Электронная библиотека

Многолетние исследования С.Б. Веселовского и А.А. Зимина показали, что "генеалогические разыскания являются непременным условием изучения происхождения и состава русской феодальной аристократии XIV-XVI вв."¹. Источников по данной теме, особенно за самый ранний хронологический отрезок времени, сохранилось немного, да и то преимущественно не в подлинниках, а достаточно поздних копиях. Поэтому введение в научный оборот какого-либо нового письменного памятника, где содержится ранее неизвестная информация, может вызвать не только стремление заполнить лакуны нашего представления о прошлом, но и подвергнуть ревизии, казалось бы, устоявшиеся под влиянием времени и историографии генеалогические схемы происхождения отдельных титулованных и нетитулованных фамилий Северо-Восточной Руси.

Одним из таких источников за последнее время стал опубликованный С.В. Коневым пять лет назад Ростовский соборный синодик (далее -- РСС). Этот памятник имеет достаточно большой объем информации и, по мнению издателя, содержит "не имеющие аналогов сведения генеалогического и биографического характера за XIII-XV вв."², в том числе о ростовских и белозерских князьях за XIII -- первую половину XIV в. Насколько справедлива характеристика синодика, данная С.В. Коневым?

Как известно, за вторую половину XIII в. источники содержат несколько сообщений о браках ростовских князей и княгинь. Имена женщин, как правило, летописцы не называют. Исключение в данном случае составляет лишь запись за 1294 г., да и то с рядом оговорок, поскольку в полном, а не сокращенном варианте она представлена далеко не во всех памятниках. В летописях сообщается о браке двух дочерей умершего в этом году ростовского князя Дмитрия Борисовича. Одна из них -- Анна -- вышла замуж за Михаила Ярославича Тверского, другая -- Василиса -- за Андрея Городецкого, третьего сына Александра Ярославича Храброго³. Во втором случае летописец умалчивает, что великий князь владимирский женился вторично. Правда, еще раз молодую княгиню он упоминает в 1295 г., в связи с поездкой Василисы вместе с мужем в Орду к хану Тохте⁴. Точное известие о первом браке Андрея Городецкого пока обнаружено только в одном источнике. Это подготовительные записи для летописца. Они находятся в одной из пасхальных таблиц, рукопись которых "может быть датирована между 1340 и 1352 гг." Здесь под 1271 г. было кратко записано: "Андр[еи] оженися"⁵. Имя первой супруги князя пока четко устанавливается только по РСС⁶. Здесь отмечено: "Великому князю Андрею Александровичю и княгине его Евдокее (курсив мой - А.К.) и сынома его Борису, Михаилоу вечная память"⁷. Однако его вторую жену Василису Дмитриевну источник не называет ни в этом случае, ни в другом, где были записаны для поминания лица из Ростова. То же самое можно сказать и в отношении сестры Василисы -- Анны⁸. Между тем, летописи упоминают Анну Дмитриевну довольно часто. После гибели мужа она постриглась в Тверском Софийском девичьем монастыре. Княгиня скончалась 2 октября 1338 г. в Кашине, где и была погребена в местном Успенском соборе⁹.

Аналогична ситуация и вокруг поминания старшей сестры Василисы и Анны, вышедшей еще в 1292 г. замуж за племянника князя Андрея Александровича Городецкого -- Ивана Дмитриевича Переяславского¹⁰. Летописцы не упоминают ни имя его жены, ни год ее смерти. Пожалуй, единственным штрихом к биографии можно считать дополнение о том, что венчание князя Ивана и дочери Дмитрия Борисовича Ростовского проходило "въ церкви святаго Спаса въ Переславли"¹¹. В РСС она не упоминается¹².

Между тем, противоположная ситуация возникает при реконструкции биографии и установлении имени первой жены Константина Борисовича. По-видимому, князь женился после 1276 г., так как в этот год летописцы отмечают брак его старшего брата Дмитрия¹³. По крайней мере, к 1285 г. Константин был уже женат точно. В 1286 г. у него родился сын Александр, а у Дмитрия -- Михаил¹⁴. В 1289 г. оба брата ездили "во Орду къ царю и з женами своими". В 1291 г. супруга подарила Константину еще одного сына -- Василия¹⁵. В 1299 г. она умерла. Вскоре князь снова женился. В 1302 г. его второй супругой стала дочь знатного ордынца "Кутлукорткы"¹⁶. Далее летописцы о ней молчат. Дата ее смерти неизвестна. Любопытно отметить, что в РСС "вечная память" отмечалась не только "благоверным княземъ Димитрию, Константину Борисовичем Ростовьским", но и "княгине Констянтинове Фотиние"¹⁷. Скорее всего, в ней следует видеть первую супругу Константина Борисовича Угличского и Ростовского, мать его детей, поминание которых идет вслед за родителями.

В РСС "вечная память" отмечалась также "князю Александру Константиновичю и сыну его Георгию". Первый из них в 1294 г. сменил в Угличе Поле¹⁸, скончавшегося здесь, сына смоленского и ярославского князя Федора Ростиславича Черного -- Александра, который правил в городе с 1288 г.¹⁹ Этот князь родился от первого брака князя Федора и дочери Василия Всеволодовича Ярославского. По родословцам мать Александра носила имя Мария²⁰, а по РСС -- Феодосия. По-видимому, в первом случае упоминалось ее княжеское имя, а во втором -- христианское. У Александра остался сын Дмитрий, о котором ни летописцы, ни родословцы ничего не знают²¹. Как и в случае с Александром Федоровичем, синодик имени жены князя Александра Константиновича не приводит. Летописцы лишь глухо отмечают факт его брака в 1302 г.²² Больше в источниках он не упоминается. Поскольку с 1310 г. в ростовском своде называется только его брат Василий, то можно предположить, что Александр скончался до этого года. Его сын Юрий не намного пережил отца. Он умер в 1320 г., очевидно, после своего дяди Василия, ибо летописец титулует Юрия князем Ростовским²³. Как и в случае с отцом, имя его жены в РСС не отмечено. Между тем, источник вместе князем Василием Константиновичем поминал и его супругу Феодору, которая скончалась "во мнишеськом чину"²⁴. Поскольку муж Феодоры Василий прожил не так много лет, то есть основания предполагать, что это была его единственная жена. Уход Феодоры в монастырь мог состояться только после смерти супруга, но, скорее всего, не ранее того срока, как ее дети Федор и Константин достигли совершеннолетия. Мужа Феодоры на княжении, по-видимому, сменил загадочный Константин. Синодик о нем ничего не знает, а летописцы отмечают смерть князя в 1327 г.²⁵

Судьба двух сыновей князя Василия Константиновича заслуживает пристального внимания, но это тема отдельного исследования²⁶. Вскользь можно заметить, что княжение Константина не было безраздельным. По крайней мере, часть Ростова до 1326 г. принадлежала его родственникам Федору и Константину Васильевичам. Первый из них -- "князь Ростовьскыи" женился еще в 1326 г. Имя жены князя Федора летописец прямо не называет²⁷. Однако его можно установить из следующего сообщения. 21 ноября 1355 г. сначала источник сообщает о смерти суздальского князя Константина Васильевича, а потом добавляет: "В тои же день пострижеся княгини Мария Федорова"²⁸. Это имя совпадает с тем, которое было записано в РСС для поминания. Здесь же есть ремарка, что княгиня вместе с мужем умерла "во мнишеском чину"²⁹. Оно сближает сведения источника с летописью. Поскольку муж Марии умер еще в 1331 г.³⁰, то ее уход в монастырь не следует связывать с данным событием. Скорее, наоборот, уход из мирской жизни произошел из-за смерти другого родственника, например, Константина Васильевича Суздальского. Этот князь, как отмечает тверской летописец, в 1350 г. выдал "дчерь свою Онтониду за князя Андрея Федоровича въ Ростовъ"³¹. Запись о свадьбе содержит и ростовский источник. Однако он относит брак к 1347 г. и опускает имя невесты князя Андрея Федоровича. Поэтому оказывается не совсем ясно идет ли в данном случае речь об одном и том же событии или о двух разных³². Наши сомнения помогает развеять РСС. Кроме Андрея Федоровича, "нареченому въ мнишескомъ чину Афонасию", в нем были записаны две его жены -- Антонида и Ирина. Очередность княжеских жен позволяет с большой долей вероятности утверждать, что и тверской, и ростовский летописцы отмечали один и тот же брак, хотя и датировали его разными годами.

Брат Федора -- князь Константин Васильевич женился в 1328 г. Летописец отмечает, что свадьба происходила в Москве. Тестем ростовского князя стал великий князь владимирский Иван Данилович Добрый Калита³³. Однако имя супруги Константина он не назвал. Поскольку о политическом значении данного брака писалось достаточно много, то на этом вопросе останавливаться не будем. По летописям имя жены ростовского князя выясняется только в год ее смерти. Под 1365 г. кратко отмечено: "Преставися князь Андреи Новогородъскыи июня 2. В тои же день преставися княгиня Марья Костянтинова Ростовъского"³⁴. Это же имя приводят РСС и родословцы³⁵. Подведем некоторые итоги.

РСС содержит подчас уникальную информацию об именах представителей ростовского княжеского дома. Большинство таких сведений относится к женщинам, которые стали женами местных князей. Имена дочерей местных князей XIII -- первой половины XIV в. источник, как правило, не содержит, а летописцы и родословцы упоминают их лишь эпизодически. Проверка достоверности сведений РСС в основном становится возможной, начиная только с первой трети XIV в.

Генеалогических данных о происхождении или родственных связях ростовских княгинь синодик не содержит. О них можно только догадываться, и то благодаря, как правило, косвенным сведениям летописцев. Между тем, анализ сведений РСС о младшей ветви дома правителей Ростовской земли -- белозерских князьях -- дает, иной результат.

Как известно, древнейший текст родословной белозерских князей содержится в Типографской летописи³⁶. Этот источник входит в корпус родословных материалов об элите Северо-Восточной Руси преимущественно за XIV-XV вв. По-видимому, его состав оформился около 1506 -1507 гг.³⁷ В родословной белозерских князей отмечается: "А се отъ Ростовскаго Василка Белозерстии князи: Васильковичь Глебъ; Глебовичь Михайло; Михайловичь Феодоръ; Феодоровичь Василей Сегорски. Того сынъ Юрьи Белоселский"³⁸. Родственная данному источнику по составу³⁹ Ермолинская летопись подчеркивает, что "Феодоровичь Василеи", как и его сын Юрий, был "князь Белозерскы"⁴⁰.

Как установлено, общность обеих летописей объясняется тем, что при их составлении использовалась "компиляция, положенная в основу Московского свода 1479 г.". Однако, если у Типографской летописи еще одним источником стал "ростовский архиепископский свод 80-х гг. XV в.", то у Ермолинской -- "материал, независимый от великокняжеского летописания и восходящий, очевидно, к своду, составленному в Кирилло-Белозерском монастыре"⁴¹. Последнее обстоятельство заслуживает пристального внимания. Ведь монахами и постоянными вкладчиками этого церковного общежития в XV-XVI вв. становились и представители бывшей местной княжеской династии. Один из них, Геласий Юрьевич Шелешпанский, даже стал келарем, что отмечено родословцами. По наблюдениям М.Е. Бычковой "его мирское имя не известно ранним редакциям родословных, а монашеское -- некоторым из поздних редакций"⁴². В синодик Кирилло-Белозерского монастыря XVI в. внесен для поминания "род Кемских князеи"⁴³.

Данная версия происхождения князей белозерского дома бытовала в XVI в. и в ряде др. письменных памятников (например, Степенной книге). Находилась она и в составе комплекса родословных материалов (напрямую восходящих к Типографской редакции), помещенных в Архивской (Ростовской) летописи конца XVII или начала XVIII в. В ее основе лежал Новгородский свод 1539 г.⁴⁴ От чтения Типографской редакции в ней отличается только концовка: "Феодоровичь Василий Сигорский, того сынъ Юрий Белозерский"⁴⁵. Тоже самое можно обнаружить в Воскресенском списке I-го извода Летописной редакции 40-х гг. XVI в., в Архивском VIII списке начала XVII в. Компилятивной редакции родословных книг⁴⁶. Такая запись сближает родословную белозерских князей, помещенную в Архивской и Воскресенской летописях, с текстом более раннего источника -- Ермолинской летописью. Однако данная версия происхождения князей Белоозера до недавнего времени пристального рассмотрения в современной науке не получила.

Обычно исследователи принимают во внимание иную версию, которая изложена в Румянцевской редакции родословных книг 40-х гг. XVI в. Текст росписи белозерских князей явно отредактирован и приспособлен для ведения местнических дел. Здесь в начале указано, что родоначальник династии -- князь Глеб, в отличие от своего брата Бориса, сидел "на уделе". Достоверность этой информации весьма сомнительна. На самом деле, из летописей хорошо известно, что оба сына Василька Константиновича, владея Ростовской землей, были достаточно самостоятельны во владениях, полученных по смерти отца⁴⁷. Они вместе и порознь ездят в Орду к Батыю, Сартаку, Менгу-Тимуру, где по отдельности получали ярлыки на свою отчину. Конечно, Глеб признавал "старейшинство" Бориса. Он участвовал в политической и религиозной жизни Ростова. При этом источники не называют ни одного случая, чтобы местный правитель вмешивался во внутренние и внешние акции белозерского князя⁴⁸. В этом действия Бориса и Глеба сильно отличаются от тех отношений, которые установят между собой их наследники -- князья Дмитрий, Константин и Михаил⁴⁹. В 1277 г. Глеб Василькович сменил умершего брата на княжении в Ростове. Казалось бы, в его власти было наделить своего сына Михаила любой частью отцовских земель, но он ограничивается только своим Белоозером. Все эти известные данные можно было в XVI в. легко почерпнуть из летописей. Однако автор росписи ограничился только одной. Он включил в родословную краткое сообщение с датой о браке Михаила Глебовича и дочери Федора Ростиславича Черного в 1278 г.⁵⁰

Согласно Румянцевской редакции родословных книг все многочисленные ветви рода белозерских князей происходят не от старшего сына Михаила Глебовича Федора, а, наоборот, от младшего Романа: "А у Михаила были дети: Феодор, бездетен, да Роман. А у князя у Романа князь Федор, да князь Василей Романовичи. А князь Федор убит на Дону и с сыном с князем Иваном, от того род не пошел. А у князя Василья у Романовича дети: Юрьи, Офонасей, Семен, Иван"⁵¹. Таким образом, Василий, родоначальник Согорских (позднее -- Сугорских), в данной генеалогии оказывается младшим братом Федора Романовича. Данная версия происхождения княжеских ветвей рода князей белозерских в середине XVI-XVII в. закрепилась в официальных родословных документах -- Государеве родословце 1555 г. и Бархатной книге 1686 г. Позднее ее текст использовался в качестве основного источника при выдаче справок Герольдмейстерской конторой Правительствующего Сената для потомков князя Глеба Васильковича Белозерского и Ростовского⁵².

Несмотря на наличие более древней Типографской редакции родословной, именно версия Румянцевской редакции о происхождении белозерских князей без каких-либо оговорок закрепилась в существующей в настоящее время научной литературе⁵³. Однако такая точка зрения вызывает у нас возражения по ряду причин. Разберем их по порядку.

Промежуточное положение между версиями Типографской и Румянцевской редакций, как известно, занимает Патриаршая редакция рубежа XVI-XVII вв.⁵⁴ В ней отмечается: "А у Князя Михаила дети: Князь Федоръ Белозерской, да Князь Романъ бездетенъ; а у князя Федора дети: Князь Федоръ да князь Василей Сегорской"⁵⁵. В этом месте, очевидно, было какое-то весьма неудачное сокращение более пространной записи. Ошибочно указывается, что Роман Михайлович -- бездетен. Между тем, летописцы, синодики, да и хорошо всем известное "Сказание о Мамаевом побоище" знают его сына Федора Романовича и внука Ивана Федоровича. Впрочем, такое чтение в главе "Род Белозерскихъ князеи" содержится не во всех списках данной редакции. Так, например, в известной родословной книге 1664 г. роспись приводится по Румянцевской редакции. Причем она дана с рядом более удачных чтений в начальной части родословной (см. Приложение)⁵⁶. Все это говорит в пользу того, что не позднее начала XVII в. версия Патриаршей редакции была поставлена под сомнение и заменена на другую, более полную.

Достоверность сведений росписи, находящейся в составе Типографской, Ермолинской, Архивской и Воскресенской летописях, недавно еще раз подтвердил С.В. Конев. В изданном им РСС дана иная, отличная от Румянцевской и Патриаршей редакций родословных книг, информация о происхождении князей белозерских и их старшей ветви -- Согорских. Согласно этому источнику "вечная память" отмечалась князьям "Михаилу Глебовичю, Феодору Михаиловичю, Василию Феодоровичю, Юрию Василиевичю, Роману Михаиловичю, Семену Василиевичю, Юрию Ивановичю Белозерьскимъ"⁵⁷.

Приведенные сведения позволяют прийти, по крайней мере, к двум выводам. Во-первых, РСС еще раз убедительно показывает, что родоначальник всех фамилий из рода белозерских князей -- Василий "Согорский" -- сын не Романа, а его старшего брата Федора. Во-вторых, он дает ценную информацию, свидетельствующую, что Василий Федорович вместе с сыновьями Юрием и Семеном, действовавшими в начале XV в., носил фамильное прозвище Белозерских и, по-видимому, в XIV в. еще твердо сохранял свои суверенные права, по крайней мере, на часть владений своих предков. Этот вывод можно подтвердить наблюдениями В.А. Кучкина.

Исследователь отмечает, что и в XV в. представители династии белозерских князей часто "выступают как удельные князья с правом суда и сбора дани в своих землях, т.е. с теми феодальными прерогативами, которые московский великокняжеский дом стремился сосредоточить исключительно в своих руках"⁵⁸. К таким же выводам пришел В.Б. Кобрин⁵⁹, а Г.А. Федоров-Давыдов установил, что потомки Глеба Васильковича даже добились права чеканки собственных имен на монетах Можайского княжества, хотя и без титула⁶⁰. Последнее обстоятельство вряд ли может смущать. В это же время известны грамоты наместников князя Андрея Дмитриевича на Белоозере -- Юрия и Давыда, соответственно сына и внука Василия Федоровича, где в ряде случаев они также упоминаются без княжеского титула. Эти документы датируются между 1397-1427 гг.⁶¹

Василий Сугорский после разделения Белозерского княжества "владел, -- по А.И. Копаневу, -- всей нагорной зашекснинской половиной". Анализируя данные родословцев и грамот, исследователь приходит к выводу, что "по размещению его потомства можно полагать, что территория Сугорского княжества охватывала р. Кему, Карголому, восточную часть Череповецкой волости". Затем "во второй половине XIV в. Сугорское княжество дробится дальше ... . Северная часть Сугорья, включая и Кему, осталась в руках третьего сына Василья Романовича -- Семена Васильевича. Таким образом, выделилось особое Кемско-Сугорское княжество"⁶².

Такая реконструкция владений Согорских пересмотрена В.А. Кучкиным. Отметив ряд ошибочных построений А.И. Копанева, он смог более точно определить первоначальный состав вотчин князя Василия. В.А. Кучкин указывает, что в него входил бассейн р. Кемь к северу от Белого озера, территория по рекам Копша и Шелекша ("к югу от земель князей Шелешпанских по левому берегу Ухтомы"), а также земли "близ р. Патры, левого протока Согожи, и правому берегу Ухтомы в районе рек Содимы и Здершики". Рядом по р. Кодобой, "правому притоку Шелекши", позднее "лежали земли ближайших родственников Согорских -- князей Кемских"⁶³.

О какой-либо форме деятельности князя Василия Федоровича источники молчат. В.Л. Янин приписывает ему найденную в Новгороде Великом печать великокняжеского наместника под № 436и. На одной стороне она имеет следующую запись: "ПЕЧАТЬ КНЯЖА ВАСИЛЬЕВА", на другой -- изображение конного Георгия Победоносца, святого патрона Юрия Даниловича Московского⁶⁴. Его мнение поддержал С.В. Белецкий⁶⁵. Однако, как мне кажется, отождествлять владельца данной буллы и белозерского князя Василия Федоровича не стоит, и вот почему.

Ни В.Л. Янин, ни С.В. Белецкий не стали выяснять время жизни Василия Согорского. Они лишь ограничились констатацией факта, заимствованного у А.В. Экземплярского, что князь скончался до 1380 г. По-видимому, оба исследователя приняли в расчет только годы жизни его ближайших родственников -- князей Романа Михайловича, сына последнего Федора и внука Ивана, но не сыновей самого Василия Федоровича. Таким образом, большой массив актового материала за конец XIV -- начало XV в., находившегося в составе архива Кирилло-Белозерского монастыря, а также нумизматический материал из Можайска В.Л. Яниным и С.В. Белецким учтен не был. Между тем, эти источники свидетельствуют, что сыновья Василия действовали преимущественно в первой четверти XV в. Часть из них служила у сына великого князя Дмитрия Донского -- Андрея Можайского. Указанные выше слова, прежде всего, относятся к старшим сыновьям князя Василия -- Юрию и Афанасию⁶⁶. Таким образом, если и принять на веру вывод исследователей о принадлежности печати под № 436и Василию Согорскому, то тогда придется дополнительно объяснять, почему начало политической деятельности этого князя отстоит от аналогичной службы его детей примерно на 80-100 лет. Поэтому вывод В.Л. Янина и С.В. Белецкого о службе князя Василия великому князю Юрию Даниловичу мне представляется ошибочным.

Проверка точки зрения В.Л. Янина, как мне кажется, позволяет приблизительно определить время правления на Белоозере князя Василия Федоровича. Данные Типографской редакции родословной, а также РСС свидетельствуют, что он был старшим сыном князя Федора Михайловича. По всей видимости, Василий родился от второго брака отца, женившегося в 1314 г. на дочери тверского (а не новгородского⁶⁷) боярина Дмитрия Жидимирича⁶⁸. Помочь определить хронологические рамки жизни Федора Михайловича и его сына Василия может печать великокняжеского наместника в Новгороде Великом под № 436к. Она сохранилась в трех экземплярах. Все они принадлежат Роману Михайловичу Белозерскому. Время бытования булл с такой легендой и изображением св. Георгия относится к 1318-1322 гг.⁶⁹ Служба у великого князя Юрия Даниловича младшего сына бывшего белозерского князя Михаила Глебовича -- Романа ясно свидетельствует о том, что брат последнего в это время, как старший в семье, по-видимому, находится на княжении. Сам Роман придерживался союза с Москвой⁷⁰. Ничего необычного в таком поведении князей XIV в. нет. Так, например, моложский князь Михаил Давыдович в 1340 г. был наместником великого князя Семена Гордого в Торжке⁷¹. Тем временем, его старший брат Василий, противник Ивана Калиты, один распоряжался Ярославлем⁷². Таким образом, приблизительно время появления на свет князя Василия в узких рамках стоит, как минимум, относить к промежутку между 1315 и 1322 гг. Кроме того, нельзя не учитывая, что его дядя "Романчюкъ Белозерьскыи", как самостоятельный правитель, единственный раз прямо упоминается в летописях лишь под 1339 г.⁷³ Поэтому возможные хронологические рамки рождения Василия Федоровича придется расширить до 1338 г. Следовательно, его княжение на Белоозере могло начаться не ранее середины XIV в. Косвенно наш вывод может подтвердить летописная запись за 1363 г. В ней говорится, что новый ярлык на великое княжение нижегородско-суздальскому князю Дмитрию Константиновичу "изъ Муротовы Орды" во Владимир привез "князь Иванъ Белозерець"⁷⁴. В 1375 г. в общерусском походе на Тверь впервые упоминается "князь Федоръ Романовичь Белозерьскыи"⁷⁵. Это сообщение, безусловно, свидетельствует о его непосредственном владении отчиной предков. Поскольку в следующий раз в 1380 г. при упоминании князя Ивана Федоровича летописцем добавлена ремарка "сынъ его"⁷⁶, чего, кстати, не было в записи за 1363 г., то можно предположить, что в этот год Белоозером распоряжался не Федор Романович, а его старший двоюродный брат Василий Федорович.

Подведем некоторые итоги. Анализ генеалогической информации Ростовского соборного синодика показывает его особую ценность в установление имен жен ростовских князей. Источник подтверждает те сведения о белозерских князьях, которые еще есть в тексте их древнейшей росписи, находящейся в составе родословных материалов Типографской летописи. С одной стороны это подтверждает наличие достаточно ранних источников, которые были положены в основу поминальных текстов синодика, а с другой стороны, действительно дает основание, как и предлагает С.В. Конев, дополнить существующую историографию по данному вопросу.

1. Зимин А.А. Суздальские и ростовские князья во второй половине XV -- первой трети XVI века // ВИД. Т.VII. Л.,1976. С.56.
2. Конев С.В. Синодикология. Ч.II: Ростовский соборный синодик // Историческая генеалогия. Вып.6. Екатеринбург; Нью-Йорк,1995. С.95.
3. ПСРЛ. Т.I. Вып.3. М.,1997. Стб.527. Л.250. А.В. Экземплярский относит этот брак к 8 ноября (Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 гг.: Биографические очерки. СПб.,1891. Т.II. С.459).
4. Там же. Стб.527-528. Л.250.
5. Гимон Т.В. Летописные записи на пасхальных таблицах в сборнике XIV века // ПСРЛ. Т.III. М.,2000. С.572, 579, 582. Ранее о первом браке князя Андрея Александровича писал М.Д. Хмыров. Однако он не только не привел года заключения брака, но и даже не указал источник полученной им информации. Поэтому его мнение долгое время в историографии оставалось без внимания (Хмыров М.Д. Алфавитно-справочный перечень государей русских и замечательнейших особ их крови. СПб.,1870. Вып.1. №№ 19, 42). Причиной этому, по-видимому, стал скепсис такого авторитета как А.В. Экземлярский (Экземплярский А.В. Указ. Соч. СПб.,1889. Т.I. С.53. Прим.138, 56. Прим.149).
6. Возможно, Андрею и Евдокии принадлежат два медных амулета-змеевика, изданных в каталоге графа А.С. Уварова под № 378 (Каталог собрания древностей А.С. Уварова, отд. VIII-XI. М.,1908. С.105, 106. Рис. 96). А.С. Орлов отнес надпись к XIV в., не объяснив при этом, какой по счету жене городецкого князя принадлежал один из змеевиков (Орлов А.С. Библиография русских надписей XI-XIV вв. М.; Л.,1952. С.99. № 141). Вслед за Д.И. Прозоровским, Б.А. Рыбаков отмечая грубый вид предметов и "ряд архаизмов", тем не менее отнес принадлежность змеевиков не А.А. Городецкому, а А.А. Тверскому, умершему вместе с женой Евдокией во время чумы 1365 г. (Рыбаков Б.А. Русские датированные надписи XI-XIV веков // САИ / Под общ. Ред. Б.А. Рыбакова. Е 1-44. М., 1964. С.44. № 52). Эта точка зрения поддержана в науке (Николаева Т.Н., Чернецов А.В. Древнерусские амулеты-змеевики. М.,1991. С.53 № 4). Между тем, три змеевика из Новгорода очень близки по форме, изображению архангела и начертанию букв амулетам Андрея и Евдокии. Два из них найдены в слоях конца XII в., а третий "на уровне яруса 14, датируемого дендрохронологически 1238-1268 гг." (Ср.: Седова М.В. Ювелирные изделия древнего Новгорода (X-XV вв.). М.,1981. С.66, 67. Рис. 23, 7-8, 11, 68). Это ставит датировку надписей на амулетах сер. XIV в. под сомнение. Поскольку из РСС выясняется, что первой женой Андрея Александровича тоже была Евдокия, то следует вновь вернуться к мнению А.С. Уварова и предположительно отнести змеевики к XIII в., а точнее -- к 1271-1292 гг.
7. Конев С.В. Указ. Соч. С.99. Л.37.
8. Там же. С.100. Л.41 об., 42 об.-43.
9. Словарь исторический о святых, прославленных в российской церкви и о некоторых подвижниках благочестия, местно чтимых. СПб.,1862. С.23.
10. ПСРЛ. Т.I. Вып.3. Стб.527. Л.249 об.; Т.XV. Вып.1. М.,2000. Стб.35. Л.264 об., 406.
11. Там же. Т.X. М.,1965. С.168.
12. Конев С.В. Указ. Соч. С.98. Л.36 об.; 100. Л.42 об.-43.
13. ПСРЛ. Т.XVIII. С.75. Л.128. Константин, второй сын ростовского князя Бориса Васильковича родился 30 июля 1254 г. (Там же. Т.XXX. М.,1965. С.92. Л.151 об.).
14. Там же. Т.I. Вып.3. Стб.526. Л.249; О путанице в летописях имен сыновей Дмитрия и Константина Борисовичей Ростовских см. в кн.: Экземплярский А.В. Указ. Соч. Т.II. С.29-30. Прим.113.
15. ПСРЛ. Т.X. С.167. Татищев В.Н. История Российская. М.; Л.,1964. Т.V. С.65.
16. ПСРЛ. Т.I. Вып.3. Стб.528. Л.250 об.
17. Конев С.В. Указ. Соч. С.100. Л.42 об.-43.
18. ПСРЛ. Т.X. С.170; Экземплярский А.В. Указ. Соч. Т.II. С.36-37, 131-133.
19. ПСРЛ. Т.I. Вып.3. Стб.526. Л.249; 529. Л.250. М.Д. Хмыров, не зная данных Ростовского соборного синодика, также считал Александра сыном Федора Черного (Хмыров М.Д. Указ. Соч. № 265). А.В. Экземплярский, отрицая такое отождествление, как теперь выясняется, ошибался (Экземплярский А.В. Указ. Соч. Т.II. С.27. Прим.106).
20. РИИР. Вып.2 / Сост. М.Е. Бычкова. М.,1977. С.13. Л.586-586 об., 96. Л.27 об.-28; РГАДА. Ф.181. Рукописное собрание библиотеки МГАМИД. № 184/292. Л.62-62 об. и др.
21. Конев С.В. Указ. Соч. С.101. Л.48 об.
22. ПСРЛ. Т.I. Вып.3. Стб.528. Л.251.
23. Там же. Стб.530. Л.252; Татищев В.Н. Указ. Соч. Т.V. С.79. По мнению, А.В. Экземплярского княжение Юрия в Ростове началось в 1316 г., когда, как предполагает исследователь, умер Василий Константинович (Экземплярский А.В. Указ. Соч. Т.II. С.36).
24. Конев С.В. Указ. Соч. С.100. Л.43.
25. ПСРЛ. Т.XXXIX. М.,1994. С.105. Л.179.
26. См. например: Кучкин В.А. Земельные приобретения московских князей в Ростовском княжестве в XIV веке // Восточная Европа в древности и Средневековье. М.,1978. С.185-192.
27. ПСРЛ. Т.I. Вып.3. Стб.530. Л.252 об.
28. Там же. Стб.532. Л.253 об.
29. Конев С.В. Указ. Соч. С.100. Л.43.
30. ПСРЛ. Т.I. Вып.3. Стб.531. Л.153.
31. Там же. Т.XV. Вып.1. Рогожский летописец. Стб.60. Л.280 об.
32. Там же. Т.I. Стб.531. Л.253 об.
33. Там же. Стб.531. Л.252 об.
34. Там же. Стб.533. Л.254 об.
35. Конев С.В. Указ. Соч. С.100. Л.43 об.; РИИР. Вып.2. С.13-14. Л.586 об.; 97. Л.28 об.
36. О редакциях Типографской летописи и ее списках первой половины XVI - XVII вв. см. в стт.: Сербина К.Н. Типографская летопись 1528 г. Ч.I // ВИД. Т.XXII. Л.,1991. С.174-187; Клосс Б.М. Предисловие к изданию 2000 года // ПСРЛ. Т.XXIV. М.,2000. С.V-XI.
37. Бычкова М.Е. Римская тема в русских генеалогических сочинениях XVI - XVII веков // Рим, Константинополь, Москва: Сравнительно-историческое исследование центров идеологии и культуры до XVII в.: VI Международный Семинар исторических исследований "От Рима к Третьему Риму". М.,1997. С.268.
38. ПСРЛ. Т.XXIV. С.227-228. Л.320 об.
39. Лурье Я.С. Россия древняя и Россия новая (Избранное). СПб.,1997. С.33 [Общая стемма].
40. Источником этой записи был более древний "Летописец вкратце" (ПСРЛ. Т.XXIII. СПб.,1910. С.167. Л.54-54 об.).
41. Лурье Я.С. Летописи // Литература Древней Руси: Библиографический словарь / Сост. Л.В. Соколова; Под ред. О.В. Творогова. М.,1996. С.104.
42. "В Кирилловском летописце, составленном в 30-е годы XVI в., под 1511 г. есть запись: "Преставися старец Галасея келарь месяца сентьбря 18 день" (Цит. по кн.: Бычкова М.Е. Родословные книги XVI-XVII вв. как исторический источник. М.,1975. С.173).
43. РГАДА. Ф.181. № 539/1022. Л.70 об.
44. Ср.: Шахматов А.А. О так называемой Ростовской летописи. М.,1904; Зимин А.А. Россия на пороге нового времени (Очерки политической истории России первой трети XVI в.). М.,1972. С.14; Лурье Я.С. Летопись Архивская // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып.2 (вторая половина XIV-XVI в.). Ч.II: Л - Я / Отв. ред. Д.С. Лихачев. Л.,1989. С.37; Кузьмин А.В. К истории московского боярства конца XIV - начала XVI в.: самосознание и "память" // Историческая антропология: место в системе социальных наук, источники и методы интерпретации. М.,1998. С.141-143.
45. РГАДА. Ф.181. № 20/25. Л.845 об.
46. РИИР. Вып.2 / Сост. М.Е. Бычкова. М.,1977. С.16. Л.588; РГАДА. Ф.181. № 67/70. Родословная книга княжеских, боярских и дворянских родов. Л.28 (Палеографическое описание рукописей и характеристику источников см. в кн.: Бычкова М.Е. Указ. Соч. С.19-31, 113).
47. Самостоятельный переезд Глеба Васильковича из Ростова на княжение на Белоозеро относится к 1251 г.
48. ПСРЛ. Т.I. Вып.2. Стб.469-474. Л.164-168; Вып.3. Стб.521-525. Л.244 об.-248.
49. Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. М.,1998. С.83-84.
50. РИИР. Вып.2. Глава 24. С.159. Л.142.
51. Там же. С.160. Л.142-142 об.
52. См., например, справки 1798 г. для отставных гвардии прапорщиков князей Дмитрия Дмитриевича Ухтомского и Андрея Михайловича Вадбольского: РГАДА. Ф.388. Московский Разрядно-Сенатский Архив. Опись 1. Кн.120. Л.47-51, 263-263 об. и др.
53. Экземплярский А.В. Указ. Соч. Т.II. С.153-168; Савелов Л.М. Родословные записи. М.,1906. Вып.1. С.263; Копанев А.И. История землевладения Белозерского края XV - XVI вв. М.; Л.,1951. С.16-40; Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина (Историко-генеалогическое исследование). М.,1981. С.227-228; Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X - XIV вв. М.,1984. С.305-312; Кобрин В.Б. Власть и собственность в средневековой России (XV-XVI вв.). М.,1985. С.59-60; Федоров-Давыдов Г.А. Из истории денежного дела Можайска (о некоторых неясных легендах на ранних монетах Можайска) // История и культура древнерусского города / Отв. ред. Г.А. Федоров-Давыдов. М.,1989. С.219; Зимин А.А. Витязь на распутье: Феодальная война в России XV в. М.,1991. С.22; Демин Л.М. Древнее Белоозеро: История Белозерского края. М.,1993 и др.
54. Соотношение списков данной редакции родословных книг см. в кн.: Бычкова М.Е. Родословные книги XVI -- XVII вв. как исторический источник. С.65-85, 115. Табл.
55. Родословная книга по трем спискам // Временник имп. МОИДР. 1851. Кн.X: Материалы. С.41, 143, 231.
56. РГАДА. Ф.181. № 173/278. Родословная книга 1664 г. князя А.И. Лобанова-Ростовского. Глава 16. Л.143-148. Характеристику редакции родословных книг в 81 главу см. в кн.: Бычкова М.Е. Указ. Соч. С.58-64.
57. Конев С.В. Указ. Соч. С.102. Л.51-51 об.
58. Кучкин В.А. Указ. Соч. С.308.
59. Кобрин В.Б. Указ. Соч. С.60.
60. Федоров-Давыдов Г.А. Указ. Соч. С.218-219.
61. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV - начала XVI в. Т.II / Том сост. И.А. Голубцовым; Отв. ред. Л.В. Черепнин. М.; Л.,1958. № 2. С.16; № 7. С.18.
62. Копанев А.И. Указ. Соч. С.39.
63. Кучкин В.А. Указ. Соч. С.311-312.
64. Янин В.Л., Гайдуков П.Г. Актовые печати Древней Руси X - XV вв. Т.III: Печати, зарегистрированные в 1970-1996 гг. М.,1998. С.73-74.
65. Белецкий С.В. Из истории властных структур в городах Новгородской земли (Копорье) // Столичные и периферийные города Руси и России в средние века и раннее Новое время (XI-XVIII вв.): Тезисы докладов научной конференции / Ред.: А.Л. Хорошкевич и А.В. Юрасов. М.,1996. С.92-94.
66. АСЭИ. Т.III. № 2-7. С.16-18; Федоров-Давыдов Г.А. Указ. Соч. С.218-219.
67. Экземплярский А.В. Указ. Соч. Т.2. С.161
68. ПСРЛ. Т.I. Вып.3. Стб.529; Кузьмин А.В. Генеалогия ростовских князей XIII - середины XIV века // История и культура Ростовской земли: Сборник материалов ежегодной научной конференции. 1999 г. Ростов,2000. С.115.
69. Янин В.Л. Новгородские акты XII-XV вв.: Хронологический комментарий. М.,1991. С.280; Янин В.Л., Гайдуков П.Г. Указ. Соч. Т.III. С.73-74.
70. Кузьмин А.В. Указ. Соч. С.115-116.
71. ПСРЛ. Т.III. С.352-353. Л.208 об.-209.
72. Там же. С.349-351. Л.206-206 об.; Т.XV. Вып.1. Стб.52. Л.275 об.; 53. Л.276; 54. Л.276 об.
73. Там же. Т.XV. Вып.1. Стб.52. Л.275 об. Опуская этот весьма важный источниковедческий ньюанс, по моему мнению, С.В. Белецкий ошибается, полагая, что князь Роман, будучи наместником Юрия Даниловича в Новгороде, одновременно княжил и на Белоозере (Белецкий С.В. Указ. Соч. С.94).
74. ПСРЛ. Т.XV. Вып.1. Стб.74. Л.290 об. Происхождение этого князя пока остается под знаком вопроса. С одной стороны в нем можно видеть сына Федора Романовича, а с другой - младшего брата Василия Согорского, упомянутого в Череповецком синодике (См. текст этого источника в кн.: Копанев А.И. Указ. Соч. С.35. Прим.2).
75. ПСРЛ. Т.XV. Вып.1. Стб.114. Л.315 об.
76. Там же. Стб.140. Л.334; См. также: Т.I. Вып.3. Стб.536. Л.257 об.

Батыево нашествие и события, последовавшие за ним, поставили перед древнерусским обществом множество сложных вопросов. Как объяснить постигшее Русь несчастье? Отвернулся ли Бог от "своих людей" -- христиан -- или же через тяжелое испытание ведет их к исправлению и конечному спасению? Какая судьба уготована Русской земле? Возможно ли примириться с господством "поганых" или следует биться с ними до последнего воина, как бились зимой 1237 г. мужественные рязанцы? Эти и подобные вопросы не были праздными. От ответа на них зависело религиозное самоощущение древнерусского человека и, в конечном счете, психологическое состояние всего общества. Без ответа на них невозможно было и отыскать аргументы для идейной поддержки политики того или иного князя, избиравшего стезю сопротивления или подчинения монгольским ханам.

Важнейшим средневековым методом познания действительности являлся поиск исторических (желательно библейских) аналогий; "происходящие или произошедшие события воспринимались как значимые постольку, поскольку они соотносились с сакральными образцами". "Чем яснее, выразительнее было это соотнесение, тем значимее представали события; в предельных случаях могло иметь место непосредственное отождествление тех или иных событий или явлений с библейскими прообразами"¹. Именно по этому пути соотнесения-отождествления в середине XIII в. осторожно отправились некоторые древнерусские книжники, размышлявшие над провиденциальным смыслом нашествия "безбожных".

Все случившееся с Русью не могло не напомнить историю гибели Иудейского царства -- один из центральных эпизодов Ветхого Завета, описанный сразу в нескольких библейских книгах (Книгах пророков Исайи, Иеремии, Иезекииля, Даниила, Четвертой книге Царств и др.). История эта была такова. Жители Иудеи начали все чаще стали забывать Бога и отступать от Него. Для вразумления своих людей Бог отверзал уста пророкам и посылал на землю Иудеи тяжелые бедствия, однако это не поколебало "жестоковыйный" народ в его нечестии. Тогда чаша терпения Господня переполнилась, и евреи были преданы в руки суровому язычнику вавилонскому царю Навуходоносору и должны были служить ему "и сыну его, и сыну сына его, дондеже приидетъ время земли его" (Иер. 27:7). Через своих пророков Бог грозно потребовал от наказанного народа не бежать от заслуженной кары и не сопротивляться власти Навуходоносора, но при этом заповедал твердо хранить отеческую веру. Сохранение веры в условиях "вавилонского плена" было тем условием, при выполнении которого Господь обещал в будущем не только избавить свой народ от рабства, но и жестоко наказать его поработителей. Таким образом, в Ветхом Завете в готовом виде содержалась своеобразная "идеология выживания" в условиях иноземного владычества, важнейшей чертой которой был исторический оптимизм -- надежда на грядущее спасение.

Ветхозаветная "идеология выживания" как нельзя лучше подходила для объяснения политики тех князей, которые сознательно пошли на подчинение ханам, желая оградить Русь от новых набегов и создать тем самым условия для будущей борьбы с ними, и при этом твердо встали на пути католической экспансии, угрожавшей вере отцов и дедов. У основ этой дальновидной "политики выживания"² стояли правители, которых невозможно было заподозрить в личной трусости или политическом малодушии, -- великие князья Ярослав Всеволодыч и его сын Александр Невский. Главным элементом идеологии "плена" являлась вера в то, что гнев Господень есть свидетельство избранности наказанного народа, проявление заботы Бога о его спасении. В ситуации, когда борьба с Ордой была еще невозможна, эта вера помогала пережить унижение и тяготы иноплеменного владычества. В свете этой веры, подкрепленной словами и делами пророков Божьих, подчинение и даже служба "царю неправедну", "лукавнейшу паче всея земли" (Дан.3:32) представлялись прежде всего средством доказать свое смирение пред лицом карающего Владыки. Следование указанному Библией пути к избавлению от рук иноплеменников -- через хранение и упрочение веры -- было в условиях политического дробления и разрухи середины XIII в. важнейшим условием сохранения этнокультурного единства Руси и залогом будущего освобождения.

Наиболее отчетливо обращение книжников XIII в. к библейской "идеологии выживания" обнаруживается в Сказаниях об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Феодора. В пространной редакции памятника автор не только использует основные элементы этой идеологии (что характеризует и краткую редакцию), но и привлекает для рассказа о событиях, предшествовавших смерти мучеников, текст 3-й главы Книги пророка Даниила. В этой главе Даниил рассказывает историю трех иудейских отроков, которые честно служили царю Навуходоносору, однако ради сохранения своей веры были готовы принять мучительную казнь. Именно так поступил и князь, признавший власть хана законной, но отказавшийся поклониться языческим божествам³.

Как известно, церковное почитание памяти князя-мученика Михаила Черниговского началось в третьей четверти XIII в. в Ростове (при князьях Борисе и Глебе Васильковичах и их матери Марии). Здесь же была создана и краткая редакция Сказания. Надо полагать, идеология "ордынского плена" пустила в Ростове глубокие корни. Ростовские князья Васильковичи были близки к великому князю Александру Ярославичу, поддерживали проводившуюся им "восточную" политику, которая предполагала мирные отношения с Ордой4. Утвердившийся в историографии взгляд на Васильковичей как на "ханских угодников", предателей интересов Руси⁵, не находит подтверждения в источниках⁶. Тихая культурная работа, не прервавшаяся в это время в Ростове (в отличие от многих других городов) была оживотворена идеей нравственно-религиозного противостояния чужеземному игу и позволила сохранить и преумножить многое из того, что было накоплено в Залесской Руси в домонгольское время. Князя Глеба Васильковича местный летописец, перефразируя слова пророка Иеремии (см.: Иер.21:12, 22:3), хвалил за то, что он, смирившись перед орудием Божьего гнева, сохранил твердую веру и совершил много добра своим людям: "отъ уности своея, по нахожении поганыхъ татаръ и по пленении от нихъ Русскыа земля, нача служити имъ и многи христианы, обидимыа отъ нихъ, избави и печалныя утешая, брашно свое и питие нещадно требующимъ подавая, и многу милостню нищимъ, убогимъ, сиротамъ, вдовицамъ, маломощнымъ подавааше... и церкви многи създа и украси иконами и книгами"⁷. Интересно, что по мнению Серапиона Владимирского (проповеди которого напоминают пламенные речи пророков, переживших пленение Иудеи), именно за такие дела Бог может простить Русскую землю и даровать ей мир⁸.

Кроме "Сказаний" о Михаиле Черниговском и "Слов" Серапиона Владимирского отзвуки идеологии "ордынского плена" можно различить в других памятниках второй половины XIII в. -- "Житии" Александра Невского, в котором власть Батыя признается установленной Богом⁹, в "Правиле" митрополита Кирилла, где состояние плененной Руси описано образами, навеянными книгами пророков Иеремии и Иезекииля¹⁰. Следы той же идеологии можно отыскать и в летописных памятниках. Кроме приведенной выше похвалы князю Глебу Васильковичу она проявилась, вероятно, в рассказе Лаврентьевской летописи (далее -- ЛЛ) о "Неврюевой рати" 1252 г.

По сравнению с другим древнейшим известием об этом событии, сохранившимся в Софийской I летописи (далее -- СIЛ) и последовательно излагающим факты, известие Лаврентьевской отличается неполнотой и состоит из двух внешне логически несостыкованных частей¹¹. Первая часть дает общую оценку событию и в силу своей смысловой законченности как бы не предполагает продолжения: "В то же лето здума Андреи князь Ярославич с своими бояры бегати, нежели цесаремъ служити, и побеже на неведому землю со княгынею своею и с бояры своими". Вторая часть известия описывает один из эпизодов этого бегства, случившийся не где-то в "неведомой земле", а под Переяславлем. Причем описывает его так, что складывается впечатление: автором записи был переяславец, которого не интересовала ни битва беглеца с татарами, произошедшая под стенами города, (о ней рассказывает СIЛ12), ни дальнейшая судьба князя Андрея, ни даже удел жившего тогда в Переяславле и поддержавшего своего брата князя Ярослава Ярославича, а только те печальные последствия, которые имела "рать" непосредственно для переяславской земли и ее жителей: "И погнаша татарове в следъ его, и постигоша и оу города Переяславля. Богъ же схрани и и молитва его отца. Татарове же россунушася по земли и княгыню Ярославлю яша и дети изъимаша, и воеводу Жидослава ту убиша, и княгыню оубиша, и дети Ярославли в полон послаша, и людии бещисла поведоша, до конь и скота, и, много зла створше, отидоша"¹³. Переяславское происхождение этой записи косвенно подтверждается тем, что в ней используется тот же оборот ("татарове же россунушася по земли"), что и в явно переяславском рассказе об ордынской "рати" 1281 г., сохранившемся в Симеоновской летописи ("татарове же разсыпашася по земли")¹⁴.

Дж.Феннел усомнился, что первая часть известия была современна событию и считал ее позднейшей вставкой -- неудачным домыслом летописца, ложно объяснившим причины бегства Андрея¹⁵. А.А.Горский указал на неубедительность построения Дж.Феннела¹⁶. Действительно, упоминание "неведомой земли", куда бежит Андрей, скорее выдает в авторе записи современника, еще не осведомленного о исходе бегства Андрея Ярославича, который в конце концов оказался в "ведомой" на Руси Швеции. По-видимому, бегство князя было окутано тайной и породило многочисленные и разноречивые слухи -- в частности, сохраненный некоторыми летописями ложный слух о его гибели¹⁷.

Окутана некой тайной и сама эта первая часть известия. В короткой фразе, комментирующей поступок Андрея, оказались заключенными несколько ключевых понятий, имеющих отношение к библейской трактовке "вавилонского плена": "царь", "служба", "бегство". Случайно ли это? Или автор сознательно хотел увести сознание читателя к библейским прообразам потрясших Русь событий? Проанализируем вторую возможность.

В 1251 г. в Монгольской империи было преодолено междуцарствие. Великим ханом стал Мункэ. Это положило конец периоду враждебности между имперским центром и ханом Батыем, правителем западных областей империи. Последний, укрепившись поддержкой нового повелителя степей, принялся наводить порядок в своих землях. Видимо, в планы Батыя входил и пересмотр княжеских ярлыков, выданных в прежние годы в Каракоруме. Над головой Андрея Ярославича, возведенного на владимирский великокняжеский "стол" предшественницей Мункэ ханшей Огуль-Гаймишь в 1249 г., начали сгущаться тучи. Не исключено, что причиной недовольства Батыя было наметившееся в последнее время сближение Андрея с Даниилом Галицким, пытавшимся отложиться от Орды¹⁸. Источники умалчивают о дальнейших событиях, но итог их ясен: Андрей встает на путь неповиновения Батыю, не едет (в отличие от своего брата Александра) в Орду, что приводит к организации карательной экспедиции -- первой после Батыева нашествия. Мятежный князь бежит в Переяславль-Залесский, где его настигают ордынцы, чудом избегает пленения и продолжает бегство, пока не оказывается в "Свеиской земле". Плачевные итоги Андреева мятежа убедительно свидетельствуют в пользу позиции тех князей, которые считают, что борьба с Ордой пока невозможна.

Автор первой части разбираемого известия ЛЛ прикровенно выразил свое неодобрительное отношение к поступку Андрея. Назвав -- одним из первых в среде русских книжников¹⁹ -- монгольских правителей "царями", он, согласно политической терминологии того времени, признал их власть законной²⁰. (Показательно, что автор известия в СIЛ, симпатизирующий Андрею, не только не употребляет этого титула, но и вообще не отмечает, что "рать" была послана кем-то из правителей Орды.) Мысль о законности власти была в ту эпоху неразрывно связана и идеей ее богоустановленности -- центральной идеей христианской политической теории. Называя монгольских ханов "царями", летописец, таким образом, косвенно признавал, что власть была дарована им самим Богом. В свете этого признания нежелание Андрея "цесаремъ служити" и его бегство выглядят как дерзость перед лицом Господа.

Именно от такой дерзости, которая грозила ввергнуть народ в пучину новых наказаний вплоть до полного истребления, неоднократно предостерегали Иудею ветхозаветные пророки (Иер.27 и др.). Они не уставали повторять, что особо тяжкий грех совершат те, кто захочет убежать от власти Навуходоносора в чужую землю. Такой землей для многих иудеев стал Египет -- враг Вавилона, который, казалось, мог спасти побежденный народ от ярма победителей. Однако, говорил Господь, "помощь Египта будет тщетна и напрасна" (Ис.30:7). Нахождение под властью фараонов не спасет иудеев от Божьего гнева (напротив, он усилится) и при этом приведет их к дальнейшему вероотступничеству, отдалит час избавления (Иер.42-44 и др.). "Вот, ты думаешь опереться на Египет, эту трость надломленную, которая, если кто опрется на нее, войдет ему в руку и проколет ее" (4Цар.18:21). Таким образом, бегство -- это не только проявление непослушания, но и путь к потере веры, сохранение которой, как говорилось выше, -- главное условие прощения наказанного народа. Такова библейская схема.

Бегство Андрея куда-то на Запад, в "латинские" страны, не могло не напоминать бегства иудеев в Египет. Надежда на помощь католической Европы, которой в это время был окрылен тесть Андрея Даниил Галицкий, как скоро выяснилось, была "тщетна и напрасна". Едва не ступивший на путь унии, принявший из рук папы королевскую корону, галицкий князь так и не смог дождаться обещанной помощи и освободиться от власти Орды. Католический Запад оказался "тростью надломленной". Рим в лице папы Иннокентия IV искал контактов с монголами, желая использовать их могущество в собственных целях. Продолжались попытки крестоносцев продвинуться в Русские земли из Прибалтики. Угроза, исходящая оттуда была не только военной, но и конфессиональной. Уже с рубежа 20-30-х гг. XIII в. папский престол начал утверждать в Европе мысль о православных жителях Руси как о "неверных" и "врагах Бога и католической веры". В дальнейшем антиправославная деятельность Рима только усиливалась, не прекращаясь даже в 40-50-е гг. -- во время тесных контактов курии с некоторыми русскими князьями²¹. Пиком этих контактов стали переговоры Даниила с папой Иннокентием IV о королевском венце. В 1250 г. Южную Русь красноречиво покидает митрополит Кирилл, в прошлом -- печатник Даниила. Свою дальнейшую судьбу он связывает с Александром Невским²² -- сторонником антилатинской ориентации. И именно на это время, когда "католическая" тема звучит особенно болезненно, приходится бегство Андрея в "неведому землю" -- к недавним врагам своего брата Александра. Библейская трехэлементная конструкция "плена" (Вавилон -- Иудея -- Египет) становится в середине XIII в. актуальной в полном своем объеме (Орда -- Русь -- Рим).

Еще одна перекличка между событиями, описанными в ЛЛ под 1252 г., и историей гибели Иудейского царства обнаруживается при обращении к судьбе последнего иудейского царя Седекии. Подобно Андрею, он присягнул на верность восточному царю и потом отложился от него. Против Седекии было послано халдейское войско, которое осадило Иерусалим. Вместе со своими воинами Седекия бежал (Андрей бежит "с бояры своими"), но был настигнут и пленен (Андрей чудом избежал плена), после чего Иерусалим подвергся окончательному разграблению, а его жители были уведены в рабство (4Цар.24:20 - 25:17; Иер.39:1-9). Сходство этих эпизодов русской и библейской истории было усилено (быть может, невольно) сведением первой части известия со второй, переяславской. В ней рассказывается о расправе татар над невесткой Андрея и о пленении его племянников (разделивших судьбу многих переяславцев, угнанных в неволю). Мятеж Седекии также закончился страданиями его близких: по приказу Навуходоносора сыновья иудейского царя были казнены.

Таким образом, рассмотрение текста известия и политической ситуации начала 50-х гг. XIII в. не противоречит предположению о иносказательном характере первой части сообщения ЛЛ о "Неврюевой рати". Намекая читателю на события далекого прошлого, летописец давал осторожную оценку произошедшему на Руси. Можно думать, что перед нами один из первых опытов формулирования идеи "ордынского плена" как провиденциального повторения "плена вавилонского"²³.

К какой летописной традиции мог относится разобранный отрывок? С уверенностью на этот вопрос ответить невозможно, но наиболее вероятной представляется его принадлежность к митрополичьему летописанию, на существование которого указал М.Д.Приселков²⁴. В таком случае становится объяснимым факт пополнения этого отрывка переяславским откликом на события. Как известно, последние месяцы своей жизни митрополит Кирилл (скончавшийся в декабре 1280 г.) провел при дворе великого князя Дмитрия Александровича в Переяславле²⁵, где, видимо, и был вскоре составлен великокняжеский летописный "свод 1281 г."26, включивший в себя помимо других источников летописание Кирилла и местные переяславские записи.

Митрополит Кирилл II (около 1243-1280), без сомнения, стоял в центре формирования идеологии "ордынского плена". Иерарх книжный и ревностный, много потрудившийся для укрепления благочестия в Русской земле, он сделал сознательный выбор в пользу той политики, которую проводил Александр Невский. На похоронах князя именно Кирилл произнес ставшие знаменитыми слова: "Чада моя, разумейте, уже заиде солнце земли Суздальской!". В "Правиле" митрополита, как уже говорилось, цитируются пророки "вавилонского" времени. Непосредственное отношение к Кириллу имел Серапион Владимирский, автор нескольких учительных "слов" на тему иноплеменного "рабства", переехавший во Владимир и ставший епископом по воле митрополита. Как полагают, из кругов, близких к Кириллу, вышел еще один памятник, содержащий черты интересующей нас идеологии, -- "Житие" Александра Невского²⁷. Наконец, именно в правление Кирилла в Ростове формируется культ святого Михаила Черниговского с его явно "вавилонской" окраской, что не могло обойтись без одобрения и благословения главы Русской Церкви (не исключено даже, что в прежние годы Кирилл имел касательство к составлению первых записей о подвиге этого святого²⁸).

В горестное время, когда "на хрестьяньске роде страх и колебанье, и беда упространися"²⁹, митрополит Кирилл повел свою паству по непростому пути, который однажды должен был привести Русскую землю к избавлению от власти иноплеменников.

1. Успенский Б.А. Борис и Глеб: восприятие истории в Древней Руси. М., 2000. С.5.
2. Будовниц И.У. Общественно-политическая мысль Древней Руси (XI-XIV вв.). М., 1960. С.304-307.
3. Лаушкин А.В. К истории возникновения ранних проложных Сказаний о Михаиле Черниговском // Вестник Московского университета. Серия 8. История. 1999. № 6. С.3-25.
4. Борисов Н.С. Русская архитектура и монголо-татарское иго (1238-1300) // Вестник Московского университета. Сер. IX. История. 1976. № 6. С. 68.
5. Насонов А.Н. Монголы и Русь. История татарской политики на Руси. М.; Л., 1940. С.59.
6. Лаушкин А.В. Указ. соч. С.10-12.
7. Полное собрание русских летописей (далее - ПСРЛ). СПб., 1913. Т.18. С.76.
8. Памятники литературы Древней Руси. XIII век. М., 1981. С.444.
9. Там же. С.434.
10. Русская историческая библиотека. СПб., 1908. Т.6. Стб.86. Ср.: Иер.21:7, 48:46; Пл.1:13; Иез.34:5-6; и др.
11. Fennell J.L.I. Andrej Jaroslavi( and the struggle for power in 1252: an investigation of the sources // Russia mediavalis. M(nchen, 1973. T.I. P.52-53.
12. ПСРЛ. М., 2000. Т.6. Вып.1. Стб.327.
13. ПСРЛ. М., 1962. Т.1. Стб.473.
14. ПСРЛ. Т.18. С.78. Приселков М.Д. История русского летописания XI-XV вв. М., 1996. С.158.
15. Fennell J.L.I. Op. cit. P.53-54.
16. Горский А.А. Два "неудобных" факта из биографии Александра Невского // Александр Невский в истории России. Новгород, 1996. С.71-72, 75 (прим. 45).
17. См., напр.: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С.304.
18. Вернадский Г.В. Монголы и Русь. Тверь; М., 1997. С.154; Горский А.А. Указ. соч. С.71-72.
19. В сохранившихся памятниках древнейшего летописания этот титул приложен к ханам под более ранним годом только в Новгородской I летописи (Новгородская первая летопись... С.79, 297).
20. См.: Кучкин В.А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских книжников (XIII - первая четверть XIV в.) // Русская культура в условиях иноземных нашествий и войн (X - начало XX вв.). М., 1990. Вып.1. С.26, 28; Горский А.А. "Царь" в средневековой Руси (до середины XVI в.) // Одиссей. Человек в истории. 1996. М., 1996. С. 206, 210.
21. Флоря Б.Н. У истоков конфессионального раскола славянского мира (Древняя Русь и ее западные соседи в XIII в.) // Славянский альманах. 1996. М., 1997. С.38-44.
22. Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947. С.265.
23. О развитии этой идеи в XIV-XV вв. см.: Борисов Н.С. Политика московских князей. Конец XIII - первая половина XIV в. М., 1999. С.30-43.
24. Приселков М.Д. Указ. соч. С.148-149.
25. ПСРЛ. Т.18. С.77.
26. Приселков М.Д. Указ. соч. С.158.
27. Лихачев Д.С. Указ. соч. С.266-267; Бегунов Ю.К. Памятник русской литературы XIII в. "Слово о погибели русской земли". М.; Л., 1965. С.58-59.
28. Ставиский В.И. "История монгалов" Плано Карпини и русские летописи // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1990 год. М., 1991. С.197-203.
29. ПСРЛ. Т.1. Стб.464.

Преп. Ферапонт удалился на Белоозеро вместе с преп. Кириллом как проводник в хорошо знакомом краю. Последнее событие Н.К Никольский считает происшедшим около 1397 года¹.

То, что 1398 г. -- дата основания Ферапонтова монастыря в течении XIX и XX в. не подвергалось сомнениям².

В авторитетном справочнике Денисова читаем: "Основан в 1398 г. другом преп. Кирилла Белоозерского, преп. Ферапантом, поселившимся на месте этого монастыря в лесу, и был мужским; вскоре, когда собралось несколько человек братии, преп. Ферапонт построил церковь и ввел в обители общежитие"³.

Знаменательно, что Бриллиантов, вынеся в название своей книги дату основания монастыря -- 1398 г., ни разу не включил ее в текст. Приводя перечень игуменов, он указывает, что Феропонт был "основатель монастыря, но игуменом в нем он не был; вызван можайским князем Андреем Дмитриевичем в 1409 г., 27 мая 1426 г."⁴. Из какого источника Бриллиантов взял эти годы неизвестно, так как приведенное им подробное изложение текста рукописи жития Ферапонта (ныне -- в собрании РНБ, Софийское собр., № 467) не содержат дат основания монастыря, ухода Ферапонта в Можайск, его смерти⁵.

Действительно, XV в. в истории Ферапонтова монастыря наименее документированный период его существования. Если к этому времени можно отнести всего 43 сохранившихся и реконструированных акта, то к XVI в. -- уже более 80, к XVII в. -- около 300⁶.

Источниками сведений о начале Ферапонтова монастыря могут считаться жития Кирилла и Ферапонта, а также документ из архива Кирилло-Белозерского монастыря -- купчая на деревню Мигачевскую с Городищем, купленную у чеченца Ферапонта игуменом Кириллом, датировка которой (1397-1408 г.г.) основанана слодившихся представлениях и уходе Ферапонта в Можайск⁷.

Житие Кирилла было составлено Пахомием Логофетом в 1461 г., спустя 33 года после его представления, когда еще живы были его ученики, доставляющие биографу достоверные сведения. Единственная встречающаяся в нем дата -- дата кончины Кирилла Белозерского 9 июня 6935 (1427) г.⁸.

Житие Ферапонта, написанное через 120 лет, скорее по преданию, а не по памяти, не представило ни одной даты, а также не сохранило имени первого игумена монастыря, однако донесло имя первого постриженника, инока Григория, рыбака ближайшего селения.

Купчая на Мигачево подтверждает, что Ферапонт действительно во время своего пребывания на Белоозере, не был игуменом. Первая известная и точно датированная грамота Ферапонтова монастыря относится к 6943 (1434/35) г., когда можайский князь Иван Андреевич жаловал в "Фарафонтову пустынь" деревню Крохинскую. Имя игумена в ней отсутствует⁹. Однако, Ферапонта еже не было и на Белоозере, и на свете.

Житие передает определенную последовательность действий Ферапонта, которую считаем небесполезным пронаблюдать.

Изложим кратко. Поселение Ферапонта отдельно от Кирилла в "велми красном месте" между Бородавским и Паским озерами. Поставление малой келийцы и ограждение места. Поставление Ферапонтом келий для братии. По понуждению братии Ферапонт получает благословение от святителя и ставит церковь во имя пречистой Богородийы, славного ее Рождества, украшает ее книгами и иконами. Ферапонт отказывается видеть в себе большого. Приход брата из священнического чина. Начало совершения служб по повелению Ферапонта. Приход из ближнего селения христианина -- рыбака, желавшего подстричься. Григорий -- первый постриженник Ферапонтовской пустыни. Утверждение общежития, когда братьев собралось 10-15 человек и более. Еда вместе в одном помещении согласно монастырскому уставу. Поставление первого игумена и "прочаа вся по чину монастырскому сътворяют". Один и тот же чин в Кириллове и Ферапонтове монастырях.

В житии Кирилла об основании Ферапонтом монастыря изложено короче: "...и обрет место тамо близ Паское зовома, и ту вселися, и церковь създа тамо во имя пречистыа ея Рождества. Събраша же ся и братиа к нему. Есть же монастырь на месте том зело красен, много имуще братий, Господеви работающих, даже и до сего дне. Темже и монастырь он прозвася Ферапонтов даже и доднесь". Здесь меньше бытовых подробностей. Главное -- создание церкви, вокруг которой группируется братия.

А как описывает Пахомий основание Кириллова монастыря? Кирилл с помлщью Ферапонта поставляет сень, затем они приступили к копанию кельи и за этим занятием провели некое время вместе, но здесь Ферапонт отходил от Кирилла на 15 поприщ в другое место, а Кирилл докопал келью в земле и стал подвизаться. Приходящих к нему с желанием иноческой жизни он сподоблял ангельского образа. "Но понеже убо братиам тогда с святым суще, нужда бысть церковь въздвигнути ради общаго събраниа... и церковь поствлена бысть во имя ...приснодевы Мариа, четнаго еа Успениа"¹¹.

Обратимся к другому, близкому по времени, источнику, совместному труду Епифания Премудрого и Пахомия Логофета -- житию Сергия Радонежского¹².

О возникновении Троице-Сергиева монастыря: "...Събравшим же ся мнихом не зело множайшим, но яко чисменем до двою на десяте... Келиам же зиждемым и тыном огражденным, не зело пространнейшим ... Окрест же церкви ... различнаа сеяхуся семена, яко на устроение оградным зелием...".

Рассказывая о посещении Сергием в Переяславле епископа Афанасия Волынского, составитель жития отмечает, что он "преже бо бяше слышал яже о нем, начаткы добраго подвизаниа его, и церкви възгражениа, и монастырь основаниа...".

В рассказе "Об основании монастыря на реке Киржач" эта последовательность описана четко: "... отец наш Сергие преже постави келиа, в гих покой приимати от великаго труда. Та же посилает два ученика своа всесвятейшему митрополиту Алексию о основании церковнем, прося благословениа. И тако получив благовловение, и абие начат делати церковь, прежде молитву рече... И кончав молитву, и тако дело преспеваше благодатию Христовою. И бяху убо множьство человек, посешьствующи не дело, иноци же и белци, ови келиа зиждущеи, инии же ина потребнаа монастырю... И тако благодатию Божиею въскоре церковь поставлена бысть, и множьство братий".

В описании основания Андроникова монастыря читаем: "...Святый же прошениа святителя (Алексия) не преслуша, вдасть ему Андроника. Митрополит же вдав милостыню доволну в монастырь (Сергиев), и отиде, поим Андронника с собою. И обрете место благоугодно к строению монастырскому на реке Яузе. Первее създана бысть церкви в лепоту во имя великаго Господа Спаса нашего Исуса Христа честнаго его Образа Нерукотворенаго ...Вручив же старейшинство предреченному Андроник, и вся елика на потребу монастырьская строениа дарова ему; и тако общежитие съставляется".

То же самоу о начале Симонова монастыря: "...И по времени же мнозе брагоразумный пастырь (Сергий) благословляет Феодора и отпущает; и елици въсхотеша с ним братиа идоша, да иде же възлюбит. Обрет место зело красно на стороение монастырю близ реки Москвы, именем Симоново. Сиа слыша, святый прииде видети места, и виде угодну быти месту к сътроению оному, повелевает ему. Феодор же благословление от архиереа получив и създав церковь на том месте в имя пречистыа владычица наша Богородица честнаго ея Рожества. И тако съставляет монастырь вся по чину стройне и зело изърядно; общежмитие учини, яко же подобает по преданию святых отец".

И Ново-Симонова: "... И время строениа на другом месте основана бысть церковь камена архимандритом Феодором, чюдна зело, в имя пречистыя Богородица честнаго ея Успениа. И тако сему бывающу, на том месте благодатию Христовою устроен бысть монастырь славен, а еже и доныне от всех зрится и почитается".

Одинаково описывает автор жития Сергия основания его учениками Григорием священноиноком и Афанасием Голутвинского монастыря в Коломне и Высокого монастыря в Серпухове -- сначала Сергий благословляет выбранное место, затем ставит церковь,и вокруг нее уже строится монастырь и создается общежительство.

Как видим, в конце XIV-середине XV вв. под основанием монастыря понимается определенная последовательность действий: поселение основателя, строительство келий для приходящей братии и, главное, без чего не может быть монастыря -- строительство и освящение церкви. Таким образом, основание монастыря связывалось прежде всего с возведением церкви¹⁴.

Для середины XV в. этот же порядок устройства монастыря описан Вассианом Саниным в житии Пафнутия Боровского: Пафнутий поселяется в лесу с одним братом, к ним присоединяются другие братья, строят кельи и по повелению Пафнутия "литургия ради Божественныя" церковь во имя пречистой Богородицы, "честнаго ея рождества, и освящена бысть благославением святейшаго митрополита Ионы"¹⁵.

Для второй половины XV в. -- в Волоколамском Патерике так описывается основание Иосифом Волоцким его знаменитого монастыря: "...Игумен же Иосиф ... отъиде в лес града Волока Ламска и веселится в пустыню в лето 6987-ое ... И егда игумен Иосиф прииде на то место,и возлюби и зело... И посла Иосиф, тако ж и князь ко святителю о благословении церкви и о антимисе, и егда благослови святитель и присла антимис. И на память преподобнаго Илариона Долматьскаго и преподобнаго отца Висариона обложки церковь во имя пречистыя Богородица честнаго еа Успениа. И уведев сиа князь Борис Васильевич приеде со всеми боляры и со многими благородными отрокы. Сам князь перьвие всех со игуменом Иосифом взя берно на раме свои и положиша на основании... И не во много время церковь совершена бысть и освященна бысть того же лета (1479) августа 15-го на память пречистыя Богородица честнаго ея Успениа. И начя устрояти келиа. И братиам множащимся, овии постригахуся, инии же прихождаху"¹⁶.

Для конца XV в. -- житие Кассиана Грека, постриженника Ферапонтова монастыря, уплывшего из него на берега реки Учмы и Волги около 1490 г. Кассиан, получив разрешение на устройство монастыря, возврыщается в пустынь м "поставляет церковь во имя причистыя Богородицы честнаго и славнаго ея Успения, таж трапезу м кели поставляет братиям ж множащимся, овии туто постригашеся, а инии от далных манастыреи прихожаху к нему сожителствоваху с ними, хотяще душа своя спасти. Старец же по благословению архиепископа ростовскаго Тихона и повелением благовернаго и христолюбиваго князя Андрея Васильевича и детей его церковь свящав и учреждает общее житие и поставляет игемена. Сам же старец Касиян от архиепископа и от князя Андрея звашеся строителем..."¹⁷.

Следую смыслу этих повествований и выраженной в них традиции в понимании начала монастырей, приходим к выводу о том, что без церкви нет монастыря, а начало его связывается с благословением местного святителя, присланным от него и положенным на престол церкви антиминсом, т.е. освящением.

Такое понимание порядка основания монастыря находим у митрополита Макария. Так передает он рассказ об основании Даниилова монастыря в Переяславле Залесском: Даниил погребал в общей могиле, или усыпальнице, и отпевал по-христиански людей, умерших безвестною или нужною смертью. "Он пожелал еще построить над общею усыпальницею храм Божий и, получив благословение от митрополита Симона, ...построил его во имя всех святых. А как нашлись и такие, которые возревновали построить себе тут же, вокруг храма, кельи и постричься в иноки, то преподобный согласился на это и основал (в 1508 г.) монастырь"¹⁸.

Обобщая характер основания монастырей XV в., Макарий замечает: "И действительно, едва представлялась возможность, уходил (инок) в дремучий лес или другое безлюдное место -- а таких мест тогда, особенно на севере России, было весьма много -- ставил себе небольшую келью и часовню. К нему присоединялись иногда еще два-три инока, строили себе кельи, иногда небольшую церковь -- и вот являлся монастырек или пустынь"¹⁹.

Такое же представление о "монастырке", за основу которого он принимал как центр сельской общины, погост с церковью, дополненный кельями, дает Н.К. Никольский²⁰.

Таким образом, дата освящения первой монастырской церкви должна считаться датой основания монастыря.

Время освящения первой церкви Ферапонтова монастыря не было известно до 1921 г. При проведении в 1913 г. реставрационных работ в соборе Рождества Богородицы А.Г. Вальтер обнаружил девять антиминсов XV-XVII вв., пять из них находились в каменном престоле главного алтаря, четыре в таком же престоле придельной церкви Николая Чудотворца. Публикуя тексты антиминсов в 1921 г. К.К. Романов не сомневался в их принадлежности Ферапонтову монастырю²¹.

Текст на самом древнем антиминсе собора Рождества Богородицы гласит: "Олтарь святые Богородици свящинодействован бысть свящино Григорием епископом Ростовьским при благоверном великом князе Васильи Дмитреевичи всея Руси и при брате его князе Андреи Дмитреевиче в лето 6918 месяца сентевра в 8 день на праздник Рождества ея в славу Святыя Троица. Аминь". Это обозначает, что епископом ростовским Григорием 8 сентября 1409 г. (в данном случае юлианский год одинаков для мартовского и сентябрьского календарей, так как дата сентябрьская) был освящен алтарь церкви Рождества Богородицы начинающего свое существование Ферапонтова монастыря. Имя игумена отсутствует -- его еще нет, а Ферапонт, как указывает его житие, быть игуменом отказывался.

Романов замечает: "Судя по месту находки и именам лиц, упоминаемых в тексте, не может быть заподозрена принадлежность антиминса Ферапонтову монастырю и в нем -- церкви Рождества Богородицы; последнее подчеркивается освящением "алтаря святой Богородицы сентября в 8 день на праздник Рождества ее".

Хотя антиминс относится к эпохе наиболее темной в истории монастыря, известной лишь по преданиям жития, восходящего к XVI в., Романов считает: "нет основания думать, что первая церковь в Ферапонтове-Белозерском монастыре могла быть построена ранее начала XV в.". Признание Строевым 1398 г. годом основания монастыря, трудно вяжется с рассказом жития²².

Все вышеизложенное позволяет нам сделать следующий вывод: дата основания Ферапонтова монастыря -- дата освящения алтаря его первой церкви -- 8 (с 2001 г. 22) сентября 1409 г. Исходя из этого, годом ухода Ферапонта в Можайск не может быть 1408. Он лежит в промежутке между 1409 и 1432 годами (1432 г. -- год смерти можайского князя Андрея Дмитриевича).

Принятые сокращения

АСЭИ - "Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси". Т. П. М., 1958.

ТОДРЛ - Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) АН РФ.

1. Никольский Н.К. Кирилло-Болозерский монастырь и его устройство. Т.I. Вып. I. Спб., 1897. С. 15.
2. Амвросий (Орнатский), архив. История российской иерархии. Т. VI. Ч. 2. М., 1815. С. 850; Строев П.М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви. СПб.,1877. Стл. 81-83; Зверинский В.В. Материал для историко-топографического исследования о правослывных монастырях в Российской империи с библиографическим указателем. Т. I. СПб., 1892. С. 280; Бриллиантов И.И. Ферапонтов Белозерский, ныне упраздненный монастырь, место заточения патриарха Никона. К 500-летию со времени его основания 1398-1898 г. СПб., 1899.
3. Денисов Л.И. Православные монастыри Российской империи.
4. Бриллиантов И.И. Указ. сог. С. 242.
5. Там же. С. 4-14.
6. Серебрякова М.С. Принципы реконструкции свода грамот Ферапонтова монастыря XV в.//Ферапонтовский сборник. Вып. 6. (в печати).
7. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1971. С. 272-273; Житие Ферапонта Белозерского//Преподобные Кирилл, Ферапонт и Мартиниан Белозерские. Спб., 1994. С. 198-233; Терентьева Е.Э. Житие Ферапонтова Белозерского//Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2, ч. 1. Л., 1988. С. 339-341; Житие Кирилла Белозерского//Преподобные Кирилл, Ферапонт и Мартиниан Белозерские. Спб., 1994. С 173.
8. Житие Кирилла... С. 134; Прохоров Г.М. Пахомий Серб//Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2, ч. 2. Л.,1989. С. 173.
9. АСЭИ. № 317.
10. Житие Ферапонта... С. 210-218.
11. Житие Кирилла... С. 76, 82.
12. Житие Сергия Радонежского//Памятники литературы Древней Руси. XIV-XV века. М., 1981. С. 256-429; Дробленкова Н.Ф. Житие Сергия Радонежского//Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2,ч. 1. Л. , 1988. С. 330-336.
13. Житие Сергия... С. 320, 326, 370-372, 378, 382, 384, 390.
14. Примечателен составленный в промежутке между 1476 и 1484 гг. рассказ Паисия Ярославова обосновании Спасо-Каменного монастыря: "... На острове же том жителствоваху иноцы пустынножители, состаревшееся многими леты в подвизех духовных. Бе же их число 23. Церкви же у них не бысть за скудость имениа и нападаниа ради неверных человек. Еще бо тогда невси пиаша святое крещение, но множество живуще неверных человек всескраи Кубенскаго великаго езера по брегом. Точию у них молитвенный храм, сиречь часовня, и ту собрающеся, иноцы молитвы возсылаху Богови втаи. Приста же князь ко острову Каменному и видев, яко по устроению Божию сиа быша. Хотя же обет свой исполнити, еже обещася Господу Богу, и повеле поставити церковь древяну во имя Господи Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, честнаго его Преображениа. И украсив иконами и книгами, и монастырь устроив, и старейшинство монастыря того вручив старцу богобоязниву именем Феодору - строити монастырь той, и дасть милостыню доволну на строение монастыря того. И оттоле прозвася Каменной монастырь". (Прохоров Г.М. Сказание Паисия Ярославова о Спасо-Каменном монастыре//Книжные центры Древней Руси. XI-XVI вв. СПб., 1991. С. 156.).
15. Житие преподобного Пафнутия Боровского, написанное Вассианом Саниным/Изд. и вступ. Статья А.П. Кадлубовского//Сб. Ист.-филол. О-ва при Ин-те кн. Безбоодко в Нежине. Нежин, 1899. Т. 2, отд. 2. С. 98-149; Лурье Я.С. Вассиан Санин//Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2, ч. 1. Л., 1988. С. 125-126.
16. Волоколамский патерик//Богословские труды. М., 1973. Т. 10. С. 197-198; Лурье Я.С. Патерик Волоколамский//Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2, ч. 2. Л., 1989. С. 163-166.
17. Житие Константина Макнупского, в иноках Кассиана. РНБ, Погод. 1563. Сборник XVII. Лл. 70-72; Каган М.Д. Кассиана житие//ТОДРЛ. Т. 39. Л., 1985. С. 206-209.
18. Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский. История Русской церкви. Книга четвертая. Часть первая. М., 1996. С. 209.
19. Там же. С. 237.
20. Никольский Н.К. Указ. соч. С. 7.
21. Романов К.К. Антиминсы XV-XVII вв. собора Рождества пр. Богородицы в Ферапонтове-Белозерском монастыре//Известия Комитета изучения древнерусской живописи. Вып. I. Петроград., 1921. С. 21-46.
22. Там же. С. 25, 26, 36.

Система воеводского управления XVII в. в общих чертах изучена довольно неплохо¹. Однако некоторые вопросы взаимоотношений воевод с центральной властью и с местным населением нуждаются в дальнейшей проработке. Для этого необходимо использовать еще не введенные в научный оборот источники, что мы и делаем в данном сообщении на примере Ростова Великого.

Начнем с того, что удалось дополнить и уточнить известные списки ростовских воевод XVII в. А.А. Титова² и А.П. Барсукова³.

А.А. Титов для составления своего списка пользовался в основном неопубликованными источниками нарративного характера (в списках и копиях) своего обширного собрания. Это дало возможность выявить фамилии 44-х воевод и указать годы их пребывания на службе (в период с 1612 по 1700 гг. включительно). Но специфика источников сделал сомнительными некоторые данные о воеводах. Сам составитель списка не был уверен, что три воеводы -- Ф.Г. Лугвенев, И.Б. Девашов и Н.Г. Вельяминов -- состояли на воеводстве в Ростове, он же указал примерную дату их возможного воеводства -- 1652 г. Неточность источников проявилась в воспроизведении фамилии Байков (Байков и Боков), что привело к появлению в списке двух воевод Е.И. Байкова и Е.И. Бокова, хотя в указанные годы (1664-1666 гг.) был лишь один воевода Е.И. Байков. В источниках составителя наблюдалась путаница с именами некоторых воевод -- у Андрея Алексеевича Нагово дано имя Иван Петрович, у Семена Сухарова дано имя Богдан, у Никона Бутурлина дано имя Никодим, у Петра Ивановича Мусорского дано имя Иван Петрович Мусорский и т.д. Однако, если учесть, что это первый опыт составления списка Ростовских воевод и что его погрешности устраняются при сопоставлении с другими источниками, все же следует признать его ценность как для краеведческой, так и для общероссийской истории.

Список А.П. Барсукова составлен лишь по опубликованным актовым материалам и включает в себя 20 фамилий ростовских воевод (в период с 1609 по 1682 гг.). Составителю списка не был известен указанный труд А.А. Титова и он не провел корректировку данных ростовского ученого по своим сведениям. А.П. Барсуков указал воевод, не вошедших в список А.А. Титова -- М.И. Колодкин-Плещеев (до конца мая 1609 г.), князь Р.И. Гагарин (1629-1630 гг.), Н.И. Заболоцкий (1645-1647 гг.), Н.Г. Чириков (1652 г.).

Наши розыскания позволили пополнить список воевод А.А. Титова еще пятью фамилиями: 1) князь Иван Волконский (1635-1636 гг.)4, 2) Лев Юрьевич Погожево (1643 г.)5, 3) Афонасий Бундов (1661-1662 гг.)6, 4) Семен Максимович Горяинов (1676-1677 гг.)7, 5) Иван Дмитриевич Коптяжин (1694 г.)⁸. Относительно последнего должностного лица известно, что он был назначен ярославским воеводой стольником В.А. Соковниным, который считался главным воеводой Ярославского края и мог управлять его городами самолично⁹. Отсюда и правомерность причисления В.А. Соковнина к ростовским воеводам в 1693-1695 гг., как это сделал А.А. Титов. В этой связи заметим, что такое положение могло отразиться и в терминологии, когда местный управитель назывался не воеводой, а "приказным человеком". Так, по одному источнику от 1666 г. известно, что в Ростове в это время был "приказной человек, костромитин, пешего строю порутчик Иван Михайлов с. Лихорев"¹⁰, который у А.А. Титова проходит как воевода. Такое различие в терминологии происходило, очевидно, из-за того, что в Разрядном приказе (откуда направляли в города на службу "разных чинов людей") воеводы в основном выбирались по их челобитьям, т.е. был своеобразный конкурс на замещение должностей, а "приказных людей" назначали, но на более короткий срок.

Также удалось установить, что из троих "сомнительных" воевод по списку А.А. Титова Никита Гаврилович Вельяминов все же был на воеводстве в Ростове в 1651-1652 гг.¹¹

Список воевод А.А. Титова позволяет установить, что воеводскую должность мог занимать и иноземец из числа служилых людей. Так, в Ростове в 1680-1681 гг. отмечен воеводой Александр Васильевич Шель (Шели)¹², который, вероятно, был англичанином и поступил на русскую военную службу в середине века и за 30 лет так сумел адаптироваться к российским условиям, что его поставили на воеводство. Сохранилась его челобитная с жалобой на ростовского вотчинника князя А.А. Козловского, который "бесчестил его, Шеля, разными словами". По этому делу был назначен "сыск", но чем он закончился, неизвестно, т.к. источник неполный¹³.

Таким образом, на сегодняшний день можно установить, что в XVII в. для Ростова известны фамилии 51 воеводы, но это, конечно не полный список. Дальнейшие поиски, несомненно, его дополнят, поскольку в нем имеются некоторые хронологические "бреши".

В нашем распоряжении находятся документы, характеризующие сложность отношений воевод с населением посада и уезда и свидетельствующие о неполноте их власти. Так, в 1649 г. летом воевода князь С.Р. Волконский бил челом государю о непослушании крестьян патриаршей вотчины села Караш. По царскому указу ему было предписано "в Ростове на большой проезжей улице и от слободы и до выезду к Богоявленскому монастырю на самых грязных местех мосты мостить бревенным лесом". Посадские и уездные люди -- крестьяне вотчин митрополита, монастырей, бояр, дворцовых сел и разных помещиков "по разводу, где кому досталось намостили -- а крестьяне села Караш государеву указу не слушают, чинятца сильны и в Ростов для мостового дела не едут, а сказывают: мы де государевы грамоты не слушаем, а слушаем патриарховы грамоты..." Из-за того, что участок улицы, где они должны были "гатить гати и мост мостить" был не сделан, то "за теми недомостки в город и из города ездить нельзя". Из Москвы воеводе было приказано на карашских крестьян "за непослушанье чинить наказанье", но по челобитью патриарха Иосифа оно было отменено и "велено в том деле дать срок до коих мест пашенная пора минетца и лес изготовят", т.е. до октября 1649 г.¹⁴

В 1652 г. воевода Н.Г. Вельяминов "отписывал", что ростовец, посадский человек Василий Карепин вмешивался в воеводские дела -- "в твоих государевых делех и по челобитьям всяких чинов людей в управных делех, приходе ко мне в съезжую избу чинитца силен и многим невежеством и озорничеством меня бесчестит и многих людей побивает и в управе под суд не даетца и велит называть себя с "вичем" (т.е. по имени-отчеству, что допускалось тогда лишь по отношению к знатным и уважаемым лицам). Воевода видел причину такого поведения В. Корепина в том, что "в прошлом во 157 (1649 м.б. г.) он был в земских старостах и тое пору на посадских людех поимал приговоры за их руками" (т.е. "мир" дал ему некоторые чрезвычайные полномочия, когда его выбирали в старосты). По этому приговору все разбирательства по делам о государевых соколах и о новооборочных сокольих помытчиках по челобитьям старосты ростовских сокольих помытчиков К. Плешивого "да и в иных государевых делех, чтоб его Ваську ни в каких делех не подать", т.е. "мир" санкционировал его действия и решения и не давал никому "в управу". Воевода подавал на него челобитные в Галицкую четверть и в Приказ Большого Дворца, где ведались дела о сокольих помытчиках, т.к. "без государева указу он, воевода, Ваську смирить не смеет..."¹⁵. Интересно, что, уже не будучи старостой, В. Корепин как бы по инерции продолжал вмешиваться в воеводские дела. Такая вспышка активности ростовского посадского мира и его представителя объяснялась напряженной внутриполитической ситуацией в стране после восстаний в Москве, Устюге Великом, Сольвычегодске и других городах в 1648 г. и созывами Земских соборов 1648-1649 гг., когда правительство шло на уступки земскому посадскому движению.

Из той же отписки Н.Г. Вельяминова выясняется, что активность ростовских тяглецов зашла уже слишком далеко. Тот же В. Корепин вместе с земским старостою 1651 г. А. Чигасовым "составили на него ложную челобитную и "порядили ему на перемену в воеводы ростовского помещика Лариона Родилова". Только вмешательство ростовского митрополита Варлама, который напомнил посадским людям, что воеводы не выбираются, а присылаются из Разряда, несколько охладил их пыл¹⁶.

Эти примеры свидетельствуют о том, что власть воевод была далеко не полной, а как бы разделенной с другими управленческими структурами и централизация управления еще не завершилась.

Наконец, приведем не известный еще в литературе факт проверки (ревизии) деятельности воеводы, касающийся выполнения требований городской противопожарной безопасности. В наказе каждому воеводе при его вступлении в должность среди многих пунктов был пункт об обязанности его соблюдать противопожарные меры -- "в летнюю пору избы не топить и мыльни запечатать и в рядех на лавках и на анбарах поставить кади с водой..." В 1636 г. во время воеводства князя А.Г. Шеховского "по государеву указу приезжали в Ростов города досматривать... окольничий князь В.П. Ахамаков-Черкасский и дьяк М. Ефимов", которые дали воеводе специальный "государев указ города (от огня, м.б.) беречь"¹⁷. Такие ревизии практиковались и по другим сферам воеводской деятельности -- судебной, военной, хозяйственной и т.д., но об этом сохранилось очень мало данных. Тем не менее, из приведенного примера видно, что центр жестко контролировал действенность воеводского управления и не только в порядке "обысков" по челобитьям с мест, но и в порядке эпизодических проверок.

Небезызвестно также отметить, что многие (почти половина) из ростовских воевод XVII в. были местными вотчинниками и помещиками -- Волконские, Горяиновы, Кафтыревы, Коптяжные, Куракины, Мусорские, салтыковы, Шеховские, Чириковы и др. Это Устраивало центральную власть, потому что местные дворяне хорошо знали местные условия и людей и могли более эффективно выполнять распоряжения сверху.

1. Чичерин Б.Н. Областные учреждения России XVII в. М., 1858:Градовский А.Д. Системы местного управления на Западе и в России//Сборник государственных знаний, т.VI, Спб., 1878: Очерки истории СССР. XVII в.М., 1955: Булгаков М.Б. О хозяйственных функциях воевод в первой половине XVII в.//Государственное управление: история и современность.М.,1998.
2. Титов А.А. Ярославская старина. Вып. 5. Ярославль., 1890, с.11-13.
3. Барсуков А.П. Списки городовых воевод и других лиц воеводского управления XVII столетия. Спб., 1902, с.193-194. Биографии некоторых ростовских воевод /А.П. Куракина, А.А. Нагово, Р.И. Гагарина и Н.Ф. Наумова/ приведены в монографии П.Г. Любомирова Очерк истории нижегородского ополчения 1611-1613 гг. М., 1939, с.112,125,200,253,275,284-287,301.
4. РГАДА, ф.210. Разрядный приказ. Столбцы Новгородского стола, №68, л.447.
5. Там же, ф.396, Столбцы Оружейной палаты, №41776 л.39.
6. Там же, ф.210. Столбцы Нижегородского стола, №196 лл.5-6.
7. Булатов Д.А. Материалы для генеалогии и истории дворянских родов Ростовского уезда Ярославской губернии. 1783-1887. Вып.I. Ростов. 1887. Приложения. Б) К роду Горяиновых, с.82.
8. 8 РГАДА, ф.137. Боярские и городовые книги, Галич. Кн. 20-я, лл. 879-880, 886.
9. Барсуков А.П. Список городовых воевод..., с.211.
10. РГАДА, ф. 210, Столбцы Севского стола, №215, лл.341, 345
11. Там же, Столбцы Белогородского стола, №338, лл.376-380:ф. 137, Галич, кн.14, л. 639.
12. Титов А.А. Ярославская старина..., с.13.
13. РГАДА, ф. 210. Столбцы Белгородского стола, №338, лл. 376-379.
14. Там же, Столбцы Приказного стола, №226, лл. 266, лл. 102, 105-106.
15. Там же, Столбцы Белгородского стола, №338, лл. 376-379.
16. Там же, л. 380.
17. Там же, Столбцы Новгородского стола, №68, л. 447.

Архиепископ Самуил в одном из своих писем к князю Куракину, заметил: "Дома Ростовскаго никак оставить не можно, ... весьма достопамятное строение, только великая сумма на содержание нужна"¹. Действительно, обширная резиденция, солидный штат и большое хозяйство требовали немалых затрат. Попытаемся разобраться, какими средствами располагал архиепископ Самуил для содержания архиерейского дома и на каких принципах строил домовой бюджет.

Изучением материальных основ существования архиерейских кафедр после реформы 1764 г. занимался Н.Григорович², между тем, на ростовском материале данная тема осталась неразработанной. О времени правления архиепископа Самуила в Ростове писали А.А. Титов и Э.Д. Добровольская³, однако вопросы, связанные с финансами его резиденции авторами не рассматривались.

Настоящая работа посвящена характеристике бюджета Ростовского архиерейского дома в конце 70-х годов XVIII в. Документальной основой послужили использованы приходно-расходные книги, финансовые реестры и ведомости.

Начнем с рассмотрения приходных статей домового бюджета. Архиерейский дом располагал двумя постоянными источниками доходов: первым и основным являлся оклад, то есть штатные выплаты из государственной казны, вторым и вспомогательным -- так называемые "неокладные деньги" или, иными словами, заработанные средства. В качестве дополнительного источника финансирования выступали единовременные целевые переводы государственных средств и пожертвования. Остановимся на каждой из названных позиций.

Итак, штатное содержание. Как известно, в ходе реформы 1764 г. архиерейские дома и монастыри лишились земельных владений и были переведены на государственное обеспечение. Ростовский архиерейский дома получил степень второго класса, что обеспечило ему содержание в размере пяти с половиной тысяч рублей в год. Начиная с 1768 г. этот оклад был повышен на 300 рублей за счет выделения дополнительных средств -- "прибавочных денег" на жалованье домовым служителям⁴. Деньги перечислялись из Коллегии экономии через Ростовскую воеводскую канцелярию дважды в год: в январе -- на первое полугодие и в июле -- на вторую половину года. О расходовании этих средств архиерейский дом отчитывался перед Коллегией экономии, по окончании года отправляя туда для "счета" и проверки приходно-расходную книгу штатных сумм⁵.

Вторым источником поступления денег в казну архиерейского дома служили неокладные доходы, которые по сути дела, являлись результатом более или менее успешной хозяйственной деятельности архиерейского дома. В основном, они складывались из арендной платы за сдачу в наем отдельных помещений архиерейской резиденции, домовых земель, сенокосных угодий, садов, и т.п., а также денег, выручаемых от продажи принадлежащих дому предметов, продуктов и прочих запасов. Сюда же следует отнести доход от архиерейских мельниц. В отличие от штатных выплат, неокладные доходы не имели строго установленных рамок. Поскольку в значительной мере они зависели от наличия арендаторов и покупателей, спроса на определенные товары, рыночных цен, их итоговые показатели за различные годы не одинаковы. В среднем же, неокладные доходы ежегодно приносили в казну архиерейского дома около тысячи рублей. Их доля в домовом бюджете составляла 15-20%⁶.

В качестве наиболее постоянной, надежной и прогнозируемой части неокладных доходов выступала плата за аренду помещений. В качестве арендаторов, как правило, выступали ростовские купцы, которые приспосабливали надежные каменные подклеты палат и церквей архиерейской резиденции под склады и хранилища. Время их использования могло быть различными -- от нескольких дней до нескольких лет, но чаще всего счет шел на месяцы. Иногда сдавали бессрочно, "сколько продержит". Цена назначалась от одного до трех рублей в месяц, в зависимости от площади помещения. Для краткосрочной аренды лучшим временем была Ростовская ярмарка, когда город заполонялся привозным товаром, места для его хранения и продажи были нарасхват и шли по хорошей цене. Однако основной доход давала длительная аренда. В среднем, за это выручалось по 150-200 рублей в год⁷.

В аренду отдавалась и земля. Отдельные участки земельных владений архиерейского дома на летний сезон брали в наем крестьяне, используя их под сенокосные угодья. В домовую казну это приносило не так уж много денег, несколько десятков рублей. Гораздо дороже обходилась аренда архиерейских садов с правом сбора урожая с плодовых деревьев. Здесь счет шел уже на сотни рублей⁸.

Наряду с арендой, источником пополнения домовой казны являлась продажа скота и лошадей, различных вещей и припасов. Избавлялись от излишков или сбывали вещи и предметы, в которых отпала надобность. Наиболее доходной была продажа лошадей и сена. Так, в 1777 г. за лошадей было получено 113 рублей, за сено -- 50 рубля⁹.

Еще одним источником неокладных доходов являлась принадлежащая архиерейскому дому ветряная мельница. Помол хлеба на ней приносил в домовую казну около 110-150 рублей в год¹⁰.

Отдельно следует упомянуть о так называемых клировых доходах, получаемых за продажу свеч и оплату треб при богослужениях в кафедральном соборе¹¹, а также о "кружечных сборах" во время крестных ходов с соборной иконой Владимирской Богоматери¹².

Разобравшись со штатными деньгами, неокладными и клировыми доходами, обратимся к характеристике единовременных целевых выплат из государственных средств. Они производились достаточно редко и всегда были вызваны вескими основаниями.

Являясь ростовским владыкой, архиепископ Самуил одновременно занимал влиятельный пост в Московской синодальной конторе. Задумав переустройство своей ростовской резиденции, он добился для этого крупных ассигнований. "На починку в доме архиерейском ... разных каменного здания ветхостей" из государственной казны ему было предоставлено 19 тысяч рублей. Выплата денег производилась в течение 1777-1779 гг.¹³. На эти средства архиепископ Самуил осуществил новую роспись кафедрального Успенского собора и начал перестройку корпуса архиерейских келий.

Перейдем к характеристике расхода денежных средств архиерейского бюджета. Вернемся к штатному государственному окладу. Его расходование было строго регламентировано. Штатные деньги распределялись по четырем основным статьям: жалованье архиерея и лиц, служащих в архиерейском доме; столовые расходы, содержание домовых церквей и ризницы; ремонт строений архиерейской резиденции¹⁴.

Основной объем денежных средств предназначался на раздачу жалованья. Главная часть жалованных денег, разумеется, составляла долю архиерея, которому ежегодно выделялось 1200 рублей и, в дополнение к этой сумме, 400 рублей "прибавочных"¹⁵.

Светские и духовные лица, состоящие на службе в архиерейском доме, распределялись на определенные категории: 1) управители архиерейского дома и домовое духовенство; 2) духовенство и церковные служители кафедрального собора; 3) домовые служители, то есть светские лица, работавшие в архиерейской резиденции; 4) служители Ростовской духовной консистории¹⁶.

Представители домового духовенства и два светских архиерейских келейника получали 167 рубля, которые распределялись следующим образом: эконому -- 40, духовнику и казначею -- по 15, крестным иеромонахам и иеродиаконам -- по 8, келейникам -- по 13. Из этой же суммы выделялось 25 руб. на содержание нескольких светских чиновников, состоявших при казначее и "казначейские дела исправляющих"¹⁷.

Содержание штата кафедрального собора обходилось в 980 рублей. Почти половину этой суммы -- 420 рубля получали протоиерей и священнослужители, которых, в общей сложности, насчитывалось 14 человек, а 480 рублей делилось на 24 архиерейских певчих и 24 соборных причетника¹⁸.

На долю 58 домовых служителей приходилось 526 рублей по штату и 302 рубля прибавочных. Таким образом, средний размер служительского оклада равнялся 14 рублям. Самые большие оклады имели дворник петербургского подворья, архиерейские келейники, кучера и старший повар¹⁹.

На жалованье служителям Ростовской духовной консистории: шестнадцати канцелярским работникам и десятерым сторожам и приставам выделялось 510 рублей. Оклады были дифференцированы и зависели от чина служителя и занимаемой им должности. Разница была огромной -- если секретарь получал 100 рублей в год, то сторожа и пристава довольствовались шестью рублями²⁰.

Жалованье служащим архиерейского дома выплачивалось по мере поступления штатных денег, то есть дважды в год -- в январе и июле.

Следующая расходная статья штатного содержания представляла собой расходы на питание архиерея и домового духовенства -- тех людей, которые проживали архиерейском доме. Их тратили на покупку муки и круп, масла и рыбы, меда и вина, солода и хмеля, и прочих припасов. При этом "на провизию" архиерея тратилось 1000 рублей в год, а "на общий домовой расход" -- 370 рублей²¹.

Третья статья расхода -- деньги на содержание домовых церквей и архиерейской ризницы -- 404 рубля в год. Около ста рублей из этой суммы тратилось расходы при богослужении, то есть на покупку красного вина, ладана и муки для просфор, а также на дров для отопления церквей. 300 рублей расходовали на ризницу, в основном, на приобретение материала для ремонта старых церковных облачений или заказа новых²².

Четвертой расходной статьей являлись работы по поддержанию в надлежащем порядке домовых церквей и прочих зданий архиерейской резиденции в резиденции, на что ежегодно разрешалось тратить по 500 рублей. Не удивительно, что этих денег едва хватало на самые необходимые ремонтные работы, не требующие больших затрат.

Таким образом, штатный оклад архиерейского дома в основном, обеспечивал жалованье архиерея и лиц, состоявших у него на службе. На содержание архиерейской резиденции и поддержание домового хозяйства, по раскладу, утвержденному правительством, выделялась крайне незначительная сумма. Многие важные статьи расхода, связанные с поддержанием жизнедеятельности архиерейской резиденции и ее нормальным функционированием, остались неучтенными и не были обеспечены государственным финансированием. И здесь на помощь приходили неокладные доходы -- дыры в бюджете латались заработанными средствами. Поскольку использование неокладных доходов не контролировалось вышестоящими органами, расходовать их архиерейский дом мог вполне самостоятельно.

Неокладные доходы, как правило, тратились на покупку продуктов питания, оплату транспортных расходов и разнообразных хозяйственных работ. Они же служили источником "наградных денег" для поощрения отличившихся служителей²³.

Итак, главным источником финансирования Ростовского архиерейского дома после реформы 1764 г. служили выплаты из государственной казны. Годовой штатный оклад Ростовской кафедры равнялся 5800 рублям. Этих денег явно не хватало, что вынуждало архиерейский дом прибегать к изысканию дополнительных источников средств существования, при этом способы извлечения доходов были вполне традиционны -- продажа и аренда. Осуществление дорогостоящих проектов требовало дополнительных капиталовложений.

Следует отметить, что рассмотренный в данной работе бюджет, в общих чертах, был характерен для Ростовского архиерейского дома не только во время правления архиепископа Самуила, но на протяжении всего периода между реформой 1764 г. и переводом архиерейской кафедры из Ростова в Ярославль в 1786 -- 1788 гг.

1. Титов А.А. Ростовский архиепископ Самуил Миславский в своих письмах к князю А.Б. Куракину. Ярославль, б.г. С. 26.
2. Григорович Н. Обзор учреждения в России архиерейских православных кафедр и способов содержания их со времени введения штатов по духовному ведомству. СПб., 1866.
3. Титов А.А. Кремль Ростова Великого. М., 1905. С. 53-56; Он же. Ростовский архиепископ Самуил Миславский в своих письмах к князю А.Б. Куракину...; Добровольская Э.Д. Кремль Ростова Великого (по документам XVII-XVIII вв.) Историческая справка к проекту реставрации. Ярославль, 1955-1957 гг. С. 132-150. (работа не опубликована).
4. РФ ГАЯО. Ф. 341. Оп. 1. Д. 263. Л. 3 об.
5. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 5569. Л. 4-4 об.
6. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 6489. Л. 36.
7. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 6481. Л. 1-2 об.; Д. 6485. Л. 1-4 об.
8. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 6489. Л. 36
9. РФ ГАЯО. Ф. 341. Оп. 1. Д. 121. Л. 9 об.; Ф. 197. Оп. 1. Д. 6489. Л. 36.
10. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 6486. Л. 8, 9.
11. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 6491. Л. 12.
12. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 6482(а). Л. 3, 6, 9; Ф. 341. Оп. 1. Д. 121. Л. 22-22 об.
13. Добровальская Э.Д. Указ. соч. С. 132; РФ ГАЯО. Ф. 341. Оп. 1. Д. 96. Л. 1, 2 об. - 4
14. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 5568. Л. 5-7, 12. 14.
15. РФ ГАЯО. Ф. 341. Оп. 1. Д. 363. Л. 2.
16. РФ ГАЯО. Ф. 197. ОП. 1. Д. 6641-6645. Примечательно, для получения жалованья каждой из названных категорий служащих оформлялась отдельная ведомость.
17. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 6645. Л. 1-6; Д. 341. Оп. 1. Д. 263. Л. 2-2 об.
18. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 6643. Л. 1-13; Д. 6483. Л. 1 об.
19. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 6641. Л. 1-29 об.; Ф. 341. Оп. 1. Д. 236. Л. 3 об.-5.
20. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 5568. Л. 96-108; Д. 291. Л. 1-2; Ф. 197. Оп. 1. Д. 6487. Л. 1-2, 4 об.
21. РФ ГАЯО. Ф. 341. Оп. 1. Д. 363. Л. 2.
22. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 6483. Л. 2-3.
23. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 1. Д. 6491. Л. 6, 9 об., 10, 12; Ф. 341. Оп. 1. Д. 288. Л. 1-1 об.; Д. 121. Л. 17-19.

Проблема функционирования торгового капитала в XVII-XVIII вв. не может решаться всесторонне без изучения процесса накопления капиталов рядовыми купцами (а рядовой была основная масса купечества того времени) и решения вопроса преемственности этих капиталов¹.

Российские купцы, носители торгового капитала, ведут, как правило, свое происхождение и от посадских людей, и от разбогатевших ремесленников и крестьян.

Именно среда посадского населения Ростова XVII в. дала целый ряд фамилий, представители которых впоследствии стали крупными купцами и предпринимателями, владельцами заводов и фабрик. Славу "старого" ростовского купечества составили Менкины, Серебренниковы, Мальгины, Маракуевы, Кекины, Кононовы, Щаповы, Хлебниковы, Малютины, Милютины и многие другие².

Купцы Милютины -- коренные ростовсцы, к ним вполне применимо устаревшее ныне определение "старые ростовские старожилы". "Дозорные и переписные книги древнего города Ростова" называют нескольких носителей этой фамилии. Это обнищавший вследствие литовского разорения Иванка Милютин (1619), у которого "полдвора у Всех святых на Заровье"³; Григорий Милютин, имевший место в рыбном ряду (1677)4; Михайло Милютин, у которого был полок в мясном ряду⁵; Мартьян Милютин, владевший лавкой в ряду "москотилном" (1692)⁶.

В "Переписных книгах Ростова-Великого" упоминаются "старинный посадский Григорей Иванов сын Милютин"⁷, Максим Никитин сын Милютин⁸, Ивашка Семенов сын Милютин, Иван да Никита Ивановы, дети Милютины⁹, Михайла Маркелов, сын Милютин¹⁰, Любка Третьякова, жена Милютина¹¹. То, что почти все Милютины названы полными именами, говорит об их достаточно высоком имущественном статусе. Кроме "Любки Третьяковой", они имеют по 2-3 земельных участка дополнительно к основному, т.е., их занятие огородничеством в последней четверти XVII в. вполне очевидно¹². Место обитания Милютиных в Ростове -- Всесвятская десятня; в дальнейшем их приходской церковью становится храм Леонтия на Заровье.

Из-за отсутствия документальных данных не удалось определить, кто именно из Милютиных XVII в. стал основателем купеческого рода, процветавшего в веке XVIII-м.

На 1775 г. "дом" Милютиных составляли следующие семейства -- потомки Мавры Кондратьевны Милютиной, крестьянки из села поречье (девичья фамилия ее неизвестна), происходившие по линии ее сына Гаврилы¹³:
- Василий Гаврилович Милютин (род. ок. 1724-1783)¹⁴ купец 1-ой гильдии с капиталом 11000 руб.¹⁵ Жена Марфа Герасимовна (род. ок. 1722).
В одном с ним капитале взрослые сыновья с семьями:
- Васидий васильевич (род. ок. 1738), жена ирина Ивановна (род. ок. 1742), дети григорий (род. ок. 1766), Петр (род. ок. 1767), Ивано (род. ок. 1768), Настасья (род. ок. 1769), Алексей (род. ок. 1773);
- Михаил Васильевич (род. ок. 1753), жена Федора Ивановна (род. ок. 1758);
- Гаврило Васильевич (род. ок. 1755)¹⁶, жена Прасковья ивановна (род. ок. 1760);
- Вместе с ними проживает холостой брат Василия Гавриловича Андрей (род. ок. 1731), купец 1-ой гильдии, с капиталом 11000 руб.¹⁷;
- Племянники Василия Гавриловича по линии его родного брата Алексея (род. ок. 1725)¹⁸;
- Петр Алексеевич Милютин (род. ок. 1742)¹⁹, купец 2-ой гильдии с капиталом 1200 руб.;
- Жена Матрона васильевна (род. ок. 1750), дети Екатерина (род. ок. 1770), Ангелина (род. ок. 1771), Андрей (род. ок. 1773), Алексей (род. ок. 1777)²⁰;
- Андрей Алексеевич Милютин-большой (ок. 1749-1797), купец 2-ой гильдии с капиталом 1150 руб.²¹. Жена Евдокия Владимировна (род. ок. 1751)²²;
- Андрей Алексеевич Милютин-меньшой (род. ок. 1752), купец 3-й гильдии с капиталом 1000 руб.²³; мать Федора Петровна (род. ок. 1736), жена Надежда Семеновна, неотделенные братья Михаил (род. ок. 1754) и Василий (род. ок. 1759)²⁴.

Семейство Василия Гавриловича было в городе одним из самых состоятельных. Судя по капиталу 11000 рублей и количеству слуг -- 7 человек -- дом его, скорее всего, был одним из тех двух каменных домов в Ростове, что принадлежали купцам 1-й гильдии (а таковых на 1779 г. было всего два семейства -- самого Василия Гавриловича и Василия владельца суриковой фабрики)²⁵.

Каким образом и на чем Василий Гаврилович, рано осиротевший, воспитанный вместе с двумя братьями бабушкой, составил свой огромный капитал, который в 5-10 раз превышал капиталы прочих ростовских купцов -- останется, скорее всего, неразгаданной тайной. Но с большой долей вероятности можно предположить, что соляные подряды сыграли здесь немалую роль. Прямых указаний на этот род коммерции нет, но Милютины находились в родственных связях с Хлебниковыми, а и те, и Мальгины, и Емельяновы (жившие, кстати, по соседству) соляными подрядами занимались²⁶.

В 1777 г. Василий Гаврилович увеличивает свой капитал за счет наследства, полученного от умершего брата Андрея²⁷, а в 1779 г. "уходит на покой", оставаясь главой семейного дела лишь формально. Отныне все дела его ведет старший сын, сорокалетний Василий Васильевич. Последующее десятилетие -- блестящий период деятельности этого энергичного, предприимчивого, расторопного, разворотливого и изворотливого, расчетливого, удачливого дельца. Живя, в основном в Москве, в Ростове он бывал наездами. Большую же часть своей жизни проводил в поездках по стране -- как говорили тогда, "по делам коммерции". Это широкое понятие включало в себя: установление полезных связей, заведение нужных знакомств, поиск достойных партнеров, заключение выгодных контрактов, закупку партий товаров для последующей их розничной продажи и т.д. и т.п. В качестве примера можно привести торговую операцию (1778-1779) по заключению нескольких контрактов о доставке ему, В. Милютину, иностранцами Якобом Кином, Христианом Калтнером, Григориусом Иоганом, Андреасом Мильдером, Юстусом Лодом, Иоганом Фишером партии табака общим весом 14500 пудов на сумму 17150 руб. Каков был при этом доход Милютина, неизвестно, тут другой вопрос -- каким образом торговые пути привели ростовского купца в городок Екатеринштадт Орловской губернии, где этот табак тогда выращивался²⁸.

Помимо розничной торговли, В.В. Милютин стабильно занимался соляными подрядами. Позволю кратко показать "механизм" подряда: к участию в торгах на подряд приглашались те желающие, которые могли подтвердить свою состоятельность особым документом, аттестатом, который выдавался Городовым магистратом за удостоверяющими подписями членов купеческого общества. Выигрывал подряд обычно тот, кто "рядился" доставить товар за самую низкую плату. Подрядчику выдавался особый ярлык; сроки исполнения подряда так же как и объем его, строго оговаривались. Доставленная соль сдавалась "соляному" приставу назначенного города, тогда и происходил окончательный расчет с подрядчиком, который часть "провозных" денег получал в качестве предоплаты и, таким образом, имел некую свободную сумму денег. Каким образом будет осуществлена поставка, было личным делом подрядчика. Василий Васильевич Милютин, например, поступал так. Действуя где через комиссионеров (своих братьев), где через доверенных диц, он находил поставщиков, которые соглашались организовать подвоз соли за сумму, ниже той, что была оговорена в контракте подрядчика. Для примера, за доставку эльтонской рассыпной соли из Камышинских магазейнов (Саратовская губерния) в губернию Ярославскую подрядчику причиталось 26 копеек с пуда²⁹. Милютин нашел себе поставщика, который согласился доставить соль за 12 копеек с пуда. В ожидании от Милютина части провозной суммы, поставщик Клоков упустил нужное время, не смог нанять дешевой рабочей силы, нервничал из-за возможного срыва поставки... А Василий Васильевич эту поставку уже осуществил (очевидно, найдя еще более выгодное предложение). Оплачивать Клокову неустойку отказался -- тот, де, сам виноват: нечего было ждать, когда ему деньги привезут, а самому мчаться в Москву для подтверждения контракта и получения нужной суммы³⁰.

Так или иначе, ловкий подрядчик, осуществляя координацию и общее руководство, с каждого пуда доставленной соли гипотетически мог иметь до 14 копеек из 26 положенных, а поскольку поставки он имел немалые, то и доходы были соответствующие.

В 1782 г. по подряду в города Ярославской губернии В.В. Милютин поставил соли (пудов): Ростов -- 112685, Углич -- 111640, Рыбную слободу -- 30610, Борисоглеб -- 55396, Мышкин -- 12956. Итого 323287 пудов31. Подряды были делом не только выгодным, но и очень ответственным. За недопоставки утвержденного количества пудов соли и нарушение сроков поставки налагались денежные штрафы, а у подрядчика мог быт изъят ярлык. Например, в 1782 г. за недопоставку 5000 пудов соли в город Петровск Милютин должен был, в качестве штрафа, осуществить ее подвоз из Ростова за свой счет³².

Поставками соли в одну только Ярославскую губернию В.В. Милютин не ограничивался, в 1783 г. он "ставил соль" в города Тульской губернии³³. В том же 1783 г. Правительствующий сенат через Ярославское наместничество приглашал Милютина явиться в Пермское наместничество "для участия с прочими желающими в торгах на соляной промысел в сей пермской области на 4-летие"³⁴. Василий Васильевич данного предложения не принял. В это время он был занят объяснениями по вексельным претензиям армянского купца М.И. Алабова. Некто, назвавшийся ростовским купцом Василием Милютиным, выдал Алабову в Петербурге вексель на сумму 9 тысяч рублей в уплату за "тридцатовые сукна", но поскольку в Ростове в 1783 г. проживало трое купцов, носивших имя "Василий Милютин", каждый из них, естественно, отрицал собственную причастность к этому темному делу. Алабов остался ни с чем³⁵.

Через год, в связи с делом о выплате денег по переводному векселю В.В. Милютина саратовскому купцу П. Шехвастову, упоминается некая "кипа сукна по 70 рублей за локоть на сумму 750 руб. 92 коп.", но вот алабовское это сукно, или какого-то иного хозяина, сведений нет. Милютин часть суммы получил наличными, а на 150 руб. Шехвастов выдал переводной вексель, которым Милютин рассчитался с одним из своих кредиторов. Тот использовал его по тому же назначению, а когда последний владелец векселя капитан Григорий Мальцов решил получить с Шехвастова деньги, оказалось, что тот давно уже рассчитался с Милютиным "разными числами и разными вещами в уплату, а именно: "за семена Рахманова -- 30 руб., за семена Замараева -- 32 руб. 50 коп., за две картины больше 14 руб., за портрет Петра Великого 1 руб., за портрет Великого Князя с супругой 1 руб., за погребец со штофами 1 руб. 50 коп., за мальчика 100 руб., за камень, данный ему Милютину, в Саратове, а огранить в Петербурге, который поныне у него...".

В связи с вексельной претензией Милютина долго искали (в Ростове его не было), а когда в 1785 г. он объявился, то сумел оправдаться -- вексель векселем, а вещи и мальчика он взял в уплату долга Шехвастова за 2-х лошадей³⁶.

Все эти "мелкие" для Василия Васильевича Милютина дела не мешали росту его соляных поставок. Например, в 1785 г. он поставил в Рыбинск 62340 пудов (против 30956 в 1782-м); в Мышкин -- 14448 пудов (против 12956 в 1782-м)³⁷.

Еще через год Саратовская казенная палата вызывала В.В. Милютина на подряд поставки 750000 пудов соли в губернии Ярославскую, Орловскую, Рязанскую, Симбирскую, Нижегородскую³⁸, а в 1787 г. -- 560360 пудов в Симбирскую губернию и г. Ставрополь³⁹.

Данными об осуществлении этих поставок (или не осуществлении их) мы не располагаем. Вероятно, В.В. Милютин с ними справлялся, иначе в документах были бы отражены претензии со стороны соляных приставов перечисленных губерний и городов. Так или иначе, но факт остается фактом: ростовский купец 1-ой гильдии, соляной подрядчик Милютин обеспечивал 6 из 12 губерний европейской части России того времени (не считая Сибири). Размах, как видим, грандиозный.

В этот же, отмеченный бурной коммерческой деятельностью, период Василия Васильевича, как самого состоятельного гражданина Ростова, избирали на высшие городские должности: в 1782-1784 гг. он был бургомистром, а в 1785-1787 гг. -- городским головой. Находясь в постоянных отлучках по своим делам, Милютин манкировал общественными обязанностями, отговариваясь занятостью, болезнями⁴⁰, неожиданными затруднениями в плане поставок... В 1786 г. Ярославское наместническое правление даже было вынуждено вынести суровый указ: "...поставки пусть доверит приказным, а сам явится к исполнению должности"⁴¹.

Справедливости ради следует отметить, что управляться с соляными подрядами В.В. Милютину помогали не только доверенные лица, среди которых был ростовский купец Ф.Г. Шелудяков, не только мелкие поставщики, не только компаньоны -- московские купцы Никита Павлов и Лука Девятов⁴², но и братья Михаил и Гаврила. Сначала младшие исполняли обязанности комиссионеров при старшем, затем стали брать собственные подряды. В 1787 г., например, Гаврила Васильевич поставлял соль в Вологду и Великий Устюг⁴³. В отличие от Василия почти постоянно жил в Ростове. В 1784 г. построил себе каменный дом⁴⁴. В 1785 г. сменил Василия на посту бургомистра.

В главных учреждениях самоуправления Ростова сложилась тогда достаточно необычная ситуация: городской голова -- Милютин Василий Васильевич, бургомистр -- Милютин Гаврила Васильевич, гласный Думы -- Милютин Петр Алексеевич, и даже на выборную должность маклера в Государственную Коммерц-Коллегию был выдвинут опять-таки Милютин -- Андрей Алексеевич (большой)⁴⁵. Можно сказать, что власть в городе тогда принадлежала одной семье. Достаточно редкий случай. Но еще более уникален -- в российском масштабе! -- тот факт, что семья В.Г. Милютина, проживавшая в небольшом провинциальном городке, сумела удержаться в 1-ой гильдии купечестве на протяжении, по крайней мере, четверти века⁴⁶.

После смерти Василия Гавриловича в течении 5-ти лет семейный капитал был общим⁴⁷. Но к 1787 г. между членами семьи возникла конфликтная ситуация: средний брат Милютиных, Михаил, оставаясь в одном капитале с матерью и братьями, заключил очень выгодный но достаточно рискованный контракт по содержанию питейных сборов в г. Вышний Волочек Тверской губернии⁴⁸. Местные откупщики, купцы братья Анишины (так же находящиеся в общем капитале) по некоторым нам причинам рассорились и Егор вывел из участия в контракте Ивана, мотивируя свой поступок неспособностью последнего осуществлять сборы по контракту без убытков. Для успешного же ведения питейных соборов Егор Анишин пригласил к себе "в товарищи" Михаила Милютина, заключив с ним "временное обязательство". Риск и заключался в том, что оттесненный от участия в сборах Иван вряд ли мог принять данные обстоятельства как "статус кво". Более того, не было никакой гарантии, что он не попытается "вернуться в дело" всеми возможными способами и средствами. Михаилу было обещано участие в двух контрактах -- на 1783-1787 гг. и 1787-1791 гг. По законам того времени, Михаил должен был подтвердить в тверской казенной палате свой имущественный статус документально. И он представил аттестат на тридцать тысяч рублей, выданный Ростовским Магистратом его брату, 1-ой гильдии купцу Василию Васильевичу Милютину, удостоверенный подписями 44-х "лучших ростовских купцов". (К слову сказать, 30 тыс. руб. в это время стоил особняк бар. Фредерикса на Английской набережной в С-Петербурге. Е.К.)⁴⁹. В этот период все братья Милютины во главе с матушкой находились в одном капитале. Тверская казенная палата аттестат рассмотрела и приняла.

Очевидно, первый контракт был исполнен в должные сроки, без нарушения условий; к сожалению, никаких документальных данных об этом нет. Все неприятности братьев Милютиных были еще впереди.

Когда в 1787 г. подошел срок заключения второго контракта и в тверскую казенную палату потребовалось представить новый аттестат на 30000 руб. семейного капитала, Гаврила Милютин официально заявил, что отказывается нести ответственность по контрактам на объявленный семейный капитал. Мало того, из капитала он выделяется и записывается во 2-ю гильдию ростовского купечества. Это уже был скандал, бросавший тень на уважаемое семейство. Чтобы снять пятно с репутации семьи (а, прежде всего со своей собственной), В.В. Милютину пришлось обратиться с Прошением к "Всепресветлейшей Державнейшей Великой Государыне Императрице Екатерине Алексеевне": разобраться в ситуации и защитить его честь⁵⁰. Было проведено следствие в экспедиции по казенным винокуренным заводам результаты которого подтвердили исправность и платежеспособность Милютина. "В разное время и из разных городов он Милютин перевел в экспедицию денежной казны через вексели 514 тысяч рублей исправно а также по контракту выставлено им с товарищами московскими купцами Лукой Девятовым и Никитой Павловым с казенных заводов на их судах водою в Санкт-Петербург вина простого в четыре года один миллион 254 тысячи 679 ведер без всякого замешательства"⁵¹.

Итак купеческая честь В. Милютина была подтверждена. Аттестат на 30000 руб. в Тверскую казенную палату был представлен рассмотрен и не принят выяснилось что в счет этих 30000 рублей ведутся контракты по поставке соли в города Петровск и Борисоглеб на 11500 руб.⁵² К тому же, в аттестате была усмотрена "перенумерация страниц", подписей "лучших купцов" было очень малое количество, и его отослали в Ростовский магистрат на экспертизу.

Магистрат удостоверять аттестат отказался "затем, что на том аттестате, как из указов видно, значится неизвестная обществу коммерция"⁵³. Так Милютины лишились второго контракта по содержанию винных откупов.

Тверская же казенная палата приняла указ: "Питейные сборы содержать Семену, Егору и Ивану Анишиным"⁵⁴. Из-за непоставок, вследствие нарушения контрактов, Милютины, очевидно, несли большие убытки. В 1788 г. Василий, Михаил и Гаврила продают А.Г. Хлебникову "крепостной их деревянный дом со всяким хоромным, дворовым и прочим строением и под ним с дворовою и сенокосною землею, с яблонями на той земле"⁵⁵.

Очевидно, всеми способами Милютины пытаются выправить положение.

В 1789 г. Василий Васильевич начинает хлопоты по увольнению своего младшего сына Алексея из ростовского купеческого общества в московское⁵⁶. В 1791 г. происходит раздел оставшегося семейного капитала Милютиных: вдова Василия Гавриловича Марфа Герасимовна вместе со страшим сыном Василием и его детьми Григорием, Петром и Иваном представляет капитал на 11000 руб. (1-я гильдия), Михаил с детьми Павлом и Александром -- 10500 руб. (1-я гильдия), Гаврила -- 6000 (2-я гильдия)⁵⁷.

То есть, внешне -- все благополучно. Пока. Но последовавшая затем полоса неудач (каких -- мы можем только догадываться), приводит Василия и Михаила к настоящему финансовому краху. В документах для составления обывательского списка за 1795 год записано: "за ними, Василием и Михаилом Васильевыми, сыновьями Милютиными, означенными бывшими купцами, а ныне посацкими, домов и земель не оказалось"⁵⁸.

Данными о дальнейшей судьбе Михаила Милютина мы не располагаем.

Гаврила дожил до 1817 г. "в полном безумии"⁵⁹. Похоронен на кладбище при церкви Леонтия на Заровье.

Василий Васильевич в 1793 г. "ударился в бега", сын его Иван был взят в рекруты⁶⁰.

В 1795 г. В.В. Милютин скончался -- не в Ростове. С его уходом из жизни завершился блестящий период купеческого "дома" Милютиных. В сущности, Василий Васильевич был ярким представителем своей эпохи, а жизнь его по времени совпала с периодом формирования, оформления купеческого сословия, первоначального накопления капитала.

В это время происходит закладка и развитие тех особых качеств и черт личности ростовского купца, за которые он впоследствии будет назван "неусыпным ростовцем"⁶¹.

Через год, в 1796 г. вдова Василия Ирина Ивановна и ее неотделенные дети Григорий и Петр объявили капитал 2005 руб. -- на 3-ю гильдию⁶². Но это уже совсем другая история.

Что же касается преемственности капиталов, то, кто знает, может быть, следы Милютинских капиталов могли бы отыскаться в Москве, поскольку с 1791 г. 16-летний Алексей выбыл из ростовского купеческого общества в московское.

1. См.: Демкин А.В. Русское купечество -- XVII-XVIII вв. Города Верхневолжья. М., 1990. С.9.
2. См.: Сазонова Е.И. Ремесло и торговля Ростовского посада по переписным книгам второй половины XVII века. // СРМ, вып.1. Ростов, 1991. С.60.
3. Титов А.А. Дозорные и переписные книги древнего города Ростова. М., 1880. С.2.
4. Там же. С.43.
5. Там же. С.56.
6. Там же. С.31.
7. Переписные книги Ростова-Великого второй половины XVII века. Спб., 1887. С.17.
8. Там же. С.17.
9. Там же. С.18.
10. Там же. С.19.
11. Там же. С.28.
12. Сазонова Е.И. Ук. Соч. С.57.
13. РФ ГАЯО. Ф.197. Оп.1 Д.189. Л.2 об.
14. РФ ГАЯО. Ф.371. Оп.2 Д.41. Л.21 об.
15. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2. Л.25.
16. РФ ГАЯО. Ф.371. Оп.1 Д.657. Лл.2, 2 об.
17. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2. Л.37.
18. РФ ГАЯО. Ф.197. Оп.1 Д.189. Л.2 об.
19. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2. Л.38.
20. РФ ГАЯО. Ф.371. Оп.1 Д.657. Лл.2 об.
21. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2. Л.38.
22. РФ ГАЯО. Ф.371. Оп.1 Д.657. Л.2 об.
23. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2. Л.38 об.
24. РФ ГАЯО. Ф.371. Оп.1 Д.657. Л. 2 об.
25. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.384. Л.7.
26. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.86. Лл.1-3.
27. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2. Л.48.
28. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.905. Лл.1-20.
29. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.1914. Лл.1-5.
30. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2648. Лл.1-13.
31. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.1062. Л.3.
32. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.1065. Лл.1-3.
33. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.1133. Лл.1-10.
34. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.1611. Лл.1-9.
35. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.1599. Лл.1-4.
36. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.1809. Лл.1-4.
37. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.1914. Лл.1-5.
38. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2052. Лл.1-10.
39. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2380. Лл.1-3.
40. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2384. Лл.1-5.
41. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2052. Лл.1-10.
42. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2407. Лл.1-3.
43. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2455. Лл.1-7.
44. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.85. Л.54.
45. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2832. Лл.1, 5, 11.
46. См.: Аксенов А.И. Очерки генеалогии уездного купечества XVIII в. М., 1993. С.8.
47. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2537. Л.1.
48. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2457. Л.1.
49. Елисеева О.И. Е.Р. Дашкова и Г.А. Потемкин (внешнеполитические аспекты придворной жизни) // Е.Р. Дашкова и ее время. Исследования и материалы. М., 1999. С.57.
50. РФ ГАЯО. Ф.1. Оп.1 Д.2457. Л.22.
51. Там же. Л.26.
52. Там же. Л.32.
53. Там же. Л.48.
54. Там же. Л.51.
55. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2630. Лл.1-3.
56. РФ ГАЯО. Ф.1. Оп.1 Д.25. Л.59.
57. РФ ГАЯО. Ф.1. Оп.1 Д.143. Лл.6, 6 об.
58. РФ ГАЯО. Ф.1. Оп.1 Д.277. Л.7.
59. РФ ГАЯО. Ф.371. Оп.2 Д.44. Л.74.
60. РФ ГАЯО. Ф.204. Оп.1 Д.2909. Л.23 об.
61. Хранилов И.И. Ростовский уезд и город Ростов Ярославской губернии. М., 1959. С.31.
62. РФ ГАЯО. Ф.1. Оп.1 Д.318. Л.19.

В литературе неоднократно еще с XIX в. указывалось на сходство архитектуры ростовского Успенского собора (1508-1512 гг.)¹ с некоторыми памятниками Ростова второй половины XVII в.² Не раз утверждалось, что их наружный облик сформировался во многом под влиянием указанного главного городского собора. Правда, имелись в виду, в основном, лишь храмы Ростовского кремля и находящаяся рядом с ним церковь Спаса на Торгу³. О влиянии собора на остальные памятники города практически ничего не говорилось, не рассматриваются они под этим углом зрения даже в объемистой диссертации В.С. Баниге, посвященной искусству ростовских строительных мастеров XVI-XVII вв., которая была защищена в 1963 г.⁴ Это и не случайно, так как Троицкий (позже Зачатьевский) собор (1686 г.) Яковлевского монастыря был тогда мало исследован, Спасо-Преображенский собор Спасского монастыря совершенно неверно датировался 1603 г. и также оставался неизученным⁵, а Петропавловский собор (1682-1684 гг.) Петровского монастыря, уничтоженный в 1930-е гг., был забыт⁶. О влиянии внутреннего оформления Успенского собора на формирование интерьеров храмов Ростова вообще не упоминалось. Исключение составляют некоторые мои работы последних лет⁷, однако и в них данная тема не разработана с необходимой полнотой. Таким образом, в настоящее время остаются непроясненными как специфика влияния Успенского собора на архитектуру Ростова, так и масштабы этого влияния.

Предварительно следует упомянуть, что этот собор уже оказал заметное влияние на формирование внутреннего и наружного облика некоторых храмов Ростово-Ярославской епархии в XVI в.⁸В данной работе рассматриваются лишь памятники второй половины XVII в., так как в Ростове каменных храмов в первой половине этого столетия не строили, а в конце его влияние собора сошло на нет (см. ниже).

Ныне можно назвать следующие здания Ростова, испытавшие на себе явное влияние указанного храма: церкви Воскресения (около 1670 г.), Спаса Нерукотворного (Спаса на Сенях) (1675 г.), Иоанна Богослова (около 1683 г.) и Григория Богослова (1680-е гг.) архиерейского двора, а также соборная звонница с церковью Входа в Иерусалим в нижнем ярусе (1680-е гг.), собор Петра и Павла (1682-1684 гг.) Петровского монастыря, Троицкий собор (1686 г.) Яковлевского монастыря, Спасо-Преображенский собор (конец 1680-х гг.) Спасского монастыря (церковь Спаса на Песках) и церковь Спаса на Торгу (около 1690 г.). Важно подчеркнуть, что все они составляют подавляющее большинство каменных храмов, построенных в Ростове при митрополите Ионе (1652-1690 гг.).

В последующем необходимо со всей возможной отчетливостью уяснить, какими именно элементами каждый из названных памятников обязан ростовскому собору. С этой целью, а также для большей краткости изложения обозначим указанные элементы собора буквами алфавита:

Интерьер:
А - крестово-купольная система перекрытия;
Б - столпы, лишенные каких-либо горизонтальных членений;
В - настенные лопатки, отвечающие столпам;
Г - повышенные подпружные арки под центральным барабаном;
Д - идея каменного иконостаса;
Е - царские врата в виде каменного перспективного портала.

Наружный облик:
Ж - расчленение фасадов карнизами на несколько ярусов;
З - лопатки, перехваченные на нескольких уровнях карнизами (иногда такие лопатки называют ступенчато сужающимися кверху, но это не совсем верно, так как сужаются они не на всех уровнях, отмеченных карнизами, а только -- на некоторых);
И - бочки-кокошники, венчающие угловые части четверика;
К - арочные окна без наличников, обведенные по углам валиком;
Л - килевидные закомары;
М - декоративные килевидные арки в тимпанах щипцовых кокошников, имитирующих закомары;
Н - карнизы в промежутках между закомарами под водометами;
О - аркатурно-колончатые фризы четверика;
П - пятиглавие;
Р - аркатурно-колончатые пояса барабанов;
С - бегунец над аркатурой барабанов;
Т - горизонтальные валиковые тяги верхов барабанов;
У - фриз из пятиугольных ниш в венчающей части апсид.

Далее после названия каждого из упомянутых памятников в скобках будут приведены буквенные обозначения элементов, унаследованных ими от ростовского Успенского собора, а затем -- некоторые пояснения и выводы.

Церковь Воскресения (около 1670 г.) Ростовского кремля (Д, Ж, З, И, К, М, Н, П, Р, С).
Церковь Спаса Нерукотворного (1675 г.) Ростовского кремля (Д, Е, Ж, З, И, К, О, У).
Церковь Иоанна Богослова (около 1683 г.) Ростовского кремля (Д, Ж, З, И, К, М, Н, О, П, Р, С, Т).
Церковь Григория Богослова (1680-е гг.) Ростовского кремля (Ж, З, И, М, Н, П, Р, Т).
Соборная звонница (1680-е гг.) (Ж, З, И, Л, Н, Т).
Собор Петра и Павла (1682-1684 гг.) Петровского монастыря (А, Б, Ж, З, П, Р, Т, У).
Троицкий собор (1686 г.) Яковлевского монастыря (А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, З, К, Н, О, П, Р, Т).
Спасо-Преображенский собор (конец 1680-х гг.) Спасского монастыря (ц. Спаса на Песках) (А, Б, В, Е, Ж, З, К, Н, О, П, Р, С, Т).
Церковь Спаса на Торгу (около 1690 г.) (Д, Ж, З, И, К, М, Н, О, П, Р, С, Т).

Казалось бы, бесстолпные интерьеры церквей Воскресения, Спаса Нерукотворного, Иоанна Богослова и Спаса на Торгу не имеют ничего общего с шестистолпным интерьером ростовского Успенского собора. Однако, как выяснилось, идея их каменных иконостасов восходит к иконостасу последнего, созданному в 1659 г. по заказу митрополита Ионы⁹. То же самое справедливо и в отношении царских врат в виде каменного перспективного портала церкви Спаса Нерукотворного, Троицкого и Спасо-Преображенского соборов¹⁰.

Может показаться, что крестово-купольный вариант перекрытия соборов Петра и Павла, Троицкого и Спасо-Преображенского применен как вполне обычная для четырехстолпного храма система сводов, а вовсе не в подражание ростовскому собору. Но в XVII в. очень многие подобные храмы получали не крестово-купольную, а палатную систему перекрытия¹¹, то есть такую, которая никак не выявляет пространственный крест¹². Таковы, например, многие храмы XVII в. в соседнем Ярославле и в Ростово-Ярославской епархии¹³. Следовательно, в ту эпоху, как мне представляется, выбор между палатной и крестово-купольной системами перекрытия храма определялся либо какой-то определенной локальной традицией, либо сознательной ориентацией на вполне конкретный образец. И, судя по всему, таким образцом для рассматриваемых храмов являлся ростовский Успенский собор.

Церковь Спаса на Торгу (около 1690 г.) является последним памятником, достаточно определенно ориентированным на указанный образец. В известных сооружениях 1690-х гг. детали, характерные для Успенского собора, присутствуют в минимальном количестве. Например, у церкви Одигитрии (1692-1693 гг.) Ростовского кремля только барабан декорирован в духе Успенского собора. Как видим, последовательная ориентация на архитектуру Успенского собора была присуща ростовскому зодчеству лишь времени митрополита Ионы (1652-1690 гг.), а при его преемнике митрополите Иоасафе (1691-1701 гг.) она свелась к минимуму. Характерно, что мастера, строившие описанные ростовские храмы, заимствовали у Успенского собора многие, но не все его детали. Ни разу не были повторены П-образные тяги четверика, напоминающие филенки; многообломный развитый цоколь; тонкие профили карнизов, выполненных из белого камня; формы порталов; полуколонны апсид; а те детали, которые у Успенского собора были изготовлены из белого камня, в постройках времени митрополита Ионы выполнялись из тесаного кирпича.

Элементы Успенского собора в отдельных зданиях присутствуют не все вместе, а выборочно и в различных комбинациях; варьировались места расположения некоторых элементов. Например, аркатурно-колончатый фриз мог располагаться либо в нижней половине фасада (Троицкий собор), либо в средней части фасада (церкви Иоанна Богослова, Спаса Нерукотворного), либо в его верхней части (Спасо-Преображенский собор, церковь Спаса на Торгу).

Почти всегда в наружном оформлении ростовских церквей детали, унаследованные от Успенского собора, располагались лишь в их верхних частях, что, видимо, определялось большей значимостью в представлении мастеров и заказчиков данных элементов по сравнению с другими архитектурными формами.

Кроме черт Успенского собора, декор рассматриваемых ростовских памятников включает в себя и детали, характерные для русской архитектуры второй половины XVII в.: богатые оконные наличники, изразцы, разнообразное кирпичное узорочье, причем все эти элементы преимущественно оформляют нижнюю часть и галереи храмов. Следовательно, ни одно из этих зданий не получило наружное оформление, восходящее лишь к одному древнему ростовскому собору¹⁴. Тем не менее, комплекс черт последнего легко узнаваем. Именно это и придает зодчеству Ростова рассматриваемой эпохи подчеркнутое единство и своеобразие. Более того, поскольку Успенский собор является выдающимся произведением архитектуры, то ориентация на него определила во многом и высокое архитектурно-художественное качество памятников зодчества Ростова указанного времени.

Все сказанное заставляет предположить, что ориентация ростовского зодчества второй половины XVII в. на Успенский собор была порождена не только художественными предпочтениями местных мастеров, но и носила характер некоей программы, продиктованной митрополитом Ионой.

1. О датировке храма см.: Мельник А.Г. Новые данные об Успенском соборе Ростова Великого // Реставрация и архитектурная археология. Новые материалы и исследования. М., 1991. С. 125-135.
2. Шляков И.А Путевые заметки о памятниках древне-русского церковного зодчества. Ярославль, 1887. С. 3; Павлинов А.М. История русской архитектуры. М., 1894. С. 199.
3. Шляков И.А. Указ. соч. С. 3; Собянин В.А. Ростов в прошлом и настоящем. Ростов-Ярославский, 1928. С. 25; Баниге В.С., Брюсова В.Г., Гнедовский Б.В., Щапов Н.Б. Ростов Ярославский. Ярославль, 1957. С. 56, 75-76, 79-80, 86; Воронин Н.Н. Археологические исследования архитектурных памятников Ростова // Материалы по изучению и реставрации памятников архитектуры Ярославской области. Древний Ростов. Ярославль, 1958. Вып. 1. С. 19; Баниге В.С. Кремль Ростова Великого XVI - XVII века. М., 1976. С. 68, 70, 82, 127-128, 133.
4. Баниге В.С. Искусство ростовских строительных мастеров. Диссертация. Л., 1963. 5 См.: Мельник А.Г. Ансамбль ростовского Спасского монастыря // Труды Ростовского музея. Ростов, 1991. С. 112-117.
5. См.: Мельник А.Г. Ансамбль ростовского Петровского монастыря // Памятники культуры. Новые открытия (далее - ПКНО). 1989. М., 1990. С. 400-401. См. также в Гос. научно-исследовательском музее архитектуры им. А.В. Щусева обмерные чертежи собора: № 1658/1-3.
6. Мельник А.Г. О храмовых интерьерах второй половины XVII в. Ростова Великого, созданных по заказу митрополита Ионы // СРМ. Ростов, 1992. Вып. III. С. 89-105; Он же. К истории иконостаса Успенского собора Ростова Великого // ПКНО. 1992. М., 1993. С. 338-343; Mel`nik A.G. Byzantine Traditions in the Interior Decoration of the Churches of Rostov the Great, Creation upon the Order of Metropolitan Iona (1652-1690) // Acts: XVIIIth International Congress of Byzantine Studies: Selected papers: Moscow, 1991. V. III: Art History, Architecture, Music. / Byzantine Studies Press, Inc. - Shepherdstown, WV, 1996. P. 447-453.
7. См.: Мельник А.Г. Первоначальный интерьер Богоявленского собора Ростовского Авраамиева монастыря // СРМ. Ростов, 1992. Вып. III. С. 77-78; Он же. К вопросу о первоначальном облике Богоявленского собора Ростовского Авраамиева монастыря // ИКРЗ. 1992. Ростов, 1993. С. 188, 197; Он же. Об истоках основных форм собора XVI в. ярославского Спасского монастыря // Новодевичий монастырь в русской культуре. Труды ГИМ. М., 1998. Вып. 99. С. 182.
8. Мельник А.Г. К истории иконостаса Успенского... С. 340-342.
9. Там же. С. 340-342.
10. Мельник А.Г. Храмовые интерьеры XVII в., созданные с ориентацией на внутреннее пространство московского Успенского собора // Филевские чтения. Тезисы конференции. М., 1997. С. 35-36.
11. См. подробнее: Мельник А.Г. Интерьер московского Успенского собора как одна из важнейших парадигм в русском храмовом зодчестве XVI в. // ИКРЗ. 1994. Ростов, Ярославль, 1995. С. 124-133.
12. Мельник А.Г. Храмовые интерьеры XVII в... С. 36.
13. В данной работе не рассматривается вопрос о влиянии церкви Вознесения (1565/66 г.) и других памятников, в частности, церквей Ростовского кремля, на зодчество Ростова XVII в.

В архиве музея "Ростовский кремль" хранится редчайший и интереснейший документ -- дневник ростовского протоиерея Андрея Тимофеевича Тихвинского, который во второй -- третьей четверти XIX в. являлся настоятелем Успенского собора¹. Первое, чем поражает этот документ -- его объем. Дневник или, по собственному выражению автора, "дневные записки", написан в лист и представляет собой три большие тома; в общей сложности, в них насчитывается около 700 листов. Он охватывает собой значительный хронологический период: начальные страницы датированы 1820 г., временем, когда протоиерей Андрей возглавил Успенский собор в Ростове, последние записи относятся к 1857 г.

Сразу же следует оговориться, что документ сохранился не полностью. По всей видимости, изначально это были отдельные тетради, которые позднее скреплялись в тома. До нас дошли три тома, но и в них имеются значительные утраты. К примеру, отсутствуют записи, относящиеся к 1830-м годам, а они могли быть особенно интересными, поскольку в это время в соборе под непосредственным наблюдением протоиерея производилось возобновление настенных росписей. Однако, несмотря на заведомую неполноту, уцелевшие страницы представляют большую ценность и содержат массу ценнейшей информации. Без всякого преувеличения "дневные записки" соборного протоиерея можно назвать энциклопедией церковной жизни Ростова середины XIX в.

Вначале несколько слов об авторе дневника. Протоиерей Андрей Тихвинский родился 18 октября 1788 г. в городе Тихвине Новгородской губернии, в семье протоиерея Тимофея Никифоровича Протопопова. Как утверждал впоследствии его собственный сын, "родовая фамилия изменена моим родителем в память о родном городе". В 1814 г., по окончании курса Петербургской духовной академии, Андрей Тихвинский служил преподавателем в Новгородской, а затем в Ярославской семинариях. В 1820 г. он был переведен в Ростов и произведен в протоиереи Успенского собора. Андрей Тихвинский оставался настоятелем ростовского собора до 1865 г. и, кроме того, долгие годы являлся присутствующим Ростовского духовного правления, деятельно участвуя в епархиальном управлении города и уезда. Он скончался 15 мая 1867 г. на 79-м году жизни и был похоронен в Богоявленском монастыре². Важно помнить, что вся жизнь протоиерея Андрея Тимофеевича Тихвинского была связана с ростовским Успенским собором, настоятелем которого он оставался сорок пять лет. Именно об этом времени и рассказывает его дневник.

В настоящей работе представлена характеристика дневника за период 1820-1825 гг. Записи в нем в это время производились с завидной регулярностью, редкие дни оказывались пропущенными. Обязательно указывалась дата, день недели, и, если день был праздничным, отмечалось его название. Объемы ежедневных записей были различными -- от нескольких слов до нескольких страниц. Замечу, что, судя по манере изложения, протоиерей имел навык к письменной работе и хороший слог. В качестве подтверждения уместно привести одну из его зарисовок, относящуюся к 9 июля 1821 г. "Около обеда небо покрыто в разных местах небольшими густыми облаками. Между ними виден был голубой свод неба. Солнце блистало и освещало облака, делая из них прекрасныя картины. От сего город в разных местах был освещен солнцем или покрыт легкими тенями. Свободному духу наблюдения сии приятны, озабоченный должностями и попечениями жизни не имеет времени на рассматривание красот природы" (Л. 50 об.)³

Сведения, содержащиеся в дневнике, в зависимости от содержания, в самом общем виде можно распределить на три условные раздела:
1. Информация частного характера, касающаяся автора дневника и его семьи.
2. Сведения, имеющие отношение к месту службы протоиерея и его должностных обязанностях, а именно -- о соборе (богослужениях, крестных ходах, благоустройстве храма и проч.), о соборянах (их отношении к делу, поведении и т.д.), о работе в Ростовском духовном правлении.
3. Информация о церковной и общественной жизни города и епархии (приезд в Ростов влиятельных светских и духовных особ, встречи с духовными лицами, прием гостей и т.д.).

Конечно, дневник есть дневник, и о чем бы в нем не говорилось, в первую очередь, он рассказывает о человеке, который его писал. В "дневных записях" ростовского протоиерея, действительно, немало личного -- размышления и впечатления, контроль за собственным поведением, оценка своих поступков и даже "наблюдения над состоянием души своей" (Л. 101 об. - 102). Так, 7 августа 1820 г., находясь в гостях, протоиерей Андрей позволил себе игру в карты, что, впрочем, вскоре заставило его раскаяться: "Какое ослепление! Какое искушение! Вот что производит лишняя чашка чая и лишняя рюмка". На следующий день он записал в дневнике: "Сильное сожаление о поступке. Твердое расположение никогда не играть! В вознаграждении сего проступка да будет епитимию воздержание от т(абака). В нынешний день его еще не нюхал" (Л. 58).

Дневник раскрывает разносторонние интересы протоиерея Андрея Тихвинского. Он много читал. Порой переносил в дневник особенно понравившиеся цитаты из книг. По роду своих должностных обязанностей, тщательно штудировал богословие и риторику (Л. 194 об. - 195). В целом же, круг его чтения был весьма широк. 7 мая 1824 г.: "После службы провел весь день дома. Читал метафизику сочинения Родиона Яковлевича Ветринскаго, товарища моего по Академии" (Л. 161 об.).

Протоиерей интересовался астрономией, физикой и химией. В его дневнике встречаются заметки об астрономических наблюдениях подобного рода: 5 октября 1721 г. "В полночь на 5-е число Луна была по календарю в 10 (градусе) Рака, но по видимости -- в созвездии Близнецов". Тут же приложен чертеж и представлена таблица фаз луны (Л. 74). Дневник, также позволяет познакомиться с результатами производимых им физических и химических опытов. Протоиерею не чужда была и география. Например, он задавался вопросом: "Далеко ли от Ростова на Север до Ледовитаго моря и какия селения лежат между сими точками?" (Л. 74 - 74 об.). Определенный интерес у него вызывала история (Л. 60.). Также, он увлекался медициной, изучал анатомию (Л. 182).

Примечательно, что страницы дневника он использовал в качестве черновиков для своих писем, речей и проповедей. Следы правки подтверждают, что он производил серьезную корректировку их текстов (Л. 190 об. - 191 об.).

Пожалуй, особенно трогательными являются упоминания о семье протоиерея. Своим родным протоиерей посвящал многие страницы "дневных записок". Большой интерес представляет описание домашних праздников. 17 октября 1721 г. "Имянины. Староста прислал двух гусей и бутылку водки, настоянной поляникою. Сергей -- гусей и двух уток дал, г-жа игуменья прислала два поддевника. Отец архимандрит -- каменную масляницу, диакон Симен -- чашку, Платон -- рюмку, Евпраксия Гавриловна -- перчатки. На водке были Протоиерей Гавриил, священник Всесвятский Алексей, Иван Иванович Яхонтов, отец Григорий, отец Дмитрий, отец Симеон, староста, Платон. На обеде -- никто. Во время закуски напало несколько в первой раз снегу, почему и говорили, что ко мне пришли летом, а от меня выходить должно зимой" (Л. 81).

Протоиерей Андрей Тихвинский нередко выезжал с визитами к настоятелям ростовских монастырей, и сам часто принимал гостей. В дневнике не только зафиксированы даты подобных встреч, но зачастую раскрыты некоторые любопытные подробности. 22 августа 1821 г. "Во время обедни были три отца архимандрита: Гавриил, назначенный архиереем в Орел, Борисоглебский Павел и Яковлевский Иннокентий. С первыми двумя обходили архиерейской дом. Все они были у меня на закуске. Потом с ними отправился я в Богоявл(енский) монастырь, где обедали у настоятеля. Оттуда отцы архимандриты Як(овлевский) и Толгской возвратились ко мне. В башне близ Воскресенской церкви сидя, слушали благовест в 2-х тысячный колокол и звон во вся. Сие можно было зделать в их удовольствие по причине большой вечерни перед отданием праздника Успения Божией Матери. Пили в башне мадеру, в доме -- чай. Отец архимандрит, будущий епископ Орловский просил к нему писать" (Л. 60).

Немало места в дневнике протоиерея отведено Успенскому собору. Здесь нашли отражение характеристика соборных богослужений, ход различных работ по благоустройству храма, контроль за приходом и расходом денежных средств, наблюдение за поведением соборян и многое другое, в той или иной мере имеющее отношение к жизни собора.

"Дневные записки" Андрея Тихвинского содержит ценный материал для изучения местных особенностей соборного богослужения. Приведу запись о посещении ростовского собора смоленским архиереем 23 августа 1821 г. "Сей день ознаменован был прибытием в собор к вечерне Смоленскаго Преосвященного Иосифа, в сопровождении отцов архимандритов Иннокентия, Нафанаила и Павла. Все сии особы предварительно были у меня. Преосвященный прикладывался к животворящему кресту, находящемуся у частиц мощей, к угодникам и архиепископу Феодору, так же к иконе Владимирской Божией Матери, о которой мною замечено было ему, что сия икона и чудесно написана, и прославлена чудотворениями. Преосвященный заметил богатство риз в иконостасе, у мощей архиепископа Феодора докладывано было, что в соборе поются по сем преосвященном панихиды, а не молебны, которые и ныне поются в Девичьем монастыре ростовском и Спасском московском. В ризнице показаны были преосвященному ризы старые крещатые, утверждаемыя преданием Леонтиевскими и другие; потиры яшмовой и серебряныя, так же ризы бархатные шитые. У раки святителя Леонтия докладывано было, что доселе не известно место, куда положены мощи святителя Леонтия Преосвященным Филаретом Никитичем пред нападением на Ростов литовцев с переяславцами и вторжения их в собор, где пленен был Филарет Никитич, народ умертвлен, рака святителя золотая изрублена на части и разделена по рукам. Вечерня была большая для праздника Петра Митрополита Московскаго -- благовест в Большой колокол и звон во все колокола. При выходе преосвященного зделан был краткой звон". (Л. 60)

В дневнике подробно изложена практика ростовских крестных ходов, в которых принимали участие соборяне. Вот как протоиереем Андреем описан крестный ход вокруг города в воскресенье, 12 июня 1821 г.: "Служил в Богоявленском монастыре с отцом игуменом Петровским и Нектарием строителем Белогостицким. Около города ходил сам. 1-я лития Богоматери была у Заставы -- первое прошение. 2) Богоматери в монастыре Богоявленском. 3) Молебен в Спасской слободе. 4) Лития в поле между собором и Варницким монастырем. 5) На дороге близ Яковлевского монастыря -- Архангелам и Ангелам. 6) В Яковлевском монастыре 5-ти святителям. 7) У соборных ворот Всем Святым. Надобно было читать молитвы о сохранении града, но требника не нашли. Впредь останавливаться можно двояким образом. 1) при выходе из города может быть образ Божией Матери обращаем лицем к граду. 1-й тому резон есть милостивое Божией Матери, защитницы града, при исходе из него воззрение на град и как бы тем самым обещание, показуемое Божиею Матерью, что паки возвратится к нему. 2-й резон, что последующие люди должны только остановиться, чтобы принести ей моление. Напротив того, надлежало бы народу обходить, ежели бы она останавливалась без обращения. Впрочем, смотреть надлежит, впереди ли больше людей или назади. 2) При входе в город без обращения останавливается к городу, должно быть обращено лицо образа Божией Матери" (Л. 46 об. - 47).

Протоиерей Андрей любил свой храм, гордился им, и заботился о нем. Регулярно в его дневнике появлялись записи под характерными заголовками "по собору надлежит сделать" или "по собору предлежат дела", а далее шел перечень конкретных работ. В частности, в отношении заключения контрактов на производство работ в соборе, настоятель руководствовался следующими принципами: "1) Призывать не одного, но многих мастеровых и договариваться об цене. 2) Не позволять старосте распоряжаться одному. Ибо может быть подозрение. 3) Поряжать при всех священниках и церковно-служителях. 4) Что касается до устройства собора -- обдумывать наперед самому" (Л. 49 об.) Подобный подход к делу, в целом, положительно характеризует протоиерея как добросовестного хозяина, внимательного и дальновидного человека.

Протоиерей регулярно вел учет неявок или опозданий к церковным службам своих подчиненных. Следует признать, что в отношении дисциплины особенно много хлопот настоятелю собора доставляли звонари. Так, 14 февраля 1820 г. он записал: "Звонарь Егор за пьянством не был на сей день на ночлеге в сторожке, не благовестил к заутрене; перед обеднею явился ... не трезв; к вечерни не благовестил и не звонил", а 15 февраля было добавлено: "Тот же звонарь, отправив звон к заутрене и обедне, к вечерни к должности не пришел. Сими упущениями произвел безпорядок и навлек безпокойство" (Л. 23 - 23 об.) На Пасхальной неделе, 8 апреля 1822 г. Андрей Тихвинский отметил: "Сторожа ходят раздавать артос и напиваются; звонари, напившись, в сей день, вечером бывают во время всенощнаго одни, и их пьяных уже некому заменить. ... Почему сторожей не отпускать до воскресенья с Артосом, а звонарям наказывать накрепко о своей должности. В наказанье звонарям велеть чистить ограду и переходы". (Л. 152)

Довольно много места в дневнике отдано записям о Ростовском духовном правлении. Следует подчеркнуть, что к присутствию в правлении Андрей Тимофеевич Тихвинский относился со всей серьезностью.

Время от времени на страницах дневника можно встретить упоминания о событиях городской и епархиальной жизни. Как правило, они связаны с посещением Ростова влиятельными особами. К примеру, 21 марта 1820 г. в дневнике отмечено: "Вчера, в воскресенье, был в соборе Господин Губернатор, которого ожидали, не выходя из церкви до 3-го часа после полудни, начиная от обедни. Он приезжал в Ростов для исповеди и приобщения" (Л. 24 об.) 10 июля 1821 г. в одном из своих писем протоиерей сообщал: "С половины июня и до сего мы ожидаем Государя Императора. Александр Михайлович Безобразов в предписаниях своих к здешнему полицмейстеру упомнил о намерении Его Имп. В. обозреть Ярославскую губернию. Известно также, что преосвященный Филарет, наш архипастырь, расположен в нынешнем месяце посетить свою епархию. В городе нашем улицы и здания приводятся в возможную благовидность, а вне города поправляются ... дороги, самым деятельнейшим образом" (Л. 51).

События, имевшие особое значение для протоиерея, описаны им с большим вниманием. Так, детально зафиксированы подробности встречи городским духовенством ярославского архиепископа Симеона, посетившего Ростов в июле 1820 г. обстоятельства его пребывания в городе (170 об. - 172). Подробнейшим образом описано путешествие протоиерея в Ярославль в последние дни марта 1824 г. для участия в похоронах архиепископа Симеона (Л. 178 - 181).

В заключение хотелось бы отметить одно немаловажное обстоятельство. Мне кажется, что, фиксируя на бумаге события, из которых складывалась его жизнь, оставляя свои впечатления или замечания, протоиерей Андрей делал это только для себя, и его записи вовсе не предназначались для чужих глаз. Благодаря этому, данный дневник приобретает особое качество, он позволяет не только узнать нечто новое и интересное из истории собора или жизни города почти двухсотлетней давности, но дает, согласитесь, редкую возможность попытаться понять и почувствовать человека, жившего тогда. Узнать, что он делал и о чем размышлял, как оценивал те или иные события, как относился к себе и окружающим, что огорчало или радовало его, что представляла собой его повседневная жизнь.

1. ГМЗРК. Архив. Р - 881. Используя материалы этого дневника сын протоиерея Андрея Тихвинского написал воспоминания о своем отце, которые были опубликованы в 1867 г. в Ярославских епархиальных ведомостях. (Воспоминание о жизни и служебной деятельности Протоиерея Ростовскаго Успенскаго собора, Андрея Тимофеевича Тихвинскаго, скончавшагося 15 Мая 1867 года // ЯЕВ, 1867. Неоф. ч. С. 197-200, 206-208, 238-240, 253-255, 268-272, 318-320, 324-326).
2. Крылов А. Именная роспись начальствующих и служебных лиц Ярославской епархии. Ярославль. 1861. С. 109; Воспоминание о жизни и служебной деятельности ... С. 323, 325-326.
3. Здесь и далее в скобках указаны страницы дневника.

Начиная со второй половины XIX в. утвердилось мнение, что колокола звонницы Успенского собора были изначально подобраны по определенному плану. При этом авторы ссылаются на отливку трех больших колоколов мастерами, приглашенными из Московского Пушечного двора¹. Но это, на наш взгляд, естественное, что говорят о спланированности подбора.

Попробуем же теперь исследовать этот вопрос более подробно. А для начала внимательнее прочитаем опись Митрополичьего дома 1691 г.: "... Колокольня каменная на ней двенадцать колоколов в том числе по весу в одном две тысячи в другом тысяча в третьем пятьсот в четвертом сто сорок в пятом сто двадцать пять в шестом восемьдесят пудов остальные без весу"². Напомним, что сейчас на звоннице 15 колоколов, а не 12. Далее, внимательно прочитав опись, приходим к выводу, что вес двух колоколов не совпадает ни с одним из имеющихся на звоннице сейчас. Это касается колоколов в 140 и 125 пудов. Если говорить о 140-пудовом колоколе, то нам ивестно, что это первоначальный вес "Толодаря". 1807 г. он переливается с добавлением веса до 158 пудов³. А в 1856 году перелит еще раз, и стал весить уже 171 пуд 5 фунтов⁴. До сегодняшнего дня вес "Толодаря" остался без изменений.

Совсем другая история у второго колокола в 125 пудов. О нем известно немного. Как упомянуто в синодиках XVII и XVIII вв. Ростовского Успенского собора: "Лета 7157 (1649) февраля в 1 день Варлаам митрополит Ростовский и Ярославский (1620-1631, д.с.) дал к соборной и Апостольской церкви Успения Пречистыя Богородицы...три колокола. Колокол весом сто давдесят пуд, а два колокола весом двадесят шесть пуд, все три колокола за шестьсот да шесть рублёв за двадцать алтын⁵. Можно заметить, некоторые расхождения в весе колокола, с разницей в 5 пуд, но думается, позднее при составлении описи могла возникнуть неточность, как нередко бывает. И наверное такая ошибка в нашем случае не столь существенна Из вышесказанного мы можем сделать вывод, что колокола "Толодарь", "Баран" и 125 пудовый находились на колокольне, предшествовавшей звонницей, а после постройки последней в 1682-90 гг. были перенесены туда. По прошествии нескольких лет 125 пудовый колокол был, по непонятным причинам снят. Точными сведениями, когда это произошло мы не располагаем.

Как уже говорилось, сейчас на звоннице 15 колоколов, но такое их количество стало после того, как в 1894 г. для исполнения "Ионофановского" звона о. Ористрахом Израилевым были повешены еще два колокола⁶. К тому времени на звоннице находились уже 13 колоколов, а опись 1692 г. сообщает нам о 12 колоколах.

Вот теперь попробуем проанализировать состав колоколов звонницы согласно описи 1691 г. Для этого нами составлена схема расположения колоколов в 1691 г. (см. приложение). Для 125-пудового колокола место есть только рядом с "Лебедем". Вот что у нас получается (перечисляю колокола по порядку размещения): "Сысой", "Полиелейный", "Лебедь", 125-пудовый, "Толодарь-I", "Баран", и 2 "Зазвонных". Итого 8 колоколов. Добавляем еще 4 "Безымянных" и количество колоколов по описи совпадает с тем, что мы предполагаем. Но, возникает вопрос, а где же тогда 4 "Красный" и "Козел"? Из-за своей величины эти колокола не могут висеть рядом с "Лебедем" и 125 пудовым колоколом. Та же ситуация и с балкой, на которой находятся "Безымянные". В пользу нашего предположения говорит и тот факт, что по орнаментике 2 "Безымянных" схожи с "Сысоем", а 2 других "Безымянных" -- с "Полиелейным". Колокола же "Красный" и "Козел" появились скорее всего после того, как со звонницы был снят, по неизвестным причинам, 125 пудовый колокол. Теперь вспомним, что вместе со 125 пудовым пожертвованы еще 2 колокола, общим "весом двадесят шесть пуд". Согласно описанию о. Аристарха Израилева 1884 г., колокол "Козел" весил около 20 пудов, и если на звоннице найдется еще и 6-ти пудовый колокол, то мы получим полное совпадение с весами пожертвованных колоколов. Но, к сожалению, ни один из безимянных не соответствует 6 (94 кг) пудам: точный вес этих колоколов 176.6, 141, 80.6, 71 кг.

На основании этого можно сделать следующий вывод. На одной балке с "Лебедем" находился только 125 пудовый колокол (ведь, как уже говорилось выше, места для другого колокола здесь не остается), 4 колокола висели на перпендикулярной балке. Позже, после снятия 125 пудового колокола, добавили еще 2 колокола. Вот тогда на звоннице и стало 13 колоколов.

Представшая нам картина позволяет усомниться в утверждении, что колокола звонницы были изначально подобраны по какому либо плану и что уже в XVII в. звонница представляла собой уже сложившийся архитектурно-музыкальный ансамбль. Скорее наоборот -- колокольный набор с соборной звонницы прошел традиционный путь, характерный для русских колоколен, когда колокола подбирались друг к другу постепенно, в течение многих лет. И как мы увидим позже, только в начале XX в. колокольный набор звонницы сформировался уже окончательно.

Как уже говорилось выше, часть колокол звонницы в процессе ее эксплуатации была заменена⁷. К этому можно добавить еще один факт, свидетельствующий, что в 90-х гг. XVIII в. на звоннице добавился еще один колокол. Он был перенесен с колокольни церкви Воскресения: "Оное колоколо перенесено на соборную колокольню старостою Никотою Хлебниковым"⁸. Может статься, что именно этот колокол и стал тем 13 по счету на звоннице. Не исключаем так же возможности, что на звоннице висят колокола, сняты некогда с Часобитной башни⁹. Ну а последняя замена колокола на звоннице произошла уже в XX в. Документ, касающийся этого вопроса, необходимо привести полностью:
"Вследствии отношения от 31 мая 1911 г. на имя Тихона Архиепископа Ярославского и относитель переливки из набора колоколов Ростовского собора седьмого по величине старинного колокола, известного под именем "Козла", Ярославская духовная консистория, во исполнение резолюции Его Высокопреосвещенства от 26 июня сего года за № 1518, имеет честь сообщить Обществу защиты и сохранения в России памятников искусств и старины следующее. По донесению Настоятеля Успенского собора, колокол "Козел" около двадцати пудов весом, без всяких надписей и обозначений, иям свое получил от чрезвычайного разногласия с другим колоколами -- нота Ля при всеобщем аккорде До: к завершению этого неприятного разногласия  -- означенный колокол дал сильные трещины и один край его даже совсем отшибло, благодаря чему этот колокол вносил до крайности неприятный диссонанс в общий аккорд колоколов. В известном описании Ростовских колоколов и звонов отца Аристарха Израилева 1884 года об этом колоколе говорится так: "Ив последнее время у этого колокола оказалась немалая вышибка края и чрез это он сделался совершенно негодным." По желанию многих лиц: с согласия и словесного разрешения члена Ростовской Археологической комиссии И.А. Шлякова, но без разрешения Ярославского Епархиального начальства, этот совершенно непригодный колокол был сдан на переливку и теперь перелитый колокол снова повешен на свое место и не только не вызывает никакой порчи строя и гармонии колоколов, но исполняет свое назначение так, как исполнял до поломки. В настоящее время, как пишет настоятель Ростовского собора протоиерей Александр Пречистенский все звоны, исполняются на Ростовской колокольне по прежнему без всяких изменений и порчи строя колоколов и никакого уничтожения гармонии древнего мотива в Ростовском звоне не произошло.

Таковые сведения доставил консистории настоятель протоиерей А. Пречистенский в рапорте 26 июня сего года за № 117-м на каковом рапорте и последовала того же 26 июня резолюция его Высокопреосвященства за № 1518 таковая "Следовало спросить надлежащее разрешение на переливку колокола. По содержанию сей бумаги ответить в Общество охраны памятников старины.
Полинное подписали
Член консистории протоиерей Н. Крылов
за секретаря (подпись неразборчива)
вр. исп. д. Столоначальника (подпись неразборчива)
верно: помощник секретаря Общества (подпись неразборчива)."¹⁰

К сказанному добавим, что вес колокола 18 пудов, отлит он на заводе "Товарищества Оловяншников и сыновья" в Ярославле. Колокол почти полностью гладкий, надпись вырезная. Но отливкой этого колокола формирование колокольного набора на свое место колокол, а разбитый "Безымянный-2" снят и передан в музей.

Теперь мы видим, что на протяжении всей истории звонницы изменили свой вес "Толодарь", "Козел" и "Безымянный-2", 125 пудовый колокол совсем убрали, вместо 12-ти, как было первоначально, на звоннице сейчас 15 колоколов. Очевидно, что и общее звучание колоколов звонницы также изменялось. Насколько эти изменения заметны, сказать трудно. Скорее всего колокола звонницы не сразу образовали тот уникальный гармоничный строй, который сейчас знаменит на весь мир.

В заключение добавим, что на этом рассказ об первоначальном звучании не закончен. Появились научные исследования, проливающие свет на эту тему. Так, что продолжение следует.

1. См., напр.: Толстой М.В. Святыни и древности Ростова Великого. М., 1866. С.44; Израилев А.А. Ростовские колокола и звоны // СПб., 1884. С.4; Тюнина М.Н. Ростовские колокола и звоны // Колокола. История и современность. М., 1985. С.138.
2. ГМЗРК. Опись Митрополичьего дома, церквей и церковной утвари г. Ростова 1691 г. Р-1083, Л.29.
3. РФ ГАЯО. Ф. 123. Оп. I. Д. 220. Л. 248; ЯЕВ.1861 Ч. неофиц. Ст.567.
4. РФ ГАЯО. Ф. 123. Оп. I. Д. 93. Л. 411.
5. Мельник А.Г. Новое о звоннице // Соборная звонница Ростова Великого. СРМ. Вып. IV. Ростов. 1993. С.6.
6. ЯЕВ. 1894. Ч. неофиц. Ст.345.
7. РФ ГАЯО. Ф 123. Сп. I. Д. 110. Л.22.
8. РФ ГАЯО. Ф 123. Сп. I. Д. 10. Л.68.
9. РФ ГАЯО. Ф 123. Сп. I. Д. 23. Л.477.
10. ГМЗРК. А-56 (1911 г.). Л.68.

"Того ж лъета, -- читаем под 1187 г. в Лаврентьевской летописи.-- Исписана бысть цркы стая Бца в градъ Ростовъ блжнымъ Лукою епспмъ"². Церковь, первая в ряду каменных соборов Ростова, расписывалась ровно четверь века спустя после постройки. Несомненно, она была бы расписана и много раньше, будь на то воля ее строителя, князя Андрея Боголюбского. Но, как замечал Н.Н. Воронин, "видимо князь Андрей не очень заботился о новом храме"³. При князе, в отличие от отца, сосредоточившем строительную деятельность в одном лишь стольном граде, само возведение каменного храма кде-либо в иных местах требовало для себя обстоятельств чрезвычайных. Ясно, что без гибели в пожаре прежней "чюдной" церкви "от древъ дубовыхъ", строительства в Ростове в ту пору бы не случилось. Согласно свидетельству Жития Леонтия Ростовского, повелением князя "бъ црквь основана мала и начаша людiе молитися князю дабы повелълъ болъ црьковъ заложити едва же оумоленъ бывъ - повелъ воли их быти"⁴. Правдивость данного рассказа была специально проверена в ходе исследований ростовского Успенского собора Архитектурно-археологической экспедицией Государственного Эрмитажа: выяснилось, что при закладке церковь имела обычный для второй половины XII в. четырех столпный план и лишь затем, действительно, расширена на одну треть к западу, так что передняя пара столпов оказалась на трассе первоначальной западной стены⁵. В дополнение к этому, характер заложения фундаментов дал основания полагать, что работавшая в Ростове артель состояла преимущественно из старых мастеров Юрия Долгорукого, тогда как большая часть новых, присланных его сыну Фридрихом Барбароссой, естественно, проолжала трудиться на берегах Клязьмы и Нерли6. Кстати, практически все возводившиеся здесь постройки вскоре расписывались. В их числе не только Златоверхая церковь во Владимире, о "подписании" которой сохранилось особое летописное известие, но и церковь и дворец в Боголюбове, церковь и арка Золотых ворот, церковь Покрова на Нерли, вероятно, церковь Георгия во Владимире, Переяславский Спасо-Преображенский собор и ряд других, недошедших до нас, зданий. Перечень, даже если он несколько преувеличен, весьма значительный⁷.

...Как часто в таких случаях и бывает, к украшению церкви росписью приступил именно новый, незадолго перед тем поставленный епископ, сменивший на кафедре полуопального грека Леона (ни года кончины, ни обстоятельств последних лет жизни которого мы не знаем). Цитированное летописное известие не исключает того, что живописные работы могли быть начаты еще в сезон 1186 г. По окончании росписи, как показали раскопки, был залит новый известковый пол⁸. Под 1189 г. летопись сообщает о преставлении епископа Луки, погребенного, однако, во Владимире, а не в Ростове. Всего тремя месяцами ранее состоялось торжественное освящение перестроенной князем Всеволодом Юрьевичем владимирской Златоверхой церкви, вследствие чего 1189 г. считается датой завершения ее вторичной росписи. Сооруженные в последующие годы соборы Рождественского и Княгинина монастырей, Дмитриевский собор и церковь Иоакимы и Анны "на воротех стое Бцы" также были расписаны⁹.

Близость обеих дат, т.е. 1187 и 1189 гг., равно как и близость Всеволода и Луки, ставленника князя, делают естественным предположение о том, что мастера-стенописцы, как прежде них каменщики, были присланы в Ростов из Владимира. До недавнего времени проверить это было невозможно. Исследование открытых еще в XIX в. древних фресок владимирского Успенского собора по настоящему начато лишь реставрацией 1970-х гг.¹⁰ Фрагменты фресок первого ростовского собора стали доступны изучению только в результате раскопок 1992-1995 гг. Археологическая коллекция, собранная в пяти интерьерных шурфах, большей частью в нартексе храма, а также в раскопке к югу от собора насчитывает до полутора тысяч фрагментов, общей площадью примерно 0,7 м², что не составляет и десятой доли процента утраченного целого¹¹. Как видим, фрагменты невелики; те, чьи размеры превышают 3 см², могут считаться крупными. Несмотря на краткий срок существования росписи (в 1204 г. церковь "падеся"), сохранность красочных слоев далека от идеальной: имеются потертости и выпады, однако куда больший ущерб связан с образованием карбонатной пленки и налипанием грубого известково-песчаного раствора от стяжек собора XIII в. В шурфе слева от входа в храм, на нижнем наполном ряду кладки западной стены XII столетия, зафиксирована in situ узкая, длиною свыше 2 м лента фрески с изображением нижней каймы завес¹².

Росписи первого ростовского собора свойственен открытый яркий колорит, широкая, от малиново-розовых до лиловых тонов, палитра, со множеством оттенков красного, зеленого, в меньшей мере, желтого и синего цветов. Краски лежат, как правило, не густым, но плотным слоем. Наложение более двух красок, не считая рисунка-- редкость. Такая, тяготеющая к чистой фреске, техника в сочетании с относительной белизной грунта придает цветам сочность и свежесть, несмотря на присутствие многих смешанных колеров. При том, что колорит почти не уступает по богатству первой в Северо-Восточной Руси росписи суздальского Мономахова собора, манера письма далека от монументальности стенописей раннего XII в., исполненных размашисто, широкой кистью, без видимой экономии красок.

Первенствующая роль в цветовом ансамбле принадлежала темно-синему рефтяному фону, фрагменты которого решительно преобладают (треть всей коллекции). На этих фрагментах даже при сильном увеличении не видно ни малейших следов покрывочного слоя голубой краски. Исключение составляют лишь дюжина, преимущественно мелких, осколков из западной подхорной части храма, слой рефти на которых, заметим, разряженнее обычного. В росписи владимирского Успенского собора голубые фоны частью сохраняются по сей день (на восточных пилонах), в росписи Дмитриевского они реконструируются благодаря анализам микрошлифов -- в обоих случаях художники пользовались лазуритом¹³. На редкость малочисленны фрагменты темно-зеленого позема, написанного традиционно зеленой, видимо, медьсодержащей краской поверх плотного слоя рефти. Последняя имеет столь сильную синеву, что кажется, будто в нее подмешано немного настоящего синего пигмента.

Разгранки композиций, не менее 4-5 см шириною, выполнялись -- как и положено, до заливки фонов-- не только темно-красно-вишневых тонов охрой, но и суриком (возможно, смесью охр) и даже если не ошибаемся суриком с добавлением киновари. Углы при оштукатуривании под роспись слегка скруглялись впрочем это явно не относится к оконным а может быть и дверным проемам. Интересно, что на одном клиновидном обломке арки такого проема лента темно-красной разгранки не переходит на внутреннюю грань, где на чистом фоне левкаса заметен того же цвета рисунок. О существовании белофонных в том числе растительных орнаментов свидетельствует целая группа фрагментов. Фрагменты геометрического декора -- с традиционным, скорее, правда, для растительных орнаментов, сочетанием темно-красной и желтой охр, зеленой в разбеле краски и сажи (не хватает только чистых белил) -- типологически напоминают известный орнамент в щелыге малого свода и северо-западном окне барабана Дмитриевского собора, состоящий из взаимно пересекающихся ромбов и кругов.

Несомненно присутствие излюбленного мотива владимиро-суздальских росписей -- стилизованных акантовых обрамлений: с коричневой, темно-красной, возможно, рефтяной прорисовкой и бледно-розовой, светло-зеленой, либо иной подцветкой дуги (круга, если это медальон). Колонки акантовых арок, по-видимому, имели ту же разделку под мрамор, что и в росписи 1189 г. На это указывает один белофонный фрагмент с коричневой сеткой линий поверх широкого желтого мазка; кажется, однако, что здесь линии проведены менее твердой рукой.

Из письма одежд, по понятной причине, уверенней всего идентифицируются фрагменты от небольших, примерно метровых, фигур -- обычного для сюжетных композиций масштаба. Основной рисунок одежд образуют частые перемежающиеся полосы теней и пробелов, 3-6 мм шириной (у фигур покрупнее, соответственно, от 1 см и более); есть и фрагменты сегментарных либо округлых белильных бликов. Темно-охристые, разбельно-розовые, светло-зеленые разных оттенков драпировки имеют коричневую разделку, серые разбельно-рефтяные -- рефтяную, синеватые (рефтяные со слабым разбелом) и темно-вишневые (с подмалевком зеленой землей) -- черную. На одном из фрагментов край ниспадающей серой одежды чуть прикрывает тепло-зеленую: первая, очевидно, гиматий, вторая -- хитон. При явном преобладании характерных именно для позднего XII в. графичных приемов, есть и образцы подлинно живописной техники, в частности, фрагмент лилово-вишневы тонов, с мягкой разбелкой и одиноким белильным бликом. Сопоставление расцветки одежд росписей 1187 и 1189 гг., с их, казалось бы, одинаковым предпочтением нежных и холодноватых полутонов, почти не дает буквальных тональных совпадений. Очевидна также большая сдержанность в использовании чистых белил в росписи 1187 г. С цветовой гаммой одежд дмитриевских фресок сходства еще меньше.

Ярко-золотистые нимбы имеют обыкновенную двойную обводку, коричневую и белильную. Личное письмо выдержано в мягкой, неконтрастной манере, причем примерно на равных встречаются как санкирный, так и бессанкирный приемы моделировки¹⁴. В первом случае лики не имеют общего с нимбами подмалевка, контуры и теневые места прописаны красной краской (возможно, киноварью, как в стенописи Дмитриевского собора)¹⁵, белильные высветления полупрозрачны, во втором -- заметны оливково-зеленые притенения, рисунок, вероятно, темно-красный. И тоном, и тонкостью слоя тепло-зеленый санкирь и нежная желтая охра чрезвычайно близки к личному письму дмитриевских фресок. (У наилучшей по сохранности фигуры из росписи 1189 г., пророка Аввакума, карнация более плотная и темная, так что санкирь, в отличие от наших и дмитриевских фресок, практически не просвечивает). Увы, ни одного по-настоящему выразительного образца личного в коллекции нет.

От раскрашенных фасадных деталей имеется два-три криволинейных каменных обломка. Прежде всего, полусферический фрагмент -- вероятно, "рогатой" базы портальной (?) колонки -- с росписью, по тончайшему известковому грунту, рефтью, с белилами и желтой охрой наподобие прожилок. А также пара найденных вместе обломков, расцвеченных тепло-зеленой краской (геометрический мотив) и суриком прямо по камню (последний фрагмент, правда, может относится и к интерьерной росписи).

Несколько наблюдений по технологии живописи.

Предварительный рисунок делался желтой и серой (жиденько разведенной черной) краской -- так же, как и в росписях обоих владимирских соборов, причем тончайший серый рисунок встречен только в роли контура участков темно-красного либо коричневого цвета на чистом фоне левкаса. Как всегда во фресках Северо-Востока середины XII -- первой трети XIII в., множество деталей рисунка графлено. Графья разной фактуры. Широкая мягкая -- нимбов, оси геометрического орнамента, иных, надо полагать, важных черт; более узкая -- внутри нимба, по абрису головы, в других случаях нередко в две борозды. Тонкая глубокая, прорезанная острым металлическим лезвием, подобная графья господствует в росписи Дмитриевского собора. Легкая, еле заметная прографка одежд, второстепенных линий орнамента и проч., иногда ее бороздки аккуратно выцвечены особым колером: красным, красно-розовым, черным. Наконец, широкая поверхностная графья, зачем-то проведенная по коричневато-охристому красочному слою. Линии графьи, имеющиеся на однотонных фрагментах, говорят о вспомогательных, либо неиспользованных построениях. Окончательный рисунок, как сказано выше, выполнялся коричневой и красной краской, сажей и рефтью.

Фресковая штукатурка твердая и мелкопористая по структуре, с гладко затертой, но неизменно матовой поверхностью. Назвать ее двухслойной было бы неверно, ибо выравнивающая известково-песчаная обмазка стен присутствует минимально, более того, нет полной уверенности, что она современна росписи. На тыльной стороне многих толстослойных кусков имеются выступы, напоминающие затеки раствора в пустоты кладочных швов. У тонких, более ровных и плотных с испода, часто заметен слабый рельеф, соответствующий фактуре камня, тесаного узким телом. Не удивительно, что толщина левкаса колеблется от 1 до 60 мм, преимущественно в пределах 4-5 и 10-15 мм. Фрагментов дневных штукатурных швов не обнаружено.

В отличие от толщины, рецептура левкаса типична для белокаменных храмов XII в., включая владимирские Успенский и Дмитриевский¹⁶. В известь слегка сероватого оттенка, с мелкими не растертыми комками, густо замешаны крошка белого камня и мелко иссеченные волокна льна (?) (волокна, за редким исключением, истлели, кроме камня попадаются и крохи коричневатой рыхлой известняковой породы). Другой "добавкой" служат оставшиеся в извести после обжига и отнюдь не прибавляющие левкасу прочности бесчисленные кусочки угля и угольная пыли. К естественным примесям относятся редкие серые и красные глинистые частицы и малое количество мелкозернистого песка.

В целом, и колористические и технологические особенности погибшей стенописи 1187 г. указывают на близкое родство с современными ей росписями Владимира и не противоречат предположению о работе в Ростове мастеров князя Всеволода (владимирскими их можно назвать лишь условно). Тем не менее для точного суждения об авторстве необходимы данные комплексных лабораторных исследований: по владимирским фрескам таковые во многом имеются, хотя и опубликованы довольно скупо.

Рассмотрение коллекции фресок 1187 г. будет неполным, если не включить в него рисунок-граффити, найденный в шурфе у северного переднего столпа, в средней нефе¹⁷. На редком фрагменте ярко-голубого, по рефти фона (43х44х18 мм) -- верхняя часть фигуры немолодого бородатого мужчины. Обрывающийся задолго до края контур его правого плеча заставляет думать, что изображение было лишь погрудным. Верх головы, вместе с глазами утрачен. Острые и широкие (до 1,5 мм) линии прочерчены по совершенно сухой штукатурке. Рисунок выполнен уверенной взрослой рукой, хотя едва ли рукой художника-иконописца, и, судя по фону фрагмента -- достаточно высоко от пола. Нимб отсутствует, однако совсем не обязательно видеть здесь "портрет" или "автопортрет" какого-либо конкретного лица, жителя Ростова конца XII в. Покрой одежды трудно назвать исконно русским, ибо он, скорее, носит общеевропейский характер: рубаха с прямым вырезом и широкой по вороту оторочкой¹⁸. Таковы же, к примеру, одеяния "скоморохов" и охотников на фресках южной лестничной башни Софии Киевской, музыкантов одной из итальянских миниатюр XI столетия, многих персонажей бронзовых романских врат Софии Новгородской и южных "золотых" врат суздальского собора, включая праотца Адама и халдеев.

Ни уровень исполнения, ни его "стиль" существенно не выделяют рисунок в сравнении с подобными ему, не вовсе примитивными, граффити из храмов Киева, Новгорода, Старой Ладоги, Витебска или монохромными набросками кистью в лестничной башне собора новгородского Антоньева монастыря. С известным "портретом мастера Петра" есть даже некое физиогномическое сходство: прямые длинные прядки волос, куцая, клинышком бородка, обозначенные чуть округлыми штришками скулы и впадины глаз¹⁹. Допуская, что рисунок мог появиться и после обрушения собора в 1204 г., до разборки руин около 1212 г., следует все же согласиться, что датировка его необычно узка.

1. По теме исследования опубликована статья: Васильев Б.Г. Фрески церкви Успения Богородицы в Ростове (по материалам раскопок). // ИКРЗ. С.89-95.
2. ПСРЛ. М., 1962. T.I. Стлб.406.
3. Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII-XV веков. Т.I. М., 1961. С.187, а также 119.
4. Житие св. Леонтия, епископа Ростовскаго. С предисловием А.А. Титова. М., 1893. С.7; Воронин Н.Н.. Указ. Соч. С.187.
5. Иоаннисян О.М., Зыков П.Л., Торшин Е.Н. Исследования Успенского собора в Ростове Великом // АО 1995. М., 1996. С.143-144.
6. Иоаннисян О.М., Зыков П.Л., Леонтьев А.Е. Торшин Е.Н. Архитектурно-археологические исследования памятников древнерусского зодчества в Ростове Великом // СРМ. Вып.6. Ростов, 1994. С.214.
7. Очевидно, при Боголюбском, хотя и без его участия, расписана также церковь Бориса и Глеба в Кидекше.
8. Леонтьев А.Е. Иоаннисян О.М., Торшин Е.Н., Зыков П.Л. Отчет об исследованиях памятников древнерусского зодчества в Ростове Великом. М.-Спб, 1994. Т.П. Л.30-31.
9. Воронин Н.Н. Указ. Соч. С.389, 445, 457. Два фрагмента фресок собора Княгинина монастыря из раскопок Н.Н. Воронина хранятся в фондах Владимиро-Суздальского музея заповедника, фрагменты стенной живописи надвратной церкви пока не идентифицированы. Остатки фресок с изображением нижней каймы завес обнаружены в ходе раскопок 1998 г. на кладке северо-западного угла северной галереи собора Рождественского монастыря.
10. Балыгина Л.П., Некрасов А.П., Скворцов А.И. Вновь открытые и малоизвестные фрагменты живописи XII в. в Успенском соборе во Владимире // Древнерусское искусство: Монументальная живопись XI-XVII вв. М., 1980. С.31-71; В.В. Филатов. Росписи притворов владимирского Успенского собора // Древнерусское искусство: Художественная культура X - первой половины XIII в., М., 1988. С.156-164.
Для сравнения: площадь живописи 1843 г. в гораздо меньшем по объему Дмитриевском соборе оценивалась более чем в 1607 м2. См.: Сычев Н.П. К истории росписи Дмитриевского собора во Владимире // Памятники культуры: Исследование и реставрация. Вып I. М., 1959. С.145.
11. Леонтьев А.Е. Иоаннисян О.М., Торшин Е.Н., Зыков П.Л. Указ соч. T.II. Л.21; T.III. Табл. 6; T.IV. Ил.82, 83. Опубликованная Н.Н. Ворониным (Указ. Соч. С.188-191) в качестве образца первоначальной росписи орнаментальная фреска из аркосолия святого Леонтия, в действительности, как и сам аркосолий, принадлежит XIII в. См.: Иоаннисян О.М., Зыков П.Л., Леонтьев А.Е., Торшин Е.Н. Указ. Соч. С.204. Фрески первого и второго ростовских соборов хорошо различаются и по грунту, и по колерам.
12. Балыгина Л.П., Некрасов А.П., Скворцов А.И. Указ. Соч. С.71; Балыгина Л.П. Цейтлина М.М., Некрасов А.И. Исследование и реставрация настенной живописи XII в. в Дмитриевском соборе // Дмитриевский собор во Владимире. К 800-летию создания. М., 1997. С.125.
13. Василье Б.Г. Указ. Соч. С.92-93.
14. Филатов В.В. Художественно-технологические особенности росписи Дмитриевского собора во Владимире // Древнерусское искусство: Художественная культура домонгольской Руси. М., 1972. С.151, 153, 158.
15. Там же. С.144; Балыгина Л.П., Некрасов А.П., Скворцов А.И. Указ.соч. С.70-71; Цейтлина М.М., Балыгина Л.П., Некрасов Л.П. Исследование фрагментов стенной живописи церкви Покрова на Нерли // Консервация и реставрация недвижимых памятников истории и культуры. Обзорная информация. Вып.4. М., 1989. С.15, 17.
16. Иоаннисян О.М., Зыков П.Л., Торшин Е.Н. Указ. Соч. Ил. На с.144.
17. Правее выреза -- еще два-три параллельных волнистых штриха, видимо, обозначение складок.
18. Каргер М.К. Новгород Великий. Л.-М, 1961. Ил. На С.235.

В литературе не раз встречались упоминания об иконе Богоматери Одигитрии, украшенной басменным серебряным окладом, из ризницы Троице-Сергиевой лавры, впервые описанной Ю.А. Олсуфьевым в 1920 г.¹ Позже произведение привлекло внимание благодаря частично сохранившейся на желто-зеленой подкладке вдоль правого края двустрочной надписи полууставом: "ПРИВЕЗЛИ ОБРАЗ КНЯГИНИ... НЕОНИЛ... ДРЕЕ... НДРОВЕ РОСТОВСКОГО"². Икона раскрыта В.О. Кириковым в 1967 г. в Государственной Третьяковской галерее, в связи с экспонированием ее на выставке, в каталоге которой она отнесена к XV в.³ Эта датировка сохранена Т.В. Николаевой, без каких либо уточнений, в составленном ею каталоге исторически сложившейся лаврской коллекции икон, где приведено обстоятельное описание самого образа и украшающего его металлического оклада; при этом цитированная надпись прочитана несколько иначе (первое слово как ПРИВЕЗЕН, остаток отчества князя уже не обнаружен)⁴.

Фрагментарно сохранившееся имя князя, казалось бы, лучше всего идентифицируется с Андреем Александровичем Ростовским, княжившим на Борисоглебской стороне Ростова и известным благодаря упоминаниям в надписях на монетах, чеканенных в 1404-1415 гг.⁵ Между тем, характер живописи этой иконы трудно соотнести с известными памятниками этого периода. Не принадлежит ли она совершенно иному времени и не связана ли она с иным князем с тем же именем?

Икона (размером 25,5х18,0 см) выполнена на липовой доске, с ковчегом, без шпонок. Поясное изображение Богоматери, держащей младенца в левой руке, удлиненных пропорций. На полях приписные фигуры св. Иоанна Златоуста (облаченного в саккос) и преп. Сергия Радонежского, выполненные в той же манере, и, следовательно, одновременно с образом Богоматери. Изысканный рисунок этого изображения не оставляет никакого сомнения в том, что иконописец воспроизводил элитарный образец, генетически восходивший к константинопольскому прототипу. Речь может идти о знаменитой византийской иконе столичного монастыря Одигон, процессия с которой запечетлена в ряде средневековых стенописей⁶. Один из ее списков, находившийся в Благовещенском соборе Московского Кремля и датируемый вместе с украшающим образ серебряным окладом первой третью XIV в.⁷, однако, обнаруживает заметные отличия в рисунке, сохраняющиеся и в продукции греческих мастеров первой четверти XV в., о чем позволяет судить икона из собрания П.И. Севастьянова, хранящаяся теперь в Третьяковской галерее⁸. И в других случаях рафинировать письма сочетается с пластической моделировкой форм и свободной позой младенца. Но уже в отмеченный период, в конце XIV -- начале XV в., встречаются примеры и деформации столичного образца, причем в иконах кисти греческих мастеров⁹. Не исключено, что на одну из них была ориентирована московская переработка последней четвертиXV в., во многом близкая иконе из церкви Успения на Апухтинке в Москве, византийское происхождение которой отнюдь не бесспорное.

В последней четверти XV в. а Москве, скорее всего в мастерской Дионисия, был выработан яркий иконографический вариант изображения Богоматери Одигитрии, основанный на художественной интерпретации константинопольского образца. Появились удлиненные фигуры Богоматери и младенца, маленькие головы, удлиненный овал лица, изящные благородные руки, впечатление торжественности, чему способствовал и изысканный колорит, построенный на сочетании золота, вишневого, оливкового и золотисто-охряного тонов; ассист; покрывающий одежды младенца, приобрел характер легкого кружевного узора, местами лишь усиленного графической контурной линией, обозначающий края и самые широкие складки. Не исключено, что толчком тому послужило выполненное Дионисием восстановление византийской иконы, пострадавшей в пожаре 1482 г., о чем в Софийской второй летописи есть следующее известие: "В лето 6990 сгоре икона Одигитрие на Москве во церкви каменой святаго Възнесения, чюдная святая Богородица гречьского писма, в ту меру сделана, якоже в Царьграде чюдная, еже исходит во вторник да в среду на море; толико образ той сгоре да кузнь, а доска ся остала; и написа Денисей иконник на той же дъске в той же образ"¹⁰. Размеры и пропорции этой доски (135,0х111,0 см), а также стремление максимально приблизить живопись к уничтоженной пожаром обусловили широкую фигуру, столь непривычную для произведений Дионисия. С учетом этого опыта можно утверждать, что кисти этого же прославленного мастера принадлежит и значительно лучше сохранившаяся живопись украшенной великолепным византийским окладом конца XIII -- начала XIX в. иконы из Троице-Сергиевой лавры, вероятно заменившая уничтоженную тем же пожаром греческую. В обоих случаях налицо признаки индивидуальной манеры письма, сближающей с ними и иную икону Богоматери Одигитрии из той же лавры, в басменном серебряном окладе, с изображениями Троицы и преподобных на полях. Состав представленных здесь русских святых (Ефимий Суздальский, Димитрий Прилуцкий, Кирилл Белозерский, Павел Обнорский, Сергий Радонежский в паре с Ефимием Великим) дает основание датировать выполнение не ранее, чем 1480-ми гг.¹¹ В эту же группу входит почти ничем не уступающая по мастерству трем названным икона Богоматери Одигитрии из села Гуменец, ныне хранящаяся в Ростове¹².

Целью данного краткого экскурса, суммирующего более ранние наблюдения, было обозначить круг наиболее элитарных образцов, на которые ориентированы иные, относящиеся к рубежу XV-XVI вв.¹³ Думается, что именно к их числу принадлежит и рассматриваемая здесь икона, пока датированная в широких хронологических границах XV в.

Икона Богоматери Одигитрии, дошедшая с именем ростовской княгини Неонилы, в художественном отношении производит как бы двойственное впечатление: с одной стороны неоспоримо воздействие византийской модели, а с другой -- слишком явные результаты самой радикальной ее адаптации. Так, фигура младенца Христа, какой она изображена здесь, почти идентична выполненной Дионисием и соответствует прориси, снятой с греческого образца. Изображение Богоматери, напротив, непривычно узкоплечее, и поэтому кажущееся большеголовым при пропорциях немногим отличающихся от прослеживаемых в перечисленных произведениях конца XV в. Особо надо отметить и более поднятое положение благославляющей и держащей свиток рук младенца по сравнению с указанными примерами, равно как и обильно орнаментированный золотом край мафория Богоматери, оставляющего открытым ворот хитона темно зеленого цвета. Описывая икону, Т.В. Николаева отмечала: "Лик Богоматери несколько широкоскулый, с коротким прямым носом, большими глазами, плотно сжатыми губами. Христос кудрявый, с высоким лбом. Вохрение красновато-коричневое. На ликах нет теней, которые обычно достигаются более темным цветом санкиря. Черты лица Богоматери обозначены коричневой линией, губы слегка подцвечены киноварью"¹⁴. Характеризуемая манера в значительной мере соответствует отличающей "келейную" икону преп. Сергия, с поясным изображением св. Николы: "Его строгое, темное лицо с твердой линией рта, с большими, широко расставленными глазами, тонким носом и высоким лбом очень выразительно и индивидуально"¹⁵. Это произведение, традиционно датируемое XIV в., наметилась тенденция сближать с иконами ярославского происхождения, иногда относимых к рубежу XV-XVI вв.¹⁶ Имеется ввиду прежде всего икона Ильи Пророка в пустыне, черты лица которого обозначены черными линиями.17 Отмеченный графический элемент если и не столь откровенно, то все же различим и в фигурах святителя и преподобного на полях описываемой иконы из дома ростовского князя, перешедшей затем в Троице-Сергиев монастырь.

Икону украшает серебряный басменный оклад, с орнаментом фона имитирующим скань с мотивом растительных волют, как и золоченные венцы с тремя кастами для камней (сохранился один), и покрывающими поля широкими пластинами с повторяющимся листом папоротника в обрамлении тонкого изогнутого стебля. Соединение этих пластин обрамления выдает дефицит материала, заставляющий пренебрегать требованиями эстетики. Общий характер онаментики отчасти напоминает басменные оклады новгородской работы на иконах XVI в.¹⁸ Но в то же время по сравнению с ними она выдается явным архаизмом. Басма оклада, как и живопись иконы, отмечена проявлениями провинциализма, при вполне профессиональном исполнении и использовании элитарного образца. К этим общим наблюдениям надо добавить характеристику Ю.А. Олсуфьева : "Оклад хорошей средневековой басмы; венчики выпуклые, басменные; в них один камень и два места пустых"¹⁹. К сожалению, она не проясняет вопрос о месте и времени выполнения произведения. Вряд ли можно с уверенностью сказать, с какого именно оригинала изготовлен этот список. По замечанию того же Ю.А. Олсуфьева: "Строгие параболы контура, тонкие черты лика Богоматери, широкие разрезы ее глаз; вохрение светлое с оттенком краснины и с легким просвечиванием зеленого санкира; довольно плотная и густая накладка красок; мафорий окаймлен обшивкой с золотым орнаментом (крины и дужки)"²⁰.

Ю.А. Олсуфьев полагал, что упомянутый князь Андрей Александрович, муж княгини Неонилы, мог быть скорее всего Буйносовым-Ростовским, умершим бездетным (из XX колена от Рюрика). Его старший брат являлся воеводой при великом князе Иване III (1462-1505). Был еще князь Андрей Александрович Хохолков-Ростовский (из XXI колена от Рюрика), сын князя Александра Андреевича, скончавшегося в 1530 г.²¹ Датировать икону XVI в. практически невозможно.

Это все, что можно сказать об иконе, некогда принадлежавшей одному из ростовских князей, предположительно Андрею Александровичу Буйносову-Ростовскому, на гробе которого привезена в Троице-Сергиев монастырь, где сохранилась до наших дней.

Иллюстрации:

1. Богоматерь Одигитрия. Вклад княгини Неонилы Ростовской. Около 1500 г.Посмотреть...
2. Богоматерь Одигитрия. Вклад княгини Анны Микулинской. XV в.Посмотреть...
3. Св. Никола. По преданию, келейная икона преп. Сергия Радонежского. Около 1500 г.Посмотреть...

1. Олсуфьев Ю.А. Опись икон Троице-Сергиевой лавры до XVIII века и наиболее типичных XVIII и XIX веков. Сергиев, 1920. с.107. №72/22.
2. Курбатова А.М. Надписи на произведениях иконописи XIV-XVII веков// Сообщения Загорского музея. Вып. II. Загорск, 1958. с.80. №VI.
3. Ростово-суздальская школа живописи. М., 1967. с.97. №61
4. Николева Т.В. Древнерусская живопись Загорского музея. М., 1977. с.84. №111
5. Орешников А. Русские монеты до 1547 года. М., 1896. с.166-170; Федоров-Давыдов Г.А. Об изображениях на некоторых ростовских монетах конца XIV - начала XV в.// Древняя Русь и славяне. М., 1978. с.420-424.
6. Grabar A. L"Hodigitria et L"Eleousa // Зборник за ликовне уметности. Кнь. 10. Нови Сад, 1974. Р. 3-14; он же. Une source d"inspiration de l"iconographie Byzantine tardive: Les ceremonies du culte de la Vierge // Cahiers archeologiques. T. XXV. Paris, 1976. P. 143-147; Achimastou-Potamianou M. The Byzantine Wall Paintings of Vlacherna Monastery (Area of Arta) // Actes du Xve Congres international d"etudes Byzantines. Athenes - Septembre 1976. t. II. Athenes, 1981. P.4-14.
7. Византия, Балканы, Русь: иконы конца XIII -- первой половины XV века/ Каталог выставки. М., 1991. с.214-215. №20
8. Там же. С.254-255. №95.
9. Там же. С.230, 242, 252. №50, 72, 89.
10. ПРСЛ. Т. У1. Спб., 1853. с.234.
11. Пуцко В. Икона Богоматери Одигитрии из церкви села Гуменец// Revue roumaine d"histoire de l"art: serie beaux arts. T. XII. Bucarest, 1975. c.43-46. Рис. 2,3
12. Там же. С.41-43, 46-48. Рис. 1; Мельник А.Г. К истории комплекса художественных памятников, поступивших в Ростовский музей из церкви села Гуменца// ИКРЗ. 1996. Ростов, 1997. с.61.
13. Николаева Т.В. Древнерусская живопись Загорского музея. С.86-87, 96-97. №№115,116,133; Щенникова Л.А. Смоленские иконы Благовещенского собора Московского Кремля и их списки XV века// ИКРЗ. 1996. с.4954; Гусева Э.К. Московские и смоленские иконы "Богоматери Одигитрии" и сложение общерусской иконографии "Одигитрии Смоленской" в XV - начале XVI века// Русская художественная культура XV-XVI веков. М., 1998. с.92-117.
14. Николаева Т.В. Древнерусская живопись Загорского музея. С.84.
15. Белоброва О.А. Живопись XIV века// Троице-Сергиева давра: художественные памятники. М., 1968. с.73.
16. Кочетков И.А. Икона Николы, известная как келейная преподобного Сергия// ИКРЗ. 1993. Ростов, 1994. с.56-59.
17. Масленицын С.И. Ярославская иконопись. М., 1973. с.21. Табл.20.
18. См.: Постникова-Лосева М.М. Серебряное дело в Новгороде XVI и XVII веков// Древнерусское искусство: Художественная культура Новгорода. М., 1968. с.316-317.
19. Олсуфьев Ю.А. Опись икон Троице-Сергиевой лавры... с.107.
20. Там же.
21. Там же. С.238. См. также: Лобанов-Ростовский А.Б. Русская родословная книга. Т. II. Спб., 1895. с.173 (№6), 185 (№13).

В XVII в. древний Переславль-Залесский все еще принадлежал к числу крупных русских городов. Известный путешественник Адам Олеарий помещал его с свой список значительных городских центров Московии между Ростовом и Ярославлем¹. Но былую политическую роль Переславль к тому времени уже окончательно утратил и был знаменит преимущественно своими монастырями и хранящимися в них святынями и историческими реликвиями. Святые места города привлекали к нему внимание известных людей, включая членов царствующей династии. В здешних монастырях велось интенсивное храмовое строительство. А над украшением местных храмов трудились десятки художников и мастеров ювелирного искусства из разных городов России. До нашего времени дошла значительная часть культурного наследия той эпохи (памятники архитектуры, иконы, лицевое шитье, ювелирные изделия). Кроме того, данные о работавших здесь мастерах и создававшихся произведениях искусства содержатся в документах этого времени, надписях на иконах и других художественных предметах. Тем не менее, именно XVII столетие в истории культуры Переславля изучено хуже всего, и еще совсем недавно даже в музейной экспозиции этот период был представлен очень слабо².

В рамках данной небольшой статьи автор попробует представить некоторые новые сведения об иконописцах Переславля-Залесского XVII столетия, опираясь на собственные исследования различных письменных источников.

Иконописание в Переславле имело давние традиции. Переславских икон ранее XV в., не сохранилось, но даже дошедшие до нас произведения XV-XVI столетий свидетельствуют о наличие особой местной манеры, отличной от ростовской или московской. В начале XVII в., в Смутное время, Переславль пережил страшные несчастья (большая часть города и его населения погибли)³, но каким-то образом сумел сохранить не только свои святыни, но и художественную преемственность в иконописании.

Сколько иконописцев жило в городе в XVII столетии, неизвестно. По подсчетам И.А. Кочеткова, основанным на данных архива Оружейной палаты, в 1660 г. их было 10,а за весь век упоминалось всего 26 имен⁴. Это, в основном, те художники, которые выполняли работы в Московском Кремле и подмосковных царских резиденциях или были переведены в Оружейную палату⁵. Думается, приведенные цифры не совсем точны, так как в XVII в. далеко не все городовые и монастырские изографы проходили освидетельствование в Москве или вызывались в столицу для исполнения государственных заказов и оказывались упомянутыми в официальных документах. И список имен со временем может быть дополнен по мере обнаружения новых источников.

В собрании Переславского музея хранится несколько икон XVII в., авторы которых -- местные художники обладали достаточно высоким уровнем мастерства. Надписи на некоторых из них содержат информацию об иконописцах. Так, на нижнем поле великолепной большой иконы "Николай Чудотворец", выполненной в стиле московского барокко с использованием богатого тиснения по левкасу и обильной позолотой, хорошо просчитывается текст следующего содержания: "Лета 7191 (1682) сентября в 28 день писал сей образ Переславля Залесского Горецкого монастыря иконописец Григорий Андреев да того же Переславля Залесского иконописец Григорий Никитин сын Попов"⁶. "Николай Чудотворец" поступил в музей из Крестовоздвиженской церкви Переславля. Можно предположить, что названная икона была совместной работой монастырского (трудившегося в иконописной мастерской Успенского Горицкого монастыря Переславля) и городового иконописцев, выполненная по чьему-то частному заказу для этого храма.

Надписи на иконах позволили также выявить и одного из иконописцев переславского Троицкого Данилова монастыря. Две из трех икон, находившихся ранее в Преображенской церкви принадлежавшего Данилову монастырю села Усолье Переславского уезда, подписаны художником Михаилом Бахлычевым.

Особенно информативна надпись на "Благовещении": "1741 году месяца марта в 20 день написал сей образ в Переславский уезд в вотчину живоначальные Троицы Данилова монастыря в село Оусолье при архимандрите Варлааме и при священике Владимире Иоаннове а писал того же Данилова монастыря иконных дел мастер Михайло Бахлычев"⁷. В Переписной книге Переславль-Залесского уезда XVII в. автору статьи удалось отыскать довольно подробные биографические сведения о Михаиле Бахлычеве или Бухлычеве (второй вариант той же фамилии) и его семье⁸. Михайло Никитин Бахлычев (около 1671-после 1741) родился в Переславле-Залесском в семье наемных работников Данилова монастыря, посадских людей Никиты Васильева и Домны Ильиной Бахлычевых (Бухлычквых). Жил в родительском доме в подмонастырской слободке. Был женат на Феодоре Андреевой, имел сыновей Матвея и Алексея.

Никаких других работ Бахлычева кроме усольских икон пока обнаружить не удалось. Сохранившиеся произведения художника "Сергий Радонежский и Даниил Переславский" (1708), "Борис и Глеб" (первая четверть XVII (?) в.) и "Благовещение" (1741) предназначались для местного ряда иконостаса⁹. Иконы Бахлычева отличаются ярко выраженной индивидуальной манерой письма, представляющей собой своеобразную смесь традиций московского барокко с приемами провинциальной иконописи конца XVII в. Для них характерны простые и ясные композиции с крупными фигурами персонажей на бледно-охристом фоне, мягкая теплая цветовая гамма.

Заметной фигурой среди переславских иконников был, судя по всему, и Федот Феофанов Протопопов, Личность которого ныне отождествляютт с иконописцем Феодором Ухтомским, работавшем в конце XVII в. в Москве¹⁰. В Переславле до сих пор хранятся два подписных произведения Протопопова (Ухтомского): житийная икона Никитины Великомученика, написанная в 1677 г. для Никитского монастыря по заказу подьячего переславской съезжей избы Никиты Максимова Ведерницына¹¹, и образ Богоматери Елеусы 1703 г. -- вклад самого художника в городской Спасо-Преображенский собор¹². В надписи на первой иконе ее автор называет себя "изограф Федот Феофанов сын Протопопов". Принадлежность обоих произведений одному художнику не вызывает сомнений. Они выполнены в единой стилистической манере, в традициях московской иконописи второй половины XVII в., и отличаются характерным холодноватым колоритом с преобладанием серебристых розовых и зеленых тонов.

Особый исторический интерес представляет вторая икона, в надписи на которой содержатся существенные подробности биографии мастера: "1703 году сий образ писал в Переславль Залесский в соборную церковь Преображения Господня Федот Феофанов сын протопресвитера Алексия Духовского по обещанию сестры своей вдовой попадьи Параскевы девича монастыря что на Москве бывшего священника Ивана Гаврилова по своей душе и по родителях". Из текста явствует, что прозвище Протопопов происходит от наименования духовного сана отца иконописца. В переписной книге Переславля-Залесского 1677 г. указан двор протопопа переславкого Спасо-Преображенского собора Феофана Филатьева, сыном которого, возможно, и был Федот Протопопов¹³. В пользу нашей версии свидетельствует и тот факт, что художник с сестрой -- вдовой попадьей, жившей в Москве, сделали вклад "по своей душе и по родителех" именно в этот храм. Правда, в тексте надписи иконописец назыавет своего отца Алексием Духовским. Вероятно, это монашеское имя овдовевшего протопопа Феофана, ставшего протопресвитером переславского Духовного монастыря -- маленькой обители, находившейся возле восточных городских ворот на берегу реки Трубеж, и приписанной после разорения в Смуту или мировой язвы 1654 г. к Никитскому монастырю¹⁴. Все эти данные подтверждают предположения исследователей о том, что московский художник второй половины XVII -- начала XVIII в. Федот Протопопов-Ухтомский был родом из Переславля-Залесского.

Было ли иконописание семейным делом Бахлычевых и Протопоповых-Ухтомских, пока выяснить не удалось. Зато на основе сохранившихся источников хорошо восстанавливается творческая биография династии переславских иконописцев Казариновых. В настоящее время известно пятеро художников Казариновых -- все они приходятся друг другу близкими родственниками. Автором данной статьи уже опубликована часть материалов о художественном наследии этой семьи, оставившей заметный след в иконописи Переславля XVII-XVIII вв.¹⁵ Казариновы -- старинный переславский род, впервые упоминавшийся в грамоте царя Василия Шуйского 1606 г.¹⁶ В XVII в. все пердставители мужской части этой семьи находились на государственной службе: исполняли обязанности площадных подьячих и сокольих помытчиков¹⁷. С середины XVII столетия в связи с постепенным угасанием царской соколиной охоты в окрестностях Переславля основой существования рода Казариновых стало иконописание. Неизвестно, были ли они официально освидетельствованы в качестве иконописцев, но во всех известных нам документах вплоть до середины XVIII в. они так и числились сокольими помытчиками. В Москву для выполнения работ общегосударственной значимости не вызывались. Занимались выполнением монастырских и частных заказов. Причем какие-то их иконы попали даже в столицу.

Особенной известностью пользовались работы братьев Стефана, Якова и Алексея Логиновых Казариновых. Сохранились сведения об их произведениях, а также некоторые подлинные иконы, последней четверти XVII -- первой XVIII в.¹⁸ Образа братьев Казариновых отличались барочной замысловатостью композиций, отдельные элементы которых заимствовались из западноевропейских гравюр, и нарочитой декоративностью.

Сколько всего икон было написано в мастерской Казариновых за более чем столетие ее существования, мы не знаем. Но о машатабах их творческой деятельности можно судить по следующим цифрам. В настоящее время в музейных собраниях Переславля-Залесского, Санкт-Петербурга и Москвы выявлено семь икон, написанных членами семьи Казариновых¹⁹. Кроме того, нам удалось обнаружить сведения еще о 24 произведениях, по-видимому до нас не дошедших²⁰. Таким образом, существовавшая долгое время в Переславле устная традиция считать Казариновых основателями местного "богомазного" промысла, имевшего место в XVIII-XIX вв. опирается на вполне реальное основание²¹.

Высокое художественное качество работ переславских иконописцев, их стремление следовать новейшим художественным тенденциям времени свидетельствуют о наличие хорошей местной школы, позволяющей, даже не выезжая в столицу, обучаться приемам такого сложного ремесла. В творчестве местных мастеров XVII в. нередко соединялись лучшие достижения московской и провинциальных школ иконописания. Этому немало способствовало и географическое расположение Переславля на большой дороге из Поволжья в центр государства. Через год проезжали артели художников, следовавших в столицу к "государеву письму" в Московский Кремль и обратно. Здесь происходило общение между ними и местными иконописцами. В самом же Переславле иконописание в этот период, видимо, было достаточно доходным делом, если к нему стремились даже люди, ранее занимавшиеся весьма далекими от искусства вещами, а наработанные приемы мастерства старались сохранить в рамках семьи. Судя по надписям на иконах и сохранившимся документам, переславские иконописцы обслуживали в основном нужды родного города и уезда, лишь изредка выполняли сторонние заказы. Что и не удивительно, во второй половине XVII столетия в Переславле было много работы -- только в самом городе в период моровой язвы 1654 г. и после нее было построено несколько новых церквей, строились и украшались храмы и по всем местным монастырям и пустырькам²².

На основании вышесказанного можно сделать вывод, что в Переславле в XVII в. сложились благоприятные условия для развития иконописного дела. Поэтому город и занимал по количеству проживающих здесь мастеров девятое место после Нижнего Новгорода и Пскова, замыкая собою список самых заметных центров иконописания этого времени, хотя по числу дворов был лишь четырнадцатым²³.

1. Олеарий Адам. Описание путешествий в Московию и через Московию в Персию. Спб., 1906. С.148.
2. Исследование художественной культуры Переславля пытался предпринять известный краевед С.Д. Васильев. Но его рукопись 1958 г. представляет собой только библиографический обзор дореволюционных публикаций. См.: Васильев С.Д. Заметки о переславских иконописцах // ПЗИХМ. НА. № 233. Лл.78-81 (Машинопись).
3. Смирнов М.И. Переславль-Залесский. Переславль-Залесский, 1996. С.154-168.
4. Кочетков И.А. Иконописание в российских городах во второй половине XVII века // ИКРЗ. 1997. Ростов, 1998. С.122.
5. Упомянутые документы Оружейной палаты опубликованы И.Е. Забелиным и А.И. Успенским (Забелин И.Е. Материалы для истории русской иконописи // ВМОИДР. 1850 Кн.7: Успенский А.И. Царские иконописцы и живописцы XVII века. Спб., 19010-1914. Т.1-4).
6. ПЗИХМ. Инв.2155.
7. ПЗИХМ. Инв.8969. Впервые подпись мастера на иконе была обнаружена сотрудницей Переславского музея Т.Л. Поповой.
8. Переписная книга Переславль-Залесского уезда // Переславль-Залесский. Материалы для истории города XVII и XVIII столетий. М., 1884. С.34.
9. ПЗИХМ. Инв.8974; ПЗИХМ. Инв.8971; ПЗИХМ. Инв. 8969. Следует отметить, что первая из названных икон была написана по частному заказу. Это явствует из надписи на нижнем поле: "1708 года месяца февруария в 5 день построил сей образ села Оусолья крестьянин Стефан ...сков сын Деньгин в село Оусолье в церковь Преображения господня а писал иконных дел мастер Михайло Бахлычев".
10. Изучением творчества Ухтомского (Протопопова) занимается научный сотрудник МиАР Н.И. Корнеева. Этот аспект его биографии был рассмотрен исследовательницей в докладе на конференции 1999 г., посвященной 80-летию Переславского музея. Текст доклада находится в печати в сборнике трудов конференции. Автор искреннее благодарит Н.И. Корнееву за сообщенные сведения о Федоте Протопопове.
11. ПЗИХМ. Инв. 2750.
12. ПЗИХМ. Инв. 2148.
13. Переписная книга г. Переславля-Залесского 1677 г. // Переславль-Залесский. Материалы для истории города XVII и XVIII столетий. М., 1884. С.13.
14. Смирнов М.И. Переславль-Залесский. С.183.
15. Сукина Л.Б. К творческой биографии переславских иконописцев XVIIвека // ИКРЗ. 1996. Ростов, 1997. С.89-94.
16. Шумаков С.И. Обзор грамот коллегии экономии. М., 1917. Вып.IV. С.300.
17. Смирнов М.И. Переславские сокольи помытчики. Владимир, 1912. С., 40.
18. Овсянников Ю.М. Ново-Девичий монастырь. М., 1968. С.135; Коробко О., Ченская Г. О некоторых подписных иконах конца XVII -- I трети XVIII веков из фондов государственного музея истории религии // Филевские чтения. 1998. М., 1993. Ч.П. С.52-53; Сукина Л.Б. К творческой биографии переславских иконописцев XVII в.
19. Там же.
20. Библиографию и ссылки на архивные документы см.: Сукина Л.Б. К творческой биографии переславских иконописцев XVII в.
21. Ильинский П. Преораженский собор в г. Переславле // ВГВ. 1892. № 1. С.7.
22. Смирнов М.И. Переславль-Залесский. С.169-190.
23. Подсчеты произведены И.А. Кочетковым. См.: Кочетков И.А. Иконописание в российских городах половине XVII века. С.123.

Список сокращений

ВГВ - Владимирские губернские ведомости
ВМОИДР - Временник для Московского общества истории и древностей российских
МиАР - Музей древнерусской культуры и искусства им. Андрея Рублева
НА - научный архив
ПЗИХМ - Переславль-Залесский историко-художественный музей

В XVI-XVII вв. в различных регионах России стали популярными иконы Богоматери Боголюбской с молящимися перед ней местными святыми¹. Именно специфическим подбором святых и других персонажей, представленных перед Богоматерью, определяется отличие одних вариантов данной иконографии от других. Известны такие варианты "Боголюбской", как Московская, Соловецкая, Иосифо-Волоколамская, Псково-Печерская и др. Но о подобной Ростовской "Боголюбской" до 1995 г. ничего не было известно.

Казалось бы, это утверждение выглядит по меньшей мере странным, ведь еще в сделанном И.Н. Богословским описании икон, хранившихся в Ростовском музее (издано в 1909 г.), фигурируют иконы Богоматери Боголюбской с предстоящими ростовскими святыми². Однако согласно его же описаниям, на таких иконах изображена Богоматерь в рост с младенцем Христом на руках, и перед ними в молитвенном предстоянии -- ростовские святители Леонтий, Исаия и Игнатий. Но ведь мы знаем, что на всех иконах Богоматери Боголюбской Иисус Христос изображается в облаках, а в руке Богоматери -- развернутый свиток. Следовательно, те иконы, которые описал Богословский, нельзя считать образами Богоматери Боголюбской. Этот же вывод справедлив и для аналогичных икон, хранящихся не только в Ростовском музее, но и во многих других музеях страны, а также в частных собраниях³. Эти иконы правильнее называть либо "Богоматерь Ростовская в молении ростовских чудотворцев", либо просто "Богоматерь в молении ростовских чудотворцев"⁴.

Однако в собрании Ростовского музея все-таки существует несколько практически не изученных и долгое время никого не интересовавших икон Богоматери Боголюбской. Одна из них в 1995 г. привлекла мое внимание⁵. Состояние ее было не из лучших, живопись находилась под записями и потемневшей олифой, а изображения святых полностью были заклеены папиросной бумагой. Следует подчеркнуть, что в музейных документах имена этих святых не были названы, поэтому и отсутствовало определение данной "Боголюбской" как Ростовской. И все-таки сквозь папиросную бумагу мне удалось рассмотреть имена всех святых, изображенных перед Богоматерью. Это были исключительно ростовские святые: Леонтий, Исаия, Иаков, Игнатий, Авраамий, Исидор, Иоанн Милостивый Власатый и Петр царевич. Так был открыт Ростовский вариант "Богоматери Боголюбской"⁶.

К данной иконе мы еще вернемся, а сейчас следует рассказать о другом моем открытии.

В начале 1996 г. я оказался в Русском музее на выставке "Пречистому образу Твоему поклонимся...". Уже зная о существовании ростовского варианта "Богоматери Боголюбской", я, конечно, не мог не обратить внимания на небольшую икону, которая в каталоге выставки значилась как "Богоматерь Боголюбская с избранными святыми" конца XVI-XVII в. (рис. 1). В левой части этой иконы представлена Богоматерь, стоящая на небольшом парящем облачке со свитком в левой руке, обращающаяся с молитвой к Иисусу Христу, изображенному в облаках. Перед Богоматерью в молении в два ряда представлены 7 святых. В том же каталоге были обозначены их имена, первые шесть из них -- ростовские святые Леонтий, Исаия, Игнатий, Иаков, Петр царевич Ордынский, Исидор юродивый, и последний -- новгородский святой Варлаам Хутынский⁷.

Внимательно рассматривая эту иконы, я обнаружил, что если первые шесть святых были определены правильно, то последний -- совершенно неверно. Над его головой ныне ясно читается надпись -- не "Варлаам Хутынский", а "Пр[е]п[о]д[обный] Авраамии". То есть это известный ростовский святой, основатель Богоявленского Авраамиева монастыря. Таким образом, на иконе перед Богоматерью изображены только ростовские святые. Следовательно, передо мной была еще одна икона Богоматери Боголюбской Ростовской⁸. Именно ошибка в определении имени преп. Авраамия помешала предшествующим исследователям правильно понять специфику иконографии данного образа.

Важно подчеркнуть, что состав святых на иконе из Русского музея явно не был определен чьим-то индивидуальным выбором и, значит, их нельзя назвать "избранными" святыми, так как в период написания данной иконы, т.е. в конце XVI-XVII вв., это были все официально почитавшиеся ростовские святые. Вот. например, характерное описание другой по иконографии, но близкой по замыслу в описи Кирилло-Белозерского монастыря 1601 г.: "Образ, месной, Пречистые Богородицы ростовские чюдотворцы: Леонтей, Исаия, Игнатей, Ияков, Аврамей, Исидор Твердислов, Петр царевич"⁹.

Можно предположить, почему именно ростовские святые оказались представленными на рассматриваемой иконе. По мнению исследователей, она принадлежит к кругу произведений строгановских мастеров, ее даже приписывают одному из них -- Семену Бороздину. И происходит она из собрания С.Г. Строганова¹⁰. А мы знаем, что главный центр владений Строгановых -- Сольвычегодск в XVI и на протяжении большей части XVII в. входил в Ростовскую епархию. Известны многочисленные вклады Строгановых в ростовский Успенский собор. Таким образом, важнейшие святые Ростова должны были рассматриваться как "свои" святые и в Сольвычегодске. По крайней мере, самими Строгановыми. Но трудно поверить, чтобы Ростовский вариант "Богоматери Боголюбской" возник вдалеке от Ростова. Гораздо более вероятно, что мастер рассматриваемой иконы с большей или меньшей точностью повторил подобный образ, происходивший из Ростова. Об этом косвенно свидетельствует наличие другой иконы Богоматери Боголюбской Ростовской, уже упоминавшейся выше. Есть также известия письменных источников о существовании в Ростовском Рождественском монастыре подобного образа¹¹. И, наконец, для настоящей темы чрезвычайно важным является следующий эпизод пространной редакции Жития Леонтия Ростовского. Некоего попа, который "бесами мучим люте", привели однажды для исцеления к гробу святого Леонтия. Но исцелен он при этом не был. Тогда его на много дней привязали снаружи у ростовского Успенского собора "противо гроба святого Леонтия". Но и тут бесноватый "стражем церковным вкруг церкви ходити не дааше", и тогда его оттуда увели и привязали к колокольне "за великую его лютость". И вот однажды, в день праздника Исаии епископа Ростовского, в ночи бесы вновь стали мучить бедного попа. Они принялись бить его, заявляя: "Яко наш еси и кто тя измет из рук наших!". И тогда несчастный обратился к дверям церковным и стал молить Богородицу и святых чудотворцев о помощи, "и се внезапу с полудневныя страны на угле церковнем свет воссиа и является оубо беснующемуся в свете том на въздусе, яко пречистая Богородицы и с святыми чудотворци Леонтием и Исаием. Беси же, не терпяще света, оставльше его, все исчезоша"¹².

Как видим, описание этого чуда почти буквально соответствует иконографии Богоматери Боголюбской. Значит, можно предположить. что оно послужило одним из толчков для выработки Ростовского варианта этой иконографии. Возможно, вначале перед Богоматерью изображались только святые Леонтий и Исаия¹³, а потом, на более поздних иконах, прибавились и остальные официально почитавшиеся ростовские святые. К таким произведениям и принадлежат указанные выше иконы из Русского и Ростовского музеев.

Упомянутое чудо не датировано, но, судя по косвенным свидетельствам самого Жития, оно произошло не ранее последней трети XV в., или в XVI столетии. Вероятно, и первые иконы "Боголюбской" с молящимися перед ней ростовскими святыми появились не раньше этого времени.

Тот же житийный эпизод раскрывает своеобразие понимания данной иконографии в древности. Казалось бы, событие, представленное на упомянутых иконах, можно трактовать как явление Богоматери ростовским святым. Однако такой трактовке противоречит хотя бы уже то, что все эти святые жили в разное время, и в земной жизни Богоматерь им всем сразу явиться не могла. Зная же содержание упомянутого эпизода, мы можем уверенно утверждать, что Богоматерь Боголюбская с молящимися перед ней ростовскими святыми мыслилась как единая сцена явления, суть которой заключалась в зримом выражении заступничества ростовских святых перед Богоматерью и ее -- перед Христом за людей.

Теперь пора вернуться к иконе Ростовского музея. По моей просьбе за ее раскрытие взялась реставратор С.В. Рамп. Все работы были осуществлены в 1997-1998 гг., и летом 1998 г. (рис. 2) икона была представлена на выставке "Иконография ростовских святых"¹⁴.

В процессе реставрации С.В. Рамп установила следующее. За свою долгую историю икона многократно поновлялась. Особенностью иконного щита является то, что он выполнен из единой цельной доски без шпонок. Ее тыльная сторона, вероятно, обработана скобелем. В ходе реставрации с торцов и боковых сторон иконы было удалено большое количество гвоздей, которые крепили два сменивших друг друга оклада. К началу реставрационных работ икона оклада не имела. Гвоздевые отверстия от окладов на лицевой стороне были заделаны в ходе последнего поновления, состоявшегося, по всей видимости, на рубеже XIX-XX вв. Пробное раскрытие, выполненное на левом боковом поле, обнаружило наличие нижележащего красочного слоя. Цвет записи почти точно воспроизводит темно-зеленый авторский колер. Икона была рентгенографирована в Государственной центральной художественной научно-реставрационной мастерской им. академика И.Э. Грабаря. В результате выявлена крайне плохая сохранность нижележащего красочного слоя. Почти полностью заново написана фигура Богоматери, практически без подгрунтовки, по голому дереву. Фигуры Спасителя и святых записаны; несколько изменен абрис двух верхних левых фигур, переписаны тексты свитков, все остальные выполненные белилами надписи также поздние. Над крайней справа фигурой св. Исидора видны следы плохо сохранившейся надписи, нанесенной коричневой краской. Ввиду плохой сохранности красочного слоя, находящегося под записью, реставрационный совет раскрытие авторской живописи посчитал нецелесообразным. В соответствии с заданием совета, с иконы была удалена потемневшая олифа, сохранен слой записи, выполнены подлевкаска мелких утрат, тонирование и покрытие защитным слоем¹⁵.

Итак, ныне плохо сохранившаяся первоначальная живопись скрыта поздней записью. Но в целом произведение, вероятно, сохранило если не первоначальную живопись, то, по крайней мере, первоначальную иконографическую основу. В левой части иконы представлена Богоматерь в рост. Она стоит на округлом подобии облака. Правда, это облако изображено на фоне позема, и поэтому как облако почти не воспринимается. Богоматерь молитвенно обращена к Иисусу Христу, представленному в небесах в правом верхнем углу иконы. В левой руке Богоматери -- белый развернутый свиток, на котором хорошо читается надпись: "Г[оспо]дии Ии[су]се Х[рист]е с[ы]не и Б[о]же мои оуслыш м[о]л[и]тву". Перед Богоматерью изображены, как уже упоминалось, восемь ростовских святых. Их перечисление буду вести в соответствии с их иерархией, снизу вверх и слева направо. В первом ряду коленопреклоненными представлены святители Леонтий и Исаия. Во втором ряду -- святители Иаков и Игнатий, в третьем -- преподобный Авраамий и Исидор блаженный, и в четвертом -- преподобный Иоанн Власатый Милостивый и преподобный Петр царевич.

По характеру размещения святых данная икона напоминает указанную икону Русского музея, на которой святые первого ряда также изображены коленопреклоненными, а второго -- в полный рост.

Вероятнее всего, ростовская икона была создана в XVII в. ростовским мастером. Замечательно, что в ней есть один персонаж, который позволяет несколько уточнить ее датировку. Речь идет о преподобном Иоанне Милостивом Власатом. Как мы помним, его еще не было на иконе из Русского музея рубежа XVI-XVII вв. И это закономерно, так как в то время он еще не был официально прославлен. Житие Иоанна Власатого косвенно свидетельствует, что местное его почитание установлено в середине 1610-х гг. ростовским митрополитом Кириллом¹⁶. Следовательно, исследуемая ростовская икона не могла быть написана ранее этого времени. Таким образом, ее первоначальную живопись предварительно можно датировать промежутком времени между серединой 1610-х гг. и концом XVII в.

Иконографическая преемственность между иконами "Боголюбской" Русского и Ростовского музеев очевидна. Но это не значит, что вторая создавалась по образцу первой, так как различия между ними не менее очевидны. Назову лишь наиболее явные из них. На иконе из Русского музея Христос восседает на троне в окружении небесных сил, справа и слева от него изображены два ангела. На ростовской же иконе Христос изображен в облаках в одиночестве и совсем в другой позе. На первой иконе Богоматерь поддерживает рукой нижнюю часть взметнувшегося вверх свитка, на второй -- он свисает вниз, придерживаемый Богоматерью сверху. На иконе Русского музея святые расположены в два ряда, на ростовской -- в четыре. Все это свидетельствует о том, что исследуемые иконы представляют два отдельных и достаточно далеко друг от друга расположенных звена в цепи эволюции иконографии Ростовского варианта "Богоматери Боголюбской". Наверняка в XVI-XVII вв. подобных икон существовало больше. Без сомнения, данная иконография была выработана в Ростове, скорее всего, при Успенском соборе или при Ростовском архиерейском дворе (в организационном плане этот храм являлся частью архиерейского двора). И отсюда подобные иконы в качестве подносных распространялись по всей стране¹⁷. Например, по-видимому, именно такой образ, судя по Описи 1601 г., вложил ростовский митрополит Варлаам в Кирилло-Белозерский монастырь¹⁸.

Однако в какой-то момент в качестве символа ростовского архиерейского двора стала выступать икона с иконографией Богоматери в молении Ростовских чудотворцев (см. выше). И в этом качестве данная иконография почти вытеснила иконографию Ростовского варианта "Богоматери Боголюбской". Именно поэтому, несмотря на обследование собраний иконописи большинства крупнейших музеев России, мне удалось выявить лишь две рассмотренные в настоящей работе иконы Богоматери Боголюбской Ростовской. Тогда как икон Богоматери в молении ростовских чудотворцев до нас дошло очень большое количество¹⁹.

Встает вопрос: не возник ли исследуемый вариант "Богоматери Боголюбской" исключительно на ростовской почве? Думается, это маловероятно. Слишком очевидно иконографическое родство ростовского с московским²⁰ и другими вариантами данной иконографии XVI-XVII вв.²¹ Очевидно, указанный эпизод Жития св. Леонтия стал лишь одной из причин возникновения исследуемой иконографии. Другой же причиной ее появления стала характерная для XVI-XVII вв. исходившая из Москвы общерусская тенденция, в русле которой происходила выработка различных региональных вариантов "Богоматери Боголюбской".

1. См., напр.: Овчинникова Е.С. Московский вариант "Богоматери Боголюбской" // Древнерусское искусство. Зарубежные связи. М., 1975. С. 343-353; Маханько М. "Богоматерь Боголюбская". Об использовании древних иконографических изводов в иконописи XVI века // Искусствознание. М., 2/98 (XIII). С. 240-261.
2. Богословский И. Описание икон, хранящихся в Ростовском музее церковных древностей. Ростов-Ярославский, 1909. С. 13-14.
3. См.: Иконография ростовских святых. Каталог выставки. Сост. А.Г. Мельник. Ростов, 1998. С. 71-75.
4. См.: Мельник А.Г. Иконография ростовских святых по письменным источникам // Россия в X - XVIII вв. Проблемы истории и источниковедения. Тезисы докладов и сообщений вторых чтений, посвященных памяти А.А. Зимина. М., 1995. С. 347-351. Второе издание настоящей работы см. в кн.: Россия в IX - XX веках. Проблемы истории, историографии и источниковедения. М,, 1999. С. 273-276.
5. ГМЗРК. И-651. 53,2х38х2,6. Дерево, левкас, темпера. Происхождение и время поступления в музей неизвестны.
6. См.: Мельник А.Г. Обзор коллекции икон ростовских святых в собрании Ростовского музея //ИКРЗ. 1995. Ростов-Ярославль, 1996. С. 49.
7. "Пречистому образу Твоему поклонимся..." Образ Богоматери в произведениях из собрания Русского музея. СПб., 1995. С. 177.
8. Впервые об этом я заявил в газетной публикации 1996 г. (Мельник А.Г. Икона "Богоматерь Боголюбская Ростовская" // "Ростовская старина", № 57. Приложение к газете "Ростовский вестник", Ростов, 24 мая 1996 г. С. 4. Все номера "Ростовской старины" хранятся ныне в Москве в Гос. публичной исторической библиотеке). См. также: Иконография ростовских святых. С. 11.
9. Опись строений и имущества Кирилло-Белозерского монастыря 1601 года. Сост. З.В. Дмитриева и М.Н. Шаромазов. СПб., 1998. С. 83.
10. Искусство строгановских мастеров в собрании Государственного Русского музея. Каталог выставки. Л., 1987. С. 18.
11. "Божия Матери Боголюбские с предстоящими в молении Ростовскими чудотворцами на д[о]ске в девять с половиною вершков, на оной одиннадцать венцов серебряных малых, чеканных, золоченых" (РФ ГАЯО. Ф. 190. Оп. 1. Д. 169. Л. 19 об.).
12. Житие св. Леонтия, епископа Ростовского. С предисловием действительного члена А.А. Титова. М., 1893. С. 29-30.
13. Любопытно, что в записи одного из чудес, относящейся к XV в., у гроба св.Леонтия фигурирует икона "Образ с[вя]тыя Б[огоро]д[и]цы и чюдотворца Леонтиа" (Житие св. Леонтия... С. 25). Не является ли эта икона первым вариантом "Богоматери Боголюбской Ростовской"?
14. Иконография ростовских святых. С. 70.
15. Все эти сведения извлечены из паспорта реставрации исследуемой иконы, составленного С.В. Рамп.
16. См.: О чудесах блаженного Иоанна Милостивого Власатого Ростовского чудотворца // Ярославские епархиальные ведомости. 1877. Ч. неофиц. С. 179.
17. Мельник А.Г. Икона "Богоматерь Боголюбская Ростовская". С. 4.
18. См.: Опись строений и имущества Кирилло-Белозерского монастыря 1601 года. СПб., 1998. С. 64.
19. Иконография ростовских святых. С. 12-13, 71-75.
20. Ср.: Овчинникова Е.С. Указ. соч. С. 348.
21. Ср., напр.: Мильчик М.И. У истоков древнерусской иконографии Соловецкого монастыря // Литература и искусство в системе культуры. М., 1988. С. 317; "Пречистому образу Твоему поклонимся...". С. 228; Малков Ю.Г. Новые материалы к истории архитектурного ансамбля Псково-Печерского монастыря // Реставрация и исследования памятников культуры. М., 1982. Вып. II. С. 70.

Свт. Димитрий Ростовский в своих текстах подает предметы разными способами и многообразно их истолковывает, так что порой ряды истолкований одной вещи выстраиваются в весьма протяженную линию, которая может то длиться перечислениями, то, по традициям духовной риторики, определять смысловую вертикаль перехода от низших уровней к высшим. Особенности представления материального предмета у этого автора могут явиться темой большой исследовательской работы. В нашем сообщении мы только обозначим некоторые пункты, достойные, на наш взгляд, специального внимания.

Прежде чем обращаться к особенностям трактовки собственно материальной вещи, необходимо отметить, что в текстах свт. Димитрия Ростовского, как и других духовных авторов середины XVII - начала XVIII в., особенно украинского происхождения, присутствует пышное цветение барочной духовной аллегории, обладающей всеми элементами этой риторической сферы. По проповедям иногда рассыпаны атрибуты аллегорических фигур, эмблемы, символы-"гиероглифики"¹. Каждый из этих элементов может многократно и весьма предметно истолковываться, в зависимости как от темы проповеди, или какого-либо другого текста, так и от индивидуальности автора.

Мы сравнивали некоторые особенности духовной эмблемы в проповеди Антония Радивиловского и аллегории у свт. Димитрия Ростовского². Уже после этого нами были обнаружены эмблемы в проповеди свт. Димитрия Ростовского³. Сравнение некоторых особенностей "духовной эмблематы двух известнейших проповедников представляется особенно важным для выявления индивидуальной авторской трактовки предмета, поскольку конкретный предмет и становился в большинстве случаев изобразительной основой эмблемы. При этом не следует забывать о временном разрыве между авторами: расцвет проповеди Антония Радивиловского приходится на 1660-1680-е годы (это знаменуется выходом двух его книг: "Огородок Марии Богородицы" 1676 г. и "Венец Христов" 1688 г.), тогда как у свт. Димитрия Ростовского это 1680-е - 1709 гг.

Уподобление "невещественного", то есть неизобразимого, конкретному предметы через его свойства, по традициям духовной риторики, служит тому, "чтобы человек разумный рассмотрением вещей сотворенных, как по степеням ступая, приходил к познанию самого Творца, и чрез многия многих сотворенных вещей совершенства домышлялся, каковое есть в Бозе Создателе безконечное совершенство"⁴. Эта цитата из "Слова на Святую Троицу" свт. Димитрия Ростовского имеет опору в строфе Псалма: "В творениях руку Твоею поучахся". Наиболее общим базисом для составления "уподоблений" и прочтения скрытых в природе "иероглифов" являлись слова из Первого послания к Коринфянам (13, 10, 12): "Когда же настанет совершенное... Тереь мы видим как-бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу..." На этой основе стояла вся христианская эмблематика XVI-XVII вв.

Особенности "духовной эмблематы" в проповедях Антония Радивиловского свидетельствуют, что его весьма занимала эта сторона "гадательного" прочтения исходного образа, притом смысл должен был константироваться, то есть проясняться, вполне. Истолкование, или интерпретация, у этого автора накладывается на текст проповеди словно графическая константа. Можно сделать вывод, что в основе такого "рассмотрения вещи" находится именно гравюра -- "imago" ("образ") эмблемы, а не конкретный предмет. Это достаточно ярко показывает, например, "Слово" на погребение Петра Могилы", где интерпретируется циркуль из эмблемы с надписью ("inscriptio"): "Работой и постоянством" (лат.: "Labore et Constantia").

Если Иоанникий Галятовский в своей книге о науке составления проповеди рекомендует "апплектовати до своей речи" предметы, взятые из окружающего мира, камни, растения, а также животных⁵ -- то у Антония Радивиловского это "включение в речь" предстает буквально как тонкая, изысканная аппликация, наложенная на общую канву проповеди подобно элементам прихотливого узора, по смыслу вторящего заданной теме или подкрепляющей ее. Эти орнаментальные элементы не трехмерны и не пластичны; они и есть графический образ эмблемы, но изображенный не линией, а словом⁶.

У свт. Димитрия Ростовского в ряде случаев истолкование предмета предстает объемным, пластичным и даже динамично развивающимся в пространстве проповеди. "Апплековати" предмет в текст речи и "угадать" его правильно, то есть прояснить необходимый смысл, иногда означает конкретное действие и труд над вещью, -- например, в "Слове на Святую Троицу", предлагая к рассмотрению священные аллегории на монетах ("мистичных златниках"), автор сообщает: "...Сей златник не много притемнел... и для того я его прочищу, и объясню толкованием"⁷. В проповедническом слове свт. Димитрия Ростовского бывает ярко озвучена фактура предмета, так что вещно и осязаемо изображенный материал становится отражением неизобразимой священной категории: "Злато полированное прекрасным блеском блещет, иногда какбы солнечныя из себе издает отмены: А Божество святой Троицы, о! как пресветлых лучей, неизреченнаго сияния есть исполнено!"⁸ Притом, на основе текстов Библии, материя аллегоризируется в соответствии с задачами темы: "...В писании Божественном злато полагается во образ милости, милосердия, благостини, человеколюбия, благоутробия... яко вся та прилична суть престолу царскому"⁹.

В проповедях, использующих предметные образы, часто истолковываются, включаясь в общую канву текста и расцвечивая ее наглядными уподоблениями, изображения и надписи на предмете. Это общее явление особенно ярко процветающее в барочной проповеди, а также в период широкого увлечения эмблематикой и общеевропейской культуре XVI - начала XVIII в. Нередко это и есть входящая в текст эмблема, но поданная на особом материале, то есть на образно и вместе с тем конкретно иллюстрирующем такст предмете. Здесь мы считаем необходимым отметить различное впечатление от предмета и степени его материальности у разных авторов. Так, очевидно, прекрасно знакомый с системой символов и эмблем свт. Димитрий Ростовский показывает в "Слове на Святую Троицу" образы, "символически представленные" на золотых монетах как "знаки", то есть именно символы, обозначения неизобразимых понятий: "Масличина, или олива, есть знаком премудрости а пяти мудрых девах, есть знаком милосердия в самарянине..."¹⁰ Но эти символы возникают и воспринимаются здесь именно через предмет, поданный объемно, даже осязаемо, в конкретных материальных свойствах, -- при том, что свт. Димитрий Ростовский в "Слове на Святую Троицу" воссоздает не что иное, как три подносимые Божеству эмблемы на золоте с сохранением всех классических составляющих: образа (imago), надписи (inscrptio) и сопровождающего истолкования (subscriptio).

Весьма замечательная "духовная эмблемата" Антония Радивиловского была хорошо известна свт. Димитрию Ростовскому, притом он пользовался текстами Антония Радивиловского довольно активно: на "Огородок" у него имеются ссылки¹¹. В текстах обоих проповедников можно видеть параллельные символы и их истолкования, перекликающиеся, вероятно, не обязательно по причине заимствования, а из-за наиболее общего, традиционного значения. Однако их интересно сравнить для определения особенностей подачи предмета и символа у того и другого автора. "Кругла золотая монета, и Божество свою округлость имеет: ибо конца и начала в нем несть," -- писал свт. Димитрий Ростовский¹². "Выразил... округлость перстневую, вечность," -- сказано у Антония Радивиловского¹³. Перстень здесь уподобляется Варнаве Лебедевичу, на погребение которого было сказано "Слово". Автор вспоминает старинные традиции, когда "на перстнях... рысовали Делфина, кура, оужа, месяц, образ девицы и звезду"¹⁴ и истолковывает эти изображения, применяя их к добродетелям Варнавы Лебедевича. Древний перстень со знаками символами описывается достаточно подробно, однако он не реальный предмет -- это и не нужно автору, -- а тонко обрисованный образ, исполненный соответствий. Это не материальная вещь, а "Гиероглификон", по терминологии самого Антония Радивиловского¹⁵.

Вслед за тем обратим внимание на некоторе особенности терминологии в сфере духовной "эмблематы" у Антония Радивиловского и свт. Димитрия Ростовского. Антоний Радивиловский в проповедях свободно использует слова "эмблема" (и "малиование" эмблемы), "гиероглификон", "сигнет" и "инсигнея" и собственно "символ"¹⁶. В ряде проповедей сохранены "написы", или так называемые "девизы" -- краткие надписи в эмблемах (inscriptio), -- иногда они даже сохраняются на латыни, с последующим переводом, например: "...Гумана Омния сунт сомния, все речи людские суть бо сон!"¹⁷ Упоминаются также надписи в гербах¹⁸. У свт. Димитрия Ростовского нам встретились: "гиероглифик", "прописание" (обозначение), "образ" (в значении "символ"), "знак", "символ" и "символически"¹⁹. Очень важным для характеристики "духовной эмблематы" свт. Димитрия Ростовского представляюется нам то, что он, выводя в проповеди эмблемы, сохраняет традиционные названия составляющих эмблему частей в буквальном переводе: "образ" или "символ" (традиционное латинское название: "imago", "symbolon"), "надписание" ("insriptio")²⁰. Сопровождающему пояснению ("subscriptio") соответствует, очевидно, "объяснение толкованием"²¹. Как видим, терминология весьма развитая и соответствующая общеевропейской.

Говоря о предметных знаках-символах у свт. Димитрия Ростовского, нельзя не вспомнить об аллегорических фигурах с атрибутами, заполняющих его пьесы. Это общее явление в духовной драматургии Украины и России XVII - первой половины XVIII в., имеющее западные истоки²². Так, в "Успенской драме" выступают не только аллегорические фигуры, держащие атрибуты, но и сами атрибуты, символически поднося себя (то есть свои предметные соответствия -- митру, венец, говорящее сердце и др.) к подножию образа Марии. Они обретают голос, произнося тексты²³.

Мы не беремся здесь специально говорить о роли западных текстов для особенностей творчества свт. Димитрия Ростовского. Сейчас нам представляется достаточным отметить, что ряд западных книг (в нем преобладают сочинения иезуитов) имелся в его библиотеке²⁴. Особенно часто по сравнению с другими авторами, ему приходилось пользоваться трудами Корнелия а Лапиде, на что свт. Димитрий иногда сетовал: некоторых сочинений в его библиотеке явно недоставало²⁵. Обращаясь к западной духовно-риторической литературе XVI-XVII вв., мы также встретимся с разными способами интерпретации предмета, определяемыми не только особенностями общей темы опуса, но и, конечно, индивидуальностью автора. В сфере духовной литературы авторская индивидуальность проявлялась и сквозь, так сказать, требования жанра (в этом случае наиболее свободно развивающимся текстом, призванным удерживать внимание слушателей, была проповедь) и сквозь каноны духовной "эмблематы", определявшиеся своей системой знаков и образов и задававшие свои особенности построений в тексте. Обращавшийся в пространстве такого текста предмет мог оставаться изысканным графическим "иероглифом", безусловно привлекая внимание слушателя (или читателя), а мог обретать убедительную материальность, иногда буквально -- плоть и кровь. Так в интерпретации свт. Димитрия Ростовского материальный след в книге -- киноварный инициал -- преобразуется в кровь христианских воинов, которые героически "стоят аки киноварем червленеющеся, кровию своею обагряющеся, не щадяще излияти кровь свою за Христа..."²⁶ -- и претворяется в кровь Искупления: "Имаши Христе в руку твоею данную ти трость, имаши и киноварь кровь свою предражайшую, молим да переменится убо трость в трость книжника скорописца, ею же бы вписал нас за рабов вечных своею кровью искупленных, в книги своего вечного Царствия"²⁷.

1. В связи с этим весьма показательна "Риторическая рука" Стефана Яворского (пер. с лат. Федора Поликарпова. Изд. Спб., 1878). В этом руководстве по риторике, созданном по примеру западных, отмечены "изобретения" через "места внешняя", в систему которых входят "символы: гадания и знаки... Эмвлимата, иероглифика" (С.19)
2. См.: Звездина Ю.Н. Аллегория у св. Димитрия Ростовского и эмблема у Антония Радивиловского // ИКРЗ. 1998. Ростов, 1999. С.106-111.
3. См.: Она же. "Слово на Святую Троицу" свт. Димитрия, митрополита Ростовского // Троицкие чтения. 2000 / Гос. Историко-литературный музея А.С. Пушкина. Большие вяземы (В печати. Докла читан 19 мая 2000 г.)
4. Свт. Димитрий, митрополит Ростовский. Собрание поучительных слов и других сочинений. М., 1786. ЧЮ6. Л. Ч3 об.
5. Иоанникий Галятовский. Ключ разумения. Наука короткая, албо способ зложеня казаня. Киев, 1659. Эта книга, предлагающая образцы проповедей и содержащая рекомендации для дальнейших разработок текство, имела огромное значение для своего времени.
6. Известно, что у Антония Радивиловского имелись западные сборники эмблем. См.: Марковский М. Антоний Радивиловский, южно-русский проповденик XVII века. Киев, 1894. С.18-19.
7. Свт. Димитрий Ростовский. Собрание... Ч.6 Л.6 ЧS об.
8. Там же. Л. ЧН.
9. Там же. Ч.5 Л.В.
10. Там же. Ч.6 Л. ЧН об.
11. См., например: Он же. Поучения и слова иже во святых отца нашего Димитрия митрополита Ростовского. М., 1892. С.6.
12. Он же. Собрание... Ч.6. Л. ЧН об.
13. Марковский М. Антоний Радивилосвский, южно-русский проповедник XVII века. Приложения. С.22.
14. Там же. С.23.
15. Там же.
16. Там же. С.3, 23, 28, 29, 33.
17. Там же. С.33.
18. См. там же.
19. Свт. Димитрий, митрополит Ростовский. Собрание... Ч.3. Л. Лаоб.; Ч.5 Л.В; Ч.6 Л. ЧS.
20. Например, там же. Ч.6. Л1. ЛР, ЧS.
21. Например там же. Л. ЧS об.
22. См., например: Пьесы школьных театров Москвы. М., 1974; Успенская Драма св. Димитрия Ростовского/ изд. М.Н. Сперанский. М., 1907.
23. Там же. С.39-42.
24. Состав библиотеки свт. Димитрия Ростовского см.: Шляпкин И.А. Св. Димитрий Ростовский и его время (1651-1709). Спб., 1891 (Записки историко-филологического факультета императорского Санкт-Петербургского университета. Т.24).
25. Об этом см. там же.
26. Свт. Димитрий Ростовский. Собрание... Ч.5. Л.S об.
27. Он же. Поучения... С.8-9.

Село Пужбол расположено в 6 км к юго-западу от Ростова. Каменная церковь в Пужболе во имя великомученика Дмитрия Селунского с приделом свв. Димитрия Ростовского и Николая была построена в начале XIX в. "приходским иждивением и значительным пособием княжны Марии Андреевны Шаховской"¹.

В справочных изданиях второй половины XIX - начала XX вв.² содержатся сведения о дате возведения храма, его именовании и количестве престолов. В "Обозрении епархии Преосвященнейшим Ионафаном в 1882 г.", написанном в жанре путевых заметок, протоиерей Ф. Морев отмечает: "внутренность храма оказалась более благообразною, нежели его наружность"³. Памятник упоминается в путеводителе Т. Федотовой⁴ и в энциклопедии "Монастыри и храмы земли Ярославской⁵.

В документах, подтверждающих возведение церкви в Пужболе, прослеживаются основные этапы строительства. Помимо церковных описей сохранились прошение о постройке церкви, указ о строительстве и прошение об освящении храма.

В ноябре 1799 г. прихожане села Пужбола подали прошение о постройке каменной церкви вместо деревянной: "онаго села вотчинница, девица госпожа княжна Марья Андреева Шаховская и все онаго приходу приходские люди усердное желание имеют вместо приходящей в ветхость деревянной Дмитриевской церкви построить в том селе вновь каменную церковь настоящую в тож именование великомученика Димитрия Селунскаго с теплым по левую сторону пределом святителя Николая чудотворца ..."⁶ Предыдущую деревянную церковь предполагалось разобрать и использовать лес для обжига кирпича. 2 сентября 1800 г. с повторным прошением к архиепископу обратилась сама Шаховская: "Имея я, деревни епархии вашего высокопреосвященства Ерославской губернии ростовской округи село Пужболу, в котором селе и есть церковь деревянная, но уже давно построена, а желание моё есть построить в оном же селе каменною ... приход же к оному селу состоит из восьмидесяти шести дворов, хотя оные и не все мои, но я надеюсь, что и они помочь к созиданию храма с радостию не отрекутся ..."⁷

Прежде чем дать разрешение на строительство архиепископ Ярославский и Ростовский Павел предложил прихожанам перейти в приход села Шурскол "которое находится всего в двух верстах". Прихожане Пужбола отказались перейти в Шурскольский приход. 1 октября 1800 г. подписан указ о строительстве церкви, прихожанам велено представить в консисторию"... план и фасад, как они намерены ту церковь строить..."⁸. 15 июня 1801 г. в Ярославскую консисторию из Ростовского Духовного правления отправлен рапорт: "По требованию сего правления представленной Ростовской округи села Пужбола от приходских людей чрез священника онаго села Бориса Гаврилова как они намерены строить в том селе вновь каменную церковь; план и фасад в Ярославскую духовную консисторию препровождается при сем"⁹. 14 августа 1801 г. проект утвержден в консистории с небольшими поправками: "...с тем, чтобы ... приделаны были полатки для хранения ризничных вещей и церковнаго имущества"¹⁰. Впоследствии храмозданная грамота 1801 г., план и фасад были отданы в церковь на хранение.

Строительные работы начались, предположительно, весной - летом 1802 г. В 1806 г. церковь "кладкою кончена", освящён придел в трапезной. Холодную церковь освятили только в 1829 г., поскольку она "до селе оставалась по недостатку в церкви ... кошельковой суммы как должно неустроенною, а потому и неосвящённой"¹¹.

В советское время, в конце 1936 - начале 1937 гг. церковь была "закрыта по линии НКВД"¹². Окончательную её "ликвидацию" утвердил областной исполком решением от 25 июня 1941 г., здание купил колхоз "Красное знамя" за 8000 рублей для использования в качестве склада¹³. 23 октября 1997 г. церковь была передана в ведение Ярославской епархии. К этому времени в процессе самопроизвольного разрушения церкви были утрачены главы и покрытие на храмовом объёме.

Кирпичное оштукатуренное здание церкви с продольно-осевой композицией стоит на возвышении в центре села. Квадратный в плане двусветный четверик завершён восьмигранным объёмом второго яруса, перекрытым восьмидольным сомкнутым сводом на конических тромпах. Восьмигранник увенчан круглым световым барабаном с круглой главкой. Широкая трапезная и граненый алтарь перекрыты полулотковыми сводами.

Пластическая разработка фасадов выдержана в невысоком рельефе. С севера и юга четверик украшен пилястровыми портиками. Центральные оси фасадов подчеркнуты треугольными фронтончиками. Профилированные карнизы с сухариками опоясывают периметр здания. Углы восьмигранника, междуоконные проёмы барабана, стены трапезной и алтаря декорированы пилястрами, создающими размеренный ритм. Сдержанную внешнюю обработку разнообразят окна двух типов -- арочные и круглые, украшенные плоскими наличниками и замковыми камнями.

Композицию завершает трёхъярусная колокольня из убывающих в плане четвериков. Детальная разработка её фасадов также плоскостна. Два нижних яруса декорированы фронтонами, верхний -- украшен люкарнами, размещёнными по странам света. Арочные проёмы второго и третьего ярусов обработаны двойными нишами, углы обозначены пилястрами, верхний ярус завершён сложнопрофилированным карнизом. Колокольню завершает трибун (венчающая трибун круглая главка в настоящее время утрачена).

В описи имущества 1829 г. указаны размеры здания: "... пространство ея первое во святом олтаре от горняго места до царских врат в длину и в ширину семь аршин, в вышину шесть аршин. Второе от царских врат до арки, разделяющей настоящую церковь от трапезы, в длину и в ширину десять аршин, в вышину восемнадцать аршин. Третье в трапезе от арки до западных дверей в длину тринадцать аршин, в ширину двенадцать, в вышину семь аршин ..."¹⁴ Кроме того, опись позволяет восстановить первоначальный вид (формы и окраску) утраченных покрытий и характер второстепенных архитектурных деталей: " ... пред оной церковию находится паперть ... с лица паперти двои двери ... В настоящей по правую и левую сторону двери стекольчатые, а снаружи деревянные ... На главе церкви крест железной вызолочен, поддерживаем четырьмя цепями железными. Колокольня оная возвышена над папертью четыреугольная о двух слухах, в верхних слухах с четырёх сторон решётки железные, на оной колоколне шпиль деревянной обит белым железом, крест и яблоко железныя позолоченныя, под оной колоколней складена кладовая для церковного имущества в коей одно окошко с железною решеткою из деревянными дверми ... Олтарь и трапеза покрыты тесом. В настоящей кумпол и глава покрыты железом и выкрашены зеленою краскою. Снаружи как церковь, олтарь, колокольня, паперть, вся общекотурена и покрыта частию желтою краскою из мумии"¹⁵. Из описи следует, что первоначально колокольня была увенчана шпилем; церковь, по всей видимости, была окрашена в два цвета, основным был жёлтый.

Существующие описания интерьера дают приблизительное и далеко не полное представление о характере внутреннего убранства церкви. Известно о наличии росписей, в описи подробно описано размещение икон в двух иконостасах. В описи 1829 г. сообщается: " ... в оной церкви олтарь росписан живописью, настоящая и трапеза подштукатурена. Пол в олтаре и настоящей наслан тесом, в приделе и трапезе кирпичной."¹⁶

Об интерьере церкви пишет Ф. Морев в своём "Обозрении епархии ...": "Четырех-ярусный по голубому фону иконостас представляет вид большой арки над царскими дверьми и местными иконами, которыя покрыты апликовыми ризами. На стенах и сводах храма очень приличная живопись и красивая по местам уборка довершают благолепие церкви. Своды теплой трапезы также покрыты живописью, а алтарь отделен двухъярусным иконостасом, в котором иконы нижняго ряда также покрыты ризами"¹⁷.

На территории бывшего Ростовского уезда немало близких архитектурных аналогов Пужбольской церкви. Её объёмно-пространственное решение сопоставимо с Петропавловским собором в Петровске (1783 г.)18, храмами в сёлах Подлеснове (церковь Иоанна Богослова, 1795 г.)19, Савинском (церковь Троицы,1803 г.)20, Семеновском (церковь Ризположения Богородицы, 1784 г.)²¹. В композициях зданий использованы: форма "восьмерика на четверике" с двусветным четвериком, одноглавие, гранёный алтарь (Подлесново); однотипно решение фасадов.

Документально подтверждено, что на средства М. А. Шаховской в Ростовском уезде была построена ещё одна каменная церковь -- в селе Ивакине, расположенном в 12 км к западу от Ростова. В литературе церковь датируется 1798 г.²² До её возведения Ивакино было деревней, приход принадлежал церкви Никольского погоста в Согиле, бывшей вотчине Ростовского Троице-Варницкого монастыря. Прежняя церковь в Согиле была деревянной. Прошение о строительстве каменной церкви было подано 13 сентября 1791 г. В документе необходимость строительства храма в Ивакине обосновывается плохим состоянием церковного здания в Согиле и желанием Шаховской построить церковь именно в её вотчинном владении: " ... в означенном де Согильском погосте Николаевская церьковь имеется деревянная, и от давняго построения приходит уже в ветхость. Почему она и желает вместо ее построить собственным своим коштом не заимствуя ни от кого в тож именование с приделом Казанския пресвятыя богородицы каменную церьковь, но не в том, однако в Согильском погосте, а в состоящем не более двух сот пяти десяти сажен от означенной деревянной церкви, в вотчинном её сельце Ивакине ..."²³.

7 марта 1937 г. церковь в Ивакине закрыли, а в 1941 г. передали колхозу "Привет" для использования в качестве зерносклада²⁴. 23 октября 1997 г. здание церкви (одновременно с Пужбольской) отдано в ведение Ярославской епархии.

Кирпичное оштукатуренное здание церкви в Ивакине построено по осевой трёхчастной схеме. Одноглавый двусветный четверик с круглым алтарём увенчан световым барабаном, который покоится на высоком сомкнутом своде. Трапезная расширена в 1859 г. на средства прихожан²⁵. Наружная декорация отличается сдержанностью. В центре северного и южного фасадов выступают ризалиты невысокого профиля, завершённые треугольными фронтончиками увенчанными люкарнами. Подобные же фронтончики с люкарнами размещены на восточном и западном фасадах храмового объёма. Здание опоясывает широкий антаблемент. Прямоугольные окна обрамлены рамочными наличниками.

Колокольня двухъярусная с полуярусом в центре. Полуярус украшен двойными нишами. Ярус звона завершён сильнопрофилированным карнизом, углы раскрепованы, арочные проёмы обрамлены нишами.

Обзор церковных памятников Ростовского уезда позволяет обнаружить явное сходство композиции церковного здания в Ивакине с церквями сёл Первитина (церковь Рождества Богородицы, 1781 г.)²⁶ и Протасьева (церковь Флора и Лавра, 1795 г.)²⁷ В пластическом решении использованы двусветные четверики с высокими покрытиями крутого "барочного" ската, одноглавие, круглые алтари.

О заказчице обеих церквей известно немного. "... Престарелая девица и безродная ..."²⁸ Мария Шаховская имела вотчинные владения в сёлах Ростовского уезда -- Пужболе и Ивакине. Её отец, лейб-гвардии конного полка ротмистр, князь Андрей Афанасьевич, был сыном Афанасия Федоровича, стольника царицы Прасковьи Фёдоровны с 1687 г., представителя первой ветви рода Шаховских, ведущей начало от князя Данило Андреевича²⁹.

Документальные свидетельства ограничивают участие Шаховской в строительстве подачей прошений и вложением средств. Причём, прихожане и священнослужители в документах выступают не менее действенными просителями. Именно "приходские люди" подают первое прошение о строительстве и прошение об освящении церкви в Пужболе 1829 г. (возможно, заказчица к этому времени скончалась).

Остальные, существенные для понимания роли заказчицы, факты установить невозможно. Неизвестны причины, обосновывающие желание Шаховской строить церкви. Доподлинно не установлено принимала ли заказчица участие в выборе архитектурных проектов будущих церквей.

Объёмно-пространственное решение зданий существенно различается. В одном случае -- это "восьмерик на четверике", в другом -- одноглавый четверик. Однако отдельные элементы декора использованы в убранстве обеих церквей -- это люкарны (в Пужболе на колокольне, в Ивакине на храмовом объёме), небольшие фронтончики в центре, применение ниш в обрамлении арочных окон и проёмов, использование рамочных наличников с замковыми камнями.

Церкви в Пужболе и Ивакине имеют близкие по времени строительства аналоги на территории бывшего Ростовского уезда. Оба храма являются типичными образцами провинциального зодчества. В архитектуре церквей наблюдается свойственное для провинции смешение художественных приёмов, когда композиция и конструкции зданий сохраняют традиционные черты, типологически связанные с архитектурой барокко, а внешняя обработка тяготеет к классицизму.

1. Краткия сведения о монастырях и церквах Ярославской епархии. Ярославль. 1908. С. 138.
2. Крылов А. Историко-статистический обзор Ростовско-Ярославской епархии. Ярославль. 1861. С. 207; Титов А. А. Ростовский уезд Ярославской губернии. М., 1885. С. 449; Краткия сведения ... С. 138.
3. Морев Ф. Обозрение епархии Преосвященнейшим Ионафаном в 1882 г.// ЯЕВ. 1883. Часть неоф. С. 391.
4. Федотова Т. Вокруг Ростова Великого. М., 1987. С. 27.
5. Монастыри и храмы земли Ярославской. Ярославль-Рыбинск, 2000. Т. 1. С. 144.
6. ГАЯО. Ф. 230. Оп. 2. Д. 13. Л. 1.
7. ГАЯО. Ф. 230. Оп. 2. Д. 13. Л. 20.
8. ГАЯО. Ф. 230. Оп. 2. Д. 13. Л. 17-17 об.
9. ГАЯО. Ф. 230. Оп. 2. Д. 13. Л. 47.
10. ГАЯО. Ф. 230. Оп. 2. Д. 13. Л. 47 об.
11. ГАЯО. Ф. 230. Оп. 1. Д. 10851. Л. 1.
12. РФ ГАЯО. Ф. Р-6. Оп. 3. Д. 61.Л. 49.
13. РФ ГАЯО. Ф. Р-6. Оп. 3. Д. 132. Л. 16.
14. ГАЯО. Ф. 230. Оп. 2. Д. 13. Л. 4-4 об.
15. ГАЯО. Ф. 230. Оп. 1. Д. 10851. Л. 4 об.
16. ГАЯО. Ф. 230. Оп. 1. Д. 10851. Л. 4 об.
17. Морев Ф. Обозрение епархии ... С. 391.
18. Ростовский район Ярославской области.
19. Ростовский район Ярославской области.
20. Борисоглебский район Ярославской области.
21. Борисоглебский район Ярославской области.
22. Крылов А. Указ соч. С. 205 ; Титов А. А. Указ. соч. С. 448 ; Краткия сведения ...С. 146.
23. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 2. Д. 2561. Л. 4-4 Об.
24. РФ ГАЯО. Ф. Р-6. Оп. 3. Д. 132. Л. 13.
25. Краткия сведения ... С. 146.
26. Ростовский район Ярославской области.
27. Борисоглебский район Ярославской области.
28. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп. 2. Д. 2561. Л. 1.
29. Дворянские роды Российской империи. СПб., 1993. Т. 1.

В настоящем сообщении предпринята попытка воссоздания истории одного из женских училищ, существовавших в Ростове до революции. Работа основана на исторических источниках, хранящихся в РФГАЯО. К сожалению, история данного учебного заведения на сегодняшний день вырисовывается неравномерно и связано это с тем, что прямого фонда архивных документов женского 2-х классного училища не существует. В ходе работы были использованы документы городской думы, земской управы, инспектора народных училищ, училищного совета и др. Достаточно любопытными оказались мемуары из личного фонда заслуженной учительницы РСФСР В.Д. Титовой.

В 1902 г. серьезно встал вопрос о преобразовании Ростовской женской Мариинской прогимназии в полную гимназию¹. Однако в здании прогимназии отсутствовали свободные помещения, где можно было разместить новые гимназические классы. Председателем педагогического совета вносится предложение о выделении приготовительных классов в отдельное начальное училище для освобождения классных комнат. В новом же училище, по его мнению, девочки беспрепятственно и бесплатно могли получить не только начальное образование, но и освоить курс прикладных знаний².

На февральском заседании думы было решено ходатайствовать перед попечителем Московского округа о назначении необходимой суммы, а именно "1350 руб. в год на содержание личного состава учащих вновь открываемого училища". Говорилось так же о необходимости поддержки со стороны земства в данном вопросе. В случае удовлетворения ходатайства дума обязывалась все расходы по найму помещения для училища и его общехозяйственное содержание, исчисленные в сумме 1050 руб. "принять на счет города"³.

Директором народных училищ было позволено закрыть параллельные отделения в приготовительном классе и взамен них открыть женское двухклассное приходское училище по Уставу 1828 г. с профессиональным классом⁴. Такое учебное заведение являлось школой повышенного типа с пятилетним сроком обучения. Первые 3 года считались 1-м классом, и полностью соответствовали курсу начальной школы. Здесь изучались Закон Божий по краткому катехизису и священной истории, чтение по книгам церковной и гражданской печати, и чтение рукописей, чистописание, четыре первые действия арифметики. 4-й и 5-й год составляли курс 2-го класса: русский язык, арифметика (дроби, прогрессии, тройное правило, проценты), начальная геометрия, элементарные сведения по физике, геометрии, истории, черчению⁵.

Женское приходское училище было размещено в доме Галашина на ул. Покровской. Его торжественное открытие состоялось 30 августа 1902 г.⁶ Заведовала училищем на протяжении всей истории его существования старейшая учительница в городе, считавшаяся одной из лучших учителей того времени Климатинская Александра Гавриловна. Родилась она в семье священника ок. 1850 г., окончила курс в Ярославском училище девиц духовного ведомства, "учительствовала" с 13 сентября 1871 г.⁷

Попечителем училища в 1902 г. стал ростовский купец, гласный городской думы Андрей Дмитриевич Иванов. Его обязанностью являлась забота о благосостоянии учебного заведения как по учебной, так и по хозяйственной части. В отчете о начальном народном образовании за 1906 г. обращалось особое внимание на пожертвование почетного блюстителя Ростовского женского 2-х классного училища А.Д. Иванова. Он жертвовал "на приобретение игр для детей на открытом воздухе на сумму 43 руб. 50 коп., на покупку книг на сумму 60 руб., ситца на платья для девочек на сумму до 60 руб. и на устройство детской елки с подарками и гостинцами на сумму 150 руб."⁸.

В 1908 г. А.Д. Иванов отказался от звания попечителя ростовского приходского училища и на это место был избран гласный П.А. Селиванов⁹, после смерти которого в 1912 г. попечителем становится его брат -- ростовский купец 1 гильдии Потомственный Почетный Гражданин Петр Александрович Селиванов¹⁰.

На протяжении всего существования женского учебного заведения город при поддержке земства являлся основным источником его финансирования. На июльском заседании 1902 г. дума постановила отпустить 1025 руб. "как по первоначальному обзаведению, так и по содержанию его во второй половине текущего 1902 г."¹¹. Земство на содержание училища ежегодно выделяло по 500 руб.¹²

За счет этих средств оплачивалось жалование учительницы рукоделия, содержание сторожа, освещение, отопление и ремонт, вносилась арендная плата за помещение, покупались классная мебель и книги в библиотеку, учебные пособия, материалы для рукоделия и пр.¹³ В отчете о расходах, произведенных городским управлением на содержание женского двухклассного приходского училища со дня его открытия 1-го сентября 1902 г. по 1 января 1904 г. названа итоговая сумма затрат -- 2036 руб. 97 коп.¹⁴ В 1911 году Дума постановила: "согласиться с распределением освобождающейся у города суммы 1350 руб. на... расходы по приходским училищам, а именно: на 1-е женское училище 568 рублей..."¹⁵.

Имеющиеся на сегодняшний день сведения об училище немногочисленны и достаточно разнородны, поэтому можно составить лишь общее представление об истории его становления и развития. По-видимому, первоначально в училище имелось лишь одно отделение. С каждым годом число девочек, желающих поступить в первый класс увеличивалось. В 1906 г. для занятий со вторым отделением была приспособлена отдельная классная комната и приглашена "особая учительница"¹⁶. В 1908 году по инициативе и ходатайству инспектора народных училищ при двухклассном женском приходском училище открылась "на средства города вакансия 4-й учительницы, через это представилось одно из многолюдных отделений этого переполненного училища выделить в особую классную комнату и поручить отдельной преподавательнице"¹⁷. К январю 1910 г. в училище занималось 196 человек¹⁸. На 12 октября 1912 г. их стало 267, из них в первом отделении -- 65, во втором -- 60, в третьем -- 65, в четвертом -- 45, в пятом -- 32¹⁹.

Здесь обучались девочки 8-12 лет. По данным на 1 января 1912 года, из 256 учениц семилетних было всего 5, тринадцатилетних -- 19 и четырнадцатилетних -- 620. В основном это были представительницы православного вероисповедания²¹. По социальному составу они распределялись следующим образом: дочерей дворян и чиновников 18, лиц духовного звания 10, горожанок 134, детей крестьян 94²².

Занятия в училище начинались во второй половине августа, а заканчивались в конце мая. Помимо традиционных рождественских и пасхальных каникул девочки освобождались от занятий в день открытия мощей святителя Дмитрия Ростовского -- 21 сентября²³.

"Программный материал в этой школе, -- писала в своих воспоминаниях В.Д. Титова, -- был довольно обширный, а потому учитель должен был быть всесторонне развитым человеком"²⁴. В мемуарах В.Д. Титовой имеется довольно подробная характеристика содержания обучения девочек в 5 отделении училища, т. е. находившихся на пятом году обучения. В расписании значатся следующие предметы: "объяснительное чтение" (5 раз в неделю), диктант (4 раза), "переложение" (2 раза), арифметика (5 раз), геометрия (1 раз), Закон Божий (3 раза), славянское чтение (1 раз), география (2 раза), история (2 раза), естественная история (1 раз), рукоделие (3 раза), пение (1 раз). Ежедневно насчитывалось по 5 уроков. Воскресенье являлось выходным днем.

На уроках русского языка преподавались произведения классиков. Требовалось обязательное изучение биографий писателей и поэтов. Сведения по литературе сообщались на уроках объяснительного чтения. Обучение "рациональным приемам устных вычислений" ставилось во главу угла при изучении арифметики. На уроках истории, естествознания, географии и геометрии широко применялись наглядные пособия: глобус, карта, таблицы, чертежи, модели, схемы и пр., а так же "чтения с туманными картинами". Изучая биологию, девочки часто "совершали экскурсии в природу", занимались составлением гербария. Преподавание славянского языка сводилось "к чтению Евангелия со славянским и русским текстом и объяснению непонятных слов"²⁵.

В распоряжении учениц при училище имелась неплохая библиотека. К концу 1912 г. ее фонд насчитывал 695 наименований и 2226 томов, в это число входила как преподавательская, так и ученическая литература. Необходимо отметить, что учебники для бедных учениц приобретались на средства думы, "а дети состоятельных родителей учебники имеют свои"²⁶.

Обучение было классным, т.е. на каждый класс полагался один учитель, который преподавал основные предметы. Александра Гавриловна Климатинская, как более опытный педагог всегда занималась с первым отделением 1-го класса²⁷. Кроме нее было еще четыре "классных" учительницы. Богоявленская Антонина Владимировна происходила из дворянской семьи. Она обучалась во 2-й Ярославской гимназии, и приглашена была в училище, как уже упоминалось выше, в сентябре 1906 г. Преподавателями являлись и выпускницы Ростовской Мариинской женской гимназии: мещанка Иванова Софья Петровна (с 1 сентября 1907 г.), из духовного сословия Рудинская Ольга Ивановна (с 1 октября 1912 г.) и Титова Вера Дмитриевна (с 25 февраля 1911 г. по сентябрь 1915 г.)²⁸.

Священник Спасский Константин Александрович, окончивший Ярославскую Духовную семинарию, преподавал в училище Закон Божий (с 1 августа 1902 г.). Петрова Людмила Владимировна со дня открытия училища обучала девочек рукоделию. Она закончила курс в Петербургском Александрийском сиротском доме и выдержала экзамен на звание учительницы начальной школы. Хоровое и нотное пение преподавали Успенский Леонид Романович, а с 1 ноября 1912 г. Пивоваров Илья Николаевич -- выпускник Ярославской Духовной семинарии. Учителем рисования был с 1 ноября 1912 г. Сергеев Федор Георгиевич, происходивший из крестьян, он закончил курс в Московском Строгановском училище²⁹.

Ежегодно "за труды и хорошую подготовку учащихся к выпускным экзаменам" ростовская дума премировала особо отличившихся учителей. Так, в 1912 году среди других была награждена В.Д. Титова³⁰.

Изначально, как уже упоминалось, училище располагалось в доме гласного городской думы крестьянина А.А. Галашина на Покровской улице³¹. В течение 1902/1903 и 1904/1905 учебных лет за него уплачивалась арендная плата 500 руб. в год³². Однако в январе 1904 г. Галашин умирает и остается непонятным, было ли учебное заведение оставлено на прежнем месте, либо переведено в какое-то другое помещение. В отчетной записке по начальному образованию за 1908/09 и 1909/1910 учебные года указывается, что "из 6 приходских училищ три (женское двухклассное, 2-е мужское и Петровское) имеют собственные помещения..."³³. Однако дом А.А. Галашина, судя по раскладочным ведомостям, по-прежнему, находился в частном владении и принадлежал его наследникам³⁴.

Только в сентябрьских решениях думы за 1910 г. встречается информация о переводе женского 2-х классного училища в освободившееся здание на Всехсвятской (Ильинской) улице, где была временная мужская гимназия"³⁵. В отчетных статистических сведениях за 1911 и 1912 гг. значится, что "помещение училища городское, очень удобное просторное светлое, теплое. При училище имеется большой двор"³⁶.

В 1914 г., с началом I мировой войны в здании женского 2-х классного училища разместился Ильинский лазарет для раненных воинов³⁷. Училище было переведено на Покровскую улицу в здание высшего начального училища (ныне там располагается иконописная школа Покровской церкви). Два училища сосуществовали вместе вплоть до сентября 1918 г., когда "...2-е министерское училище, переведено на Ильинку в прежнее помещение"³⁸.

С приходом Советской власти, 2-х классное женское приходское училище было преобразовано в 4-ю советскую школу 1 ступени³⁹.

1. Рогушкина Е.В. К истории Ростовской женской Мариинской гимназии // ИКРЗ. 1998 г. Ростов, 1999. С. 163.

2. РФ ГАЯО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 655. Л. 3.
3. Журнальныя постановления Ростовской городской думы Ярославской губернии за 1902 год. Ростов, 1903. С. 5.
4. РФ ГАЯО. Ф. Р-2. Оп. 1. Д. 655. Л.12.
5. Педагогическая энциклопедия, 1964. Т.I. С. 651.
6. РФ ГАЯО. Ф. Р-2. Оп. 1. Д. 655. Л.14; Журналы ростовского Уездного земского Собрания. Очередная сессия март 1903 г. Ростов, 1904. С. 8.
7. РФ ГАЯО. Ф. 55 О. 1. Д. 67 Л.7; РФ ГАЯО. Ф. Р-144. О.1. Д. 111. Л.57; РФ ГАЯО Ф. Р - 1165. Оп. 2 Д. 14 Л. 1 об., 2 об.
8. РФ ГАЯО. Ф. 55 О. 1 Д. 156 Л. 4 об.
9. Журнальныя постановления ... за 1908 г. Ростов, 1909. С. 28.
10. РФ ГАЯО. Ф. 55. О.1. Д. 67. Л. 7; Журнальные постановления ... за 1912 г. Ростов, 1913. С. 16.
11. Журнальныя постановления ... за 1902 год. С.23.
12. Журналы ростовского Уездного земского Собрания. Очередная сессия сентябрь 1903 г. Ростов, 1904. С. 5; Очередная сессия 1908 г. заседание 29 сентября 1908 г. С. 15. В 1902 г. представителем от земства в ростовское женское приходское училище был избран Александр Тимофеевич Царьков (Очередная сессия сентябрь 1902 г. Ростов, 1903. С. 18 С. 227).
13. Журналы ростовского Уездного земского Собрания. Очередная сессия сентябрь 1903 г. Ростов, 1904. С. 5; Очередная сессия сентябрь 1908 г. С. 15; РФ ГАЯО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 144. Л.7. В 1911 г. на отопление, освещение и прислугу при училище Городской Управой было израсходовано 600 руб.
14. Журналы ростовского Уездного земского Собрания. Очередная сессия март 1903 г. Ростов, 1905. С. 8.
15. Журнальные постановления ... за 1911 г. С. 8. В 1912 г. было ассигновано из гос. казны 1710 руб., от города 1955 руб., от продажи вещей, собранных учащимися 56, 30 руб. Итого 3721,30 руб." (РФ ГАЯО. Ф. 55 О. 1 Д. 67 Л.7 об.).
16. Журнальныя постановления ... за 1906 г. Ростов, 1903. С. 23.
17. Журналы Ростовского Уездного земского собрания. 1908 г. стр.24.
18. РФ ГАЯО. Ф.5 О.1 Д. 1071 Л. 76-77 К концу 1911 г. в Ростовском женском 2-х классном училище состояло 234 ученицы из них мещан и купеческих детей 125 учениц, крестьян 85, детей чиновников и дворян 14 и детей духовного звания 10. (РФ ГАЯО. Ф. 2. Д. 903. Л. 14).
19. РФ ГАЯО. Ф.2. Д. 903. Л. 33.
РФ ГАЯО. Ф. 55. Д. 67. Л. 7.
20. РФ ГАЯО. Ф. 55. Д. 67 Л. 7.
21. РФ ГАЯО. Ф. 55. Д. 67 Л. 7 об.
22. РФ ГАЯО. Ф. 55. О.1. Д.67. Л. 8 об.
23. РФ ГАЯО. Ф. Р-1165. Оп. 2 Д. 14. Л. 6.
24. РФ ГАЯО. Ф. Р-1165. Оп. 2 Д. 14. Л. 6-9.
25. РФ ГАЯО. Ф. 55. О.1 Д. 67. Л. 8 об.
26. РФ ГАЯО. Ф. Р-1165. Оп. 2. Д. 14. Л. 6.
27. РФ ГАЯО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 144. Л. 7; Д. 67. Л. 7.
28. РФ ГАЯО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 144. Л. 7; Д. 67. Л. 7.
29. Журнальныя постановления ... за 1912 г. Ростов, 1913. С. 30.
30. РФ ГАЯО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 687. Л. 27.
31. Журнальныя постановления ... за 1903 г. Ростов, 1909. Ростов, 1904. С. 45.
32. РФ ГАЯО. Ф. 5 О.1 Д. 690. Л. 4.
33. РФ ГАЯО. Ф. 2 Оп. 1 Д. 687, 846, 908. Л.
34. Журнальныя постановления ... за 1910 г. С. 64.
35. РФ ГАЯО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 144. Л. 7-8.
36. РФ ГАЯО. Ф. 63 О.1 Д. 8 Л. 8.
37. РФ ГАЯО. Ф. Р-144. Д. 8 Л. 23.
38. РФ ГАЯО. Ф. Р-144. О.1. Д. 111. Л. 57. В личной карточке Климатинской А. Г. (1919 г.) указывается, что она работала в данном учебном заведении с 1 авг. 1902 г.

Учитывая значимость телефона в наши дни, автора заинтересовала история устройства и становления городской телефонной связи. Оказалось, что данная тема не изучена.

Точную дату устройства в г. Ростове телефонной связи установить не удалось. Однако, судя по отчету о состоянии телефонной сети города городского инженера В. Дьякова, а так же заявлению ростовского купца Николая Дмитриевича Кострулина¹ в городскую думу о выдаче ему разрешения на проведение телефона, то годом основания в нашем городе телефонной связи является 1897. Так, на очередном заседании Ростовской городской думы от 24 сентября 1897 г. рассматривалось заявление купца Кострулина о разрешении "постановки столбов для телефона от барака к его дому и к вокзалу железной дороги". По этому заявлению дума определила: "...Постановку... столбов для телефона Кострулину разрешить, но с тем, чтобы столбы эти были вполне приличны и окрашены, ежели же будет устроен в Ростове городской или правительственный телефон, то чтобы Кострулин подчинился уже последнему, уничтожив собственный"².

В постановлении думы ничего не говорится о телефонной станции, которая в начале XX века уже имелась в городе и находилась в частном доме Кострулина³. По-видимому, под первым телефоном подразумевалась установка одно, двух прямых линий с микротелефонами телеграфного типа, которыми можно было пользоваться только по одному направлению без помощи телефонной станции. В подтверждение этому может служить заявление крестьянина Ростовского уезда д. Ломы Александра Алексеевича Лыкова к этому же заседанию городской думы о разрешении "постановки столбов для устройства телефона от дома его, на Успенской улице, к лавке в корпусе крестьян Приимковской волости"⁴. Дума, как и Кострулину, также разрешила ему установить столбы для "устройства телефона" по указанной им линии. Подтверждением того, что телефонная связь в г. Ростове была основана в 1887 г. может служить и отчет о телефонной связи города, сделанный в 1910 г. инженером Дьяковым, в котором он указывает, что в городе "имеется телефонная сеть с 1897 г."⁵

С момента открытия телефонной связи в городе и до 1907 г. она находилась в ведении купца Кострулина. По-видимому, содержать в городе телефонную станцию в одиночку было довольно сложно и в 1906 г. между владельцем станции и городской управой стали проводиться переговоры о передаче телефонной станции городу. Учитывая всю ответственность и значимость для города этого мероприятия на очередном заседании Ростовской городской думы от 21 июня 1906 г. была выбрана Исполнительная комиссия по заведованию телефоном, в состав которой вошли Л.Я. Богданов, А.Т. Царьков, А.Т. Смыслов, А.Ф. Куликов, Н.Д. Кострулин, И.А. Казаков и А.А. Титов⁶.

Местным городским общественным управлением было направлено заявление в министерство внутренних дел с просьбой разрешить передачу телефонной связи от купца Кострулина городу. В ответ на это заявление начальник Нижегородского почтово-телеграфного округа отношением от 31 июля 1906 г. уведомил Ростовскую городскую управу о том, что "министр внутренних дел разрешил принадлежащую купцу Кострулину... частную сеть передать в ведение местного городского общественного управления"⁷. При этом было специально оговорено, что "проектируемые телефонные линии должны быть устроены во всем согласно правилам, принятым для телефонных линий в городах"⁸. Это отношение было рассмотрено 20 сентября 1906 г. на очередном заседании думы, по которому приняли постановление: "...Поручить управе совместно с Исполнительной комиссией по заведыванию телефоном принять от Н.Д. Кострулина телефонную сеть, приспособить помещение для центральной станции на Мытном дворе при конторе электрической станции..."⁹ К концу 1906 г. все вопросы о передаче телефонной сети городу были оговорены и согласно извещения городской управы за подписью городского головы А.Х. Оппеля абонентам частной телефонной связи и жителям города было сообщено, что "с 1-го января 1907 г. центральная телефонная станция от Н.Д. Кострулина перешла в ведение города"¹⁰. Здесь же сообщалось, что те абоненты, которые пожелают в дальнейшем пользоваться телефоном, теперь уже через городскую станцию, должны уплатить 40 руб. годовой оплаты за телефон с ремонтом не позднее 1-го февраля 1907 г. Если же абоненты не уплатят деньги в срок, то они будут отключены от телефонной сети. Этим извещением управа сообщала так же о своей готовности ходатайства перед вышестоящей организацией на соединение в будущем телефонной станции г. Ростова с Ярославлем¹¹.

На время приемки телефонной станции от частного лица в телефонной сети состояло 38 абонентов. После того, как станция перешла в ведение города, число ростовцев и организаций, имеющих в пользовании телефон, значительно увеличилось и к ноябрю 1909 г. стало составлять 60 абонентов¹².

Касательно телефонных аппаратов, то в начале 20-го века абоненты, как правило, приобретали аппараты фабрики Л.М. Эриксон и К^о, завода Н.К. Гейслер и К^о и супругов Белля¹³. Следует заметить, что в Ростовского городской телефонной сети в пользовании находились аппараты с микротелефонами телеграфного типа фабрики Л.М. Эриксон и К^о.

Абоненты, подключенные к городской центральной станции, могли пользоваться телефоном круглосуточно в течение всего года за исключением 1-го дня Св. Пасхи и дня Рождества Христова¹⁴. Абонент, желающий соединиться с другим абонентом, должен был вызвать продолжительным непрерывным звонком центральную станцию, поворачивая ручку 3-4 раза. Получив звонок и заявление, "центральная", вызывающий абонент сообщал номер нужного абонента. Получив ответ "звоните", абонент вновь должен был продолжительно звонить один или несколько раз, вызывая соединенный с ним номер. Получив ответный звонок вызываемого абонента, вызывающий абонент должен снимать трубку с крючка, подносить к уху и вести разговор. По окончании разговора с вызываемым абонентом он должен был дать сигнал на станцию отбой, т.е. несколько коротких звонков. Сигнал "отбой" должен был дать также и вызываемый абонент по окончании разговора. По желанию, абоненты могли получать с почтово-телеграфной конторы содержание телеграмм, полученных на их имя, а также посылать телеграммы, сообщая их почтово-телеграфной конторе по телефону. 24 ноября 1908 г. начальник Нижегородского почтово-телеграфного округа уведомил городскую управу о том, что "передача и прием телеграмм по телефону за утвержденную плату 10 коп. с телеграммы"¹⁵.

Когда телефонная связь перешла в ведение местного самоуправления, ремонт телефонных аппаратов и наружных проводов стал производиться за счет городской управы. Абоненты за пользованием телефонным сообщением через городскую центральную станцию обязаны были вносить в городскую казну установленную думой и утвержденную губернатором плату. Эта плата должна была вносится раз в полугодие и к 1 января и 1 к июля ежегодно и в 1909 г. составляла 40 руб. в год с каждого аппарата и 10 руб. с дополнительного.

После передачи частной телефонной станции в ведение города, она была переведена весной 1907 г. из дома купца Кострулина, находящегося возле Успенского собора (см. фото) и в котором он занимал часть помещений (сегодня это дом №2 на Соборной площади), на Мытный двор, где расположилась рядом с городской электростанцией¹⁶ (см. схему). В штате по обслуживанию телефонной связи в 1909 г. состояло 5 человек. Среди них были: городской инженер за присмотром, 3 телефониста и 1 мастер. Три дежурные телефониста работали посменно в следующее установленное по графику время: ночь -- с 22 часов вечера до 7 часов утра, день с 7 часов утра до 14 часов дня, вечер с 14 часов дня до 22 часов вечера¹⁷. Что касается обслуживающего персонала, то известно, что в ноябре 1913 г. на городской станции работали телефонистки Л.Н. Николаева, Е.И. Шибаева, Л.Н. Казицкая.

В 1909 г. протяженность городских телефонных линий составляла 20 верст, не считая линии на водокачку в 12 верст, а сама телефонная станция имела 2 коммутатора. Валовой доход от телефонной связи в этом году составлял 1923 руб. 14 коп., а расход -- 2293 руб. 14 коп.¹⁸ Общее количество телефонных аппаратов, подключенных к телефонной связи в 1910 г. было 65 единиц, из которых 54 основных и 3 дополнительных, а также 8 бесплатных. Стоимость всей телефонной связи в это время составляла 6000 руб.¹⁹ без учета стоимости аппаратов, которые абоненты покупали за свои деньги.

Выполняя 2-ой пункт "Условий" о передаче телефонной связи от Кострулина в ведение местного городского общественного управления, городской инженер Гуляев в мае 1909 г. подготовил доклад по переустройству отдельных линий телефонного сообщения. В частности, он предложил перенести линию "Станция" - пожарный двор - булочная Галашиной - лавка Стрижникова - Б. Заровская улица на следующую линию: "Станция" - вал - почтово-телеграфная контора - лавка Стрижникова - Б. Заровская улица. Часть проводов, идущих на Покровскую улицу направить по прямой к городскому саду вместе с проводами, протянутыми на Ярославскую улицу. Стоимость работ оценивалась в 595 руб.²⁰ эти работы проводились под руководством надсмотрщика Н.А. Орлова, а контроль за ходом проведения этого усовершенствования телефонного сообщения осуществлял городской инженер В. Дьяков.

Важным событием в деле обеспечения телефонной связью остальных граждан города, не имеющих телефона, стала установка в 1913 г. телефона-автомата фабрики Л.М. Эриксона и К^о для общего пользования во 2-м классе пассажирского здания станции "Ростов" Северной железной дороги²¹. В этом году телефонная сеть города насчитывала уже 128 телефонов, из которых 118 были основные и 10 добавочные²². Примечательно, что 14 мая 1913 г. в помещении почтово-телеграфной конторы была установлена одна переговорная "будка" с телефоном, подключенным к линии междугородного телефонного сообщения Москва-Ярославль. Начальником Московской загородной телефонной связи 8 мая 1913 г. в Ростовскую почтово-телеграфную контору была направлена таблица переговорных такс, по которой трехминутный разговор с Москвой стоил 60 коп., Ярославлем -- 30 коп., а Переславлем -- 20 коп.²³ Деньги, получаемые от междугородних переговоров поступали на счет почтово-телеграфной конторы.

Из приведенных ранее данных по валовому доходу и расходу телефонная станция была убыточна для города, тем не менее с конца 1912 г. плата для частных лиц была уменьшена. Так, на заседании технической комиссии от 27 ноября 1912 г. было обсуждено заявление члена комиссии В.Я. Дударева о понижении абонентской платы за пользование телефонами через городскую телефонную станцию. Согласно заявления, все абоненты были разделены на 3 категории. К первой категории относились фабрики и заводы, для которых ежегодная плата устанавливалась в 50 руб. Ко второй категории -- торговые заведения с платой 40 руб. в год и к третьей категории отнесены квартиры частных лиц и учреждений с платой 30 руб. с аппарата. За дополнительные телефонные аппараты плата осталась прежняя -- 10 руб. в год²⁴.

Необходимо заметить, что в процессе эксплуатации телефонной сети органы местного самоуправления постоянно поддерживали отношения с Русским акционерным обществом Л.М. Эриксон и К^о, контора которого находилась в С.-Петербурге. Согласно общей договоренности, это общество поставляло для станции г. Ростова вызывные клапана к коммутатору, микротелефоны телеграфного типа, специальные шнуры для коммутаторов. В сентябре 1910 г. между обществом Л.М. Эриксон и К^о и городской управой проводились переговоры о поставке для телефонной станции нового добавочного коммутатора №645 на 50 однопроводных линий с нумерацией гнезд и клапанов от 51 до 100 на сумму 300 руб.²⁵

Устройство телефонной связи стало важным событием в истории г. Ростова. С ее помощью стало значительно удобнее решать разные хозяйственно-бытовые проблемы не только на территории города, но и за его пределами.

1. Н.Д. Кострулин родился около 1867 г., в семье крестьянина. В 1897 г., заявленный в купцы 2-й гильдии с семейством, имел жену Евлампию Семеновну и детей: Анну, Евдокию, Валентину, Катерину, Софью (РФ ГАЯО. Ф.2. Оп.1. Д.126. Лл.11 об., 14; Д.515. Л.12). С декабря 1892 г. по март 1914 г. являлся гласным Ростовской городской думы (РФ ГАЯО. Ф.2. Оп.1. Д.1391. Л.208; Д.1504. Лл.17 об., 19, 26, об., 28) В конце XIX в нач. XX вв. регулярно получал подряды на поставку керосина для освещения учреждений и улиц города (РФ ГАЯО. Ф.2 Оп.1 Д.1422. Лл.137, 143; Д.1458. Л.61 об.) Для облегчения транспортировки керосина с ж.д. станции до склада им были проложены газовые железные трубы по которым керосин перекачивался в емкость (РФ ГАЯО. Ф.2. Оп.1. Д.1405 Лл.108, 115, 115 об.). В ноябре 1898 г. обратился в Ростовскую думу с заявлением о "дозволении провести конно-железную дорогу", на что в последствии, получил разрешение и к 1906 г. "конка" уже имелась в городе (РФ ГАЯО. Ф.2. Оп.1. Д.1422. Л.137; Д.1458. Л.49). в 1913 г. он получил разрешение из МВД "к замене конной тяги моторной, по... конно-железной дороге в г. Ростове" (РФ ГАЯО. Ф.2. Оп.1. Д.1498. Л.58 об.) 15 декабря 1918 г. торговый дом Н.Д. Кострулина, А.Е. Иванова и К^о был национализирован (РФ ГАЯО. Ф.Р. 140. Оп.1. Д.12. Л.320, 321.).
2. РФ ГАЯО Ф.2. Оп.1. Д.1417. Л.117, 117 об.
3. Согласно промысловому свидетельству на промышленные предприятия 4-го разряда, выданному Ростовской городской управой от 18.12.1904 г. за №1075 известно, что купец Кострулин имеет телефон в собственном доме "близ собора" и заведует этим "телефоном" сам (РФ ГАЯО. Ф.2. Оп.1. Д.685, Л.204 об.).
4. РФ ГАЯО. Ф.2. Оп.1. Д.1417. Лл.117, 117 об.
5. РФ ГАЯО. Ф.2. Оп.1. Д.741. Л.135.
6. РФ ГАЯО Ф.2. Оп.1. Д.1458. Л.35.
7. РФ ГАЯО. Ф.2 Оп.1. Д.741. Л.1.
8. Там же. Л.4.
9. РФ ГАЯО. Ф.2. Оп.1. Д.1458. Л.52.
10. РФ ГАЯО. Ф.2. Оп.1. Д.741. Л.42.
11. Там же. Л.42 об.
12. Там же. Л.94., 94 об.
13. Там же. Лл.120, 122, 135 об.
14. Там же. Л.55 об.
15. Там же. Л.62.
16. Там же. Л.24; Д.685. Л.204 об.; Д.1400. Л.193 об.
17. РФ ГАЯО. Ф.2. Оп.1. Д.741. Л.54, 135.
18. Там же. Л.127.
19. Там же. Л.135.
20. Там же. Л.54.
21. РФ ГАЯО. Ф.2 Оп.1. Д.1022. Л.8, 41.
22. Там же. Л.144.
23. РФ ГАЯО. Ф.2. Оп.1. Д.1498. Лл.46, 47 об.; Ф.96. Оп.1. Д.90. Лл.5, 8-12.
24. РФ ГАЯО. Ф.2. Оп.1. Д.741. Лл.137, 138.
25. РФ ГАЯО. Ф.2. Оп.1. Д.741. Лл.137, 138.

Сельский церковный приход в XVIII - начале ХХ вв. представлял собой пространство, совпадающее с границами крестьянского мира. Объединяя членов клира и прихожан, с одной стороны, и включая культовые сооружения, с другой, он выступал в качестве религиозной общины, роль сосредоточения которой играл храм. На сегодняшний день вопросы, связанные с изучением истории сельского прихода Ростовского края не получили особого внимания, что делает актуальной тему исследования и дальнейшей ее разработки.

Объектом настоящего сообщения является приход с. Мосейцева Ростовского уезда в XVIII - начале ХХ вв. В работе будет предпринята попытка осветить различные аспекты функционирования местной церковной общины в названный период.

Источники по данной проблеме включают в себя как опубликованные материалы, так и находящиеся в архивах. В качестве их назовем "Ярославские епархиальные ведомости", "Церковную летопись", Описи церковного имущества, приходно-расходные книги, документы церковного учета населения, распоряжения консисторий, прошения священно и церковнослужителей.

По нашим данным, самые ранние сведения о приходе с. Мосейцева относятся к первой трети XVII в. Согласно "Списку с ростовских писцовых книг церковным землям", составленному в 1629-1631 гг. князем Андреем Звенигородским и подъячим Михаилом Бухаревым, в селе располагались храм Сергия Радонежского Чудотворца, "да место церковное, что был храм Николы Чюдотворца, а у церкви поп Перфилей Онисимов, дьячок Ивашко Михаилов, просфирница Марьица. Пашни церковные у Никольского погосту шесть чети в поле, в дву потому ж, сена пятнадцать копен, да в селе Мосейцове церковные земли шести чети в поле, а в дву потому ж, сена нет"¹. Итак, в конце 20-х годов XVII столетия в приходе находилась одна "действующая" церковь Сергия Радонежского. Между тем, небезынтересно упоминание источником о существовавшей прежде церкви Николая ("Николы") Чудотворца, после которой осталось "место церковное" (по-видимому, запустевшая храмовая территория). По сообщению документа, здесь располагалось приходское кладбище ("Никольский погост"). В связи с этим привлекают внимание сведения, данные А.А.Титовым на 1885 г. По свидетельству автора, на тот момент "в версте" от Мосейцева находился каменный часовенный "столб", где по преданию существовала деревянная церковь. Около "столба" были обнаружены следы кладбища². Как известно, часовни нередко устанавливались на месте бывших церквей. Этот факт, по нашему мнению, может рассматриваться в связи с существовавшей здесь церковью Николая Чудотворца.

Каково же было состояние мосейцевского прихода в XVIII - начале ХХ вв.? На 1723 г. его составляли жители следующих населенных пунктов: с.Мосейцева, д.Биричева, д.Кичина (упоминается в составе прихода до 1853 г.)³, д.Пирогово, д.Починка, д.Скородумова⁴. Данный состав зафиксирован также в 1918 г.⁵

Как показывает анализ источников, по составу членов церковная община с.Мосейцева была однородной: все прихожане являлись православными, в приходе отсутствовали старообрядцы и представители других церквей или каких-либо сект⁶. Характеризуя свою паству в 1866 г., местный священник отмечал ее религиозность и "благопочтительность" к храму⁷.

Упомянув о членах рассматриваемого прихода, обратимся к вопросу о церкви Сергия Радонежского. Как уже было сказано, Сергиевский храм играл роль сосредоточения прихода уже в первой трети XVII в. В 40-х гг. XVIII в. он выступал в качестве центра заказа -- духовно-административной единицы Ростовской епархии, -- позволяя настоятелю занимать должность "поповского старосты". Последний собирал подати с духовенства подведомственных приходов в пользу архиерейского дома и играл роль первой судебной инстанции в "духовных" делах. В 1743 г. "заказная" власть была передана священнику церкви Святого Великомученика Андрея Стратилата с.Сулости Василию Васильеву. В "Инструкции поповским старостам от 1743 г." митрополит Ростовский и Ярославский Арсений предписывал Василию Васильеву быть "заказным старостою поповским на место прежняго заказнаго старосты поповского села Мосейцова попа Иоанна и по должности своей всякое отправление чинить... "⁸. Необходимо заметить, что степень сменяемости "заказной" власти в пределах епархии была высока. В данном случае местная церковная власть не концентрировалась на долгое время в одних руках. Это наблюдается и в отношении благочиний (благочинных округов) в XIX - начале ХХ вв., пришедших на смену заказам. Отметим, что в 1764 г. институт "поповского старосты" был упразднен в связи с прекращением тягловых обязательств приходского духовенства архиереям⁹.

В последней трети XVIII в. приход с.Мосейцева состоял из двух деревянных церквей: Сергия Радонежского и, по-видимому восстановленной, Николая Чудотворца. На это указывают сведения "Покорнейшего прошения" о разрешении на строительство новой церкви, поданного в июне 1779 г. (число не указано) архиепископу Ростовскому и Ярославскому Самуилу от приходского священника Григория Иванова и помещиков Михаила Васильева сына Ошанина и его сестры Дарьи Васильевой дочери Ошаниной. В "Прошении ", в частности, говорилось, что в селе находились "две деревянные церкви первая означенная сергиевская, вторая с[вя]т[ите]ля и чудотворца Николая, из коих сергиевская хотя и неветха однакож мы Ашанины н[ы]не намерены желающим ее уступить за настоящю денежную плату, а вместо ее и на том же месте построить новую каменную и в тож именование церковь с пределом в трапезе на левой стороне теплым с[вя]т[ите]ля и чудотворца Николая на что и материалы изготовляемы будут... доколе же та каменная церковь строится будет дотоле служение исправлятся имеет в другой николаевской церкви... "¹⁰. 26 июля 1779 г. разрешение было дано¹¹.

Строительство каменной церкви Сергия Радонежского завершилось в 1787 г.¹². Очевидно, в то же время была разрушена деревянная Никольская церковь, и кладбище перенесено к новой Сергиевской. Возвращаясь к вопросу о часовне, находившейся в окрестностях с.Мосейцева, предположим, что та была сооружена в годы, хронологически близкие к рассматриваемому периоду.

Сведения "Описи" имущества данной церкви, составленной 18 августа 1803 г., позволяют представить внешний и внутренний вид каменного храма. Приведем выдержки из источника: церковь "каменная, снаружи и внутри выштукатурена, покрыта вся железом, на ней глава и на колокольне шпиц железные выкрашенные красками, с крестами железными позолоченными, в ней трои двери железные с затворами и замками вислыми и одним нутренним, в южной и северной сторонах внутри двери стекольчатые с филенчами (рамками - А.К.), во всей церкви окошка с рамами стекольчатыми, и железными решетками, исключая в разсуждении решеток осмерика пол везде деревянной"¹³. Большое внимание внутри храма привлекал "прямой с резбою" позолоченный иконостас с иконами "живописной работы"¹⁴. Небезынтересно, что он сохранился, и в настоящее время находится в мосейцевской церкви¹⁵. В то же время особую ценность имели два предмета: во-первых, Евангелие, напечатанное в 1677 г., обложенное "кругом чеканеным серебром 84 пробы позолоченного весу серебра 10 ф[унтов] (около 5 кг - А.К.) и "по древности" малиновым бархатом "с серебряными изображениями". Кроме того, заслуживал интереса чеканный серебряный и позолоченный ковчег "весом 7 фунтов и семьдесят девять золотников" (около 3,2 кг - А.К.), подаренный "храмодательницею" Д.В.Ошаниной¹⁶.

Завершая вопрос, связанный с церковным зданием с.Мосейцева, отметим, что 18 мая 1886 г. в ходе "обозрения" епархии архиепископ Ярославский и Ростовский Ионафан посетил храм, где указал на то, что "живопись на стенах и позолота главного (резного) иконостаса требуют неотложного возобновления, потому что очень потемнели", заметив, "что и наружность храма требует поправки"¹⁷. Работы по реставрации здания церкви проводились в 1894 г.¹⁸.

Обратимся к вопросу о причте Сергиевского храма с.Мосейцева. По своему типу церковь являлась "однокомплектной" и имела один штат священно и церковнослужителей. В 20-е годы XVIII в. приходской клир был представлен "попом" Иваном Савиным, дьячком Артемеем Дементьевым и пономарем Иваном Яковлевым¹⁹. На 1918 г. в качестве служителей церкви выступали священник Александр Николаев Доброхотов и псаломщик -- диакон Алексей Михайлов Введенский²⁰.

Затрагивая вопрос о материальном положении приходского духовенства с. Мосейцева, следует сказать о большой степени его зависимости от "усердия" прихожан или односельчан. Важную статью обеспечения служителей церкви составляло недвижимое имущество. На 1862 г. в собственности мосейцевского храма находилось 36 десятин 995 саженей земли, включавшей в себя как "усадебную", так и "удобную" для обработки²¹. Нередко, в целях получения дополнительного дохода, причт выступал в качестве сдающего земельные участки в аренду. 30 января 1887 г. в Нажеровском волостном суде была выслушана жалоба крестьянина, жителя с.Мосейцева Ивана Дмитриева Фомичева, который в роли "доверенного" представлял интересы вдовы священника Екатерины Аркадьевны Капцевич, о "неуплате ей Капцевич за арендную ея землю за 1886 год 16 рублей крестьянином того же села Тимофеем Кузьминым Кузнецовым". В ходе дела последний показал, что землю взял у священника Владимира Васильева Капцевича на 1886 г. "бесплатно... и условия об этом между ими никакого сделано не было". Однако постановление суда предписало отдать засеянный на арендованной Кузнецовым земле озимый хлеб вдове священника, отказав ответчику в ее арендовании на 1887 г.²².

Обратимся к иному аспекту функционирования сергиевского прихода с.Мосейцева. Как известно, проведение служб и необходимость обеспечения культовыми предметами, забота о состоянии церковного здания и т.п. вынуждали брать на себя хозяйственные и финансовые проблемы. С последним было связано наличие института церковных старост (ктиторов).

Контролируя церковные суммы, ктитор, тем не менее, должен был спрашивать разрешения у епархиальных властей в случае необходимости расходования крупных сумм на какие-либо цели (починка храмового здания, обустройство церковной территории и т.п.)²³. Это обстоятельство затрудняло хозяйственно-экономическое функционирование прихода. В связи с этим следует отметить факт участия в жизни церковной общины более обеспеченных ее членов. В качестве примера приведем выдержку из приходской "Летописи". В 1875 г. церкви с.Мосейцева были пожертвованы "малинового бархата хоругви с золотыми кистями, таковою же бахромою и лепными позолоченными изображениями, стоющие 100 рублей. Всех жертвователей на сей предмет было четверо, из них главные крестьянине Андрей Михайлов Жуков и Аркадий Дмитриев Никеров"²⁴.

В данном аспекте функционирования православного прихода с.Мосейцева принимали участие и церковные старосты, нередко беря на себя расходы по содержанию храма и подвигаясь в деле материального поддержания духовенства. В 1872 г. староста Вукол Моржов "для самостоятельности прихода" пожертвовал "билет" в 400 руб. серебром Ярославского общественного банка, по которому причт ежегодно получал проценты в количестве 26 руб.²⁵.

Церковный староста являлся неотъемлемым членом приходской администрации в XIX - начале ХХ вв., однако этот факт не ограничивал его функции по отношению к общине в целом. 4 марта 1874 г. в с.Мосейцеве было открыто начальное училище²⁶. Через три года, как свидетельствует церковная "Летопись", "усердием прихожан по убеждению и теплому сочувствию к образованию крестьянских детей попечителем крестьянином села Мосейцева Андреем Михайловым Жуковым училище окончательно приведено в лучший вид и освящено при молитвенном призвании помощи Божией местным причтом... "²⁷. 2 января 1881 г. упоминавшийся Андрей Михайлов Жуков, который находился на должности приходского старосты с 1878 по 1887 гг., за "устройство" училища был награжден серебряной медалью с надписью "За усердие" "на станиславской ленте для ношения на груди"²⁸.

Не являлись исключением и случаи принесения церковным старостам личной благодарности со стороны епархиальной власти. Следует отметить, что подобное отношение сохранялось и после смерти ктиторов. Последнее выражалось, в частности, в их "посмертном" праве на "вечное поминание", совершении "заупокойных" литий, отведении под их могилы особой территории внутри церковной ограды. При обследовании территории около храма Сергия Радонежского с.Мосейцева справа от входа в церковь была обнаружена могила церковного старосты Максима Федоровича Колесова с написанной на надгробном памятнике эпитафией: "Помяни мя господи егда приидешь во царствии твоем Здесь покоится прах раба Божия Максима Федоровича Колесова скончался 30 апреля 1915 г. Жития его было 71 г."²⁹.

Итак, нами были рассмотрены некоторые аспекты жизни православного прихода с.Мосейцева Ростовского уезда в XVIII - начале ХХ вв. Следует отметить, что приход выполнял функции объединения людей в одну религиозную общину. Важную роль здесь играли представители духовенства. В то же время, были затронуты некоторые стороны жизни клира в контексте межличностных и экономических отношений с членами церковной общины. С другой стороны, проследив историю формирования архитектурного комплекса прихода в последней трети XVIII в., заметим, что тот определял "картину" "культового" пространства до настоящего времени.

Списки настоятелей и старост Церкви Сергия Радонежского с.Мосейцева (по данным документов XVII - начала ХХ вв.)

Священники:
1. Перфилей Онисимов (упоминается в 1629-1631 гг.³⁰)
2. Иван (Иоан) Савин (упоминается в 1722-1726 гг.³¹)
3. Иван (Иоанн) Иванов (Иоаннов) (по-видимому, сын Ивана Савина, упоминается в 1737-1761 гг.³²)
4. Григорий Иванов (исполнял обязанности священника со 2 ноября 1763 г. по 1807 г. Умер в 1808 г.³³)
5. Михаил Феодоров Платонов (годы священничества: 7 июня 1807 г. - 1854 г.³⁴)
6. Иоанн Михайлов Радухин (сын Михаила Феодорова Платонова; находился на должности священника с 26 сентября 1854 по октябрь 1881 гг.³⁵)
7. Владимир Васильев Капцевич (14 ноября 1881 г. "рукоположен" в настоятеля мосейцевского храма³⁶. Умер ок.1886 г.(?))
8. Александр Николаев(ич) Доброхотов (5 марта 1887 г. был "произведен" на должность священника церкви с.Мосейцева. Арестован 5 января 1931 г. Осужден 26 марта 1931 г. по ст.58 п.10 УК РСФСР³⁷)

Старосты:
1. Семен Иванов (житель с.Мосейцева, упоминается в 1803-1824 гг.³⁸)
2. Лев Семенов Горюнов (житель с.Мосейцева, упоминается в 1843-1844 гг.³⁹. Здесь и далее указан период "староства")
3. Семен Петров (житель с.Мосейцева. 1845-1847 гг.⁴⁰)
4. Тимофей Никифоров (житель с.Мосейцева. 1848-1850 гг.⁴¹)
5. (И)сидор Федоров Бабурин (житель д.Биричева. 1851-1857 гг.⁴²)
6. Вукол Андреев Мо(а)ржов (житель с.Мосейцева. 1857-1877 гг.⁴³)
7. Андрей Михайлов Жуков (житель с.Мосейцева. 1878-1887 гг.⁴⁴)
8. Максим Феодоров Колесов (житель с.Мосейцева. 25 марта 1887 г. - 30 апреля 1915 г.(?). Умер 30 апреля 1915 г.⁴⁵)
9. Николай Максимов Колесов (сын М.Ф.Колесова. На должность старосты был избран в июне 1915 г. Упоминается по 1918 г.⁴⁶)

1. Церковные земли в Ростовском уезде (по писцовым книгам 1629-1631 гг.) М., 1896. С.22.
2. См.: Титов А.А. Ростовский уезд Ярославской губернии. М., 1885. С.311.
3. РФ ГАЯО. Ф.196. Оп.1. Д.19050. Л.7 об.
4. РФ ГАЯО. Ф.197. Оп.1. Д.11. Л.72-73 об.
5. ГАЯО. Ф.230. Оп.11. Д.1897. Л.123 об. - 127 об.
6. РФ ГАЯО. Ф.196. Оп.1. Д.13490. Л.13; ГАЯО. Ф.230. Оп.2. Д.5212. Л.101.
7. РФ ГАЯО. Ф.372. Оп.1. Д.556. Л.1.
8. Инструкция поповским старостам от 1743 г. // ЯЕВ. Неоф. ч. 1883. 30 апреля. С.141.
9. См.: Смолич И.К. История русской церкви 1700-1917. Кн.8. Ч.1. М., 1996. С.275.
10. РФ ГАЯО. Ф. 197. Оп.1. Д.7106. Л.7.
11. Там же. Л.8. об.
12. РФ ГАЯО. Ф.196. Оп.1. Д.4717. Л.2а.
13. РФ ГАЯО. Ф.372. Оп.1. Д.541. Л.1.
14. Там же. Л.1.
15. См.: Рудченко В.М. Иконостасы XVIII - первой половины XIX вв. в храмах верхневолжских областей // Памятники русской архитектуры и монументального искусства. Стиль, атрибуции, датировки. М.: Наука, 1983. С.213; Емеличев В. Возродим сельский приход // Союз. 1991. 21-28 августа. С. 7.
16. РФ ГАЯО. Ф.372. Оп.1. Д.556. Л.1.
17. Обозрение Его Высокопреосвященством, Высокопреосвященнейшим Ионафаном, Архиепископом Ярославским и Ростовским, церквей и монастырей в уездах: Ярославском, Ростовском и Угличском в продолжение 16-28 ч(исел( мая сего 1886 года // ЯЕВ. Неоф. ч. 1886. 13 октября. Стб.647.
18. По данным мемориальных досок церкви Сергия Радонежского с.Мосейцева.
19. РФ ГАЯО. Ф.197. Оп.1. Д.7. Л.188; Там же. Д.25. Л.94.
20. ГАЯО Ф.230. Оп.11. Д.1897. Лл.142 об. - 143.
21. РФ ГАЯО. Ф.372. Оп.1. Д.554. Л.1.
22. Там же. Ф.340. Оп.1. Д.131. Лл.1-2об.
23. См.: Инструкция церковным старостам. Ярославль, 1905. С.16.
24. РФ ГАЯО. Ф.372. Оп.1. Д.556. Л. 3 об.
25. Там же. Л. 2об.
26. Там же. Л.3 об.
27. Там же. Л.4.
28. РФ ГАЯО. Ф.372. Оп.1. Д.551. Л.2.
29. Данные натурных обследований территории около храма Сергия Радонежского с.Мосейцева 7 февраля 1998 г.
30. Церковные земли в Ростовском уезде... С.22.
31. РФ ГАЯО. Ф.197. Оп.1. Д.7. Л.188; Д.25. Л.44.
32. Там же. Ф.197. Оп.1. Д.95. Л.7; Д.3058. Л.20.
33. РФ ГАЯО. Ф.372. Оп.1. Д.540. Л.1 об.; ГАЯО. Ф.100. Оп.8. Д.440. Л.316.
34. РФ ГАЯО. Ф.372. Оп.1. Д.540. Л.5.; Ф.196. Оп.1. Д.19366. Л.1.
35. Там же. Ф.372. Оп.1. Д.554. Л.2 об., 63 об.
36. Там же. Л.61 об.
37. См.: ГАЯО. Ф.230. Оп.2. Д.5212. Л.97 об.; Не предать забвению: Книга памяти жертв политических репрессий, связанных судьбами с Ярославской областью. Ярославль, 1997. Т.4. С.164.
38. РФ ГАЯО. Ф.372. Оп.1. Д.541. Лл.12-13; Ф.196. Оп.1. Д.5828. Л.3 об.
39. Там же. Ф.372. Оп.1. Д.542. Лл. 1 об.-2 об.
40. Там же. Лл.2 об. - 5.
41. Там же. Лл.6-10.
42. Там же. Лл.11-20.
43. ГАЯО. Ф.230. Оп.1. Д.1642. Л.11 об.; РФ ГАЯО. Ф.372. Оп.1. Д.551. Л.2 об.
44. РФ ГАЯО. Ф.372. Оп.1. Д.551. Л. 2об.; Д.578. Л 1 об.
45. ГАЯО. Ф.230. Оп.1. Д.1642. Л.96 об.; Оп.11 Д.1897. Л.58 об.
46. Там же. Ф.230. Оп.2. Д.5515. Л.87 об.; РФ ГАЯО. Ф.372. Оп.1. Д.592. Л.2 об.

Список сокращений

ГАЯО - Государственный архив Ярославской области
РФ ГАЯО - Ростовский филиал государственного архива Ярославской области
ЯЕВ - Ярославские епархиальные ведомости

Почитание местных святых следует рассматривать как социо-нравственное явление бытоистории определенной территории определенной территории, заложенное в основе формирования местной культуры в аспекте православных традиций и религиозного воспитания. В этом явлении определяется не самоцель народа, а его самовыражение, самодостаточность и духовно-религиозный патриотизм, который был неотъемлемой частью патриотического самосознания нации.

Ореол святости, культ святого и чинопочитание в лике святых зависели не столько от мирской ипостаси почитаемой личности, сколько от ее персонификации в церковной иерархии и сонме общерусских святых. Хотя на восприятие образа святого и его территориальное почитание, безусловно, влияли некоторые доминирующие факторы мирской жизни. Как то -- прижизненные божественные видения святого, его страдания, христианское послушание, "дела мнози добры" и другие подобные моменты.

Следует отметить, что уровень и степень поклонения, ореал почитания святого не зависели от его положения в миру, чинов, сана, должностей, званий, социального происхождения, жизненного достатка и прочих бытийно-мирских условностей. Поскольку для культа святого единственными условиями являлись востребованность в народе, его массовая религиозно-духовная персонификация, его нравственная эквивалента приходской традиции. Ярким предметом в истории православия может служить фигура Иоасафа, немало достойного сделавшего при жизни, но не сподобившегося признания святости.

Огромное значение для почитания святого имел временной критерий, период канонизации, общегосударственные процессы и, в целом, духовно-нравственная ситуация в стране.

Примером вышеизложенного может служить культ святителя Димитрия митрополита Ростовского Чудотворца в углических церквях.

Святитель Димитрий (в миру Даниил Саввич Туптало) был шестым, и последним, ростовско-ярославским владыкой, причисленным к лику святых, после св. Феодора, Леонтия, Исайи, Игнатия, Иакова (в данном случае, не берется во внимание канонизация августа месяца 2000 г. с утверждением имен Ярославских новомучеников)¹. Обретение нетленных мощей митрополита Димитрия в сентябре 1752 г. явило народу угодняка Божия, а вершившиеся чудеса при гробе утвердили народное мнение. Через 5 лет -- 22 апреля 1757 г. Димитрий митрополит Ростовский был причислен к лику святых. По поручени. Св. Синода Арсений митрополит Ростовский, тогда же, написал жизнеописание святого, а служба составлена Амвросием епископом Переславским, впоследствии архиепископом Московским².

Служба разрешалась для богослужения во всех православных храмах. С этого же времени разрешалось прославление имени св. Димитрия и в образно-художественном исполнении -- в иконописи и стенной живописи. Поздняя по времени канонизация (середина XVIII в.) после Никоновских церковных реформ и Петровских государственных преобразований не играла препятствующей роли в прославлении имени Ростовского митрополита. Достаточно быстро имя святого утвердилось среди прихожан, охватывая широкий ареал почитания. Поскольку еще при жизни Димитрий снискал славу, почет и уважение среди паствы. Уже к рубежу XIX в. образ св. Димитрия был один из любимейших в сонме местных святых, в т.ч. и среди прихожан угличских церквей. А в XIX в. Димитрий -- неотъемлемый образ во многих храмах. На период сер. XIX в. в г. Угличе приходских и ружных церквей насчитывалось 23, по уезду -- 703, в большинстве из которых в той или иной форме почитался Димитрий Ростовский. Отмечается несколько форм почитания:
1) существование главного приходского храма или придела во имя Димитрия;
2) наличие образов с различными иконографическим сюжетом (житийные, в сонме местных углических и ярославских святых, в предстоянии и пр.);
3) изображение образа Димитрия Ростовского в стенных росписях (стенописание);
4) имянаречение (крещение младенцев в честь Ростовского митрополита);
и, 5-я, особая форма почитания -- признание богословского письменного наследия св. Димитрия. Почти в каждой церковной библиотеке и в домашнем пользовании прихожан имелись нравоучения, поучения, четьи Минеи Димитрия Ростовского.

В качестве примера остановимся на первых двух формах почитания Ростовского чудотворца.

Из всех углических церквей (городских и уездных) лишь одна имела придел св. Димитрия Ростовского. Это церковь Успения Божьей матери в с. Заозерье, приписанная в качестве кладбищенской к главной Казанской церкви этого села⁴.

Самой же распространенной формой почитания были иконы с изображением Димитрия Ростовского. Кстати, территориальое нахождение храма (вблизи или отдалении от г. Ростова) не влияло на наличие в нем подобных икон. Случалось, что храм дальнего прихода имел не один образ Димитрия и в более украшенном виде, чем ближайшие к Ростову церкви. Украшение образов было различное -- в ризах, окладах, с венцами, цатами, чистое письмо без украшений (зависело от сюжета иконы). Местоположение икон св. Димитрия, также, было разное -- в местном ряду иконостасов (главных и придельных), на клиросах, в настенных и пристенных киотах, без киот на стенах в холодных церквях, трапезах, на папертях и пр.

Итак, пример нескольких углических городских храмов:
-- в церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы икона Архангела Михаила с изображением над ним коронования Божьей Матери, а по сторонам Иоанн Предтеча, свв. Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Николай архиепископ Мирликийский, Димитрий митрополит Ростовский и преподобные Сампсон Странноприимец и Кирилл Белозерский⁵;
-- в церкви Обновления храма Воскресения Христова (при Воскресенско-Георгиевском городском кладбище) в холодном храме за правым клиросом образ Димитрия Ростовского с изображением Венецкой Божьей матери Чудотворной. Украшена серебряными полями, венцом и ризой⁶;
-- в церкви Иоанна Богослова на сухом пруду в приделе Николая Чудотворца икона Димитрия Ростовского без украшения⁷;
-- в церкви Корсунской Божьей матери штилистовый (пядичный) образ Димитрия над смежными арками в трапезу. Украшен чеканным серебряным венцом, пред ним лампада⁸;
-- в теплой церкви Печерской Божьей матери (при Благовещенском храме) в паперти образ св. Димитрия Ростовского. Пред ним стеклянный фонарь⁹;
-- в Казанской церкви в трапезе нижнего храма Сретения Господня образ Димитрия Ростовского с 3-мя святителями¹⁰;
-- в церкви Успения Пресвятой Богородицы икона Димитрия Ростовского, украшена чеканным серебряным венцом. Кстати, образ Димитрия был и в росписях этой церкви в клеймах с Игнатием и Леонтием Ростовскими, Иоанном Златоустом, Ионой и Петром святителями Московскими. Росписи выполнялись в 1818 г. Тимофеем Медведевым¹¹.

Далее приведем примеры наличия икон св. Димитрия по церквям углического уезда.

Приход близ Углича:
-- церковь в с. Чурьякове -- образ Димитрия в трапезе¹².

Приходы дальние от Углича и, тем более, от Ростова:
-- с. Новое (при р. Юхоть), церковь св. Леонтия епископа Ростовского чудотворца -- икона Димитрия в трапезе¹³;
-- с. Георгиевское в Юхти -- первый образ Димитрия Ростовского в настоящей церкви в серебряной золоченой ризе с 3-мя венчиками, в приделе св. Георгия -- икона в 3-х лицах -- едино с Димитрием Роствоским изображены св. Иоанн Кущник и мученица Надежда¹⁴;
-- с. Угольники -- церковь во имя святителя и чудотворца Николая -- в местном ряду главного иконостаса за северной дверью образ Димитрия Ростовского вместе с преподобным Сергием Радонежским, над ними Спаситель. Икона украшена серебряными венцами¹⁵;
-- в с. Петрозаручье -- икона Димитрия Ростовского в полотняной ризе¹⁶;
-- иконы Димитрия Ростовского простой работы были в церквях с. Никольского в Курбице, с. Богоявленского в Игрищах, с. Звенячева (в приделе Николая Чудотворца храма во имя св. Архистратига Михаила), с. Малахова (в приделе св. великомученика Димитрия Селунского Благовещенской церкви)¹⁷;
-- простой же работы икона св. Димитрия Роствского в местном ряду иконостаса придела св. Апостола и евангелиста Луки в церкви Одигитрии Божьей Матери Смоленской в с. Лучинском¹⁸;
-- икона св. Димитрия Ростовского с чудесами имелась и в местном ряду Никольского придела Казанской церкви на погосте Никольское на Вороме¹⁹.

И теперь несколько примеров по территориально близким к Ростову приходам:
-- с. Троицкое в Устье, церковь св. Живоначальной Троицы -- в местном ряду главного иконостаса за северной дверью образ Димитрия Ростовского с серебряным венцом²⁰;
-- в Никольской церкви с. Нефедьева в разное время упомянуто три образа Димитрия -- в иконостасе, в холодной части храма (в серебряной ризе) и в трапезе на одной доске с пророком Илией²¹;
-- в церкви Обновления храма Воскресения Христова в с. Воскресенское в Поречье -- образ Димитрия Ростовского с позолоченым венчиком в серебряной ризе с простыми сибирскими камнями (помещался в дубовом киоте), -- в приделе св. Леонтия Ростовского Чудотворца этой церкви -- икона с изображением Димитрия Ростовского и св. Григория Богослова²²;
-- в храме пророка Илии в с. Ильинское в Поречье, в приделе св. Нила Столбенского -- икона Димитрия Ростовского в посеребряной ризе²³;
-- в с. Зубареве в церкви святителя и Чудотворца Николая два образа: первый -- в главной иконостасе; второй -- в приделе св. Леонтия Ростовского в иконостасе за северной дверью, св. Димитрий в окружении Ростовских чудотворцев Леонтия, Исайи, Игнатия, Иакова с житием св. Леонтия Роствоского²⁴.

Таким образом, вышеизложенное определяет следующие выводы:
1) Несмотря на позднюю канонизацию, Димитрий Ростовский в Угличском Верхневолжье стал одним из самых почитаемых святых;
2) Доминирующая роль в прославлении и почитании св. Димитрия принадлежала комплексу субъективных факторов, зависящих от социо-культурных, нравственно-этических и духовно-религиозных традиций приходского общества;
3) Ореол святости и почитания исторической личности в лике святых есть качественный показатель позитивного социо-культурного развития общества в целом и Углического Верхневолжья в частности;
4) Прославление святого может рассматриваться как один из основных критериев бытоистории и православного воспитания;
5) Изучение культа Димитрия Ростовского в углических церквях расширяет знание иконографии данного святого.

1. Булгаков С.В. Настольная книга для священно-церковно-служителей (Сборник сведений, касающихся преимущественно практической деятельности отечественного духовенства). Изд. Репринтное. Ч.2. М., 1993. С.14717-1418
2. Жития русских святых. Сентябрь-октябрь. Кн. 4. М., 1994. С.189, 195.
3. Крылов А. Историко-статистический обзор Ростовско-Ярославской епархии. Ярославль, 1861.
4. Там же.
5. УФ ГАЯО. Ф.43. Оп. I. Ед.хр. 40. Л. I об.
6. Там же. Ед.хр. 120. Л.4 об.
7. УФ ГАЯО. Ф.18. Оп.3 Ед.хр.197 Л.10 об.
8. УФ ГАЯО. Ф.43. Оп.I. Ед.хр.212. Л.7 об.
9. Там же. Ед.хр.3. Л.9.
10. Там же. Ед.хр.207. Л.6.
11. УФ ГАЯО. Ф.18. Оп.3. Ед.хр.207. Лл.5, 14.
12. УФ ГАЯО. Ф. Р-113. Оп.I. Ед.хр.881. Л.13.
13. УФ ГАЯО. Ф.43. Оп.I. Ед.хр.846. Л.3 об.
14. УФ ГАЯО. Ф. Р-27. Оп.I. Ед.хр.188. Лл.16, 23 об.
15. УФ ГАЯО. Ф.18. Оп.3. Ед.хр.205 Л.4 об.; Ф.43. Оп. 2а. Ед.хр.8. Л.3 об.
16. УФ ГАЯО. Ф. Р-27. Оп.I. Ед.хр.190. Л.116.
17. УФ ГАЯО. Ф.18. Оп.3. Ед.хр.151 Л.10; Ед.хр.153. Л.10; Ф. Р-27. Оп.I. Ед.хр.183. Л.34 ед.хр.199. Л.56.
18. УФ ГАЯО. Ф.43. Оп.I. Ед.хр.750 Лл.15, 66..17 об.
19. УФ ГАЯО. Ф.18. Оп.3. Ед.хр.215 Лл.7 об. - 8.
20. Там же. Ед.хр.217. Лл.5, 21, об.
21. УФ ГАЯО. Ф.43. Оп.I. Ед.хр.783 Л.4 об.; Ф. Р-27. Оп.I. Ед.хр.198. Л.197 об.
22. УФ ГАЯО. Ф.43. Оп.I. Ед.хр.486 Л.16 66.; Ф. Р-27. Оп.I. Ед.хр.187. Л.6.
23. УФ ГАЯО. Ф. Р-27. Оп.I. Ед.хр.189 Л.127.
24. УФ ГАЯО. Ф.18. Оп.3. Ед.хр.216 Лл.3, 4 об.

Целью настоящей работы является освещение основных видов деятельности крестьян села Поречья-Рыбного, крупнейшего из огородных сел Ростовского края.

Ранее данная тема отчасти рассматривалась историками второй трети XIX в. Следует обратить внимание на статьи Ф.Я. Никольского и И.И. Хранилова¹. Более поздние исследования А.А. Титова, Н.П. Столпянского, В.А. Давыдовой, В. Колесникова и др., затрагивали указанный период, но в основном, были посвящены истории и экономике уезда второй половины XIX в.²

Источниками для данного исследования послужили, во-первых, немногие сохранившиеся письменные документы поречского вотчинного правления в Ростовском филиале Государственного архива Ярославский области. В частности, в "Книге для записи договоров и согласий..." зафиксированы контракты о купле, продаже, завещании, аренде, разделе, огородных заведений и домов в Петербурге, Москве, Риге, Поречье. Во-вторых, документы фондов графов Орловых и Паниных в Российском Государственном архиве древних актов, в частности дела по переписке вотчинных контор и непосредственно касающиеся экономической деятельности крестьян. К сожалению, многие ценные источники по истории села утрачены: старый архив поречского вотчинного правления сгорел во время пожара 9 мая 1887 г.³

С 1784 по 1831 гг. Поречье было вотчиной графа В.Г. Орлова, а затем перешло по наследству к его дочери Софье, вышедшей замуж за графа В.Н Панина. Вместе с Борисоглебскими слободами, с. Воржей и Спасской слободой в Ростове, село являлось крупнейшим населенным пунктом в Ростовских вотчинах Орловых - Паниных⁴.

Одним из показателей социально-экономического развития является уровень доходов на душу населения. Доходы поречских крестьян вытекали из трех основных видов деятельности.

1. Отхожий промысел в крупных городах России. Как отмечает Ф.Я. Никольский, в отход уходило практически все мужское население села. Среди городов, куда отъезжали поречские крестьяне, на первом месте стояла Москва, затем Петербург и Рига. Только в Москве в их огородных заведениях насчитывалось по 300-500 парниковых рам, множество стеклянных теплиц, деревянное или каменное строение. Цена огородных заведений, в зависимости от их размера, колебалась от 1000 до 3000 рублей⁵.

Рассмотрим доход, получаемый с отхожего промысла на одну ревизскую душу. Крестьян-отходников можно условно разделить на три группы: А) Крестьяне, не имевшие в городе огородной земли ни в собственности, ни в аренде, нанимавшиеся "по промышленной огородной части у разных хозяев". Их годовой доход составлял от 275 до 350 рублей в год ассигнациями, или "ходячею монетою"⁶. Б) Крестьяне, арендовавшие огородные заведения у разных лиц, в том числе и у своих односельчан -- собственников земли. Об уровне их доходов можно судить по размеру арендной платы за огородные заведения в Москве и Петербурге -- от 300 до 625 рублей в год. Так, 1 января 1827 г. Иван Семенов Пыхов отдал в содержание Александру Алексееву Барашкову собственную свою землю, купленную на имя помещика, графа В.Г. Орлова, в Лефортовской части Москвы. На земле упомянуты: изба, парники с рамами и рогожами, гряды со спаржей, колодец и пруд с рыбной ловлею. Контракт был заключен на 10 лет по 525 рублей в год. Как правило, арендная плата вносилась не единовременно, а в три срока. В данном соглашении: в апреле -- 100 рублей, в июле -- 200 рублей и в декабре -- 225 рублей. Если предположить, что прибыль в этой группе была равна сумме арендной платы со всеми побочными расходами, то, их чистый доход доходил до 700 рублей в год⁷. В) Крестьяне -- собственники земли. Необходимо учесть, что большинство из них владели несколькими огородными заведениями. Судя по контрактам, имели годовой доход от 1000 до 1300 рублей⁸.

Контракт на один участок огородной земли могли заключить два-три крестьянина-компаньона. Между ними существовало определенное разделение труда: "...производить нам по части огородного дела с обоих сторон всякое согласие ... как то работника нанимать с обоих сторон по согласию, коней купить сколько нам рассудится... Мне, Сорогину, управлять на огороде и распоряжаться хозяйственно, а мне, Титову, управлять рынком тож хозяйственно. Иметь попечность и старание обоим, контракт сделать с хозяйкой на оба лица"⁹.

Переписка главной московской и местной поречской вотчинных контор свидетельствует, что огородники из Поречья посылались в другие вотчины графа В.Г. Орлова. В частности, по "Отраднинскому дому" (усадьба Орловых под Москвой) фигурирует поречский огородник Иван Жуков¹⁰.

Контракты зафиксировали наличие у крестьян в городах семенных магазинов. В договорах упомянута стоимость семенного товара -- от 4000 до 6000 рублей, суммы аренды лавок -- до 500 рублей в год, торговый инвентарь¹¹.

Важным видом деятельности крестьян вне вотчины была поставка в казну провианта. В 1806-1809 гг. крестьяне В. Самойлов и В. Маринин закупали за наличные деньги в 30000-50000 рублей, в поволжских губерниях хлеб, муку, крупу. Провиант на барках отправлялся в Рыбинск и далее в Петербург, где его продавали в казну¹².

Крупным поставщиком хлеба в военное ведомство был крестьянин Иван Иванов Маринин Меньшой (1770-1823 гг.)¹³. Договора о поставке провианта выполнялись под залог крепостных душ разных вотчин помещика, выдававшего на то особые "верющие письма", то есть доверенности. Только в 1809 г. на поставку провианта в казну Маринину Меньшому было выдано восемь доверенностей с 5591 крепостными душами¹⁴.

"Верющие письма", выданные крестьянам помещиком, включают в себя много различных поручений: покупка крепостных дворов и строений, крепостных крестьян с землей и без нее; продажа движимого и недвижимого графского имущества; сбор с лиц разных сословий их денежных долгов графу; вотчинные дела; поставка провианта в казну. Доверенности выдавались крестьянам почти всех вотчин в большем или меньшем количестве. Высокая деловая активность поречских крестьян подтверждается следующим фактом: в 1806-1808 гг. им было дано 16 "верющих писем", тогда как крестьянам Борисоглебских слобод -- 3, Сидоровской вотчины -- 2, Ветлужской -- 1 и Семеновской -- 1. Крестьяне Воржской вотчины не упоминаются¹⁵.

О соотношении приведенных выше групп крестьян говорит количество выданных вотчинным правлением паспортов, общее число которых в год, в среднем, составляло 750-800. Эти паспорта имели различную продолжительность действия. 1) Годовые паспорта. Брали крестьяне-собственники и арендаторы огородной земли, торговцы, жившие в столицах постоянно, по несколько лет и в течение года -- 54,3%. 2) Полугодовые паспорта. Выписывались огородниками, шедшими наниматься в помещичьи именья, города -- 29,1 %. 3) Паспорта на два месяца. Получали лица, уходившие на богомолье, старики, женщины -- 2,1 %. 4) Паспорта на один месяц. Выписывались родственниками тех крестьян, кто уходил на год, чтобы отвести им в столицы паспорта годовые -- 14,5%¹⁶. Приведенные данные относятся к середине - второй половине XIX в.

2. Промышленное огородничество в самом селе. В начале XIX в. в Поречье числились 902 ревизские души. Седьмая ревизия 1837 г. зафиксировала 1078 ревизских душ. Земли огородной и сенокосной имелось 2066 десятин, 151 кв. сажен. При исключении из этого количества 777 десятин, 436 сажен земли, отдаленной от села и "неудобной" для обработки и присмотра, "удобной" земли оставалось только 388 десятин, 715 сажен. За 50 лет количество огородной земли на одну душу снизилось до 570 1/2 кв. сажен¹⁷.

В указанный период большая часть огородной земли отводилась под лекарственные и душистые травы. В своем исследовании Н.П. Столпянский называет до 20 видов лекарственных и душистых трав. В 20-30 гг. XIX в. началась их промышленная переработка для выгонки масел. В Поречье находились три завода (из четырех по уезду), принадлежавшие крестьянам Я.Н. Устинову, Я.А. Пелевину и В.А. Шестакову. Упомянутые заведения вырабатывали мятное, тминное и укропное масла. Годовой доход каждого составлял от 600 до 2520 рублей. Продукция сбывалась в Москве и на Нижегородской ярмарке на табачные фабрики, фармацевтические предприятия, аптеки¹⁸.

Как отмечал А.А. Титов, крестьяне Кохов и Лалин положили начало разведению и обработке таких известных ростовских культур как -- цикорий и зеленый горошек. Опись имущества Лалиных 1832 г., связанная с разделом семьи, называет принадлежащий им цикорно-сушильный завод. Однако, в более ранних описаниях хозяйства и промышленности уезда середины XIX в., первым, начавшим возделывание и обработку данных культур, упомянут поречский крестьянин И.Б. Золотахин (Лисицын). Поощряя этому промыслу своих односельчан, он содействовал распространению цикория по всему Ростовскому уезду¹⁹. Тот же источник указывает, что И.Б. Золотахин первым начал приготовление сушеного "сахарного" зеленого горошка. Некоторые сведения о зеленом горошке имеются в переписке между главной московской и местной поречской вотчинными конторами²⁰.

В документах рубежа XVIII-XIX вв. в поречской вотчине также упоминаются общественный кирпичный завод и мукомольная водяная мельница о шести поставах на реке Где²¹. В числе промышленных заведений в первой половине XIX в. необходимо отметить 5 салотопенных и свечных заводов крестьян: А.С. Козлова, А.А. Титова, В. Лалина, Я.А. Пелевина и В.А. Шестакова²².

Все необходимые продукты: муку, крупу, соль, дрова, хворост для подтычки на грядах горошка, крестьяне Поречья покупали на рынке. Базарные дни бывали в среду, а в летнее время в воскресенье. В центре села находился большой каменный гостиный двор, в нем до 60 лавок, часть которых торговала постоянно, другие открывались во время базаров. Центральная площадь, где проходил торг, сдавалась в "откупное содержание" частным лицам на год, вместе с частью общественных зданий, что приносило Обществу до 5000 рублей дохода²³.

Товарное огородничество -- промысел, когда весной и осенью ощущалась потребность в денежном кредите на отъезд в столицы, а также покупку стекла и лесоматериалов (жердей, подтоварника), навоза и семян и др. -- для парников и теплиц. В июле 1845 г. на средства графа В.Н. Панина в Поречье был учрежден банк с капиталом в 10000 рублей. Банк выдавал крестьянам денежные кредиты "под залог с поручительством" на сроки в 6, 9 и 12 месяцев со ставкой 6% годовых²⁴.

Заработки отходников позволяли их женщинам поддерживать хозяйство с помощью наемной рабочей силы. На различные огородные работы, в Поречье, из разных губерний, прежде всего Владимирской, приходило наниматься до 2000 человек. Каждая женщина, нанимаясь в работницы на 4 летних месяца, могла ежемесячно заработать 50-60 рублей ассигнациями, а мужчина 70-80 рублей. Не случайно, с начала XIX в. жители окрестных сел, называли Поречье "золотым дном"²⁵.

Поречские крестьяне совершенно не занимались хлебопашеством. Парники и гряды вскапывались вручную, железным заступом. Лошадей крестьяне использовали, в основном, как горожане -- для выезда из дому и для транспортировки грузов.

3. Рыбный промысел в реке Где и ростовском озере. Рыбный промысел издревле был основным занятием крестьян приозерных сел. В XVII в. благодаря этому промыслу Поречье получает второе свое название -- Рыбное. В 1709 г. все права на ловлю рыбы в реке и озере были переданы селу Угодичи, что изменило экономические приоритеты, поставив во главу угла огородничество. За право рыбной ловли поречские крестьяне платили жителям Угодич арендную плату, размер которой колебался от 800 до 1000 рублей в год. Лов рыбы проходил зимой по особым правилам, установленным еще в XVII в. Река делилась на участки от устья до мельничной плотины, причем мельничный омут сдавался в аренду с публичного торга. Ловили рыбу различными снастями -- неводом, мережами, вершею, саком, венделями, вылавливая до 12000 пудов на сумму до 40000 рублей в год. Сбыт рыбы производился не только в Поречье и Ростове, но и в столицах. Все рыболовные снасти изготовлялись самими поречскими рыбаками. Последние часто упоминаются в указах и распоряжениях графа В.Г. Орлова, в переписке вотчинных контор по высылке их в Москву и другие имения²⁶.

Таким образом, рассмотренные выше основные занятия поречских крестьян свидетельствуют, во-первых, о размахе деятельности, "мобильности" ростовских огородников в масштабах страны, во-вторых, о ее высокой эффективности, глубокой специализации в своей области, когда все остальные промыслы носили подчиненный характер, а все не производившиеся предметы производства и потребления назывались словом "товар" и приобретались через рынок. Это ставило огородников по экономическому положению в более выгодные условия перед основной массой крестьян уезда. Данная тема нуждается в более широком, детальном исследовании, сравнении экономического уклада огородных и "пашенных" сел Ростовского уезда.

1. Никольский Ф.Я. Поречье-Рыбное // ЯГВ. 1848. № 37 - 43; Хранилов И.И. Огородничество в Ростовском уезде // ЯГВ. 1851. № 50; Он же: Огородничество и цикорий в Ростовском уезде // Земледельческая газета. 1851. № 104; Он же: Ростовский уезд и город Ростов Ярославской губернии. М. 1859. С. 14, 33, 39, 44 - 45;
2. Титов А.А. Ростовский уезд Ярославской губернии. М. 1885. С. 124 - 150; Столпянский Н.П. Промыслы в селе Поречье-Рыбном Ростовского уезда, Ярославской губернии / Труды комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. СПб. 1885. С. 2 -33; Давыдов В.А. О формах землевладения у Ростовских огородников // ЯГВ. 1887. № 92 - 95; Колесников В. Огородничество в с. Поречье // ЯГВ. 1892. № 67, 70, 82, 84;
3. Пожар в селе Поречье Ростовского уезда // ЯГВ. 1887. № 37. С.2.
4. РФ ГАЯО. Ф. 225. Оп. 1. Том. 1. Д. 144. Л. 1 - 2.
5. РФ ГАЯО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3. Л. 2; Никольский Ф.Я. Поречье-Рыбное Ростовского уезда // ЯГВ. 1848. №37 - 43; Столпянский Н.П. Указ. соч. С. 2 - 33;
6. РФ ГАЯО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3. Л. 2. 4. 26 об.
7. РФ ГАЯО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3. Л. 15 об. 45.
8. РФ ГАЯО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3. Л. 41. 56. 93.
9. РФ ГАЯО. Ф. 113. Оп. 1. Д. 3. Л. 42.
10. РГАДА. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 973. Л. 15. 19.
11. РФ ГАЯО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3. Л. 68 об.
12. РГАДА. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 649. Л. 4 - 5.
13. РФ ГАЯО. Ф. 113. Оп. 1. Д. 1. Л. 23; Д. 4. Л. 8.
14. РГАДА. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 527. Л. 24, 26, 28 - 30, 31 об. 32, 34; Д. 2786. Л. 2 - 11.
15. РГАДА. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 527. Л. 13 - 34.
16. Столпянский Н.П. Указ. соч. С. 34.
17. РГАДА. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 535. Л. 131 об.; Титов А.А. Указ. соч. С. 152.
18. Столпянский Н.П. Указ. соч. С. 11; Подробное статистическое обозрение фабрик и заводов Ярославской губернии. СПб. 1857. С. 23, 25.
19. РФ ГАЯО. Ф.113. Оп. 1. Д. 3. Л. 86 об.; Титов А.А. Указ. соч. С. 151; Хранилов И.И. Огородничество в Ростовском уезде // ЯГВ. 1851. № 50. Ч.III.
20. РГАДА. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 973. Л. 19; Столпянский Н.П. Указ. соч. С. 56.
21. РФ ГАЯО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3. Л 14; Ф.204. Оп. 1. Д. 3500. Л. 13; Ф. 113. Оп. 1. Д. 3. Л. 28 об. 86 об.; Ф. 225. Оп. 1. Т. 1. Д. 144. Л. 36; РГАДА. Ф.1274. Оп. 1. Д.1273. Л.79. 84; Столпянский. Н.П. Указ. соч. С. 55;
22. В 1809 г. А.С. Козлов и А.А. Титов с семьями записываются в ростовское купечество. Первый с капиталом 50 100 руб. в I гильдию, второй с капиталом в 20 050 руб. во II гильдию. (РФ ГАЯО. Ф. 204. Оп. 1. Д. 3500. Л. 13).
23. РФ ГАЯО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3. Л.31. 37 об. 73 об.
24. РГАДА. Ф.1274. Оп. 1. Д.1273. Л.81 об.; Ф.1274. Оп. 1. Д.1270. Л.2.
25. Никольский Ф.Я. Поречье-Рыбное Ростовского уезда // ЯГВ. 1848. № 37 - 43.
26. РГАДА. Ф.1273. Оп. 1. Д.517. Л.61, 68, 70, 112, 145; РФ ГАЯО Ф. 225. Оп. 1. Т. 1. Д. 144. Л. 16 - 16 об.; Ф.113. Оп. 1. Д.3. Л. 94; Столпянский Н.П. Указ. соч. С. 19.

Преподобный Авраамий Ростовский почитается как основатель и первый архимандрит ростовского Богоявленского Авраамиева монастыря¹. Мощи его покоились открыто в посвященном ему приделе монастырского собора.

Цель настоящей работы -- проследить историю развития надгробного комплекса преп. Авраамия Ростовского². Термином "надгробный комплекс" (а более точным было бы "гробовой комплекс") мы обозначаем раку и те предметы и сооружения, которые составляли ее окружение -- иконы, реликвии, покровы, сени, светильники, постаменты и решетки.

Источниками для исследования послужили монастырские описи³, исследования и заметки, опубликованные в XIX в.⁴, ряд архивных документов советского периода⁵ и натурные данные.

В истории комплекса можно выделить несколько периодов. Первый из них продолжается с момента обретения мощей преподобного6 до времени построения каменного собора. Об этом периоде, за отсутствием источников, мы можем судить лишь предположительно. Несомненным является только то, что мощи в какой-то момент были поставлены открыто.

Второй период начинается в 1554/55 году, когда в монастыре на пожертвования Ивана Грозного был построен каменный собор⁷ с юго-восточным шатровым приделом во имя преподобного. В южной стене придела имеется аркосолий для установки раки⁸. На склонах арки сохранились остатки орнаментальной росписи⁹ и следы подтески кладки для удобства открывания крышки раки. Подтеска была сделана после исполнения росписи и повредила орнамент. Стесанная поверхность залевкашена и вновь расписана. Роспись эта заметно отличается по характеру от первоначальной. При этом утраты орнамента дополнены лишь со стороны возглавия раки, а со стороны изножья изображен круглый медальон без заполнения. Следы подтески указывают, во-первых, на то, что в какое-то время была осуществлена переделка первоначальной раки, и, во-вторых, на то, что вновь установленная рака имела форму не прямоугольную, а сужалась к изножью. Можно высказать предположение о времени этой переделки. Монастырская книга достопамятностей упоминает о находке в 1829 г. антиминса Авраамиевского придела с датой 22 октября 1655 г.¹⁰ Закономерно предположить, что освящение состоялось после какого-то обновления придела, возможно, включавшего и переделку раки.

В этот период с надгробным комплексом связано упоминание о реликвии -- "трости", полученной, согласно житию преп. Авраамия, от Иоанна Богослова. В составленной в середине XVII в. пространной редакции жития¹¹ сообщается, что царь, присутствовав на освящении каменного собора, "у преподобного из гроба (выделено нами. -- Т. Н.) трость Богословлю взя на победу и одоление Казанского царства". Источник передает монастырское предание о событиях столетней давности, допуская путаницу в датах¹². Утвердилось понимание слова "взя" в том смысле, что Грозный увез трость из монастыря¹³. О дальнейшей судьбе ее ничего не известно. Таким образом, в середине XVII в. было актуализировано предание о существовавшей и утраченной реликвии, что было обусловлено, видимо, тем, что при мощах в это время не хранилось никакой реликвии, а потребность в ней существовала.

Почти одновременно с появлением упоминания о трости в пространной редакции жития появляются и изображения ее на иконах. На них трость представлена в виде жезла, увенчанного крестом. При этом на более ранних изображениях¹⁴ этот крест изображен шестиконечным, сходным по пропорциям с древним медным шестиконечным крестом с рельефным изображением Распятия, широко известным ныне как "крест преп. Авраамия"¹⁵. Близкое к натуре воспроизведение креста, подписи у жезла на иконах¹⁶, положение жезла в центре композиции в сложившейся в это же время новой иконографии "Явления Иоанна Богослова преп. Авраамию" способствовали установлению в сознании зрителя неразрывной связи образа реально существующего креста с образами легендарной трости и давно утраченной монастырской реликвии. По-видимому, упомянутые факты отражают деятельность монастыря по прославлению новой святыни, которой и стал крест. Подчеркнем, что до середины XVII в. о кресте и связи его с "тростью" ничего не известно.

Крест преп. Авраамия во второй половине XVII в. становится широко известным, распространяются изображения его и отливки с пространными надписями на рукояти. К нему с почтением относились старообрядцы, поскольку на нем имеется древнее изображение креста восьмиконечной формы¹⁷. Однако при этом о местонахождении и почитании креста в самом Авраамиеве монастыре в XVII в. ничего не известно.

От этого периода сохранилось также несколько покровов с изображением преподобного¹⁸.

Третий период в истории надгробного комплекса отмечен перемещением раки с мощами из аркосолия в арочный проем, соединяющий пространство придела с пространством соборного алтаря, то есть с южной стороны придела на северную. Когда осуществилось это перемещение, источники не сообщают. Известно, что в 1730 г. монастырь пострадал от пожара. В ходе восстановительных работ собор и придел преп. Авраамия в 1736 г. получили стенную роспись, которая покрывает и склоны арки проема, в котором находилась рака. Следовательно, проем для раки был подготовлен (пробит вновь или растесан существовавший) ранее 1736 г. На архивольте проема под слоем штукатурки с живописью 1736 г. находится слой известковой обмазки, уже изрядно загрязненной¹⁹. Видимо, в 1730 г. проем уже существовал. Наиболее возможной датой возникновения нового надгробного комплекса является, по нашему мнению, 1709 г., когда придел освящался в весьма торжественной обстановке митрополитом Димитрием Ростовским²⁰.

Под аркой сохранилась кирпичная выстилка пола, позволяющая заключить, что размеры раки были близки к размерам аркосолия. Рака стояла в восточной части проема, с западной стороны между нею и стеной имелся проход.

Наиболее ранним из дошедших до нас документов, фиксирующих облик надгробного комплекса, является Опись ризничным и церковным вещам 1775 г.²¹ Местонахождение раки в описи не конкретизировано ("в той же церкви"), характеризуется она предельно кратко: "рака на ношках оловянных серебреная чеканная золоченая продувным золотом". Упомянуты отдельные предметы внутри раки -- "под главою подушка" и три покрова, из которых два находились внутри раки на мощах, и один покрывал раку сверху. Наружный покров и один из внутренних имели лишь изображение креста. Второй внутренний покров "отласу зеленого" был лицевым -- "на нем образ преподобного писан красками, венец и риза шито золотом и серебром"²². Более подробно описана надгробная сень: "сень резная деревянная золочена червонным золотом, на ней лица резные живописные Господа Саваофа да Спасителя и ангелов, да лица херувимов и серафимов. По сторонам две кароны с протчею разною резбою. Во оной сени четыре клейма, в клеймах писано живописью из жития и чудес преподобного". Под сенью у возглавия раки находилась икона Благовещения, а "по другую сторону" -- девять небольших богато украшенных икон в одном киоте. Светильник перед мощами описан всего один -- медная посеребренная лампада.

Судя по описанию, сень составляла ансамбль с иконостасом Богоявленского собора, который также был украшен резными деревянными фигурами ангелов²³. (Фигуры ангелов с надгробной сени сохранялись в монастыре и во второй половине XIX в. -- две из них описывались на своих местах "по углам" сени²⁴, две другие были перенесены в часовню²⁵). Тем не менее, сразу датировать сень 1730-ми гг. мешает соотношение ее со стенописью придела. Высокая "корона" сени закрыла ряд композиций. Хорошая сохранность стенописи под ней заставляет заключить, что сень, видимо, соорудили вскоре после завершения росписи.

В дополнениях к Описи имеется запись 1776 или 1777 г., об изготовлении резного деревянного "клейма"-киота для установки близ раки креста преп. Авраамия²⁶ (до этого крест употреблялся как напрестольный в Авраамиевском приделе²⁷). По сторонам креста были изображены Иоанн Богослов и преп. Авраамий, резьба была позолочена и раскрашена. Тогда же у киота была сооружена металлическая решетка.

Более детально представить себе облик раки позволяют данные описи 1838 г.²⁸ В ней упомянуто, что на раке вычеканено семь сцен жития преподобного. На кипарисной крышке раки был натянут упомянутый выше покров зеленого атласа, на котором лик и руки святого были написаны маслом, а одежды шиты золотом. Описана и внутренняя сторона крышки, обитая малиновым бархатом, с изображением Явления преподобному Иоанна Богослова. Четыре клейма с житийными сценами, ранее украшавшие сень, к 1838 г. были перенесены в иконостас придела, и на сени осталось только два клейма. На восточной стороне арки над ракой вместо иконы Благовещения стояла теперь икона Богоматери Печерской с предстоящими Иоанном Богословом и преп. Авраамием.

С середины XIX в. в описаниях надгробного комплекса отмечается новый элемент его -- "шапка преп. Авраамия". Почитание реликвии отметил архим. Иустин, упомянув, что "усердные богомольцы просят возлагать эту шапку на их главы в твердом уповании на ходатайство за них пред Богом преподобного"²⁹. Помещалась шапка сначала на крышке раки, в ногах, под стеклянным колпаком30, позднее на особой подставке. Иустин описал реликвию, упомянув об изображении на ней Деисуса и вкладной надписи княгини Сицкой³¹. Однако, в описи 1860-х гг. эта шапка с Деисусом и надписью названа просто "древней митрой"³², а в качестве реликвии описана другая "шапка в ногах мощей, якобы преподобного"³³. Изображение этой шапки с вышитыми голгофскими крестами и фигурами херувимов было приложено к одному из изданий книги М.В. Толстого³⁴.

Происхождение этой шапки, ее датировка и время установки у мощей неясны. В заметке составителя описи середины XIX в. высказывается предположение, что шапка эта была приложена к мощам митрополитом Ионою Сысоевичем³⁵. Шапка находилась у мощей, по-видимому, до самого закрытия собора³⁶. В акте освидетельствования мощей 1929 г.³⁷ она не упоминается, однако поступила в фонды музея.

В 1851 г. тщанием ростовского купца М.М. Плешанова вокруг раки была устроена медная решетка³⁸.

В 1857 г. монастырь заключил контракт с известным петербургским мастером Ф.А. Верховцевым на изготовление новой раки для мощей преп. Авраамия³⁹. В 1860 г. рака была доставлена в монастырь и установлена в соборе в ожидании освящения⁴⁰. Еще до освящения в печати появилось ее описание⁴¹. Торжество переложения мощей в новую раку совершилось 29 июня 1862 г.⁴²

Рака имела размеры в длину 2 аршина 15 вершков и в высоту 14 3/4 вершков, и вес 4 пуда 11 фунтов и 28 золотников. Боковые стенки и крышка раки были серебряными позолоченными, нижняя доска кипарисной. На крышке помещалось рельефное изображение фигуры преп. Авраамия в митре и облачении архимандрита, со сложенными на груди руками и закрытыми глазами, покоящегося на возглавии. Одежды были богато отделаны, чеканка имитировала жемчуг, шитье и парчу. На митре был вычеканен Деисус, на епитрахили кресты и херувимы. На опубликованной А.А. Титовым гравюре⁴³ рака показана открытой, так что видна лишь внутренняя сторона крышки. Опись 1860-х гг. уточняет, что чеканное изображение преподобного находилось с наружной стороны крышки, а с внутренней стороны помещалось другое изображение святого, шитое золотом⁴⁴. Кроме того, на раке имелась резная надпись.

На боковых стенках раки размещались рельефные изображения четырех сцен жития преп. Авраамия "Сокрушение идола Велеса", "Преставление преп. Авраамия", "Явление преп. Авраамию Иоанна Богослова", "Беседа Авраамия с иноком". Рельефы на боковых сторонах, разворачиваясь по горизонтали, занимали почти всю поверхность стенок. Гирлянды прикрывали боковые грани раки. Узорными были сделаны и четыре ножки, на которые опиралась рака. Верхний карниз, на котором лежала крышка, поддерживался по углам херувимами. Ф.А. Верховцев вложил в монастырь лампаду, видимо, собственной работы, оформление которой составляло ансамбль с украшением раки⁴⁵.

После создания новой раки старая не была упразднена, хотя первоначально это предполагалось, и в контракте с Ф.А. Верховцевым было записано, что серебро старой раки пойдет в уплату за его работу⁴⁶. Однако вскоре к тексту контракта была сделана приписка о выплате мастеру денег взамен серебра, которое оставлено на прежней раке⁴⁷. Старая рака была перенесена во Введенскую церковь и поставлена там за левым клиросом⁴⁸. В таком виде надгробный комплекс просуществовал до 1922 г.

26 апреля 1920 г. было произведено вскрытие мощей преп. Авраамия⁴⁹. В июле 1922 г. в ходе кампании по изъятию церковных и монастырских ценностей обе раки были изъяты, серебряные оклады с них сняты, деревянные корпуса возвращены общине⁵⁰. В деревянной раке мощи оставались на своем месте до 1929 г., когда собор перешел в ведение Ростовского музея. От этого времени сохранился акт обследования мощей⁵¹, в котором зафиксировано до мельчайших деталей состояние раки с мощами, перечислены все предметы, находящиеся в ней, описаны и сами святые мощи.

После передачи в музей отдельные фрагменты надгробного комплекса выставлялись в экспозиции антирелигиозного отдела⁵², в разделе о крещении Ростова. Указаний на то, что экспонировались мощи, нам не встретилось. Мощи находились в музее до 1991 г., когда были переданы церкви.

В исследовании надгробного комплекса мы постарались с наибольшей возможной полнотой реконструировать его историю. Не все аспекты проблемы в равной мере поддаются изучению. Однако, нам удалось выделить несколько периодов в истории комплекса, обрисовать круг памятников, составлявших его в различные периоды. С накоплением подобного материала станет возможным исследовать такую нераскрытую пока проблему, как почитание святых, как в частном, так и в более общем плане. Частный характер нашей работы не позволяет пока делать какие-либо обобщения, которые станут возможными лишь при более широком исследовании поставленной проблемы.

1. О монастыре и связанных с ним памятниках существует довольно обширная литература церковно-исторического и искусствоведческого характера. Назовем лишь некоторые работы: Толстой М.В. Древние святыни Ростова Великого. М.,1847. С.60-66; Иустин, архим. Описание Ростовскаго Богоявленскаго Авраамиева мужескаго второкласснаго монастыря Ярославской епархии. Ярославль,1862; Макарий, митр. История Русской Церкви. Т.1. Спб.,1868. С.261-265, 269-273; Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М.,1871. С.26-37; Титов А.А. Ростовский Богоявленский Аврамиев мужской монастырь Ярославской епархии. Сергиев Посад,1894; Соколов М.И. О редакциях жития Авраамия Ростовского // Труды 8-го Археологического съезда. М.,1895. Т.2. С.236-241; Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. М.,1904. Т.1. Ч.2. С.762-775; Титов А.А. Ростов в его церковно-археологических памятниках. М.,1911. С. 104-123; Эдинг Б.Н. Ростов Великий. Углич. М.,1913. С.64-65.
2. Нами уже была дана краткая характеристика комплекса: Никитина Т.Л. Надгробные комплексы ростовских святых XVIII - начала XIX вв.: опыт предварительного описания // Минувших дней связующая нить (5-е Тихомировские чтения). Ярославль, 1995. С. 20-22.
3. РФ ГАЯО, ф.232, оп.1. Д. 48 (опись 1775 г.); Д.157 (опись 1804-1808 г.); Д. 206 (опись 1808 г.); Д. 313 (опись 1838 г.); Д. 357 (опись 1853 г.).
4. О новой раке для почивания мощей преп. Аврамия Ростовскаго чудотворца // ЯЕВ, 1861. Ч. неоф. С.452-454 (перепеч. из журнала "Странник" 1861, №9). Иустин, архим. Описание Ростовскаго Богоявленскаго Авраамиева мужескаго второкласснаго монастыря Ярославской епархии. Ярославль, 1862; Титов А.А. Ростовский Богоявленский Аврамиев мужской монастырь Ярославской епархии. Сергиев Посад, 1894.
5. ГМЗРК, А-1033. Описи имущества Авраамиева монастыря 1920-х гг.
6. Известие об обретении мощей в 6683 (1175) г. содержится в рукописи, содержащей службу и житие преподобного, принадлежавшей Авраамиеву монастырю (ГМЗРК, Р-162. Л. 54об.-55). Названной дате не доверяет Титов (Титов А.А. Ростовский Богоявленский... С.17-18).
7. Библиография вопроса содержится в работе: Мельник А.Г. К вопросу о первоначальном облике Богоявленского собора Ростовского Авраамиева монастыря // ИКРЗ 1992. Ростов, 1993. С. 174-198.
8. Аналогичные ниши в южной стене с расположенным над ними окном имеются в других ростовских постройках XVI в. - в Успенском соборе (аркосолий для раки св. Леонтия) и в ц. Вознесения (аркосолий для раки блаж. Исидора). См.: Мельник А.Г. О церкви Вознесения в Ростове // Мельник А.Г. Исследования памятников архитектуры Ростова Великого. Ростов, 1992. С.26.
9. Формы орнамента находят аналоги в орнаменте XVI в.
10. ГМЗРК. Р-536. Книга для записок о случающихся достопамятностях исторических, служить могущих к продолжению Российской истории Ростовского Богоявленского Аврамиева монастыря (далее - Книга достопамятностей...). Л. 19.
11. (Соколов М.И.) Пространное житие преподобного Авраамия Ростовского чудотворца. Ярославль, 1890. Стб. 19. Никитина Т.Л. О третьей редакции жития преп. Авраамия Ростовского (в печати).
12. Известная из документов дата постройки собора - 1554/1555 г., тогда как Казань была взята в 1552 г. На противоречие обратил внимание еще А.А. Титов (Титов А.А. Ростовский Богоявленский... С. 21)
13. Книга достопамятностей... Л. 3об. Иустин, архим. Описание... С. 23.
14. Таковы изображения креста на житийной иконе XVII в. (Иконография ростовских святых. Каталог выставки. Сост. А.Г. Мельник. Ростов, 1998. С. 38-39. № 21), на иконе из ц. Иоанна Богослова на Ишне 1683 г., на изображении в стенописи 1715 г. в соборе ростовского Рождественского монастыря.
15. О кресте см.: Пуцко В.Г. Крест преподобного Авраамия Ростовского // ИКРЗ. 1994. Ростов,1995. С.96-104.
16. На житийной иконе подпись "Трость иже даде апостол Аврамию", на изображениях Явления Иоанна Богослова преп. Авраамию в надписи кратко пересказывается сюжет жития, связанный с сокрушением идола.
17. Так, крест преп. Авраамия упомянут среди подборки изображений древних восьмиконечных крестов в одном из сборников собрания П.И. Щукина ( Яцимирский А.И. Опись старинных славянских и русских рукописей собрания П.И. Щукина. М., 1897. Вып. 2. С. 141).
18. Вахрина А.Л. Шитые надгробные покровы Авраамия Ростовского // СРМ. Ярославль, 1995. Вып. 8. С.113-128.
19. Приношу благодарность А.Г.Мельнику за консультацию.
20. Известие об освящении придела содержится в "Диариуше" св. Димитрия под 1709 г. (Древняя Российская Вивлиофика. М., 1774. Т. 6. С. 407).
21. РФ ГАЯО. Ф.232. Оп.1. Д. 48. Опись церковным и ризничным вещам 1775 г. Л. 9-10.
22. Покров сохранился, история его сложна - позднее был снят с раки, укреплен на южной двери иконостаса в качестве иконы.
23. РФ ГАЯО. Ф.232. Оп.1. Д. 206. Опись церковным и ризничным вещам 1808 г. Л. 2об. К началу XIX в. эти скульптурные изображения были убраны с иконостаса, хранились в ризнице до 1839 г., когда были уничтожены.
24. РФ ГАЯО. Ф. 232. Оп. 1. Д. 313. Л. 7.
25. РФ ГАЯО. Ф. 232. Оп. 1. Д. 313. Л. 59.
26. РФ ГАЯО. Ф.232. Оп.1. Д. 48. Л. 50об.
27. РФ ГАЯО. Ф.232. Оп.1. Д. 48. Л.7об.
28. РФ ГАЯО. Ф. 232. Оп. 1. Д. 313. Л. 6об.-7.
29. Иустин, архим. Описание Ростовскаго Богоявленскаго Авраамиева мужескаго второкласснаго монастыря Ярославской епархии. Ярославль,1862. С.39.
30. Иустин, архим. Описание Ростовскаго... С. 47.
31. Иустин, архим. Описание Ростовскаго... С. 47.
32. РФ ГАЯО. Ф. 232. Оп. 1. Д. 357. Л. 66.
33. РФ ГАЯО. Ф. 232. Оп. 1. Д. 357. Л. 66об.
34. Толстой М.В. Древние святыни Ростова Великого. 2-е изд. М.1860. Вкладка.
35. РФ ГАЯО. Ф.232. Оп.1. Д. 357. Опись церковных и ризничных вещей 1853 г. Л. 66об.
36. Она упоминается в описи 1928 г. (ГМЗРК. А-1033. Л. 7)
37. ГМЗРК. А-177. Л. 61.
38. ГМЗРК, Р-536. Л.36об.
39. РФ ГАЯО. Ф.232. Оп.1. Д. 273. Контракты, заключенные монастырем с разными лицами. Л. 24-25.
40. (Иустин, архим.) Ростовский Богоявленский Аврамиев монастырь // ЯЕВ. 1861. Ч. неоф. С. 391-392.
41. "Странник", 1861, N9; ЯЕВ. 1861. Ч. неоф. С. 452-454.
42. Торжество переложения святых мощей преп. Аврамия Ростовскаго чудотворца, из прежней раки в новую, бывшее в Ростовском Богоявленском Аврамиевом монастыре 29-го июня 1862 года // ЯЕВ, 1862. Ч.неоф. С. 291-295.
43. Титов А.А. Ростовский Богоявленский ... С. 51.
44. РФ ГАЯО. Ф. 232. Оп. 1. Д. 357. Л. 11об.
45. РФ ГАЯО. Ф. 232. Оп. 1. Д. 357. Л. 22об.
46. РФ ГАЯО. Ф.232. Оп.1. Д. 273. Л. 24об.
47. РФ ГАЯО. Ф.232. Оп.1. Д. 273. Л. 25об.
48. Титов А.А. Ростовский Богоявленский... С.53.
49. Виденеева А.Е. К истории ростовского Спасо-Яковлевского монастыря // СРМ. Ростов, 1993. Вып. 5. С. 54-55.
50. ГМЗРК. А-1033. Л.49об.
51. ГМЗРК. А-177. Л.60, 61.
52. ГМЗРК. А-266. Тематико-экспозиционный план антирелигиозного отдела. 1941 г. Л. 9об.

Благотворительная деятельность являлась одной из важнейших социальных функций монастырей на протяжении всей истории Русской Православной церкви. Обители оказывали посильную помощь в обустройстве храмов и часовен, организовывали приюты и больницы, вносили средства в благотворительные фонды.

Основные направления и масштабы благотворительной деятельности православных монастырей неоднократно изменялись во времени. Главными определяющими факторами при этом выступали государственная политика в отношении монастырей, а также уровень их имущественного и финансового благополучия.

В рамках настоящего исследования мы предполагаем рассмотреть благотворительную деятельность углических монастырей во второй половине XIX - начале XX в. Весьма показателен тот факт, что в архивных фондах некоторых обителей (например, Богоявленской женской) документы этого периода по интересующей нас тематике составляют от трети до половины общего объема дел.

Одним из наиболее важных направлений благотворительной деятельности монастырей было финансирование проектов, обеспечивших присутствие Русской Православной церкви в местах пребывания общемировых христианских святынь. Главным проводником российской политики являлось Императорское Православное Палестинское общество. Так, в феврале 1909 г. общество провело тарелочный сбор "на нужды русских богомольцев у Живоноснаго Гроба Господня и на поддержание в Св. Земле православия"¹. В январе 1912 г. его ярославский отдел распространил сборный лист на посильные денежные пожертвования и на нужды православных в Иерусалиме². 18 апреля 1912 г. монастыри участвовали в сборе на сооружение храма во имя Св. Николая Чудотворца и странноприимцы для русских поклонников в городе Баре где почивают мощи святителя³.

Другим направлением благотворительной деятельности обителей являлись пожертвования на строительство православных храмов в разных российских епархиях. В мае 1867 г. монастыри собирали деньги на возведение Херсонского храма во имя Святого Владимира, в июле 1892 г. -- на постройку молитвенного дома в д. Пестрецово Ярославского уезда, в мае 1907 г. -- на строительство церкви при д. Горелово Мологского уезда⁴. 16 февраля 1909 г. датирован документ, призывающий к пожертвованиям на восстановление церкви-школы при д. Починок-Слепущий Арефинской волости, прихода с. Спасского на Ухре Рыбинского уезда⁵. 4 мая 1909 г. Обществом распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной церкви был объявлен тарелочный сбор на сооружение Воскресенского храма в Санкт-Петербурге⁶. В 1912 г. в монастыре обращались за помощью Строительный комитет по сооружению храма при Санкт-Петербургском подворье Городецкого монастыря, а также строители нового каменной церкви в с. Вязовце Кашинского уезда Тверской епархии⁷.

Исключительно важным регионом для Русской Православной церкви являлась Сибирь. Строительство церквей и монастырей там было обусловлено двумя причинами: необходимостью удовлетворения религиозных потребностей возрастающего числа переселенцев из европейской части страны, а также продолжением процесса христианизации коренных народов. Так 20 апреля 1870 г. Енисейское епархиальное попечительство г. Красноярска обратилось с просьбой о помощи духовенству, пострадавшему от пожара⁸. 22 октября 1908 г. в монастыри поступило прошение на строительство храма священника Тыргетуевской Михаило-Архангельской церкви Забайкальской епархии⁹. В марте 1909 г. 28-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, утративший при взятии Порт-Артура все свое полковое церковное имущество, пытался найти деньги на постройку полкового храма¹⁰. Апрелем того же года датируется прошение разъездного священника Иоанна Капитоновича Петрова, искавшего средства на приобретение церковной утвари и литературы, а также воззвание на строительство храмов в Сибири¹¹. В мае 1909 г. поступила просьба о сборе пожертвований на восстановление уничтоженных пожаром зданий Алатырского Свято-Троицкого монастыря, а в июле -- воззвание комитета по возведению храмов на Дальнем Востоке¹². 20 апреля 1912 г. состоялся тарелочный сбор на "удовлетворение религиозных нужд переселенцев в Зауральских епархиях"¹³.

Существенную благотворительную помощь оказывали монастыри организациям Православной церкви, занимавшимся миссионерской деятельностью за границей или по окраинам России, где преобладало неправославное население. В 1863 г. с просьбой о финансовой поддержке на построение православных церквей в Лифляндии обратилась Рижская духовная консистория, в 1869 г. -- православное братство при Каменецком кафедральном соборе, а годом позже -- православное церковное братство при пустынском Свято-Успенском монастыре Могилевской епархии¹⁴. В 1880-х гг. свои ходатайства присылали комитеты по сооружению православных церквей городов Верный, Паневеже и Ревель¹⁵. В 1890-х гг. были проведены сборы средств на строительство нового соборного православного храма в Варшаве и на возобновление древнего Мстиславова храма в г. Владимире-Волынском¹⁶.

В 1902 г. углические монастыри вносили пожертвования для ярославского комитета Православного миссионерского общества, на обеспечение Успенского монастыря при Российской духовной миссии в Пекине, на постройку соборного храма в Асхабаде¹⁷. 23 декабря 1902 г. санкт-петербургское Православное эстонское общество во имя священномученика Исидора Юрьевского разослало прошение произвести сбор на построение в Санкт-Петербурге православного эстонского храма и при нем дома для помещения школы, библиотеки и залы для собеседования¹⁸. В 1903 г. средства вносились на нужды Краснотокского Гродненской и Березвечского Литовской епархии женских монастырей, а также на устройство кафедрального собора в г. Ташкенте; в 1906 г. на завершение соборного храма в Рижском Свято-Троицком женском монастыре и на устройство православных храмов в Туркестанском крае; в 1912 г. ярославскому комитету Православного миссионерского общества и Комитету по постройке храма в Санкт-Петербурге при подворье Пекинской Православной миссии¹⁹.

В архивных фондах углических монастырей имеются документы связанные с благотворительной помощью православному славянскому населению балканских государств. Так, распоряжением от 19 ноября 1912 г. предписывалось "установить по всем церквам Империи на время войны с Турцией Балканских государств, сбор пожертвований по воскресным дням наряду с другими разрешенными уже сборами на разныя нужды, в таком порядке, чтобы в одно воскресенье сбор был произведен в пользу русского общества Красного креста для оказания помощи раненым и больным воинам Балканских государств, а в другое воскресенье -- в пользу Красного креста названных государств, поочередно, и чтобы собраныя суммы были препровождены через Благочинных в Хозяйственное управление при св. Синоде²⁰. 21 декабря 1912 г. Санкт-Петербургское Славянское благотворительное общество объявило сбор в пользу пострадавших на войне с Турцией православных славянских народов²¹. Документом от 10 июля 1913 г. предписывалось "...предложить по своему усмотрению более состоятельным монастырям и церквам вверенной епархии уделить, насколько это окажется возможным, что-либо из своих ризниц и из предметов церковной утвари, например, оказывающихся излишними и ненужными, во всяком случае, не имеющих археологической ценности, в пользу православных церквей в новоосвобожденных от мусульманского ига болгарских краях, без предварительного испрошения разрешения на исключения таковых жертвуемых предметов из описей, но с последующим донесением епархиальному начальству, и с тем, чтобы пожертвования, как сказанными предметами, так и с деньгами на приобретение таковых направлялись в Болгарию на имя Императорского Российского посланника в Софии..."²²

Однако благотворительные взносы производились монастырями не только в пользу зарубежных союзников России, пострадавших от военных действия, но и на поддержание инвалидов, вдов и сирот внутри страны. Так, например, в 1909 г. сборы пожертвований проводили Воинское благотворительное общество белого креста на оказание помощи вдовам и сиротам воинам Русской армии, Общество по призрению детей лиц, погибших при исполнении служебных обязанностей, а также Общество повсеместной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям²³.

Значительное число сохранившихся архивных документов связано с благотворительной помощью углических обителей медицинским учреждениям. 20 сентября 1891 г. Военное министерство обратилось с просьбой пожертвовать церковную утварь для военно-врачебных заведений²⁴. 28 февраля 1905 г. 2-й комитет Андреевского Красного креста при иркутском архиепископе призывал пожертвовать на сооружение в Иркутске госпиталя на 20000 раненых²⁵. В 1909 г. сборы проводились ярославским комитетом Попечительства Императрицы Марии Александровны о слепых на нужды глазной лечебницы в Ярославле при Троицком храме и Благотворительным обществом при Углической земской больнице на строительство приюта для содержания неизлечимых больных и увечных²⁶. В 1912 г. в монастыри обращались Братство во имя Царицы небесной для призрения детей-идиотов и эпилептиков, Попечительство о глухонемых, Попечительство о слепых, Ярославская глазная лечебница и Российское общество Красного креста, собиравшее деньги на борьбу с проказой²⁷.

Неоднократно обращались в монастыри за помощью организации общественного призрения и комитеты поддержки нуждающихся. Так, например, 7 июля 1881 г. Общество попечительное о тюрьмах просило выделить двух сестер Богоявленской обители для ухода за арестантами²⁸. 30 января 1903 г. было создано Попечительство при Трехсвятительской церкви Ярославского духовного училища, в 1908 г. -- Общество вспомоществования нуждающимся ученицам Углической женской гимназии²⁹. В ноябре 1908 г. предстедатель Глазовского уездного попечительства обращался за деньгами на устройство часовни при сиротском приюте³⁰. В 1909 г. в монастыри обращались братства, помогавшие беднейшим ученикам: Преподобного Паисия при Углическом духовном училище, Пресвятой Богородицы при Ярославском епархиальном Ионафановском женском училище, а также учредители стипендии имени отца протоиерея Иоанна Ильича Сергеева при одном из духовных заведений Ярославской епархии и Попечительство о бедных духовного звания³¹. В 1912 г. проводится тарелочный сбор на усиление средств Братства Св. Димитрия³².

Как свидетельствуют источники, нередко причинами для сбора средств в монастырях являлись неурожаи, бедственное положение населения в различных регионах страны. Так 26 октября 1891 г. Шадринский уездный благотворительный комитет Пермской губернии в связи с неурожаем обратился за помощью деньгами, вещами, продовольствием³³. 15 марта 1899 г. было прислано воззвание Самарского епархиального училищного совета о помощи голодающим детям из-за неурожая в Самарской губернии³⁴. А двумя месяцами позже ввиду бедственного положения семи поволжских губерний предписывалось провести тарелочный сбор³⁵.

Углические монастыри принимали участие в сборах пожертвований на сооружение памятников в честь различных юбилейных дат. В июле 1899 г. -- на памятник Императрице Екатерине II в г. Вильно, в ноябре 1902 г. -- на устройство церкви при истоке реки Волги, в октябре 1908 г. -- на храм-памятник Преподобному Сергию на Куликовом поле³⁶. В 1909 г. проводились сборы на сооружение храма в память моряков, погибших в войну с Японией, а также на возведение в Санкт-Петербурге церкви в честь 300-летнего юбилея царствования Дома Романовых³⁷. В 1912 г. с прошением обращались устроители всероссийского памятника княгине Ольге, храма-памятника в честь Отечественной войны 1812 г. в Санкт-Петербурге, храма-памятника на поле Лейпцигского сражения, Комитет по увековечиванию памяти русских воинов сухопутной армии, погибших на войне 1904-1905 гг.³⁸

В архивных документах отмечены благотворительные взносы монастырей на нужды культуры. В сентябре 1866 г. были сделаны пожертвования на восстановление Карамзинской библиотеки в г. Симбирске, в январе 1892 г. -- на возвращение ссыльного колокола из г. Тобольска, в мае 1899 г. -- на устройство Пушкинского бульвара в Угличе, в июне 1907 г. -- на библиотеку Ростовского Димириевского духовного училища, в январе 1909 г. -- на сооружение музея 1812 г. в Москве³⁹.

Не оставались без финансовой поддержки общественные организации, не имеющие, на первый взгляд, прямого или косвенного отношения к церкви: Российское общество защиты животных, Российское общество защиты женщин, Российской общество спасения на водах, и даже Комитет по усилению военного флота России на доброволные пожертвования путем писем-переводов.

Итак, многочисленные примеры, подтвержденные архивными источниками, свидетельствуют об активной благотворительной деятельности углических монастырей в указанный период, о разнообразии ее форм и направлений. Однако при ближайшем рассмотрении, мы можем объединить их в две основные группы: первая ориентирована на укрепление позиций самой церкви, вторая -- на решение социальных проблем. Наиболее распространенной формой благотворительной деятельности на этом этапе были денежные пожертвования. Они производились путем кружечных или тарелочных сборов. Разовые сборы проводились обычно для получения средств на строительство конкретного храма или помощи конкретному лицу. Благотворительные общества организовывали собственные ежегодные мероприятия. Порядок проведения сборов контролировался государством, общественностью и духовным ведомством. Настоятели монастырей обязывались принимать меры к увеличению собираемых сумм.

В целом, материалы архивных фондов позволяют достаточно подробно исследовать благотворительную деятельность углических монастырей во второй половине XIX - начале XX в. Поскольку большинство выявленных документов было связано с общегосударственными событиями и имело циркулярный характер, основные выводы, сделанные в настоящем сообщении, необходимо учитывать при изучении других монастырей Ярославской епархии.

1. Углический филиал Государственного архива Ярославской области (далее УФГА-ЯО). Ф.37. ОП.1. Ед.хр.26. Лл.13,23.
2. Там же. Ед.хр.27 Л.7, 16.
3. Там же. Л.26.
4. Там же. Ед.хр.17. Л.303; Ед.хр.24 Л.16.
5. Там же. Ел.хр.26. Л.14.
6. Там же. Л.52.
7. Там же. Ед.хр.27. Лл.17, 49.
8. Там же. Ед.хр.17. Л.326.
9. Там же. Ел.хр.25. Л.108.
10. Там же. Ед.хр.26.Л.25.
11. Там же. Лл.57, 58-59.
12. Там же. Л.61, 80.
13. Там же. Ед.хр.27. Л.28.
14. Там же. Ед.хр.17 Лл.118, 312, 352.
15. Там же. Ед.хр.18. Лл.141, 221, 290.
16. Там же. Ед.хр.24 Л.52; Ед.хр.21. Л.37.
17. Там же. Ед.хр.23. Лл.10, 37, 53.
18. Там же. Л.84.
19. Там же. Ед.хр.24. Л.73, 85; Ед.хр.23. Л.164; Ед.хр.27. Лл.46, 52.
20. Там же. Ед.хр.27. Л.72.
21. Там же. Л.74.
22. Там же. Л.43.
23. Там же. Ед.хр.26. Лл.77, 84, 106.
24. Там же. Ед.хр.19. Л.44.
25. Там же. Ед.хр.24. Л.185.
26. Там же. Ед.хр.26. Лл.55, 78.
27. Там же. Ед.хр.27. Лл.8, 14, 23, 37.
28. Там же. Ед.хр. 18. л.13.
29. Там же. Ед.хр.26. Л.46; Ед.хр.25. Л.115.
30. Там же. Ед.хр.25. Л.116.
31. Там же. Ед.хр.26. Лл.4, 62, 105.
32. Там же. Ед.хр.27. Л.50.
33. Там же. Ед.хр.19. Л.36.
34. Там же. Ед.хр.21. Л.13.
35. Там же. Л.24.
36. Там же. Ед.хр.21. Л.38; Ед.хр.23. Л.69.; Ед.хр.25. Л.73.
37. Там же. Ед.хр.26. Лл.75, 104.
38. Там же. Ед.хр.27. Лл.20, 42, 64.
39. Там же. Ед.хр.17. Л.277; Ед.хр.19. Л.41; Ед.хр.21. Л.26; Ед.хр.24. Л.22; Ед.хр.26. л.7.

В истории отечественного фотоискусства кон. XIX в. едва ли можно найти личность равную по вкладу в историко-археологическую науку И.Ф. Барщевскому, в творческой жизни которого Ростов Великий сыграл исключительно важную роль. Истинный подвижник отечественной науки, с первых шагов в области профессиональной фотографии он сумел найти свое неповторимое лицо, выбрав объектами съемки архитектурные памятники. Фотоснимки многих памятников архитектуры и декоративно-прикладного искусства, сделанные мастером до их разрушения, явились ценнейшим документальным материалом для проведения последующих восстановительных и реставрационных работ.

На протяжении XIX в. архитекторы и историки России, пораженные красотой, созданной выдающимися мастерами-строителями, чтобы оставить на бумаге все увиденное во время путешествий по России, делали многочисленные зарисовки, чертежи, обмеры объектов исследования. Так, во 2-ой пол. XIX - нач. XX вв. работали Ф.Ф. Рихтер, Л.В. Даль, Д.И. Гримм, В.В. Султанов, М.В. Красовский и др. Некоторым удалось на основе этих зарисовок выпустить в свет альбомы и архитектурные увражи, другие размещали свои живописные (графические) впечатления на страницах периодических изданий ("Столица и усадьба", "Известия Общества гражданских инженеров", "Зодчий", "Ежегодник Московского архитектурного общества" и др.). Использование фотографирования для научных исследований привнесло новое, более высокое качество в области изучения исторического архитектурного наследия. Таким образом, немалое число ценнейших памятников русской архитектуры дошли до наших дней только в виде старых фотографий.

Воспроизводя памятники архитектуры России, Кавказа, раннехристианского востока, предметы декоративно-прикладного искусства, письменности И.Ф. Барщевский создал колоссальную коллекцию фотографий, организованную и систематизированную самим автором и, что особенно ценно -- выпущенной в свет специальным изданием в виде альбомов фотографий. Это дало возможность познакомиться с ними более широким кругам специалистов, которые высоко оценили труд фотографа и его вклад в отечественную науку.

И.Ф. Барщевский родился 16 (28) апреля 1851 г. в Лужском уезде Петербургской губернии в семье обедневшего отставного чиновника, обремененного большой семьей и не имеющего возможности дать своему сыну даже среднего образования, но под руководством отца Иван Федорович "освоил разные ремесла, рисование, а с 14 лет стал изучать фотографию. С 18-ти лет Иван Федорович поступил в мастерские Царскосельской железной дороги -- слесарем, но в одну из служебных поездок, ему паровозом повредило ногу и он должен был уйти из мастерских"¹. В поисках работы И.Ф. Барщевский уехал в Петербург, где получил место ретушера в ателье лучшего фотографа того времени К.И. Бергамаско, и вскоре, освоив мастерство, становится лучшим ретушером Петербурга. В это же время И.Ф, Барщевский посещает Рисовальную школу Д.В. Григоровича при Обществе Поощерения художеств и попутно приватные классы Академии художеств, много и успешно занимается самообразованием.

Посетив однажды своего родственника в г. Ростове Ярославской губернии, Иван Федорович был поражен древними памятниками архитектуры Кремля и в 1877 г. переезжает в г. Ростов, где открывает свою портретную фотографию. Его портретные фотоработы отличались превосходными качествами, но съемка портретов уже не удовлетворяла художественным запросам молодого фотографа, он пробует свои силы в другой области фотоискусства -- съемке памятников архитектуры, которые произвели исключительно сильное впечатление на Ивана Федоровича.

В 70-е гг. в Ростове существовал кружок удивительных людей, разных по социальному положению, но объединенных интересом к истории. Во главе кружка стоял губернатор В.Д. Левшин, а в его состав входили такие почитатели русской старины как А.А. Титов, И.А. Шляков и др., в результате деятельности которых не только был сохранен Ростовский Кмль, но и на его территории впоследствии был создан первый историко-архитектурный заповедник². Они привлекли к своей работе Ивана Федоровича.

В 1881 г. по просьбе Комиссии по восстановлению Ростовского Кремля Иван Федорович создает первую серию фиксационных фотографий памятников Кремля, требовавших первоочередной реставрации. С этого времени он постоянно работает как фотограф архитектуры, сотрудничая с крупнейшими организациями по изучению русской архитектуры -- Императорской Академией художеств, Московским археологическим обществом, Археологической комиссией. Эта первая серия фиксационных фотографий привлекла внимание академика архитектуры А.М. Павлинова, археолога А.С Уварова³, архитекторов В.В. Суслова и Н.В. Султанова, с которыми И.Ф. Барщевский осуществляет поездки по древним русским городам, ставя перед собой, казалось бы, непосильную задачу -- сфотографировать, по возможности, все выдающиеся памятники древней русской архитектуры в разных краях отечества. Эта работа потребовала больших средств и сил. Он приобретает объективы, дорожную камеру, партию бром желатиновых пластинок отечественного производства, конструирует фотоаппарат с кассетой размером 18х24 см. Это давало возможность печатать фотографии для издания непосредственно с негатива и, не прибегая к увеличению, достигать наилучшей четкости изображения⁴.

Каждое лето Иван Федорович осуществляет все новые и новые экспедиции. География его поездок поражает нас и сегодня. Это Ярославль, Ростов, Москва, Вологда, Владимир, Юрьев-Польской, Суздаль, Переславль-Залесский, Кострома (1882-1884), Санкт-Петербург, Астрахань, Новгород, Псков (1885-1886), Углич, Александров, Крым, (1887-1888), Кавказ (1888-1889), Муром, Галич (1889-1890), Ярославль, Ростов, Новгород, Псков (1891-1894), Ярославль, Москва, Старица (1895-1896). В этих экспедициях И.Ф. Барщевского привлекали памятники в основном XVII столетия, в яркой декоративности которых ученые и архитекторы того времени видели наиболее полное проявление национального своеобразия русского зодчества. Кроме того, он фотографировал и произведения декоративно-прикладного искусства, особое внимание уделял орнаментам. В его коллекции много снимков древних резных иконостасов, утвари, предметов быта. К съемке архитектуры он подходил как археолог и историк искусства, стремясь по возможности точно, документально передать памятники старины⁵. Фотографии И.Ф. Барщевского (около 3 тыс. ед.хр.) точно и скрупулезно передают особенности памятника, подробно и обстоятельно фиксируют общие виды, интерьеры, фрагменты и детали. Качество его фотографий находилось на высшем техническом уровне конца XIX в.⁶ "Этот очень искусный и старательный фотограф решился <...> снимать все замечательное по части древней русской архитектуры, все, что в ней важно и интересно для этой науки, но до сих пор нигде не было издано"⁷ -- пишет В.В. Стасов в 80-е гг.

Эта поистине грандиозная работа началась с памятников архитектуры Ростова Великого -- первой большой серией фотографий. Он снимает: Успенский собор; церкви -- Воскресения Христова, Божией Матери, Иоанна Богослова, Спаса на Сенях, Григория Богослова; здание музея Белая палата, его экспонаты; монастыри -- Рождественский, Борисоглебский, Петровский; различные украшения, изразцы, церковную утварь, плащаницу, золотые оклады Евангелия, кружево и т.д.

В 1886 г. Иван Федорович переезжает в Ярославль, где становится одним из энергичных собирателей древностей, начинает заниматься историко-литературным трудом -- пишет "Исторический очерк города Ярославля" (Ростов-Ярославский: типо-лит. А. Барщевского, 1900). Вслед за этим столь высоко оцененным специалистами трудом выпускает еще четыре небольшие книги, свидетельствующие о его таланте историка и писателя: "Иконопись" (Ростов-Ярославский: тип. А. Барщевского, 1914), "Какие предметы разумелись под названием "цениных" (Ростов-Ярославский: тип. А. Барщевского, 1914), "Несколько слов из истории искусства скоморохов" (Ростов-Ярославский: тип. А. Барщевского, 1914), "Каталог музыкальных инструментов, находящихся в Смоленском историко-этнографическом музее археологического института, собранном кн. М.К. Тенишевой" (М., печатня А.И. Снегиревой, 1915).

В течение 15 лет (1882-1896) Иван Федорович издает на собственные средства альбомы отснятых им фотографий -- "Русская архитектура" (47 тт.), которые приобретались как частными лицами, так и крупными архивами и библиотеками⁸. Этот уникальный труд подвижника своего дела не знает аналога. Одно время он, доведенный почти до полного отчаяния, хотел бросить это дело и возвратиться к съемке портретов. Но страстная любовь к своим занятиям и поддержка нескольких близких людей помогли ему завершить столь необычный труд⁹, начатый в Ростове Великом. Фотографии из коллекции И.Ф. Барщевского, начиная с 80-х гг. XIX в., постоянно использовались в качестве иллюстраций к различным периодическим изданиям (например, в журнале "Зодчий"), книгам, в том числе ими была проиллюстрирована "История русского искусства" И.Э. Грабаря (1911-1916)".

В 1897 г. Иван Федорович получает приглашение от известной меценатки М.К. Тенишевой переехать в Смоленск. Она случайно увидела фотографии Ивана Федоровича и была очарована видами Ростовского Кремля. Долгие годы были отданы созданию музея "Русская старина" в Талашкино. Он был собирателем коллекции, хранителем, а впоследствии директором этого музея, завоевавшего мировое признание на выставке в Париже. Правительство Франции наградило его орденом "Пальма Академии" 2 степени за художественные и научные заслуги. В 1882 г. ему было присвоено звание фотографа Императорской Академии художеств, он был фотографом и действительным членом Русского Археологического общества, а также членом других научных обществ.

С 1933 по 1948 гг. И.Ф. Барщевский работал хранителем в музее-усадьбе Коломенское. В 1946 г. фотографу было присвоено звание Заслуженного деятеля искусств. 11 марта 1948 г. "оборвалась почти вековая жизнь энтузиаста родной старины и труженика в деле ее охраны и популяризации..."¹⁰.

1. Барановская М.Ю. Барщевский Иван Федорович. РГАЛИ. Ф.218, Оп.1, Ед.хр.149. Л.1.
2. Календарь // Архитектура и строительство России. 1991. №8 С.19.
3. См. Примеч. 1. - л.1 об.
4. Памятники архитектуры в фотографиях И.Ф. Барщевского (Проспект выставки). М., 1982. С.2.
5. Морозов С. Русская художественная фотография. М., 1961. С.56.
6. См. прим.4.
7. Стасов В.В. Фотографическая и фототипическая коллекция Императорской Публичной Библиотеки. СПб., 1885. С.70.
8. См. примеч. 4.
9. Морозов С.А. Первые русские фотографы-художники. М., 1953. С.54.
10. Барановская М.Ю. Иван Федорович Барщевский (1851-1948) // Институт истории материальной культуры. Краткие сообщения. 24. М.-Л., 1949. С.121.

Духовный портрет является на сегодняшний день наименее известной, изученной и наименее оцененной частью коллекции портрета Ростовского музея. А между тем именно духовному портрету принадлежит одно из первых мест в коллекции Музея Церковных Древностей. И в настоящее время по своей художественной силе, исторической и иконографической ценности духовный портрет может быть назван в числе наиболее интересных и значительных коллекций Ростовского музея.

В собрании портрета это пожалуй единственная коллекция которую комплектовали специально, целенаправленно. Сотрудники музея А.А. Титов и И.А. Шляков, активные члены Московского Археолoгического общества сумели привлечь к комплектованию широкий круг ученых, общественных и церковных деятелей. Архиепископы Ярославский и Ростовский Ионафан, Тихон, Ярославский генерал-губернатор В.Д. Левшин, известные ученые члены Московского археологического общества -- И.А. Шляпкин, М.В. Толстой активно содействовали созданию этой коллекции.

Одним из первых в собрании духовного портрета и одним из первых экспонатов Музея Церковных Древностей стал портрет Митрополита Ионы Сысоевича, переданный в 1883 г. архиепископом Ионафаном. "...Прекрасно сохранившийся современный портрет митрополита зодчего, находившийся прежде в Ярославском Архиерейском доме, -- писал А.А. Титов, -- уступлен ныне Ростовскому музею древностей и находится в здании Белой Палаты, выстроенным этим митрополитом в 1670 году"¹. Это поступление положило начало передачи целого ряда портретов из Ярославского Архиерейского Дома. Через год в 1884 г. архиепископ Ионафан передает в музей два парных портрета архиепископов Ярославских и Ростовских Авраама Шумилина и Евгения (Казанцева). Парные портреты продолжают традицию сложившуюся еще в конце 18 - и начале 19 века, когда "...в архиерейском портрете возникло новое направление, обогащенное тенденциями к соединению разновременных событий и раскрытию через прошлое дел настоящего. С пафосом, философического прославления"². Портрет Авраама, написанный Н. Мыльниковым в 1840 г. был передан в 1928 г. в Ярославскую Художественную галерею в обмен на гравюры. Сохранившийся в музее портрет Евгения, исполненный вероятно несколько позднее, повторяет композицию портрета Авраама. Ахиепископ Евгений один из ближайших сподвижников знаменитого митрополита Платона Левшина, управлял Ярославской епархией почти семнадцать лет. Лично знавший его князь И.М. Долгорукий так писал о нем: "...Человек достойный в своем звании. Ума просвещенного нрава чувствительного.... Письма его все наполнены живости; в них видна вся душа его, как в чистом зеркале. И такие пастыри, каков он редко водятся в нашей иерархии"³.

Открытие музея 28 октября в день памяти св. Димитрия Ростовского обусловило появление портретов и икон святого в числе первых экспонатов музея церковных древностей. В 1883 г. И.А. Шляков передал в музей -- Образ Святителя Христова Димитрия митрополита Ростовского чудотворца. В 1884 г. из Ярославского Статистического Комитета в музей поступил Портрет первого архиепископа Ярославского и ростовского Арсения (Верещагина). Его Исключительная ценность в том, что написан он ростовским художником Н.С. Лужниковым, штатным живописцем Архиерейского дома, служившего при "дворе" трех архиереев. Через несколько лет, в 1888 г. Илья Александрович Шляпкин приобрел на родине архиепископа Арсения в Кашине еще один его портрет и передал его в дар Ростовскому музею. На обороте холста сохранилась надпись: "С натуры писан сей портрет в простом келейном одеянии 1785 году в октябре мце в Ростове". Написанный в Ростове портрет оказался в Кашине. Скорее всего это портрет на память, сохраняющий простые человеческие черты, в отличии от предыдущего парадного портрета. 1884 г. в дар от Петровского городского головы Николая Кузьмича Шахова поступили четыре портрета среди них портрет архиепископа Ярославского и Ростовского Симеона (Крылова-Платонова), управлявшего Ярославской епархией в течении трех лет.

К пополнению музея церковных древностей сочувственно отнеслись и некоторые монастыри. В 1884 г. в музей были переданы древние портреты из Ростовского Спасо-Яковлевского монастыря. "В последовавшем из Московской Святейшего Синода конторы на мое имя Указ. От 29 минувшаго Декабря за № 3104 изъяснено. Что. Святейшим Синодом слушан рапорт Синодальной конторы, от 25 октября 1884 года за № 2519, о передаче некоторых древних предметов из ростовского Спасо-Яковлевского монастыря. И по справке определено: согласно заявлению настоятеля со старшею братеею и представлению синодальной конторы Святейшим Синодом постановлено: разрешить передачу из означенного монастыря в музей церковных древностей города Ростова Ярославской губернии, следующих принадлежащие их Спасо-Яковлевскому монастырю предметов: Четырех портретов: Святителя Димитрия, Родителя его Саввы Туптало, Святителя Митрофана Воронежского и митрополита Стефана Яворского. 2. Ставленной грамоты, подписанной Святителем Димитрием и 3. Слюдяного фонаря. Настоятель монастыря архимандрит Илларион"⁴.

Таким образом, благодаря энергичным усилиям членов комитета Ростовского музея уже через несколько лет после его открытия была сформирована коллекция местных духовных деятелей. В "Путеводителе по Ростовскому музею церковных древностей", составленном Федором Афанасьевичем Бычковым было отмечено, что в состав Ростовского музея в настоящее время входят: 1) собственно музей церковных Древностей, помещающийся в Белых и Отдаточных Палатах. в котором находятся еще следующие собрания: а) портретов наиболее замечательных духовных деятелей; б) нумизматическое; в) рукописей; г) автографов и древних актов; и д) старопечатных книг...". В качестве приложения к путеводителю был опубликован "Указатель собрания портретов местных Ярославских духовных деятелей, находящихся в Белой Палате Ростовского музея". В него включены 18 портретов начиная с патриарха Филарета и заканчивая портретами архиепископов Ярославских и Ростовских Нила и Ионафана⁵.

Значительность и цельность собрания, его популяризация сделали его известными за пределами Ярославской губернии. В 1889 г. Д.А. Ровинский в перечне живописных портретов, находящихся в общественных собраниях и у частных лиц называет и портреты Ростовского музея церковных древностей⁶.

В первое десятилетие 20 в. наиболее крупным и значительным поступлением стал дар архиепископа Ярославского и Ростовского Тихона, передавшего в 1907 г. семь портретов преосвященных из Ярославского Архиерейского дома. "Его высокопреосвященсту Высокопреовященнейшему Архиепископу Тихону было благоугодно из сохраняющегося в Ярославском Архиерейском Доме собрания картин пожертвовать в Ростовский музей коллекцию картин и портретов, значущихся в особом списке. Представляя при сем списке поименованного пожертвования в музей, Комитет Музея покорнейше просит Ваше Высокопреподобие жертвуемую его высокопреосвященством в музей коллекцию в количестве девяти картин и портретов отпустить подателю сего, доверенному от комитета Дм. Ник. Чебоксарову. По приемке же означенных вещей в Музей, Комитет музея сочтет своим долгом представить Вашему Высокопреподобию надлежащую квитанцию. С этим же доверенным от комитета Чебоксаровым Комитет музея имеет честь представить в Ярославский Архиерейский дом портрет царя Михаила Федоровича, который Его Высокопреосвященству было благожелательно иметь в Спасском монастыре"⁷. Архиепископ Тихон передал из собрания Ярославского Архиерейского дома портреты Митрополита Киевского Варлаама Ясинского, Архиепископа Лазаря Барановича, епископа вологодского Афанасия Кондаиди, Феофана Прокоповича епископа Новгородского, митрополита Петра Могилы, св. архиепископа Иннокентия Иркутского и св. архиепископа Арсения Мациевича. В настоящее время в музее сохранились лишь два портрета -- Иннокентия Иркутского и Арсения Мациевича. Гравированные портреты Арсения имели широкое распространение. Однако здесь Арсений был изображен уже после лишения его святительского сана в крестьянском платье, в темнице. В конце 19 в. обнаружение портрета Арсения в архиерейском облачении было настоящим событием. Об этом В.И. Лествицын писал в "Ярославских губернских ведомостях": "Ярославский Статистический комитет готовит редкую вещь список с неизвестного доселе портрета ростовского митрополита Арсения Мациевича. Знаменитого страдальца прошлого века, известно, что портрет Мациевича издавал Платон Бекетов, Снегирев и граф Толстой. Из этих портретов два первые будучи одно и то же. А третий несколько большего размера одинаково представляют Мациевича в Тулупе и малахае, стоящем в тюрьме. Как бы то нибыло Евгений Иванович Якушкин будучи в Толгском монастыре узнал о неизвестном портрете и выпросил его на время для снятия копии. Затем остается лищь снять копию с картины "Открытие мощей Святителя Димитрия Ростовского" находящейся в церкви Ростовского Яковлевского монастыря, где Мациевич несомненно представлен в современном своем виде"⁸.

Подаренный архиепископом Тихоном портрет принадлежит редкой иконографии еще до лишения сана в бытность свою епископом Ростовским. Это "классический архиерейский портрет, представляющий иерарха в полном архиерейском облачении", благословляющим паству.

Духовный портрет имел бытование не только в монастырях, Архиерейских домах, но и у частных лиц. В Ростове широкое распространение имели портреты гробового старца Амфилохия, служившего при мощах св. Димитрия 40 лет. "...Современники говорят, -- писал А.А. Титов, -- что когда 26 мая 1824 года, старец Амфилохий скончался, то плакал весь город и уезд.... Прошло 66 лет со дня его кончины, но память о старце Амфилохии еще довольно свежа и в редком старом ростовском доме нет его портрета. Который у многих находится даже в божнице, как образ..."⁹. В музей дарили портрет Амфилохия Д.А. Булатов, А.А. Титов. В настоящее время в коллекции сохранился лишь один его портрет подаренный Андреем Ивановичем Верре в июне 1890 г.

Новая после революции 1917 г. политическая ситуация, изменившая цели и задачи музея не прекратила пополнение этой части собрания. Собиранием духовного портрета не занимались специально, но был стихийный приток экспонатов из закрывающихся ростовских монастырей. В 1920 г. "...в связи с самоликвидацией общин монахов и монахинь, а также ввиду острого жилищного кризиса в г. Ростове почти все жилые помещения в монастырях заняты рабочими или служащими, или приспособлены для нужд тех или иных учреждений. И только лишь самое незначительное количество монахов и монахинь проживают в целях охраны церквей... Все жилые помещения означенных выше церквей муниципализированы еще в 1918 году"¹⁰. В данной ситуации необходимо было сохранять произведения искусства, в частности портретную галерею, находящуюся в Спасо-Яквлевском монастыре. Это собрание было известно уже в середине 19 века. Ученый С.П. Шеверев, побывав в Ростове в 1847 г., так его описывал: "После вечерни в соборе монастыря Яковлевского, достопочтенный архимандрит отец Поликарп пригласил меня к себе. Покои в которых он живет старинные... В них замечательное собрание портретов. В одной комнате вы находите портрет Святителя Димитрия, с котораго пишутся иконы его, также портреты Варлаама Ясенскаго (Ясинского) и Лазаря Барановича, двух седовласых старцев величавой и доброй наружности. В зале портрет Стефана Яворского, черноволосого, с выразительною южною физиономией, писан каким-то живописцем Стефаном: внизу стихи, воспевающие дружбу Яворскаго со Святителем Димитрием. В кабинете отца архимандрита замечательные портреты: Саввы Туптало... отца Святителя Димитрия... и Тимофея Архипова, который был иконописцем при дворе Царицы Прасковьи Федоровны... Последний портрет написан довольно искусно"¹¹.

Произведения живописи, графики в том числе и портрет поступали из Спасо-Яковлевского монастыря в 1920, 1922, 1924 гг. Из настоятельских покоев и ризницы монастыря поступила обширная портретная галерея включавшая портреты патриархов, Московских и Петербургских митрополитов. ростовских святителей, архимандритов Спасо-Яковлевского монастыря. Особую группу составляли иконы и прижизненные изображения Святителя Димитрия Ростовского, сохраняющие подлинные портретные черты святого, собрание которых, в монастыре где были обретены мощи святого было весьма значительным. В 1860 г. ростовский купец известный меценат, собиратель рукописей П.В. Хлебников писал своему московскому корреспонденту Полепову, собирающемуся посетить Ростов: "В монастыре Яковлевском Вы изволите увидеть Иконы Св. Димитрия -- одну в ногах его гробницы, а другую за нею на стене -- первая в числе двух экземпляров прислана после переложения мощей из Пбурга от духовника государыни Екатерины 2й. А вторая написана живописцем Шебуевым ассигнациями за 5000 руб. -- Но ни одна из них на святого не похожа. -- А изволить обратить внимание на портрете Св. находящегося в церкви, выстроенной графиней Орловой; в ней в притворе с левой стороны находится портрет Святителя. -- Он ему современен"¹².

В 1926 г. при обследовании ризницы Рождественского монастыря сотрудниками музея были обнаружены несколько портретов. Это небольшое поступление интересно тем, что собрание обогатилось образами женского православного монашества -- игуменьи Рождественского монастыря Марии и старицы Рождественского монастыря Амфилохии.

Таким образом к концу 1920-х гг, в музее состоялась обширная и значительная коллекция портретов духовных деятелей. Музей вобрал почти полностью собрание портретов Ярославского Архиерейского дома, портретные собрания монастырей. Она достаточно полно отражала иконографию ростовских преосвященных епископов архиепископов и митрополитов. Однако, впоследствии в 1960- гг, значительная часть этого собрания была уничтожена¹³. Не смотря на это на сегодняшний день это наиболее крупная коллекция духовного портрета среди музеев Ярославской области.

1. Титов А. "Митрополит Иона III Сысоевич и его постройки в Кремле Ростова Великого".// Исторический вестник. 1885. т. 10. с. 88.
2. Хромов О.Р. Зеленина Я.Э. Русский духовный портрет и икона в XVIII - начале XX века.// Духовны светочи России. М., 1999, с. 22.
3. Долгорукий И.М. Капище моего сердца. М., 134 - 135.
4. ГМЗ "ростовский кремль". А-1 л.
5. Бычков Ф.А. Путеводитель по Ростовскому музею церковных древностей. Яр. 1886, с. 5. с.19 - 27.
6. Ровинский Д.А. Подробный словарь русских гравированных портретов. СПБ.,1889. с. 297 -298. "В Ростовском музее Церковных Древностей. Портреты: Патриархов Филарета Никитича и Никона? Стефана Яворского; Св. Дмитрия Ростовского, два; один из них современный, с надписью: "Персона преосвященного Димитрия Митрополита Ростовского и Ярославского"; отца его Саввы Туптало; аримандрита Иннокентия (Спасо-Яковлевского монастыря) + 27 февраля 1847; гробоваго иеромонаха Амфилохия (+ 26 мая 1824, 7 лет); Арсения Мациевича. - Ярославских Архиепископов: Арсения Верещагина (род. 27 янв. 1763 + 23Дек. 1799); Павла Пономарева (+ 19 марта 1806); Филарета Митрополита Московского; Симеона Крылова-Платонова (18 апреля 1844), Евгения Казанцева (+ 27 июня 1871, 93 лет); Нила Исааковича (21 Июня 1874); Ионафана (архиепископ с 28 Февраля 1877).
7. ГМЗ "Ростовский кремль". А-54. Дела и отчеты по Ростовскому музею. 1905 - 1907. л. 163.
8. Лествиын В.И. "Книжные новости".//ЯГВ.1868. №46.
9. Nero. А. Родные картинки. СПБ.,1899, с. 37.
10. ГМЗ "Ростовский кремль". А-126. л. 42.
11. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь в вакационные дни профессора С. Шеверева в 1847 году. М., 1850, с. 78 - 79.
12. РФ ГАЯО. Ф. 699. Оп. 1. Д. 3. Книга черновых писем почетного гражданина П.В. Хлебникова. 1860. Г. Полепову. Ростов. 6 июля 1860 г.
13. Колбасова Т.В. История комплектования живописи Ростовского музея.// ИКРЗ. 1993. Ростов, 1994. с. 39.

В искусстве Древней Руси особое место занимала мелкая пластика -- миниатюрная резьба по дереву, рогу, кости, камню, перламутру, глине, стеклу, различным смолам (литика), серебряное и медное литье. Из всех видов изобразительного искусства мелкая пластика была наиболее распространенной, так как вещи, изготовленные резьбой, принадлежали не только церквям и монастырям, но и, прежде всего, частным лицам. Находились чаще обычно в семье, передавались из поколения в поколение.

В этом ряду дерево, как наиболее доступный материал, имело самое широкое распространение, хотя в силу его непрочности, ранних памятников из дерева сохранилось немного¹.

Способствовали уничтожению деревянной пластики и гонения на скульптуру, так как священный Синод отвергал использование резной скульптуры в убранстве храмов и личном пользовании. Особо это касалось резных икон, которые, наряду с литыми, рекомендовалось "не делать и в церквах не употреблять,... а в домах, кроме малых крестов и панагии, искусною работой деланных, отнюдь никаких резных и отливанных икон не держать". В описании документов и дел, хранящихся в архиве святейшего правительствующего Синода, указывалось, что "поклоняться резной иконе значит поклоняться болвану"².

Тем не менее, резьба по дереву продолжала бытовать. Постепенно комплектовались коллекции мелкой пластики в собраниях музеев, хотя до сих пор этот материал остается не разобранным даже в крупных музеях. В последнее время резные иконы и кресты все чаще появляются на выставках. В изданных каталогах, пока единичными экземплярами, публикуются подобные памятники³.

Малая изученность этого материала объясняется тем, что "подходы к нему еще не обретены"⁴, до сих пор остаются неразработанными методологические принципы его научной обработки⁵.

В настоящей работе мы классифицируем6 24 памятника из собрания мелкой деревянной пластики Государственного музея-заповедника "Ростовский кремль". Это резные иконы и кресты с изображением Голгофского Креста -- одного из основных образов христианства.

Формирование этой коллекции в музее началось в конце ХIХ в. Некоторые памятники поступили в дар в 1883-1887 гг. от Киселева В.Н., от Соколова (инициалы не известны). Другие памятники были закуплены. Самая большая покупка сделана в 1888-1889 гг. в Санкт-Петербурге. Два креста куплены в 1898 г. в Ростове во время ярмарки у В.М. Селезнева. Кроме приведенных данных в архиве сведений не содержится.

По документам музея можно судить о том, что к концу ХIХ в. коллекция уже сформировалась и насчитывала 34 единицы. Частичное пополнение собрания продолжалось и позднее. Так один крест был куплен в 1926 г. в Москве у С.М. Попова (ранее принадлежал собранию Б.Н. Эдинга).

К сожалению, сохранившиеся данные о памятниках не дают полных ответов на многие вопросы: не ясно бытование памятников с характерной иконографией Голгофского Креста, а также -- происхождение и их функциональное назначение. Иконы с данной иконографией в литературе иногда называются "резными досками"⁷ или "намогильничками"⁸. Действительно, существовали традиции изображения Голгофского Креста на надгробии, в средокрестии намогильного креста или столбика -- голбца. Такие изображения высекались на новгородских каменных крестах ХII-ХV вв., они известны на могильных плитах ХVI-ХVII вв.⁹

Подобные памятники использовались и как иконы охранного назначения. Их располагали над дверями домов, часовен, калиток, включали как керамиды в стены церковных построек¹⁰.

Голгофский Крест часто изображали и на резных крестах. Нам известно, что подобные кресты служили молельными образами, использовались как наперсные и нательные кресты, наряду с намогильничками, где резались сведения об усопшем, создавались и обережные резные кресты с изображением Голгофы¹¹.

Основные иконографические элементы Голгофского Креста.

В основе исследуемой группы памятников -- Крест Господень на Голгофе (иногда семиконечный наряду с чаще встречающимся восьмиконечным)¹² - (рис. 1, 2).

Крест трехсоставный: имеет большую перекладину, вверху -- короткую, внизу -- косую. Это канон, который тщательно соблюдается в резных рельефах. Каноничны и изображения орудий страстей: трости и копья, которые располагаются вертикально вдоль креста или отходят под углом основания, или пересекаются за Крестом (рис. 3 - 6). Крест резан плоскорельефно, на уровне других изображений. Трость и копье могут быть представлены в укороченном виде (рис. 7).

Голгофа изображается по-разному: в виде треугольника, полукруга, трапеции, двух -- или трехступенчатого подножия, в виде горок -- (рис. 8 - 15). Нижняя часть Креста иногда занята геометрическими выемками.

В средокрестии Креста могут быть размещены венец или цата (рис. 16,17).

Комплекс надписей на лицевой стороне икон и крестов.

Вокруг Креста располагаются надписи. Выполнены они также плоскорельефно. Надписи располагаются на свободном поле, иногда размещены в клеймах или киотцах. Выполнены в несколько строк: по сторонам верхней и средней перекладины -- ЦРЬ СЛВЫ, IС ХС, под раменами Голгофского Креста -- НИКА, МЛ, РБ, в нижней части -- ГГ, ГА. Такой набор надписей является типичным, в литературе называется "обычным", "обыкновенным", "характерным"¹³. Буквы выполнены резцом в четкой графической манере. Часто в надписях использовано титло (или титла) - (рис. 18).

Кроме обычных надписей, вокруг Креста размещены тексты молитв, посвященных поклонению Кресту. Иногда вырезаны лишь начальные буквы слов молитвы -- криптограммы. Раскрыть, прочитать криптограммы пытались исследователи еще в пошлом веке. В настоящее время большинство криптограмм расшифровано, благодаря исследованиям ученых и публикациям материалов проводимых выставок¹⁴. Отдельным списком (Приложение) мы приводим расшифровку криптограмм согласно современного уровня знаний. Некоторые криптограммы остаются не расшифрованными.

К вопросу о датировке памятников.

На данном уровне этот вопрос остается одним из сложнейших. Приводимую нами датировку нужно считать условной. Некоторые памятники мы датируем ХVII в. Большая часть собрания относится к ХVIII в. Исследование надписей позволяет точнее датировать памятники. Наиболее древними являются надписи "IС ХС", "МЛ РБ", "ЦАРЬ СЛАВЫ". После нововведений Никона появляются изменения в надписании "IИС ХС", "ИС ХС", "ИС ХСЪ". Надписание "IИ? Х? " следует относить к еще более позднему периоду -- концу ХVIII - началу ХIХ в.

Часть коллекции -- памятники старообрядческого толкования. В настоящее время исследование художественного наследия старообрядцев только начато. После публикаций Выга и других старообрядческих центров, а также публикаций каталогов собраний музеев будет значительно уточнена датировка памятников ростовского собрания.

Классификация икон с изображением Голгофского Креста.

Все иконы исследуемой группы имеют прямоугольную форму, для них характерна плоскорельефность изображений, широкое или узкое поле по краю. В основу их классификации положены иконографические особенности и стилистический анализ, что позволяет выделить в коллекции икон несколько типов:
Тип I: "Голгофский Крест с обычным набором надписей". Надписи размещены на свободном поле иконы: "ЦРЬ СЛВЫ" -- на уровне верхней короткой перекладины, "IC ХС" -- на уровне основной перекладины, ниже -- "КТ / НИКА / МЛ РБ", которые могут меняться местами. (Три памятника, датируемые ХVII, кон. ХVIII в, фото 1.) В одном случае Крест изображается на фоне Иерусалимской стены (фото 2).
Тип II: "Голгофский Крест в круге".
Варианты:
1. В центре Голгофский Крест с типовым набором надписей. Вверху и внизу в четыре строки надписи рельефными буквами: "КРЕСТЪ ХРАНИТЕЛЬ ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ К / РЕСТЪ КРАСОТА ЦЕРЬКОВНАЯ КРЕСТЪ / КРЕСТУ ТВОЕМУ ПОКЛАНЯЕМСЯ ВЛА / КО I СВЯТОЕ ВОСКРЕСЕНIЕ ТВОЕ СЛА..." (Один памятник, кон. ХVIII в., фото 3).
2. В центре Голгофский Крест с типовым набором надписей. По кругу размещен текст молитвы: КРЕСТУ ТВОЕМУ ПОКЛОНЯЕМСЯ ВЛАДЫКО И СВЯТОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ ТВОЕ СЛАВИМ". Вверху и внизу по полю иконы молитва: "ДА ВОСКРЕСНЕТ БОГЪ И РА / СТОЧАТСЯ ВРАЗИ ЕГО И..." (Один памятник, нач. ХIХ в., фото 4).
3. В центре Голгофский Крест с типовым набором надписей. По свободному полю иконы размещена молитва вверху и внизу в десять строк: "ДА ВОСКРЕСНЕТ БОГЪ И РАЗЫД / УТСЯ ВРАЗИ ЕГО И ДА БЕЖАТ ОТ ЛИ / ЦА ЕГО НЕНАВИДЯЩИИ ЕГО ЯК / О ИСЧЕЗАЕТ ДЫМ ДА ИСЧЕЗН / УТ ЯКО ТАЕТ ВОСК ОТ ЛИ / ЦА ОГНЯ ТАКО ДА ПОГИБНУТ / Ъ БЕСИ ОТ ЛИЦА ЛЮБЯЩИХ БОГА / И ЗНАМЕНУЮЩИХСЯ КРЕСТНЫМ / ЗДРРКГПБСНПГНИХВСИСДИК / СЪНВС?ИКГПМСГБИСНСВНИНВВА". По полю иконы слева и справа в семь строк криптограммы. (Один памятник, кон. ХVIII-нач. ХIХ вв., фото 5).
Тип III: "Голгофский Крест на фоне молитвы". Около Креста -- орудия страстей с обычным набором надписей. По полю иконы в шестнадцать строк резан текст молитвы "Да воскреснет Бог" (в старообрядческом варианте) -- (Один памятник, ХVIII в., правая часть иконы утрачена, фото 6).
Тип IV: "Голгофский Крест под сенью храма". Храм пятикупольный или семикупольный. Вверху в две строки, а в свободном пространстве храма -- в четыре или пять строк криптограммы. (Четыре памятника, датируемые ХVII - ХVIII вв., фото 7).
Помимо плоскорельефности изображений, следует отметить стилистические особенности этой группы памятников -- характерную раскраску в виде широких и узких цветных полос на прямоугольном обрамлении, цветные точки по кругу на куполах и закомарах, а также цветную раскраску букв.

Классификация крестов с изображением Голгофского Креста.

Другая группа памятников -- кресты. Все кресты исследуемой коллекции относятся к виду крестов с удлиненной нижней ветвью, четвероконечные или восьмиконечные (рис. 19, 20).

Различаются по форме углов средокрестия (рис. 21), по форме ветвей креста (рис. 22) и по основным эпиграфическим элементам (характеру надписей на лицевой стороне креста, на обороте, форме их написания) - (рис. 23). Надписи помещаются на свободном поле (в виде текстов в плоском рельефе или криптограмм) или в киотцах (в виде криптограмм). Надписи чаще выполнены обронными буквами, оборотная сторона крестов гладкая, без каких-либо изображений. Лишь в двух случаях кресты являются двухсторонними. На обороте одного креста резцом вырезан текст молитвы: "Да воскреснет Бог" (в старообрядческом варианте). На обороте другого креста изображены сердце с монограммой Марии, потир, столп, лестница, гроб и орудия страстей (молоток и клещи) - (фото 8).

Основные типы крестов

Исследуемую группу крестов с изображением Голгофского Креста можно разделить на несколько типов:
Тип I. "Ветви прямые, углы средокрестия прямые".
Варианты этого типа:
1. На плоскости четырехконечного креста изображен восьмиконечный Голгофский Крест с тростью и копьем. Комплекс надписей на лицевой стороне -- обычный. Крест двухсторонний. На обороте текст молитвы в старообрядческом варианте: "Да воскреснет Бог...". (Один памятник , ХIХ в., фото 9, 10).
2. На плоскости четырехконечного креста изображен семиконечный Голгофский Крест. Один памятник, ХIХ в., (фото 11).
Тип II: "Ветви расширяющиеся, углы средокрестия острые". Комплекс надписей -- обычный. Трость и копье отходят от основания под углом или пересекаются за Крестом. (Три памятника, ХIХ, ХVII, ХIХ вв., фото 12, 13, 14)
Особенностью третьего креста является иное написание имени Христа в виде "IИ? Х? ", а также выполненная вверху в треугольнике надпись "БГЪ" (в сокращении, с титлом). По краям ветвей креста вырезан орнамент в виде зубцов. Подобная символика не характерна для древнерусских памятников. С учетом оборотной стороны (фото 8.) данный памятник следует отнести к западным образцам довольно позднего времени.
Тип III: "Ветви прямые, в средокрестии на нижней ветви -- подрезки". Крест четырехконечной формы. Внизу на нижней ветви в клейме надпись: "АFА КРЕСТЪ / ЦАРЕМЪ ДЕР/УЖАВА КР / СТЪ ВЕРНЫ / МЪ УТВЕРЖ"...(Один памятник, ХVIII в., часть правой ветви утрачена, фото 15).
Тип IV. "Крест восьмиконечный. В средокрестии и на концах верхней и нижней ветвей подрезки".
Варианты:
1. На поле восьмиконечного креста изображен семиконечный Крест с обычным набором надписей. (Один памятник, ХIХ в., фото 16).
2. На поле восьмиконечного креста изображен семиконечный Голгофский Крест с обычным набором надписей. В нижней части -- надпись "КПОЕТР / ОТЫ МЛ / РБ АГ"). Надпись "ИС ХСЪ" позволяет датировать памятник более поздним периодом. (Один памятник, ХVIII в., фото 17).
Тип V. "Крест с цатой или венцом".
Варианты:
1. На поле четырехконечного креста -- семиконечный Голгофский Крест с венцом в средокрестии (Один памятник, ХIХ в., фото 18).
2. На поле четырехконечного креста изображен семиконечный Крест с цатой в средокрестии. Вверху надпись: "ЦРЬ СЛАВЫ / КРЕСТЪ БЕСО / МЪ ЯЗВА". (Один памятник, кон. ХVIII - нач. ХIХ вв, фото 19).
3. На поле восьмиконечного креста восьмиконечный Голгофский Крест с венцом в средокрестии. Набор надписей обычный. (Два памятника, ХIХ в., фото 20,21).
Тип VI. "Крест четырехконечный с прямоугольным оглавием. Боковые и нижняя ветви оканчиваются фигурными скобками". В глубоких трехярусных киотцах размещен текст молитвы "Кресту Твоему поклоняемся, Владыко...". Резьба тщательная, аккуратная, буквы выполнены в равных по размеру строках. Загадкой являются надписи: "Трость, Копие", выполненные в зеркальном отражении (Один памятник, ХVIIIв., фото 22).

Данное собрание достаточно полное и разнообразное, позволяющее проследить за иконографическим решением Голгофского Креста, выделить стилистические особенности памятников, систематизировать их в данной коллекции. Среди представленных памятников нет двух подобных, все они имеют хоть незначительные, но отличия. Аналоги же некоторых памятников можно обнаружить в собраниях Каргополя, Вельска, Архангельска, Москвы и Санкт-Петербурга.

Самые ранние находки датируются ХII-ХVII вв. Кренке Н. А. Нательные крестики из раскопок во дворе старого здания Московского университета. // Российская археология, М.,2000 г., № 1.С. 207 - 214.
1. Запрет на скульптуру накладывали указы 1723, 1767, 1832 годов. Последний из подобных указов требовал нигде в церквах не иметь никаких изображений, кроме образов. Причину обычая применения резной скульптуры Синод видел "в иноверных, наипаче от римлян и последующих им порубежных нам поляков, которым, яко благочестивой нашей вере последовать не подобает". Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедования Российской империи, т. 2, 1722. СПб., 1872. С. 575 - 576; там же, т.8, 1728. СПб., 1891. С. 102.
2. Николаева Т.В. Произведения мелкой пластики ХIII-ХVII вв. в собрании Загорского музея. Каталог. Загорск, 1960; Древнерусское искусство Х - нач. Х V века. Государственная Третьяковская Галерея. Каталог собрания. М., 1995; Стругова О.Б., Гончарова Н.М. Святое искусство Руси. ГИМ, М.,1998; Крючкова Т. А. Деревянная скульптура в Иркутском областном художественном музее.// Музей, 5, М.,1984; Власова О.М. Пермская деревянная скульптура. Искусство Прикамья, Пермь, 1985; Цодикович В.К. Народная деревянная скульптура Ульяновской области. ХVII -ХIХ вв. Каталог. Ульяновск, 1988; Резные иконостасы и деревянная скульптура русского Севера. Каталог выставки. М.,1995. С. 161 - 186.
3. Рындина А.В. Иконный образ и русская пластика ХIV-ХV вв. // Древнерусская скульптура. М., 1991. С. 7.
4. Хотя ряд материалов проливает свет на эти проблемы: Уханова И.Н. Некоторые замечания о резном дереве северного края. // Доклады географического общества СССР. Вып. 5. Л., 1968. С. 25 - 26; Уханова И. Н. Резные деревянные иконы русского Севера. Народное искусство. СПб., 1995; Левина Т. В. Деревянные поклонные кресты на русском Севере. // Древнерусская скульптура. Проблемы и атрибуции. М., 1991; Томсинский С.В. Об одном направлении в мелкой пластике Заонежья. Сообщения государственного Эрмитажа, II. Л., 1986. С.28 - 30.
5. Выражаем признательность за консультационную помощь Ухановой И.Н., Гнутовой С.В., Струговой О.Б., Вахриной В.И., Субботиной Т.Ю., Брюхановой Е.В., Федоровой М.М., Сагнаку И.В., Дементьевой Н.А. При классификации памятников изучаемой группы нужно учесть также имеющиеся наработки: Беленькая Д.А. Медная пластика городов Московской Руси (ХIII - ХV вв.) // КСИА. М., 1993. Вып. 208; Жизневский А.К. Описание Тверского музея. М., 1888; Собрание Б.И. и В.Н. Ханенко. Древности русские. Кресты и образки. Киев, 1899. Вып. II; Винокурова Э.П. Металлические литые кресты - тельники Х VII в. // Культура средневековой Москвы ХVII в. М., 1999. С. 326 - 360.
6. См. Резные иконостасы и деревянная скульптура русского Севера... С. 174 - 184; Томсинский С.В. Старообрядческие намогильные доски из Тихвина Бора. // Сообщения государственного Эрмитажа. 48.Л., 1983. С. 18; Уханова И.Н. Резная доска - редкий памятник русской ксилографии. Сообщения Государственного Эрмитажа.39. Л.,1974.
7. Винокурова Э.П. О художественном наследии Выго-Лексинской старообрядческой пустыни (состояние вопроса). // Старообрядчество в России ( ХVII-ХVIII вв.). М., 1994. С. 142 - 144.
8. Об установлении в Новгородской земле поклонных крестов из камня и дерева имеются многочисленные сообщения в русских летописях вплоть до конца ХVII столетия.
9. Жижина С.Г., Попова З.Г. Резьба и роспись по дереву. // Неизвестная Россия. К 300 - летию Выговской старообрядческой пустыни. М., 1994. С.76.
10. Старообрядчество в России (ХVII-ХVIII вв.). М., 1994. С.144.
11. В сочинениях Покровского Н.Н. "Евангелие в памятниках иконографии преимущественно византийских и русских "утверждается, что древняя форма Креста Господня на Руси была восьмиконечная с титлой ЦАРЬ СЛАВЫ IС ХС НИКА. Труды VIII Археологического съезда в Москве, 1890. СПб., т. I.C.357.
12. Типовая формула надписей приводится по выводам Винокуровой Э.П. Металлические литые кресты - тельники ХVII в. // Культура средневековой Москвы ХVII в. М., 1999. С. 332.
13. Там же. С. 356 - 357; Ровинский Д. Русскiе народныя картинки. СПб., 1881. Кн. III. С. 332 -334; Резные иконостасы и деревянная скульптура Русского Севера... С. 204 - 207; Покровский Н.Н. Евангелие в памятниках иконографии преимущественно византийских и русских... СПб., 1892, т. I. С.357; Бобринский А.А. Русские народные деревянные изделия. М. - Л., 1934; Плужников В.В. Термины российского архитектурного наследия. М.,1995. С.152.

Богоявленский монастырь был основан на заре христианизации Ростова. Со времени основания любой монастырь ожидало либо накопление духовно-культурных ценностей, либо полное забвение. Основанная преподобным Авраамием Ростовским обитель получила положение первой среди всех ростовских обителей и сохраняла его в течение всего средневекового периода. Набор культурных памятников древнерусских монастырей достаточно типичен. Это памятники архитектуры, письменности и прикладного искусства. Немалое значение среди этих памятников, и с христианской точки зрения, имеет некрополь на территории монастыря. Данный материал представляет собой первый обзор некрополя Богоявленского монастыря. Для полного его освещения необходимо закончить начатые по некрополю археологические работы и провести полную сверку доступных источников. В основном под словом некрополь здесь будет подразумеваться совокупность надгробных памятников и надписей на них.

История изучения некрополя

К началу исследования некрополь представлял собой две группы надгробий. Около 10 памятников XIX в. находились на поверхности земли, к северу и востоку от Богоявленского собора. Другая группа ряд средневековых белокаменных надгробий, к этому времени попала в ГМЗ "Ростовский кремль". В книге Л.А. Беляева, ведущего специалиста в области христианской археологии, "Русское средневековое надгробие"¹ сделано важное наблюдение, что надгробие этой эпохи всегда представляет собой плиту. Такова была особенность времени и места -- Московской Руси. Поэтому надгробие этого типа будет называться здесь плитой. Третью группу составили памятники и их фрагменты, найденные в ходе работ. В 1992 г. рабочие реставрационной мастерской А.С. Рыбникова получили задание выровнять пол и сделать засыпку в подклете Богоявленского собора. Для этого они ломом и кувалдами разбили хранящиеся там белокаменные плиты. Когда разбитые плиты были найдены на улице, то сотрудниками Ростовского музея А.Г. Мельником и С.В. Сазоновым они были увезены в музей. Там они были описаны сотрудницей архитектурного отдела Никитиной. В 1997 г. на территории Богоявленского монастыря проводились огромные земляные работы. Как известно, такая работа необходима для сохранения ростовских архитектурных памятников. Земляные работы проводились бульдозером, и поэтому приходилось наблюдать за тем, что выходит из-под ножа этой мощной машины. Так было открыто много неизвестных до этого надгробий. Когда к востоку от алтаря Богоявленского собора, т.е. в месте наибольшей концентрации памятников, было обнаружен фундамент известной часовни преподобных Пимена и Стахия, то механизированные работы были в этой зоне приостановлены. По просьбе Патриаршего подворья здесь начались раскопки силами археологического отдела ГМЗ "Ростовский кремль" под руководством В.С. Бейлекчи². По окончании работ коллекция надгробий некрополя Богоявленского монастыря увеличилась вдвое. Раскопки проходили в три сезона, в 1997, 1998 и 1999 г.г. В первый год эта работа была сосредоточена на раскрытии вновь открытой часовни. В последующие годы были расчищены участки кладбища Богоявленского монастыря и при раскопках также найдены надгробия разных времен, как целые, так и фрагменты. Найденные при механизированных работах надгробия были сложены на не затронутой планировкой земле. Там они и находятся и теперь. В описании памятников помогали студентки Московского Гуманитарного университета Н. Нор и Е. Нечаевская, а также упомянутая выше Т. Никитина. Для описания всего комплекса его удобно разделить на три части:
1. Часовня, как сердце некрополя.
2. Средневековые белокаменные надгробия-плиты.
3. Надгробия Нового времени.

О часовне

Легенда говорит, что часовня, стоявшая у алтаря Богоявленского собора, была построена конце XVIII в. первым городским головой, купцом Н.А. Хлебниковым³ над могилами преподобных отцов Пимена и Стахия. Поводом, по этому преданию, послужило исцеление от головной болезни по молитвам старцев. Разрушена часовня была после 1930 г. Преподобные отцы Пимен и Стахий являются местночтимыми Ростовскими святыми. Жития их не сохранились, как и вообще какие-либо надежные сведения. Жили они, приблизительно, в XVI-XVII в.в. Слово "старец" относилось в то время к должности обительского духовника, а может быть к особо почтенным монахам, много лет прожившим в монастыре. Еще в начале XX в. в часовне имелись свидетели подвига преподобных отцов -- железный камзол или рубашка весом 1 пуд 19 фунтов и две кувшинообразные гири по 4 пуда каждая. Только мы не знаем кому именно, Пимену или Стахию, они принадлежали. По литературе, усердные богомольцы одевали эти вериги на себя и обходили трижды вокруг часовни⁴. Вот, что рассказывает о часовне опись монастыря 1851 г.: "Часовня каменная против алтаря Соборной церкви, в окружности имеет XIV аршин, крыта листовым железом, окрашена медянкою, крест на оной по железу на гольдфарбу вызолочен, об одном с южной стороны окне, с решеткою и дверию стекольчатою. В ней имеются следующие иконы: ...Затворников, погребенных в этой часовне, Пимена и Стахия, из коих один упоминается в жалованной грамоте царя Михаила Федоровича, и ... посреди на потолке Господа Вседержителя. Пол в часовне деревянный"⁵. Упоминаемая грамота хорошо известна и издана. Вот ее фрагмент: "В 1618-м году по прошению Архимандита Иосифа и жительство тогда в монастыре имевшаго затворника старца Пимена, от Государя Царя и Великаго князя Михаила Феодоровича пожалована новая подтвердительная грамота на владение Богоявленскому монастырю вышеозначенными местами"⁶. Кроме этой грамоты, мы не имеем письменных источников по этому поводу. В "книге достопамятностей монастыря" начала XIX в. сказано: "1855 год... /Июля/ 24-го почивающим Препод. Отцем Пимену и Стахию -- по усердию Дворянскаго Предводителя Николая Павловича Лупандина начали отправляться панихиды в часовне от сего числа каждодневно, а вскоре после сего в этой часовне были написаны их лики Пимена и Стахия."⁷ Не забыли о часовне и впоследствии. Книга достопамятностей пишет: "С 1-го марта 1873 года по 1-е сентября 1878 года ... Ростовский купец Иван Алексеевич Рулев возстановил во всем нашем соборном храме и во всем приделе Преподобнаго Авраамия стенную иконопись на собственное иждивение, и еще он же, Рулев, устроил иконостас в часовне, находящейся над гробами иноков Пимена и Стахия, на иждивение другаго жертвователя, С.Петербургскаго купца Сивухина"⁸. Когда в 1997 г. при земляных работах были обнаружены ее фундаменты, то в первую очередь открылась картина осквернения - часовню превратили в помойку. Внутри остатков стен В.С. Бейлекчи были найдены и определены как впускные два погребения, примерно рубежа XIX-XX веков. Датируются они так на основании найденных в сопутствующем погребению песку монет и по сохранности костных останков. На всякий случай, эти останки хранятся теперь в галерее надвратного монастырского храма. В стенах, оставшихся от самой часовни, в юго-восточном и северо-восточном углах при строительстве были заложены белокаменные надгробные плиты XVI-XVII в.в.; скорее всего, это вторичное их использование. Верхняя грань северной плиты скрыта кладкой, такая же грань южной плиты не имеет надписи. По завершении в том сезоне работ по остаткам часовни, эти остатки были законсервированы. Предполагается, что возвращение археологов внутрь стен часовни принесло бы новые открытия и прояснило бы ситуация в условиях молчания письменных источников. Необходимо сказать, что задача поиска святых мощей никогда не ставилась, наверно, не будет ставиться и впредь. В настоящее время можно говорить о воссоздании часовни, причем необязательно в первоначальном каменном виде, а в деревянном. Священнослужители Патриаршего подворья восстановили почитание преподобных старцев Пимена и Стахия служением литургии и панихиды в день памяти преподобного Пимена Великого (вероятного Ангела затворника Пимена).

Средневековые белокаменые надгробия

Первое надгробие из разбитых белокаменных плит имеет размеры: 84 х 56 х 13 см. Верхняя и нижняя части утрачены, по краям полосы орнамента из мелких неглубоко врезанных встречных треугольников, в нижней части фрагмент розетки и две расходящиеся тяги. Плита имеет надпись, расположенную в пять строк (начало текста утрачено, верхняя строка почти полностью утрачена): "на память святаго мученика ... преставися к..р..л смола (?) андреев сын Бурина во иноцех Кирил". Другой памятник это фрагмент надгробия из белого камня размером: 44 х 37 х 19 см. Принадлежит средней части плиты, несет две строки текста: "...и сергии иовано снъ смолина". Род Смолиных известен по синодику Богоявленского монастыря,⁹ большими сведениями об этих лицах автор не располагает. Чтение приведенных надписей не окончательно, в силу плохой сохранности. Всего в музей попало тогда 8 плит и фрагментов средневековых белокаменных надгробий. Сейчас эти плиты с подписями хранятся на галерее надвратного храма монастыря, остальные -- в подклете того же храма. В подклете собора, под бывшим Авраамиевым приделом, автора ожидала замечательная находка! Это надгробие из белого камня размером: 104 х 50/45 х 15 см. По краям расположены полосы жгута шириной 5 см., в возглавии - сегмент с орнаментом, в изножье -- три орнаментальные тяги, соединенные розеткой с орнаментом (диаметр 19,5 см.). Надпись: "Лета 7073 (1565) апреля в 22 день на память отца нашего Феодора Секиота преставися раба Божия Наталия Стефана Сабурова жена". Поскольку на плите имелась датирующая надпись, не составило труда предположить, что под ней могла быть погребена жена ростовского городового приказщика времен Ивана Грозного Стефана Сабурова. Этот человек упомянут в царской грамоте, отрывок которой опубликован С.М. Каштановым¹⁰. Высокое положение погребенной позволило ей быть положенной у стен только что отстроенного собора древнейшей из ростовских обителей. При огородных работах автором был найден фрагмент плиты из белого камня размером: 50 х 28 х 34 см. Он принадлежит верхней части надгробия, имевшего орнаментальную полосу по верхнему краю, орнаментированный сегмент в возглавии и надпись (сохранился текст "Лета 7000..." (без продолжения). На боковой грани выполнен орнамент в виде полосы встречных врезанных треугольников и ряда арочек между двумя встречно закрученными жгутами. В ходе земельной планировки были найдены еще два белокаменных надгробия без надписей, а также несущественные фрагменты. На одном из них читается стандартная фраза: "...бна(го) оца / ...тавися...", т.е. "на память преподобного отца имярек преставися раб/ раба Божий/ия имярек". По справедливому мнению Леонида Беляева, эта надпись несла важные сведения для отправления ритуала "годин". На плите были помечаемы имя поминаемого и дата поминовения -- число и месяц, также, на всякий случай, память празднуемого в этот день святого. Спустя время, при благоустройстве действующего надвратного храма, в северном основании проездной арки ворот на западной стороне этого храма в толще стены была обнаружена плита с надписью. Не может быть сомнения, что это вторичное использование, т.к. надпись перевернута сверху вниз. Характер надписи на плите -- глубоко высеченная вязь, типичная для XVII в. Напомним, что Никольский надвратный храм построен до 1684 г. Получается, что плита попала в основание храма спустя несколько десятилетий. Сложилась впечатляющая коллекция средневековых надгробий, для Ростова, наверное, уникальная. Повторимся, в ее составе 6 целых и множество фрагментов, в том числе и с надписями. Поэтому и встал вопрос о воссоединении этой коллекции на территории Патриаршего подворья и ее описании.

Надгробия нового времени

От XVIII в. на монастырском некрополе нам известно только три надгробия:
М... Николай Семенович, московский купец. 1789 г.
Яковлева Матрена Васильевна. 1786 г.
"Начальницы Игумении Павлы/ родившейся в 1739 году/ жизнь свою посвятила Богу в 1746/ на 8 году от рождения/ в монашество пострижена в 1760 и про/ ходила послушании в монастырях Троиц/ ком девичьем что на Бору 8 лет с/ половиною, отправляя тут и казначейскую/ должность чрез 6 лет,/ а из сего произведена во Игумении в/ Углицкий Богоявленский, управляя сим/ монастырем 13 лет и 8 месяцов/ откуда уволена на смирение в Ро/ ждественский монастырь, где жила 3 года/ и 2 месяца/ Скончалась в 1799 году Апреля 4 дня/ на 60 году от рождения своего".
Форма и материал надгробия -- плита из раствора наподобие бетона.

К ним примыкают по внешнему виду надгробия той же эпохи:
Андронова ... Петровна, младенец, купеческая дочь. 8 октября 1812 г.
Петр Баранов, младенец. 1807 г. Текст: "На сем месте погребено тел в Боге почившего младенца Петра ... вича Баранова родившегося в 1803 году апреля 12 преставлшегося ко Господу в 1807 году июня в ... сей младенец сын генерал маиора ... а;". На другой грани: "В путешествии с родители своими родителями из Архангельска в крепость святаго Димитрия Ростовского на Дон. На дороге заболел тяжкою болезнию от которой преселился от сея временныя жизни в вечное блаженство". На северной грани: "сей памятник соорудила ему мать неутешно о нем плачущая".
Материал для надгробий этой эпохи -- белый камень, излюбленная форма -- подобие саркофага. Чтобы соорудить такой памятник над захоронением, необходимо сделать фундамент, на нем -- постамент. При раскопках нашлись своеобразные ножки. Необходимы две пары таких ножек, чтобы на них покоилось саркофагообразное надгробие. При раскопках, проведенных археологическим отделом ГМЗ "Ростовский кремль", было найдено множество фрагментов организации надгробных памятников этой эпохи. Это склепы, фундаметы, постаменты, детали металлических решеток. Есть и оригинальные, например, коллоны с базами, ваза, которые в сочетании с материалом (белый камень), навевают ассоциации с античными памятниками.

Самое популярное надгробие новой эпохи это комплекс из постамента, памятника с надписью, и иногда креста над ними. Ни один крест из некрополя Ростовского Богоявленского монастыря не сохранился. Материал -- черный гранит, реже -- мрамор. Стоит упоминания изящный памятник из мрамора Рахмановой Александры Ивановны. 1897 г. Вот текст на нем: "Александра Ивановна/ Рахманова / урожденная Родионова / Родилась 5 апреля 1869 / Скончалась 8 мая 1897". На противоположной "Господи, приими / дух мой / с миром". На цоколе клеймо "Мастер В. Шерехов в Ростове Яр". Найденное спустя 100 лет надгробие позволило легко подсчитать возраст усопшей -- 28 лет. Не утеряла своей актуальности плита. К северу от Богоявленского собора лежит надгробие купца Лосева Николая Ивановича, умершего в 1858 г. Интересно, что у Лосевых с монастырем было общее дело -- Исадские мельницы, из-за которых они потом судились. Изготовление плиты из бетона связано не с бедностью, скорее всего эта плита являлась крышей находящегося под ней склепа. Заканчивая обзор, можно сказать, что на кладбище этого периода можно выделить только один семейный куст Храниловых, надгробия которых найдены поблизости друг от друга.

Хранилов Василий Яковлевич, младенец. 1855 г.
Хранилов Иван Васильевич, купец. 1871 г.
Хранилова Глафира Васильевна. 1900 г.
Хранилова Серафима Козминична, младенец. 1842 г.

Вот имена и фамилии остальных известных погребенных:

Владимиров Иван Алексеевич. 1901 г.
Владимирова Мария Васильевна. 1901 г.
Куликов Иван Павлович, купеческий сын. 1895 г.
Макария, монахиня. 1896 г.
Миколаевская Марья Михайловна. 1830 г.
Морокуев Андрей Петрович, купец. 1829 г.
Чижев Иван. 23 апреля г.

Материалы о некрополе по письменным источникам

Как видим, за исключением инока XVI в. Кирилла, мы почти не встречаем на монастырском некрополе монашествующих. Монахини игумения Павла и строительница Макария похоронены здесь, может, быть за недостатком места для погребения в женской обители. В 1853 г. при архимандрите Никодиме (Казанцеве) очень подробно велась монастырская книга достопамятностей. В ней можно почерпнуть информацию как об иноках, погребенных в обители, так и о месте их погребения. Приведем отрывок из этой соеообразной летописи: "17 апреля сего 1853 года умер послушник здешняго монастыря Флегонт Федоров Бахтиаров (родом он Мологскаго уезда села Брейтова ... Он похоронен у паперти соборной церкви рядом с теперешнею угольницею, немного отдавшись к дорожке. Да почиет с миром! ... Гнев Божий -- холера доселе 1 сентября непрестает шествовать в Ростове -- и здесь первою жертвою ея был в нашей обители иеромонах Феодосий,... Могила его находится на общем братском кладбище, у самой паперти соборной церкви на левой стороне, близко к дорожке, ведущей к настоятельскому дому... Сего же года октября 14 дня, помер духовник всей братии иеромонах Дорофей... Могила его находится у ризничной палатки, против самаго у перваго окна от дорожки, ведущей к настоятельскому дому, за деревянным рундуком, близко"¹¹.

На других страницах книги достопамятностей читаем: "1888 года маия 18 дня скончался настоятель сего Богоявленскаго монастыря Архимандрит Геласий, и погребен в сем монастыре с западной стороны у церкви С. Иоанна Богослова"¹². Ряд надгробий действительно виден на фотографии западного фасада Богоявленского собора. В записи 1894 г. говорится: "Внутри нижняго помещения Соборной церкви отделаны три подвальных покоя для будущих усыпальниц, полагая по шести мест в каждой усыпальнице"¹³. Внутри подклета Богоявленского собора в самом деле найдены захоронения, нельзя только сказать какому времени они принадлежат. Рассказывают, что захоронения эти сделаны в советскую эпоху.

Весной 1901 г. на монастырском кладбище был похоронен замечательный священник той эпохи -- протоиерей Аристарх Израилев. "Согласно воле покойного, он был похоронен в Ростовском Богоявленском монастыре у могил близких ему людей. На могиле был поставлен памятник из белого мрамора с вырезанной сценой Моления о чаше и финифтянной фотографией"¹⁴. Где находится это надгробие, к сожалению, неизвестно и могила считается утраченной. Не было бы грехом восстановить памятник отцу Аристарху Израилеву на территории Патриаршего подворья¹⁵.

1. Беляев Л.А.. Русское средневековое надгробие. М., 1996. С.10.
2. Отчет о работах Археологического отдела 1999 г. ГМЗРК. Ростов 2000.
3. Титов А.А. Ростовский Богоявленский Авраамиев монастырь. Сергиев Посад, 1894. С. 56.
4. Иустин, архим. Описание Ростовского Богоявленского Аврамиева мужескаго второкласного монастыря. Ярославль, 1862. С. 45.
5. РФ ГАЯО. Ф. 232. Оп. 1. Д. 354. Л. 25.
6. Иустин, архим. Указ. соч. С.52.
7. ГМЗРК. Р-536. Л. 70 об.
8. Там же. Л. 57 об.
9. ГМЗРК Р-221. Л. 76; Р-760. Л. 106.
10. Каштанов С.М. Иван Грозный и Ростов // ИКРЗ 1993. Ростов, 1994. С.74.
11. ГМЗРК. Р-536. Л. 49 об. - 51.
12. Там же. Л. 72.
13. Там же. Л. 83 об.
14. Плешанов Е.В. СРМ, Вып.IV. Аристарх Александрович Израилев // Соборная звонница Ростова Великого Ростов, 1993. С. 79-80.

Соединение мужчины и женщины -- это величайшее творение природы. Это физиологическое влечение присуще всему живому на земле. Но лишь человек облачил его в романтическую, красивую форму, дав ей имя -- любовь.

В природе бывает пора цветения и пора сбора урожая. Свадьба, это конечно же весна. Это праздник единения двух семей, продолжения рода, продолжения жизни. Говоря языком физики -- это вечный двигатель, говоря языком театра -- это драма. Человеческая драма длиною в жизнь.

Но так же как в природе плоды осени непредсказуемы так и создание семьи полно ожидания и тревог.

Два жизненных события -- свадьба и похороны позволяют судить о культурном и этническом образе нации. Они являются связующими нитями многих поколений из древних времен в необозримое будущее. В этом плане семья выступает как хранительница и воспитательница национальных и культурных традиций.

Задуман этот материал в 1989 г. после путешествия по р. Кокшеньге Вологодской области. Продолжен и дополнен личными впечатлениями в Ростове Великом в 1998-2000 годах.

Все начинается с момента знакомства двух человеческих судеб. Присутствует огромное разнообразие вариантов: на днях рождения, танцах, совместная учеба и т.д.

Этот период можно назвать -- ухаживание. Молодые присматриваются, приглядываются. Длительность ухаживания разная: от нескольких лет до месяцев. Что никак не соотносится с прочностью дальнейшей супружеской жизни.

Наступает день, когда молодые решают пожениться. Чаще всего это происходит прозаично: "наконец-то" или как гром среди ясного неба -- "мама, я женюсь".

Причины, по которой женятся, различны. Чаще всего по любви. Редко по расчету. Довольно распространено "по залету", когда невеста беременна. Последняя причина -- основная особенность нынешних браков. Молодые еще до замужества интимно познают друг друга, оказывают влияние как телевидение так и нынешние психологи.

После знакомства двух семей начинаются бурные приготовления к свадьбе. Разумеется, все связано с материальными возможностями. Определяется круг приглашенных родных и друзей. Обычно 30-50 человек. Соответственно этому подыскивается и помещение. Небольшие компании играют свадьбу в кафе "Неро"; в парке или дома, а большие в "Теремке", в Красной палате Кремля, на 500-ке, в техникуме, в столовой агрегатного завода, в клубе "Аронап".

Для проведения праздничного застолья приглашаются: ведущий или как его чаще называют тамада; баянист; диск-жокей и видеооператор. Профессионального фотографа приглашают очень редко. Чаще снимают "мыльницами" -- так дешевле. Да и гурманов, понимающих хорошую фотографию почти не осталось. В последнее время видео буквально вытеснило фотографию. По сути дела мы с вами присутствуем при рождении нового жанра народного творчества. Это -- домашнее видео. Сбывается мечта многих людей быть в кино главными героями. И не важно, что тираж фильма и зрительская аудитория невелики, зато здесь все настоящее, и смех, и слезы. И, на мой взгляд, лучшие произведения этого вида народно творчества превосходят многие "мыльные" телевизионные сериалы.

К расходам относятся и покупка колец, обуви, костюма и свадебного платья. Свадебное платье иногда берут в прокат, иногда покупают. Трудно выбрать лучшее. Прокатное если рвется приходится чинить и все равно доплачивать; свое -- либо оставляют на память, либо продают. Судя по объявлениям, таковых много.

Огромную долю расходов составляют -- покупка еды и питья. Многие делают так: в ресторане заказывают несколько основных блюд, а остальное готовят сами. Водку заменяют самогоном. Хороший самогон всегда лучше водки. Голова не болит, да и отравиться невозможно.

В соответствии с количеством участников торжества заказывается и свадебный кортеж автомашин. Количество и марки машин очень различны: кто что достал, у кого какие знакомые.

Бывают и такие ситуации. От загса отъезжает кортеж машин одного цвета, штук 6-7 -- это расписалась одна пара, а следующая идет пешком, вдвоем. С этого года отменены свидетели и расписаться можно вдвоем, тихо, скромно и дешево.

Итак, общая сумма расходов получается в среднем 10-13 тысяч. Иногда эта сумма возвращается в виде гостевых подарков. Вещи дарят красиво упакованными, но чаще дают конверты с деньгами.

Накануне свадебного торжества некоторые устраивают мальчишники и девичники. На природе или даче собираются отдельно друзья и подруги. Наряжаются подъезды домов. У жениха -- елка; у невесты -- береза. Срубленные деревца украшают цветными ленточками, шарами. Вешают плакаты с какими-нибудь стишками или напутствиями.

Суматоха подготовки закончилась и наступает этот волнующий день, самый главный день в жизни молодых.

Свадебное действо -- это игра, это своего рода театр, это народное творчество. Где существуют главные герои, массовка и зрители.

Начинается все с нарядов. Невеста идет к парикмахеру и делает прическу. Облачается в свадебное платье в присутствии подруг и родителей.

В это же время жених надевает черный костюм, галстук или бабочку (как правило этот галстук никто не умеет завязывать), ботинки, белый цветок на лацкан пиджака. Все новое с иголочки.

Припасается чемоданчик для выкупа. В нем бутылки водки, вино и конфеты. По карманам рассовываются деньги -- бумажные и металлические.

Свидетели надевают через плечо красные ленты с надписью "почетный свидетель", но бывают и красивые исключения, когда лента заменяется красной декоративной розеткой слева на груди. Друзья жениха наряжают машины. На капотах по три цветные ленты. Сверху главной машины сияющая латунная конструкция в виде двух колец и колокольчиков. Однажды машина была украшена гирляндой матовых шаров и выглядела просто роскошно. Стал возвращаться забытый обычай привязывать на радиатор куклу в свадебном платье.

В назначенное время кортеж машин с друзьями жениха отправляется к невесте. У подъезда их встречают подруги невесты, и начинают испытывать жениха. Просят кричать: "люблю, хочу жениться".
- На ступенях лестницы написаны цифры. Надо угадать, когда познакомились, подали заявление, дни рождения и т.д., не угадал -- плати деньги.
- На каждый шаг надо говорить ласковые слова. Или делается паутина из ниток. Надо купить ножницы и перестригая говорить эти же слова.
- На листке белой бумаги множество отпечатков губной помады. Надо найти невестины губы.
- На листке бумаги нарисован круг с надписями "путешествие, машина, квартира". Жених бросает дротик в этот круг. Иногда в круге пишут "по любви, по расчету, по залету".
- На нитку вешается яблоко. Жених должен откусить без помощи рук.
- На подносе три стакана. Чтобы в одном звенело -- бросают металлические деньги или кольца, чтобы в другом шуршало -- кладут бумажные деньги, чтобы журчало -- наливают водки.
- С помощью денег или конфет выкладывают имя невесты или тещи; с помощью сигарет имя тестя.
- Три чашки с кофе или перевернутые блюдца. Надо угадать, где ключ от квартиры. Или три чашки, сладкая, горькая, пресная -- какая жизнь будет. Или трехлитровый баллон с водой на дне которого лежит ключ. Некоторые пьют воду, чтобы его достать, некоторые предусмотрительные выливают содержимое в пакет.
- Дают куклу и проверяют, умеет ли жених пеленать ребенка. Заставляют петь колыбельные песни, или танцевать на тазу.

В общем все зависит от фантазии подруг невесты от их красноречия и этажа, где живет суженая.

Испытания продолжаются и в квартире. Если много дверей, на каждую вешают детское фото. Надо узнать невесту. Или кого-то наряжают в образ невесты и предлагают жениху. Или дают несколько коробок с обувью, на крышках написаны цены. Надо угадать, где туфли невесты -- не угадал плати.

Или от порога на полу следы в разные комнаты. Кладут деньги и идут по следам.

Наконец, жених с туфлями в одной руке, с букетом цветов в другой, изрядно потрепанный, но довольный добирается до невесты.

Но испытания продолжаются. Жениху предлагают без помощи рук поцеловать невесту, стоящую на стуле, или поцеловать по барски, по царски, по-гусарски, через ножки.

И вот молодые вместе. Первое застолье стоя. Родители невесты говорят напутствие. Если собираются ехать в церковь, благословляют молодых. Обычай совсем забыт. Помнят, что надо благословлять, а как это делать, почти никто не знает. Приходится выступать консультантом.

Все выходят на улицу. Их встречают соседи, перегораживают дорогу веревкой, просят выкуп за красавицу.

Жених и невеста садятся в разные машины и едут в ЗАГС или церковь. По нашим законам главным считается гражданский брак. Бывает, невесте нет еще восемнадцать лет, и в ЗАГС идти нельзя. Тогда венчаются в церкви и играют свадьбу.

Начнем и мы с церкви, как более древнего и красивого обряда. Венчаются в Ростове: в Успенском соборе, в ц. Николы на Всполье, в ц. Толгская; на Патриаршем подворье Авраамиева монастыря; в сельских окрестных храмах. Обряд, в основном, традиционен и одинаков. Разница лишь в характере священника -- один спешит и проглатывает слова, другой говорит ровно, распевно. От этого и разная продолжительность. Небольшое различие в надевании брачных колец -- священник сам троекратно меняет кольца на руках или это делают свидетели. Большое различие в хоровом пении. В Успенском соборе и на Всполье поют профессионалы, лаская слух, самобытен распев Авраамиевского монастыря. Чаще всего церковь выбирают по месту жительства или по знакомству со священником. Всюду венцы держат над головами, лишь в Авраамии надевают на головы.

После церкви, если есть время, кортеж машин катается по городу, направляясь в ЗАГС. Это неприметное деревянное здание в центре города знакомо всем ростовцам. С 1918 года здесь соединяют брачные узы.

Свадебное торжество также довольно традиционно. Расписались в книге, обменялись кольцами, поцеловались. Этот момент довольно забавен. Священник в церкви или заведующая ЗАГСом обычно говорят "а теперь сделайте свой первый поцелуй", что вызывает улыбку собравшихся. И еще по поводу поцелуев. Получился забавный обычай, после поцелуя вытирать щеку рукой или платком. Если этого не делают, то в конце поздравлений щеки молодых сияют разнообразной губной помадой.

Из церкви или из ЗАГСа молодые едут вместе в одной машине. Все едут к родителям жениха, где молодую пару встречают хлебом-солью. Предлагают откусить или отломить кусок. У кого больше -- тот хозяин в доме. Запивают и бьют стопки, бросая через плечо. Дома -- второе небольшое застолье стоя. После этого одна молодежь едет кататься "на зеленую" в Петровскую рощу или Борисоглеб, некоторые приезжают туда накануне и очищают это место от хлама. Довольно популярно посещение памятника в Парке Победы и возложение цветов. Некоторые пары навещают своих родственников на кладбище.

Когда по пути на "зеленую" встречается мост, все выходят из машин и идут через мост пешком. Жених несет невесту на руках. Бывают редкие случаи, когда это повторяется семь раз (по марковской дороге).

Содержание и смысл "зеленой" зависит от способностей собравшихся. Некоторые просто выпивают и закусывают, другие проводят веселые конкурсы, танцы, игры. Но всегда это очень красиво -- праздничная молодежь среди красивой природы.

Вечером свадебный кортеж с громким воем клаксонов приезжает к застолью. Молодых встречают гости; ведущий, берущий действо в свои руки; баянист и родители с хлебом-солью и битьем посуды. Молодым вручают подарки и все усаживаются за столы.

Гражданский брак

Родители жениха
Свидетель, Он
Невеста
Жених
Свидетель
Она
Родители невесты

Церковный брак

Родители невесты
Свидетель Он
Жених
Невеста
Свидетель Она
Родители жениха

Остальные кому как хочется, но все равно по семейному признаку.

Атмосфера свадебного застолья зависит от нескольких слагаемых. Во-первых от тамады и баяниста, от их умения владеть инициативой. Во-вторых от способностей собравшихся петь, плясать, активно участвовать в конкурсах. У каждого тамады свой сценарий, свой стиль ведения вечера, своя манера. Хорош Сергей Морсунин со своим зычным голосом, баяно и "караоке". Мастер экспромта баянист Анатолий Подкосов. Бурный темперамент у лучшего нашего частушечника Александра Нечаева. Баянисты-виртуозы: Владимир Кочетов, Александр Кузнецов. Много других хороших ведущих Людмила Копейкина, Любовь Гогина, Вероника Хомутова.

Я акцентирую только тех, с кем пришлось лично работать.

Из русских народных песен популярны: "Живет моя отрада", "Из-за острова на стрежень", "Когда б имел златые горы", "При лужке, лужке", "Ой, то не вечер", "Миленький ты мой". Поют и песни советских композиторов 60-70-х годов. Современные песни не поют вовсе.

Застолье сменяется бурными танцами. По принципу двигай телом. Зрелищные танцы, (вальс и рок-н-ролл) очень редки. Украшением вечера являются частушки. К сожалению данный вид жанра молодежь не знает. И хорошие частушечники, в основном, из старшего поколения редки. Популярен танец лабада, когда все встают в круг и держат соседей за плечи, ушки, пяточки...

В продолжении свадебного вечера множество ритуалов и конкурсов: зажигание семейного очага в виде свечей; присвоение званий -- свекор, свекровь, тесть, теща; кормление половиной каравая собравшихся; перекатывание яблок из одной штанины в другую; танец с прищепками и завязанными глазами; бегание с бутылками между ног; заворачивание в туалетную бумагу женщин (хрустальная ваза); сбор денег в ползунки на мальчика и девочку и т.д. Часты на свадьбах ряженые. Кто-то из гостей наряжаются в жениха и невесту или в любые другие персонажи, что под руку попало. Занимают места молодых и веселят гостей своим остроумием. Иногда парни устраивают экзотический танец ряженых. Традиционно в первый день воруют невесту. Затем требуют выкуп. Или воруют туфлю. В туфлю ставится стопка и жених должен из нее выпить.

В конце вечера, в полночь невеста бросает свой букет через плечо подругам. Поймавшая, непременно в этом году выйдет замуж. Были случаи, когда это сбывалось.

Конкурсы второго дня сводятся к тому, чтобы побольше денег выманить у собравшихся. Поутру всех встречает "доктор похмеляйнен". На полу расстилается простыня с дырками после "бурной ночи любви". Гости деньгами латают дыры.

Проводятся шутливые аукционы. Рублей за 100 можно купить "тару для ношения яиц и молока" -- мужские трусы и огромный лифчик. Или купить рулон "французских обоев" -- туалетную бумагу.

Красив обычай битья горшка с деньгами. Свекровь разбивает горшок, а молодые с помощью веника и совка собирают. Гости разумеется мешают этому, вешают высоко "паутину" в виде бумажных денег...

Популярен конкурс узнавания молодых. Парни садятся в ряд, а жена с завязанными глазами должна угадать по ушам своего новоиспеченного мужа. Затем роли меняются и он узнает ее по запястьям рук или коленочкам. За столом звучит традиционная и популярная -- "А кто родился в январе". И разумеется на протяжении всего праздника кричат: "Горько!" Горько для молодых и для всех собравшихся. Финал застолья -- продажа свадебного торта. Выручка бывает в 10-15 раз превышает настоящую цену.

Отбушевала свадьба, наступают будни. Кто-то отправляется в свадебное путешествие, а кому-то с понедельника на работу. И все же нельзя однозначно сказать, что все решают финансы. Атмосфера праздника зависит от людей, от их духовного мира.

В последнее время в Ростове появилось много русских переселенцев из южных республик бывшего Союза. Они привносят новые акценты в свадебное действо.

Например: Переселенцы из Северного Казахстана в конце первого дня устраивают "снятие фаты". Невесту загораживают одеялом и под пение обрядовых песен меняют фату на платок. Во второй день похмеляют "банькой" и устраивают катание гостей на навозных санях.

Существует общее заблуждение, что свадьба -- это пьяная гульба. Иногда мне говорят: что там снимать, одни пьяные рожи? И я, признаться, вначале думал так -- сниму 2-3 свадьбы и надоест. Но оказывается вовсе не так. Парадокс в том, что пьяных на свадьбах не бывает. Случаются редкие гости слабые здоровьем или с "устатку". Но это большая редкость. Хорошая закуска, подвижные танцы и чувство меры делают свое дело. Люди преображаются. Уходят куда-то заботы, проблемы. Человек раскрепощается и отдыхает от души, наблюдать эти красивые лица, это веселое действо истинное наслаждение. Наблюдать и вылавливать видеокамерой моменты самого красивого и счастливого события в жизни.

Как рыбак, отправляясь на озеро, надеется что самая крупная рыба еще не поймана, так и я надеюсь, что самая интересная свадьба еще впереди. К докладу прилагается видеокассета с фрагментами из различных свадеб лета 2000 года.

Литература:

- Белов Василий. Лад. М. 1989
- Словарь русского языка. М. 1988
- Русская свадьба. Д.М. Балашов, Ю.И. Марченко, Н.И. Калмыкова. М. 1985
- Панкеев И.А. Обычаи и традиции русского народа. М. 1998
- Энциклопедия экстремальных ситуаций. Гостюхин А.В. "Зеркало". 1996

Начало века знаменуется укреплением гуманистической ориентации дисциплин, связанных с организацией среды человеческого обитания. В градостроительстве этот объективный процесс поддержан новым распределением ролей основных участников деятельности: стратегию и приоритеты развития города выбирают городские сообщества, основными заказчиками и инвесторами практических средоформирующих акций являются горожане и их объединения, профессионал-градостроитель выступает не творцом-демиургом, но исполнителем воли социума. Таким образом, города сами определяют свою судьбу, а государство должно лишь создать для этого правовые условия и благоприятный экономический климат.

В частности, специалисты обязаны изучить историческое наследие местности, внятно предъявить его жителям и обеспечить юридические основы его сохранения, но вот сам процесс сохранения уже невозможен без прямого и непосредственного включения горожан. Мировой опыт позволяет сформулировать правило сохранения наследия: этот процесс успешно протекает лишь там, где в нем активно участвует население. В нашей стране, однако, подобная практика только зарождается. Горожане либо не имеют средств и сил сделать что-либо реальное для поддержания наследия, либо вообще его не замечают, а "сохраняющие" интенции специалистов и администраторов, по традиции нацеленные прежде всего на материально-пространственные структуры, часто не могут реализоваться, "проваливаясь" в социальную пустоту.

Ростов Великий является показательным примером отечественной ситуации с участием жителей в сохранении наследия и развитии городской среды. Город обладает большим количеством уникальных архитектурных и исторических памятников, хорошо известных в стране и мире. Предпринимаются разнообразные попытки привлечь внимание государственных и международных инстанций к проблемах их сохранения и спасения (включение в престижные списки памятников мирового значения, разработка инновационных градостроительных документов и т.д.). здесь имеется достаточно мощный интеллектуальный потенциал -- художники, сотрудники музея, священство возрожденных монастырей и т.д. Однако выйти из глубокого кризиса, в который город попал в начале 1990-х гг. вместе с большинством малых исторических поселений России, Ростову пока не удается. Продолжается, в частности, деградация обширного комплекса градостроительного наследия (упадок рядовой исторической застройки, разрушение многих памятников архитектуры, опасное подтопление территории и т.д.). Почему так происходит?

У всех на глазах два характерных примера из ростовской практики последнего десятилетия -- успешное возрождение ансамбля Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря под руководством деятельного настоятеля о. Евстафия, сумевшего аккумулировать частные усилия и инвестиции, и тщетные попытки властей города и области вывести из руинного состояния другой памятник федерального значения, Гостиный двор, где потенциальная экономическая выгода, проистекающая из торговых функций объекта, должна, казалось бы, обеспечить необходимые вложения в реставрацию.

Не в степени ли участия рядовых граждан и в целом негосударственных объектов среды здесь дело? Приходится констатировать, что ростовцы в своей массе слишком пассивны по отношению к процессам средоформирования¹, что подтверждается нежеланием горожан заниматься в частном порядке приемом и обслуживанием гостей города и туристов при явном росте потребности в гостиничных номерах, отсутствием тротуаров и канав на улицах старой части города и т.д. Включенное наблюдение ростовской жизни автором в течение последних пяти лет, беседы с горожанами из разных социальных слоев вскрывают и такие черты местной социальной специфики, как разобщенность представителей культурной элиты, полная их отделенность от городской администрации, достаточное резкое размежевание приезжих и коренных ростовцев.

Эта картина диссонирует с историческими данными о "культурном типе" местных жителей Е.А. Ермолин, исследуя культурно-психологическую специфику "ярославца", выделяет в числе его основных черт социальную мобильность, сметливость, готовность к риску, предприимчивость, ярко выраженный практический ум². Но либо люди с такими качествами больше не живут в Ростове, либо они (и люди, и качества) не могут быть задействованы сегодня в сферах сохранения наследия и развития города.

На практике, скорее, подтверждается иная оценка, данная городу в недавно опубликованных дневниках местного обывателя С.А. Соколова:

Древний город наш Ростов
Спит он много уж веков.
Тишина стоит кругом,
Точно он для мертвых дом.
Лишь порою он проснется,
Кто-нибудь здесь подерется,
Набуянит, нашумит,
А потом опять он спит³.

Далее Соколов пытался выправить впечатление о городе, якобы проснувшемся после Октября:

Революция пришла,
Свет культуры принесла,
И Ростов теперь не спит:
О комунне он твердит.
...
кто же дал Ростову радость,
что сменил он сон на младость?
Сталин -- друг наш дорогой,
Вождь и мудрый рулевой⁴.

В этой нарочито оптимистической концовке стихотворения (записанного в 1939 г.) допущена важная для нашей темы проговорка: если город и способен проснуться, разбужен, по мнению стихотворца, он может быть лишь извне. Уже в 30-е гг. местный житель не ощущал в Ростове наличия собственных "пробуждающих" сил...

Вопрос о социокультурной специфике ростовцев может показаться отвлеченно теоретическим. Однако он не актуален лишь до тех пор, пока не стоит задача непосредственного партнерства с горожанами, которая как раз сегодня выходит в Ростове на первый план.

Обратимся к двум актуальным работам по стратегическому планированию Ростова, отражающим два основных подхода к социуму -- позитивистский, в рамках которого городское сообщество рассматривается как детерминированная извне ячейка общества или государства, объект социального контроля и манипулирования, и гуманистический, видящий город как ансамбль активных актеров, свободно действующих на социальной сцене.

Первый, традиционный для нас подход реализуется при разработке Федеральной целевой программы "Возрождение и развитие Ростова Великого"⁵. Коротко говоря, он проявляется в установлении сбалансированного комплекса мер по развитию города, ориентированному прежде всего, на сохранение наследия и подъем экономики с участием субъектов всех уровней -- государственного, регионального, муниципального и частнопредпринимательского. Однако при острейшем дефиците ресурсов удовлетворение большей части местных потребностей⁶ может произойти в реальности лишь за счет средств, запрашиваемых на нужды города "наверху" -- т.е. там, откуда программа, собственно и исходит. И, в случае положительного эффекта программы, полученного всегда будет не хватать для комплексного решения городских проблем ("потребности" памятников будут конкурировать с нуждами живых людей и т.д.).

Параллельно ведется т.н. "Пилотный проект для г. Ростова Великого", курируемый Комитетом культурного наследия Совета Европы. Здесь идеология принципиально иная, соответствующая общеевропейским демократическим стандартам⁷. Центр принятия решений и всей деятельности по развитию города должен находиться не в Москве и не в Ярославле, а "внизу", в Ростове, и осуществляться она должна местными жителями -- на всех уровнях от проектирования и менеджмента до экономической поддержки и практической реализации отдельных мероприятий⁸. По сути, Пилотный проект есть прямой вызов горожанам: сами определите свои приоритеты и действуйте! Но этот подход, весьма привлекательный своей социальной и локальной нацеленностью, слишком далек пока от реального состояния наших городских сообществ.

Видятся два основных препятствия прямому внедрению у нас такого подхода. Во-первых, экономическая слабость и города в целом (у него сегодня просто нет денег на ведение самостоятельной муниципальной политики), и большинства горожан. Во-вторых, неготовность социума к активным действиям: в Ростове, и это его беда, как и всех небольших исторических городов России, явно недостает специалистов, способных работать на современном уровне городского менеджмента. В результате недавно созданный Координационный центр по реализации Пилотного проекта был вынужден приглашать для решения своих задач специалистов извне⁹. Местное же население, вопреки идеологии СЕ, сегодня не то что не участвует в этой работе, но в своем большинстве вообще о ней не осведомлено.

Это относится и к интеллектуальной элите города, сосредоточенной в стенах Ростовского музея. Однако именно эти люди являются, на наш взгляд, основным, наиболее перспективным местным ресурсом развития Ростова. Сегодня по целому ряду административных, финансовых и других причин ГМЗРК превратился в своеобразный "город в городе", как бы оторвался от территории, наследие которой является основным предметом его деятельности. Попытки же музея укрепить контакт с городом (работа с детьми, проведение Дней наследия и др.) представляются пока, по крайней мере, со стороны, все же единичными опытами.

На этом фоне рискнем предложить несколько путей вовлечения жителей Ростова в деятельность по возрождению города¹⁰, организующим центром которых мог бы стать ГМЗРК.

Именно музею логично начать заниматься в Ростове тем, что во всем мире называют heritage education -- просвещением публики по различным аспектам наследия. Так, архитектурный отдел музея, уже совершивший важнейшее для сохранения ростовской среды дело -- трехкратное расширение списка памятников истории и культуры¹¹, мог бы продолжить его, разработав, например, серию практических пособий (консультационных брошюр) для застройщиков и владельцев жилья (с примерным названием "Традиционный ростовский дом: от общего облика до деталей").

Полезным было бы и использованием методов cultural mapping (разработка специальных карт, путеводителей, общедоступных баз данных по наследию, комплексного муниципального атласа¹²), которые в общедоступной форме раскрывали бы горожанам и всем субъектам градостроительного процесса культурные ценности территории.

В программу научных конференций музея целесообразно включить общественные обсуждения -- круглые столы по актуальным проблемам развития города, которые, как представляется, могут стать полем взаимного согласования интересов различных субъектов деятельности и зарождения партнерств по сохранению и развитию городской среды. На базе музея или с его активным участием может быть создан городской информационный центр, аккумулирующий и распространяющий сведения о наследии Ростова. На наш взгляд, стоит уже сейчас планировать и создание городской Интернет-страницы, на которой каждый пользователь сети сможет получить информацию по истории города и подключиться к дискуссии о его судьбе.

Наконец, почему бы не приобщить горожан к созданию краеведческой экспозиции филиала ГМЗРК, который планируется открыть в бывш. Усадьбе Кекиных на ул. Покровской? Именно жители города -- живые носители его истории -- могут внести сущностный вклад в раскрытие и интерпретацию языка городской повседневности недавнего прошлого. Нужно лишь предоставить людям возможность участия в "летописании" Ростова, попросив желающих поделиться рассказами-воспоминаниями о собственном опыте городской жизни¹³. Зарубежные примеры подобных акций¹⁴ говорят о высокой социально-просветительской ценности их результатов: свидетельства горожан помогают сохранить важные странички истории закрепленные в человеческих судьбах в личностном восприятии городской среды, пробудить и усилить "чувство места", столь важное как для самоидентификации жителей, так и для привлекательности города при восприятии его извне (туристами, инвесторами, спонсорами и т.д.).

Можно пытаться задействовать и множество других форм просвещения и активизации жителей. Так известны попытки создания в городах локальных ячеек ТОС (территориального общественного самоуправления) или ТСЖ (товариществ собственников жилья). Следует, однако, помнить, что любые формы участия населения останутся малоэффективными, пока "подавляющее большинство горожан ...исповедует унаследованный от социалистической эпохи навык пассивно-потребительского поведения и весьма сдержанно относится к идее личного трудового вклада в некие общественные предприятия", и пока не сформирован "ответственный, дееспособный собственник -- единственный реальный "фундаментальный блок" местного самоуправления"¹⁵. Видимо, только создание критической массы таких собственников (жилья, предприятий обслуживания и т.д.) превратит горожан в постоянных и активных участников градоформирования. Экономическая слабость, низкая степень оформленности и структуированности городского сообщества -- действительно, очень серьезные препятствия для включения жителей в процессы сохранения и совершенствования городской среды. Но мы убеждены, тем не менее, что действовать на уровнях информирования, просвещения, формирования городского сознания жителей можно и нужно уже сейчас. Используя те реальные возможности "пробуждения" горожан, какие сегодня существуют, ростовские и иногородние специалисты вместе с наиболее продвинутыми, активными горожанами должны попытаться изменить психологический климат в городе и "разморозить" процесс сохранения наследия Ростова Великого.

1. Несколько "новорусских" коттеджей, появившихся в исторической зоне города в последние годы, лишь оттеняют упадок рядовой исторической застройки.
2. Ермолин Е.А. Ярославец как культурный тип (опыт реконструкции культурного мифа) // Ярославская старина. Вып.4. Ярославль, 1997. С.24-32.
3. Дневники С.А. Соколова. Публикация Мельник Л.Ю. // СРМ. Вып. X. Ростов, 2000. С.300.
4. Там же. С.301.
5. Проект Федеральной целевой программы разработан в 1999 г. Институтом реконструкции исторических городов (ИНРЕКОН), Москва. В настоящее время предпринимаются попытки утвердить данную Пограмму на уровне Ярославской области.
6. Мы пытались выявить и детализировать их в ходе пилотажного социологического опроса. См.: Иванов А.В. Ростовский Кремль в системе представлений жителей Ростова Великого о городском центре (по результатам социолого-градостроительного исследования) // ИКРЗ. 1999. Ростов. С.87-93; Иванов А.В. Учет особенностей социального восприятия городского центра при разработке Федеральной целевой программы "Возрождение и развитие Ростова Великого" // Социальное участие при разработке и реализации региональных программ развития (теоретические и практические подходы). Мат-лы Всеросс. Науч.-практ. Конф. 7-9 октября 1999 г. Москва, 2000. С.74-87.
7. О принципах и практике возрождению французского города, выбранного Советом Европы (СЕ) в качестве примера для Ростова Великого, см.: Иванов А.В. Рошфор - Ростов. Опыт возрождения // Архитектурный вестник. 1998. №5. С.20-25.
8. См. выдержки из одной из последних экспертиз СЕ по Ростову: "Основная задача Пилотного проекта - определение городской политики восстановления непосредственно муниципалитетом"; "только сам город может демократично определить местные нужды и проблемы"; "цель работы Научного совета состоит не в определении задачт развития города, а лишь в уточнении (установленных в городе) тех или иных способов их достижения". (Кусси Б. Глобальная программа по возрождению и развитию города Ростова Великого. Ориентационный доклад. / Комитет по культурному наследию СЕ. - Рошфор, 2000. 11 с. (рукопись)).
9. Возможная альтернатива в виде последовательной "опоры на собственные силы" чревата в Ростове известной провинциализацией и снижением уровня работы.
10. "Возрождение" понимается нами не столько как совокупность реставрационно-строительных мероприятий, но, прежде всего, как осознание горожанами своих ценностей и возможностей.
11. Мельник А.Г. Список вновь выявленных памятников архитектуры Ростова // Мельник А.Г. Исследования памятников архитектуры Ростова Великого. Ростов, 1992. С.114-132.
12. См.: Иванов А.В. Датская методика оценки исторической застройки SAVE: возможности использования в России // Архитектурный вестник. 2000. №2. С.10-15.
13. Пилотная стадия почтового опроса "Мой Ростов" проводится в 2001 г. автором публикации при любезной помощи ГМЗРК.
14. См., напр.: Astrom A.-M. The spirit of Helsinki. The capital as a symbol of the country and its meaning for the inhabitants // Helsinki Quarterly. 2000. №2. P.33-39.
15. Глазычев В.Л. Пороги законотворчества // Межрег. Обществ. Орг-я поддержки демокр. Преобразований "Московская Альтернатива" http://www.msk.ru 2000.

В фондах Спасо-Яковлевского монастыря и Московской Синодальной конторы в РГАДА немало источников, так или иначе связанных с Ростовским святителем Димитрием. Есть среди них и документы, рассказывающие о праздновании юбилеев основных событий его жизни, рождения или смерти. Это, например, дела о торжествах, проходивших по случаю 200-летия прибытия св. Димитрия на Ростовскую кафедру в 1902 г. и о памятных мероприятиях, приуроченных к 200-летию его кончины, состоявшихся 26-28 октября 1909 г.¹. Последнее из них, до сих пор обойденное вниманием исследователей, и стало предметом данной статьи. Это дело на 308 листах, хранящееся в фонде Спасо-Яковлевского монастыря, представляет , на наш взгляд, несомненный интерес и содержит самую различную информацию о подготовке к торжествам. К сожалению, входящие к него документы не систематизированы ни по хронологическому, ни по тематическому, ни по номинальному признакам, что существенно затрудняет работу , однако нам удалось объединить их в несколько разновеликих групп в зависимости от тематики и принадлежности источников.

Прежде всего, это материалы о деятельности Комитета по подготовке к проведению памятных мероприятий , открытого в Ростове 15 декабря 1908 г. по распоряжению Ярославской епархии под председательством настоятеля Спасо-Яковлевского монастыря Архимандрита Анатолия. Членами Комитета являлись Ростовский городской голова А.Х. Оппель, староста Ростовского общества хоругвеносцев и член Археологической комиссии И.А. Шляпкин, настоятель Авраамиева монастыря в Ростове Архимандрит Герман, протоиерей Ростовского собора А.А. Пречистенский, смотритель Ростовского духовного училища А. Троицкий, Ростовский уездный предводитель дворянства Н.А. Дмитриев, Директор Ростовского музея С.П. Моравский, сотрудники музея Д.А. Иванов и А.Д. Иванов, а также А.А. Титов и некоторые другие лица, всего 20 человек². Судя по документам, заседания Комитета состоялись довольно часто, например, они имели место 15 ноября 1908 г., 15 и 23 января 1909 г. -- то есть не реже, чем раз в месяц. В марте председателем Комитета стал Епископ Угличский Иосиф, Викарий Ярославской епархии, назначенный новым настоятелем обители. Одно из заседаний проходило незадолго до торжеств -- 2 октября, и на нем присутствовало 18 человек³.

Были среди ростовчан и желающие помочь Комитету в его работе. Так, Александр Федорович Борщевский, издававший газету "Русский народ", выходившую два раза в неделю, предложил воспользоваться этим печатным органом для освещения юбилейных дней⁴.

Особый интерес представляет черновой список мероприятий, намеченных к торжествам. В него входят работы по храмам монастыря -- побелка стен и потолков, покраска дверей, ремонт пола, закупка специальных тазиков для умывания, крестов и икон с образом св. Димитрия, предстояло также вымести пыль со стен и окон в помещениях. Однако наиболее важным было проведение ремонта и реставрации в Зачатьевском храме, где предполагались промывка и золочение иконостаса, промывка стенописи от копоти и ее поновление, проводка электрического освещения⁵. Заслуживает упоминания и тот факт, что реставрация данной церкви стала темой определенного конфликта монастырского руководства и Императорской Московской Археологической комиссии, требовавшей соблюдения всех установленных законами правил и порядка при проведении работ. Но из Археологической комиссии напрасно приходили многочисленные письма с настойчивыми просьбами прислать сведения о Зачатьевской церкви, снимки фрагментов стенописи, сметы и тому подобные материалы. Безрезультатно было и напоминание о том, что "никакие работы в древних храмах не могут быть проведены без надлежащего разрешения, каковое могло быть испрошено заблаговременно, и работа была бы произведена под надлежащим наблюдением и руководством", но этого в данном случае, "к сожалению не было"⁶. Таким образом, все обращения Археологической комиссии монастырем были проигнорированы, и за счет многочисленных пожертвований в храме было проведено электрическое освещение, промыт и вызолочен иконостас, промыта живопись, в алтаре над престолом устроена новая сень. Собственно реставрационные работы проводились известным иконописцем М.И. Дикаревым, трудившимся и в соборах Московского Кремля, запросившим, судя по составленной им смете, 5000 рублей⁷.

Сохранились и документы по оплате счетов за штукатурные и малярные работы, а также счет фирмы "Оловянников и сыновья" за изготовленное оплечье к архиерейским одеждам. К юбилейным дням были выпущены и специальные памятные медали, приобретены иконки и кресты для верующих⁸.

Комитетом предусматривалась буквально каждая мелочь. Так, заблаговременно было составлено расписание дежурств у раки св. Димитрия 26-28 октября, чтобы члены монастырской братии наблюдали за порядком⁹.

Помимо мероприятий, проводимых в Спасо-Яковлевском монастыре, Ярославская Ученая Археологическая комиссия планировала устроить в Ростове торжественное заседание, посвященное святителю, и пригласить на него видных ученых¹⁰. Состоялось ли оно, нам неизвестно.

Заслуживает упоминания и уведомление, поступившее в Комитет от Управляющего акцизными сборами, в котором сообщалось, что 28 октября в Ростове будут закрыты все "казенные винные лавки и все частные питейные заведения с подачею крепких напитков...", в том числе и буфеты на станции, "дабы не омрачить торжества" какими-либо беспорядками¹¹.

Отдельную группу источников составляют письма от священнослужителей и простых верующих -- с просьбой прислать им иконы с образом Св. Димитрия или частицу его мощей¹². Особенно трогательно послание настоятеля Успенского собора в г. Сувалки, стремившегося "всею душою примкнуть к светлому торжеству Великого Ростова..., слиться в единодушной молитве" о святителе и иметь 28 октября "перед молитвенным взором священное изображение угодника Божия", для чего он и просил прислать в Сувалки икону Св. Димитрия и частицу его мощей¹³.

Довольно много сохранилось документов, рассказывающих о лицах, стремившихся попасть в Ростов на юбилейные дни, а также о тех, кому направлялись пригласительные билеты и телеграммы. Так, в деле подшит список приглашенных Комитетом по подготовке к празднествам, куда вошли Московский губернатор князь В.Ф. Джунковский, настоятель Донского монастыря Архимандрит Иаков, граф С.Д. Шереметев, неоднократно делавший различные вклады в Спасо-Яковлевский монастырь, Предводитель Ростовского дворянства князь И.А. Куракин, Ярославский городской голова П.П. Щапов, известные историки В.О. Ключевский и Д.Я. Самоквасов и многие другие. Была среди них и игуменья Вознесенского монастыря Евгения, приславшая благодарственное письмо в Ростов за это приглашение и сообщившая, что по причине нездоровья она сама не сможет приехать в Ростов, однако обязательно пришлет делегацию от вверенной ей обители¹⁴.

Пригласительный билет был направлен и знаменитому в первой четверти столетия протодиакону, а позднее архидиакону Успенского собора в Москве К.В. Розову, потрясавшему слушателей своим великолепным басом не менее Ф. Шаляпина. Об этом факте, кстати, неизвестном его дочери, Л.К. Розовой, свидетельствует его письмо настоятелю Спасо-Яковлевского монастыря Епископу Иосифу: "Принося мою особенную благодарность за любезное приглашение Вашего преосвященства, имею честь сообщить, что 24-го сего октября я выезжаю из Москвы к Вам на торжественное служение. Вашего Преосвященства нижайший послушник протодиакон Константинъ Розов. 17-е октября 1909 года"¹⁵. Однако, был ли Розов на торжествах, утверждать наверняка невозможно, так как в разделе "Хроника" в "Прибавлениях к Церковным ведомостям" № 45 за 1909 г., рассказывающем о событиях в Ростове, довольно подробно перечислены присутствующие там лица -- Митрополит Московский и Коломенский Владимир, архиепископ Ярославский Тихон, Епископ Рыбинский Евсевий, Архиепископ Нижегородский и Арзамасский Назарий, Епископ Чигиринский Павел, 14 архимандритов и игуменов, Ярославский губернатор Татищев, Костромский губернатор Веретенников, граф Лобанов-Ростовский и другие. Однако упоминаний о присутствии в Ростове К.В. Розова и о его участии в торжественных богослужениях нет¹⁶.

Сохранилась и телеграмма, посланная княгиней Марьей Лобановой-Ростовской в монастырь из С.-Петербурга с просьбой прислать приглашение ей и ее супругу¹⁷.

К данной группе источников можно отнести и список лиц, которым было поручено рассылать и раздавать приглашения. В основном в него входят члены Комитета -- А.А. Титов, С.П. Моравский, Д.А. Иванов, И. А. Шляпкин и другие. Подшиты в деле и сами образцы пригласительных билетов¹⁸.

Немало сохранилось посланий, в которых верующие просто выражали свое благоговейное отношение к св. Димитрию и поздравляли ростовчан с торжествами¹⁹.

Нельзя не сказать несколько слов и о пожертвованиях, поступавших в Ростов от различных организаций и частных лиц на проведение памятных дней. Возможно, их поступлению способствовала публикация в "Церковных ведомостях" № 29 обращения Ярославской археологической комиссии к верующим, обсуждавшей вопрос о "достойном чествовании памяти святителя Димитрия, как выдающегося и исключительного по многогранности и продуктивности деятеля в Ростово-Ярославской епархии", и призывавшей присылать на ее адрес как денежные суммы, так и любые материалы -- книги, портреты, иконы, какие-либо записанные предания, рассказы, предметы, связанные со святителем, для организации юбилейной выставки в его честь в Ростове. После проведения торжеств присланные материалы обещали вернуть их владельцам в сохранности²⁰.

Судя по выписке из рапорта Епископа Угличского Иосифа "О лицах, сделавших наиболее крупные денежные пожертвования ко дню юбилейных торжеств", 15 мая 1910 г. им было передано "Архипастырское благословение". Этой награды удостоились Ростовское общество хоругвеносцев, пожертвовавшее 500 рублей, А.И. Вахромеев, выделивший 700 руб., Ростовская городская управа -- 300 рублей, Ярославское общество хоругвенсцев -- 100 рублей, А.А. Титов, Е.Г. Оловенникова -- по 100 руб., И.А. Шляпкин -- 50 руб. От остальных жертвователей поступали суммы в пределах от 3-х до 45 руб. Любопытно, что в деле содержатся сведения и о пожертвованиях, собранных в 1902 г. Тогда поступило 2763 рубля 15 копеек.К сожалению, мы не располагаем данными об общей сумме, поступившей на торжества 1909 г., но даже по подсчетам взносов, указанных в имеющихся в деле списках, можно сделать вывод о том, что она была значительно больше²¹.

Надо сказать, что не все пожертвования производились в денежной форме. Общество хоругвеносцев Троице-Сергиевой лавры преподнесло 2 хоругви и 2 пуда древесного масла, а также образ преподобного Сергия Радонежского. От Ярославского городского головы П.П. Щапова, выразившего волю жителей Ярославля, "движимых благоговейным чувством к памяти святителя", поступила серебряная золоченая лампада к иконе Божьей матери, бывшей у него келейною. От Архиепископа Ставропольского и Екатеринодарского, который не смог посетить Ростов, был заказан в Москве на известной ювелирной фирме Немирова-Колодкина наперсный крест для храма, где покоятся мощи св. Димитрия. А в сентябре следующего, 1910 г., от княгини Екатерины Волконской была прислана пелена, выполненная ею собственноручно, с просьбой "водрузить ее" на гробницу святителя²².

Есть в рассматриваемом нами деле и документы, не имеющие никакого отношения к проходившим торжествам. Это материалы о церковных доходах монастыря за сентябрь 1909 г., розданных братии. Так, из 143 рублей 25 копеек 47 рублей75 копеек -- около трети получил настоятель Иосиф, его наместник -- всего 6 рублей, а остальным полагались еще меньшие суммы -- по 4 рубля иеромонахам, от 2 рублей 50 копеек до 2 рублей 90 копеек -- иеродиаконам, а остальным -- псаломщикам, послушникам и пономарям от 1 рубля 65 копеек до 1 рубля 80 копеек. Всего по данному списку в обители насчитывалось 28 человек²³.

Подводя итог приведенным сведениям, можно сделать вывод о том, что Дело о праздновании 200-летнего юбилея преставления св. Димитрия Ростовского содержит ценную и разнообразную информацию о подготовке и ходе самих торжеств, получивших большой отклик по всей России, а также по истории Спасо-Яковлевского монастыря того времени.

1. РГАДА. Ф. 1407. Оп. 1. Д. 1529, 1477.
2. Там же. Д. 1477. Л. 131.
3. Там же.
4. Там же. Л. 4.
5. Там же. Л. 15-16.
6. Там же. Л. 23, 55-56, 172.
7. Там же. Л. 56.
8. Там же. Л. 57, 61, 52, 54.
9. Там же. Л. 122.
10. Там же. Л. 180.
11. Там же. Л. 123.
12. Там же. Л. 45- 45 об., 173.
13. Там же. Л. 10.
14. Там же. Л. 234.
15. Там же. Л. 159.
16. Прибавления к Церковным ведомостям № 45 за 1909 г. Церковные ведомости за 1909 г. СПб., 1909. С. 2142-2143.
17. РГАДА. Ф. 1407. Оп. 1. Д. 1477. Л. 9.
18. Там же. Л. 30, 31.
19. См., например, там же, л. 214-220.
20. Прибавления к Церковным ведомостям № 29 за 1909 г. Церковные ведомости за 1909 г.. СПб., 1909. С. 1354-1355.
21. РГАДА. Ф. 1407. Оп. 1. Д. 1477. Л. 148, 129-129 об.
22. Там же. Л. 162, 168, 210, 105.
23. Там же. Л. 239.

В Ростовском музее П.И. Петровичеву отведено особое место, поскольку творческая и личная биография художника тесно связана с Ростовом. П.И. Петровичев родился в Ростовском уезде, в 1891-1892 гг. работал в Ростовском Музее Церковных Древностей. После переезда в Москву, художник приезжал в Ростов на протяжении всей жизни. Созданные здесь архитектурные пейзажи, интерьеры церквей составляют значительную часть его творческого наследия. И все же, несмотря на неоднократное экспонирование, коллекция произведений П.И. Петровичева из собрания Ростовского музея, не была еще предметом исследования. Данная работа является лишь первым "вводным" этапом в ее изучении, цель которого -- проследить историю формирования коллекции, сделать некоторые уточнения.

Произведения П.И. Петровичева были среди первых поступлений картинной галереи Ростовского Музея Древностей, открытой 4 сентября 1921 г., а 16 сентября заведующий музеем Д.А. Ушаков принял в Государственном музейном фонде в числе произведений В.Д. Поленова, В.П. Верещагина, И.И. Шишкина, И.К. Айвазовского, Н.Н. Сапунова и "Этюд Ростова Великого" кисти П.И. Петровичева (Кат. № 11)¹. Следующее поступление работ П.И. Петровичева в картинную галерею относится к началу октября 1921 г. В архиве музея сохранилось письмо в Совет Ростовских педагогических курсов, которое гласит: "Настоящим музей выражает глубокую признательность за внимание к его целям и задачам по собиранию художественных памятников, выразившуюся в передаче музей трех этюдов худ. Петровичева"².

В архиве не обнаружены документы, которые бы свидетельствовали о том, что в 1920-е гг. П.И. Петровичев вызывал в музее интерес как художник ростовского происхождения или мастер, отразившего в своем творчестве ростовскую тематику. Художник воспринимался не как локальное явление, а как видный представитель русского искусства, поскольку сама картинная галерея, по замыслу устроителей, должна была стать "показательной школой истории живописи", для чего в экспозиции необходимо воссоздать историю русского изобразительного искусства³, отразить в ней "все более или менее крупные течения русской живописи в образцах видных их представителей"⁴.

Интересен и тот факт, что П.И. Петровичева рассматривали не как передвижника, хотя он был членом Товарищества, а среди "мирискусников". В письме ..."Течение "Мир искусства" и смежные с ним представлены в работах Ал. Бенуа, Ф. Боткина, Юона, Головина, Сапунова, Коровина (2 вещи), Нестерова и Петровичева (5 вещей). Музей ... просит о пополнении собрания картин как произведениями современной живописи, ... и произведениями прежней живописи, в особенности художников "Мира искусства", сравнительно слабо представленных в галерее"⁵.

В 1920-х гг. в картинную галерею из Государственного музейного фонда поступили еще две работы художника: в 1925 г. "Ростов зимой"⁶ (Кат. № 5) и в 1927 г. -- "В Богословской церкви Ростова"⁷ (Кат. № 9). В 1933 г. из Третьяковской галереи в числе работ других художников поступает "Интерьер церкви на Волотовом поле"⁸ (Кат. № 10).

В 1930-х гг. после закрытия картинной галереи Ростовского музея интерес собственно к художественному наследию падает, новые работы не поступают, и в 1934 г. в характеристике живописного собрания произведения П.И. Петровичева уже не упоминаются⁹. Нет упоминаний работ художника и в аналогичном письме в НИИ краеведения и музейной работы, датированном 1947 г. Более того, в Описи материалов исторического отдела (с 1940 г. до 1949 г.), где экспонировались и живописные произведения, работа П.И. Петровичева "Ростов зимой" значится как "картина неизвестного художника", в то время как размеры и инвентарный номер свидетельствуют о принадлежности произведения его кисти¹⁰.

Интерес к творчеству П.И. Петровичева в Ростовском музее вновь пробудился в начале 1980-х гг., когда у семьи художника были закуплены картины "Семейный портрет. Жена и дети", "Донбасс. Мариуполь", "Натюрморт. Цветы" (Кат. №№ 3, 17, 18). В 1989 г. Академия художеств СССР, Союз художников РСФСР провели персональную выставку П.И. Петровичева, посвященную 115-летию со дня его рождения. Выставка экспонировалась в залах Академии художеств СССР в Москве, Научно-исследовательском музее Академии художеств СССР в Ленинграде, а с ноября 1989 г. по апрель 1990 г. -- в Ростовском музее. На ней было представлено 168 произведений живописи из музеев страны и частных собраний. В последующие несколько лет были приобретены 5 работ художника (Кат. №№ 1, 2, 14, 15, 16), а три картины подарены музею семьей П.И. Петровичева (Кат. №4, 12, 13). Сейчас собрание Ростовского музея насчитывает 18 работ художника, которые будут рассмотрены в хронологическом порядке.

Первые по времени создания картины из коллекции музея относятся к середине 1900-х гг., которые стали для художника, по словам исследователя его творчества В.П. Лапшина, "счастливой порой, подготовленной упорным трудом, долгими исканиями и преодолением житейских невзгод, когда им были поняты свои возможности, что дало ему силы, энергию и уверенность в работе"¹¹. В эти годы П.И. Петровичев -- зрелый, признанный мастер. Его картины приобретены галереей П.М. и С.М. Третьяковых; он постоянный участник выставок "Союза русских художников", Товарищества передвижных художественных выставок. В 1906 г. он принял участие в выставке русского искусства в Париже. А.Н. Бенуа называл П.И. Петровичева среди наследников творчества Левитана, которые "пишут русскую природу, русскую жизнь"¹². Тогда же С.П. Дягилев писал о П.И. Петровичеве в журнале "Мир искусства": "Талантливый и на хорошем пути, воспитывался в традициях истинно русских московских художников ... Должен быть нашим"¹³.

Картины "Деревня летом" (Кат. № 1); "Весенние сумерки" (Кат. № 2) и "Ненастная осень" (Кат. № 3) из собрания Ростовского музея характерны для творчества художника 1900-х гг. и связаны с миром русской деревни. Эти спокойные, ясные пейзажи точно передают, как писала критика, "серые сумерки, терпкий запах земли и деревни, сермяжный покрой чего-то самобытного"¹⁴. Форматы всех трех пейзажей вытянуты по горизонтали, композиционные линии уравновешены, горизонт строго параллелен нижнему краю холста, динамику композициям сообщают уходящие по диагонали вглубь холста линии дороги, тропки, ручья. При особой плотности красочного слоя и приглушенной "земляной" гамме красок, художник демонстрирует разнообразие манеры письма, в каждом случае соответствующей особым состояниям природы.

К этому же времени, 1900-м гг., можно отнести создание портрета старшей сестры П.И. Петровичева Марии Ивановны (Кат. № 4). Жанр портрета не занимал большого места в творчестве художника, к нему он обращался редко, портретируя только своих родственников и близких друзей. Мария Ивановна приехала из деревни в Москву сначала к брату, Петру Ивановичу, затем работала экономкой и поварихой в семье Струковых¹⁵. Портрет не имеет авторской датировки, дарители также ничего не знали о времени его создания. Произведение можно датировать по внешности изображенной, а также на основании сопоставления с другими произведениями, например, портретом 1906 г. из собрания семьи художника¹⁶.

Следующая группа произведений коллекции относится к рубежу 1900-1910-х гг., когда в творчестве художника появляется новая тема -- древнерусские города с их памятниками архитектуры. На выставках 1910 г. в Москве и Петербурге впервые большая часть экспонированных П.И. Петровичевым полотен была посвящена Ростову. В 1911 г. архитектурные пейзажи и интерьеры П.И. Петровичева были приобретены в галерею П.М. и С.М. Третьяковых, музей Александра III и музей Академии художеств¹⁷. Произведения из собрания Ростовского музея вполне соответствуют этим новым веяниям в творчестве художника, о которых критик П.Д. Эттингер в 1912 г. писал: "Петровичев, пожалуй, наиболее индивидуальный из московских пейзажистов, за последние два-три года как будто растерявший свой густой, меланхолический тон, вновь себя нашел и в более светлых гаммах стал отражать глубоко прочувствованную красоту родного пейзажа"¹⁸.

Этюд "Вид на Ростовский Яковлевский монастырь" (Кат. № 8) датирован 1909 г. Другой этюд, "Уголок Ростовского кремля" (Кат. № 7), также поступивший от Ростовских педагогических курсов, автором не датирован и в инвентарной книге музея значится как работа начала ХХ в. В то же время использованные художником материал (картон, масло), размеры этюдов, характер их композиционного и колористического решения, манера письма свидетельствуют о том, что этюды были выполнены в одно и то же время. Этюд "В Ростовском Борисоглебском монастыре" (Кат. № 6) по традиции датируется концом XIX-началом ХХ вв.. Более точная датировка этой небольшой и довольно плохой сохранности акварели не представляется возможной.

Этюд "Вид на Ростовский кремль с озера" (Кат. № 11) написан в 1913 г. вероятно с острова на озере Неро. В этой небольшой гуаши художник использовал все богатство оттенков серого цвета, продемонстрировав подлинное живописное мастерство.

Наиболее значительной в этом разделе коллекции является работа "Ростов зимой" (Кат. № 5). Этот архитектурный пейзаж, запечатлевший вид с башни кремля на Никольскую церковь и собор Рождества Богородицы Рождественского монастыря, передает время оттепели зимой. Композиция произведения отличается энергичным ракурсным построением, при котором пространственная глубина подчеркнута перспективно сокращающимися линиями. Большое значение приобретает фактура самой живописи. Моделирование формы происходит при помощи ярко выраженных мазков, сообщавших форме "движение". Художник не останавливается на изображении частных деталей, широким обобщенным письмом он добивается цельности восприятия.

В творчестве мастеров "Союза русских художников" значительную роль играл жанр интерьера. П.И. Петровичев писал интерьеры на протяжении всей своей жизни, а в начале 1910-х гг. это были интерьеры древнерусских храмов. К данному периоду творчества художника относится картина "В Богословской церкви Ростова" (Кат. № 9), в которой изображена часть алтаря кремлевской церкви Иоанна Богослова.

Другому церковному интерьеру -- новгородского храма Успения на Волотовом поле (Кат. № 7) свойственны сложный колорит, тщательная передача деталей иконостаса и композиций фресковых росписей. Храм был разрушен во время Великой Отечественной войны, поэтому интерьеры, написанные П.И. Петровичевым в Новгороде, имеют не только художественное, но и историко-культурное значение.

В 1917 г. состоялась первая персональная выставка П.И. Петровичева. Она экспонировалась с 7 октября по 5 ноября в Художественном салоне на Большой Дмитровке, там, где регулярно проходили выставки "Союза русских художников". Выставка стала итогом двадцатипятилетней работы художника. Здесь экспонировалось свыше двухсот пятидесяти его работ, в том числе и две картины, вошедшие впоследствии в собрание Ростовского музея (Кат. №№ 1, 3).

С 1917 г., чтобы прокормить семью П.И. Петровичев был вынужден сдавать свои произведения в антикварные магазины, делать иллюстрации по заказам издательств. "По ночам, вспоминала О.Э. Петровичева, он просиживал с лупой, исполняя скрупулезную работу, хотя для него, живописца, эта работа не приносила настоящего морального удовлетворения"¹⁹.

К первым послереволюционным годам относится создание портрета Бориса Ивановича Казначеева, который учился у П.И. Петровичева, но профессиональным художником не был. Теснота, сдавленность пространства, тусклые серо-коричневые краски делают портрет свидетельством нелегкой жизни тех лет.

Следующий раздел коллекции -- этюды, выполненные во второй половине 1920-х-начале 30-х гг. (Кат. № 14, 15, 16). Эти небольшие работы свидетельствуют о том, как точен был П.И. Петровичев в фиксации различных состояний природы. В 1926 г. Петр Иванович со всей семьей ездили в Крым, в Ялте он создал серию ночных пейзажей. Этюд "Ночь в Ялте" (Кат. №14) передает густую синеву южной ночи. Большой популярностью пользовались его пейзажи с цветущими яблонями и вишнями, написанные в подмосковном Реутове. Этюд "Цветущий уголок" (Кат. № 15) -- один из этого цикла. Этюд "Поздняя осень" (Кат. № 16) не датирован.

К 1930 г. относится создание картины "Семейный портрет. Жена и дети" (Кат. № 13). Художник изобразил свою жену Ольгу Эрнестовну и дочерей Нину и Ольгу в интерьере дачного дома в подмосковной Малаховке. В композиции -- отзвуки усадебных интерьеров "Союза русских художников", с камерностью композиционного решения, свободной манерой письма, передающей цветовые нюансы, движение света, с вовлечением пейзажа в интерьер через открытые окна.

В 1930-х гг. П.И. Петровичева командируют в Сталинград для сбора материалов о строительстве первого тракторного завода, затем в Сибирь, Среднюю Азию, в Донбасс. Советская критика расценивала появление новых тем в творчестве художника "как поворот в развитии его общественного сознания"²¹. По свидетельству жены, "посылал домой грустные письма"²². Этот период творчества в коллекции представлен индустриальным пейзажем "Донбасс. Мариуполь" (Кат. № 17). Не смотря на неорганичность этой темы для самого художника, картина отличается добротностью живописи, интересно построенным ритмом, проработанностью цветовых решений.

К последним годам жизни художника относится создание картины "Натюрморт. Цветы" (Кат. № 18). Розы в фарфоровых позолоченных вазах, чаще всего на темном фоне -- излюбленный мотив П.И. Петровичева, который вошел в его творчество еще в 1900-е гг.

Таким образом, Ростовский музей сейчас обладает одной из наиболее крупных (18 единиц) коллекций произведений П.И. Петровичева (для сравнения, в ГТГ хранится 22 его живописных работы). Учитывая же художественный уровень работ, время их создания и жанровый диапазон можно говорить о достаточной полноте и представительности коллекции, заслуживающей дальнейшего изучения и развития.

КАТАЛОГ

1. Деревня летом. 1906
Холст (дублирован), масло. 57,5х101,5
Справа внизу подпись и плохо читаемая дата: Петровичевъ190(?)
Пост.: 1995 приобретен у семьи П.И. Петровичева
Ж-574

2. Весенние сумерки. 1907
Холст, масло. 79,5х125
Слева внизу подпись и плохо читаемая дата: Петровичевъ190(?)
Пост.: 1994 приобретен у Н.П. Петровичевой
Ж-572

3. Ненастная осень. 1909
Холст, масло. 68х104
Слева внизу подпись: Петровичевъ
Пост.: 1981 приобретена у Н.П. Петровичевой (Москва)
Ж-123

4. Портрет сестры художника Марии Ивановны. Середина 1900-х
Холст на двп, масло. 63,5х69
Пост.: 1992, дар дочерей П.И. Петровичева (Москва)
Ж-561

5. Ростов зимой. 1910-е
Картон, гуашь. 70х98,5
Справа внизу подпись: Петровичевъ
Пост.: 1925 из Государственного музейного фонда, ранее в собрании И.С. Исаджанова
Г-347

6. В Ростовском Борисоглебском монастыре. Конец XIX-начало ХХ
Бумага на картоне, акварель. 25,5х34,5
Слева внизу подпись: Петровичевъ
Пост.: 1921 от Совета Ростовских педагогических курсов
Г-205

7. Уголок Ростовского кремля. 1909
Картоне, масло. 17х24
Пост.: 1921 от Совета Ростовских педагогических курсов
Ж-518

8. Вид на Ростовский Яковлевский монастырь. 1909
Картон, масло. 17,5х40
Справа внизу подпись и дата: Петровичевъ1909
Пост.: 1921 от Совета Ростовских педагогических курсов
Ж-517

9. В Богословской церкви Ростова. 1910
Картон, масло. 68х47
Справа внизу подпись и дата: Петровичевъ1910 г.
Пост.: 1927 из Государственного музейного фонда, ранее в собрании И.А. Морозова
Ж-519

10. Интерьер церкви Успения на Волотовом поле. (Новгород) 1911
Картон, гуашь. 97х81
Справа внизу подпись и дата: П. Петровичевъ1911
Пост.: 1933 из ГТГ, ранее в собрании С.П. Рябушинского
Г-344

11. Вид на Ростовский кремль с озера. Этюд. 1913
Картон, гуашь. 29х71,5
Справа внизу подпись: Петровичевъ
Пост.: 1921 из Государственного музейного фонда, ранее в собрании Ф.М. и М.Е. Пермяковых
Г-348

12. За уроком рисования. Портрет ученика Б. И. Казначеева. 1919
Картон, масло. 35х31
Справа внизу подпись и дата: Петровичев1919
Пост.: 1992, дар дочерей П.И. Петровичева (Москва)
Ж-560

13. Семейный портрет. Жена и дети. 1930
Фанера, масло. 49х51
Пост.: 1992, дар дочерей П.И. Петровичева (Москва)
Ж-562

14. Ночь в Ялте. Этюд. 1926
Картон, масло. 20х29
Пост.: 1992 приобретен у О.П. Петровичевой (Москва)
Ж-566

15. Цветущий уголок. Этюд. 1932
Картон, масло. 18х28,5
Пост.: 1992 приобретен у О.П. Петровичевой (Москва)
Ж-565

16. Поздняя осень. Этюд.
Картон, масло. 17,3х29,8
Пост.: 1992 приобретен у О.П. Петоровичевой (Москва)
Ж-564

17. Донбасс. Мариуполь. 1937
Холст, масло. 64,5х99,5
Справа внизу подпись и дата: Петровичев 1937 г.
Пост.: 1982 приобретена у Н.П. Петровичевой (Москва)
Ж-198

18. Натюрморт. Цветы. 1945
Холст, масло. 90х70
Справа внизу подпись: Петровичев
Пост.: 1982 приобретена у Н.П. Петровичевой (Москва)
Ж-199

АО    Археологические открытия
ГАВО    Государственный архив Вологодской области
ГАЯО    Государственный архив Ярославской области
ГМЗРК    Государственный музей-заповедник «Ростовский кремль»
ИАК    Известия Археологической комиссии
ИГАИМК    Известия Государственной Академии истории материальной культуры
ИКРЗ    История и культура Ростовской земли
КСИА    Краткие сообщения Института археологии АН СССР
КСИИМК    Краткие сообщения института истории материальной культуры
ЛГУ    Ленинградский Государственный университет
МИА    Материалы и исследования по археологии СССР
МГУ    Московский Государственный университет
ПЗИАХМЗ    Переславль-Залесский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник
ПСЗ    Полное собрание законов Российской империи
ПСРЛ    Полное Собрание Русских Летописей
РГНФ    Российский Гуманитарный Научный Фонд
РФ ГАЯО    Ростовский филиал Государственного архива Ярославской области
СА    Советская археология
УГВ    Уровень грунтовых вод
ЯЕВ    Ярославские Епархиальные Ведомости

Объективные реалии наших дней, среди которых постоянно совершенствующееся многообразие средств и видов связи, недостаток свободного времени -- практически изжили переписку как форму общения. Об этом приходится только сожалеть: будущим исследователям нашего времени оно, лишенное личностных впечатлений, чувств, переживаний, подробностей бытового характера, запечатленных эпистолярно -- может явиться настоящей terra incognita.

Для истории и 100, и 150 лет -- срок небольшой, но за это короткое время совершенно изменились взгляд на переписку и отношение к ней. В XIX в. считалось, что "...умение излагать свои мысли и сведения ясно, точно, в порядке и гладко должно составлять необходимую принадлежность каждого светского человека и представлять существенный признак того, что принято называть образованием"¹.

В купеческом Ростове середины XIX в., вследствие образа жизни той части его населения, что занималась разъездной торговлей, переписка, являясь насущной необходимостью и потребностью одновременно, была очень развита и широко использовалась.

До наших же дней, в силу ряда причин, в основном дошли письма лиц, известных своей общественных деятельностью и благотворительностью -- А.А. Титова, И.А. Шлякова, А.Л. Кекина (кон. XIX-XX вв.)...

Но среди документов, хранящихся в архиве ГМЗ РК и представляющих собой эпистолярное наследие прошлого века, имеется собрание писем С.А. Кекиной к Ф.Л. Кекину. Это собрание с полным основанием можно определить как уникальное, в коллекции музея аналогов не имеющее. Оно объемно (49 писем на 97 листах), атрибутировано, имеет точную датировку, хронологию, хорошую сохранность. Мало того, это -- письма женщины, принадлежащей к определенному кругу ростовского общества. Они сохранились чудом и поступили в музей в начале 20-х годов ХХ в. вместе с другими документами семьи Кекиных. До настоящего времени нигде не публиковались.

Подлинные свидетельства своей эпохи, эти письма воскрешают из небытия жизнь давно прошедшую и составляющие ее культуры; высвечивают семейный уклад, проблемы и взаимоотношения одного из ростовских купеческих семейств, события 1866-1867 годов... И за всем этим стоит вызывающая большую симпатию личность самого их автора, носителя той забытой, ныне исчезнувшей культуры -- Софии Александровны Кекиной, Сонеточки, Сонечки-Кайдаловочки.

Потомственная почетная гражданка г. Ростова С.А.Кекина происходила из старинного купеческого рода, известного в Ростове с XVII в. Она родилась 9 февраля 1844 г.². и была последней дочерью в семье Александра Михайловича и Елизаветы Михайловны Кайдаловых. В 1848 г. она лишилась матери³, в 1854 г. -- отца⁴. Вместе со своими братьями Николаем, Василием, Михаилом и сестрами Александрой и Анной воспитывалась бабушкой Авдотьей Ивановной Кайдаловой (1789-1859)⁵, состоятельной купчихой, имевшей сально-свечной завод и успешно торговавшей своей продукцией, а также козьим пухом, медом, салом не только в Ростове, но и в Санкт-Петербурге, Оренбурге, Бухаре и Хиве.

Как и всех детей ее круга, Сонечку растили нянюшки⁶; о том, были ли у нее гувернантки и какое она получила образование, сведений нет. Вполне возможно, что, как и ее родная сестра Александра, она обучалась в пансионе у Федора Кирилловача Назарова, учителя 2-го ростовского приходского училища⁷. Но если даже ее образование и было домашним, то очень неплохим -- об этом говорят письма Софии. Написанные по всем правилам хорошего тона, с соблюдением этики и норм эпистолярного стиля того времени (четко прослеживаются 4 обязательные части письма), они грамотны, литературны, и, что очень ценно, сохраняют живой разговорный язык круга их автора. Кроме родного, София знает немецкий язык⁸; рукодельничает⁹. Без сомнения, обучена правилам хорошего тона, знает и умеет то, что было положено знать и уметь девушке ее социального и имущественного круга.

После смерти бабушки Сонечке был назначен опекун -- коммерции советник Михаил Михайлович Полежаев, брат ее матери¹⁰.

В 1866 г. в жизни Софии Александровны произошла важнейшая перемена: она вступила в брак Федором Леонтьевичем Кекиным, представителем одного из самых уважаемых и состоятельных ростовских купеческих семейств, происходившего из сокольих помытчиков. Венчание, которому предшествовал, как и полагалось в Ростове, сговор¹¹, состоялось 23 января 1866 г. в церкви Леонтия на Заровье¹².

Кто устроил их брак, нам знать не дано. Познакомились ли молодые люди на одном из ростовских балов, званых вечеров, которые, по воспоминаниям Алексея Леонтьевича Кекина, давались в Ростове довольно часто¹³, или тут сыграли свою роль давние торговые и брачные связи семейств Кайдаловых и Кекиных (в XIX в.прослеживаются 5 брачных союзов между представителями этих фамилий), сказать трудно. Да это и не суть важно -- из писем Софии Александровны явствует, что их брак с Федором Леонтьевичем был заключен по взаимной огромной любви. В их судьбах было очень много общего: происхождение (высший слой ростовского купеческого общества, тот, что гордо именовал себя "интеллигенцией"¹⁴, образ жизни, воспитание и образование, имущественное положение (Сонечка выходила замуж не бесприданницей. У нее, помимо обязательного в то время приданого (часть его шилась в Петербурге у м-м Альфонсины¹⁵, был свой собственнный капитал¹⁶.

Федор Леонтьевич (23 августа 1835 г. - 1899 г.)¹⁷ был старшим сыном Леонтия Федоровича и Любови Ивановны Кекиных. Семья его была богата и строго патриархальна. Ее кредо -- "весь мир работать и работать должен прежде всего"¹⁸ нашло свое наглядное подтверждение в образе жизни Ф. Л.

В течение охватываемого письмами С.А. периода времени (а это чуть более полутора лет) он пребывает в постоянных разъездах по торговым делам: февраль-апрель 1866 г. -- Ирбитская ярмарка, апрель-май -- Рыбинск, август-сентябрь -- Нижегородская ярмарка. Весь этот круг повторяется и в следующем, 1867 г. То есть, налицо подтверждение характера ростовской торговли, которую Н.М. Щапов охарактеризовал, как "разъездную, базарную¹⁹.

При чем, ни свадьба, ни похороны близких родственников²⁰, ни состояние собственного и Сонечкиного здоровья, ни ее мольбы и тоска не могут служить основанием для отмены запланированной поездки: дело -- прежде всего. Торговый интерес Ф.Л. составляли зерно, мука, крупы, иногда -- сало, мясо. На крупных ярмарках им закупались оптом большие партии товара, которые затем распространялись в розницу.

Так Ф.Л. сделал себе крупный капитал. В 1868 г. мы видим его уже Потомственным почетным гражданином, купцом 2-й гильдии Санкт-Петербурга²¹ В 1887 г. он -- городской голова Ростова с содержанием 1000 рублей в год, имеющий государственные награды -- две золотые медали "для ношения на станиславской ленте" -- за благотворительность и заслуги "по духовному ведомству"²², постоянный жертвователь Музея церковных древностей, человек, стоявший у истоков женского образования в Ростове.

Но это все -- потом. А пока, в 1866-1867 гг. Федор Леонтьевич -- в постоянных деловых разъездах, Сонечка в постоянном беспокойстве и бесконечном ожидании. Но духовная связь между ними -- прочна и надежна, она поддерживается верной и преданной любовью, искренностью, нежностью, удивительной привязанностью, которыми буквально дышат все ее письма. Она писала в каждый почтовый день (это 2 раза в неделю, четверг и субботу) и с каждой возможной оказией.

В среде ростовского купечества бытовали совершенно определенные этические нормы и правила. Например, было заведено, отправляясь по делам, предупреждать о дате отъезда знакомых с тем, чтобы те могли послать с ними родным своим весточку из рук в рук в места возможной встречи. Таким же образом возвращавшиеся домой привозили письма встреченных в пути земляков. Не сделать этого было бы дурным тоном²³.

В августе 1866 г. Сонечка отправила 10 писем: 11-го, 15-го, 16-го, 18-го, 21-го, 22-го, 23-го (2 письма), 26-го, 28-го -- 10 писем за две недели! Ответных писем Федора Леонтьевича не сохранилось, но с достаточной уверенностью можно предположить, что он отвечал исправно и аккуратно. Возможно, сам он не был многословен, но длинных, подробных, откровенных посланий своей молоденькой жены он ожидал с нетерпением и вел им строгий учет: на некоторых ее письмах стоит точная, вплоть до указания часов и минут, сделанная им собственноручно дата их получения.

По письмам Сонечки представляется, что она легко вошла в свою новую семью, стиль жизни которой, очевидно, мало чем отличался от того, что соблюдался в ее собственной. Отношения с родными мужа складываются на основе полного взаимоуважения предупредительными, ласковыми. "Сестрица" Катенька не отходит от нее днем, да и ночует в ее спальне; "папаша" (свекор Леонтий Федорович) высказывает свое расположение заботой о ее здоровье (не пускает на кладбище, поскольку Сонечка недостаточно тепло одета, "без кринолина"²⁴, следит, чтобы она кушала больше (худенькая), видя, что она грустит, пытается порадовать подарком в 50 рублей²⁵ (огромная по тем временам сумма, тем более, что своей супруге Любови Ивановне он более, чем 5 рублей в год, никогда не давал). Все эти свидетельства внимания и расположения она принимает с чувством глубокой сердечной благодарности.

В патриархальной семье Кекиных было так заведено, что деньгами распоряжался глава семьи, и это вполне естественно и оправдано -- именно он деньги зарабатывал. За своими надобностями (ненавязчиво, с большим достоинством) Сонечка обращается к Федору Леонтьевичу: туфельки, ботиночки, кружева, канву, пояса -- все это покупает ей он²⁶ (по меркам); разбираясь в модах, балует молоденькую жену подарками и нарядами: пеплум, который она продемонстрировала в гостях у Полежаевых, сделал настоящий фурор: "здесь такого и не видывали", -- сообщает она ему в одном из писем с удовольствием²⁷.

О том, как проводили время Федор Леонтьевич и София Александровна, когда он был дома, у нас сведений нет. После его отъезда в жизни Сонечки возникала пустота, которую она она старалась заполнить самыми разнообразными делами. Ведением домашнего хозяйства в полном смысле этого слова она не занималась, это была прерогатива "тетушки" (сестры Леонтия Федоровича). С.А. шила, вышивала; имея твердый почерк, помогала свекру в переписке деловых бумаг; занималась с Катенькой, при хорошей погоде выезжала с ней на прогулки²⁸; посещала храмы, монастыри и собор²⁹; следила за тем, чтобы вещи ее и супруга сохранялись в порядке³⁰; вела переписку с родственниками своими и супруга; принимала гостей и ходила в гости³¹.

Ростовское общество 50-60-х годов было удивительно открытым. Об этом писал в свое время И.И. Хранилов³², эту же черту отмечал И.С.Аксаков в своих "Письмах из провинции": "Здесь так же та особенность, что купцы с женами посещают друг друга по вечерам, собираются вместе большими обществами, тогда как в Рыбинсве и Ярославле жены вечно дома, и собрания бывают только в торжественных случаях, сопровождаемые убийственным молчанием. Правда и то, что здесь, собравшись, дамы, если не танцуют, играют в карты; дома же, кроме хозяйства, занимаются чтением, музыкой"³³.

В отсутствие мужа С.А. посещала в основном своих богатых родственников по матери Полежаевых³⁴, живших в прекрасном особняке напротив усадьбы Кекиных. И хотя визиты эти не являлись официальными, в гости полагалось приглашать: "От Полежаевых приходили звать".

Супруга Михаила Михайловича Вера Леонтьевна (ур.Мальгина)³⁵ была для Сонечки авторитетной советчицей по вопросам здоровья, лечения болезней, проблемам деликатного свойства (концу второго года брака С.А. стало беспокоить отсутствие детей). Местным докторам в ее кругу не доверяли, предпочитая им столичых.

Для лечения болезней пользовалась испытанными средствами. Рецепты же лекарств из века 19-го очень просты: настойка калгана от болезни желудка, кишечника и даже опухолей; лавровишневые капли от болей в сердце, "расстроенных нервов", отсутствии сна; парное молоко для общего укрепления; свинцовая примочка от головных болей³⁶.

Культура общения того времени вызывает восхищение. Родственные связи, по письмам С.А., представляются достаточно прочными. Они поддерживались взаимными посещениями, непременными поздравлениями с торжественными и памятными датами, приглашениями (обязательно письменными, доставлявшимися заранее) на важные семейные события. Эти приглашения -- "билеты" -- так же, как и портреты, и фотографии родных, бережно хранились.

Для того, чтобы не пропустить ни одной важной семейной даты, обычно велись записи дней рождения, именин, свадеб, ухода из жизни как близких, так друзей и знакомых.

Память об ушедших близких сохранялась десятилениями. Строго соблюдались родительские субботы. Для "вечного поминовения" в кладбищенские церквы вносились вклады. Посещение могил, особенно в "дни памяти"³⁷, было обязательным.

Система обращений к родственникам, посторонним людям, слугам была четко выверена и строго поддерживалась. Например, к сестрам -- своей собственной и мужа -- Сонечка обращается, используя уменьшительно-ласкательные имена, в письменной речи добавляя определение "сестрица": сестрица Аннеточка, сестрица Катинька. Своих братьев она именует то уменьшительно-ласкательно Николинькой, Мишинькой, Васинькой,с обязательным добавлением слова "братец", то называет их полными именами, например, братец Василий Александрович. Брата же мужа называет только по имени-отчеству: братец Владимир Леонтьевич. Также по имени-отчеству называет жен братьев и мужа сестры. Свекра называет папаша, дядей и теток -- дядюшками и тетушками.

Людей посторонних -- только по имени-отчеству, слуг -- только полным именем, но без отчества Иван, Петр, Александр, Агрофена, но свою горничную -- Настя. Нянюшек никак не называет, просто няня, нянька.

Ростовцы той поры, как отмечают современники, были очень мобильны, легки на подъем³⁸. В письмах С.А есть упоминания о знакомых и родственниках, совершавших поездки за границу -- в Женеву, Париж³⁹. Сама Сонечка, кстати, исключения не составляла. В охватываемый ее письмами период поездки к мужу в Рыбинск (май 1866 г., май 1867 г.), брату Василию Александровичу Кайдалову на свадьбу в Москву (июнь 1867)⁴⁰, являются самыми яркими событиями ее жизни. В одном из последних писем Сонечка упоминает, правда, очень кратко, о "свадьбе казанской" -- Владимира Леонтьевича, брата своего супруга, на которой они вместе с Ф.Л. присутствовали, но подробностей этого путешествия нет.

Судя по письмам С.А., путешествия в то время серьезнейшим образом обставлялись⁴¹. К обеим поездкам идет тщательнейшая заблаговременная подготовка, с выбором спутников (одной в то время даме путешествовать не полагалось), одежды (для свадеб в Москве и Казани заказывались платья в Петербурге, у мадам....) и посуды, укладкой всего необходимого в сундуки, определение их количества.

Существовал определенный ритуал, предшествовавший отправлению в путь. Родные и знакомые заранее предупреждались об отъезде и имели возможность попрощаться с отбывающими. В описываемом случае отъезда в Москву, весь вечер Кекиных навещали родственники и знакомые, прощаясь. Уезжавших из Ростова провожали "до заставы".

Поездки были долгими и утомительными: в первом случае ехали каретой до Ярославля, что занимало почти полдня, затем вечером пересаживались на пароход и плыли всю ночь до Рыбинска; во втором заказывали карету "у Ечкина" (письмо), выезжали до обеда, ехали до "Троицы" (Сергиев Посад), там ночевали и в Москву прибывали поездом. Останавливались в "Чижевских номерах"⁴², а не у родственников -- чтобы тех "не затруднить".

В своих письмах Сонечка не могла обойти вниманием и городские новости и события: болезни и уход из жизни общих знакомых, визиты неожиданных гостей, посещение, таким образом, они в какой-то мере являются своеобразной городской летописью. Жаль, что очень короткой.

Последнее ее письмо датируется 29 августа 1867г. Жить Софии Александровне оставалось чуть больше года. Она скончалась 5 ноября 1868 г. "от воспаления после преждевременных родов"⁴³. Федора Леонтьевича в это время с ней не было.

Воистину -- "Всякий клочок бумаги долговечнее самой долгой человеческой жизни" (С.Т. Аксаков). Письма С.А. Кекиной действительно пережили всех ее родных.

Именно благодаря им мы имеем возможность сделать ряд выводов:
В Ростове конца 60-х гг. XIX в. наличествовал присущий верхнему слою купечества пласт городской культуры, мало нам известной и практически неисследованной, многие аспекты которой (поведенческая культура, культура речи) нуждающийся в детальном ознакомлении и изучении.
Принятые в рамках этой культуры этические нормы позволяют сделать вывод о достаточно высоком уровне ее развития.
Один из показателей этого уровня -- положение женщины названного социального круга в обществе и отношения общества к женщине.
В купеческой семье данного круга соблюдались крепкие моральные устои и традиционный уклад жизни. Экономическая зависимость от мужчины, в силу традиций воспринималась как данность и нередко была чисто номинальной.
Замкнутого образа жизни женщина не вела.
В той среде ростовского купечества, о которой идет речь, воспитание и образование женщины придавалось большое значение.
Естественно, что хорошо образованные матери старались дать своим детям еще более высокое по уровню образование. Дети ровесниц С.А. обучались в гимназиях Ярославля, Москвы, получали образование высшее и переходили в дворянское сословие.
Таким образом, формировался слой ростовской интеллигенции, которая сделала Ростов к.XIX - н.XX вв. процветающим, развитым экономически и просвещенным городом.

1. Николаева, Петров. Светский хороший тон. Москва, 1898 г. Ч. 3. СС. 1,3.
2. РФ ГАЯО Ф. 371. Оп. 2. Д. 56. Л. 2.
3. Указ фонд. Л. 25 об.
4. Генеалогическая схема рода Кайдаловых, собств. Крестьянинововой Е.И.
5. Указ. фонд. Л. 66 об.
6. ОРК и РИ ГМЗ РК. Ф. Кекиных. Д. 39. ЛЛ. 85 об., 87 об.
7. ОРК и РИ ГМЗ РК. Р-468. Л. 6.
8. ОРК и РИ ГМЗ РК. Ф. Кекиных. Д. 39. 8 об.
9. Там же. Л. 4
10. Там же. Л. 40 об.
11. Там же. Л. 28.
12. РФ ГАЯО Ф. 371. Оп. 2. Д. 46. Л. 23
13. ОРК и РИ ГМЗ РК. Р-468. ЛЛ. 1, 1 об.
14. Там же. Л. 1.
15. ОРК и РИ ГМЗ РК. Ф. Кекиных. Д. 39. Л. 37 об.
16. Там же. Л. 56, 56 об.
17. Генеалогическая схема рода Кайдаловых.
18. ОРК И РИ ГМЗ РК. Р-468. Л. 3.
19. Щапов Н.М. Я верил в Россию. М., 1999. С. 13.
20. ОРК и РИ ГМЗ РК Ф. Кекиных Д. 39. Л. 11
21. РФ ГАЯО Ф. 371. Оп. 2. Д. 46. Л. 87 об.
22. РФ ГАЯО Ф. 2. Оп. 1. Д. 1374. ЛЛ. 1-8.
23. ОРК и РИ Ф. Кекиных. Д. 39. ЛЛ. 5, 26, 28.
24. Там же. Л. 11.
25. Там же. Л. 4.
26. Там же. ЛЛ. 40, 42, 21 об., 23 об.
27. Там же. Л. 42 об.
28. Там же. Л. 26 об.
29. Там же. ЛЛ. 23 об., 26.
30. Там же. ЛЛ. 23, 26 об., 84 об.
31. Там же, ЛЛ. 42, 43, 90.
32. Хранилов И.И. Ростовский уезд и город Ростов. Москва, 1859 г. СС. 62, 65, 66.
33. Барсуков Н. Жизнь и труды М. Погодина. С-Петербург, 1898 г. Т. 11. СС. 124-125.
34. ОРК и РИ ГМЗ РК Ф. Кекиных. Д. 39. ЛЛ. 49 об., 52 об., 64 об.
35. Там же. Л. 30 об.
36. Там же. ЛЛ. 37, 38 об.
37. Там же. ЛЛ. 28 об., 52 об.
38. Там же. Л. 37.
39. Там же. ЛЛ. 24, 38.
40. Там же. ЛЛ. 70, 70 об.
41. Там же, ЛЛ. 71, 79, 97.
42. Там же. Л. 51.
43. РФ ГАЯО Ф. 371. Оп. 2. Д. 46. Л. 87 об.