без нашего благословения, или не явяс нашему наместнику или десятиннику. Аще ли предет, не явяс, и он да не литургисает в святей Божии церкви по сей нашей ставленой грамоте. И сего ради дана бысть ему сна наша ставленая грамота на утвержение его в царстаующем и преименитом граде Москве на Дорогомилове лета 7080 года апреля в 3 день.

Божию милостию смиренный архиепископ Корнилий рос­товский и ярославский и белозерский.

На обороте подписи: Никандр архиепископ (...)
Евфимие архиепископ
Иев архиепископ
Варлаам архиепископ
Корнилием ростовским (?)

ОПИ ГИМ. Ф. 450. Е. В. Барсова. № 77. Л. 4-5.

Ставленная грамота ростовского митрополита Варлаама дьяку Василию Иванову 1601 года.

Божиею милостию смиренный Варлам митрополит рос­товский и ярославский по благодати Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, данной нам от пресвятаго и животворящаго Духа, поставил есми дьяка Василья Иванова сына в четцы, и в подяконы, и во дьяконы и совершил [в попы] во свою митрополию к церкви страстотерпцем Христовым Борису и Глебу, да к теплому храму Преображению Христову в селе Вырму, [что] на Пороцкои стан в Белозерскои уезд. И яз его имею благословена и прощена и свидетелствована во всем по исповеданию отца его духовнаго чернаго священника Ионы. И он по благословению нашего смирения да литоргисает во святей Божии Церкви невозбранно. И аще кто к нему приходит от детей его духовных, и он их да разсуждает по правилом святых апостол и святых отец. И имеет волю вязати и решати по благословению нашего смирения. И совет имеет во всем от нас, паче же в недоумеваемых и во всех духовных вещех. И да не преходит от церкви к церкви без нашего благословения, или не явяся нашему наместнику или десятилнику. Аще ли преидет, не явяся, и он да не литоргисает во святей Божии церкви по сеи нашей грамоте. И сего ради дана бысть ему сия наша ставленая грамота на утвержение его в бого­спасаемом царьствующем граде Москве лета 7109 года июня в 24 день.

Смиренный Варлаам Божиею милостию митрополит ростовский и ярославский.

Печать красного сургуча с изображением на одной стороне Богоматери с младенцем на троне, на другой стороне - надпись.

На обороте подписи:
Иона митрополит
Смиренный Кирил митрополит
ростовский и ярославский
Филарет митрополит

ОПИ ГИМ. Ф. 450. Е. В. Барсова. № 77. Л. 7.

Ставленная грамота ростовского митрополита Варлаама старцу Засиме 1621 года.

Божиею милостию смиренный великий господин преосвященный Варлам митрополит ростовский и ярославский по благодати Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, данней нам от пресвятаго и животворящаго Духа, благословил есми поставил старца Засиму во четцы, и в подиаконы, и во диаконы, и совершил его в попы к церкви Оуспения Пресвятей Богородицы, да к преподобному Кирилу белозерскому чюдотворцу во общий монастырь в Белозерском уезде во свою митрополию. И аз его имею благословенна, и прощенна, и свидетелствованна во всем и по исповеданию отца его духовнаго чернаго священника Нифонта. И он по благословению нашего смирения священноиноческая да литоргисает во святей Божии церкви невозбранно, и аще кто к нему приходит детей его духовных, и он их да разсуждает по правилом святых апостол и святых отец, и имеет волю вязати и решети по благословению нашего смирения, и совет имеет во всем от нас, паче же в недоумеваемых и во всех духовных вещех. И да не преходити ему не тоя обители в иной монастырь без нашего благословения, или не явяся нашему десятилнику. Аще ли ж прейдет, не явяся, и он священноиноческая да не литоргисает во святей Божии церкви и по сей нашей грамоте. И сего ради дана бысть ему сия наша ставленая грамота на утвержение его в богоспасаемом граде Ростове лета 7129 года марта в 29 день.

Смиренный Варлам Божиею милостию митрополит ростовский и ярославский.

Печать красного сургуча с изображением благословляющей руки с двуперстием и надписью по кругу.

ОПИ ГИМ. Ф. 450. Е. В. Барсова. № 77. Л. 8.

Благословенная грамота ростовского митрополита Ионы черному священнику Иеву 1653 года.

Божиею милостию смиренный Иона митрополит ростовский и ярославский по благодати Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, данней нам от пресвятаго и животворящаго Духа.

Бил нам челом черной священник [Иев] о благословенной грамоте, что он служил в мире у церкви великого чюдотворца Николы в Ярославском уезде в селе Овсецеве в моей митрополии, а постален де он в попы преж бывшем отцом моим преосвященным Варламом митрополитом ростовским и ярославским, и ставленая грамота у него есть, да Божиею волею овдовел и постригся во иноческий образ во общий Кирилов монастырь в Белозерском уезде в моеи митрополии и жил у настоятеля своего в чистоте и в послушании. И аз, смиренный Иона митрополит ростовский и ярославский, дозря его ставленую грамоту, велел ему дати благословенную грамоту в тот же общий Кирилов монастырь. И он священническая да литоргисает во святей Божии церкви невозбранно, и аще кто станет к нему приходити детей его духовных, и он их да разсуждает по правилом святых апостол и святых отец, и имеет волю вязати и решати по благословению нашего смирения, и совет имеет во всем от нас, паче же в недоумеваемых и во всех духовных вещех. И да не преходити ему ис тоя обители в ин монастырь без нашего благословения, или не явяся нам (?), сотнику нашему и десятилнику. Аще ж и преидет, не явяся, и от священническая да не действует во святей Божии церкви по сей нашей грамоте. И сего ради дана бысть ему сия наша благословенная грамота на утвержение его в богоспасаемом граде Ростове лета 161 года марта в 19 день.

Смиренный Иона Божиею милостию митрополит ростовский и ярославский.

Печать красного сургуча.

ОПИ ГИМ. Ф. 450. Е. В. Барсова. № 77. Л. 9.

Благословенная грамота вологодского архиепископа Маркела черному попу Филарету 1659 года.

Божию милостию смиренный преосвященный Маркел архиепископ вологодтсцкий и белозерский.

Бил челом нам великому господину нашие архиепископии Кирилова монастыря постриженник чернои поп Филарет. А в челобитной ево написано: поставлен де он был в мире во дяконы и совершен в попы преже бывшим братом нашим преосвященным Варламом архиепископом вологодским и великопермским в прошлом во 143-м году. И ставлену свою грамоту пред нами клал за рукою, чтоб нам его пожаловать благословить и велеть ему на обещании к его в Кирилове монастыре во святых Божиих церквах священствовати, и о том бы ему дана наша благословенная иноческая грамота. И яз великий господин преосвященный Маркел архиепископ вологоцкий и белозерский, дозря ставленую его грамоту, черного попа Филарета пожаловал благословил велел ему дать сию нашу благословенную иноческую грамоту. И он поп Филарет по благословению нашего смирения в Кирилове монастыре на обещании его во святых Божиих церквах священноиноческая действует и божественныя литоргии во святей Божии церкви да служит и невозбракно. Аще кто учнет к нему приходити на исповедь детей духовных иноческого чину, и он их да разсуждает по правилом святых апостол и святых отец, а мира не приимати, разве великия нужды. И не приходить ему из монастыря в монастырь без нашего благословения. Аще и предет, и от священноиноческая не действует ничтоже по сеи нашей благословенной грамоте. И се ради дана ему сия наша благословенная грамота на утвержение его во граде Вологде лета 7167 апреля в 15 день.

Архиепископ Маркел вологоцкий.

Печать красного сургуча с изображением благословляю­щей руки с двуперстием и надписью по кругу:”Божнею милостию смиренный Симон архиепископ вологодский и белозерский”.

На обороте подпись: архиепископ Симон.

ОПИ ГИМ. Ф. 450. Е. В. Барсова. №77. Л. 2.

Благословенная грамота вологодского архиепископа Симона старцу Иоасафу 1665 года.

Божиею милостию Симон смиренный архиепископ вологоцкий и белозерский в нынешнем во 174-м году февруария в 20 день бил нам челом архиепископу Белозерского уезду Кирилова монастыря белозерского чюдотворца постриженник старец Иоасаф. А в челобитной ево написано: в прошлом де во 147-м год[у] июня в 30 день поставлен он был в мире в попы братом нашим преосвященным Варламом митрополитом ростовским и ярославским в Белозерской уезд к церкви к пресвятому к Покрову пресвятыя Богородицы в село Куность, и ставленая грамота у него есть. Да божескими праведными судьбами овдовел и благодаря божии судьбы восприял иноческий образ. И нам бы его благословить и в сем дать наша благословенная иеромонашеская грамота на обещание его во общий монастырь преподобнаго Кирилла белозерского чюдотворца, по чему ему в том монастыре еромонашеская действовать. И аз Симон архиепископ вологоцкий и белозерский, дозря его ставленои грамоте, по благодати дару и власти пресвятаго и животворящаго и вся освящающаго Духа, данней нашему смирению от великого архиерея Господа нашего Иисуса Христа, ево еромонаха Иоасафа благословил и велел ему дать нашу благословенную грамоту. Он же по сей нашей благословенной грамоте на обещание его в том Кирилове монастыре во святых божиих церквах вся еромонашеская действует невозбранно, и аще кто к нему приходити начнет детей его духовных иноческаго чина, и он их да разсуждает, и имеет власть вязати и решати по правилом святых апостол и святых отец и по благословению нашего смирения, а мирских людей к себе в духовство не приимать, кроме великия нужды. А в недоумеваемых во всяких духовных вещех совет да имеет во всем от нашего смирения. И да не преходити ему ис того монастыря во иный монастырь без нашего благословения. Аще ли преидет, не явяся нам архиепископу или забывбожий страх и святых апостол и святых отец заповедь, и начнет зазорное и неблагоговейное жити житие и упиватися, и он во святых божиих церквах да не литоргисает и прочая еромонашеская да не действует по сей нашей благословенной грамоте. Писано в богоспасаемом граде Вологде в нашем архиепископле дому лета от создания мира 7173 года от коплощения ж Бога слова 1665 года февруария в 20 день.

Архиепископ Симон.

Печать красного сургуча с изображением благословляющей руки с двуперстием и надписью по кругу.

ОПИ ГИМ. Ф. 450. Е. В. Барсова. № 77. Л. 10.

Важную роль в исследовании проблемы накопления и преемственности капиталов в ХVII-ХVIII вв. играет генеалогическое изучение провинциального, рядового купечества. Данное сообщение посвящено ростовской купеческой фамилии Мальгиных, ее истории и торгово-промышленной деятельности в ХVII-XVIII вв. Именно в этот период Ростов из рядового торгово-ремесленного города вырастает в один из значительных торговых центров страны. В конце XVII в. в Ростове, в основном из среды посадского населения, начинают выделяться фамилии, представители которых впоследствии стали крупными купцами, владельцами заводов и фабрик. В число купеческой верхушки Ростова входила и фамилия Мальгиных.

Фамилия Мальгиных была широко распространена в Ростове уже в XVII в. В Дозорной книге Ростова 1619 г. упоминаются Иудка Мальгин, проживающий на посаде у церкви Введения Богородицы, и Богданка Мальгин - “у Всех Святых на Заровье”1. Родословная ветвь, идущая от Богдана, прослеживается за весь XVII и XVIII вв. Ветвь Иуды Мальгина - до начала XVIII столетия. В начале же XVIII в. появляются и хорошо прослеживаются еще две ветви фамилии Мальгиных: Якова Кирилловича и Ивана Ивановича. Их родсловные линии проходят через весь XVIII и XIX вв. Скорее всего, они каким-то образом связаны с родами Богдана Мальгина и Иуды Мальгина, но пока эту связь установить не удалось.

Рассмотрим отдельно фамильные ветви Мальгиных, их генеалогию и занятия некоторых членов рода.

1. Род Иуды Мальгина. Иудка Мальгин, по известным нам источникам XVII в., упоминается трижды - в 1619, 1624, 1692 гг. Из Дозорной книги Ростова 1619 г. мы узнаем, что он был ростовским посадским. Более подробные сведения о нем даны в “Выписи по Ростову 1677-1678 гг.”, которая содержит сведения и за 1624 г.2 По этим сведениям. Иуда Мальгин уже в первой половине XVII в. занимался торговым огородничеством - сажал на продажу лук и чеснок, а также занимался скупкой и торговлей хмеля3. Для продажи товара Иуда имел в Ростовe лавку. Сын Иуды, Любимко, занимался извозным промыслом4.

Все накопленное движимое и недвижимое имущество досталось правнуку Иуды - Андрею Ивановичу Мальгину; это и дом с огородной землею, и лавка в торговых рядах. Андрей Мальгин приумножил состояние предков. Он занимался обработкой пустующих земель, по-видимому, продолжал дело прадеда - выращивал на продажу овощи, т.к. пустующие земли он приобретал в черте города5. По Окладной книге Ростова 1692 г., Андрей Мальгин имел в городе в москательном и калачном ряду две лавки6. Одна из них, как указывалось выше, наследственная, доставшаяся от прадеда. Другую лавку он купил в 1683 г. Из переписной книги 1709 г. мы видим, что Андрей Иванович имел двух сыновей - Федора и Бориса. У Федора сыновья - Иван (род. 1703) и Алексей (Род. 1706)7. Это последние известия о роде Иуды Мальгина.

2. Род Богдана Мальгина. Богдан Мальгин, также как и Иуда Мальгин, упоминается в источниках XVII в. под 1619, 1624, 1692 гг. Правда, не ясно, идет ли речь об одном и том же человеке под 1619 и 1624 гг. В Дозорной книге Ростова 1619 г. о Еогданке Мальгине сказано: “скитается по миру”8, в описи 1624г. Богдан Евстигнеев сын Мальгин отмечен как торговец, продавец мяса9.

Богдан Мальгин, так же, как и Иуда, имел свою лавку в торговых рядах Ростова, мясным промыслом занимался вместе с сыном своим Сережкой10. Кроме Сергея Богдан имел еще двух сыновей - Василия и Смирку, которые имели свечной промысел11. Из источника непонятно, то ли эта была скупка и продажа свеч, то ли они владели собственным свечным заведением. В “свешниках” значился и сын Смирки - Парфений12. Кроме свечного дела и “продажи мяса в рез”, Смирка Багданов выращивал на продажу огурцы и капусту13.

Василий Богданов с. Мальгин имел трех сыновей - Бориса, Гурия, Мартьяна. О Мартьяне и Борисе практически ничего неизвестно. Наиболее подробные сведения мы находим о Гурии Мальгине. Гурий, вместе с братьями, имел в Ростове три двора и немалые огородные земли. По сведениям 1692 г., владел в Ростове пятью торговыми лавками, с которых платил немалый оброк (1 руб.), что свидетельствует об его определенной зажиточности14. Некоторые лавки достались ему по наследству (от деда Богдана и брата Бориса). Известно, что Гурий Мальгин занимался и оптовой торговлей. Например, в Новгороде, в конце XVII в., он торговал сталью, проволочным железом, писчей бумагой, ладаном, церковным вином15.

Гурий имел двух сыновей - Ивана (род. 1669) и Алексея (род. 1671). Иван, по переписной книге второй ревизии, 1749г. значится купцом второй четверти16. Об Алексее сведений не обнаружено. Более подробные данные находим о правнуке Гурия - Михаиле Федоровиче Мальгине (род. 1795). Он был купцом 3 гильдии, занимался в Ростове кожевенным делом. Первоначально, как показывают источники, он имел только кожевенную лавку: по-видимому, занимался скупкою и продажею кож. Позднее построил свой небольшой кожевенный завод (на Угличской улице), на котором работало два человека17. Михаил Федорович имел восьмерых детей, из которых только двое, Иван и Андрей, продолжили дело отца.

3. Род Якова Кирилловича Мальгина. По переписной книге Ростова 1709 г. известно, что Яков Кириллович являлся младшим сыном в большой семье18. К сожалению, родовые линии его старших братьев (Ивана, Василия, Григория, Никифора) не прослеживаются. Яков Кириллович Мальгин (род. 1700) имел четырех сыновей - Семена (род. 1738), Федора (род. 1749), Ивана (род. 1756) и Василия (умер рано), которые в документах XVIII в. проходят как купцы 2-ой (Семен) и З-ей (Иван, Федор) гильдий19. Купеческая ветвь рода сохранилась лишь по линии Федора. Остальные же потомки в конце ХVIII - начале ХIХ вв. постепенно перешли в мещанское сословие. В первой половине XIX в. некоторые из них являлись владельцами небольших мучных лавок. Поэтому род Якова Кирилловича условно можно назвать “мещанским”.

Федор Яковлевич Мальгин занимался кожевенным делом, которое продолжил его младший сын Михаил (род. 1794). Он был владельцем кожевенного завода, на котором делалась черная и белая юфть, а также опойковые кожи. Кожа большими и малыми кусками продавалась в Ростове и уезде20. Кроме завода, Михаил Федорович владел в Ростове двумя каменными домами на улицах Рождественской и Заровской21. Дело Михаила Федоровича впоследствии перешло к его сыну Африкану (род. 1811).

4. Род Ивана Ивановича Мальгина. Иван Иванович Мальгин (1711-1796), по документам ХVIII в., всегда проходит как купец 2-ой гильдии22. И он сам, и его дети, и внуки занимались свечным производством. Это дает основание для предположения, что и сам Иван Иванович получил свое занятие по наследству, от “свешников” XVII в. Смирки Богданова с. Мальгина и его сына Парфения. Иван Иванович жил на “широкую ногу”. В 80-е годы XVIII в. в центре города он строит три каменных дома с лавками - ”лавки со сводами, а верхние апартаменты для житья и что хозяину угодно”23. Иван Иванович вкладывал капитал и в приобретение сенокосных земель24. Во второй половине XVIII в. он занимал различные городские должности: купеческий староста (1747, 1754), ратман в магистрате (1761-1762), соляной голова (1771-1778)25. Иван Иванович имел трех сыновей - Ивана (род. 1743), Семена (род. 1746), Григория (род. 1748). О Семене сведений не имеется, по-видимому, он умер в детстве. По обывательскому списку 1793 г. известно, что Иван Иванович Мальгин проживал в деревянном доме на Заровье вместе с семьями своих сыновей Ивана и Григория. Сын Иван умер рано, и все дела вела его жена Анна Семеновна, которая в 1832 г. числилась купеческой вдовой 2-ой гильдии26. Затем дело продолжил их единственный сын Андрей Иванович (род. 1767).

Андрей Иванович Мальгин вместе с родным дядей Григорием Ивановичем значительно умножили семейный капитал. В 1789 г. они строят за чертой города, у озера, сальний и кожевенный заводы27. Но в конце XVIII в. между дядей и племянником произошел раздел. Григорий Иванович строит свой каменный дом, три каменные лавки, скупает пустопорожние земли. В общем владении с купцом Петром Говядиновым он имел два каменных дома с лавками, которые сдавал в аренду служителям ростовского Успенского собора28. В 1788 г. и а 1789 г. избирался ратманом в ростовском магистрате29.

У Григория Ивановича было три сына - Иван (1768-1802), Леонид (род. 1791), Андрей (1795-1839). Как уже указывалось выше, все они (а впоследствии и их дети) продолжили дело предков: развивали свечное производство. Иван Григорьевич возил свечи на продажу в Петербург. Большой доход он получал и от сдачи в аренду домов и лавок. Совместно с купцом Хлебниковым владел в центре города двумя каменными домами и 29 лавками. Один из домов занимал уездный суд, казначейство, почтовая контора30.

Из приведенных выше данных видно, что начиная с XVII в., Мальгины занимались торговлей. Основными формами накопления капитала являлись: во-первых, скупка и продажа товаров, а также оптовая торговля (Гурий Мальгин); во-вторых, торговое огородничество; в-третьих, вкладывание средств в производство - в свечное и кожевенное дело. В конце ХVIII в. некоторые из членов фамилии завели значительную недвижимую собственность (строили в центре города дома с лавками), с которой получали немалый доход. Рода Якова Кирилловича и Ивана Ивановича Мальгиных прослеживаются и в XIX в. Их потомки числились купцами 2-ой и З-ей гильдий. Все это, говорит о высокой степени преемственности капитала, о том, что многие фамилии провинциального купечества вели свою торговую деятельность в течение 200 и более лет.

  1. Дозорная книга Ростова 1619 г. // Ростов. Материалы для истории города ХVII-ХVIII столетий. Изд. Н. А. Найденовым. М., 1884. С. 1, 2.
  2. Об этой “Выписи...” см. подробно: Сазонова Е. И. Ремесло и торговля ростовского посада по переписным книгам второй половины XVII в. // Сообщения Ростовского музея. Вып. 1. Ростов, 1991. С. 47.
  3. Переписные книги Ростова Великого старой половины XVII в. Изд. А. А. Титовым. СПб., 1887. С. 22.
  4. Переписная книга 1646 г. // Ростов. Материалы... С. 8.
  5. Переписные книги Ростова Великого... С. 22.
  6. Дозорные и переписные книги древнего города Ростова. Изд. А. А. Титовым. М., 1880. С. 25, 50.
  7. Переписная книга Ростова 1709 г. // Ростов. Материалы... С. 39.
  8. Дозорная книга Ростова 1619 г. // Ростов. Материалы... С. 2.
  9. Переписные книги Ростова Великого... С. 22.
  10. Там же.
  11. Переписная книга 1646 г. // Ростов. Материалы... С. 7.
  12. Там же.
  13. Переписные книги Ростова Великого... С. 22.
  14. Дозорные и переписные книги древнего города Ростова. С. 32, 40, 50, 53.
  15. Книги Московской Большой Таможни. 1693-1694. Новгородская, Астраханская, Малороссийская. Труды ГИМа. Вып. 38. М., 1961. С. 52, 62.
  16. Переписная книга второй ревизии 1749 г. // Ростов. Материалы... С. 51.
  17. РФ ГАЯО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1453. Л. 7; Д. 2459. Л. 21 об.
  18. Переписная книга Ростова 1709 г. // Ростов. Материалы... С. 39.
  19. РФ ГАЯО. Ф. 204. Оп. 4. Д. 530. Л. 14; Ф. 1. Оп. 1. Д. 318. Л. 18 об.; Ф. 204. Оп. 5. Д. 1092. Л. 14.
  20. РФ ГАЯО. Ф. 241. Оп. 1. Д. 468. Л. 27.
  21. РФ ГАЯО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3564. Л. 25, 101.
  22. Переписная книга 1749 г. // Ростов. Материалы... С. 51; РФ ГАЯО. Ф. 204. Оп. 4. Д. 530.Л. 13 об.
  23. РФ ГАЯО. Ф. 204. Оп. 5. Д. 239. Л. 1-2.
  24. см. напр.: РФ ГАЯО. Ф. 204. Оп. 5. Д. 347. Л. 1.
  25. РФ ГАЯО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 221. Л. 155 об.-156.
  26. РФ ГАЯО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 529. Л. 5.
  27. РФ ГАЯО. Ф. 204. Оп. 5. Д. 620. Л. 2.
  28. РФ ГАЯО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 221. Л. 155 об.-156.
  29. Там же.
  30. РФ ГАЯО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3564. Л. 8-10; Ф. 241. Оп. 1. Д. 284. Л. 3.





Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!